Текст книги "Русские адмиралы — герои Синопа"

Автор книги: Николай Скрицкий

Соавторы: Неизвестный автор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

Один из современников вице-адмирала писал: «...Корнилов был не только уважаем своими подчиненными за свои глубокие познания по всем отраслям морского и военного дела и за редкую справедливость к оценке подчиненных ему людей, но мы утвердительно говорим, что он был искренне любим всеми теми, кто сам честно служил, а их был легион... Правда, не любили его (но все-таки уважали) все те весьма немногие, у которых было рыльце в пушку...»^{1157 1158}

Только работа на износ и полученный ранее опыт позволяли моряку добиваться улучшений во флоте. Усилия по подготовке экипажей и кораблей, совершенствованию портов, маяков, карт и многого другого, необходимого флоту, сказались после начала Крымской войны 1853 – 1856 годов.

* * *

В конце 1852 года Император Николай I обратился к начальникам Главного и Главного морского штабов с запросом, можно ли организовать экспедицию для занятия Константинополя и проливов. Ответы позволили Императору рассчитывать на успех операции. Планом высадки войск в Босфоре был увлечен и В.А. Корнилов, который получил задание спланировать десант. В феврале 1853 года он выполнил эту задачу^1159.

14 февраля на борту пароходофрегата «Громоносец» Корнилов отправился вместе с посольством А.С. Меншикова в Константинополь. Пока светлейший князь вел переговоры, начальник штаба Черноморского флота выполнял особую задачу. 28 февраля на пароходофрегате «Бессарабия» он вышел из Константинополя в Грецию для осмотра находившихся там русских судов. Фактически вице-адмирал изучал состояние турецкого флота и укреплений Босфора и Дарданелл; вернувшись в Николаев 18 марта, он подготовил подробный отчет¹. Отчет этот Корнилов направил генерал-адмиралу, изложив в докладной записке свое мнение о сопротивлении, которое сможет оказать турецкий флот, и о десанте в Босфоре и Килиосе^{1160 1161}.

Сразу же после приезда в Николаев начальник штаба обнаружил, что командир 5-го корпуса фактически подчинил себе Черноморский флот, воспользовавшись слабостью Берха; сухопутные офицеры решали, как грузить войска на суда, использовали для своих целей флотские помещения. Главный командир вооружил флот и почти готовился к войне. Корнилову пришлось, пользуясь именем Меншикова, приостановить открытые приготовления^{1162. Однако он нисколько не отказался от повышения боеспособности флота. Корнилов докладывал Берху об артиллерии, абордажном оружии, барказах1163. 6 мая он направил доклад о содержании Черноморского флота в предусмотренном штатом корабельном комплекте. Вице-адмирал исходил из того, что 18 экипажей способны укомплектовать 18 кораблей. Так как в штате числили восемь фрегатов, столько же кораблей следовало содержать двухдечными, а остальные – трехдечными, приписывая к экипажам пароходофрегаты и малые суда. При этом он считал, что не следует строить новые двухдечные суда, а поддерживать имеющиеся, вставляя в них машины, а трехдеч-ные все строить винтовыми, как и более мелкие суда. Три винтовых корабля уже строили в Николаеве. Машины Корнилов предлагал заказывать в России, чтобы не зависеть от англичан. Николай I одобрил доклад, но повелел первоначально построить шесть трехдечных кораблей, по одному на бригаду Черноморского флота1164.}

В мае 1853 года начальник штаба Черноморского флота и портов утвердил «Программу крейсерства между Босфором и Севастополем», по которой легкие суда (три брига и два фрегата) были высланы для патрулирования в определенных районах западной части Черного моря. 18 мая Корнилов дал командирам крейсирующих судов инструкцию в случае появления иностранных судов немедленно сообщать об этом. Русским морякам не следовало выходить на вид турецких берегов, останавливать торговые суда; им предстояло без особой необходимости стараться избегать столкновений, пока еще не было военного разрыва¹. 8 июня вице-адмирал послал указание М.Н. Станюковичу усилить крейсирующие силы у берегов Кавказа, образовав Северный и Южный отряды^{1165 1166}. Корнилов организовал постоянные крейсерства двух практических эскадр и сам не раз выходил с эскадрой или отрядом пароходов в поисках турецкого флота. Он надеялся вступить в сражение и пополнить корабельный состав трофеями. 5 —12 августа вице-адмирал командовал главными силами флота в учебном плавании. Проведенные 12 августа учения продемонстрировали, как неприятельская эскадра может атаковать Севастопольский рейд и как русская сможет его защитить^{1167. Опыт этого учения использовал П.С. Нахимов при атаке Синопа.}

Подготовка проходила и на суше. В сентябре Корнилов наблюдал за стрельбой нестроевых морских команд из крепостных пушек и был удовлетворен результатами; он также руководил перевозкой войск 13-й дивизии на Кавказ^1168.

Так как осеннее крейсерство на Черном море затрудняла штормовая погода, Корнилов в докладной записке от 1 октября предложил Меншикову занять Синоп и Сизополь, лежащие на пути турецкого подвоза, и сделать их базами крейсирующих сил. Вице-адмирал считал, что в отряды достаточно включить по три корабля, два фрегата, два пароходофрегата и два мелких судна, а гарнизон каждого пункта составить из полка пехоты и батареи. Он предлагал после объявления войны без огласки занять сначала Синоп как более близкий, потом Сизополь. Для высадки десанта начальник штаба считал достаточным отряд из четырех трехдечных кораблей, двух двухдечных и шести больших пароходов, выслав четыре двухдечных корабля и фрегат к Босфору и оставив четыре более старых в Севастополе. Войска следовало перевезти из Севастополя в Синоп и затем из Одессы в Сизополь. Корнилов рассчитывал также на адмиралтейство в Синопе. По его предложению 5 октября в море была выслана эскадра П.С. Нахимова, которая крейсировала у Синопа. Однако занять этот порт, как и Сизополь, русское командование не решилось^{1169. Скорее всего, причиной явилось вмешательство в русско-турецкие отношения Англии и Франции, чьи флоты могли легко блокировать и Синоп, и Сизополь, и оставшийся без части флота Севастополь. Командующий морскими и сухопутными силами в Крыму А.С. Меншиков отверг этот рискованный проект1170.}

11 октября турецкие береговые батареи обстреляли суда Дунайской флотилии, проходившие вдоль русского берега Дуная. Как только в Севастополе стало известно о начале боевых действий, Корнилов предупредил П.С. Нахимова, находившегося в крейсерстве. 16 октября он предложил для усиления обороны базы распределить силы флота в Севастополе на две эскадры; в случае выхода первой второй следовало расположиться для обороны входа в бухту. Вице-адмирал предписал усилить обучение моряков, находящихся на берегу, стрельбе из береговых орудий, и устроить на возвышенностях телеграфы для сообщения о видимых на горизонте судах. В тот же день начальник штаба издал приказ о повышении боевой готовности кораблей Черноморского флота, в котором писал: «...считаю обязанностью предупредить флагманов, командиров кораблей и других военных судов, что, несмотря на мирную стоянку на Севастопольском рейде, суда должны быть всякую минуту готовы к выходу в море для поражения неприятеля...»¹

23 октября Корнилов с отрядом пароходов вышел на разведку и обошел берега Румелии от устья Дуная до Босфора в поисках турецкого флота. Выяснив, что турки готовят эскадру к берегам Кавказа, начальник штаба флота вернулся в Севастополь^{1171 1172}. Послав фрегат с предупреждением Нахимову и подкрепление к Сухум-Кале, сам он по приказу Меншикова с эскадрой из трехдечных кораблей 29 октября направился на перехват турецкой эскадры; в Севастополе оставалась эскадра контрадмирала Вульфа. Так как война не была объявлена, Корнилов отдал приказ захватывать и истреблять турецкие военные суда и те купеческие, на которых есть войска или грузы турецкого правительства^1173.

Турецкий флот встретить не удалось, и Корнилов передал командование парусной эскадрой Ф.М. Новосильскому, послав его на встречу с Нахимовым. Пересев на пароходофрегат «Владимир», начальник штаба Черноморского флота и портов отправился в Севастополь. Утром 5 ноября с борта парохода увидели парусную эскадру и дым парохода. Приняв эскадру за корабли Нахимова (на самом деле то были фрегаты Осман-паши, направлявшиеся от Босфора на Кавказ), вице-адмирал приказал править на дым. Он намеревался пополнить флот так необходимыми пароходами. В жестоком бою «Владимир» овладел турецким пароходом «Перваз-Бахри», и Корнилов повел его на буксире в Севастополь, упустив возможность обнаружить турецкую эскадру, идущую в Синоп^1174.

Вернувшись в Севастополь, Корнилов писал: «Имею теперь полное понятие о сражении пароходов между собою, об особой тактике, которую они должны соблюдать»¹. 7 ноября он запросил разрешения Верха включить «Перваз-Бахри» в состав Черноморского флота; 22 ноября трофейный пароход по воле Императора был переименован в «Корнилов»^{1175 1176}.

Высоко оценивая значение паровых судов, в приказе по флоту в октябре 1853 года В.А. Корнилов требовал: «Пароходам, имеющим артиллерию, усугубить заботливость об усовершенствовании тревоги; особенно стараться усилить носовую и кормовую артиллерию и приучить прислугу к верному и быстрому прицеливанию и точному действию бомбами. Пароходным командирам надлежит также иметь под руками всевозможные средства исправления повреждений в машине, в котлах, паровиках и трубах... Пароходные командиры должны также обдумать меры, дабы всегда предупредить замешательство, могущее произойти от перебитого штур-троса, ибо руль на пароходе еще важнее, чем на парусном судне, за неимением на пароходе правильной парусности, заменяющей иногда руль»^{1177. Позднее Корнилов предлагал командирам паровых кораблей учитывать преимущества своей дальнобойной артиллерии, не подставлять выстрелам противника борт (колеса и машину). В крейсерстве у Босфора он заметил, что разные сорта угля дымят по-разному, и рекомендовал перед крейсерством подбирать уголь менее дымный для большей скрытности судна1178.}

Получив известие от Нахимова о турецкой эскадре в Синопе, начальник штаба флота сделал все возможное, чтобы усилить крейсирующую эскадру. Только неисправность нескольких пароходов помешала пылкому моряку прибыть к началу Синопского сражения, но его паровой отряд успел принять участие в перестрелке с бежавшим турецким пароходофрегатом и буксировал поврежденные корабли эскадры Нахимова. 28 ноября моряка наградили орденом Св. Владимира II степени «за отличные распоряжения при военных действиях Черноморского флота»^1179.

Зимой основные усилия уходили на ремонт кораблей, пострадавших за время кампании и особенно в Синопском сражении. 3 января 1854 года вице-адмирал писал: «...Корабли наши покуда не в полной готовности. Герои Синопа потребовали мачт новых и других важных рангоутных дерев, а старики надорваны усиленным крейсерством в глубокую осень и нуждаются в капитальных исправлениях; меры берем, но нелегко исправить без адмиралтейства и без запасов...»¹ Только к летней кампании корабельный состав был приведен в порядок.

Корнилов пытался активизировать развитие отечественного парового машиностроения. Он рассчитывал на заводы Мальцева; те изготавливали паровые машины для кораблей, которые строили в Николаеве. 22 апреля 1854 года начальник штаба писал вице-адмиралу Метлину, который возглавлял хозяйственную и кораблестроительную часть Черноморского флота: «Нельзя ли поторопить дело по заготовке машин у Мальцева. Желательно было бы попытаться...»^{1180 1181} 25 апреля тому же адресату вице-адмирал с горечью сообщал: «Мальцево дело возвращено с надписью князя, которою оно, к большому моему сожалению, опять отсрочено. Но что делать, такова, вероятно, судьба развития этой, по-моему, важной для России промышленности...»¹¹⁸²

Одновременно Корнилов занимался усовершенствованием обороны Севастополя. Уже зимой моряки соорудили батареи в глубине рейда, а весной начали строить батареи при входе на рейд. Поперек Северной бухты протянули бон из бревен. На берегу организовали наблюдательные пикеты, погасили маяки, сняли навигационные знаки на случай появления неприятельского флота^{1183. 22 января Корнилов выпустил боевое расписание корабельных команд и береговых частей на случай обороны Севастополя с суши. В расписании он указал, где на суше следовало собираться экипажу того или иного корабля или судна, оставив на борту только караул1184. Это были первые шаги подготовки к обороне Севастополя, не имевшего почти укреплений со стороны суши.}

17 февраля Корнилов выпустил боевое расписание Черноморского флота на случай нападения противника с моря. В расписании было указано расположение судов и их задачи^{1185. На случай атаки Севастополя с моря и высадки десанта неприятеля вице-адмирал 18 марта разработал специальную инструкцию. Она предусматривала разные варианты нападения1186.}

В марте 1854 года Англия и Франция объявили войну России. Неоднократно английские и французские корабли появлялись перед Севастополем и другими портами, захватывали мирные суда, 10 апреля обстреляли Одессу и безуспешно пытались высадить десант. Основные силы Черноморского флота оставались в готовности. 18 апреля, после

появления неприятельского флота у берегов Крыма, В.А. Корнилов отдал приказ об усилении бдительности экипажей кораблей:

«Появление англо-французской эскадры у самого входа в Севастополь и близкий подход винтового английского корабля «Агамемнон» под флагом контр-адмирала Аайонса к бухте с намерением остаться на ночь под нашим берегом требует со стороны судов флота особой бдительности и совершенной готовности в самое короткое врел4Я сняться с якоря и следовать для атаки неприятеля. Нет надобности после сего объяснять командирам, как важно, чтобы на судах, им вверенных, от захождения до восхождения солнца все без исключения были в сборе, и, конечно, они давно уже завели порядок, на каждом военном судне в военное время наблюдаемый, перед вечернею зарею делать перекличку по пушкам и раскладывать все принадлежности к бою, но к этому я считал бы полезным присовокупить, что командирам необходимо, покуда неприятель в виду, после переклички завести осмотр, все ли готово: 1) к внезапной съемке с якоря; 2) к быстрой высылке стрелковых абордажных партий, для которых предварительно изготовлять патроны; 3) пароходам – чтобы развести пары с возможною поспешностию и потом буксировать корабли и 4) брандвахте – к разводу бона»¹.

Трудности создавал и недостаток материалов для вооружения кораблей. Требовались канаты на такелаж, парусина на матросские койки. Из-за блокады союзников пришлось старые корабли оснастить старьем, чтобы они могли выполнять роль плавучих батарей. В переписке с Н.Ф. Метлиным Корнилов рекомендовал не торопиться посылать пароход «Эльборус» с необходимыми материалами, пока противник не удалится^{1187 1188}. Он беспокоился и об обороне Николаева^{1189. Однако бездействие мучило моряка. Узнав о захвате севшего на мель под Одессой английского пароходофрегата «Tiger», он в письме Ф.Ф. Матюшкину задавал себе вопрос: «Сравнивая это дело с делом «Колхиды», невольно призадумаешься и придет на мысль, следует ли с нашим Черноморским флотом, ныне состоящим из 12 кораблей и 7 фрегатов, готовых бить и насмерть, смотреть со смирением на блокирующих Севастополь 18 союзных кораблей с причетом пароходов. Конечно, мы не можем пожаловаться, чтобы они нас беспокоили...»1190}

Флот принимал пополнение из старослркащих, еще два корабля должны были войти в строй к концу мая⁵. Пользуясь туманом, «Эльборус»

проскочил из Николаева в Севастополь, но трудности с такелажем и углем оставались¹. Корнилов распределил наличные силы на четыре эскадры по три корабля. Несмотря на присутствие многочисленных союзных кораблей, эскадры с 15 мая поочередно проводили учебные плавания^{1191 1192}.

¹ 18 августа Корнилов писал в приказе: «Удовлетворительное состоя

ние морских работ на кораблях дает возможность прекратить ежедневный выход корабельного отряда для крейсерства в виду Севастополя... Объявляя о сем прекращении крейсерства корабельных отрядов, я пользуюсь случаем, чтобы объявить флагманам, командирам, офицерам и командам признательность начальства за то усердие, с которым корабли в продолжение трех месяцев поддерживали крейсерство»^1193.

Пароходы сняли войска Кавказской береговой линии, вели разведку и патрулирование, вступали в стычки с неприятельскими пароходами-разведчиками. Сам Корнилов не раз выходил на пароходах для рекогносцировки^{1194. В первых столкновениях моряки отрабатывали тактику парового флота. Однако недостаток паровых судов сказывался, и Корнилов сожалел: «Стесняет нас только недостаток пароходов, приходится или терпеть подобно одесскому оскорблению, или ставить на карту последние ресурсы. Сердце раздирается, а пособить нечем»1195.}

Пароходы «Владимир», «Эльборус», «Тамань» выходили в море, проводили разведку, действовали на коммуникациях у берегов неприятеля. Отправляя «Эльборус» в поход, вице-адмирал беспокоился. Он писал: «Конечно, важно пугнуть их в тылу, но не менее важно сохранить суда наши до благоприятного времени в целости»^1196.

Особую сложность составляла острая нехватка топлива, из-за чего не всегда можно было выслать пароходы в море. На 1854 год интендантство запланировало поставки угля вдвое меньше, чем в предыдущем, ибо поставки иностранного угля сократились, а своих шахт почти не было. Корнилов в феврале побркдал Черноморское интендантство: «Дело доставки антрацита для нас теперь одно из самых важных»^{1197. 10 мая 1854 года он писал Метлину: «...будет ли у нас уголь-антрацит? Нельзя не выказывать признаков жизни, а всякое разведение паров уменьшает имеемый запас»1198. К примеру, когда 23 июня на горизонте показался неприятельский пароход, Корнилову пришлось отказаться от преследования, чтобы не тратить уголь1.}

Корнилов заботился об экипажах. Когда выяснилось, что число больных выросло из-за того, что матросы спят не в подвесных койках, а на палубах, вице-адмирал издал приказ: «...я вынужденным нахожусь напомнить командирам судов, что таковое несоблюдение правил морской жизни, заведенных с давних времен всеми нациями... отнесено будет начальством к неспособности к командованию, ибо нераспорядительность или беспечность в отношении к сохранению здоровья команды не должна быть ничем извиняема»^{1199 1200}.

Так как угроза нападения все возрастала, 1 июля 1854 года в дополнение к созданным десантным батальонам Корнилов приказал П.С. Нахимову сформировать еще два резервных батальона из моряков с кораблей; он давал указания об использовании морских сил на суше и интересовался наличием ружей на кораблях, которые можно было бы использовать на берегу. В дневнике вице-адмирал описывал поиски пароходофрегатов. Но одновременно Корнилов беспокоился и о строительстве сухарного завода, и о медленной переделке корабля «Трех Иерархов» в винтовой^1201.

Все мирные заботы окончились, когда 1 сентября на горизонте мимо Севастополя прошел гигантский флот союзников. Знавший состояние обороны базы флота, Корнилов был полон мрачных предчувствий. В письме брату он писал: «...Ha-днях должно решиться: быть или не быть, надеюсь, Черноморскому флоту, а не России. Для матушки [России] временная потеря и Крыма флота – ничего. Она не в таких казусах была и выходила славнее и сильнее, а будущее не кончилось, она слишком молода и крепка. Бог да хранит всех нас»^1202.

Для досужих размышлений времени не оставалось. 2 сентября Корнилов направил П.С. Нахимову отношение о приведении флота в боевую готовность и формировании из экипажей кораблей батальонов; следовало оставить на борту лишь людей для спасения от пожаров^{1203. В тот же день он отдал диспозицию флоту, отправил часть моряков на сушу и отряд – на Альму. Работы в порту прекращались, и усилия обратили на оборонительные работы, в первую очередь на Северной стороне1204.}

В начале сентября 1854 года англо-франко-турецкая армия высадилась в Крыму, у Евпатории. Приняв первые меры к защите Севастополя, остававшегося почти без войск, вице-адмирал выехал к армии. 6 сентября он посетил ставку Меншикова на реке Альма, 8-го числа узнал о наступлении союзников и вновь направился к Альме¹. В тот день произошло сражение. Потерпевшая при Альме поражение русская армия отступила, открыв дорогу к Севастополю.

Еще 7 сентября, готовясь к решительным боям, В.А. Корнилов написал завещание. Не имея крупного состояния, он в основном мог завещать детям честное имя и советы, как жить:

«Моя последняя воля.

Полагал бы семейству нашему, пока дочери малы и лучшее для них воспитание есть домашнее под наблюдением и в правилах и в примере такой редкой и заботливой матери, жить в сельце Ивановском. Там могли бы несколько устроиться дела и отклониться недостаток предстоящий при всякой городской жизни.

Все мое движимое и недвижимое должно поступить в полное распоряжение моей супруги, с которой мы в продолжение 17 лет жили в любви, дрркбе и, могу сказать, в примерном согласии.

Детям завещаю: мальчикам – избрав один раз службу государю, не менять ее, а приложить все усилия сделать ее полезною обществу, не ограничиваясь уставом, а занимаясь с любовию, изучая всеми своими способностями то, что для полезнейших действий пригодно. Лучший пример для них в отношении последнего их дед, и дядя, и, могу смело сказать, – отец. Дочкам следовать во всем матери.

Мои бумаги все собраны, равно как бумаги и все то, что относится к благодетелю моему Михаилу Петровичу Лазареву, к семейству которого желал бы, чтобы дети мои сохранили особую дружбу и старались быть ему при всяком случае полезными. Извлечение из бумаг этих, особенно последних, может быть полезным.

Затем, благословляя жену и детей, я со спокойствием готов кончить, как жил для блага моей родины, которую бог не оставит и которая, конечно, по окончании неправедно начатой с нею войны станет еще выше в судьбах наций»^{1205 1206}.

После известия о поражении на Альме 9 сентября Корнилов собрал военный совет. Оставалось неизвестно, где находится Меншиков с армией. Вице-адмирал предложил выйти со всеми силами флота и атаковать превосходящего неприятеля; однако большинство участников совета согласились с предложением капитана 1-го ранга А.А. Зорина (Зарина) закрыть вход на рейд затопленными кораблями, а экипажи и артиллерию флота использовать для обороны с суши, чтобы спасти базу. Корнилов не согласился с решением совета и приказал готовить флот к выходу. Однако прибывший к Севастополю Меншиков приказал то же, что решил совет, и заявил, что в случае неподчинения начальнику штаба Черноморского флота и портов следовало выехать в Николаев¹.

Корнилов был вынужден подчиниться. 9 сентября он отдал приказ о затоплении части кораблей и распределении остальных для обороны подходов с моря; их также следовало приготовить к затоплению в случае сдачи города^{1207 1208}. В ночь на 11 сентября пять кораблей и два фрегата затопили поперек входа в бухту; в спешке с них даже не сняли пушки, порох и провизию^1209.

Поднимая дух моряков, Корнилов писал в приказе 11 сентября:

«Товарищи! Войска наши после кровавой битвы с превосходным неприятелем отошли к Севастополю, чтобы грудью защищать его. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах. Он привел двойное число таких, чтобы наступить на нас с моря; нам надобно отказаться от любимой мысли – разразить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства.

Главнокомандующий решил затопить 5 старых кораблей на фарватере; они временно преградят вход на рейд, и вместе с тем свободные команды усилят войска.

Грустно уничтожить свой труд; много было употреблено нами усилий, чтоб держать корабли, обреченные жертве, в завидном свету порядке, но надобно покориться необходимости.

Москва горела, а Русь от этого не погибла, напротив, встала сильней. Бог милостив! Конечно, он и теперь готовит верному ему народу русскому такую же участь...»¹²¹⁰

В тот же день Корнилов отдал приказы о сформировании из команд потопленных кораблей шести батальонов, об отправке четырех батальонов в Северное укрепление. Вице-адмирал стал фактическим руководителем обороны Севастополя. Он по приказу Меншикова вступил в командование войсками на Северной стороне, которой непосредственно угрожали союзники, и назначил начальником штаба В.И. Истомина. На южной стороне Меншиков назначил командовать вице-адмирала П.С. Нахимова^1211.

Корнилов усиленно занимался обороной Северной стороны в основном силами перешедших на сушу моряков, сформированных в батальоны. 13 сентября он отдал приказ о действиях кораблей при обороне Северной стороны в случае отступления армии¹. Вице-адмирал заявлял: «С Северной стороны ретирады нет; все, кто туда попал, ляжет навеки»^{1212 1213}. Он готовился стоять насмерть. Однако союзники, также немало пострадавшие в сражении при Альме, не решились атаковать практически беззащитную с суши Северную сторону и решили перейти к Южной стороне. Эта задержка в несколько дней позволила русскому командованию приготовиться к обороне. Руководство подготовкой и самой обороной легло на В.А. Корнилова.

Когда союзная армия двинулась к Южной стороне, туда же переехал и начальник штаба Черноморского флота и портов, чтобы вместе с Нахимовым защищать Севастополь. 13 сентября по предложению Нахимова он принял обязанности начальника штаба войск, расположенных в Севастополе. Генерал-лейтенант Моллер, которого Меншиков назначил начальником гарнизона, приказал начальникам войск выполнять все приказания вице-адмирала Корнилова^1214.

Уже 11 —12 сентября по приказу Корнилова из моряков были сформированы 17 флотских батальонов численностью 12 тысяч человек^{1215. Так как А.С. Меншиков вышел из Севастополя к Бахчисараю, чтобы удержать сообщение Крыма с Россией, морские батальоны и небольшие оставленные князем войска составили гарнизон. 14 сентября всю линию обороны Южной стороны распределили на три дистанции во главе с генерал-майором Аслановичем, вице-адмиралом Ф.М. Новосильским и контр-адмиралом В.И. Истоминым. Основную силу обороны составили моряки во главе с наиболее энергичными офицерами. При помощи жителей города за несколько дней были сооружены полевые укрепления, оснащенные сотнями морских и полевых пушек. Когда союзники приблизились к Севастополю, они вместо беззащитного города столкнулись со свеженасыпанными бастионами, не решились на штурм и перешли к осаде1216.}

Корнилов понимал опасность положения Севастополя и в докладной записке 19 сентября А.С. Меншикову писал, что необходимо удвоить пятнадцатитысячный гарнизон, чтобы удержать оборонительную линию в 7 верст^{1217. 26 сентября начальник штаба отдал приказ о мерах для отражения атак противника в дневное и ночное время, 28 сентября – о создании запасных артиллерийских парков, 1 октября – о мерах предохранения войск во время бомбардировок. Настаивая на упорной обороне, Корнилов также требовал, чтобы войска наладили взаимодействие, чтобы зря не тратили снаряды (подвоз которых был затруднен) и стреляли только тогда, когда выстрелы могли принести очевидную пользу. Он предписывал держать у орудий лишь необходимых людей, всех остальных укрывая в блиндированных навесах, чтобы уменьшить потери1.}

Корнилов и Нахимов занимались организацией обороны, снабжением войск и массой других вопросов, которые ставила жизнь. В частности, на сухопутных укреплениях сохранили те же порядки, что и на кораблях Черноморского флота. Обычно гарнизон батареи или бастиона составляли моряки с одного корабля во главе со своими офицерами. Корнилов отмечал: «Матросы особенно одушевлены и с жаждой помышляют о битве за родину»^{1218 1219}. В начале октября батальоны вновь переформировали в 16 флотских экипажей. То, что обороной руководили всем известные флотоводцы, поднимало дух. Вице-адмиралы постоянно объезжали укрепления, демонстрируя спокойствие и присутствие духа. Начальник штаба опирался на опыт инженера Тотлебена и других специалистов.

Считая, что цель неприятеля – уничтожение флота и его базы, Корнилов писал: «Потеря и того и другого невозвратима для России; даже последующее истребление всей неприятельской армии на развалинах Севастополя не вознаградит... конечное разрушение этого важного порта, всего Черноморского флота не только с кораблями, но и с офицерами и матросами, приготовленными такими долговременными постоянными трудами»^1220.

18 сентября армия Меншикова прибыла к Северной стороне. Связь Севастополя с Россией сохранилась. Корнилов продолжал руководить обороной Южной стороны. Он готовил инструкции и приказы не только для моряков, но и сухопутным войскам гарнизона. Добиваясь минимальных потерь, вице-адмирал предписывал оставлять у орудий минимум людей, остальных при обстреле рассредоточивая и укрывая. В то же время он настаивал, чтобы стрельба орудий продолжалась, пока противник не ворвется на батареи, а стрелки и артиллеристы в это время должны были встречать врага холодным оружием^1221.

Уже в сентябре защитники, кроме подготовки к обороне, начали совершать вылазки, в которых отличались моряки. Корнилов отмечал эти успехи в приказе 3 октября¹. Вице-адмирал неустанно руководил обороной. Он демонстрировал свою храбрость, ежедневно бывая на укреплениях под огнем. Корнилов говорил перед первой бомбардировкой Севастополя: «Не время думать теперь о безопасности; если завтра меня где-нибудь не увидят, то что обо мне подумают?»^{1222 1223}

5 октября 1854 года союзники начали общий обстрел Севастополя с суши и моря, однако огромный расход боеприпасов не принес им успеха. К несчастью, В.А. Корнилов уже не мог увидеть ни неудачи первой бомбардировки, ни последующих штурмов. Во время объезда укреплений 5 октября он был поражен ядром на Малаховом кургане и вечером скончался. Последние его слова были: «Отстаивайте же Севастополь!»

Похоронили флагмана в склепе Владимирского собора, рядом с М.П. Лазаревым. Очевидец вспоминал: «Вечером б октября были похороны адмирала Корнилова. Мало мне приходилось видеть подобных похорон. Плакали не только офицеры, к нему приближенные: плакали чужие, плакали угрюмые матросы, плакали и те, которым слеза была незнакома с пеленок...»¹²²⁴

Мечты В.А. Корнилова о славных победах Черноморского флота под его командованием так и не осуществились. Если не считать боя «Владимира», сам вице-адмирал не руководил крупными сражениями. Однако составленный им план обороны Севастополя защитники осуществляли до самого конца. Стойкость русских воинов, благодаря организации начальника штаба Черноморского флота и его соратников, уже в дни первой бомбардировки продемонстрировала, что ни с моря, ни с суши взять легко главную базу флота не удастся.