Текст книги "Русские адмиралы — герои Синопа"
Автор книги: Николай Скрицкий
Соавторы: Неизвестный автор
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)
Но с выходом флота и удалением армии, что бы последовало? Город был бы взят, и неприятель торжествовал бы занятие первого русского порта. А что важнее для России: порт или флот? Конечно, порт, – это ключ Черного моря»749 750.
Корнилов, не оставляя надежды убедить Меншикова, приказал готовить корабли к выходу и поехал к князю, но тот оказался тверд. 9 (21) сентября вице-адмирал вместо ордера о выходе в море приказал: «Корабли расстановить по назначенной в плане диспозиции, из них же старые: «Три Святителя», «Уриил», «Селафаил», «Варна» и «Силис-трия» и фрегаты «Флора» и «Сизополь» затопить на фарватере... Все корабли, на позиции стоящие, также должны быть готовы к затоплению, буде придется уступить город»1. В приказе ему пришлось признать: «Выход в море для сражения с двойным числом неприятельских кораблей, не обещая успеха, лишит только бесполезно город главных своих защитников»751 752.
Разумеется, Нахимову было горько принимать решение о затоплении тех кораблей, которые он готовил к сражениям. В числе первых ко дну предстояло пойти и любимому кораблю флагмана «Силистрии». Для человека, который всю жизнь посвятил флоту, такой шаг напоминал заклание члена семьи. Но Нахимов на совете промолчал, не желая вносить противоречия в отношения с Корниловым, которого признавал единственным способным заменить М.П. Лазарева в руководстве флотом. Он прекрасно понимал, что важнее любой ценой удержать Севастополь, чем сохранить парусные корабли, ценность которых все уменьшалась.
Корабли затопили 11 сентября; совместно с боном они защитили вход на рейд. Один из моряков позднее писал: «Трудно вообразить это грустное чувство при виде погружающегося родного корабля. Корабль не есть просто соединение дерева, железа, меди и снастей, нет – это живое существо, способное понять все хлопоты, старания, труды о нем и отблагодарить вас с полной благодарностью...»753 Безусловно, такие же чувства обуревали Нахимова. Но он не мог предаваться отчаянию. Следовало готовиться к обороне базы флота.
11 сентября, узнав о выходе союзников к Бельбеку, Меншиков решил перевести главные силы к Бахчисараю, чтобы сохранить сообщение с Россией. Он был уверен, что неприятель атакует слабо укрепленную Северную сторону. Вряд ли эти укрепления могли долго продержаться против превосходящих сил. Однако союзники, зная о затоплении кораблей и получив от татар преувеличенные сведения о мощи Северного укрепления, решили атаковать Севастополь с неукрепленной Южной стороны. Другой причиной явилась необходимость организовать базу снабжения с моря в Камышевой и Балаклавской бухтах вблизи Севастополя. 13 (25) сентября союзные войска направились к Южной стороне. Задержка наступления противника позволила как отвести русские полки к Севастополю, так и готовить город к обороне754. Когда же перед войсками союзников стали видны спешно построенные на Южной стороне укрепления, союзное командование отказалось от немедленного штурма и решило перейти к осаде.
J^=
Укрепления эти возвели моряки и население Севастополя.
Уходя из Севастополя, Меншиков отдал приказ: «Генерал-лейтенанту Павловскому, окончившему возложенное на него поручение по Северному укреплению, сдать начальство над оным генерал-адъютанту Корнилову, на которого возлагается оборона всей Северной части Севастополя. Заведование морскими командами, отделенными для защиты южной части Севастополя, поручается вице-адмиралу Нахимову»1. Формально начальником гарнизона оставался престарелый начальник 14-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Ф.Ф. Моллер, которому подчинялись Корнилов и Нахимов. Князь не указал, каковы должны быть взаимоотношения между ними. Вероятно, адмирал полагал, что любые меры уже бесполезны и Севастополь доживает последние дни.
Чтобы поднять дух команд, Корнилов 11 сентября издал приказ по флоту о необходимости затопления кораблей и защиты Севастополя: «Товарищи! Войска наши после кровавой битвы с превосходным неприятелем отошли к Севастополю, чтоб грудью защищать его. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах. Он привел двойное число таких, чтобы наступить на нас с моря; нам надобно отказаться от любимой мысли – разразить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства...»755 756
В тот же день Корнилов отдал приказ о формировании из корабельных команд батальонов для обороны Севастополя с суши, приказал отправить морские батальоны для обороны Северной стороны757.
Нахимов оказался в сложном положении. 12 сентября он рапортовал адмиралу М.Н. Станюковичу, что не в состоянии совмещать обязанности, и просил передать командование эскадрой младшему флагману; однако Меншиков приказал отменить назначение вице-адмирала командиром морских команд на берегу и предписал оставаться на рейде с флагом758.
Несколько дней Севастополь оставался почти беззащитен от штурма и мог стать легкой добычей противника. Ожидая неизбежного, по его мнению, захвата города с суши, Нахимов решил защищать главную базу на берегу, а оставшиеся корабли затопить, чтобы они не достались врагу. Решительный на море, вице-адмирал на сухом пути избрал, как ему казалось, наилучший выход, чтобы выполнить приказ о защите Южной стороны. 14 сентября он отдал приказ № 129: «Неприятель подступает к городу, в котором весьма мало гарнизона; я в необходимости нахожусь затопить суда вверенной мне эскадры и оставшиеся на них команды с абордажным орркием присоединить к гарнизону. Я уверен в командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться как герой: нас соберется до трех тысяч; сборный пункт на Театральной площади. О чем по эскадре объявляю»1.
Нахимов, для которого флот являлся и жизнью, и семьей, мог решиться на такой шаг только в крайнем случае, ибо понимал, что потеря Севастополя грозит потерей флота, а при сохранении главной базы флот можно вновь построить. В условиях безвластия при незнании обстановки, тем более после затопления части флота для защиты с моря, этот шаг казался оправданным.
Утром 14 сентября на корабли поступил приказ после поднятия сигнала на «Двенадцати Апостолах» начать затопление. В 8.30 такой сигнал появился, и началось затопление корабля «Ростислав», но вскоре было прекращено759 760. В события вмешался Корнилов. В планы командования уничтожение всех кораблей не входило. Как человек, отвечающий за флот, начальник штаба в 10.00 передал запрещение исполнять под угрозой наказания приказы Нахимова о затоплении или сожжении кораблей до подтверждения этого сигнала с корабля «Великий князь Константин», где находился начальник штаба флота761.
Сам Корнилов предпринимал решительные меры для обороны собственными силами. Еще летом 1854 года, понимая недостаток знаний в организации сухопутной обороны, вице-адмирал изучал военную литературу. Участник обороны вспоминал: «Справочные книги военных наук не сходили со стола его, и постоянным его чтением в свободные минуты была история»762.
В распоряжении обороняющихся состояли 17 морских батальонов (в том числе 7 из экипажей затопленных кораблей) численностью до 10 тысяч человек плюс 5 резервных из команд кораблей, стоявших в бухте. Сверх того Меншиков оставил 8 резервных батальонов и 6-й саперный батальон. Всего насчитывалось около 20 тысяч мало обученных сухопутному делу войск (вместе с арестантскими ротами). Из них около 12 тысяч наиболее боеспособных войск Корнилов сосредоточил в Северном укреплении763. Приняв командование, он отдал приказ об организации обороны и назначил начальником штаба контр-адмирала В.И. Истомина. Флагман говорил: «С Северной стороны ретирады нет; все, кто туда попал, ляжет навеки»1.
Когда 13 (25) сентября союзные войска двинулись к Южной стороне, вице-адмирал приказал основную часть войск переправить на Южную сторону, оставив на Северной небольшой отряд764 765. Он знал, что Нахимов располагал всего 6000 солдат и матросов на семи километровую слабоукрепленную позицию. Жандр позднее писал: «Убедившись, что главная союзная армия переходит на Южную сторону, он приказал перевезти с рассветом в город одиннадцать флотских батальонов... Святая ревность гражданина говорила ему, что его долг не оставаться на Северной стороне, хотя он и назначен начальником ее, что его место там, где он наиболее нужен; и Корнилов, не колеблясь, поручил Северную сторону капитану 1-го ранга Бартеневу и поехал к Нахимову»766.
Благодаря прибытию этих войск и стало возможным отказаться от затопления кораблей, начатого Нахимовым. 13 сентября город объявили на осадном положении767. Уже на следующий день, когда стало ясно, что штурма не будет и союзники приступают к осаде, все усилия направили на оборону города с суши, в мирное время почти не существовавшую. Первым делом Корнилов пригласил к себе на квартиру Нахимова и начальника гарнизона генерал-лейтенанта Ф.Ф. Моллера, чтобы решить вопрос о единстве командования. Нахимов с радостью подчинился Корнилову, которого считал единственным подходящим для руководства обороной человеком. Моллер, не обладавший никаким влиянием, также согласился с его главенством и издал приказ по гарнизону, формально поставивший Корнилова во главу обороны: «Предлагаю всем гг. начальникам войск исполнять все приказания господина вице-адмирала генерал-адъютанта Корнилова, принявшего на себя обязанности начальника штаба всех войск, расположенных в городе Севастополе, как утвержденные распоряжения»768.
Взяв на себя ответственность, 14 сентября Корнилов записал в дневнике: «Целый день занимался укреплением города и распределением моряков, за исключением 4 батальонов, переведенных на городскую сторону. Итого у нас набирается 5 тысяч резервов Аслановича и 10 тысяч морских разного орркия, даже с пиками. Хорош гарнизон для защиты каменного лагеря, разбросанного по протяжению многих верст и перерезанного балками так, что сообщения прямого нет. Но что будет, то будет. Положили стоять...»1
Несколько дней не было известно, куда ушли войска. О их расположении не знал даже Корнилов, который писал об этом в дневнике 13 – 15 сентября769 770. Но вице-адмирал не терял бодрости духа. 14 сентября он вместе с Нахимовым разработал «Диспозицию по обороне города Севастополя», которая предусмотрела разделение линии обороны на три дистанции под командованием генерал-майора Аслановича, вице-адмирала Ф.М. Новосильского и контр-адмирала В.И. Истомина. Семиверстную оборонительную линию занимали 7 пехотных и 16 флотских батальонов численностью до 18 тысяч человек с 16 полевыми и морскими десантными орудиями. Этим войскам предстояло принять атаку неприятельских сил. Шесть батальонов составили резервы. Чтобы уменьшить разобщенность войск, Нахимов организовал соорркение плавучего моста через Южную бухту771.
Корнилов призвал к участию в постройке укреплений всех севастопольцев. На работы выходили не только солдаты и матросы, но также гражданское население, включая женщин и детей. Вице-адмирал обращался к защитникам города с проникновенными словами. Постоянное появление на работах Корнилова и Нахимова, не только занимавшихся укреплениями, но и говоривших с солдатами и матросами, подбадривало защитников. С другой стороны, убежденность простых воинов в том, что врага можно одолеть, поддерживала уверенность командования в успехе обороны. Со временем эта уверенность все более опиралась на возросшие возможности обороняющихся.
16 сентября, зная о том, что противник перешел на Южную сторону, Меншиков вернулся к Севастополю и расположил войска между крепостью и Бельбеком, нависая угрозой над неприятелем. Корнилов 19 сентября обратился к Меншикову с докладной запиской о необходимости увеличения гарнизона Севастополя772. Видимо, его обращение подействовало. Адмирал 17—20 сентября послал подкрепления, которые усилили гарнизон до 35 тысяч человек. Его действующий отряд насчитывал 25 600 человек. Численно русские силы не уступали неприятельским773.
Используя опыт и знания инженера Э.И. Тотлебена, Корнилов давал указания по сооружению силами моряков укреплений, которые те же моряки и должны были защищать. Со временем на берегу организовали флотский порядок. Известный морской артиллерист Пестич писал: «Вся оборонительная линия (кроме 6-го бастиона и малого числа мортир) была вооружена морскими орудиями и снабжалась в продолжение всей обороны морским ведомством. Таким образом, наша оборонительная линия до некоторой степени представляла собой прежний наш Черноморский флот, перешедший на берег со всеми судовыми порядками и морской обстановкой. Так, например, прислуга при орудиях, состоявшая из морских команд, действовала по правилам морского артиллерийского учения, принятого на кораблях. На батареях командовали артиллерией те же лейтенанты, которые были батарейными командирами на судах. Установка артиллерии со всей принадлежностью целиком перенесена была с корабельных палуб на настильные сухопутные платформы»1. Следовательно, и материальная, и моральная подготовка экипажей, которую годами осуществляли под руководством Корнилова, Нахимова и других передовых моряков, оказалась в полной мере перенесена на сушу; со временем действия моряков стали примером для сухопутных войск, сражавшихся с ними бок о бок.
Примером такого переноса морского быта на сушу стало сооррке-ние люнета на правом фланге 5-го бастиона, который предложил построить Тотлебен. Корнилов, убедившись в пользе люнета, рассчитал, что для обслуживания его орудий достаточно экипажа брига «Эней», и назначил командира брига командовать люнетом. Уже через 4 часа команда с багажом прибыла на место, а с рассветом приступила к работе, продолженной ночью повахтенно774 775. Подобным образом организовали постройку и других укреплений. Немудрено, что, пока неприятель передвигался к Южной стороне, она постепенно обретала вид все более грозной обороны.
В этих условиях союзники не решились на атаку и начали осаду. 15 (27) сентября союзные командующие Раглан и Канробер (сменивший умершего Сент-Арно) провели рекогносцировку Южной стороны и обнаружили цепь укреплений, на которой кипела работа. Раглан и Лайонс предложили немедленно атаковать, однако начальник инженеров английской армии Бэргойн посчитал укрепления слишком сильными и рекомендовал разрушить их огнем тяжелой артиллерии. Его поддержал Канробер. С 16 сентября началась выгрузка осадных орудий и оборудование осадных батарей. Союзная линия протянулась дугой от Балаклавы до Камышевой бухты в нескольких километрах от русских позиций. Однако неподготовленность экспедиции сказалась на медлительности осады. Недостаток провизии и большое число больных, нехватка лошадей для перевозки артиллерии затрудняли устройство батарей. Только 5 (17) октября– союзники приготовились к первому обстрелу. Они намеревались подавить русские батареи и штурмовать 4-й и 3-й бастионы. Эффективный огонь русских орудий заставил расположить осадные батареи далее, чем следовало для успешного обстрела. Тем не менее, союзники были убеждены, что 144 тяжелых орудия при поддержке 1000 орудий флота с моря позволят подавить русскую оборону и штурмовать1.
Пользуясь предоставленным временем, русские войска под руководством В.А. Корнилова совершенствовали укрепления Южной стороны. Меншиков также признавал вице-адмирала руководителем обороны и приказы свои адресовал именно ему. Однако князь не установил формального главенства Корнилова, в результате чего и тот, и позднее Нахимов оказывались в неопределенном положении и должны были руководить обороной только опираясь на свой авторитет776 777.
Отдав с утра необходимые распоряжения, Корнилов объезжал оборонительную линию, затем возвращался в штаб. Он ежедневно советовался по вопросам обороны с Нахимовым и отдавал адъютантам распоряжения на следующий день, затем садился за бумаги. Его трудоспособность поражала и служила примером для других778.
За время постройки осадных батарей с русской стороны, несмотря на недостаток материалов, соорудили дополнительные батареи и другие укрепления. На оборонительной линии стояло 341 орудие, из них половина морских. Перед линией оборудовали засеки и камнеметные фугасы. На случай штурма Корнилов назначил пароходы: «Херсонес» – для обстрела Инкерманской долины, «Владимир» и «Крым» – Килен-балки, «Эльборус» – Ушаковой балки, «Громоносец», «Бессарабия» и «Одесса» – Карантинной балки. Русские артиллеристы, несмотря на недостаток пороха, разрушали неприятельские постройки и задерживали подготовку обстрела779.
Большую часть работ и расхода материалов брал на себя флот. На строящиеся укрепления Южной стороны с кораблей отправляли боеприпасы. Более упорядоченный характер принимали морские батальоны. Моряки принимали меры для защиты парусников от пожаров.
29 сентября Корнилов приказал создать запасные парки (по восемь 24-фунтовых пушек на три бастиона и Малахов курган) из корабельных орудий по назначению Нахимова1. Постепенно все больше орудий с кораблей перевозили на сооружаемые бастионы, которыми командовали моряки.
Налаживалась и деятельность флота. Так как парусники оказались запертыми в гавани, 2 октября, ожидая бомбардировку, Корнилов приказал расставить их в более безопасные места и поручил это Нахимову780 781. Главной действующей силой оказались пароходы. 21 сентября, для организации совместных действий паровых судов с армией, Корнилов отдал соответствующий приказ; в конце сентября Нахимов издал инструкцию для пароходов, выходящих на позиции. Речь шла о защите с помощью паровых судов и высланных с них шлюпок подступов к рейду от возможных диверсий с моря782.
Корнилов понимал, что захват Севастополя и уничтожение флота – основные цели неприятеля, и писал: «Потеря и того и другого невозвратима для России; даже последующее истребление всей неприятельской армии на развалинах Севастополя не вознаградит... конечное разрушение этого важного порта, всего Черноморского флота не только с кораблями, но и с офицерами и матросами, подготовленными такими долговременными постоянными трудами»783.
В столице долгое время не принимали всерьез вторжение. Только 30 сентября (12 октября) Николай I назначил А.С. Меншикова главнокомандующим военными сухопутными и морскими силами в Крыму; до того адмирал не имел прав руководить всеми отраслями военного ведомства, от которых зависела оборона города и Крыма784. Правда, и позднее князь слабо вмешивался в нужды обороны, которая оставалась преимущественно на плечах моряков. Однако все же он добивался постепенной присылки подкреплений и пополнял тающий в боях гарнизон.
Корнилов продолжал совершенствовать оборону. Наименее укрепленный участок на левом фланге обороны, от 3-го бастиона до рейда, разделили на две дистанции; 3-ю возглавил контр-адмирал А.И. Панфилов, 4-ю – контр-адмирал В.И. Истомин. 1 (13) октября Корнилов предписал для сбережения резервов войск строить блиндажи, покрывая их землей. В тот же день он издал расписание, по которому каждую из четырех дистанций должны были снабжать боеприпасами определенные корабли и склады. Чтобы восстановить морскую организацию, нарушенную созданием морских батальонов, вице-адмирал приказал 30 сентября (12 октября) по-прежнему переформировать их в 16 экипажей и вернуть знамена, что подняло дух моряков1. Морской порядок сохранялся на укреплениях до конца осады.
Вице-адмирал учитывал и особенности сухопутной обороны. Если на корабле в сражении практически некуда было укрыться и весь экипаж оказывался под огнем, на бастионах можно было закопаться в землю. В своих приказах Корнилов предлагал максимально сберегать людей, оставляя днем на батареях только тех, кто необходим. Например, 26 сентября он писал: «При дневной атаке батарейным огнем или при бомбардировании иметь необходимых людей при орудиях, кои по своему положению могут отвечать неприятелю; остальных же всех стараться расставить так или удалить, чтоб неприятельские ядра и бомбы как можно меньше вредили войску»785 786. По его указаниям начали сооружать блиндажи, укрывавшие от неприятельского обстрела787.
В приказах и инструкциях Корнилов требовал действовать артиллерией, только когда стрельба будет эффективной. Он указывал: «При дневной атаке штурмованием артиллеристам должно быть внушено, чтобы палили в толпы или колонны по мере досягания ядрами или бомбами и гранатами, и когда неприятель подойдет на картечный выстрел, то картечью, продолжая действие даже и тогда, когда часть неприятеля ворвется; когда же он отобьет от орудий, то не оставляя их, обороняться холодным оружием»788. Стрелки должны были с вала отражать нападение противника прицельным беглым огнем. При прорыве оборонительной линии войскам следовало собираться на улицах, сдерживать наступление неприятеля и наносить контрудары, а стрелкам предстояло действовать, пользуясь как укрытиями ближайшими строениями789. В случае преследования отбитого при штурме неприятеля не следовало выходить за линию укреплений, чтобы не мешать действиям артиллеристов790.
Севастопольская артиллерия вела обстрел, препятствуя осадным работам. Не ограничиваясь обороной, моряки 23 сентября (5 октября) сделали вылазку от 5-го бастиона на Рудольфову гору, оттеснили противника и сожгли стенку хутора, защищавшую неприятеля от обстрела791. Неоднократно моряки проводили разведку или набеги на неприятельские позиции, захватывая пленных и трофеи, мешали вести осадные работы.
В приказе от 3 (15) октября Корнилов отметил примеры мужества и храбрости защитников города и ободрял их перед штурмом: «С первого дня обложения Севастополя превосходящим в силах неприятелем войска, предназначенные его защищать, выказывали решительную готовность умереть, но не отдать города... В продолжение короткого времени неутомимою деятельностью всех выросли из земли сильные укрепления, и пушки старых кораблей расставлены на этих грозных твердынях... Войска рвутся сразиться и на каждом шагу выказывают свою удаль... Они по примеру отцов не хотят и знать о числе неприятелей»1.
Сам вице-адмирал был уверен, что противник силен и готовится упорно. 4 октября он говорил адъютанту А.А. Попову: «Завтра будет жаркий день. Англичане употребят все средства, чтобы произвести полный эффект»792 793.
Нахимов в подготовке обороны принимал также активное участие, но за кипучей деятельностью В.А. Корнилова его активность терялась вплоть до первой бомбардировки Севастополя.
Как и предсказывал Корнилов, 5 октября разразилась первая бомбардировка Севастополя с моря и суши. В 6 часов утра союзники начали обстрел с сухопутных батарей. Несмотря на то что неприятельские снаряды разрушали спешно построенные полевые укрепления, русские моряки открыли огонь из 118 орудий, снаряды которых могли достигать неприятельских батарей. Французские батареи, на которых были взорваны пороховой погреб и зарядный ящик, подбита часть орудий, прекратили огонь к 10.30. Русские укрепления 5-го и 6-го бастионов серьезно пострадали, но одержали победу в артиллерийской дуэли. На английском фронте взрыв порохового погреба нанес большие повреждения 3-му бастиону, страдали и 4-й бастион, и Малахов курган. Однако уцелевшие артиллеристы до вечера продолжали стрельбу794.
С рассветом 5 (17) октября 1854 года вслед за началом обстрела Севастополя осадной артиллерией выступил и союзный флот. Чтобы уменьшить цели, верхнюю часть рангоута кораблей сняли; паровые корабли двигались сами, а парусные вели пароходы, пришвартованные к борту, который не подвергался обстрелу. Около полудня союзники развернулись напротив береговых батарей. Суда подходили быстрым ходом, чтобы затруднить пристрелку и стрельбу береговых орудий; они двигались взад и вперед, выбирая удобную позицию795.
Из французской эскадры первым ближе всех к берегу занял позицию 90-пушечный корабль «Шарлемань», чтобы действовать в тыл батарее № 10. Против его 45 орудий батарея располагала только четырьмя. Затем встал буксируемый пароходом «Панама» парусный корабль «Марсель»; против его 42 орудий русские не имели ни одного. 120-пушеч-ному кораблю «Монтебелло» с расстояния 1100 метров противостояли семь орудий батареи № 10. Кораблям «Париж» и «Жан Бар» предстояло вести огонь во фланг и тыл Александровской батареи. Всего четырнадцать линейных кораблей французских и два турецких вели огонь по русским укреплениям левого фланга. Против 84 русских орудий французы на одном борту располагали 7941.
Английская эскадра развернулась против русских укреплений от Кон-стантиновской батареи до Волоховой башни. Она располагала 546 орудиями против 31 русского (не считая удаленных 28 орудий батарей № 7 и 8). 5 кораблей с 280 орудиями одного борта против 17 русских издали обстреливали с фланга Константиновскую батарею. Три корабля обстреливали Волохову башню и батарею Карташевского, а корабль «Лондон» из их числа простреливал Константиновскую батарею с тыла. Наиболее приблизился к берегу адмирал Лайонс на «Агамемноне» с двумя кораблями. Его артиллерия действовала как по батарее Карташевского, так и в тыл батареи Константиновской, тогда как его могли обстреливать лишь орудия батарей № 7, 8 и 10, но с расстояния 2000 метров. Более того, если верить опубликованной схеме, в ходе сражения «Агамемнон» прошел сквозь линию эскадры и приблизился к затопленным судам, оказавшись под перекрестным огнем батарей, прикрывавших вход в Севастопольскую бухту796 797.
Первый выстрел прогремел с флагманского корабля «Париж». Корабли стреляли залпами. Русские артиллеристы, начавшие стрельбу уже при сосредоточении противника, нанесли повреждения некоторым судам. Однако вскоре дым окутал море и берег. Приходилось целиться только по вспышкам выстрелов798.
«Шарлемань» в ходе боя вышел из строя со сбитой грот-мачтой и удалился в Стрелецкую бухту. За ним отошли и другие поврежденные корабли. Через 2 часа перестрелка затихла. Союзники тушили пожары и выстроили линию вновь, после чего бой возобновился. От перекрестного обстрела и взрыва зарядных ящиков сильно пострадала Констан-тиновская батарея. Взрыв заметил противник, и Лайонс с «Агамемноном» оставил линию, обошел эскадру, вышел из вновь затянувшего пространство дыма и открыл огонь одним бортом по Константинов-ской, а вторым – по батарее № 10. Но уже через несколько минут «Агамемнон» получил повреждение от перекрестного огня и скрылся за дымовой завесой1.
После боя корабли «Аретуза» и «Альбион» пришлось отправить на ремонт в Константинополь; на последнем, получившем 93 попадания, оказались сбиты все мачты (противник – Волохова башня). На кораблях «Лондон», «Куин», «Агамемнон» вспыхивали пожары, им приходилось оставлять линию. Флагманский корабль «Париж» получил 50 попаданий; и он, и «Наполеон» имели подводные пробоины. «Родней» со сбитой грот-мачтой оказался за Константиновской батареей на мели. К 18.30 огонь прекратился. Союзники выпустили 50 тысяч снарядов, не добившись успеха. Русские береговые батареи израсходовали лишь 16 тысяч снарядов. В итоге неудачи союзный флот в течение года фактически бездействовал и не повторял попыток обстрелять Севастополь799 800.
Несмотря на огромный расход боеприпасов, союзники не смогли добиться успеха. Морская и сухопутная артиллерия умело отвечала неприятелю. Русские потери составили 1112 человек убитыми и ранеными на сухопутной линии и 138 на береговых батареях; союзники лишились на суше 348 и на кораблях до 520801.
Даже А.С. Меншиков, мало обращавший внимания на воинов, писал Императору 6 октября:
«В дополнение к всеподданнейшему донесению моему от сего числа обязываюсь довести до высочайшего сведения В. И. В, что морские чины, от офицера до матроса, которым исключительно вверена защита города с батарей и бастионов, явили 5-го числа во время бомбардировки примерное и достохвальное мужество и стойкость.
На бастионе № 3 три раза орудийная прислуга была заменяема, а между тем, люди с веселием и песнями, соперничая друг перед другом, исполняли свое дело.
Не могу при этом случае не упомянуть о вице-адмирале Нахимове, который деятельностью и распорядительностью своею подвигал как эти нравственные средства, так и материальные к упорному и успешному отражению ударов неприятеля»802.
Корнилов беспокоился, не было бы слишком больших потерь неопытного гарнизона. Когда же ему накануне бомбардировки рекомендовали беречь себя, вице-адмирал отвечал: «Не время думать теперь о безопасности; если завтра меня где-нибудь не увидят, то что обо мне подумают?»1 С началом бомбардировки он поехал на 4-й, затем на 5-й и
3-й бастионы, обходил батареи, давая указания и своим поведением ободряя моряков. Затем моряк поехал на Малахов курган, был поражен ядром и вскоре скончался.
Нахимов служил примером деятельности и распорядительности. В день обстрела вице-адмирал был легко ранен в голову803 804. Однако на ранения он внимания не обращал. Гораздо более его обеспокоила гибель на Малаховом кургане вице-адмирала Корнилова, который фактически возглавлял оборону Севастополя.
Корнилов, имея влияние на А.С. Меншикова, действовал нередко именем адмирала. С его смертью рвались нити, согласовывавшие действия главнокомандующего, флота и армии. Место покойного предстояло занять Нахимову.
В письме обер-интенданту Черноморского флота и портов контр-адмиралу Н.Ф. Метлину Нахимов, сообщая о смерти Корнилова, отмечал:
«Владимир Алексеевич не существует. Предупредите и приготовьте Елизавету Васильевну. Он умер как герой. Завтра снова дело. Я не знаю, что будет с Севастополем без него – и на флоте, и в деле на берегу. Получил две царапины, о которых не стоит говорить.
У нас без Владимира Алексеевича идет безначалие...»805
Позднее капитан-лейтенант Афанасьев в статье для «Морского сборника» охарактеризовал взаимоотношения двух флагманов: «...Вице-адмирал В.А. Корнилов был человек... живой, пылкий, горячий, с блестящими талантами, он, с увлечением принимаясь за всякую деятельность, работал до истощения и был разностороннее Нахимова; зато не был так глубок в морском деле. При своих замечательных административных способностях он был хороший, опытный моряк и достойный адмирал, но далеко был от той типичности, которая выработалась в Нахимове при исключительном морском направлении последнего. Нахимов охотно подчинялся первенству Корнилова в последнее время в ежедневной деятельности по устройству флота и защиты Севастополя, подчинялся столько же по своей прямодушной скромности, как и по сознанию высоких достоинств и полезных действий Корнилова. Со своей стороны, Корнилов умел понимать эту уступчивость Нахимова и, ценя в нем по справедливости редкие морские дарования, сознавал неподражаемость Нахимова во всем, что касается моря и боевой жизни на нем, и уступал ему на этом поле. Вот причина редкого согласия и честного единодушия, ознаменовавшего совокупную деятельность соперничав-ствовавших в славе адмиралов и доставившего нашей истории блестящие страницы Синопа и Севастополя»1.
