Текст книги "Русские адмиралы — герои Синопа"
Автор книги: Николай Скрицкий
Соавторы: Неизвестный автор
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)
После гибели Корнилова Павел Степанович стал фактическим руководителем и душой обороны. Он принял как завещание последние слова погибшего: «Отстаивайте же Севастополь!» Сохранив ту организационную основу, которую заложил Корнилов, Павел Степанович организовывал оборону, опираясь на помощь всех, кому был дорог Севастополь.
* * *
Утром б октября союзники с удивлением заметили, что за ночь русские ликвидировали разрушения, которые оказались на укреплениях накануне. Англичане продолжили обстрел 3-го, 4-го бастионов и Малахова кургана, однако не добились результатов первого дня бомбардировки. Французы смогли возобновить обстрел лишь 7 октября, но уже к 15.00 прекратили его. В течение еще 6 дней союзники продолжали сильную бомбардировку, но защитники Севастополя за ночь восстанавливали разрушения. Эффективность ответного огня смутила союзников; отказавшись от штурма, они начали с 6 октября строить параллели, приступив к осаде. Ввиду эффективности русского огня первые параллели они заложили вдали от укреплений, что предвещало длительную осаду806 807.
На бастионах Севастополя
Итак, уже в ходе первой бомбардировки нападающие заложили параллели, которые символизировали начало осады. Но и защитники предпринимали меры. На наиболее опасном направлении (в районе
4-го бастиона) были созданы три линии обороны. Русские артиллеристы старались мешать ночным земляным работам противника. Союзники 20 октября (1 ноября) вновь предприняли усиленную бомбардировку в намерении 25 октября штурмовать 4-й бастион. Однако одержать верх над русской артиллерией за 2 дня не удалось, и союзникам пришлось отказаться от штурма. Свою роль в этом сыграла активность сил Меншикова808. Правда, активность эта могла принести лучшие результаты, если бы главнокомандующий использовал свои силы более рационально.
Николай I считал, что войск в Крыму достаточно, и Меншиков обратился за подкреплениями прямо к командующему Дунайской армией М.Д. Горчакову, который без разрешения Императора направил в Крым 16-ю дивизию. Тем временем подходили полки 12-й пехотной дивизии 4-го корпуса. Не дождавшись сосредоточения всех сил корпуса (10-й и 11-й пехотных дивизий), князь решил атаковать Балаклаву – базу снабжения английской армии и флота – силами 12-й пехотной дивизии с частями усиления, всего 13 тысяч солдат пехоты, 3 тысячи кавалерии при поддержке 4500 человек 16-й пехотной дивизии. Союзники имели значительно меньшие силы. Первоначально русское наступление 13 (25) октября имело успех: были заняты обороняемые турками редуты и Федюхины высоты, большие потери понесла английская конница. Однако англичане выдвинули войска, прикрывшие Балаклаву, а русские не имели сил для развития успеха. В дальнейшем союзники настолько укрепили подступы к Балаклаве, что наступление становилось бессмысленным1.
После прибытия 10-й и 11-й пехотных дивизий Меншиков намеревался атаковать правый фланг английских позиций у верховьев Килен-балки. Он назначил наступление на 24 октября и поручил руководить им командиру 4-го пехотного корпуса Данненбергу, известному неудачными действиями на Дунае. Меншиков усугубил положение тем, что на период сосредоточения дивизий оставил их самостоятельными и не поставил определенных задач. Так как генералы не были знакомы с местностью и не располагали картами, сражение под Инкерманом 24 октября завершилось неудачей и большими потерями. Русские полки вступали в бой порознь и, несмотря на мужество и решительность, не смогли нанести поражение противнику, который постоянно подбрасывал подкрепления атакованным войскам. Единственным результатом сражения явился отказ союзников от штурма809 810.
П.С. Нахимов изначально в первую очередь радел о флоте. Во время первой бомбардировки днем он находился на суше, а ночью в ожидании атаки с моря и абордажа отправлялся на эскадру, где оставалось лишь 150 человек на кораблях и 60 – на фрегатах, воорркенные холодным орркием для обороны от возможных нападений неприятельских пароходов и шлюпок. Союзники не решились атаковать с моря. Но все больше сухопутных проблем требовали вмешательства вице-адмирала.
Капитан 2-го ранга М.М. Коцебу 12 октября писал М.Ф. Рейнеке, что Нахимов «...как бы ищет смерти, разъезжая под самым убийственным огнем; недавно матросы сняли его с лошади и отнесли в место, более безопасное. Он один теперь ездит по линии, воодушевляя своим присутствием и матрос, и солдат»1.
Рейнеке, обеспокоенный излишне рискованной деятельностью Нахимова, 19 октября в письме увещевал его как друг не рисковать жизнью, необходимой для руководства обороной:
«Но для чего без нужды пускаться в самые опасные места и подвергать себя убийственному огню? К чему искать смерти? Рассуди хладнокровно и увидишь, что эта отвага для главного действующего лица не только бесполезна, но даже вредна и опасна общему делу: тебя убьют, и дух чинов, имеющих доверие и надежду единственно к тебе, упадет. Хорошо еще, если найдется человек, который не допустит, пасть духу войск до отчаяния и сумеет возбудить в них за потерю любимого человека месть к врагам. Но есть ли такой человек при тебе? Для этого нужно и личное его уважение, и любовь к тебе, и бескорыстное сознание пред войском, что потеря невознаградима. Но такого бескорыстия я не полагаю в старших сподвижниках твоих. Думаю даже, что в случае смерти, которую ты так ищешь, самый поступок этот перетолкуют иначе: что ты, впадши в отчаяние, не смог перенести угрожающего несчастья, и, пожалуй, еще хуже, – что ты из тщеславия только искал этой смерти, чтобы быть погребенным с М [ихаилом] П [етровичем] и В [ладимиром] А [лексеевичем].
И поверь, что такие толки найдут верящих»811 812.
Рейнеке обращался к Нахимову как к христианину, писал о грехе самоубийства. Однако, находясь в мирном Николаеве, он не мог себе представить того кровавого действа, которое происходило в Севастополе. Чтобы выделиться на фоне всеобщего героизма, следовало показать себя необыкновенным храбрецом. Нахимов же не «показывал» себя, он просто жил так, будто пули и снаряды ему не угрожали, а ранения и контузии считал обычным явлением для участника обороны.
Кроме того, ему ничего другого и не оставалось. Начальник штаба Черноморского флота и портов М.Н. Станюкович, сменивший Корнилова, запретил ему во что-либо вмешиваться. Вице-адмирал формально оказался не у дел, хотя и видел свою необходимость. Кроме объезда укреплений, моряк посещал госпитали, наполненные ранеными после первой бомбардировки. В одном из госпиталей он встретил тяжело раненного матроса – участника Синопского сражения, который в разговоре с Нахимовым сказал: «Баше пр-во, а ведь это они нам за Синоп отплачивают». Флагман согласился, и тогда матрос заключил: «Ну уж и задал я им Синоп!..» Адъютант лейтенант А.А. Ухтомский заметил, как вздохнул флотоводец, который все еще считал себя виновником войны и вторжения союзников в Крым1. Возможно, появляясь в самых опасных местах, он хотел сделать все, чтобы загладить эту вину перед обществом.
Но главное, герой Синопа старался сделать все возможное, чтобы помочь войскам и морякам оборонять Севастополь.
7 октября Нахимов как участник военного совета подписал решение о необходимости срочного подвоза пороха, ибо его запасы истощались, а активность противника требовала ответного огня813 814. Он обращался к Станюковичу с предложениями упорядочить раздачу продовольствия: узнать от начальников дистанции число людей на укреплениях, уменьшить винную порцию, разобраться с деятельностью поставщика мяса, которого подозревал в махинациях. Что-то флагман мог сделать815, но изменить положение вещей в областях, ему не подчиненных, не удавалось.
Это не только беспокоило, но и сердило Павла Степановича. Часто к нему приходили солдаты жаловаться на злоупотребления начальников. Не имея возможности вмешиваться в деятельность сухопутного ведомства, он пользовался моментом, чтобы хотя бы иносказательно высказать свое возмущение. Когда в начале обороны Нахимов с генералом Ф.Ф. Моллером на шлюпке прибыл к Графской пристани, флигель-адъютант передал вице-адмиралу поклон Императора. Поблагодарив за передачу высокой милости, Нахимов сказал Моллеру: «Вот видите ли, в. пр-во, государь Император оказывает нам великую честь: спрашивает о здоровье-с. А нам с вами линьков-с надо, в. пр-во, линьков-с»816.
Вечером 23 октября перед Инкерманским сражением генерал Дан-ненберг, назначенный командовать наступлением, приехал к Нахимову с извинением, что ранее не сделал ему визита. Вице-адмирал возмутился: «Ну-с, я вам должен сказать, что завтрашний день не будет никакого толку, потому что корпусный командир перед делом заботится о визитах, прощайте-с»817. Сам он принял меры, какие были в его силах, чтобы помочь наступающим. В частности, перед началом наступления он по приказу Меншикова организовал наводку моста через Черную речку1.
Нахимов, не имевший официально власти, но возможности разрешал возникающие вопросы и проблемы. К примеру, при нехватке больничных коек корабль « Императрица Мария» превратили в госпиталь для раненых818 819. Но главное, он объезжал линию, показывая пример мужества и твердости под неприятельскими пулями и снарядами. Эти демонстрации давали моряку тот авторитет, какого не могла дать формальная власть. Флагман не мог не выполнять долг так, как он его видел. В письме Н.Ф. Метлину 8 ноября Нахимов объяснял: «Хожу же я по батареям в сюртуке и эполетах потому, что, мне кажется, морской офицер должен быть до последней минуты пристойно одет, да как-то это дает
мне больше влияния не только на наших,-но и на солдат»820.
В том же письме вице-адмирал огорченно сообщал: «Вы, верно, предполагаете, что я имею какое-либо влияние на управление Севастополя. Напротив: менее, нежели кто-нибудь. Станюкович в большой дружбе с Камовским, советуется с ним обо всем, на каждом шагу поперечит мне и как будто боится, чтоб не отнеслось чего-нибудь ко мне. Зная меня хорошо, вы, конечно, поймете, что я говорю это не из желания властвовать или управлять. Князь заперся на Северной стороне, ни во что не входит, и к нему нет никому доступа, а, между прочим, по всему управлению, в особенности по городу и войскам, страшный хаос. Да простит всевышний, если может, тому или тем, кто поставил нас в такое безвыходное положение»821.
А.Д. Камовский был тогда действительным тайным советником, управляющим военно-походной по флоту канцелярией генерал-адмирала822.
Тому же Метлину Нахимов описывает состояние обороны на начало ноября: «У четвертого бастиона, т. е. на бульваре, неприятельские траншеи от нашего укрепления в 85 саженях [около 180 метров. – Н. С]. Против Малахова кургана неприятель быстро двигает свои траншеи вперед, цепь его стрелков расположена близ хутора 42 экипажа, через несколько дней он поставит свои батареи на высотах Килен-балки, и тогда ни на рейде, ни на Северной стороне не будет житья. Теперь мы начинаем укреплять Северную сторону против Южной и ставим батареи у каждого маяка в 12 орудий большого калибра, а на высотах Голландии в 20, если только лесу хватит на платформы. Войск у нас немало, положительно говорят, что в Севаст. и окрестностях с флотскими экипажами 100 тыс. Бог знает, чего еще ожидают и отчего мы не действуем наступательно. Вы, верно, знаете о несчастной попытке наших войск 24-го числа, но, конечно, не знаете, что вместо гнилой «Силистрии», которую размыло крепким SW, утоплен «Гавриил». Вот до чего мы дожили»1.
Оборона Севастополя рождала героев. В качестве председателя походной кавалерственной думы ордена Св. Георгия Нахимов руководил обсуждением кандидатур отличившихся офицеров и сухопутного, и морского ведомств, о которых сообщали начальники дистанции. В числе первых кандидатур на награждение орденом Св. Георгия IV степени, рассмотренных думой 15 ноября, были командиры приморских батарей № 10 капитан-лейтенант А.Н. Андреев, Александровской и Кон-стантиновской капитаны П.А. Козловский и С.Ф. Шемякин, которые 5 октября отразили нападение неприятельского флота и нанесли ему значительный ущерб, а артиллеристы 10-й батареи 7 октября еще и взорвали пороховой погреб неприятельской осадной батареи на Хер-сонесских высотах. На 5-м бастионе отличились капитан-лейтенанты И.В. Ширинский-Шихматов и Д.В. Ильинский, лейтенанты П.А. Карпов, М.П. Шварц и М.Ф. Белкин; под их руководством защитники укреплений подавили неприятельскую осадную батарею, а затем восстанавливали разрушения, произведенные вражеским обстрелом. Под командованием капитан-лейтенанта Н.Ф. Гусакова 6-й бастион разрушил противостоящую батарею и взорвал пороховой погреб. Майор И.Т. Евспавлев по собственной инициативе, получив разрешение командующего дистанцией, с батальонами Минского полка атаковал неприятельскую батарею, на которой были заклепаны 15 орудий. В этой атаке героизм проявили раненый капитан Н.Л. Жуковский, штабс-капитан П.И. Постольский и поручик И.Г. Воробьев823 824. -
На 4-м бастионе отличились капитан-лейтенант А.И. Завадовский, лейтенанты Г.Н. Забудский, К.А. Лазарев, Г.И. Ивашкин, которые под огнем командовали артиллерией и воодушевляли подчиненных. Лейтенант А.А. Ивков командовал 3-м бастионом так успешно, что подавил неприятельские батареи. Лейтенанты Н.Я. Астапов, А.М. Перекомский отличались в вылазках против неприятельских укреплений. Мичман Н.Ф. Повалишин 4 дня командовал батареей, лично гасил пожар порохового погреба и оставил батарею, лишившись ноги. На дистанции Малахова кургана отличились саперный полковник В.П. Ползиков, капи-
Ш-тан 2-го ранга М.А. Перелешин, капитан-лейтенант И.Н. Кондогури,
С.С. Сенявин. Лейтенант А.П. Обезьянинов в ночь на 15 сентября с другим офицером провел разведку лагеря на Каче и установил, что неприятель перемещается на Южную сторону. Именно его донесение позволило В.А. Корнилову перевести войска с Северной стороны на Южную, что и спасло Севастополь. В ходе обороны он не раз вызывался разведывать позиции противника и под огнем доставлял боеприпасы1.
В решении думы отмечены отличия как моряков, так и представителей армии. Уже к этому времени оборона Севастополя стала общим делом, хотя закоперщиками в нем выступали все же моряки.
Это были примеры наиболее выдающихся подвигов. Но требовалось мужество, чтобы просто оставаться жить в Севастополе. Нахимову не раз приходилось переселяться. Первоначально он расположился в доме Григорьева на горе; после разрушения здания бомбами вице-адмирал перебрался на квартиру Корнилова, но и та была разрушена артиллерией союзников, которые специально обстреливали дома, в которых жили руководители обороны. К середине ноября Павел Степанович вернулся в свой дом, который пока оставался вне зоны обстрела825 826. Однако, видимо, скоро неприятельские снаряды стали долетать и туда. Флагману пришлось переехать жить на корабль.
Одновременно Нахимов занимался делами морскими. Вице-адмирал 30 октября рапортовал М.Н. Станюковичу: «После вчерашнего свежего ветра затопленный корабль «Силистрия» разломало, и над ним оказался проход глубиною местами до 36 фут.». Очевидно, Станюкович оценил предупреждение. 5 ноября по приказу Нахимова у разрушенного корпуса затопленной «Силистрии» затопили корабль «Гавриил», чтобы восстановить заграждение у входа на рейд827.
24 ноября с разрешения Меншикова Нахимов организовал вылазку пароходов «Владимир» и «Херсонес». 23 ноября 1854 года он отдал предписание капитану 2-го ранга Г.И. Бутакову:
«Союзные неприятельские флоты расположились в виду нашего Севастополя, как в своем порте. Для наблюдения за движениями на рейде они не удостаивают нас даже фрегатом. Вот уже несколько дней небольшой железный пароход безнаказанно следит за нами, оставаясь на якоре и без паров почти на расстоянии пушечного выстрела от наших батарей. Такое неуважение к нам требует урока. Получив на это разрешение е. с-ти г. главнокомандующего, я избираю ваш превосходный «Владимир» и «Херсонес» напомнить о необходимости осторожности в военное время. Поручая эти суда в ваше распоряжение, я предлагаю вам, выйдя из Севастополя, атаковать неприятельский пароход, стоящий на фарватере, и уничтожить его или завладеть им. В случае же появления превосходных сил возвратиться, не подвергаясь неравному бою.
Я вполне уверен, что ваши опытность и благоразумная распорядительность докажут неприятелям, что дело с Черноморским флотом у них еще не кончено и что победы на море мы не забыли»1.
Бутаков оправдал доверие. Он взял на себя атаку дозорного парохода, поручив командиру «Херсонеса» капитан-лейтенанту Рудневу наблюдение и действия против двух стоявших в Стрелецкой бухте пароходов. Бутаков направился к неприятельскому пароходу, по пути обстреляв суда в Стрелецкой бухте и лагерь на берегу. Сторожевой пароход, выпустив цепь, сделал несколько выстрелов и направился к Камышевой бухте, где стояли союзные корабли. «Владимир» преследовал, обстреливая беглеца то из носовых орудий, то всем бортом, пока не приблизился к неприятельским кораблям почти на дистанцию выстрела, после чего отвернул и присоединился к «Херсонесу», обстреливавшему пароходы и лагерь в Стрелецкой бухте. Умело маневрируя, русские моряки нанесли повреждение одному из неприятельских пароходов и вызвали смятение в рядах неприятеля. Все союзные корабли начали разводить пары, два английских и один французский пароходы пошли на сближение, как и еще один пароход, бывший у устья Качи. Бутаков решил отходить перед превосходящим противником. «Владимир», шедший замыкающим, отстреливался из кормовых орудий. Снаряды передового английского парохода ложились между двумя русскими, не нанося им потерь; лишь одно неприятельское ядро попало в фок-мачту « Владимира»828 829.
Завершая рапорт Станюковичу, Нахимов писал: «Присутствие английской эскадры у Качи, а французской у Камышевой бухты вселило самоуверенность в безнаказанности позиции винтового парохода в виду нашего разоруженного флота. Молодецкая вылазка наших пароходов напомнила неприятелям, что суда наши, хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке, что, составляя стройные батальоны для защиты Севастополя, мы ждем только случая показать, как твердо помним уроки покойного адмирала Лазарева, и что каждый из нас жаждет доказать, как государь справедлив, почтив память Корнилова»830.
Моряки показали, что флот жив. И 25 ноября Нахимов имел основание писать Станюковичу о нецелесообразности отправки на батареи артиллерийских офицеров пароходов, находящихся в боевой готовности1.
Сохранившие вооружение линейные корабли и пароходы, перемещаясь внутри Севастопольской бухты, вели обстрел неприятельских осадных батарей и войск. Суда Черноморского флота обеспечивали перевозку войск и грузов между Северной и Южной сторонами города. Севастопольцы готовились встретить сохранившимися силами противника, если бы союзный флот попытался прорваться в бухту через разрушающееся заграждение из затопленных кораблей. Но союзники так и не решились на повторение атаки с моря. Все их усилия уходили на осаду с суши831 832.
Со временем система укреплений Севастополя со стороны суши была усовершенствована. Уже в октябре началось сооружение перед бастионами ложементов для стрелков, обстреливавших неприятеля, ведущего осадные работы. В конце ноября эта деятельность стала централизованной. В ночь на 21 ноября началась постройка ложементов перед редутом № 1, в ночь на 25 ноября – перед 4-м бастионом, затем и в других пунктах. Русские войска использовали также завалы. Союзникам приходилось затягивать наступление и преодолевать сопротивление русской обороны. Тем временем защитники все более усиливали существовавшие бастионы и батареи. Союзники, со своей стороны, старались разрушить эти укрепления, однако безуспешно. Севастопольцы организовывали вылазки, мешали осадным работам и разрушали построенные осадные сооружения. Большую роль в этих вылазках играли моряки. Буря, разрушившая лагеря и погубившая немало судов с необходимыми грузами, поставила союзников в критическое положение. Активные, хотя и малоэффективные действия войск Меншикова сыграли свою роль. В итоге союзники раз за разом отказывались от намеченных штурмов, продолжая осаду полевых укреплений, защищавших главную базу Черноморского флота. Началась подземная минная война, первоначально перед 4-м бастионом. А наступившая зима поставила союзные войска в еще более сложное положение833.
Именно в этот период, наконец, Нахимов занял хоть несколько определенное положение в руководстве обороной. Принявший командование 4-м пехотным корпусом генерал от кавалерии Д.Е. Остен-Сакен стал с 28 ноября 1854 года и начальником Севастопольского гарнизона. Дея-.Ш: тельный генерал понимал значение роли флота и личности I I.С. Нахимова в обороне города и обратился с рапортом к А.С. Меншикову, прося назначить вице-адмирала своим помощником. 30 ноября Нахимов принял на себя обязанности помощника начальника Севастопольского гарнизона генерала Д.Е. Остен-Сакена. Однако князь отказался приказом утвердить это назначение1. Лишь моральное право, которое давали любовь и уважение защитников города, позволяло ему делать немало нужного для обороны. Например, его приказом в декабре 1854 года, кроме корабля «Императрица Мария», под временный госпиталь были определены еще три корабля и два фрегата834 835.
15 декабря Нахимов рапортовал А.С. Меншикову: «Крепкие западные ветры и большие волнения разрушили преграду из затопленных кораблей у входа на Севастопольский рейд; тщательный промер, сделанный по моему приказанию, показывает, что по всей линии глубина превышает 28 фут. Важность этого обстоятельства обязывает меня, не соблюдая формы, поспешить донести прямо в. с-ти»836.
Разрушение преграды позволяло неприятелю ввести на рейд по крайней мере пароходы и шлюпки с десантом. Потому вице-адмирал, не дожидаясь разрешения, приказал уже 14 декабря затопить в разрушенном месте преграды корвет «Пилад» и после этого обратился к главнокомандующему. Меншиков утвердил его распоряжение задним числом837.
В декабре союзники продолжали обстрел и осадные работы, а защитники все более совершенствовали систему обороны, создавая вторую линию укреплений. Капитан 2-го ранга П.В. Воеводский, сообщавший об этом М.Ф. Рейнеке, отмечал крайнюю занятость Нахимова: «Павел Степанович здоров и поручил вам кланяться. Если вы прежде не претендовали за его молчание, то теперь он имеет на это полное право, потому что действительно постоянно занят»838.
Даже главнокомандующему стало ясно, что вице-адмирал играет значительную роль в обороне и заслуживает награду. 31 декабря Меншиков представил Нахимова к ордену Белого орла:
«...В.-ад. Нахимов, командуя эскадрою судов на рейде и в гавани, заведует также всеми морскими чинами, служащими на батареях и бастионах и храбро и упорно защищающими Севастополь.
Распорядительно и всегда лично наблюдая за своевременным их снабжением всеми материальными к защите средствами, он, сверх того, ==2^ одушевлял войска непрестанным своим присутствием всюду, где опасность, подавая собою пример мужественного хладнокровия при исполнении священного долга.
Такое достохвальное служение в.-ад. Нахимова, который, несмотря на контузию и легкую рану, не переставал разделять труды других неутомимых своих сослуживцев, обязывает меня ходатайствовать ему всемилостивейшей награды орденом Белого Орла.
Независимо от Георгия 2 ст. старший орден у сего адмирала – св. Владимир 2 ст...»1
Резолюция о награждении орденом была дана 13 января 1855 года839 840. Но в Севастополе все считали, что флагман достоин более высокой награды. П.В. Воеводский в ответ на письмо М.Ф. Рейнеке 27 января писал о мужестве и сложном положении Нахимова:
«Заветный образок святого чудотворца Николая он носит на груди постоянно. Как принимает он участие ваше? Это вы хорошо знаете сами, но совет: «беречь себя» совершенно бесполезен. Нет даже никакой возможности уговорить его надевать шинель или пальто, напротив: ежедневно разъезжает по бастионам в сюртуке и эполетах, но провидение, видимо, хранит его. А князь со своей стороны отравляет, сколько может, его минуты.
Сакен при самом поступлении избрал Павла Степановича себе помощником, но князь не позволяет объявить этого приказом; назначение его выходит неофициальное, и оттого слушает его и исполняет приказания только тот, кто хочет.
Со Станюковичем, благодаря е. с-ти, тоже частые и неприятные столкновения, а между тем П. Степановичу отдавались весьма важные приказания с тем, «чтоб Станюкович ничего не знал», так, напр., изготовление моста через Черную речку и наведение его перед несчастным днем 24 октября.
Награда Белым Орлом, мало сказать, удивила, но оскорбила всех, видевших действия Павла Степановича, зато ни один человек не позволил себе поздравить его. Письмо генерал-адмирала, написанное в самых лестных выражениях, порадовало дядюшку, и копию письма при этом прилагаю.
До начала января он жил на корабле, но потом, простудившись, не оставлял недели две комнаты и с тех пор живет дома...»841
Пользуясь относительно спокойным временем, П.С. Нахимов подготовил и 29 января 1855 года представил А.С. Меншикову докладную записку, в которой высказал свое беспокойство о возможности прорыва неприятеля в Севастопольскую бухту:
«Земляные батареи, устроенные в начале прошлого года в восточной части Севастопольской бухты, весьма естественно наводят на мысль, что, несмотря на полное вооружение и далеко превосходящее противу нынешнего состояния внешних укреплений рейда, при полном составе флота, предполагалась возможность покушения неприятеля на внутренность бухты, теперь, когда все обстоятельства изменились не в пользу нашу, такое предположение принимает вид еще более вероятный, тем более что в. с-ти уже известно, что затопленные наши суда не служат преградою для входа на рейд даже кораблям. Бон, протянутый поперек бухты, при предварительной обдуманности со стороны неприятеля также не может служить серьезным препятствием для движения неприятельского флота внутрь бухты, ничем в глубине не защищенной и в которой расположены наши суда, совершенно лишенные возможности оказать какое бы то ни было сопротивление. В прилагаемой ведомости в. с-ть изволите усмотреть, что за исключением кораблей «Чес-ма» и «Ягудиил», занимающих определенные позиции в случае штурма, только три корабля – «Великий князь Константин», «Париж» и «Храбрый» – имеют часть своей артиллерии, остальные же затем вовсе ее не имеют. Приняв во внимание численность команд этих трех кораблей, показанную в этой же ведомости, в. с-ть изволит убедиться, что в настоящем положении эти суда совершенно не соответствуют своей грозной наружности, а потому я считаю долгом почтительнейше изложить свое мнение относительно защиты рейда от покушений неприятеля» 842.
Только два корабля имели полную артиллерию, на трех она сохранялась частично, а непогода все более разрушала заграждение. Нахимов предложил Меншикову программу охраны входа в Севастопольскую бухту, сочетавшую корабли – плавучие батареи и батареи на суше. Он считал необходимым пополнить экипажи кораблей «Великий князь Константин», «Париж» и «Храбрый» и поставить их поперек бухты между батареями Павловской и № 4. Чтобы преодолеть их линию, неприятелю следовало прорываться под перекрестным огнем кораблей и батарей. Однако после прорыва противнику противостояли лишь пароходы, образующие вторую линию обороны. Флагман предложил устроить на возвышенных берегах бухты несколько батарей для действия по пространству рейда, обеспечив заранее насыпи для возможности перемещения пушек и сосредоточения огня орудий в нужном направлении.
Он писал: «Высота местности лучше всяких мерлонов прикроет прислугу и орудия от поражения с неприятельских судов» и считал необходимым придать дивизионам батарейных орудий «по надежному офицеру с флота»1.
Павел Степанович завершал записку следующими словами: «Я надеюсь, что при доверии, которое я не раз имел счастье удостаиваться от в. с-ти, вы не припишете мне убеждение в безопасности рейда от принятия этих мер. Кто не поймет опасность, в которой мы теперь находимся, имея проход на рейд свободным?
Оканчивая изложение своей мысли, я уверен, что в. с-ть найдете в ней только искреннее желание быть полезным в деле, общем каждому русскому и в особенности моряку. Припомните при этом, в. с-ть, что флаг мой развевается в виду неприятельского флота, на корабле без пушек и людей, и вы легко найдете оправдание моей смелости, с которой я решился откровенно высказать вам свое мнение»843 844.
Видимо, эта тщательно подготовленная записка окончательно убедила Меншикова. 1 февраля 1855 года он отдал приказ: «Командующий эскадрой судов Черноморского флота вице-адмирал Нахимов назначается помощником к генерал-адъютанту бар. Остен-Сакену по званию начальника Севастопольского гарнизона. О чем по вверенным мне войскам объявляю»845.
Назначая Нахимова помощником начальника Севастопольского гарнизона, князь Меншиков хотел привлечь активность моряка к суше. 7 февраля о назначении приказом по гарнизону объявил Д.Е. Остен-Сакен:
«Приказом е. с-ти главнокомандующего от 1 февраля за № 31 командующий эскадрою судов Черноморского флота вице-адмирал Нахимов назначен помощником ко мне по званию начальника Севастопольского гарнизона.
Объявляя об этом по войскам, в начальствовании моем состоящим, остаюсь в полной уверенности, что г. вице-адмирал Нахимов разделит со мною все труды по обороне г. Севастополя и будет ближайшим моим сотрудником, чему может служить ручательством неутомимая его деятельность и опытность в военном деле»846.
Уже 3 февраля, поощренный одобрением первой записки, Нахимов предложил Меншикову дополнительные меры по усилению обороны Севастополя с моря. Вице-адмирал в докладной записке оценивал стратегическое положение Севастополя и убеждал: «Громадные усилия союзников, употребленные противу Севастополя, безусловно могли быть удерживаемы до сих пор только при содействии средств, разрушивших Черноморский флот; первый период бомбардирования кончается, – средства наши наполовину уже истощились. Тяжкий удар, нанесенный в таком положении, что не можем быть страшны на море, по крайней мере, в продолжение нескольких лет; приложение винтового двигателя окончательно решает вопрос о нашем настоящем ничтожестве на Черном море. Итак, нам остается одно будущее, которое может существовать только в Севастополе; враги наши знают цену этому пункту и употребят все усилия, чтобы завладеть им»1.
