Текст книги "Русские адмиралы — герои Синопа"

Автор книги: Николай Скрицкий

Соавторы: Неизвестный автор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

Весной 1843 года Корнилов узнал о смерти отца. Это создало материальные трудности для моряка, семью которого отец поддерживал. В письме Лазареву 3 мая он писал: «...Смерть старика нашего ставит меня в самое затруднительное положение. Жить тысячею рублями серебра содержания экипажного командира я не вижу никакой возможности. Именье же без устройства: не помощь, а обременение. Я решаюсь после похода просить отпуск, – поеду, посмотрю; если удастся устроить дела свои так, чтобы получать верное, достаточное пособие, то возвращусь на службу, которую душевно люблю и к которой привык; если же нельзя, то останусь орать землю или приищу место с содержанием, достаточным для прокормления семьи моей. Что же делать! Рад бы в рай, да грехи не пускают! Аренд нынче не дают, а экипажное ко-мандирство и потом адмиральство далеко не обеспечивают нркд семьянина, год от году возрастающих. Впрочем, может, и умудрюсь соединить службу на Черном море под вашим начальством с моими денежными делами. Нам нужно немного... Я надеюсь, что ваше превосходительство вполне поймет мое грустное положение, и если, действительно, придется мне по несчастному устройству нашей службы оставить ее, то отнесете это физической невозможности продолжать ее честно и с тем самоотвержением, которому вы сами учили нас и словами и примером...»¹⁰⁹⁵

Лазарев предложил Корнилову материальную помощь. Но тот с благодарностью отказался, ибо успокоился после смерти отца и начал находить способы жить далее, не бросая слркбы. 8 июня 1843 года он писал Лазареву: «...предложение ваше тронуло меня до глубины сердца. Поверьте, ваше превосходительство, что несмотря на то, что пособие, которое вы с таким великодушием предлагаете, я бы принял только от одного родного брата, и то потому, что он не имеет детей и у него все, что ему нужно, есть. Я принял бы и от вас, ибо уверен в доброте и чистоте намерений ваших, но, находясь в положении, которое при небольших хлопотах может быть улучшено до того, что я могу опять возвратиться на слркбу и заняться ею по-прежнему с совершенно спокойным духом, грешно бы мне было не обратить немедленно всех усилий к приведению дел моих в такой вид. Правда, весьма нежелательно по многим причинам оставить Севастополь в этом году, но много есть также причин, которые заставляют меня не откладывать...»¹

В 1844 году Корнилов выехал в имение, однако дела и здоровье заставили просить и получить отпуск до весны 1845 года. Кроме того, в лечении нуждалась и его жена. Извиняясь перед Лазаревым за то, что получил отпуск от Меншикова без запроса главного командира, он писал: «Оканчивая письмо это, я вторично прошу ваше превосходительство отсрочку моего возвращения на Черное море отнести ни к чему более, как к моим домашним делам и к моему расстроенному здоровью, ибо для первых необходимо мое присутствие в здешних краях до зимнего времени, а для второго – отдохновение...»^{1096 1097}

10 декабря 1844 года, заботясь о будущем флота, Корнилов сообщал письмом из Петербурга о предстоящем летом визите на Черное море Великого князя Константина Николаевича: «Сколько я могу заключить из разных здешних рассказов, то от впечатления, которое будет сделано Черноморским флотом на генерал-адмирала, много должен зависеть будущий взгляд его на морское дело, и потому тут дело будет итти не о чинах или тому подобных пустяках, а о будущем русского флота. Как бы хорошо было, если бы удалось судам, на коих будет плавать Великий князь, пробыть хоть месяц в море до его прибытия, чтобы показать ему не краску и надписи, а настоящее дело по части маневров парусами и пушечной экзерзиции, – а это без предварительного похода показать в должном виде трудно...»^{1098 3 февраля 1845 года он вновь напоминает в письме Лазареву: «...Весьма жаль, если поездка генерал-адмирала ограничится живописным путешествием по Черному морю и в Константинополь, – бедный флот наш!..»1099}

В 1840-х годах моряк заинтересовался пароходами как новым видом судов, не зависящих от ветра. Он изучал все, что мог достать по механическому делу, посещал пароходы на Черном и Балтийском морях. В подчинении Корнилова, как командира 38-го флотского экипажа, состоял пароходофрегат «Бессарабия», и капитан 1-го ранга счел нужным назначить его командиром лучшего из офицеров «Двенадцати Апостолов», Н.А. Аркаса¹. 12 января из Санкт-Петербурга моряк просил Лазарева командировать его в Англию для заказа пароходов; он писал: «...Такого рода поручение принесло бы пользу и службе, для которой я посвятил себя, да и собственно мне. Это меня бы освежило и нравственно и физически, – я чувствую, что начинаю приметно ослабевать и поддаваться пагубному равнодушию ко всему в мире. Корабль мой и экипаж теперь в таком положении, что не могут доставить мне занятий ободрительных, а напротив, того и смотри, что изленишься и отвыкнешь от жизни действительной и, пожалуй, выучишься преферансам. Англия же расшевелит мои засыпающие способности, и я явлюсь к вам с обновленным духом и, может, и здоровьем...»^{1100 1101} 23 марта в письме он благодарил Лазарева за участие в его просьбе о командировке^1102.

Вернувшись на Черное море, Корнилов продолжил боевую подготовку корабля «Двенадцать Апостолов». 15 июня 1845 года он отдал приказ о порядке погрузки артиллерии на гребные суда, 24 июня – об обязанностях личного состава по пожарному расписанию, 5 июля – о соблюдении единообразия в управлении кораблем под парусами, 13 июля – о порядке быстрого и безопасного спуска катера на ходу^{1103. В ходе практического плавания с конца июня до середины июля моряк сделал все возможное для обучения команды. 19 июля он писал, что плавание прошло благополучно, несмотря на три сильных шквала, и что он проводил проверку артиллерийского расписания, предложенного Путятиным1104. В письме 7 сентября он рассказывал главному командиру, что при посещении генерал-адмирала показал ему корабль так, как хотел, и учения произвели на Великого князя благоприятное впечатление. Корнилова больше всего беспокоило, чтобы при предстоящем посещении корабля царем дела не испортили какие-либо мелочи либо его собственный недостаток такта. Он был уверен, «что эти мелочи и это незнание такта испортят все, но сердце царя в руках божиих»1105.}

Вопреки опасениям, царь оказался доволен, и 11 декабря 1845 года М.П. Лазарев писал И.А. Шестакову: «...На корабле «Двенадцать Апостолов» приказал ударить тревогу и подобную штуку в настоящем ее виде, казалось мне, он видел в первый раз, он с изумлением смотрел на живость и проворство людей, с которою действовали орудиями, – 68-фунтовые бомбические пушки казались игрушками... Он ходил по всем декам и особенно долго оставался в нижнем деке, – я стоял близ него, – он, наконец, невольным образом сказал: «Ну, этот корабль порядком отделает своего противника, кто бы он ни был...»¹¹⁰⁶

Осенью 1845 года Корнилов вновь пребывал в минорном настроении. Трудное материальное положение семьи заставило капитана 1-го ранга подумать об отставке. 24 сентября он с горечью писал Лазареву: « Командировка в Англию, кажется, не состоится. Признаюсь, это меня чрезвычайно огорчает. Я на нее смотрел как на единственное средство выйти из того затруднительного финансового положения, в которое поставили меня пребывание за болезнью на подножном корму в продолжение года на севере, смерть Вареньки, последний переезд врозь с семьей в распутицу сюда, болезни Сонечки и Саши и, наконец, мизерное содержание, которое производится мне за мою 20-летнюю самоотверженную слрк-бу, ибо я до сих пор не знал, что можно себе позволить самый ничтожный интерес службы поставить ниже своего собственного, какой бы важности последний ни был. Не скрою от вашего высокопревосходительства, что я как добрый отец семейства начинаю задумываться о будущем детей моих и мне приходит горестная мысль, не должен ли я оставить службу, сопряженную с лишениями всякого рода, без всяких видов существенного вознаграждения, ибо если в нынешний раз после всего, что государь говорил о корабле моем, начальство не могло выхлопотать мне и за корабль и за другие мои труды в разных родах аренду или прибавку содержания, так, чтоб я мог на будущее время продолжать действовать на пользу службы, не заботясь о найме учителя моему сыну, о положении жены моей, отказывающей себе в самых необходимых по ее воспитанию и привычкам вещах, об именьях детей моих, приходящих в расстройство от отсутствия настоящего хозяина, то на какие же другие более благоприятные обстоятельства, кроме военного времени, я могу надеяться! Продолжать же существовать на службе в моем звании на жалованьи, которое получает самый неспособный из сыновей Уптона, я не умею, да и считаю неблагоразумным, ибо карьера моя легко может кончиться..., а между тем лучшая пора жизни пройдет в занятиях посторонних воспитанию и устроению детей моих и я оставлю им в наследие корпусное воспитание и долги. Тяжело мне было решиться высказать вам все здесь изложенное, но хладнокровно обдумывая свое положение и предвидя необходимость подать ныне или на будущий год в отставку по расстроенным домашним обстоятельствам, дабы, удалясь в деревню, остальную часть жизни посвятить своему семейству, я считал обязанностью предупредить об этом начальника, который всегда брал такое дружеское участие во мне и в моей службе и одобрение которого я всегда ставил выше всяких крестов и наград»¹.

Лазарев, разумеется, не мог не посодействовать ближайшему помощнику. Когда ему удалось в 1846 году получить разрешение на постройку специального пароходофрегата с машиной мощностью 400 лошадиных сил, главный командир послал в Англию для заказа судна именно Корнилова^{1107 1108}.

Еще до отъезда капитан 1-го ранга успел сделать немало. 14 марта 1846 года в письме Лазареву он рекомендовал составить комиссию для возобновления сгоревшей библиотеки и предлагал себя в качестве одного из директоров^{1109. 29 апреля Корнилов направил Лазареву составленное им описание приспособлений и методов обучения моряков на его корабле, чтобы передать их Великому князю для изучения1110. Он также занимался переводом с английского «Артиллерийского учения» и направил перевод Лазареву с тем, чтобы экземпляр послать в столицу, а затем исправлял текст по замечаниям1111. Как командир корабля «Двенадцать Апостолов», моряк 11 июня издал приказ о порядке проведения парусных и артиллерийских учений, 14 июня – о соблюдении требований личной гигиены и о порядке проведения артиллерийских учений1112.}

Летом 1846 года Корнилов готовился к поездке в Англию. Он писал Лазареву, что изучает пароходство, особенно винт, и просил прислать журналы с современными сведениями^{1113. 14 августа 1846 года главный командир Черноморского флота и портов дал Корнилову предписание – моряку следовало заказать пароходофрегат с мощностью машины 400 лошадиных сил и со всеми усовершенствованиями, известными за границей. Ему также предстояло собрать сведения о нововведениях в судостроении, особенно в железном. Лазарев поручил Корнилову передать рекомендательные письма послу Ф.И. Бруннову и управляющему генеральным консульством Е.И. Кремеру, от которых ожидал помощи. Адмирал выделил необходимые средства и дал моряку широкие полномочия в выборе лучших кораблестроителей и машиностроителей. Проект он собирался утверждать сам1114.}

Корнилов блестяще выполнил поручение. В октябре 1846 года он прибыл в Англию, в ноябре ознакомился с государственными предприятиями в Вуличе, Портсмуте/ Депфорде, Ширнессе, осмотрел лучшие пароходы, затем побывал на частных судостроительных верфях и механических мастерских; в декабре Корнилов готовил спецификацию для заказа пароходофрегата. После проведения конкурса среди судостроителей он избрал для постройки парохода фирму «Дигборн и Мер», а машину заказал механическим мастерским Ренни. 6 февраля 1847 года офицер со знанием дела подробно писал о проекте М.П. Лазареву¹.

Лазарев одобрил проект, и работы начались. Корнилов 15 декабря 1847 года обратился с письмом, в котором просил назначить командира « Владимира», как был назван заложенный пароходофрегат, из числа офицеров с пароходов. Этот офицер должен был наблюдать за постройкой и осваивать корабль и его механизмы еще до прибытия в Россию, а также изучить пароходное дело в Англии, ибо таких отечественных специалистов было мало. Выяснив, что в Англии существует специальная школа для подготовки командиров пароходов, Корнилов предложил организовать подготовку отечественных механиков, ибо на многих паровых судах механиками слркили англичане. Он писал: «Нельзя не сознаться, что при размножении пароходов в России русские механики столько же необходимы, сколько и самые пароходы. Стоит только подумать о возможности разрыва с Англиею, и тогда придется нам наш пароходный флот за недостатком механиков ввести в гавань и разоружить»^{1115 1116}.

Получив письмо, Аазарев запросил разрешения начальника Главного морского штаба направить в Англию командиром «Владимира» капитан-лейтенанта Н.А. Аркаса, а с ним группу моряков для изучения техники. Так как 15 декабря Корнилов запросил разрешения Лазарева осмотреть порты Франции, 30 января 1848 года адмирал направил ему необходимые деньги и предписание, в котором указал при рассмотрении французских портов обратить особое внимание на полезные нововведения на верфях и в устройстве и вооружении кораблей, включая пароходы, а также в управлении ими. Адмирал рекомендовал собирать сведения о штатах, правилах артиллерийских учений, боевых расписаниях, устройстве сигнализации и прочем^1117.

Поездка не была синекурой. Аазарев, кроме заказа «Владимира», поручил Корнилову также постройку пароходов «Эльборус», «Тамань», «Сулин», землечерпательной машины с буксирным пароходом, портовых железных судов и барж, а также поручал изучение железного судостроения, плавучих маяков и другого. Моряк, уставший вдали от родины, стремился домой¹. 10 марта 1848 года Корнилов присутствовал при спуске пароходофрегата «Владимир»; в апреле—сентябре он продолжал наблюдать за достройкой его и других порученных ему судов. 19 сентября на борту «Владимира» моряк с семьей после испытаний и приемки корабля вышел по маршруту Плимут—Лиссабон—Мальта– Дарданеллы—Босфор и 17 октября прибыл в Одессу^{1118 1119}.

Лазарев после возвращения Корнилова подал рапорт начальнику Главного морского штаба А.С. Меншикову, в котором сообщал, что построенный под наблюдением капитана 1-го ранга «Владимир» может служить образцом для последующих пароходофрегатов. Он сообщил также о других выполненных под наблюдением Корнилова работах и предложил произвести того в контр-адмиралы с оставлением в Черноморском флоте для исполнения особых поручений и с правом присутствовать в Черноморском интендантстве, за что просил утвердить столовые деньги (572 рубля серебром в год) по примеру других членов общего присутствия интендантства^{1120. Так адмирал поощрял энергичного помощника и давал ему средства содержать семью.}

6 декабря 1848 года Корнилова произвели в контр-адмиралы с оставлением в Черноморском флоте для исполнения особых поручений главного командира и с правом заседать в свободное от служебных занятий время в общем присутствии Черноморского интендантства^1121.

15 сентября 1849 года Корнилов предложил заказать для канатного завода, который наметили строить в Николаеве, машины с завода Ренни, о которых он рке вел переговоры в Англии^{1122. Лазарев намеревался поручить контр-адмиралу работу над «Мачтовым делом» и «Артиллерийским учением», разработку боевых расписаний для кораблей, организацию постройки железных пароходов и введение улучшений по всем частям флота. Однако неожиданно освободилось место начальника штаба Черноморского флота. Лазарев предложил кандидатуру Корнилова1123. Обосновывая назначение, адмирал писал: «...Контр-адмиралов у нас много, но легко ли избрать такого, который соединил бы в себе и познания морского дела и просвещения настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага и честь нации?»1124}

3 апреля 1849 года В.А. Корнилов стал исправляющим должность начальника штаба Черноморского флота и портов¹. Сразу же его рабочий день заполнил поток бумаг разного рода. В 40-х годах число входящих и исходящих документов ежегодно достигало 70 тысяч. Чтобы не отрываться от деятельности флота, Корнилов получил разрешение главного командира регулярно выезжать в порты и на корабли, чтобы следить за состоянием дел и заниматься боевой подготовкой. Еще в первые годы на посту начальника штаба он, объехав порты, верфи, мастерские и склады, обнаружил многочисленные недостатки, изложил в докладных Лазареву действительное положение вещей и дал предложения по улучшению дел^{1125 1126}. 22 декабря 1849 года контр-адмирал предложил организовать в России предприятие по изготовлению морского клея, с которым ознакомился в Англии; предложение одобрил Ученый кораблестроительный комитет^1127.

5 мая 1849 года в докладной записке Корнилов предложил дать ему возможность инспектировать суда абхазской экспедиции, а также самому командовать отрядом легких судов и обходить порты и берега Черного моря; он считал полезным на эти суда брать гардемарин и штурманских учеников для прохождения ими практики и изучения театра военных действий. Лазарев согласился^{1128, и в 1849 году Корнилов выходил в море на фрегате «Коварна», в 1850—1851 годах поднимал свой флаг на фрегате «Кулевчи»1129.}

Посещая корабли, выходя в 1849—1851 годах с отрядами разных судов в море, контр-адмирал проинспектировал в общей сложности свыше 50 кораблей разных рангов^{1130, он добивался единообразия боевой подготовки. В частности, он распространял правила артиллерийского учения, принятые на корабле «Двенадцать Апостолов», на другие корабли. Так как линейные корабли плавали реже, чем легкие, Корнилов предложил часть экипажа последних сделать переменным, чтобы пропустить через крейсерства большинство моряков. Предложение его было принято1131.}

Подготовка моряков в штурманской роте оставляла желать лучшего, а из Морского корпуса мичманов присылали недостаточно. По инициативе Корнилова организовали школу для юнкеров Черноморского флота (молодых дворян, которые служили унтер-офицерами на кораблях и после экзамена выходили офицерами); школа должна была, кроме того, дать «однообразное образование в науках, необходимых морскому офицеру», а также приучать к дисциплине. Начальник штаба обращал внимание на подготовку унтер-офицеров и юнг; он добивался улучшения положения дел во 2-м учебном экипаже и школе юнг¹.

Особенное внимание Корнилов обращал на наглядность обучения. В докладной записке он предлагал:

«Присутствуя на последнем публичном экзамене... я заметил в воспитанниках недостаток наглядного знакомства с орудиями, станками и вообще всей артиллерийской принадлежностью.

Будучи убежден, что преподаваемый предмет тогда только прочно вкореняется в понятиях и памяти учащихся, когда вместе с книжным объяснением он показывается им на самом деле, я имею честь просить дозволить для школы флотских юнкеров модели орудий... Орудия должны быть деревянные, разрезанные по длине, дабы можно было видеть устройство камеры и канала. Кроме того, отпустить одну бомбу, бран-дскугель, дальнюю и ближнюю картечь и вообще по одному из всех употребляемых в нашем флоте снарядов»^{1132 1133}.

Приходилось совершенствовать работу гидрографического депо, приводить в порядок маяки Черного и Азовского морей. В 1850 году управление черноморских и азовских маяков непосредственно подчинили начальнику штаба, который утвердил соответствующее положение. В 1847—1850 годах Г.И. Бутаков и И.А. Шестаков провели съемки берегов Черного моря, в 1851 году по их результатам была подготовлена лоция. Корнилов поощрял научные исследования моряков, способствующие уточнению карт и представлений о портах и городах, берегах и водах, которые посещали российские корабли^{1134. Он писал: «Во время плавания командир обязывается во всяком случае поверять русские и иностранные карты; найденные погрешности, перемены, новые мели заносить в свой журнал, наполняя его и другими для гидрографии полезными сведениями, как-то: наблюдениями над склонением компаса, над господствующими ветрами и течениями; об опасности при приближении к разным якорным местам; о снабжении, которое суда или флоты могут получать в разных портах, и другие всегда нужные замечания как о самих портах, так и о жителях, в них живущих. Если обстоятельства позволят, то, кроме заметок своих, командиру надлежит поручить штурманскому офицеру производить опись портов и берегов (с разрешения местных властей) и потом как свой журнал, так и произведен-}

ные описи представлять по окончании плавания в Гидрографический департамент»¹.

В феврале—марте 1850 года Корнилов по делам службы побывал в Санкт-Петербурге, встречался с начальником Главного морского штаба и генерал-адмиралом, дважды его принимал Николай I. Император подробно интересовался делами на флоте, особенно доками и укреплениями на суше в Севастополе. Благосклонно встречали контр-адмирала и Великий князь Константин Николаевич, и А.С. Меншиков. Корнилову удалось тогда решить ряд вопросов по Черноморскому флоту^{1135 1136}.

В апреле Корнилов докладывал Лазареву о необходимости здания для размещения юнкеров Черноморского флота и составлении правил их содержания и обучения в Николаеве, так как в Кронштадте условия их жизни и учебы были далеки от идеала. Контр-адмирал внес свои предложения по выбору здания^{1137. 15 июня Корнилов докладывал Лазареву о сроках обучения флотских юнкеров. Основываясь на предложениях Корнилова, главный командир Черноморского флота и портов рапортовал 31 июля 1850 года А.С. Меншикову о необходимости организации в Николаеве юнкерской школы на 70 человек1138.}

Активность Корнилова и хорошее представление о нем в столице дали основание Лазареву 12 июня предложить Меншикову утвердить его в должности начальника штаба Черноморского флота и портов: «Исправляющий должность начальника штаба Черноморского флота и портов контр-адмирал Корнилов, состоя в настоящей должности с 3 апреля 1849 г., исправлял оную с примерною деятельностью и знанием при отличном также исполнении и других, не менее важных поручений, почему, представляя вашей светлости о таковой полезной службе контрадмирала Корнилова, имею честь просить покорнейше не оставить разрешением о утверждении его в настоящей должности»^1139.

5 июля 1850 года Корнилова утвердили в должности начальника штаба^{1140. Однако положение флагмана оставалось весьма сложным, и в письме брату он сетовал: «В сотый раз на пути в Севастополь, но это мой отдых. Если б не эти поездки, то я бы захворал от дел правильного течения. Ты не можешь себе представить, любезный друг Александр, до какой степени много поступает бумаг и по крайней мере на сто бумаг девяносто девять самого пустого содержания. Чувствуешь, как тупеешь! И что самое печальное: встречаешь зло, видишь, что даже подлежишь за него ответу если не начальству, то совести, и вместе с тем [видишь], что бессилен еси, как в постели под гнетом кошмара. Сто раз давал себе слово не тревожиться об участи дел, не стоящих в непосредственной зависимости начальника штаба, и представить их правильному течению, но не такова натура, не то старик заповедал нам...»1}

Лазарев, чтобы поощрить кипучую деятельность начальника штаба, 2 ноября 1850 года представил его к награждению орденом Св. Станислава I степени. В декабре Корнилов получил награду, но не был доволен, ибо за полученную звезду пришлось уплатить в капитул ордена, а денег и так не хватало. В письме к брату 26 декабря он жаловался, что его не зачислили в царскую свиту, а императорский вензель на погонах сулил дополнительно тысячу столовых денег в год. У контр-адмирала долги к этому времени превысили 1000 рублей^{1141 1142}.

Не меньше, чем денежные затруднения, беспокоила Корнилова болезнь (рак), которая начала одолевать Лазарева. Адмирал в конце

1850 года еще продолжал заниматься делами^{1143. Скончался он 11 апреля}

1851 года. Еще перед отъездом главного командира на лечение он получил высочайшее повеление передать дела вице-адмиралу М.Б. Верху. Тот не имел ни специальной подготовки, ни авторитета, чтобы руководить флотом, и фактически тяжесть управления легла на плечи В.А. Корнилова, теперь без поддержки Лазарева. В письме брату он писал: «...положение мое фальшиво. Имея только случайное и притом косвенное влияние на главные артерии механизма управления Черноморским флотом, на интендантство и строительную часть,– я могу подпасть без вины нареканию, но что мне до этого. Буду делать, что смогу, и тем исполню завет, напечатленный в примере слркебной 50-летней деятельности моего отошедшего наставника. Его всегдашнее правило было: «все службе общественной», и он шел себе по стезе избранной, не развлекаясь почестями, на него сыпавшимися...»¹¹⁴⁴

Уже 30 апреля Корнилов направил Берху докладную записку о необходимости просушки кораблестроительной древесины. Как председатель комиссии, учрежденной 4 ноября 1850 года Лазаревым «...для составления нормальных правил для практического производства кораблестроительных работ...», контр-адмирал предложил меры по просушиванию леса и проверке его сухости, ибо в первую очередь от материала зависело качество кораблей^{1145. Не имея прямой возможности влиять на дела строительные и интендантские, он сообщал Верху о недостатках в этих областях. 2 июля после осмотра судов отряда, на котором контр-адмирал совершил плавание, он докладывал о плохих канатах и рангоутном дереве, 3 июля писал о безобразном хранении металлических изделий, в том числе новейших пушек, на Ростовской пристани, где многие из них ржавели на земле1. 4 августа Корнилов обратился к А.С. Меншикову с докладной запиской о необходимости расширить права начальника штаба Черноморского флота. Он добивался, чтобы все предписания начальника Главного морского штаба и высочайшие повеления докладывали главному командиру через начальника штаба, как и все предположения по морской, кораблестроительной и интендантской части, а также хотел, чтобы через начальника штаба проходили все назначения, смещения и награды чиновников1146 1147. Таким образом контр-адмирал хотел получить возможность быть в курсе всех событий и даже как-то влиять на области, ему не подведомственные.}

В столице ценили Корнилова, но не собирались сменять Верха. 7 августа Меншиков окончил смотр Черноморского флота^{1148. В тот же день он рапортовал Николаю I:}

«...Главным орудием покойного адмирала Лазарева ко введению тех усовершенствований по судостроению, вооружению и корабельной морской практике, которыми отличается Черноморский флот, был контрадмирал Корнилов, даже и в то время, когда не был назначен начальником штаба сего флота. Сие побркдает меня думать, что пока тот же Корнилов пользоваться будет одинаковым доверием и у другого главного командира, то существующий порядок не только сохранится, но и в успехах не остановится, а наипаче, когда и главный начальник флота опирается на введенный в одной части порядок, чтобы распространить его и на другую, как сие делает вице-адмирал Верх старанием дать более жизни хозяйственным распоряжениям.

При просвещении современном он имеет еще довольно сил для административных занятий, и посему мне кажется, что изменение личности Главного черноморского управления было бы теперь еще преждевременно»^1149.

Меншиков предлагал лишь заменить дряхлого и бездеятельного руководителя интендантства вице-адмирала Дмитриева на контр-адмирала Н.Ф. Метлина, а на случай войны предполагал, что предводителя

Черноморскому флоту следует искать среди энергичных младших адмиралов¹ .

22 августа 1851 года Корнилова наградили знаком отличия беспорочной службы за 25 лет, 26 ноября – орденом Св. Георгия IV степени за выслугу 25 лет в офицерских чинах. 6 декабря 1851 года его назначили в свиту Императора^{1150 1151}.

17 августа 1851 года Корнилов докладывал М.Б. Верху о мерах, принятых по организации первой школы юнкеров флота в Николаеве^{1152. 5 мая 1852 года он просил дежурного генерала Главного морского штаба А.Л. Гейдена утвердить проект положения юнкерской школы1153.}

Осенью 1851 года Корнилов в письме брату вновь жаловался на долги и рассчитывал лишь на аренду. Имение его было уже дважды заложено, в 1841-м и 1845 годах, и Владимир Алексеевич беспокоился о детях, которые начинали учебу. Приходилось распродавать подаренные Императором табакерки, так как по занимаемому положению начальник штаба имел значительные расходы. Зачисление ‘в свиту денег не принесло. В конце концов после смерти за ним осталось 20 000 рублей частных долгов^1154.

2 октября 1852 года В.А. Корнилова произвели в вице-адмиралы и назначили генерал-адъютантом. Однако его оставили в прежней должности начальника штаба^{1155. Используя знания и опыт Корнилова, считали, что Верх более безопасен на посту главного командира, чем энергичный Корнилов. Скорее всего, в столице опасались, что решительный и честный моряк начнет вскрывать финансовые злоупотребления. Ему нередко приходилось выполнять поручения помимо Верха, моряку разрешили обращаться в Главный морской штаб, однако он не получил официальных прав по интендантской, кораблестроительной и инженерной части, что нередко ставило начальника штаба в трудное положение. В письме брату 3 ноября 1852 года Корнилов писал: «...Государь мне много лично задал дел здесь, а как я их выполню, когда у меня нет другой власти, как власть Верха, которого формально не слушают»1156. Тем не менее, перегруженный работой, контр-адмирал делал все возможное, чтобы поддерживать боеспособность Черноморского флота.}

Корнилов, как и М.П. Лазарев, являлся активным сторонником развития парового судостроения и считал, что за механическими двигателями – будущее. Он часто выходил в море именно на пароходах. Зная о росте численности винтовых кораблей за границей, вице-адмирал настаивал на постройке таковых в России. В ноябре 1851 года прибыла построенная в Англии винтовая шхуна «Аргонавт», в сентябре 1852 года Корнилов утвердил постройку винтовых корветов «Воин» и «Витязь» на английских верфях. Однако моряк добивался развития парового судостроения на отечественных предприятиях, усовершенствования кораблестроительной базы, передачи заказов на паровые машины брянскому заводчику Мальцеву. Благодаря усилиям Корнилова, удалось получить разрешение на постройку двух винтовых кораблей и переделку в винтовые двух парусных; всего в 1853 году по инициативе начальника штаба были заложены или заказаны 10 винтовых судов разного ранга¹. Однако их достроили рке после Крымской войны.