Текст книги "Идеи и интеллектуалы в потоке истории"

Автор книги: Николай Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

греха крайне трудно, если вообще возможно. Философские догматики

обычно агрессивны и непробиваемы. После провала нескольких

попыток убедить контрдоводами, примерами новых идей, лучше

отойти в сторону и оставить чрезмерно верных адептов наедине со

своими кумирами.

6. Грех вымороченности (пустой схоластики). Философ с таким

грехом говорит и мыслит пустыми словами, за которыми нет

предметного, а часто и смыслового содержания. В сочетании с

птичьим языком и догматизмом грех вымороченности дает почти

массовое заболевание среди философов, как отечественных, так и

зарубежных. Моды на слова и направления меняются. В России после

гегельянства и шеллингианства, концепций общинного социализма и

народничества, эмпириокритицизма и неокантианства приходят

пролетарский психоанализ, педология, затем материалистическая

диалектика, формационный подход и научный коммунизм. Потом

наступает черед кибернетики, системного анализа, культурологии и

цивилизационного подхода, постмодернизма, диалога культур,

аналитизма, феноменологии, информациологии, синергетики, транзитологии,

виртуалистики, дискурс-анализа, исследований глобализации и теперь уже кризисологии. Нельзя сказать, что любое из

этих и подобных направлений изначально и фатально пусто и

бессодержательно. Речь идет о том, что на одного мыслителя,

умеющего связывать соответствующие абстрактные понятия с

историческим и жизненным опытом, с научными фактами и

концепциями, приходится десять (если не сто или тысяча) тех, кто

просто повторяет те же слова в разных сочетаниях, пользуясь лишь

давно заезженными «примерами».87

87 Как известно, средневековую схоластику реабилитировали, а сугубо

абстрактные рассуждения Платона (например, в «Пармениде») и «первая

философия» Аристотеля (например, в «Метафизике») по праву считаются

вершинами чистого философствования. Почему же в XX и XXI вв. стало

неприемлемым то, что задало тон всей европейской философии

столетиями раньше? Пожалуй, главная разделительная черта определятся

появлением новых, постгалилеевских наук с эмпирическими основаниями

и общими теориями с объяснительной и предсказательной силой. В этой

принципиально новой ситуации, строго говоря, любая «первая

философия» (метафизика, онтология или гносеология) оправдана лишь в

той мере, в которой она прямо или косвенно помогает создавать новые

эмпирически обоснованные теории в той или иной области. Если же

современный философ пытается подражать древним авторитетам и

презрительно отвергает требования связи его рассуждений с опытом,

315

Грех вымороченности распознается через просьбы привести

примеры, проинтерпретировать конкретные ситуации, через вопросы о

связи рассуждений с достижениями современных наук

в соответствующей области. Жесткий отказ свидетельствует о

закоснелости в грехе, возможно, неизлечимости. Готовность

применять свои схемы к новым и новым реальным ситуациям,

готовность изучать чужие научные результаты, изменять и дополнять

свои схемы, понимание необходимости операционализации и

проверки, тем более, наличие направленности на верификацию и

фальсификацию своих тезисов – хорошие признаки. Такой философ

либо грешит схоластикой в рамках допустимого, либо вообще должен

быть признан безгрешным в данном отношении.

7. Грех аутизма (эзотеризм, «слоновокостность») – пожалуй,

самый легкий из перечисленных, во многом противоположный самым

тяжким первым двум грехам. «Какое мне дело до политики, власти,

общества, национальных, тем более глобальных, проблем? Знать

имена текущих правителей – уже неприлично для настоящего

мыслителя. Есть вечные великие книги, высокие идеи, есть солидная

традиция, есть сообщество таких же, как я, пусть небольшое,

замкнутое, но это люди, занимающиеся истинной чистой философией.

Пусть профаны называют это бесполезной “игрой в бисер” и никому

не нужной “башней из слоновой кости”. Философия жива такими, как

мы, а все остальные – невежи и бездари – с их житейскими,

политическими и глобальными проблемами пусть катятся ко всем

чертям!»

Вероятно, без некоторой доли греха аутизма (способности

отвлекаться от насущных забот, горестей и проблем окружения)

настоящих философов и настоящей философии действительно не

бывает. Однако чрезмерный аутизм выталкивает философию из жизни,

делает ее неактуальной, никому не нужной и не интересной,

выхолощенной, не привлекающей новые поколения. Как же отличить

допустимую долю философского аутизма от чрезмерной? Пожалуй, на

этот вопрос я отвечать не буду и оставлю его для дискуссии.

окружающей реальностью, научным знанием, то неминуемо впадает в грех

вымороченности – в пустую и бесплодную схоластику.

316

ПРИЛОЖЕНИЕ 3.  Интервью о состоянии философии в России 

А. С. Нилогов: Достаточно ли у современной философии

интеллектуальных сил для влияния на умы элит?

Н. С. Розов: После 1960-х гг. мировая философия находится

в глубоком упадке. Последние славные и действительно значительные

имена – это Жан-Поль Сартр и Карл Поппер.

Постмодернизм, скорее, выжигает способности к творческому

мышлению. За 30-40 лет его доминирования ничего, кроме

«деконструкций» и «симулякров», не появилось. Хуже того, то

позорище, которое творится как в массовой культуре, так и в политике,

в общественной жизни теперь как бы «легитимировано» несложными

постмодернистскими установками типа того, что «все равно все вокруг

– сплошные симулякры».

Надежды сторонников серьезной и честной философии на

аналитическую традицию (преимущественно англо-американскую и

финскую) также не оправдались. Фиксация не на бытии, мире, сути

вещей, сущности человека, общества, истории, а лишь на нюансах

словоупотребления и логики высказываний способна бесконечно

порождать рафинированные тексты по все более узким и

специализированным темам, но никакого значимого продвижения

в философском мышлении не дает.

А что с остальными направлениями? Здесь уже парадокс совсем

печальный. Философских направлений, обществ, журналов, книг —

пруд пруди. Казалось бы, расцветают все – от платоников и томистов,

гегельянцев, кантианцев и марксистов до феноменологов,

экзистенциалистов и теософов. Однако нет ни центра внимания, ни

принципиальных дискуссий, ни ярких идей и книг с долговременной

значимостью, ни новых славных имен.

Отсюда следует однозначно отрицательный ответ на поставленный

вопрос. Я не помню, чтобы общественные и политические лидеры

в последние десятилетия апеллировали к философии, особенно к

идеям современных философов. Но даже если когда такое и случилось,

скорее, это был сиюминутный риторический прием, поскольку в ином

88 Опубликовано в книге: Кто сегодня делает философию в России. Том III

(сост. А. С. Нилогов). М., 2015. С. 148-161.

317

случае направление с выросшей общественной значимостью

поднималось бы, расцветало, получало авторитет и известность. А

этого нет и в помине.

Ситуация усугубляется тем, что в XX веке мощное развитие

получили социальные науки, особенно такие, как социология,

экономика, политология. Соответствующие эксперты полностью

вытеснили философов с позиций «влияющих на умы элиты», причем

приходится с грустью признать, что во многом это заслуженно. От

знающего эмпирический материал и владеющего теорией социолога и

политолога мы вполне можем ожидать услышать что-то новое,

полезное, значимое, меняющее наш взгляд на те или иные вещи. А

теперь допустим: появляется философ на кафедре или на телеэкране.

Положа руку на сердце – ожидаем ли мы услышать что-то помимо

давно стершихся, захватанных и замусоленных высокопарных слов и

мыслей?

Можно ли считать русскую философию избыточным продуктом

русской литературы?

Один из потоков русской философии действительно рождался и

жил в более широком потоке русской литературы и литературной

критики. Главными фигурами здесь являются Достоевский и Толстой.

Но к тому же ряду принадлежат и Погодин, Писарев, Белинский,

Добролюбов, Герцен, Чернышевский, Мережковский, Розанов, Бахтин,

Пастернак, Солженицын, несмотря на огромные различия в идейной

направленности, масштабе дарований и т. п. Конечно же, дело здесь не

в «избыточности», а в слабости и полузапрещенности философской

деятельности, вплоть до откровенных репрессий по отношению к

свободной мысли как в царское, так и в советское время. В этих

условиях литература была главным каналом разговора с публикой об

общественных, нравственных, мировоззренческих вопросах.

Наряду с этим, развивалась, но со своими остановками и провалами,

академическая «профессорская» философия. До сих пор самой яркой

фигурой здесь остается Владимир Соловьев. Он был не чужд

литературе, писал стихи, но здесь, скорее, поэтическое творчество как

бы выплескивалось из его мощной и добротной философии (притом,

что я почти по всем пунктам с ним не согласен). Несмотря на

репрессивность и удушающий режим советской эпохи,

в академической традиции появлялись такие крупные фигуры, как

Лосев, Асмус, Копнин, Ильенков, Мамардашвили. Никакой

включенности в литературный процесс здесь уже не было.

318

Как следует относиться к такому феномену, как популяризация

философии в рамках массовой культуры?

Вопрос непростой. С одной стороны, у каждого профессионального

философа не может не вызывать раздражение жонглирование

сакральными для нас именами мыслителей, фамильярное

бравирование упоминанием дорогих для нас понятий и категорий.

Вообще говоря, такова типичная, ожидаемая и социологически хорошо

объясняемая реакция сидящих в своей «башне из слоновой кости»

представителей абстрактного и «высоколобого» рода занятий на то,

что «башню» эту вдруг стали ломать, а редкие и бережно хранимые

священные реликвии пустили в расход на рекламу, пиар и дешевое

позерство, хоть на телеэкране, хоть в личном блоге.

С другой стороны, «дух веет где хочет». Мировоззренческие,

нравственные, экзистенциальные проблемы никуда не пропали, они

волнуют, пусть по-новому, каждое приходящее поколение. Кто-то

пропустит мимо ушей отвлеченные идеи и незнакомые имена, а кто-то

залезет в «Википедию», потом, глядишь, возьмется за серьезную

статью, книгу, поступит на философский факультет. Не нужно

исключать опять же действия социальных закономерностей: массовая

культура всегда рождает и контрдвижение – против всего расхожего,

низкопробного, против «попсы» и проч. В соответствующих

сообществах, кружках молодежи символом престижа и членства

нередко становится чтение необычных, малоизвестных книг, в том

числе и философских. А бывает и так, что взявшись за книгу вначале

ради личного самоутверждения, молодой человек втягивается и уже

начинает всерьез интересоваться философией.

Поэтому, коротко, ответ таков. Массовая культура захватывает,

перемалывает и выплевывает все без исключения. Никакие запреты

(помимо значащихся в законах о печати и СМИ) здесь и не возможны

и не нужны. Относиться к такой «популяризации» философии следует

снисходительно, без раздражения. Просто самим делать свое дело

честно и всерьез.

Довольны ли вы реакцией российских интеллектуалов на выход

вашей книги "Колея и перевал: макросоциологические основания

стратегий России в XXI веке" ?

Скажу так: уровень моего довольства средний, но с

оптимистическим взглядом на судьбу книги в будущем. Большим

громким событием в интеллектуальной жизни России книга не стала

– никаких иллюзий по этому поводу быть не может.

При этом в ведущих интеллектуальных центрах Москвы о книге, о

результатах исследования российских циклов, о стратегиях

преодоления этой «колеи» я рассказывал: в Институте философии

319

РАН, в Высшей школе экономики (в Фонде «Либеральная миссия», на

семинаре посравнительному анализу развития постсоциалистических

обществ и на Социологическом факультете), на философском

факультете МГУ, в ИНИОНе, Шанинке, РГГУ. Также были лекции,

доклады, диспуты на Полит.Ру (в «Билингве» и в кафе «ПирОГИ» на

Сретенке), в Школе культурной политики, в Библиоглобусе, в Клубе

политических блогеров им. И. Канта, на Радио «Свобода»,

в Независимом информационном центре, в московском бюро РосБалта

и др.

В Санкт-Петербурге я выступал с докладами по результатам книги

в Институте социологии, в Леонтьевском центре, в Географическом

обществе, на Днях философии в ЛГУ (на секции геополитики), на

местном телевидении, в тамошнем РосБалте. Также было несколько

выступлений в Институте истории и археологии Екатеринбурга,

в университетах Красноярска, Омска, Новосибирска, Горноалтайска.

В обсуждениях участвовали, в том числе в качестве оппонентов,

такие известные интеллектуалы как:

 философы И. А. Гобозов, А. А. Гусейнов, В. Н. Карпович

(Новосибирск), В. И. Кудашов (Красноярск), А. И. Липкин,

В. В. Миронов, К. Х. Момджян, В. И. Разумов (Омск), В. Г. Федотова, С. А. Шаракшанэ, П. Г. Щедровицкий;

 историки Л. С. Васильев, Э. С. Кульпин, Б. Н. Миронов (Спб);

 социологи Г. М. Дерлугьян (Чикаго), И. М. Клямкин, С. Г. Кордонский, О. И. Шкаратан, В. А. Ядов;

 политологи, экономисты, культурологи М. Н. Афанасьев, Р. В. Вишневский, С. Н. Гавров, Д. В. Драгунский, М. В. Ильин,

А. Кузьмин, В. В. Лапкин, С. А. Магарил, В. Э. Матизен, Г. О. Павловский, В. И. Пантин, А. А. Пионтковский,

С. С. Сулакшин, В. Л. Шейнис, И. Г. Яковенко;  специалисты  по клиодинамике (теоретической

и математической истории) Л. Е. Гринин (Волгоград),

А. В. Коротаев, С. Ю. Малков, С. Н. Нефедов (Екатеринбург),

П. В. Турчин (Коннектикут—Москва), С. В. Цирель (СПб),

и многие другие (прошу прощения у тех, кого не назвал).

Многим хорошим и умным людям я книгу выслал или передал

через друзей и коллег, но они по разным причинам в обсуждении не

приняли участие – от историка А. Л. Янова (уже в летах и живет

в Нью-Йорке) до бизнесмена М. Б. Ходорковского (сидит в тюрьме).

Все обсуждения без исключения были живые, яркие. Разумеется,

многие были не согласны с моими идеями, иногда даже запальчиво

спорили, но было видно, что никто не оставался равнодушным. Книга

320

явно заинтересовала. А это уже большая радость для автора – годы

работы потрачены не зря.

Дальше книга будет жить своей жизнью. У меня есть серьезные

основания ожидать роста ее значимости, неуклонного расширения

интереса к ней. Все дело в том, что российские циклы отнюдь не

закончились. При каждом последующем витке эта цикличность будет

все больше и больше волновать исследователей. Непременно будут

вестись поиски, исследования внутреннего механизма циклов. А где

эти вопросы были рассмотрены наиболее систематично, на

фундаменте социальной онтологии и наиболее конструктивных

моделей исторической динамики? Именно в книге «Колея и перевал».

Разумеется, с книгой будут спорить, результаты будут опровергать

– без этого никак нельзя. Но обращаться к ней будут непременно, а

может быть, и изучать в университетах. Впрочем, в нескольких местах

этот процесс уже начался. Так что, несмотря на негромкое вхождение

книги в современное интеллектуальное пространство России, на ее

будущую судьбу я смотрю с оптимизмом.

Читайте о книге «Колея и перевал» на моем сайте:

www.nsu.ru/filf/rozov/publ/kol-per.htm, основные идеи и результаты

представлены в открытом доступе:

www.nsu.ru/filf/rozov/publ/preodolenie.htm. Ну а заказать ее можно во

множестве интернет-магазинов, достаточно в любом поисковике

набрать мою фамилию и название книги.

Что вы можете сказать о современной русской философии?

Какие имена бы назвали?

Современная философия в России переживает тот же затяжной

упадок, провальный период, что и мировая философия, но еще со

многими отягощениями: не изжиты последствия советской эпохи,

когда «единственно верная» философия принудительно вдалбливалась

во всех школах и вузах. Марксисты-ленинцы почти повсеместно

«перековались» в православных патриотов-державников,

в «политологов» и «культурологов», что уже дискредитировало

в общественном сознании как патриотизм, так и соответствующие

дисциплины.

Спрашивать философа о значимых современниках – всегда было,

есть и будет делом неблагодарным. Как известно, по-настоящему мы

чтим только мертвых коллег.

Чтобы уйти от всегда сомнительного субъективизма в раздаче

репутационных «слонов», попробую применить операциональный

критерий. К идеям и книгам какого моего российского коллеги я

обращался для прояснения каких-то философских вопросов и чью

321

книгу я всерьез рекомендовал ученикам, готовящим магистерские,

кандидатские, докторские диссертации?

Увы, возникает только одно имя, и я его с удовольствием называю:

Вячеслав Семенович Степин, академик РАН, бывший директор

Института философии РАН. Буквально на днях я рекомендовал моему

магистранту его книгу « Теоретическое знание».

Сразу вспоминаю, что именно со Степиным почти в каждый мой

приезд в Москву у нас были продолжительные философские

дискуссии. Когда я приезжал в институт, он запирал свой

директорский кабинет, мы подолгу беседовали. Оказывается, он читал

все мои последние книги. Мы редко с ним соглашались, но его

искренний интерес к существу дела, солидность философской базы

рассуждений вызывают огромное уважение.

Когда я привозил в Москву Рэндалла Коллинза, Степин

председательствовал на обсуждении книги «Социология философий»,

просидел с нами целый день, потом уже в его кабинете мы с ним и

Коллинзом просидели допоздна и, взбадриваемые крепкими

напитками, продолжали дискуссию.

Многим известно, насколько высоко я ставлю Коллинза, неизменно

восхищающего силой, свежестью и конструктивностью творческого

мышления, но в тот день беседа велась на «поле» Степина. Речь шла о

движущих силах развития экспериментов в естествознании. Главным

движителем развития экспериментальной практики в физике было

либо самостоятельное развитие лабораторного оборудования (тезис

Коллинза), либо автономное развитие физического теоретического

мышления (тезис Степина). Интересно и поучительно было наблюдать,

как Степин, опираясь на свою бесспорную эрудицию в истории

физики, одолевал своими аргументами Коллинза. Это была

интеллектуальная дуэль на самом высоком уровне, и я испытал вполне

патриотическую гордость, видя как наш отечественный философ,

пусть и на своем «поле», опрокидывает фактической и логической

аргументацией возражения звезды американского интеллектуального

мира – Коллинза, который ведь во многом использует стратегию

«собирателя сливок» и иногда поддается авторитету своих источников.

Как вам кажется, правомерно ли применять коллинзовскую

методологию оценки интеллектуальных достижений той или иной

нации к русской философии? Или для каждой национальной

философии требуется аутентичная ей методология исследования и

оценки?

Вопрос странный. Если внимательно прочесть «Социологию

философий» Р. Коллинза, то можно легко убедиться: данная

методология прекрасно работает как для интеллектуалов Древней

322

Греции и Китая, для немецких идеалистов, французских просветителей

и экзистенциалистов, так и для таких экзотических для нас

философских традиций, как японская, арабская и еврейская.

С чего бы это вдруг для России она перестала работать? Может

быть, для российских философов не имеют значения эмоционально

насыщенные ритуалы (дискуссии)? Связи личных знакомств?

Разделение на фракции? Стремления к достижению высокой

репутации? Связи учитель—ученик? Перестройки интеллектуальных

сетей? Сдвиги в организационной основе философского творчества

(кто, где и за что получает заработную плату)? Обнаружение глубоких

затруднений?

Все это, бесспорно, имеет место быть и в наших палестинах, а

значит, и подход Коллинза вполне релевантен. Попытки его применить

уже делались, но, к сожалению, пока без достаточной систематичности

и основательности.

Возможно ли, на ваш взгляд, провести точный водораздел между

свободой воли, свободой мысли и свободой слова на законодательном

уровне (случай 282-й статьи УК РФ)?

Сразу оговорюсь, что не являюсь экспертом в правовых вопросах.

Содержание преступного деяния описывается в данной статье

таким образом: «Действия, направленные на возбуждение ненависти

либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы

лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения,

отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо

социальной группе, совершенные публично или с использованием

средств массовой информации».

Известны неоднократные злоупотребления этой статьей, когда под

нее подводили общественную критику (как правило, справедливую, но

ведь это здесь неважно!) начальников, чиновников, милиционеров-

полицейских, прокуроров, судей, ФСБ-шников и т. п. Очевидна

необходимость четкого закрепления в законе отличий критики (всегда

законной и необходимой) от «возбуждения ненависти либо вражды, а

также унижения достоинства человека». Есть ситуации, когда не

только критика, но и гневные негодующие высказывания, даже

ругательства никак не могут быть основанием для применения такой

статьи. Вот, допустим, ОМОНовцы бьют дубинками по головам

мирных демонстрантов, ломают им руки, топчут упавшую женщину.

Видя это, нормальный человек вполне может воскликнуть что-нибудь

типа: «Негодяи! Гады! Не смейте трогать! и т. п.». И что теперь —

тащить такого человека в кутузку, давать ему срок за то, что он

«унизил достоинство» или «возбудил ненависть» к этим ОМОНовцам

как «социальной группе»?

323

Вот такого рода вопросы точно нуждаются в нормальной

правовой проработке, тогда как вопрос о различении между

«свободой воли, свободой мысли и свободой слова»

представляется мне сейчас пустой и устаревшей схоластикой.

Как сегодня проявляется противостояние столичной и

провинциальной философии в России? Как вы в целом оцениваете

уровень так называемой вузовской философии, занятой по

преимуществу воспроизводством самой себя?

В провинции уровень преподавания философии и

философского творчества представляется весьма низким. На

философских конгрессах доля невежд и чудаков, мнящих себя

светочами мысли, скандально велика. После

Конгресса в Новосибирске (август 2009 г.) я написал про это в «Вестнике

РФО» полушутливую заметку «Семь смешных философских

грехов». В Москве и Санкт-Петербурге, отчасти и в крупных

университетских центрах провинции (Новосибирск, Томск,

Екатеринбург, Ростов-на-Дону) уровень, разумеется, выше, но

остается чрезмерной зависимость от новых волн

интеллектуальной моды, поступающих из Европы и США. И дело

здесь не во вреде идейного импорта (я сам активно принимаю

в нем участие переводными альманахами и книгами), а в том, что,

не успев освоить один пласт идей, связать его с традицией,

поставить и решить соответствующие проблемы, наша

интеллектуальная публика перескакивает на новую свежедоставленную

моду, углубляя тем самым колею провинциализма. Причем

в этом  смысле провинциализм москвичей, гордящихся своей принадлежностью к эзотерике

феноменологизма или последних писков постмодернизма, еще

более удручает, чем честная провинциальная отсталость

православных державников из российской глубинки.

Как для столичных, так и для провинциальных философов, а

шире – гуманитариев, характерно также отчуждение от теории,

деградация теоретического мышления, о чем я написал в статье

«(Не)мыслящая Россия: антитеоретический консенсус как

фактор интеллектуальной  стагнации»

(www.nsu.ru/filf/rozov/publ/nonthinking.htm)89.

Анализу кризиса современной российской философии и путям

его преодоления посвящен целый раздел книги « Философия и

теория истории» (http://www.nsu.ru/filf/rozov/publ/fti/fti7-1.htm).

89 См. главы 7-9 настоящего издания.

324

Коротко, перспективные векторы развития философии состоят

в следующем:



Перестать отмежевываться от наук, напротив, максимально

сотрудничать с учеными-предметниками, ставить и решать

трудные онтологические и методологические проблемы на

стыке наук;

на ближайшие десятилетия наиболее

перспективным для философского осмысления является

обширный круг социальных, гуманитарных, психологических и

исторических наук;

Перестать зависеть от единственной организационной основы

(жалования в вузе или нии), автономия философии достигается

только через множественность организационных основ;

Преодолевать «направленческую местечковость», эзотеризм и

схоластику; поднимать смелые философские дискуссии, прямо

касающиеся актуальных общественных и политических

проблем, вовлекать в них философов и ученых самых разных

направлений мысли;

Преодолевать провинциализм как изоляционистского толка

(«особнячество» патриотов-державников из «глубинки»), так и

покорного следования каждой новой западной моде

(«низкопоклонство» столичных космополитов); требуемой

альтернативой является включение в разработку корпуса

актуальных проблем мировой философии, но на основе как

накопленной отечественной традиции, так и всех ранее

заимствованных интеллектуальных достижений; активные

публикации в лучших зарубежных философских журналах —

вот что приведет к новому расцвету отечественной философии;



Выйти из оборонительной позиции («не обижайте нас,

философов, оставьте нам хоть какое-то местечко») и занять

наступательную позицию, взяв качестве образцов хоть сократа,

платона и аристотеля, хоть декарта и бэкона, хоть немецких

идеалистов, хоть венский кружок, хоть французских

экзистенциалистов, хоть наших чаадаева, соловьева и бердяева.

Философия теперь, как и раньше, способна ставить и решать

проблемы, не доступные никаким другим направлениям мышления.

Теперь остается малое: показать, умеем ли мы это делать.

Литература

Аблажей А. М. Неолиберальный контекст постсоветской науки //

Вестник НГУ. Сер. Философия и право. 2012. Т. 10, № 3. С. 55-60.

Абрамов А. И.,Коваленко А. В. Историко-философская преемственность в русской философской мысли XVIII века //

Философская и социологическая мысль. Киев, 1989. № 6.С. 49-61.

Анатомия кризисов. М.: Наука, 1999.

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: КАНОН; Кучково поле,

2001.

Апресян Р. Г. О праве лгать // Логосю 2008ю № 5. С. 4-18.

Атманских А. С. Философия в России: диалог двух традиций // Философия и общество. 2008. № 1(49). С. 159-175.

Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. Т. 1. От прошлого к будущему. Новосибирск: Сибирский Хронограф,

1997.

Беляева А. А. Анализ роли интеллектуалов в артикуляции протестных

настроений в России с конца 2011 г. по настоящее время. М.: ГУ ВШЭ, 2014.

URL: https://www.hse.ru/data/2014/05/22/1321838238/вкр-Беляева.docx.

Бжезинский Зб. Великая шахматная доска (Господство Америки и его

геостратегические императивы). М.: Международные отношения, 1998.

Билалов М. И. Философия истины в коммуникативном пространстве

познавательных культур // Вестник РФО. 2016. № 1. С. 10-12.

Блур Д. Сильная программа в социологии знания // Логос. 2002. № 5-

6. С. 162-185.

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV—

XVIII вв. Т. 3. Время мира. М.: Прогресс, 1992.

Валлерстайн И. Изобретения реальностей Времени-Пространства: к

пониманию наших исторических систем // Структуры истории.

Альманах «Время мира». Вып. 2. Новосибирск: Сибирский

Хронограф, 2001. С. 73-89.

Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М.: Прогресс, 1987.

Вишневский А. Г. Пять вызовов нового века // Мир России. 2004.

Т. XIII, № 2. С. 3-23.

Вишневский Р. В. Модернизационные циклы в истории России / Теория предвидения и будущее России. Материалы V

Кондратьевских чтений. М.: Международный фонд Н. Д. Кондратьева, 1997. С. 167–173.

326

Владимиров В. Русская трагедия. Советские люди на стороне Третьего Рейха, 1941-1945 //АПН.

13.03.2013. http://www.apn.ru/special/article23951.htm.

Волков А. Е., Ливанов Д. В., Фурсенко А. А. Высшее образование: повестка 2008—2016 / Российское образование: тенденции и

вызовы: сб. ст. и аналитических докл. М.: Изд-во «Дело» АНХ, 2009. С. 11-18.

Власенко К. И. Концепции истории русской философии: конец XIX—начало XX в. // Вестник МГУ. Сер. Философия. 1988. № 5.

С. 16-23.

Война и геополитика. Альманах «Время мира». Вып. 3. Новосибирск: НГУ, 2003.

Воробьева Л. М. Прибалтика  на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского

мира 1920 г. М.: ФИВ, 2013.

Время мира. Вып. 1. Историческая макросоциология в XX веке. Новосибирск: НГУ, 2000.

Гельман В. Я. Выбор интеллектуала: эмиграция или самоцензура? //Слон. 03.06.2013.

Гельман В.Я. Модернизация, институты и «порочный круг» постсоветского неопатримониализма. Спб.: Изд-во Европейского ун-та в СПб., 2015. (Препринт, М-41/15).

Гемпель К. Функция общих законов в истории // Время мира. Вып. 1. Историческая макросоциология в XX веке. Новосибирск: НГУ,

2000. С.13-26.

Голдстоун Дж. К теории революции четвертого поколения // Логос. 2006. № 5. С. 139-187.

Гольцов А. Г. Трансформации геополитического порядка на постсоветском пространстве // Полития. 2016. № 1 (80). С. 54-72.

Грудзинский О. А. Университет как предпринимательская организация (структура) / Социология образования перед новыми

проблемами. М., Омск, 2003. С. 212-229.

Гудков Л. Д. Негативная идентичность. Статьи 1997–2002 годов. М.: Новое литературное обозрение, «ВЦИОМ-А», 2004.

Гуриев С. М. Наше самое высшее образование / Российское образование: тенденции и вызовы: сб. ст. и аналитических

докл. М.: Изд-во «Дело» АНХ, 2009. С. 63-70.

Гуриев С. М. Три источника – три составные части экономического империализма // Общественные науки и современность. 2008.

№ 3. С. 134-141.

Даймонд Дж. Коллапс. Почему одни общества выживают, а другие умирают. М.: АСТ, 2008.

327

Диксон П. Фабрики мысли. М.: Прогресс, 1976.

Донских О. А. Несколько замечаний о «гуманитарной составляющей» образования // Высшее образование в России. 2009. № 4. С. 90-

93.

Дубовцев В. А., Розов Н. С. Природа «русской власти»: от метафор – к концепции // Полис. 2007. № 3. С. 8-23.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М.: Канон, [1893]1996.

Дюркгейм Э. Самоубийство. Социологический этюд. СПб: Союз, [1897] 1998.

Жарков В. Фейк геополитики. Еще раз о том, как геополитические интересы мешают нам жить // Новая газета. 22.11.2014.

Зубов А. Тщета геополитики: вызов геополитики и ответ новой Европы // Новая газета. 13.01.2016.

Иванов В. Блицкригом по науке // Независимая газета. 16.06.2015. https://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=c6b41850-ffa2-

43a2-9291-cdde8dd89591.

Иванчик К. Наукой должны управлять ученые // Полит.Ру. 26.03.2016. http://polit.ru/article/2016/03/26/ivanchik_speech/.

Иноземцев В. Л. Хорошее образование в России – миф // Ведомости. 03.10.2011.

Кант И. О мнимом праве лгать из человеколюбия / Кант И. Трактаты и письма. М.: Наука, [1797] 1980. С. 232-237.

Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане / Кант И. Собр. cоч. в 8 тт., М.: Изд-во «Чоро». Т. 8. [1784] 1994.