Текст книги "Идеи и интеллектуалы в потоке истории"
Автор книги: Николай Розов
Жанры:
Философия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
количественную измеримость величин, что всегда ведет к
значительному упрощению модели.
Провальным, особенно в отечественном обществознании, оказывается средний уровень —
теоретический и эмпирический анализ небольшого числа специально
отобранных случаев для проверки гипотез. По-видимому, здесь
совместно действуют факторы конфликтной поляризации
«качественников» и «количественников», отсутствия ярких образцов
исследований (блестящие классические работы Баррингтона Мура и
Теды Скочпол 36 о случаях социальных революций до сих пор не
переведены и мало кому известны), общее недоверие гуманитариев к
логике и логическим методам анализа причинности.
Проверка эмпирической подкрепленности гипотезы другими
исследователями на другом материале, при положительном результате
– пополнение (аккумуляция) общепризнанных теоретических
положений. Поскольку общие операционализируемые гипотезы не
формулируются, то и проверять нечего. Однако, я подозреваю, что и
при появлении оных ситуация бы не изменилась. Когда Р. Карнейро
опубликовал статью о происхождении государства, десятки
антропологов вплотную занялись эмпирической проверкой и многие
выступили с опровержениями теории стесненности, которые затем тот
же Карнейро использовал для ее обогащения и развития [Карнейро
[1970] 2006; Carneiro, 1988]. Вероятно, нечто подобное имеет место
в нашем естествознании, но в социальных науках ничего, даже
отдаленно схожего, не происходит.
Кроме вышеуказанных факторов действует еще один: провинциальность
российских социальных наук стала самопрограммируемой (ср.
с известным эффектом самоисполняющегося пророчества). Мы сами привыкли думать, что
в российской социальной теории ничего нового и оригинального
появиться не может, поэтому никто и не будет инвестировать время и
силы для проверки (тем самым, поддержки и популяризации) теории
соотечественника.
Почему же тогда не проверять теории, поступающие из западных
интеллектуальных центров? Здесь оказывается настолько сильным
соблазн «разоблачения неадекватности», что вкупе с идеологией
идиографии и предметного эксклюзивизма они дают предсказуемый и
бесперспективный результат: «тамошние теории, конечно, очень
интересны, но у нас все совсем другое, поэтому теории эти не
применимы и проверке не поддаются».
36 Moore, 1966; Skocpol 1979; см. также: Розов, 2001, с. 230-251.
134
Периферия осознала себя периферией и уже поэтому останется ею
на долгое время. Пути выхода из этой ловушки будут обсуждаться
в заключительных главах этой книги.
135
Глава 9. Российская геополитика как наука: отменить нельзя
развивать
Насколько оправдана дискредитация геополитики?
Геополитика – пожалуй, наиболее популярная тема в сегодняшней
российской публицистике и политической риторике. Не говоря уж о
том, что имеется гораздо больше претендующих на профессиональную
компетентность в геополитике, чем в экономике, социологии,
регионалистике, демографии. Интерес и общественное внимание есть,
исследовательские центры имеются во множестве.
С другой стороны, понятное отторжение вызывает вахканалия
имперской, шовинистической, ксенофобской риторики под видом
«геополитики». Вполне ожидаема раздраженная реакция либеральной
и западнической общественности, которую, в частности, выразил
Сергей Медведев в статье « Соблазн геополитики». Здесь автор бичует
геополитику в целом как направление мысли:
«Мне кажется, проблема в том, что профессор Пастухов случайно забрел
туда, куда приличному человеку ходить не стоит, – в шатер бродячего
шапито под названием “геополитика”. Там скачут по кругу лошади,
летают гимнасты и подвизаются разного рода фокусники. Сто лет назад,
во времена Рудольфа Челлена и Фридриха Ратцеля, геополитика
обладала определенной интеллектуальной свежестью, но в последние
полвека изрядно заплесневела и была отправлена западной политической
наукой в дальний угол чулана как один из изводов теории политического
реализма, удел ветеранов холодной войны типа Збигнева Бжезинского
или Джона Миршаймера, статья которого в июльском номере Foreign
Affairs про то, как Запад “упустил” Россию, была с восторгом принята
отечественными экспертами» [Медведев, 2014].
Особенно же достается отечественным адептам геополитической
традиции:
«В постсоветской России с ее девственной политической мыслью
геополитика, напротив, стала царицей наук, прибежищем
провинциальных преподавателей марксизма, философов от
инфантерии и просто шарлатанов, прикрывающих дефицит
гуманитарного знания обманчиво стройной теорией, похожей на
милую российскому сердцу конспирологию, и красивыми
словами “Евразия”, “хартленд”, “Хаусхофер”, “атлантическая
цивилизация”. Геополитика в России заменила правящему классу
критический взгляд на внешний мир, предлагая вместо него
мессианские мифы и симулякры типа “национальных интересов”
и “борьбы за ресурсы”. Геополитика в российском исполнении
136
предполагает, что мир состоит из унитарных государств,
обладающих «интересами» и политической волей и живущих
в дарвиновской борьбе за ресурсы. Это мировоззрение хорошо
описал Владимир Набоков в “Даре” на примере эмигрантского
“пикейного жилета” полковника Щеголева» [Там же].
Примерно в том же ключе бичует геополитику Василий Жарков
в статье с не менее говорящим названием « Фейк геополитики»:
«О геополитике рассуждают в основном неудачники, в оправдание своей
отсталости. Ведь для того, чтобы преуспеть в современном мире,
практически не имеет значения, где вы находитесь. Куда важнее,
подключены ли вы к международному банкингу, есть ли в вашей
местности интернет, чтобы вести общение с партнерами в любой точке
мира, и сколько минут ехать до ближайшего международного аэропорта.
Аэропорт, кстати, при наличии платежных систем и вай-фая – дело
наживное. Если, конечно, вы случайно не в Антарктиде. Или если, упаси
бог, среди советников вашего правительства не завелось слишком много
геополитиков» [Жарков, 2014].
Профессор Андрей Зубов в своей лекции « Тщета геополитики:
вызов геополитики и ответ новой Европы» критикует классическую
геополитику Ратцеля, Челлена, Хаусхофера и Маккиндера за
экспансионизм, приспособление идей к интересам своей державы, за
провоцирование двух мировых войн, за оправдание агрессии
естественными законами, за отрицание свободы. Ожидаемо достается
российским проповедникам схожей геополитики типа А. Дугина. Всей
этой «тщете» противопоставляется добровольный союз европейских
государств. Заключительный обвинительный пассаж настолько яркий,
что заслуживает цитирования:
«Не надо думать, что геополитика это просто чепуха. Геополитика – это
прельщение, это соблазн. И сутью этого соблазна является ненависть к
другому и отрицание человеческого лица у человека. То есть, на самом
деле, отрицание человеческой свободы. Потому что, пытаясь навязать
естественнонаучный закон человеческому обществу, геополитики
отрицают за человеком, за обществом как совокупностью людей,
способность своей свободной воли контролировать, определять и
направлять свои естественные желания. Геополитика расчеловечивает
человека, так же как и расовая теория, и марксизм в его классическом
изводе. Она подчиняет человека неким внешним совокупностям, делает
свободу осознанной необходимостью, т. е. детерминирует человека. И
если расовая теория навсегда похоронена преступлениями гитлеризма,
если марксистская теория для подавляющего числа людей, надеюсь,
навсегда похоронена преступлениями ленинизма, то геополитика
пытается опять поднять голову. Но у нее такая отвратительная голова,
что, я надеюсь, ей не увлекутся многие» [Зубов, 2016].
137
Смешение значений
Насколько справедливы высказанные претензии? Если взять любые
публикации таких «специалистов» как А. Дугин, М. Калашников,
С. Кургинян, М. Шевченко, а также документы «Изборского клуба» и
подобных
ему
«интеллектуальных
центров»,
то
возразить
С. Медведеву, В. Жаркову и А. Зубову будет нечего. Но еще полбеды,
если б дискредитация геополитики была виной всего лишь
скандальных маргиналов, которых действительно не пускают
в приличное общество. Однако ситуация более печальная. Возьмем
уже рассмотренный в предыдущей главе сборник « Мыслящая Россия.
Картография современных интеллектуальных направлений»
(изданный задолго до нынешнего геополитического ража) со статьями
и интервью признанных специалистов и профессионалов в социальных
науках. В материалах сборника есть и статья Бориса Межуева,
посвященная геополитике [Мыслящая Россия, 2006, с. 284-298].
Увы, текст Б. Межуева подтверждает ощущение крайней
идеологизированности, ангажированности, весьма низкого собственно
научного и исследовательского уровня данной области социального
познания в России. Действительно, апелляции отечественных авторов
к стародавним идеям Маккиндера и Хаусхофера показывают
удручающее невежество по отношению к по-настоящему научным
зарубежным концепциям последних десятилетий.
Любопытно, что и сам Б. Межуев, судя по всему, не видит
значимости и перспектив собственно научных – эмпирических и
теоретических – исследований в области геополитики. Присмотримся
к следующему пассажу:
«Пока большая часть вышеуказанных течений продолжает развиваться
скорее в рамках более или менее обоснованных публицистических
деклараций […] Геополитические школы в России пока не представили
убедительных политико-географических аргументов в свою пользу.
В какой-то мере виной тому принципиальная зависимость геополитики
от внешнеполитической конъюнктуры: те или иные процессы на
поверхности земного шара неизбежно вносят коррективы в самые
изощренные и на первый взгляд хорошо обоснованные геополитические
концепции» [Мыслящая Россия, 2006, с. 298].
Итак, обоснованных научных концепций в российской геополитике
нет, поскольку «процессы» вносят в них «коррективы», а поэтому
данные концепции вынуждены оставаться публицистическими (читай,
конъюнктурными и сиюминутными). Что же такое «коррективы» для
настоящей научной концепции или гипотезы? Это подарок судьбы,
естественный эксперимент, ценнейшая эмпирическая проверка. А вот
если «коррективы» мешают концепциям, значит, изначально в них не
было ни грана научности, объективности, обоснованности, что,
собственно, и требовалось доказать.
138
Впрочем, отрицание возможностей собственно научных
геополитических исследований – это, видимо, не обсуждаемое и само
собой разумеющееся общее место среди авторов, пишущих на данные
темы. Оставим в покое «идеологов» и «вождей», использующих
геополитический дискурс как новую мифологию, символ веры или
риторическое орудие. Действительно интересный, самостоятельно
мыслящий исследователь Вадим Цымбурский считал, что геополитика
«начинается там, где налицо – пусть в замысле или умственной модели
– волевой политический акт, отталкивающийся от потенций,
усмотренных в конкретном пространстве», «восприятие мира
в политически заряженных географических образах»
[Цымбурский, 1999].
Здесь явственно видно смешение геополитики как реальности
(взаимодействия между сообществами относительно военно-
политического контроля над территориями и акваториями) и
геополитики как дисциплины, изучающей эту реальность. Такое
раздвоение значений (область реальности и изучающая ее наука)
характерно для множества других терминов (история, экономика,
география, геология, демография, анатомия, физиология и проч.), но
в них почему-то путаницы не возникает. В реальных политических
решениях и действиях действительно присутствуют осознанные или
нет геополитические модели и концепции, но то же касается
экономической, культурной, демографической, экологической политики.
Нетрудно видеть, что в цитированных статьях либерального
обличения геополитики С. Медведевым, В. Жарковым, А. Зубовым
также имеет место досадное смешение. В их представлении о
геополитике как «соблазне», «фейке», «тщете» в неразличимое целое
слеплены претензии геополитики на научность, идеи политического
реализма и Realpolitik, социал-дарвинизм, оправдание
территориальной экспансии, агрессивных войн, националистическая и
имперская пропаганда. Следует признать, что и упомянутые
А. Зубовым классики европейской геополитики, и нынешние
российские адепты сходного синкретического и экспансионистского
представления дают достаточно оснований для такой склейки и для
такого обличения.
Где же поставить запятую в формуле «геополитику отменить
нельзя развивать»?
Могущество на территориях –
неизбывная и меняющаяся реальность
Действительно, значат ли высказанные обвинения, что нужно
геополитику отменить, считать само это направление мысли и сферу
интересов порочными, антинаучными, не достойными внимания?
139
Может быть в мире прекратились войны? Государства перестали
разделяться и объединяться? Исчезли армии и границы? Уже пропали
спорные территории и непризнанные государства? Никакие провинции
и этнические меньшинства не хотят отделяться и никогда не
отделятся? Есть уверенность, что больше не произойдет сдвигов
могущества на территориях, в том числе силовым путем?
Смело на каждый из этих вопросов следует сказать «нет».
Кроме гражданских войн (Югославия, Ливия, Сирия, Ирак),
внешних вторжений со свержением прежней власти (Афганистан,
Ирак), замороженных конфликтов (Тайвань, Приднестровье, Карабах,
Абхазия и Южная Осетия), случаев переделки границ (Крым),
сложной судьбы территорий с утраченной или резко ослабленной
государственностью (Афганистан, Сомали, восточный Донбасс,
общества Центральной Африки), споров за острова (Япония и Россия,
Япония и Китай, Аргентина и Великобритания), есть еще случаи
мирных разделов (Чехия и Словакия), неудавшихся попыток
отделения (Северная Ирландия, Чечня, Шотландия, Квебек, Каталония,
Страна Басков), виртуальных и реальных, неудачных и удачных
случаев межгосударственной интеграции (Россия и Беларусь, Китай и
Гонконг, Евросоюз).
Как видим, несмотря на некую, далеко не полную «заморозку»
границ после Второй мировой войны, структура могущества на
территориях продолжает меняться. Важная ли эта сфера человеческого
бытия? Исключительно важная, поскольку политический и правовой
порядок, включающий гражданство, налоги и пошлины, правила
рыночного обмена, а также образование, медицина, наука и все прочие
сферы человеческой жизни прямо или косвенно определяются именно
тем, кто и как осуществляет могущество на каждой данной территории.
«Отменить» геополитику – значит отказаться от обсуждения
вопросов контроля над территориями и закономерностей, механизмов
изменения этого контроля. Значит, отдать всю эту сферу
исключительной значимости имперцам, шовинистам, воинственным
приверженцам войны и агрессии.
Но ведь и много правды было высказано в либеральных
обличениях геополитики! Какой же выход?
Разделение значений и упорядочение имен
Как часто бывает, трудность кроется в многозначности слов и
необходимости четких различений. По-хорошему, в дальнейших
разговорах о геополитике надо каждый раз уточнять, что имеется
в виду из следующего ряда:
геополитика-реальность,
геополитика-учение (взгляд на мир, парадигма),
140
геополитика-идеология (и пропаганда),
геополитика-наука (фундаментальная),
геополитика как геостратегия (прикладная наука и
технология).
Как мы сейчас увидим, это очень разные вещи, и отношение к ним
должно быть разное. Крайне важно отделить науку геополитику от
геополитической реальности и ненаучных учений. Но и внутри самой
науки нет никаких весомых причин для отказа от стандартного
разделения научной дисциплины геополитики на фундаментальную
(чем занимались в свое время К. Уолтц, Р. Коллинз, А. Стинчкомб.
Р. Гилпин, Дж. Модельски, Дж. Тернер, Д. Додни, Дж. Паркер и др.) и
прикладную (работы по геостратегии Г.Киссинджера,
Зб.Бжезинского). Действительно, у классических авторов, начиная с
Ф. Ратцеля и Р. Челлена, можно видеть синкретическое единство
фундаментального и прикладного (в том числе политико-
идеологического) аспектов, но даже в их трудах вполне можно
отделить нейтральные концептуальные модели от политических
установок, идеологических ценностей и практических рекомендаций.
Геополитика как реальность
Ушли в прошлое жесткие связки геополитической реальности с
государствами и «расширением жизненного пространства». Будете
смеяться, но геополитика не только старше государств, но даже старше
человека и человечества. Речь здесь должна идти о контроле над
территорией, о защите территории, о борьбе за территорию, а это одна
из важнейших сторон поведения животных, причем отнюдь не только
млекопитающих и «высших».
Современное понимание геополитики как реальности
в человеческом мире следует определить так: сфера социальных
взаимодействий относительно военно-политического контроля над
территориями.
Почему эта сфера так важна и никогда не устареет, не исчезнет?
Потому что действие правовых норм, гражданство, налоги, пошлины,
правила денежного обращения, визы и виды на жительство, власть,
суды и принуждение к исполнению судебных решений,
образовательные и многие другие важнейшие институты – все это
напрямую определяется тем, кто, как и в какой мере осуществляет этот
контроль, способен сам защитить его с помощью вооруженной силы
или находится под зашитой патрона, союзников, обладающих такой
силой.
Геополитика в этом смысле имела место в догосударственный
период – между группами охотников-собирателей, племенами,
141
вождествами всегда были либо договоренности относительно границ
«угодий», либо конфликты при их нарушении.
Когда с середины XIX в. почти вся земная поверхность попала под
контроль государств, геополитику-реальность стало целесообразно
разделять на внешнюю (отношения между державами относительно
территорий) и на внутреннюю (отношения между центром и
провинциями относительно меры контроля и соответствующих
полномочий). Действуют ли в полной мере российские законы
в сегодняшней Чечне, в Дагестане, в Тыве? Осуществляет ли Москва
контроль над этими территориями? – это весьма острые вопросы
нашей внутренней геополитики.
Геополитика как учение и как идеология
Здесь обычно имеется в виду политический реализм
в международных отношениях с идеей о вечной борьбе государств за
могущество, за расширение территорий и влияние, а также с весьма
абстрактными и ригидными представлениями о «Хартленде», «силах
моря и силах суши», «мировых осях», «месторазвитии» и т. п.
В некотором смысле геополитика-учение действительно сходна с
алхимией и астрологией: это целое мировоззрение, где философские,
ценностные, практические аспекты еще не отделены от собственно
научных – эмпирических и теоретических. Разница состоит в том, что
действительные науки – химия и астрономия – вытеснили своих
предшественниц, как минимум, из академической среды, тогда как
геополитика-учение зачастую еще доминирует, даже воспринимается
как «откровение», заменяющее, например, марксизм-ленинизм, а то и
соединяющееся с ним в причудливых формах.
Любой чрезмерно надутый пузырь лопается. Когда геополитика-
учение пытается заменить собой все вопросы международных
отношений, права, ценностей, миграций, экологии, технологического
развития, экономики, культуры, тогда она точно превращается
в «соблазн» и «фейк» – в геополитику-идеологию.
О последней говорить не особо интересно. Сочные и пахучие
образцы «геополитики» как идеологии и пропаганды явлены во
множественных текстах, выступлениях упомянутых выше А. Дугина и
Ко, в официальной риторике «собирания земель», «русского мира»,
«преодоления геополитической катастрофы», «противостояния однополярному миру» и т. п.
Геополитика как чистая (фундаментальная) наука
Вся мировая история свидетельствует: военно-политический
контроль над территориями меняется со временем, иногда военным,
иногда мирным путем, а эти изменения имеют кардинальную
142
значимость не только для населения этих территорий, но также для процессов
государственного, социального, экономического,технологического,
культурного, духовного развития всех
задействованных и окружающих обществ.
Есть ли закономерности, механизмы, паттерны таких изменений?
Да, есть. Почему же тогда не появиться геополитической науке,
изучающей эту столь важную и столь сложную геополитическую
реальность?
Здесь нет места и возможности доказывать высокий уровень
развития геополитики-науки, достигнутый, начиная со второй
половины XX в. В свое время наиболее яркие статьи и фрагменты книг
западных ученых я опубликовал в 3-м выпуске Альманаха « Время
мира» [Война и геополитика, 2003].
Отвергающим всю геополитику как «соблазн» и «фейк» обычно
рекомендую блестящую теоретическую работу Рэндалла Коллинза
« Предсказание в макросоциологии: случай Советского коллапса», где
есть и принципы его теории геополитической динамики, и их
приложение к распаду Варшавского блока и СССР, и глубокий анализ
связи геополитики с теориями революции, и явное изложение
методологии обоснованных предсказаний [Коллинз, 2015, гл. 2].
Коллинза неоднократно критиковали за эту работу, как правило,
указывая на гипертрофию внимания к внешней геополитике и
недостаточный
учет
внутренних
(социально-экономических,
национальных, идеологических и других) факторов распада. Такого
рода критика не учитывает, во-первых, самостоятельной ценности
применения аналитически выделенной аспектной теории (в данном
случае – геополитической), оказавшейся достаточно сильной не
только для полноценного научного объяснения, но и для
предсказания (см. [Гемпель, 2000]), во-вторых, того что
геополитическое объяснение отнюдь не отвергает внутренние
факторы, а напротив, органически увязывается с концепциями
динамики внутри Варшавского блока и внутри СССР.
Сам Коллинз в этой главе говорит о делегитимации власти и
коммунистической идеологии, о ресурсном напряжении (во многом
вследствие перестроечных реформ, принявших к концу 1980-х гг.
форму товарного голода) и о межнациональной напряженности,
связанной со сверхрасширением. Вообще говоря, в современной
мировой и отечественной литературе нет недостатка
в альтернативных версиях «главного фактора» или «комплекса
главных факторов» коммунистического коллапса, но никто, кроме
Коллинза, до сих пор не сумел представить общую теорию,
полученную на другом материале, которая в соединении с
фактическими данными об СССР и Варшавском блоке 1980-х гг. дала
143
бы в качестве дедуктивного вывода предсказание распада этих
структур. В книге «Макроистория: очерки социологии большой
длительности» Р. Коллинз представляет нетривиальные теории
происхождения демократии (!), этносов и наций, процессов
бюрократизации, секуляризации, развития рыночной экономики,
национальных систем образования, опять же на основе
закономерностей и эффектов геополитической динамики [Там
же, гл. 3-6]. Ознакомившись с этими идеями, результатами и поняв их,
критики геополитики уже не осмелились бы приклеивать к ней ярлыки
«соблазна», «фейка» или «тщеты».
Геополитика (геостратегия)
как прикладная наука и технология
Пусть большинство современных государств не строит реальных
планов территориальных расширений (военных захватов, аннексий,
аншлюсов), но уж точно все правители и правительства
заинтересованы в сохранении территориальной целостности, а также
в росте своего престижа и влияния на международной арене.
Здесь и приходим к тонкому, мало кем осознаваемому вопросу: чем
же отличается геополитика-учение (с идеологией и пропагандой) от
геостратегии – геополитики как прикладной науки (в пределе —
технологии)?
Медицина как прикладная наука отличается от всех биологических,
психологических наук о человеке тем, что имеет в основе вполне
определенный комплекс ценностей и целей: жизнь, здоровье,
избавление от страданий, долголетие. Хотя и здесь есть свои тонкости
(те же острые вопросы об эвтаназии, абортах), все-таки обычно
ключевые ценности медицины сомнению не подвергаются.
С геополитикой иначе. Прорыв из геополитики-учения как алхимии
и «фейка» происходит при осознании неочевидности и
множественности целей государств относительно своих и,
в особенности, чужих территорий.
Главная дилемма геостратегии:
гегемония или лидерство?
Как любит говорить тот же Р. Коллинз: «Мудрость современной
геополитики – быть скромным», т. е. не жаждать расширения, тем
более, нарушая правила, терпя санкции, потерю союзников и
партнеров. Это означает, что казавшиеся очевидными догмы
классической геополитики о необходимости расширения «жизненного
пространства» уже не просто поставлены под вопрос, но отвергаются
геополитической мудростью.
144
Сохранение территориальной целостности «любой ценой» тоже
перестает быть абсолютной нормой. Мирные отказы от колоний
(послевоенные Великобритания и Франция) и провинций (Швеция —
от Норвегии и Финляндии), мирные «разводы» (советские республики,
Чехия и Словакия) опровергают привычные стенания
о «геополитических катастрофах».
Универсальными и неизбывными остаются стремления правителей
и государств увеличить свой престиж и влияние, но расширение
подвластной территории в современном мире, особенно
принудительное и насильственное, нарушающее право, ведет уже к
обратному эффекту – изоляции и изгойству.
Если классическая геополитика (учение, мировоззрение) рождалась
как родственная Realpolitik – политическому реализму (с анархией
государств на международной арене и их борьбой за могущество через
войны), то современная прикладная геополитика (геостратегия) вполне
может быть интегрирована с идеализмом-либерализмом
в международных отношениях (с идеалами, ценностями, мирным
сотрудничеством и проч. – по Руссо и Канту).
В геостратегии могут преследоваться и сугубо гегемонистские
задачи. Таковы идеи Зб. Бжезинского, в книге которого о Евразии
(« Великая шахматная доска») откровенно преследуются интересы
американского доминирования, хотя и прикрываются риторикой о
свободе и благополучии народов, живущих на этом континенте
[Бжезинский, 1998].
Сквозная тема в истории дипломатии такова: прикрываясь
высокими идеями и претензиями на религиозное, моральное,
идеологическое лидерство, правители и державы стремятся к
гегемонии: от Афинского союза, Рима, папства и Московии – до
СССР и нынешних США. Грань между лидерством и гегемонией
действительно тонкая и нередко исчезающая. Некоторые авторы
отказываются видеть различия, соединяя геополитическое лидерство и
геополитическую гегемонию в понятия типа «неоимперия»
[Гольцов, 2016]. Однако в современных реалиях может быть
установлена четко: настоящие лидеры действуют согласно
международному праву, могут предлагать изменения в нем, но с явной
общей пользой для мира и сотрудничества, тогда как стремящиеся к
удержанию или захвату гегемонии нарушают право и/или пытаются
его подверстать сугубо под свои интересы.
Реальность как внешней, так и внутренней геополитики состоит
в неизбывности территориальных конфликтов (за спорные территории,
за отделение). Они не прекратятся никогда.
145
Делающие ставку на гегемонию будут извлекать из таких
конфликтов выгоды для себя или даже разжигать новые
(«управляемый хаос», зачастую теряющий управление).
Для стремящихся к лидерству, для коалиции миролюбивых
государств, для соответствующих организаций (ООН и др.) найти
способ цивилизованного, правового разрешения таких конфликтов, а
также средства и приема принуждения государств к выполнению
правовых решений, – вот актуальнейшая и до сих пор не решенная
задача прикладной геополитики как на глобальном, так и на
региональном уровнях. На мой взгляд, лучшее решение – переход от
принципа «пакт победителей» (именно такова природа Совета
Безопасности ООН) к принципу верховенства права, а значит, и судов
как на глобальном, так и на региональном уровнях (см. гл. 5 данной
книги, а также [Розов, 2011, гл. 21]).
Геополитика в контексте макросоциологии
Подобно тому, как современную геостратегию украшают
скромность и уважение к праву, так и чистая, фундаментальная
геополитика как наука не должна раздуваться сверх меры и пытаться
покрыть смежные, связанные с ней, но автономные сферы
международных отношений: геоэкономику, геокультуру, а также
транснациональные вопросы миграций, гражданства, экологии,
образовательной мобильности, защиты здоровья в борьбе с
эпидемиями и т. д.
Ни один из вопросов международных отношений не решается без
учета контроля над территориями, т. е. без учета геополитики. Кроме
того, люди во всем мире покупают престижные товары и услуги, едут
учиться и лечиться в престижные страны, даже девушки выходят
замуж чаще за граждан престижной страны. Увы, до сих пор престиж
страны определяется на поле геополитики (пусть сейчас больше не
через военную силу, а через лидерство и влияние).
Однако сама динамика геополитического контроля
(территориальные расширения, сжатия, объединения и разделы)
зависит от ресурсов, а это уже экономика, демография, технологии и
человеческий капитал.
Оборонительные союзы заключают с близкими по духу, религии,
ценностям, а это уже сфера культуры и геокультуры.
Иными словами, геополитическая динамика (реальность) тесно
связана с рядоположенными геокультурной, геоэкономической,
миграционной-демографической динамиками. Таким же образом и
геополитика как наука в рамках «зонтичной» дисциплины —
исторической макросоциологии [Розов, 2009; Коллинз, 2015] занимает
146
свое ограниченное, но исключительно важное место среди других
социальных наук – теории международных отношений, мировой
экономики, демографии, культурологии и теории цивилизаций.
Что делать с «провалами» геополитики
Можно показать, что благодаря проведенному различению
значений термина «геополитика», уточнению направленности и
достижений современной геополитики-науки, разнообразия целей и
ценностей геостратегии, разного отношения ее к международному
праву все основные претензии к геополитике бьют мимо цели.
Бывает и так, что явно относящиеся к геополитике решения и
действия, новые эпохальные явления (как правило, позитивные)
почему-то из нее вычеркиваются. Нередко суровые критики
геополитики обнаруживают, что их осведомленность в этой сфере
знаний не простирается дальше работ классиков середины XX в.
Рассмотрим здесь только три примера в тексте А. Зубова,
который приложил немало усилий, чтобы разоблачить «тщету»
геополитики фактами.
«Дело в том, что в том мире, в старой России, политика определялась
многими факторами и, в первую очередь, принципом безопасности. Для
России безопасным фактором было то, что лучше вступить в союз с
Англией и Францией, чем с Германией. Никакой тут геополитики не
было ни на йоту. Это был вопрос безопасности, расчета, практического
интереса» [Зубов, 2016].