Текст книги "Идеи и интеллектуалы в потоке истории"

Автор книги: Николай Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

нарушению безопасности других. Наиболее остро это проявляется в

росте дефицита ресурсов, который часто порождает конфликты,

нередко получающие форму насилия – мятежей или войн, что сразу

же обрушивает благополучие, свободу множества людей.

Стремления индивидов и сообществ к успеху, первенству,

экспансии, победе над конкурентами и противниками, захвату

ресурсов, преимущественно заботе о «своих» в сравнении с «чужими»,

а также продолжающийся демографический рост и неизбежные

ситуации дефицита – все это делает неизбежными напряжения и

конфликты как внутри обществ, так и между ними.

Даже в малой стране нельзя построить полноценный Gemeinschaft.

Такое возможно лишь в тех поселениях, маленьких городках, где

каждый лично знает каждого.

Отсюда следует жесткий вывод: условия благоприятного

существования и развития Gemeinschaft (ближних факторов

полноценной жизни индивидов) должны включать строгие

формальные правила, ограничения, которые не позволяют

неизбежным напряжениям и конфликтам наносить ущерб ни

Gemeinschaft, ни их членам. Чтобы эти правила действовали, нужны

инстанции, обладающие авторитетом и силой, способные налагать

эффективные санкции на нарушителей (от индивидуальных

преступников, террористов до репрессивных и агрессивных

государств), нужны также четкие критерии – что считать

нарушениями.

Здесь оказывается необходимым второй компонент классической

оппозиции Ф. Тённиса – Gesellschaft как холодная формальная

структура, обеспечивающая строгое выполнение участниками писаных

правил (законов). Эту роль могут играть и городские мэрии,

муниципалитеты, и  государства, ведомства, суды и

надгосударственные органы власти в конфедерациях (типа

Европейского Союза), и формальные международные организации

(структуры ООН, Международный Суд и др.).

Таким образом, главным историческим испытанием оказывается

способность обществ создать и «настроить» такие большие

251

Gesellschaft  (государства, межгосударственные и внутригосударственные

формальные структуры), которые

предоставляли бы наиболее благоприятные условия для развития

разнообразных малых Gemeinschaft, обеспечивающих, полноценную

(свободную, достойную, счастливую, осмысленную) жизнь индивидов.

Даже принятие такой версии оставляет обширное пространство

затруднений, касающихся уточнения понятий «условий», «счастья»,

типов «комфорта», «осмысленности жизни», оснований такого

постулирования, тем более при сравнении с реальными стремлениями

исторических акторов. Насколько привлекательным и обещающим

окажется это пространство для будущей философии, покажет время.

Главная черта истории, как и жизни, состоит в изменении. То, что

умерло, уже не изменяется. Пока живут и меняются человеческие

общества, продолжается история. Если у истории есть смысл, то он

тоже живой и подвержен изменениям. Найденная форма для смысла

истории – перманентное самоиспытание человеческого рода —

предоставляет обширное пространство для изменения содержания

этого смысла.

В данном размышлении критерий успеха этого испытания оказался

связан с обеспечением свободной, достойной, осмысленной жизни

каждого человека, при учете необходимости сосуществования обществ

с разнообразием стремлений. Предложенная выше трактовка

содержательного смысла истории как цепи испытаний в

формировании строгих холодных Gesellschaft, защищающих теплые и

комфортные для индивидов Gemeinschaft, – одна из возможных. Ее

следует критиковать, дополнять, трансформировать, отвергать ради

лучших трактовок. Но будет крайне удивительно и печально, если в

будущих трактовках смысла истории останется в пренебрежении

забота о свободной, достойной, осмысленной жизни каждого человека.

252

Глава 16. Российская философия: вырваться из интеллектуальной

периферии 

Философия в современной России:

сложный образ

Сама по себе разношерстность и какофоничность актуальной

отечественной философии не страшна и не должна особенно беспокоить, но

только пока мы находимся внутри нее. При сопоставлении с мировой

философией картина меняется. Здесь остается верным горькое замечание

Н. А. Носова: «Россия является глубочайшей провинцией мирового

сообщества» и «оказалась неконкурентоспособна». Такая оценка особенно

дорогого стоит на фоне наших привычных самоутешений и самовосхвалений.

Мне она близка и по собственному опыту общения с зарубежными коллегами,

показывающему, что в мировой философии нас фактически «в упор не видят».

Периферийность и провинциальность интеллектуальной жизни —

оборотная сторона стагнации, низкого профессионализма, следствие отсутствия

горячих принципиальных споров, внимания к тому, что делают коллеги, а

также «выученной беспомощности» относительно влияния философии на

жизнь вообще и на то, что происходит сейчас в стране, в частности.

 Сказать, что все плохо в нашей философии сегодня, —

недопустимое упрощение. Образ – сложный, и для меня он

включает следующие характеристики:

 ничтожная роль, практическая невидимость в мировой

философии;

 пугающий разрыв между уровнями философского творчества

в России;

 общая для социального и гуманитарного познания

поляризованность между «провинциалами» и «туземцами» от

философии;

 почти полное отмежевание философии от научного познания

при регулярном заигрывании с религией;схоластичность

текстов (за редкими исключениями);

 замкнутость идейных доменов при отсутствии единого поля

интеллектуального внимания;

 слабая преемственность, прерывистость, пренебрежение

достижениями предшественников либо начетничество без

критики и развития идей;

253



полная зависимость от государственных учреждений и

государственного финансирования69.

Российская философия и мировая:

только ли проповедовать свое или догонять чужое?

В главе 14 был показан разрыв между сферой интересов,

активности мировой философии (при всей широте и разнообразии

направлений) и острыми противоречиями, трудностями современного

турбулентного мира. В каждой области глобальных проблем

(международные отношения, межэтнические конфликты, терроризм,

войны, голод, истощение ресурсов, деградация среды, рост разрыва

в благосостоянии, негативные эффекты технологического прогресса и

проч.) требуются адекватные, выверенные социальные порядки и

системы правил в силу повсеместных противоречий, столкновений

ценностей, интересов, традиций, потребностей разных групп и

сообществ. Везде необходимы, но не достаточны научные

исследования и социальные проекты, социоинженерные разработки.

Встают вопросы общих ориентиров, принципов, оснований, которые

решаются только философскими средствами.

Разумеется, есть и должны развиваться фундаментальные

философские темы, не привязанные ни к каким проблемам

современности, но если вовсе не проводить мостики от этих

спекуляций к человеческому бытию в мире, то замкнутая в себе

схоластика неизбежно теряет привлекательность и сама собой угасает.

Кроме того, есть множество традиционных сфер соприкосновения

философии со сторонами жизни обществ помимо развития социальных

порядков: литература, искусство, музыка, историческая память,

воспитание, душевное и физическое здоровье, городская среда,

организация досуга и проч.

Мой тезис состоит не в том, что отвлеченные рассуждения и

философское осмысление указанных сфер не оправданы или теряют

значимость, а в том, что в период растущей турбулентности,

противоречий и конфликтов XXI в. особо важную роль обретает

именно производство адекватных социальных порядков с новыми

системами правил и особым вниманием к проведению обоснованных

границ в ситуациях ценностного конфликта. Обоснование же этих

порядков и правил остро нуждается в философии, которая пока, увы,

на этот запрос толком не отвечает.

За редкими исключениями современные философы и философские

центры либо сами чураются таких занятий, либо не способны к ним

в силу обретенных интеллектуальных образцов и ориентиров, либо не

69 Связанный с этими чертами список «Семи сме шных философских грехов»

представлен в Приложениях.

254

допускаются теми, кто захватил монополию в обновлении социальных

порядков (прежде всего, чиновниками и «экспертами»).

Такова ситуация в мировой философии. Что это означает для

философии отечественной? Пытаться встраиваться и «догонять» (путь

«провинциальной философии»)? Развивать только свою особую

традицию (путь «туземной философии»)?

Допустим, что верен тезис о приоритетности задач производства и

обоснования новых социальных порядков и систем правил, проведения

границ допустимого, оправданного в сферах конфликта интересов,

ценностей, традиций. Тогда перспективный ход состоит

в первопроходческом движении именно в этом направлении. Причем

при непременном использовании достижений как мировой философии,

так и отечественной традиции мысли. Готовы ли мы к этому?

Разнообразие позиций

В начале 2000-х гг. мне уже приходилось структурировать пестрое

разнообразие философских голосов, звучащих в современной России

[Розов, 2002, раздел 7.1]. Были выделены несколько позиций (ниже

перечислены по распространенности, примерно оцененной по частоте

встречаемости в журналах «Вопросы философии», «Философия и

общество», «Логос», «Философские науки», «Вестник РФО»). Сейчас

же пришлось сделать лишь небольшие уточнения.

Державно-лоялистская позиция (с примыкающими к ней

православной, «патриотической», националистической, имперской и

ностальгически-советской):

главным источником философских суждений должны быть традиционные ценности величия России,

православия, могучего государства, сильной власти

в противопоставление западным «ложным» ценностям.

Западническая позиция включает четыре основные, отчасти

пересекающиеся фракции. Историко-философская классика

охватывает всех адептов европейской традиции от древнегреческих

философов до Поппера и Сартра (американская философская классика

Джемса, Пирса, Дьюи так и не завоевала популярности, тогда как

редкие отечественные приверженцы современного аналитизма ближе к

научно-философской позиции). Для общелиберальной позиции

главным источником философских суждений являются европейские

(они же «общечеловеческие») ценности истины, свободы, прав

личности, законности, справедливости и т. д. Характер обоснования

должен быть рациональным, пусть и не столь логически строгим, как

в точных науках. Есть также элитистская фракция (обитающая почти

исключительно в столичных центрах), участники которой утверждают

свое достоинство «посвященных» через изучение и комментирование

малоизвестных в России, часто непереведенных, трудных для

понимания трудов западной  мысли, как правило, 255

иррационалистического толка (вне мейнстрима либеральной

демократии, стремления к ясности и логичности). Скептическая

фракция (она же постмодернистская, деконструктивистская и т. д.):

никаких устойчивых оснований для философских или любых иных

суждений нет и быть не может; общий характер обоснования также

устанавливать бессмысленно; все вокруг и тем более философия —

сплошные дискурсивные игры, симулякры и т. п.

Научно-философская позиция (она же ценностно-нейтральная,

позитивистская и сциентистская): главным источником философских

суждений являются достоверные научные истины. К ней примыкает

аналитическая традиция, опирающаяся не на научные данные, а на

логический анализ высказываний. Общим является характер

обоснования, который должен быть ясным и логически выверенным.

Диалогическая  позиция (она же мультикультурная,

полицентрическая, экуменическая): главным основанием философских

суждений должен стать факт наличия не сводимых друг к другу и

самоценных культур,  между которыми нужно налаживать

равноправный диалог. Характер обоснования проблематичен,

поскольку любые претензии его установить чреваты незаконным

подавлением нормами одной культуры реального разнообразия

мыслительных образцов других культур.

Верна ли такая типология или нет, читатель может убедиться,

пытаясь квалифицировать любые попадающиеся ему на глаза

философские тексты (в том числе и данный текст), помня, однако, о

наличии промежуточных случаев, а также остаточных от прошлых

эпох и импортированных позиций, которые обычно синкретично

примыкают к вышеуказанным.

Представители этих позиций общаются в своем кругу, пишут для

своих аудиторий. Спора между позициями практически нет, разве что

презрительные замечания относительно чужаков в качестве сигнала «я

– свой и тоже от них отмежевываюсь».

Можно ли и нужно ли способствовать общему разговору,

дискуссиям между позициями? Сомнительно, что следует начинать

спор ради спора. Нужна какая-то горячая тема, когда никто уже не

может «отсидеться», не попытавшись заявить свою позицию в ее

обсуждении. К вопросам общего философского спора, условиям его

возникновения вернемся позже. Посмотрим вначале, как современные

российские философы, явно из разных позиций и явно не худшие,

пытаются начать разговор о своем предназначении в текущее «скудное

время».

256

Растерянность, амбиции и ростки понимания

Любопытной и показательной является видеозапись Круглого стола

с темами «Зачем философ в скудное время?» 70 и «Зачем философ

современности?» 71 , организованного Европейским университетом

в Санкт-Петербурге и Открытым философским факультетом 19 марта

2016 г.

Каждый из множества участников вынужден был за считаные

минуты выразить свои мысли и чувства, а ведь это гораздо больше

говорит о людях и настроениях, чем пространные тексты,

подготовленные для публикации. Хаос и разноголосие, сбои

коммуникации нормальны для такого рода собраний, тем более, когда

люди собираются в первый раз. Пересказывать речи – неблагодарное

занятие.

Отмечу только два основных настроя, которые систематически сталкивались.

Первый включает растерянность, признание своего и общего

непонимания происходящего, призывы к «скромности», отказ от

«первичности» и слишком высоких претензий философии. Здесь

плачевное состояние философии вполне соответствует «скудному

времени»: «исчрепанность всего того, что вдохновляло», «философия

разжалована из царей», «философ – это только слушатель и

артикулятор», «непонятно: сейчас сумерки заката или сумерки

рассвета», «философия только подшита к поэзии», «у философии есть

конкуренты, и они успешны», «философия не дает понимания мира

исторической действительности», «нужен образ зомби, у которого нет

опыта сознания», «философ способен только сохранять верность

(непонятно чему – Н. Р.) и мотать головой»,

«институционализированная философия слепа» и т. д., и т. п.

Самуничижительным и упадочным настроениям, которые, в целом,

доминировали, противостояли весьма высокие амбиции, что

выражалось в таких словах: «начало философии – преодолеть хаос и

смуту», «философия должна решать судьбы человечества»,

«философия – истина в режиме откровения», «философ должен быть

смелым», «каждый философ должен написать трактат, как жить

каждому человеку», «философия должна заявить о своей нужности

наукам, чтобы возглавить и этот процесс; но как это сделать, я не

понимаю».

Иногда перепады от уничижения философии и философов до

возвеличивания совмещались в одном и том же выступлении, даже

в одной и той же фразе. Такой феномен вполне соответствует

синдрому «геокультурного невроза», характерному для российского

70 https://www.youtube.com/watch?v=0C1-xdCIU9Y

71 https://www.youtube.com/watch?v=s40decxEXMI

257

менталитета [Розов, 2011, гл. 12]. Если бы обсуждение этим и

ограничивалось, то не стоило бы здесь привлекать к нему внимание.

Однако прозвучала еще одна нота, в которой были выражены важные

и нетривиальные проблемы, стоящие перед сегодняшней философией.

«Мы живем в глобальном мире, и это мир миров», «нужно

преодолеть европоцентризм как картезианский колониализм», «чужой

мир становится объектом, но это неправильно», «нужно найти

в источнике всеобщности возможность разных разумов». Эти и

подобные им тезисы далеки от ясности, но все же показывают

достигнутое понимание того, что в современном глобальном мире уже

нельзя игнорировать полисубъектность, культурное и ценностное

разнообразие с закономерной и возобновляющейся конфликтностью.

С одной стороны, сама суть и природа философии, претендующей

на разработку всеобщих оснований суждений и действий, ставится под

вопрос при действительном признании этой «множественности

разумов». С другой стороны, потребность в сосуществовании,

в устойчивом разрешении конфликтов требует не только переговоров

и торга, но и общих оснований. Как их найти, не впадая в обычный

европоцентристсткий «колониализм», – большая принципиальная

задача, перекликающаяся с проведенными в главе 14 рассуждениями о

необходимости производства и обоснования новых социальных

порядков.

Сходные идеи, часто выраженные в понятиях «толерантности»,

«диалога» и «полилога», высказываются на страницах философских

журналов:

«Сегодня реальный диалог, скорее – соперничество, открытое или

скрытое навязывание ценностей Запада и Востока друг другу, их

столкновение на уровне диалектической борьбы и конфликта. Но диалог

не есть простое отстаивание и консервация своей позиции с

толерантностью к другой. Толерантность должна быть результативной,

способом прислушивания к позиции чужого, совершенствования своего

понимания и подхода. Результат диалога и полилога должен вылиться

в трансформацию обслуживающих глобализированные сферы

человеческого общежития ценностей, в первую очередь,

фундаментальных идеалов – свободы, прав индивида и социума,

целевой и ценностной рациональности, либеральной и консоциональной

демократии и др. Такой полилог познавательных культур продуктивен и

в дальнейшем развитии философии истины» [Билалов, 2016, с. 12].

Итак, некие ростки понимания перспективных задач философии

в новом столетии есть. Будут ли они развиваться или будут задавлены,

зависит не только от самих российских философов, но и от

окружающей институциональной и шире – социально-политической

– обстановки в стране. Именно в этом смысле надо понимать

классический марксистский тезис «общественное бытие определяет

258

общественное сознание». Пусть философское творчество как часть

общественного сознания обладает сравнительно большей автономией,

но уж точно не независимостью, особенно, когда практически все

философы получают заработную плату в государственных вузах и

НИИ (см. главу 7).

Ориентиры развития философского сообщества

1. Расцвет  творчества  высокого  уровня: международное

признание, долговременная интеллектуальная репутация, в идеале

– поворот в мышлении, открытие новых глубоких затруднений,

которые становятся центром внимания мировой философии

в следующих поколениях.

2. Преодоление сложившегося порядка изолированных институций

и сетей через формирование общего поля интеллектуального

внимания с принципиальными спорами, ведущими к разработке

глубоких оснований суждений, установление прямой связи между

качеством творчества и академической карьерой, формальным

признанием, возможностями передавать и развивать накопленный

интеллектуальный капитал.

3. Неуклонное продвижение к диверсификации и росту

материальных основ философского творчества, что обеспечит

независимость от ведомственных иерархий, даст возможности

появления новых творческих групп и центров, будет

способствовать установлению связей между философией,

научными и экспертными сообществами, а также социальными

слоями, группами, сферами, заинтересованными в результатах

междисциплинарных исследований и разработок.

Рассмотрим пути и стратегии продвижения к этим ориентирам.

Интеллектуальное внимание привлекают постановка и попытки

решения проблем большой общественной значимости со стороны

ведущих философов и философских центров. Тогда и следует ожидать

поток альтернативных идей и горячих споров с привлечением

различных подходов (стратегий, арсеналов средств) философского

обоснования.

Естественными организационными формами для этого являются

конкурсы творческих работ, связанных с социально и культурно

значимыми проблемами, публичные диспуты, дискуссии на страницах

журналов с непременными символическими и материальными

поощрениями победителей (бесплатные стажировки, гранты на

исследования или на публикацию книг, занятие значимой в

интеллектуальном мире должности и т. д.).

По разным проблемным областям необходимо налаживать

контакты и сотрудничество с разными научными и экспертными,

проектными сообществами, создавать общие площадки для

259

обсуждения и совместной работы, мотивационные стимулы: гранты,

журнальные рубрики, секции на форумах, формирование временных

междисциплинарных коллективов философских и научных исследований, практических разработок.

В перспективе потребуется создание нескольких базовых

лабораторий при сильнейших философских факультетах, а также

условий (системы грантов, стажировок, лекториев) для формирования

профессиональных сетей в каждой области. Параллельно нужно

проводить пошаговое смягчение формального оценивания

философского творчества (по публикациям, индексам цитируемости и

прочим количественным показателям) через переход к оцениванию

силами общенациональных профессиональных сообществ с международным участием.

Становится настоятельно необходимой диверсификация ученых

степеней через учет места защиты. Это достигается расширением

полномочий руководителей научных и образовательных структур

(деканов факультетов, заведующих кафедрами, лабораториями)

в принятии на должности и начисления окладов не только

в зависимости от степени, но и от места ее получения, качества и

количества публикаций, знаков признания со стороны национального

и международного профессионального сообщества.

К автономии организационных основ философии

При сохранении авторитарного режима и продолжении порочных

циклов в России настоящая ресурсная автономия отечественной

философии не представляется возможной, поскольку предполагает

существование самостоятельных богатых финансами центров вне

властной «вертикали», таких центров, которые были бы

заинтересованы в поддержании и развитии философского творчества.

Однако, даже в этих условиях попытки движения в сторону

автономии необходимы. Сюда, наряду с преподаванием, относится

участие в проектах развития города, региона, сотрудничество с

экспертными центрами и учеными-предметниками, решение

онтологических, методологических, ценностных проблем на стыке

наук и общественной практики, обеспечение междисциплинарного

синтеза в пограничных, многоаспектных областях общественной

практики (образование, экология и техника, биоэтика,

градостроительство, законодательное творчество), участие в создании

образовательных, интеллектуальных сайтов и порталов.

Диверсификация организационных основ философской деятельности – это

магистральный путь обеспечения интеллектуальной автономии.

Перспективными формами, дополнительными к

нынешним философским кафедрам и

академическим институтам, являются общественные научные фонды,

260

независимые исследовательские центры, которые создаются и

поддерживаются вне государственных структур и бюджетных денег.

Здесь сразу возникает целый сонм практических вопросов, требующих

отдельных обсуждений. Единственное, о чем можно говорить с

уверенностью: в одиночку философам с такой задачей не справиться.

Нужны коалиции с учеными разных специальностей, активистами,

социальными проектировщиками. Как участие в коалициях и

в разработке проектов совместить с требуемой интеллектуальной

автономией – также большой и сложный вопрос.

Необходимо обеспечить условия и механизмы, стимулирующие

коммуникацию между интеллектуальными центрами, побуждающие к

спорам через развитие и углубление философской аргументации. Для

развития мышления оптимальны споры локальные (например, между

основными позициями в рамках Москвы, Петербурга, ростовского,

уральского, сибирского философских сообществ), но с учетом

общенационального и глобального контекстов. Очевидные формы:

новые рубрики в журналах с публикацией дискуссионных материалов,

перекрестными ссылками, приглашение иногородних лекторов и

публичные дебаты, конкурсы творческих работ на актуальные

философские темы.

В перспективе понадобится также трансформация

организационных основ, порядка и правил принятия ресурсных и

кадровых решений (о замещении позиций, о выделении ставок и

финансирования, об учреждении межрегиональных центров, кафедр,

лабораторий и т. д.) с тем, чтобы в большей мере учитывались

процессы и результаты философских дискуссий, чтобы открывались

новые возможности для ярких авторов и творческих групп.

Спор как путь к интеграции

поля интеллектуального внимания

С одной стороны, ключ к преодолению разорванности, анклавного

характера очевиден: основательная полемика при сохранении идейной

преемственности. Действительно, разорванное поле философского

внимания интегрируется, когда представители разных

интеллектуальных течений и фракций сталкиваются в споре. Причем

спор этот должен быть не сугубо риторическим, а содержательным и

основательным – с солидной проработкой аргументации в объеме

публичных докладов и оппонирования, журнальных статей и

авторских монографий. Императив идейной преемственности здесь

означает использование в аргументации ранее накопленного

в отечественной сети потенциала способов и средств мышления.

С другой стороны, вопрос оказывается крайне трудным по той

причине, что данный «ключ» в настоящей российской ситуации

никому не нужен, хотя на словах многие могут согласиться с

261

полезностью такой аргументированной и преемственной полемики.

Моралистическими призывами здесь не поможешь. Принципиальным

решением является институциональная структура, которая связывала

бы участие и успех в такой полемике с репутацией и позицией

философа в его интеллектуальном окружении, которые подкреплены

материальным поощрением и лучшим доступом к формированию

своих школ мысли – продолжению линий преемственности.

Ключевую роль играют такие позиции, как заведующий

университетской кафедрой и заведующий сектором в НИИ, поскольку,

занимая данные должности, исследователь может вести подбор

учеников и сотрудников, выполнять самостоятельную исследовательскую программу. Сразу обнаруживаем, что, несмотря на

формальную «конкурсность» замещения этих должностей,

соответствующие вопросы практически никогда не решаются

публично – с открытым обсуждением результатов и достижений

претендентов на должность. Кадровые вопросы у нас традиционно

решаются келейно, мирно и «в своем кругу», иногда с интригами,

скандалами, жалобами начальству, что никак не меняет общей

картины.

Полезно присмотреться к опыту американских университетов, где

есть выраженный мотив администрации в привлечении «звезд»,

причем эти «звезды» как раз получают свой престиж яркими

выступлениями на конференциях, статьями в лучших специальных

журналах и широко обсуждаемыми книгами.

Разумеется, здесь есть множество подводных камней, начиная от

административных традиций, кончая объективной трудностью

переездов из города в город. Ограничимся здесь только указанием на

ориентир движения.

Как преодолевают периферийность

Периферийность российской философии вполне родственна

периферийности наших социальных наук, тогда как многие отрасли

математических и естественных наук все еще выдерживают планку

вхождения в состав мировых центров.

Наряду с осознанием причин периферийности следует систематически изучить «истории успеха» – случаи прорыва изначально

периферийных областей в центр, приобретение

одиночками или группами «провинциалов» столичной значимости.

Соколов и Титаев уже указали на казус прорыва социологии

Чикагского университета на мировой уровень (см. главу 17). Известны

имена российских экономистов, филологов, психологов, получивших

долговременную интеллектуальную репутацию мирового уровня.

Выборку вполне можно расширить за счет математики и

естествознания (Лобачевский, Менделеев, Павлов, Бехтерев, 262

Ухтомский, Ландау, Капица, Канторович, Мальцев, Перельман), а

также за счет стран Центральной и Восточной Европы, Скандинавии

(например, Венский кружок, львовско-варшавская и финская школы

в логике, в философии науки).

В российской философии при всем разнообразии позиций (см.

выше) сохраняются два крыла: «провинциальное» западническое и

«туземное» почвенническое. В движении между этими полюсами нет

преодоления периферийности: «туземцы», начавшие изучать западную

философию (хоть классическую, хоть современную), становятся более

«провинциальными», таким же образом «провинциалы», гордо

отказавшиеся от поклонения прежним иноземным кумирам и

обратившиеся к «родным корням», превращаются в «туземцев».

Если согласиться, что интеллектуальный конфликт – это стержень

и главный движитель развития мышления [Коллинз, 2002], то нет

ничего удивительного в том, что прорыв из периферийности к

центральности также осуществляется в полемике.

Речь должна идти о двух главных «площадках» дискуссий:

непростое включение в споры, ведущиеся в зарубежных философских

журналах, и отечественные дискуссии с включением представителей

мягких изводов «провинциализма» и «туземства». Покажем, что успех

в обоих случаях определяется тем, насколько удастся идейный багаж

одного поля использовать в другом.

Начнем с полемики в зарубежных, прежде всего

западноевропейских и американских, журналах. Почему вдруг

вмешавшегося российского философа будут «слушать» (начиная с

согласия публикации статьи)? Знакомство с существом самой

полемики, позициями участников, предшествующими стадиями спора

в той же западной традиции – фактор необходимый (иначе, полное

непонимание), но не достаточный.

Действительно, для «центра» провинция лишь как провинция не

интересна. Внимание может привлечь только необычный ход

в аргументации, а для этого нужно использовать особый, еще не

освоенный «центром» интеллектуальный ресурс. Для российских

философов таким ресурсом является как накопленный багаж

отечественной мысли, так и идейное содержание актуальных

философских споров в России.

В самой же внутрироссийской полемике настоящий накал и

продуктивность споров возможны лишь при участии и «провинциальной», и «туземной» ветвей. Споры внутри каждого

лагеря обычно вырождаются в пререкания начетчиков и комментаторов.

Беда в том, что содержательных столкновений между

представителями разных лагерей либо вовсе не происходит (из-за

разорванности поля внимания), либо такие встречи ограничиваются

263

выражением обвинений, демонстративного пренебрежения. Действительно, для продуктивного спора нужна некая минимальная

платформа согласия, хотя бы относительно критериев

аргументированности тезисов.

В классических дискуссиях между западниками и славянофилами