Текст книги "Идеи и интеллектуалы в потоке истории"

Автор книги: Николай Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Привычно уповать на государство (соответственно – его

профильное ведомство) уже не приходится: ну нет и не намечается

Гумбольдтов в наших коридорах власти! Единственный видимый

субъект: профессиональные гуманитарные сообщества: академические

ассоциации обществоведов, искусствоведов, филологов, историков,

философов. Эти сообщества лишены своих финансовых средств, у них

нет и не будет каких-либо административных рычагов влияния на

высшую школу. Зато у них есть авторитет (уж какой накоплен).

185

Значит, напрашивается механизм установления плавающих

(ежегодно переустанавливаемых) рейтингов вузов, прежде всего

университетов, в отношении  качества  общегуманитарной 

подготовки как по отдельным направлениям (история,

социальные и политические науки, филология и

искусствознание), так и по агрегированным оценкам. Вполне

ожидаемо, что уже через два-три года после начала практики

таких рейтингов абитуриенты и их родители будут в той или

иной мере ориентироваться не только на ожидаемый «рыночный

профит» вуза, но и на его общекультурный престиж. А это уже

будет означать для явно сползающей ныне к узкому

технократизму администрации вузов следующее: сохранять и

развивать гуманитарную составляющую нужно не по требованию

московских чиновников и не из общих (обычно расплывчатых и

необязательных) соображений, а на основе прямого

конкурентного интереса. Давать добротную общекультурную

подготовку станет и престижно, и выгодно, и перспективно.

Ситуация конкуренции на реальном рынке не бывает простой.

Никакой легкой жизни и расслабления на этом пути

администрациям вузов, профессорам и преподавателям обещать

не приходится. Только усилия будут направлены совсем в иную

сторону.

Никаких справок и программ для отчетности уже не будут

требовать «сверху». Зато придется думать о таких вопросах: что

происходит на рынке труда? какие новые специальности уже

востребованы или будут востребованы? каких лучших

специалистов привлечь и какие новые курсы создать? чем

заинтересовать абитуриентов? как показать свою

перспективность местному бизнес-сообществу? какие развить

научные исследования и как способствовать формированию

научных школ в университете, как лучше развивать гуманитарные дисциплины, чтобы поднять его престиж и

рейтинг?

Заметьте, каждый раз речь здесь идет не о бумажках, планах и

отчетах, а о реальных делах по развитию вуза. Тому развитию, без

которого в конкурентной борьбе не выжить и не подняться.

Не пора ли снять министерскую удавку на горле российской

высшей школы? Или хотя бы начать серьезный разговор о

функциях ведомства и их необходимости для развития высшего

образования в России?

186

Образование и политэкономия: направления коэволюции

Вопросы развития образования выходят в более широкую сферу

политической экономии. Достаточно прозрачны точки приложения

сил:



федерализация национального бюджета (в идеале: 1/3 налогов

– в Москву, 1/3 – региону, 1/3 – местному

самоуправлению); крупные социально-значимые местные

проекты и формирование бизнес-сообщества («комьюнити» – «отцы

города»);

борьба с монополиями в местном бизнесе (от ренты – к

зарабатыванию, а заработок зависит от квалификации, что

означает перестройку образовательных мотивов);

диверсификация финансирования вузов и борьба за

автономию;

местные инвестиции в вузы с контролем отдачи как главный

путь повышения качества образования;

создание условий, стимулирующих приглашение в качестве

преподавателей выпускников аспирантур и докторантур

лучших вузов страны48.

Факторы успеха и

новые формы интеграции образования и науки

Имеется вполне успешный опыт быстрого выведения

национальной университетской системы на высокий мировой уровень

(Южная Корея, Сингапур, Китай). Везде активно использовались

массовое зарубежное обучение, стажировки в ведущих центрах США

и Западной Европы, приглашение оттуда преподавателей и

исследователей, организация совместных лабораторий,

предоставление большой самостоятельности вузам, которые сами

ведут радикальные административные преобразования, смена кадров,

существенное высвобождение университетских ученых от аудиторной

48 «В Америке средние университеты тоже не очень высокого качества, но есть

важное отличие: даже там преподают выпускники лучших университетов.

В средних университетах просто не готовят преподавателей, программы

аспирантуры/докторантуры есть в немногих университетах. Это не потому,

что министерство образования запрещает – у него даже нет таких

полномочий, и в принципе каждый университет может открыть свою

докторантуру, – просто строить плохую докторантуру бессмысленно, ее

выпускники все равно не смогут конкурировать с выпускниками хорошей.

Поэтому все преподаватели даже средних вузов так или иначе знакомы с

настоящей наукой» [Гуриев 2009, с. 68].

187

нагрузки 49 . В ситуации, когда всесилие федерального ведомства,

навязывающего всем вузам единые «стандарты», подкрепляется

мантрой «наше образование – лучшее в мире», надежд на такого рода

прорыв практически нет.

В то же время, в мире появляются и начинают выполняться новые

идеи развития образования. Есть множество вполне революционных

предложений и проектов институциональных изменений, прежде всего,

по интеграции высшего образования и науки. Так, эксперты группы

«Метавер» формулируют следующие идеи:

 балльную систему оценок заменят единые для всех

динамические профили компетенций;

 не будет студентов и преподавателей – будут участники,

эксперты, навигаторы;

 вместо конвейера стандартных учебных программ от детского

сада до аспирантуры – асинхронное образование и

подготовка команд;

 вместо аудиторий, кафедр и факультетов – центры

совместной работы, свободные студенческие сообщества и

проблемные группы;

 вместо тестов, экзаменов и формальных знаний – метаигры с

фиксацией компетенций в деятельности, личные профили

компетенций.

На высоких уровнях (магистерских, аспирантских, связанных с

переподготовкой) традиционные факультеты и кафедры уже сейчас

дополняются временными исследовательскими лабораториями,

центрами, сетевыми структурами, корпоративными образовательными

49 Глава Школы востоковедения Высшей школы экономики Алексей Маслов:

«На первое место выходит организация вывода вузов на мировой рынок, на

второе – открытость. Сингапур, Южная Корея, Китай открылись уже

готовым матрицам западного образования, но очень грамотно их

переосмыслив. Даже если забросить в нынешнюю российскую систему

образования втрое больше денег, подняв зарплату преподавателям, она не

заработает лучше и на 5 %. Ошибка России была в том, что переняв

западные стандарты, мы не воспитали людей, которые должны были по

ним работать. В результате, мы сломали старую систему образования, а

новую не получили. У нас просто нет людей, которые возьмутся за

доведение результатов нашей науки на мировой уровень. Подавляющее

большинство наших вузов и структурно, и кадрово остались все теми же

советскими университетами. Добавив им денег, мы не добавим креатива.

Грубо говоря, начинать нужно с реструктуризации передовых

университетов, набрать новый кадровый состав, как это было в Китае и

Сингапуре. Только тогда у нас появится шанс выйти на передовые

рубежи» (http://www.rosbalt.ru/moscow/2016/04/05/1504083.html).

188

Глава 11. СУДЬБА УНИВЕРСИТЕТОВ

модулями и т. п. Вероятно, такой симбиоз с общим трендом

увеличения «веса» и финансирования новых гибких надстроечных

институтов будет преобладающим паттерном в высшем и

непрерывном образовании на обозримые три-пять десятилетий.

Естественным образом, эти новые гибкие образовательные

институты будут тесно связаны (вплоть до слияния) с аналитическими

и экспертными центрами. Так, уже сейчас в наиболее продвинутых

странах (США, Канада, Великобритания, Германия, Финляндия,

Швеция) проглядывают контуры такой структуры:



появляются несколько взаимосвязанных «мозговых трестов» с

«базовыми» университетами;

каждый такой центр связан с фондом, распределяющим

средства на исследования и разработки;

каждый связан с кластерами, сетями групп (кафедр, центров,

лабораторий);

под каждую крупную проблему создаются временные

исследовательские коллективы и система семинаров (игр и

проч.), связанные с группами разработчиков решений и

реформ, группами дальнейшего сопровождения

(лонгитьюдные исследования и мониторинги эффективности

решений).

Университеты как движители социальных реформ

Работа по любой серьезной социальной проблеме включает:

привлечение специалистов, профессиональные обсуждения, выработку

решений, подготовку документов, многократные переговоры с

представителями госструктур и бизнеса, мониторинг деятельности;

нередко требуются специальные социальные исследования.

Естественное место для локализации такой активности —

университеты, академии государственной службы, вузы с

профильными факультетами и кафедрами по характеру проблемы.

Очевидна значимость привлечения студенческой молодежи к

общественно-полезной деятельности. Университет, академия, учебный

институт – не улица, сюда можно и нужно приглашать и чиновников,

и бизнесменов, и разного рода подвижников, когда обсуждаются

насущные проблемы, прямо касающиеся их рода деятельности. Более

или менее очевидны первоочередные темы для таких обсуждений:



сотрудничество с местным бизнес-сообществом, кадры на

заказ;

фундаментальная подготовка и исследования;

междугородние и международные связи;

подготовка новых команд в администрировании образования;

обретение финансовой самостоятельности;

переход к новым функциям федерального ведомства.

189

Уже сейчас в каждом регионе целесообразно предпринимать

действия в направлении формирования важнейших

институциональных условий для развития систем образования:



консолидация региональных элит на основе участия

в крупных социальных проектах с отдачей каждому

участнику;



союз регионального руководства с местными центрами

гражданской самоорганизации;

децентрализация налоговых потоков;

союз и взаимная поддержка регионов;

установление правил конкуренции университетов как часть

межрегиональной и международной конкуренции.

Вряд ли можно найти еще такую сферу в России, кроме

образования, где столько много в течение стольких лет высказывается

красивых слов и идей, а при этом сама сфера явственно деградирует,

что выражается как в неграмотности абитуриентов, так и

в учащающихся протестных акциях, гневных коллективных письмах

со стороны родителей, учащихся и преподавателей. 50.

Увы, данная глава лишь прибавляет слова и идеи (собственно,

глава о будущем и не может содержать чего-то большего).

50 См. по этому поводу статью М. Соколова на Полит.Ру, где он разбирает

причины перманентно слабого социологического образования в стране

[Соколов, 2007].

190

Часть III

БУДУЩЕЕ МЫШЛЕНИЯ

КАК ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ВЫЗОВ

Глава 12. От дисциплинарного империализма – к Обществознанию Без

Границ

Очень краткая история

дисциплинарных «империализмов»

Экономический империализм (панэкономизм) – не первое и не

последнее явление дисциплинарного империализма в истории

познания. Попытки такой экспансии в соседние области совершались

почти всеми дисциплинами, достигшими громких успехов,

овладевшими новыми, показывающими продуктивность и широту

концептуальными подходами и методическими приемами.

Механицизм, физикализм, «вульгарный материализм», многообразные версии биологизаторства (физиологизм, эволюционизм,

органицизм, социобиология и проч.), кибернетика, системный анализ и

системный подход, синергетика – это лишь самые известные

примеры, когда экспансия на смежные и отдаленные области

(«империализм») ведется с позиций естествознания.

Империалистические наклонности в социогуманитарных науках и

философии распространены не менее, а то и более.

Социальная философия, философия истории, философия культуры

и философская антропология мирно никогда не уживаются, поскольку

бьются примерно за одну и ту же территорию.

Начиная с Юма, через Милля и Вундта, через Фрейда и Скиннера, к

современным неофрейдистам, нейролингвистам и когнитологам на

обществознание волнами накатывает психологический империализм

(панпсихологизм) – попытки описать и объяснить всю социально-

историческую реальность, всю духовную культуру посредством

сменяющих друг друга психологических понятий и моделей.

Не менее знамениты и влиятельны в своих сферах лингвистический

поворот, структурализм и постструктурализм, продолжающиеся

традиции последователей Фуко и Лакана, постмодернизм и подобные

направления, описывающие все культурные и социальные реалии

в терминах языка, текста, кодов, символов, дискурсов и проч.

Соответствующее обширное движение вполне можно обозначить как

«филологический империализм».

Социологический империализм (пансоциологизм), возможно, не

столь агрессивен и амбициозен, сколь экономический, но не менее

51 В основу главы положен текст одноименной статьи в журнале:

Общественные науки и современность. 2009. № 3. С. 132-141.

192

уверенно проникает буквально во все сферы социальной

действительности и предметные поля соответствующих дисциплин,

включая саму экономику (см.: [Олейник, 2008]), право, политику,

управление, культуру, религию, массовые коммуникации, образование,

медицину, спорт и т. д., и т. п. В качестве примера укажу только на

некоторые из исследовательских тем и интересов крупнейшего

современного социолога Р. Коллинза (причем в каждой области он

умудрился дать настолько яркие идеи, что его статьи и фрагменты

книг помещают в соответствующих «ридерах» – учебных

хрестоматиях по самым разным социальным дисциплинам):

 конфликтология, геополитическая динамика, теория

революций и государственных распадов, военная социология

и многообразие проявлений насилия, геополитическая

концепция этнических трансформаций, геополитическая

концепция происхождения демократии;

 историческая динамика развития рынков и типов

собственности, истоки развития капитализма за пределами

Европы;  теория стратификации, динамика образовательной

стратификации (инфляция дипломов), теория

интеллектуальных сетей и «социология философий» (как

явная экспансия в историю идей);

 организационный контроль и историческое развитие

организаций, зависимость типов религии от форм

концентрации ресурсов и обеспечения безопасности,

воспроизводство и «нормальность» преступности;

 природа гендерного неравенства, социология брака и семьи,

любовных отношений и сексуальности;

 ритуалы повседневной жизни, типы и модели разговоров,

социологическое объяснение формирования разных типов

личностей, заявка на социологизацию психиатрии;

 объяснение динамики эффектов массовых пропагандистских

кампаний (борьба с курением, борьба с терроризмом) и т. д.

Всякое действие ведет к противодействию, и в истории идей

хорошо известны контратаки в ответ на дисциплинарный империализм

– экспансию из соседних и далеких областей.

Наиболее знаменит Methodenstreit (спор о методе), возникший во

второй половине XIX в. как протест немецкой гуманитарной

профессуры против экспансии естественнонаучной методологии и до

сих пор возобновляющийся в виде борьбы «двух культур», споров

«качественников» с «количественниками», «научных войн» и т. д.

[Розов, 2009, гл. 2].

Некоторые крупные науки получили свою современную

идентичность во многом благодаря отмежеванию от

193

господствовавшего в XVIII—XIX вв. панпсихологизма, в том числе

социология (благодаря Э. Дюркгейму), лингвистика (благодаря

Ф. Соссюру), литературоведение (благодаря Я. Проппу и Р. Якобсону),

антропология (благодаря Б. Малиновскому, Ф. Боасу) и даже логика

(благодаря Г. Фреге и Э. Гуссерлю).

Империалистические атаки и контратаки продолжаются. Так,

философию приходится защищать от очередной попытки ее отмены —

теперь со стороны таких блестящих социологов как вышеупомянутый

Р. Коллинз и автор подхода «сравнительной социологии

наблюдателей» С. Фукс (см. гл. 4).

В этом историческом контексте экономический империализм

предстает уже не как грозная, невесть откуда взявшаяся пагуба, а как

вполне типичный и предсказуемый паттерн конфликтной динамики по

поводу нарушения междисциплинарных границ.

Зададимся тремя вопросами:



Какая концептуальная модель наиболее адекватна для

понимания и объяснения постоянно возобновляющихся

феноменов дисциплинарного империализма?

Каковы внутренний потенциал, ограничения и перспективы

дальнейшей экспансии экономического империализма с точки

зрения этих моделей?

На современном этапе человеческого познания какой

принципиальный путь разрешения междисциплинарных

конфликтов обещает наиболее продуктивное продвижение

в получении новых знаний о людях, обществах и культурах?

Что для этого требуется от обществоведов?

Дисциплинарная экспансия в науке –

от метафоры к геополитической модели

Империализм – термин из области международных отношений и

геополитики, но когда говорят об империализме в научной сфере,

например об экономическом империализме, как правило, используют

термин не более, чем красочную метафору.

Хорошо известна эвристическая польза метафор на начальных

этапах познания, но действительно ощутимой она становится, когда

метафора вырастает в понятийную модель (концепцию) [Дубовцев,

Розов, 2007].

Покажем, что геополитическая метафора «империализма»

появилась не случайно. Структуры конфликтных взаимодействий

в разных сферах и на разных уровнях могут иметь сходные

структурные черты, некий изоморфизм.

Сфера геополитики – это все вопросы, связанные с военно-

политическим контролем на территориях, т. е. с тем, кто имеет

действительную власть и способность принимать решения о порядке

194

владения и использования подконтрольных пространств,

устанавливать правила и требования, принуждать население к их

выполнению, собирать и перераспределять налоги и пошлины

(см. гл. 9).

В социальной организации науки есть своя «геополитика».

В качестве «территорий» выступают предметные области, в которых

есть свои «хартленды» – почти не доступные для других дисциплин

области (например, состояния сознания и переживания для психологии,

соотношение спроса, предложения и цен для экономики, разнообразие

обрядовых практик для этнографии и т. д.), а также окраины и

пограничные, ничейные зоны («дисциплинарные лимитрофы»).

Прямым аналогом военно-политического контроля над территориями

выступает в науке управление основными дисциплинарными институтами: профильными исследовательскими

центрами и учебными заведениями, соответствующими

университетскими факультетами и кафедрами, профессиональными

журналами, ассоциациями, организацией конгрессов, распределением

грантов и проч. [Коллинз, 2002].

Таким образом, иерархия или сеть лиц, занимающих ключевые

позиции в указанных социальных институтах некоторой дисциплины

(например, социологии), является аналогом «государства», которое

противостоит на «внешней арене» другим «государствам» – сетям и

иерархиям других дисциплин (например, экономики).

Профессиональная принадлежность (а также идентичность)

в отношении дисциплины вполне сопоставимы с гражданством (а

также чувством национальной идентичности, патриотизмом)

в отношении государства.

Продвинутое интеллектуальное оснащение в науках, особенно

владение изощренным математическим аппаратом, вполне можно

уподобить преимуществу в вооружении, позволяющему одерживать

верх в конфликтах, побеждать и вытеснять противников со спорных

территорий. Аналогия не такая уж и абсурдная. Когда два экономиста

среди правоведов, психологов или культурологов начинают с

апломбом обсуждать что-нибудь вроде регрессионного анализа,

остальные поникают головой, с ужасом или досадой осознавая свою

полную некомпетентность в этих материях. Математические методы

– мощное конкурентное оружие в интеллектуальной сфере, особенно

по отношению к тем, кто его лишен. Да это просто автомат «Узи»

в сравнении с «дедовской берданкой» политологов, а то и вовсе —

«вилами и косами» историков и культурологов!

Отмежевание новой дисциплины от охватывающей материнской

(психология и логика от философии, физика и химия от

натурфилософии) сходно с сепаратизмом и сецессией. Внутренние

разделения внутри дисциплины при сохранении общих институтов

195

(факультетов, кафедр, журналов, профессиональных сообществ)

вполне можно уподобить разным формам федерализма.

Установив изоморфизм основных элементов, можно продвинуться

глубже, например, задаться вопросом, какие фундаментальные

факторы способствуют успешному территориальному расширению

одной державы за счет соседних держав. Согласно классическим

концепциям, завоеванию способствуют геополитические ресурсы:

население и его богатство (среднедушевой доход), приемлемый (не

истощающий) уровень конвертации этих ресурсов в военную силу.

Напротив, удаленность захватываемых территорий повышает

издержки и подрывает успех, сверхрасширение ведет к распаду

империй [Стинчкомб, 2003; Коллинз, 2015, гл. 2].

Во-первых, отметим  наличие паттерна сверхрасширения,

дискредитации и распада (как минимум, сжатия) некоторых, в свое

время излишне раздувших свои претензии и амбиции подходов. В этот

ряд попадают гегелевская диалектика, психоанализ, структурализм,

логицизм, кибернетика, общая теория систем, парсоновская система

социологии, постмодернизм.

Во-вторых, сопоставив население территории числу активных

исследователей в дисциплине, а богатство (среднедушевой доход) —

фондам и субсидиям, предназначенным для проведения исследований,

можно делать уверенные предсказания. Та дисциплина, в которой

больше число активных исследователей и значительно больше

финансовых возможностей для исследований, рано или поздно

полностью освоит свой «хартленд», свои окраины и непременно

начнет экспансию вовне, в соседние области. Если же в этих соседних

областях активных исследователей меньше, финансирование скуднее и

интеллектуальное оснащение более отсталое, то расширяющаяся

дисциплина будет посягать и на соседние «хартленды». Это и есть тот

момент, когда жертвы экспансии начинают стенать об опасном

империализме чужаков. Как видим, империалистические амбиции и

успехи именно экономической науки отнюдь не случайны.

Корень профессиональной ревности –

вопрос контроля над ресурсами

Никто не говорит об империализме и экспансии, когда ведется

разработка пограничных зон и даже окраин предметных областей

(здесь поются оды меж– и мультидисциплинарности, хотя реальная

кооперация – нечастое явление). Раздражение вторжением чужаков

вплоть до негодования и прямой силовой борьбы вызывается

экспансией на «хартленд» представителями другой дисциплины.

Откуда же столько негативных страстей, когда одни ученые вдруг

начинают заниматься областями, «принадлежащими» другим ученым?

Дисциплинарная экспансия (и империализм как многосторонняя

196

массированная экспансия) только в смысловом, содержательном плане

является конфликтом идей. В интеллектуальной истории яркий случай

прямой организационной борьбы описан Р. Коллинзом как

«университетская революция», когда в Пруссии начала XIX

в.

философы, вооружившись немецким идеализмом Канта, Фихте и

Гегеля, используя интерес государства к расширенной подготовке

инженеров, чиновников, преподавателей и ученых, свергли с

руководящих позиций теологов, создали и возглавили университеты

новой исследовательской модели, которая стала образцом для

реформирования университетов в Европе и дальнейшего создания

новых университетов во всех других странах и частях света

[Коллинз, 2002, гл. 12].

В социальном аспекте затрагиваются главные универсалии и их

воплощение в социальной организации науки:

 власть (господство в вышеуказанных профессиональных

институтах),

 престиж (легитимность этой власти, статус, репутация

в глазах профессионального сообщества, государства, общества в целом),

 богатство (контроль над материальными ресурсами, прежде

всего, распределение бюджета, управление ставками, доступ к

источникам финансовой поддержки – государству,

всевозможным фондам, заказчикам, спонсорам, что напрямую

зависит как от власти в профессиональных институтах, так и

от профессионального престижа).

В отношении всей сферы обществознания наша геополитическая

модель позволяет предсказать неуклонное повышение

междисциплинарных напряжений и конфликтности. Вероятно,

текущая дискуссия об экономическом империализме – это только

начало.

Дело в том, что социально-историческая действительность едина,

все ранее проведенные дисциплинарные границы условны и временны,

абсолютно не доступных чужакам «хартлендов» уже сейчас мало, а

затем и вовсе не будет.

Практически каждое цельное явление (от брака, написания книги,

съемки фильма и создания фирмы до появления нового города или

государства, от развода и банкротства до кризиса и государственного

распада) имеет явные или неявные правовые, экономические,

политические,  культурные, исторические, образовательные, психологические,

антропологические и прочие аспекты.

Соответственно, огромен конфликтный потенциал перекрывающихся

интерпретаций со стороны разных дисциплин.

Что же теперь – наращивать административные мускулы, чтобы

отбиваться от чужаков и самим захватывать чужие предметные поля?

Есть ли более цивилизованная стратегия? Позже вернемся к этим

197

вопросам, а теперь рассмотрим экономический империализм с

позиций нашей геополитической модели.

В чем сила экономического империализма

Отнюдь не убедительна мысль о том, что экономическая наука

начала широкомасштабную экспансию на соседние области из-за

внутреннего кризиса и осознания собственной ущербности. Говорить

можно только о росте критичности ученых-экономистов по

отношению к прежним упрощенным абстрактным моделям

(свободный равноправный рынок, рациональный, максимизирующий

полезность выбор и т. д.). Критичность по отношению к собственным

моделям, стремление и способность их трансформировать и обогащать

– это свидетельство здорового и динамичного развития науки, но

никак не кризиса и ущербности (ср.: [Гуриев, 2008; Тамбовцев, 2008]).

По всем признакам геополитической модели экономическая наука

могла и должна была расширять свои претензии на новые области.

Везде в мире, и особенно активно в США учат бизнесу. Для этого

требуются многие тысячи профессоров. Чтобы получать степени и

академические позиции, им нужно вести оригинальные исследования,

печататься в престижных профессиональных журналах, выпускать

книги в солидных сериях и издательствах. Благодаря корпорациям

выпускников и многочисленным фондам, денег на такие исследования

всегда достаточно, во всяком случае, гораздо больше, чем могут

получить социологи, культурологи, психологи, правоведы и даже

политологи.

Преимущество современных ученых-экономистов

в вооруженности математическими методами также имеется.

Здесь есть две тонкости. Некоторые отрасли экспериментальной

психологии, социологии и политической науки давно и успешно

используют математический аппарат (статистику, факторный анализ,

математическое моделирование и т. д.). Однако, во всех таких случаях

данные отрасли являются пусть не экзотикой, но никак не

мейнстримом исследовательских практик. В экономической же науке

напротив, профессиональные статьи без формул, расчетов и моделей

– редкое  явление. В ведущих журналах такие сугубо

методологические («гуманитарные») статьи позволено публиковать

разве что признанным корифеям.

Другой момент, который также дает большое преимущество

ученым-экономистам в сравнении с другими обществоведами, – это

нормативный подход и способность к точной экспликации заявленных

нормативных суждений и ценностей, к измерению соответствующих

показателей. Последние выступают здесь, как правило, в форме

функций «полезности», «общественной пользы» и т. п. Сколько бы ни

иронизировали аутсайдеры по поводу «примитивности» и «плоскости»

экономических критериев пользы, блага и добра, четкие нормативные

198

представления, допускающие рефлексию, уточнение, концептуальное

обогащение, – это всегда большое преимущество над расплывчатыми

сугубо гуманитарными рассуждениями об «истинных ценностях», тем

более, нередким полным отказом от таких суждений, релятивизмом

под масками «объективного», «ценностно-нейтрального»,

«мультикультурального» и «политкорректного» принципов.

Обществу и государству нужна от социальной науки прежде всего

помощь в понимании и решении практических проблем, в том числе

в «лечении» типовых социальных недугов, таких как кризисы,

деградация институтов, асоциальное поведение, насилие, преступность,

наркомания, попытки самоубийства и т. п.

Социальные исследователи воспринимаются извне как эксперты по

состоянию общества и культуры. Хотят они того или нет, но к ним

относятся, как к врачам (экспертам по человеческому организму). Если

же врач отказывается судить о том, что такое здоровье, твердит, что не

верит ни в какие измерения, которые «слишком упрощают

непомерную сложность происходящего в организме» (т. е. и от

градусника открещивается), а вместо диагноза болезни представляет

запутанные рассуждения о неоднозначности представлений о том, что

такое болезнь и здоровье в разных культурах и эпохах, то люди пойдут

к другому врачу – с четкими взглядами, современной

диагностической аппаратурой, способностью указать на причины

болезни и предложением ясного курса лечения.

Таким образом, имеются вполне очевидные достоинства

современной математизированной экономической

теории —

основания и средства многосторонней экспансии на «чужие»

предметные области:



широкие и гибкие понятия и модели рационального выбора,

игры и правил игры, полезности, стратегий, интересов,

стимулов, обменов, рынков, ресурсов, издержек, а также

контрактов и институтов в социологизированных версиях;



умение  операционализировать такие общие понятия

в применении к конкретным задачам (в том числе далеким от

классических экономических) и имеющимся наборам

численных данных;



владение разнообразными, в том числе весьма

рафинированными математическими методами обработки

данных и проверки гипотез;



смелость нормативных суждений – постулирование

критериев оптимальности (общественной пользы и проч.)

в сочетании с умением переводить социальные проблемы

в исследовательские задачи, а результаты решения последних

– в конкретные практические рекомендации.

199

Нет ничего удивительного, что ученые-экономисты с такой

внушительной экипировкой отважно и нередко успешно вторгаются

в области, традиционно считавшиеся епархиями социологии,

правоведения, политических наук, психологии, истории.

Уязвимость «прогрессорства»

Также повсеместно самими «жертвами экспансии» такой

империализм отторгается. Почему?

Экономисты в данном случае напоминают прогрессоров из