Текст книги "Идеи и интеллектуалы в потоке истории"
Автор книги: Николай Розов
Жанры:
Философия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
того, что такое квантовая информатика. А может, и не приведет. Хотя
сейчас модны слова “квантовая информатика”, “квантовые компьютеры”,
никто не может гарантировать, что эта область вообще окажется
востребованной через десяток лет и не окажется тупиковой.
В фундаментальной науке никогда нельзя сказать заранее, какое
направление будет приоритетным даже через 5-10 лет. Конечно, у
государства могут быть свои приоритеты, могут быть какие-то
очевидные направления развития науки, про которые ясно, что они
могут дать важные со всех точек зрения результаты, но должны быть
люди, которые работают в самых разных областях» [Там же].
Ученые категорически настаивают на том, что приоритеты
в развитие науки могут устанавливать только сами исследователи,
причем активно работающие, держащие руки на пульсе новейших
достижений в своей отрасли знания:
«…Хотя в мировой науке публикуется огромное количество работ по
многим направлениям, они критически оцениваются внутри научного
сообщества, что позволяет сконцентрировать дальнейшую научную
41 Речь идет о документе [Методические рекомендации…, 2015].
160
активность на перспективных направлениях. Поскольку приоритеты
фундаментальной науки быстро меняются, для их правильной
формулировки требуется способность критически рассматривать свежие
научные публикации и изрядная доля интуиции, чем обладают, пожалуй,
только сами активно работающие ученые. Поэтому такие приоритеты не
могут быть заданы извне – министерствами, ведомствами и даже самим
правительством» [Пшеничнов, 2015].
«Структуризация» и «конкурсность»
как прикрытие «оптимизации»
Поскольку ФАНО по своему происхождению, задачам, функциям и
профессиональному составу естественным образом направлено на
повышение экономической эффективности государственных затрат на
науку, в Агентстве активно прорабатываются планы «избавления от
балласта», что подразумевает ранжирование академических
институтов согласно неким «национальным приоритетам». Ученые
критикуют этот подход как сиюминутный, волюнтаристский,
игнорирующий внутреннюю логику развития науки и чреватый
организационной чехардой:
«…Авторы предлагают осуществить структуризацию научных
организаций “под определенные государством национальные
приоритеты развития научных исследований и критические
технологии” и на основе “проектного принципа”: “в основе
структуризации научных организаций формируются программы
развития и единые исследовательские
программы с четким пониманием цели и задачи развития,
ожидаемых результатов от реализации такой
исследовательской программы”. С точки зрения не вовлеченного
в научную работу человека, звучит совершенно разумно. Но от
имеющего опыт научной работы читателя не скроется тот факт, что, по
сути, этим предлагается произвести подмену развития, диктуемого
логикой познания в каждой конкретной тематике, на развитие,
направляемое на основе априорных оценок и крайне тяжеловесных,
тяжело корректируемых программ; более того, оргструктуру институтов,
которую было бы правильно закладывать как минимум на несколько
десятилетий, поставить в зависимость от списка приоритетов и
критических технологий, изменяемого чуть ли ни ежегодно»
[Летаров, 2015].
«Избавление от балласта» предполагается подать в качестве
привлекательной идеологии конкурсности. Здесь ученые уже
начинают бить тревогу:
«Перевод всего финансирования науки на конкурсность – приведет к
тому, что большому числу научных коллективов, а может быть, и целых
институтов, будет грозить физическое уничтожение. Конкурсное
финансирование подразумевает, что ученые и коллективы, выигравшие
конкурс, а есть проигравшие. Причем они не обязательно слабее тех, кто
выиграл конкурс. По опыту РФФИ я знаю, что “линия отсечки” всегда
161
достаточно условна. Нередко за бортом оказываются интересные,
сильные проекты, которые нет возможности профинансировать»
[Проблемы…, 2015].
Кроме «оптимизации» среди НИИ предполагается проводить
«оптимизацию» (ранжирование по оплате и сокращение «слабейших»)
внутри самих институтов. Здесь ученые встают на защиту научных
школ, указывают на значимость интеллектуальной среды для успеха
исследований:
«Третья мера, которая может быть введена “Методическими
рекомендациями…”, – это преимущественное финансирование ведущих
ученых. Во-первых, непонятно, что такое “ведущий ученый”, где грань
между ведущим ученым и просто хорошим ученым. Кроме того,
ведущие ученые никогда не существуют в вакууме. По крайней мере,
в большинстве случаев. Может быть, в каких-то разделах науки и один
человек в поле воин, как, скажем, Григорий Перельман, но, вообще
говоря, наука состоит из научных групп, команд и школ. Наша страна
сильна своими научными школами – это уникальное явление. И
выделение ведущих ученых вместо выделения ведущих коллективов,
ведущих научных школ – это тоже тупиковый путь, приводящий к
разрушению» [Там же].
Также критику вызывают планы радикального преобразования всей
структуры и номенклатуры научных учреждений:
«В рамках проекта “Плана структуризации” в качестве “нового облика
сети научных организаций” вместо всем понятных институтов вводятся
слабо различимые “центры” – национальные, федеральные,
региональные, тематические, а также – исследовательские и научные.
Для социогуманитарного знания предложены двусмысленные структуры
– “высшие школы”. Во-первых, считаем, что категорически
неправильно противопоставлять социогуманитарные науки другим
типам фундаментальных исследований, которые ведутся в рамках
естественных и технических наук. Во-вторых, полагаем, что
существующая ныне система академических институтов не изжила себя,
более того, она может и должна играть решающую роль в модернизации
отечественной науки» [Резолюция…, 2015].
Альтернативные предложения: дебютный радикализм
Как известно, критиковать все горазды, но что же в ответ
предлагает научное сообщество?
Еще летом 2013 г. ученые не скупились на самые радикальные
проекты, например, по передаче всех академических НИИ
университетам:
«Институты и лаборатории со всем имуществом надо передать не
чиновникам, а университетам и другим вузам вместе с ассигнованиями,
которые на них отводятся» [Клейн, 2013].
Такой внушительный замах включает также идеи полной
автономизации университетов:
162
«Но не нынешним университетам – слабым, подавленным и зависимым.
Университеты и вузы нужно вывести из-под управления государства.
В них должны соблюдаться общеевропейские академические свободы.
Ректоры и ученые советы должны быть по-настоящему выборными»
[Там же].
Следует отметить, что идеи «структуризации» и «оптимизации» как
ранжирования по качеству и эффективности также не чужды ученым
со смелыми прожектами:
«Кроме того, нужно провести жесткое ранжирование вузов. Пора
вернуть университетам статус университетов, а прочим учебным
заведениям иметь статус институтов, академий, училищ и т. д. Не может
быть специализированных университетов: отраслевая специализация —
антоним университета. То есть реформу академической науки нужно
сочетать с реформой образования. Это должна быть одна реформа» [Там
же].
Надо сказать, что идеи превратить всю академическую науку
в вузовскую не получили поддержки ни в научном сообществе, ни
в управляющих ведомствах, хотя варианты «интеграции» нередко
высказываются.
Меры борьбы с бюрократизацией и отношение к конкурсам
Сформулированы конкретные предложения для преодоления
бюрократизации.
Таковы, в частности, предложения Игоря Пшеничнова:
«Их смысл в том, что нужно требовать регламентации времени, которое
мы тратим на заполнение документов. Если это время слишком велико,
то нужно требовать либо дополнительных временны́х, либо денежных
или материальных ресурсов. А то, что работать в таких условиях
невозможно, нужно доказательно донести до начальства»
[Фрадков, 2015].
Более детально список антибюрократических мер сформулирован
в заявлении ОНР, принятом Общим собранием 18 мая 2015 г.:
«сформировать перечень документов, обязательных для
периодической отчетности научных институтов, и запретить
запрашивать дополнительные документы без выделения на
эти цели финансирования со стороны ран и фано.
ввести обоснованный временной регламент для заполнения
документов обязательной отчетности.
оснастить институты за счет целевого государственного
финансирования современными интегрированными системами
документооборота.
регламентировать сроки ответной реакции вышестоящих
учреждений на запросы нижестоящих.
требование роста эффективности должно подкрепляться
соответствующими финансовыми вложениями (например,
если речь идет о росте публикационной активности, то это
163
должно сопровождаться финансированием научных изданий
институтов и других как периодических, так и
непериодических научных изданий, финансовой поддержкой
зарубежных публикаций и участия в международных
конференциях научных сотрудников, а также обеспечением
доступа институтов к информационным электронным
ресурсам за счет базового финансирования)» [Фрадков, 2015].
Ученые не выступают вообще против конкурсов, но весьма
придирчиво относятся к способам и порядку их проведения:
«К сожалению, широкое распространение в последние годы получили
формальные аукционы так называемых лотов, с заранее согласованным и
предрешенным результатом. Нынешняя система псевдоконкурсов
крайне негативно влияет на состояние научной среды и может в итоге
привести к необратимым изменениям в поведении научного сообщества.
Только реальные конкурсы – предполагающие обеспечение равных
возможностей для всех потенциальных участников, четко определенные
правила игры и принятие решений на основе заключений независимых
экспертов – дадут возможность сильным коллективам проявить себя
в полной мере. Соотношение между объемом базового и конкурсного
(грантового) финансирования может со временем меняться в ту или
иную сторону, однако переход к распределению больших объемов
средств через систему грантов должен происходить лишь при условии
создания прозрачных и объективных механизмов проведения самих
конкурсов» [Реформа…, б/г].
Как проводить реформы
Ученые вполне резонно объясняют, каким образом должны
проводиться реформы, не делающие вреда, упирая при этом на
принципы прозрачности, обратной связи и последовательного,
пошагового характера:
«Основным принципом реформирования науки должен стать
принцип прозрачности. Необходимо, чтобы поставленные
правительством цели и задачи реформы были ясны каждому научному
сотруднику. Это же касается критериев оценки эффективности
деятельности научных учреждений и отдельных работников, а также
вопросов финансирования научных исследований. Нужно иметь в виду,
что именно отсутствие ясного понимания целей реформ и прозрачности
в методах их проведения подрывает доверие общественности к
реформам, заставляет воспринимать их не как насущную необходимость
или "движение к лучшей жизни", а как разрушение. Другая важная
составляющая научной реформы – наличие обратной связи. Механизм
обратной связи между организаторами реформ и научным сообществом
призван корректировать направление реформ в соответствии с
получаемыми результатами. При этом очень важно, чтобы реформы шли
путем последовательных приближений к конечной заданной цели, а все
промежуточные этапы были четко обозначены с самого начала. Это даст
возможность и самой научной общественности включиться
164
в конструктивный мониторинг хода реформы. Таким образом будут
оперативно выявляться проблемы в ее реализации и предлагаться пути к
их преодолению» [Реформа…, б/г].
Академик В. М. Полтерович предлагает при реформировании РАН
руководствоваться
основными
принципами
проведения
институциональных реформ:
«При разработке плана реформ радикализм неэффективен.
Искусство реформирования состоит в умении "соединять"
действующие институты с наиболее передовыми.
Проведение сложной реформы надо разбить на ряд этапов с
поэтапной независимой оценкой. Не следует проводить
слишком много реформ одновременно.
В период проведения реформы роль государства увеличивается, а
либерализация требует укрепления государства. Нужно
повышение ответственности и эффективности бюрократии.
Попытки трансплантации передовых институтов в отсталую
среду заканчиваются неудачей. Нужно ориентироваться на
примеры передовых стран именно в периоды, когда они
находились на аналогичной стадии развития.
Законы о реформах должны предусматривать переходный
процесс от действующих институтов к вновь вводимым.
Лучше сохранять старые институты до тех пор, пока не будет
налажена работа новых» [Митина, 2013].
Кто вообще должен управлять наукой?
После первых лет реформы ученые все больше обращаются к
коренным вопросам научной политики, прежде всего к вопросу о
власти. Все чаще выражается недовольство тем, что «нами правят
бухгалтеры». В статье с говорящим названием «Наукой должны
управлять ученые» соответствующую позицию сформулировал
А.Иванчик на популярном в академической среде сайте Полит.Ру:
«Прежде всего, мы считаем, что наукой должны управлять в первую
очередь ученые, а не чиновники. Это не значит, что профессиональные
управленцы, финансисты и т. д. не должны участвовать в управлении
наукой – напротив, должны, и без них эффективное управление наукой
невозможно, но они не должны доминировать, как это происходит
сейчас, и их роль должна быть служебной. Если это будет признано
всеми сторонами и будут найдены работающие модели взаимодействия,
удастся преодолеть и конфронтацию между учеными и чиновниками,
которая последние полтора десятилетия, играет крайне деструктивную
роль» [Иванчик, 2016].
Требования не только заключаются в претензиях на властный
приоритет ученых, но также касаются принципов и процедур принятия
решений, планирования и проведения реформ в науке.
165
«Никакие преобразования в области управления наукой не могут
проводиться без участия научного сообщества и вопреки его воле, т. е.
исходя из чиновнических, а не научных, представлений о
целесообразности […] Никакие изменения не могут проводиться, а
существенные решения приниматься келейно и тайно – они должны
быть результатом гласного обсуждения с участием научного сообщества
и при помощи прозрачных процедур» [Иванчик, 2016].
Лейтмотивы отношения к реформам
Приведенные материалы (за каждым из которых есть множество
аналогичных) позволяют выявить следующие смысловые инварианты
критики готовящихся и проводимых реформ:
1) эмансипационный протест ученых против управления,
регламентации их деятельности извне – со стороны
бюрократии и «бухгалтеров»;
2) бурное и широкое недовольство растущим объемом
обязательной формальной отчетности;
3) опасения массовых увольнений, закрытия научных учреждений
вследствие нового порядка финансирования по принципам
приоритетности, конкурсности, ставки на «ведущих ученых»;
4) протест против того, что решения по реформированию науки
принимаются людьми, от науки далекими;
5) пребования гласности, прозрачности обсуждений планируемых
реформ.
Пока что нет каких-то впечатляющих позитивных результатов
академической реформы. Скорее, появляются тревожные сведения о
деградации российской науки42.
Кроме этого, в разных формах постоянно звучит еще один мотив:
не понятно, какую науку хотим видеть в России? Каков ее желаемый
образ? Каково предназначение и соответствующие, не произвольные, а
обоснованные критерии оценки?
Базовые ценности и предназначение науки
Приведем с краткими обоснованиями перечень главных ценностей,
связанных с наукой, ее ролью и предназначением, а также
42 «В ноябре 2015 г. ЮНЕСКО опубликовала доклад по науке “На пути к 2030
году” . Из него следует, что вклад России в мировую науку в настоящее
время составляет всего 1,7 %, более чем в 11 раз отличаясь от китайского
(19,6 %) и в 15 раз от американского (28,1 %). Причем вклад этот
обеспечивают традиционные советские отрасли вроде теоретической
физики, где доля российских исследований более 6 %. А в некоторых
перспективных сферах, требующих дорогостоящего оборудования, мы и
вовсе близки к нулю» (http://argumenti.ru/toptheme/n529/438091).
166
соответствующие следствия для желаемого образа российской науки и
требования к реформам.
Самоценность знания, роста научного знания, развития
философского мышления. Вне соображений какой-либо будущей
пользы (для страны, государства, человечества и т. д.) обоснованные
знания, развитие способности мыслить ценны сами по себе. Корни,
мотивировки этой ценности лежат в представлениях о природе
человека как существа сознательного, познающего мир вокруг себя и
себя самого. Соответственно, рост, расширение знания следует считать
благом, тогда как невежество, искаженные, ошибочные представления
должны преодолеваться.
Научное знание отличается от обыденного особым вниманием к
обоснованности. Сами же общие и абстрактные вопросы
обоснованности знания, а также вопросы природы, сущности человека
и мира, вопросы ценностей и их обоснования принадлежат уже
философии. Философия (как и наука) не нуждается в соображениях
пользы для своего оправдания, поскольку культивирует способности к
сомнению, критическому и абстрактному мышлению, рефлексии.
Принятие такой ценности ведет к признанию особой значимости
фундаментальных направлений в познании, в необходимости их
развивать и неприемлемости сугубо утилитарных критериев. При этом
остаются весьма непростые проблемы:
а) самоценность научного и философского познания никак не
помогает определить требуемые (допустимые, оправданные) доли
или масштабы финансирования фундаментальных (в том числе
«бесполезных») направлений;
б) пусть не «польза», но какие-то критерии оценки качества
исследований нужны, хотя бы для избавления от шарлатанства,
для поощрения и поддержки перспективных направлений;
в) значимость знания самого по себе отнюдь не очевидна для
большинства граждан (избирателей), для депутатов
(определяющих бюджеты), для бизнеса (как потенциального
донора), поэтому убеждать общество в необходимости развития
«бесполезных» направлений наук и философии – актуальная
задача, пока не получившая надежного решения.
Открытость и свобода интеллектуального обмена, коммуникации,
связей, неприемлемость научной и образовательной изоляции.
Развитие познания напрямую зависит от возможностей сопоставления
разных взглядов и идей, от возможностей спорить, критиковать,
проверять, опровергать чужие результаты. При изоляции мышление
стагнирует, наука становится «туземной» [Соколов, Титаев, 2013]
наибольшие творческие успехи, интеллектуальные прорывы
совершаются при сочетании идей из разных традиций и сетей.
167
Публичность науки и философии, открытость для обсуждения и
критики – непременные условия их нормального развития.
Соответствующие императивы диктуют необходимость интеграции
российских науки и образования в соответствующие мировые
пространства, облегчение обмена и коммуникаций, поддержки
международных проектов как на российской территории, так и за
рубежом. Здесь есть свои непростые проблемы, связанные с
интеллектуальной собственностью, национальными и
государственными интересами в отношении принадлежности
результатов исследований, проведенных за счет бюджета, с «утечкой
мозгов», с защитой секретов, научно-техническим шпионажем и т. п.
Эти проблемы можно и нужно решать, но с необходимостью
предметного обоснования каждого ограничения, с учетом ценностного
приоритета ценностей интеллектуальной открытости и свободы.
В частности, борьба с «утечкой мозгов» может быть успешной не
посредством запретов, а только созданием настолько привлекательных
условий для научного творчества в стране, чтобы не только
удерживать свои таланты, но и получать приток из-за рубежа
[Родный, 2014].
Крайне низкая мобильность научных кадров, унаследованная
Россией от советского периода [Кугель, Ащеулова, 1999],
противоречит императивам открытости, интенсивной коммуникации и
пересечения интеллектуальных сетей. До сих пор многие ученые
получают высшее образование, учатся в аспирантуре, защищают
диссертации примерно в одном и том же учреждении (дружественных
учреждениях), т. е. в одной и той же интеллектуальной среде. Мы
привыкли гордиться специфическим достижением и преимуществом
российской науки – научными школами. Задача состоит
в нахождении компромисса: сохранить и развивать научные школы
(что предполагает традицию и ученичество), при этом резко повысить
возможности академической мобильности, установить правила,
способствующие пересечению сетей (самое простое: нельзя защищать
диссертацию по месту и учебы, и работы, нельзя защищать
кандидатскую и докторскую в одном месте и т. п.).
Наука может и должна отвечать на запросы общественных групп
и слоев. Здесь уже речь идет о «пользе», но не абстрактной.
Неслучайно в формулировке появились «группы и слои», поскольку
в традиционном российском дискурсе под «общественным» или
«национальным» интересом сразу подразумевается интерес
государственный. О последнем тоже пойдет речь, но далее. Группы и
слои российских граждан нуждаются в новых лекарствах и
эффективных методах лечения, в качественных продуктах питания,
в комфортной городской среде, в хорошем образовании, в изобилии
разнообразных товаров для дома, для работы, для отдыха, а также
168
в знаниях о мире вокруг, о прошлом и о самих себе. Обратим
внимание на то, что связь между этими запросами и самой наукой
либо вовсе оборвана, либо протягивается извилистыми, тонкими до
исчезновения ниточками через государственные структуры. Более того,
мы даже привыкли думать, что запросы эти к науке должны поступать
не от групп и слоев населения, а сразу от государства, которое будто
бы всегда лучше знает, что этим группам и слоям надо.
Наука может и должна отвечать на запросы экономики, бизнеса
– производства, продажи товаров и услуг. Отчасти бизнес как раз
служит вполне естественным передатчиком запросов потребителей,
поскольку зарабатывает на их удовлетворении. Но у бизнеса есть и
свои интересы: снижение издержек, развитие технологий,
совершенствование организации и т. д. Таков еще один крупный
источник запросов к науке, который, однако, по многим причинам
крайне слабо задействован в России.
Наука может и должна отвечать на государственные запросы,
как от центральных органов управления, так и от региональных
властей. Здесь уже речь идет о привычных для нас «национальных
интересах» и «государственных заказах». Оборона, космос,
безопасность, общественный порядок, следствие и суды, дороги, связь,
энергетика, спутники, водоснабжение, здравоохранение, образование,
экология, защита от пожаров и наводнений – все эти и многие другие
сферы традиционно принадлежат центральным или региональным,
городским государственным органам (местное самоуправление
фактически уже в них растворилось). Проблема заключается в том, что
за немногими исключениями (космос, новейшие оборонные
разработки, медицина, добыча сырья на экспорт) соответствующие
государственные ведомства либо вовсе не имеют своих средств на
заказ и оплату нужных исследований, либо даже не испытывают
реального интереса к науке. Как и в советское время, львиная доля
финансовой поддержки науки поступает отдельными строками из
центрального (федерального) бюджета, что и означает практическое
отсутствие здоровых связей «заказчик—подрядчик», ведет к
пресловутым трудностям с «внедрением».
Идеальный образ национальной науки
как проблема социального проектирования
Под «идеальным образом» здесь понимается воображаемая модель,
отвечающая сформулированным выше ценностям. Если речь идет о
национальной науке (в нашем случае – российской), то в какой-то
мере данный образ должен учитывать сложившиеся традиции,
наиболее инертные социальные и ментальные реалии, не отнюдь не
обязан подчиняться всем ограничениям, в том числе связанным с
текущими процессами в политике и идеологии.
169
Построение такого образа – нетривиальная задача. Правильный
подход состоит в подготовке веера альтернативных проектов, которые
следует опробовать в разных местах и далее распространять наиболее
успешные. Кроме того, необходимо учесть как достоинства и
недостатки в истории организации отечественной науки, так и
результаты сравнения зарубежных моделей. Здесь представим только
самый общий эскиз требований к таким проектам.
«Бесполезные» фундаментальные научные и философские
исследования, соответствующие учреждения должны получать
поддержку из центрального (федерального) бюджета. Размер этой
поддержки, способы отсеивания «балласта» и «шарлатанов», нужно ли
развивать фундаментальные исследования в регионах – все это
сложные вопросы, требующие глубокой проработки и обсуждения.
Укажем только на главные принципы:
1) «не навреди» – менять что-либо следует с осторожностью и
приводить для каждой реформы (в том числе увеличения или
сокращения финансирования) убедительные основания;
2) главенство авторитетных международных профессиональных
сообществ, комиссий в содержательной оценке научного уровня
учреждений, причем формальные показатели (публикационная
активность, индексы цитируемости и проч.) могут играть только
роль первичных индикаторов – «тревожных звонков»;
3) поскольку развитие фундаментальных исследований является
в большой мере вопросом достоинства и престижа (страны,
региона, города, университета), политика центральной поддержки
соответствующих научных центров в регионах может
осуществляться по принципу 50/50, т. е. при условии
финансирования регионом половины требуемых затрат другую
половину обеспечивает центр.
Императив открытости ведет к идеалу глубокой интегрированности
национальной науки в мировую науку, но при сохранении своей
специфики, привлекательной для зарубежных ученых43.
Выстраивание каналов связи от запросов разных социальных групп
и слоев к прикладным научным исследованиям – непростая задача
в обществе с гипертрофией этатизма в институтах, практиках,
культуре и ментальности (см. главы 6-8, а также: [Розов, 2007;
Родный, 2014]). Основные звенья этой связи вполне очевидны: медиа,
социальные сети и группы в интернете, частные фонды, краудсорсинг,
социально ответственные политические партии и лидеры, местные
власти, ментально и финансово дозревшие, осознающие
необходимость финансирования исследований для решения местных
социальных проблем.
43 Практические выводы из этого принципа будут рассмотрены в гл. 17.
170
Здесь самое важное – устранить лишние преграды, предоставить
правовые основания, защиту такой деятельности, продемонстрировать
несколько «историй успеха». Дальше на этой институциональной
основе реальный спрос на прикладное знание непременно найдет и
предложение.
Проблема реализации запросов к науке от экономики и бизнеса
концептуально проще, но в российской действительности практически
не решается по многим известным причинам. Вредят чрезмерное
налоговое давление на бизнес, недостаточная заинтересованность
в развитии технологий и снижения издержек (преференции и субсидии
от власти, серые схемы оказываются на порядки выгоднее),
ментальные преграды («государство должно финансировать науку, а
вовсе не мы»). Соответственно, здесь идеал национальной науки,
получающей существенную поддержку от бизнеса (как национального,
так и зарубежного) предполагает радикальные сдвиги в правовой,
административной и ментальной сферах. Необходимо как перекрытие
коррупционных каналов обогащения, так и установление налоговых
льгот, прочих поощрений тем отечественным и иностранным
компаниям, которые заказывают исследования национальным
научным организациям.
Ответственность национальной науки перед государством, ее
обязанность отвечать на государственные запросы – это главная,
хорошо знакомая нам тема, берущая истоки из советской эпохи и даже
раньше, от российской империи. Острота возникающих здесь проблем
соразмерна степени государственного монополизма и
гиперцентрализации финансирования российской науки. В свою
очередь, монополизм и трудности «контроля эффективности» с
неизбежностью ведут к бюрократизации, запредельному поклонению
формальным показателям, перегруженности ученых отчетностью и т. п.
Принципиальный выход из этого тупика состоит в радикальной
децентрализации финансирования науки. Грубо говоря, прямо из
федерального бюджета целесообразно финансировать только
фундаментальные исследования и соответствующие учреждения (см.
выше). Государственные запросы к прикладной науке естественным
образом появляются в соответствующих ведомствах (оборонных,
связанных с медициной, экологией, образованием, инфраструктурой,
сельским хозяйством, добычей и переработкой ресурсов,
промышленным и технологическим развитием и т. д.). Если с этих
министерств, служб, агентств спрашивается за развитие, требующее
прикладных исследований и разработок (НИОКР), то им и должны
предоставляться финансы на поддержку нужной им науки. Все
нынешние горы отчетности и психоз с индексами публикационной
активности и цитируемости при таком порядке просто отомрут,
будучи ненужными. Заказчик с ограниченным объемом средств и
171
пониманием запроса к науке будет требовать от прикладных
исследований видимого продвижения в проблеме, нужной ему
информации; надо ли объяснять, что такая ситуация гораздо здоровее
бюрократического контроля по любым формальным показателям?
Сказанное вовсе не означает возврата к «отраслевой науке»,
которая хоть и была в советский период слабее академической, но
обладала и своими достоинствами. Ценность свободы познания
обусловливает императив максимальной автономии научных
организаций, а последняя достигается множественностью источников
финансирования: от государственных ведомств, от бизнеса, от частных
фондов, от местных властей, наконец, из федерального бюджета (для
поддержки фундаментальных исследований).
Сопоставление типовой критики реформы РАН с базовыми
ценностями науки, с идеальным образом и соответствующими
императивами демонстрирует существенные лакуны в восприятии
ситуации и перспектив развития даже в интеллектуальном сообществе
(умолчим о бюрократии). Понятно и простительно, что при
столкновении с агрессивным реформированием «сверху» мысли
возникают только о защите, сопротивлении. Однако никто не снимал
ответственности с интеллектуалов – ученых и философов – за
будущее российской науки. Поэтому здесь следует говорить и о
тактике (что можно и нужно делать сейчас), и о стратегии
(направленности на долговременную перспективу и большие цели).
Тактика и стратегия научного сообщества
в условиях реформирования
Тактика здесь – это обозримые, выполнимые задачи
в сложившихся условиях, которые включают рост бюрократической