Текст книги "Поиски счастья"

Автор книги: Николай Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

Глава 43
ДРУЖБА ПО-АМЕРИКАНСКИ

К концу непродолжительного на Севере лета уполномоченный Камчатского губревкома достиг селения Ванкарем. С ним было пятеро вооруженных чукчей, включая Элетегина, Тымкара и Тыкоса. От усталости Кочнева слегка пошатывало. Глаза воспалились, лицо обветрило, загорело, на губах выступила лихорадка.

«Что за люди?» – думали чукчи, выглядывая из яранг.

Среди местных жилищ ревкомовцы еще издали заметили европейский домик, сросшийся с ярангой. Своей странной формой он напоминал головастика. Неподалеку от него стоял большой склад, весь обитый оцинкованным железом.

Оставив спутников около склада, Иван Лукьянович вошел в наружную часть шатра-головастика, подал голос. Никто не откликнулся. Тогда он вполз в жилое помещение, но и там никого не оказалось.

Кочнев огляделся, устало сбросил вещевой мешок, и тут же одна из закопченных стен полога неожиданно разверзлась, заставив Ивана Лукьяновича вздрогнуть. Рука потянулась к карману…

На пороге открытой двери стоял невысокий обрюзгший мужчина в куртке и штанах из тюленьих шкур. Сапоги, сорочка, покрой куртки и цвет щетины на лице выдавали в нем чужеземца.

– Здравствуйте! – по-русски поздоровался Кочнев.

Джонсон удивленно склонил набок голову, подставляя ухо навстречу непонятным звукам.

– Вы не русский? – уже по-английски спросил его уполномоченный губревкома.

Услышав английскую речь, Джонсон просиял: «Мой бог! А я уже подумал – не большевик ли явился…»

– Нет, нет! Я американец! – обрадованно воскликнул он. И, перешагнув порог, протянул гостю руку:

– Мартин Джонсон из Чикаго.

По утомленному лицу ревкомовца скользнула едва уловимая улыбка.

– Иван Кочнев, – ответил он. – Уполномоченный Камчатского губревкома.

– Камчатка? – снова насторожился американец. – Камчатка, понимаю, – он кивнул головой. – А что есть такое «гупрефкома», не понимаю.

– Ну, это я разъясню. – Кочнев снял шапку, обнажив копну черных измятых волос.

В зеленых глазах шведа-американца блеснула тревога.

– Разве пришла шхуна? Я не заметил.

– Нет, мой пароход еще в пути. Я пешком.

Джонсон остановился у порога.

– Позвольте, как вас понимать? Пешком по воде?

Кочнев разглядывал жилище – маленькую комнату с кроватью, печкой, окованным сундуком, полкой с винами.

– Зачем же по воде, по суше.

С деланной улыбкой янки продолжал:

– О, вы, я вижу, большой шутник!

Иван Лукьянович тяжело опустился на стул, отстегнул пуговицу косоворотки, продолжая оглядывать комнату. Было похоже, что живут в ней давно: у каждой вещи – свое место, удобное для владельца, обои выцвели. Сомнений не оставалось: это и есть Джонсон – один из тех, с кем ему уже довелось иметь дело на Чукотке.

Джонсон также составил себе мнение об этом странном «англичанине». Конечно же, это какой-то новый осторожный и хитрый китобой. Он оставил шхуну где-то за мысом, полагая, что здесь могут оказаться красные… Во всяком случае он, Джонсон, на его месте поступил бы так же. Мартин слышал, что в мире что-то случилось: была война, а затем войска Штатов высадились во Владивостоке и Архангельске. Но откуда здесь могут взяться большевики? Кому нужна эта дикая страна?

Это только он, Мартин Джонсон из Чикаго, оказался способным просидеть здесь двадцать лет, чтобы эти дикари не погибли без товаров.

– О, я все понял! – доверительно заявил компаньон чернобородого янки, погрозив пальцем. – Я все понял, мистер Кочнев. Итак, «Камчатка» стоит за мысом? – он лукаво подмигнул. – Молчите, молчите! Я все понял! Так чем вы торгуете?

– Торгую чем? – Иван Лукьянович дивился находчивости Джонсона.

– Не притворяйтесь, пожалуйста! С чем идет «Камчатка»? – Джонсон сделал жест ладонью, означавший, что попытки продолжить игру были бы напрасны. – Для деловых людей, – продолжал уже серьезно бывший проспектор «Северо-Восточной компании», – это небезынтересно. Я могу предложить вам тысячу «хвостов». К тому же не забывайте: время – деньги! Вы напрасно так далеко оставили свою шхуну, – Мартин взглянул в окно.

Иван Лукьянович не торопился лишить себя удовольствия полюбоваться этим представителем Америки.

– Так что? – не терпелось Джонсону.

– Вы, кажется, спрашивали, с чем идет мой корабль?

– Конечно! От этого зависит и мой и ваш бизнес.

– Мой корабль идет с правдой, – ответил Кочнев, глядя на озадаченного янки.

– Что? Что это за товар? Вы опять шутите, мистер Кочнев? Не понимаю! «Приплыл пешком». «Торгую правдой…»

– Я не говорил, что торгую правдой…

– Отлично! Я деловой человек и не намерен больше играть в прятки. – Он подошел к полке у стены, протянул руку. – Виски, ром, коньяк? – сухо спросил он.

– Чай, – так же резко ответил «мистер Кочнев».

– Олл-райт!

Гость взял вещевой мешок, достал галеты, сахар.

Это был вызов. Ведь на столе всего, казалось, достаточно: и сахар, и галеты, и масло, и консервы, и колбаса.

– Мистер Кочнев! – сорвавшимся голосом начал Джонсон. – Я попросил бы вас не валять дурака, а прямо объяснить мне цель вашего визита.

Хлебнув чаю, Кочнев достал из пиджака тощий бумажник, из него – вчетверо сложенный листок и протянул озадаченному хозяину:

– Вы напрасно торопите события, мистер Джонсон.

В документе было два текста: русский и английский, скрепленные подписями и красной печатью со звездой посередине. Уполномоченный губревкома видел, как постепенно изменялось лицо американца. Содержание бумаги достаточно подробно отвечало на все интересующие мистера вопросы. И тот вдруг так ясно вспомнил все, что ему довелось читать за эти годы о России. «Какой ужас! Он значит большевик, красный, коммунист! Однако пресса описывала их не такими. Что же теперь будет? Как глупо я повел себя!..»

Уполномоченный пил чай, а Джонсон, не соображая, что этим выдает свое волнение, делал вид, что никак не осилит бумаги. Впрочем, исподтишка он косился на окованный сундук и незаметно пытался ощупать задний карман своих штанов…

– А чем торгуете вы, мистер Джонсон? И кто разрешил вам здесь торговать? – прервал Кочнев столь долгое чтение, протягивая руку за своим документом.

Секунду янки молчал.

– Я представляю тут компанию.

– Вы, конечно, ознакомите меня с вашими полномочиями?

Джонсон нервно глотнул виски «Какие полномочия? Какое разрешение? Он сам тут хозяин и вправе сам разрешать или не разрешать другим! Ведь более двадцати лет!..»

– Но какие полномочия в стране открытых возможностей?! – янки высоко поднял плечи, развел руками.

Взгляд ревкомовца сделался жестким. Он отодвинул кружку.

– На землях Советской России этих возможностей больше нет. Они закрыты. И я закрываю их вам! Проводите меня на склад.

– Но это насилие! – выкрикнул американец, вскочил, быстро ВЗЯЛ с полки ключи, отступил к кровати и полез в задний карман брюк…

В тот же миг Кочнев поднялся, внезапно оказался рядом, резким движением ударил его по руке и сам вынул из заднего кармана Джонсона браунинг.

– Никогда без нужды не беритесь за оружие! Полагаю, поладим и без него. – Он разрядил пистолет и без патронов возвратил владельцу.

Перепуганный Джонсон направился к выходу.

…Чего только не было на складе! Тюки упакованной пушнины, шкуры старых оленей и телят, местная обувь, бивни моржей, китовый ус, снова шкуры – белых медведей, моржей, лахтаков, нерп, волка; бочки из-под спирта, пустые ящики…

– Сколько на складе песцов?

– Две тысячи «хвостов», – на всякий случай соврал Джонсон.

– Советское правительство, – сказал Кочнев, – заключило соглашение с «Норд-компанией», Она будет по твердым ценам обеспечивать население Севера.

– «Норд-компания»? – удивленно переспросил Джонсон. – Но это не по-джентльменски! Уж если на то пошло, прежде всего вы обязаны начать переговоры со мной.

Как ни утомлен был Иван Лукьянович, но по его лицу скользнула улыбка. Поняв ее не так, как следовало, Мартин Джонсон осмелел совсем:

– Сколько эта «Норд-компания» вам заплатила?

– Но это не имеет значения, мистер Джонсон.

– Как? Деньги – это не имеет значения?!

На пороге склада появились любопытные чукчи.

– Если я не ошибаюсь, то, наоборот, Советское правительство уплатило какую-то разницу «Норд-компании», чтобы она торговала по твердым ценам. Мы сами в эту навигацию еще не в силах привезти сюда товары.

– О-кэй! – воскликнул предприимчивый янки, убедившись, что большевик не так уж страшен, как об этом-пишет пресса. – О-кэй! Я согласен торговать без дотации с вашей стороны.

Кочнев медленно продвигался к выходу.

– Нет, нет, мистер Джонсон. Этой же навигацией вам предлагается отплыть в Америку.

– Не понимаю! Но ведь я готов, не сходя с места, уплатить вам достаточно приличную сумму!

– А пока, – продолжал Кочнев, – до прихода вашей шхуны вы можете торговать вот по этому прейскуранту, если, конечно, он вас устраивает, – и он подал ему листок бумаги и тут же по-чукотски объявил о новых ценах чукчам.

Джонсон побагровел: «Грабеж! Разбой! Винчестер – за двух песцов?» Такие цены его не устраивают!.. Но вслух он не высказал ничего.

Чукчи то и дело громко выражали удивление и нескрываемую радость. Мартина больше всего бесило, что большевик рассказал чукчам о ценах при нем, Джонсоне. Мало того, он рассказал им, как он, Джонсон, обманывал их.

– Вы все поняли, мистер Джонсон? – также по-чукотски спросил его уполномоченный ревкома.

И тот был вынужден подтвердить, что он понял, все понял…

– Какомэй! – еще больше удивились чукчи…

* * *

Ночевать у Джонсона Кочнев не остался. Допоздна беседовал с чукчами, а утром двинулся дальше. Он вернется сюда через месяц для создания сельревкома и избрания делегатов на первый съезд бедноты. Предстояло побывать еще на реке Бельме, куда из многих поселений и стойбищ съедутся чукчи на обменную ярмарку.

Запершись с утра в комнате, Джонсон рассуждал вслух: «Норд-компания»! Знаю я этих жуликов! Твердые цены… Какой же осел станет по ним торговать! Ничего, эти большевики еще вспомнят Мартина Джонсона.

Лицо его заметно осунулось. Мартин сидел за столом, перед ним – торговые книги, счеты, виски, банковые квитанции.

В ожидании торговли по новым ценам у склада собрались чукчи. Они были видны в окно Джонсону.

– Нет, мистер Джонсон не дурак! Хотел бы я послушать, что скажет мой патрон, если застанет меня за такой торговлей. Он пристрелил бы меня, как бешеную собаку. Винчестер за двух песцов!

Однако все эти бодрые слова вовсе не соответствовали истинному настроению мистера Джонсона. Ведь в его планы совсем не входило вдруг покинуть Чукотку, Конечно, его тянуло в Штаты, где он уже давно придумал себе много пикантных удовольствий. Но прежде он должен был довести здесь свой личный счет до четверти миллиона долларов. А теперь, теперь его просто выгоняют: «Нет, нет, мистер Джонсон, вам в ближайшую же навигацию предлагается отплыть в Америку», – сверлили мозг слова этого большевика.

– Сто тысяч, – Джонсон щелкнул счетами, – на дом, комфорт и прочее. Еще сто, – к первой косточке он с наслаждением присоединил вторую, – на покупку железнодорожных акций. Остается тридцать семь… Тридцать семь тысяч, конечно, не так уж много, но и не мало…

Как ни приятны бывали всегда для него часы таких грез, сегодня они отравлены. Потерять такой рынок, потерять такого поставщика мягкого золота, как Гырголь!..

Он наливает виски, пьет, машинально выглядывает в окно, трет лоб.

– Блестящая идея! – вдруг громко восклицает он, хватая сигару, спички. – Мистер Гырголь останется моим поставщиком… Да, да, останется! – Мартин вскакивает из-за стола.

«Акции? Зачем акции? Что они дадут тебе, Мартин? Доллар за доллар? Не пойдет! Я буду делать за доллар десять! Через год я миллионер. Через десять…» Он снова уселся за стол, придвинул к себе счеты.

«Шхуна – пятьдесят тысяч. Товары – пятьдесят тысяч. Капитан – я сам!..»

Спать этой ночью он не ложился. Лишь к утру немного задремал, но отекли руки, и он быстро очнулся, вызвал к себе чукчу Тенеуге.

Мужчина средних лет в поношенной одежде с любопытством рассматривал комнатку Джона-американа. Ведь здесь, кроме женщин и Гырголя, никто из чукчей не бывал. Они только в окно рассматривали ее, когда купец торговал в складе. И вдруг его позвали сюда!

– Ты хороший человек, Тенеуге, – начал янки.

– Ко-о, – осторожно отозвался тот.

– И я хочу быть твоим приятелем.

Бедный охотник насторожился.

– Садись.

Широко и неумело расставив ноги, Тенеуге сел, выпил огненной воды, улыбнулся.

– У тебя, Тенеуге, есть большая байдара, но у тебя нет винчестера. Это верно?

Чукча огорченно покачал головой: да, это так.

– Мне «ужно отвезти товары на Вельму-реку, к Гырголю. Тому, кто их отвезет, я дам винчестер и патроны.

Тенеуге широко улыбнулся.

– Ты скажешь Гырголю, что его друг Джонсон отдает ему эти товары под пушнину будущего года. Я приплыву за ней на своей шхуне.

Тенеуге, конечно, согласился так легко приобрести винчестер, и тут же они отправились на склад. А к вечеру до бортов загрузили байдару товарами для Гырголя. На складе остались только заготовки и пушнина, приготовленные для вывоза в Штаты.

Чукчи мрачно смотрели на эти приготовления.

– Вот тебе и винчестер за двух песцов!

– Однако, Джон обманул таньга. Сказал – буду так торговать, а теперь все товары отправил Гырголю.

– Джон – «сильный товарами человек», он все может сделать.

– Джон говорит: совсем брошу вас. Живите, как хотите.

– Пусть уходит. Не надо его. Плохой человек. Обманщик. К тому же женолюбивый.

– Где товары тогда возьмем?

– Таньг Ван-Лукьян сказал – другие люди привезут товары.

– 1 Но когда это будет? И верно ли это?

– Разве ты не знаешь, что Ван-Лукьян – правдивый человек? Даже ребенок знает об этом!

– Новый закон жизни будет, сказал Ван-Лукьян. Бедняки станут лучше жить.

До самого вечера вспоминали чукчи все, о чем говорил им Ван-Лукьян.

…Прошла неделя. Тенеуге еще не вернулся, да Джонсон его так скоро и не ждал. Он списал по книгам товары, отправленные Гырголю, перенес в склад из личного хранилища в конце села тюк пушнины и теперь ждал лишь своего бывшего хозяина, а ныне компаньона, чтобы отплыть в Америку. Свою личную пушнину, утаенную от товарища по торговле, он хотел оставить здесь до будущего года, если не успеет ее продать на другую шхуну до прихода «Морского волка».

Однако раньше чернобородого к поселению подошла шхуна Эриксона. Олаф Эриксон постоянно торговал в Славянске, но не забывал и всего побережья, и Джонсон, обманывая компаньона, делал с ним свой личный бизнес почти каждую навигацию. Мартин и Олаф всегда теперь встречались, как старые друзья.

Несмотря на свои сорок восемь лет, Эриксон выглядел браво. Рослый, плечистый, сильный, он казался особенно цветущим рядом со щуплым, обрюзгшим и лысым Джонсоном, хотя тот и был моложе его на целых пять лет.

Как и всегда, друзья на всю ночь засели за столом в комнате Мартина, и хозяин поведал о «красном большевике», о предстоящем выезде, о своих планах – обзавестись шхуной и заняться контрабандной торговлей.

Олаф молчал.

Он о чем-то думал.

– Ты знаешь, Олаф, что-то мне страшно плыть с чернобородым. Думаю, подозревает он, что все эти годы я надувал его. Ведь только тебе продал на сотню тысяч. – Мартин уселся поудобнее. – Он всегда как-то странно смотрит на меня. Ты ведь знаешь, что я и раньше избегал подниматься к нему на борт, а если и случалось, то вот это, – он похлопал себя по заднему карману, – всегда держал наготове.

Эриксон наполнил стопку, выпил. Какие-то еще не совсем ясные, но заманчивые мысли зашевелились в его мозгу.

– Он подойдет за пушниной со дня на день, – продолжал Мартин.

Олаф раздумывал о том, что торговать, как видно, придется со значительными трудностями, раз большевики добрались сюда; его раздражало, что вместо поставщика Мартин намерен стать его дополнительным конкурентом. Боязнь Джонсона плыть со своим компаньоном наталкивала Эриксона на смелые мысли.

– Как ты думаешь, Олаф, если он догадывается, то не окажется ли наше с ним совместное плавание удобным для него случаем, чтобы рассчитаться со мной?

– Я сам боюсь его, Мартин. Глаза, бородища, весь его вид не внушают доверия. Ты прав. Он ведь вооружил пушкой «Морского волка» – ты знаешь? – Олаф помолчал. – Что ж, плыви со мной.

– Я никогда не сомневался в тебе, Олаф, но меня связывает его пушнина.

Эриксон снова умолк и снова надолго. В комнате было сизо от дыма. От нехватки кислорода лампа под потолком помигивала, За окном стоял полярный полумрак.

– Есть план, Мартин, – неожиданно заговорил Олаф, когда его друг уже было задремал, склонив голову на стол между бутылками, тарелками, банками.

– План? Какой план? – оживился Джонсон.

– Сколько ты припас «хвостов» для чернобородого?

– Три тысячи, а что?

– Они стоят денег… – задумчиво, как бы сам себе, заметил Эриксон.

Хозяин зажег потухшую сигару, поднял редкие брови.

– Ты оставишь письмо, что пушнину забрали большевики…

Джонсон встал.

– Это оригинально, – еще неуверенно откликнулся он. – А если он встретит меня в Штатах?

– Ты повторишь ему то же самое, – усмехнулся Эриксон. – А впрочем, давай-ка спать, – и он аппетитно потянулся.

– Что? Спать? А куда же пушнину? Тебе?

– Пополам, – зевая, пояснил Олаф, всем своим видом показывая, что его совсем не интересует это дело, и он знает, что Мартин на такой вариант все равно не пойдет.

Теперь смолк Джонсон. Он шагал поперек комнаты – три шага туда, три обратно. За ним тянулись слои табачного дыма. Мысль Олафа поразила его своей простотой и такими заманчивыми возможностями. Но было немного страшно. Было жалко отдать Эриксону полторы тысячи «хвостов». Однако так приятно напакостить чернобородому и большевику! Пусть-ка попробует чернобородый потребовать несуществующую пушнину у Камчатского губревкома!

– Надоела эта жизнь, – прервал его размышления Эриксон. – Кончать думаю. Вложу капитал в издание газеты. Дядя на этом деле сделал миллион. Зовет меня.

– Миллион на газете?

– Ты, я вижу, совсем одичал тут, Мартин. Тебе пора в Штаты.

Всю ночь не потухал огонь в комнате Джонсона, а утром распахнулись двери склада, и потекли ценности чернобородого в трюмы Олафа Эриксона. Тот даже не подозревал о таком количестве заготовок!

К полудню рейд опустел.

Теперь друзья сидели в капитанской каюте. Тут же стоял окованный сундук Мартина Джонсона.

– Сознайся, бродяга, что тебе повезло: полторы тысячи «хвостов» за доставку пассажира!

– А план, а текст письма ты разве ни во что не ценишь?

Смеясь, они выпили. Мартин хмелел.

– В конце концов, бродяга, мы неплохо с тобой пожили… – он хлопнул приятеля по плечу. – Предлагаю – за дружбу!

Выпили снова.

Мартину стало совсем весело.

Выпили еще. Тост предложил Эриксон. Себе он наливал из другого графина воду…

Вскоре Джонсон прилег и сразу заснул.

– Олл-райт! – потирая руки, пробормотал Олаф, подошел к другу, вытащил из заднего кармана его брюк браунинг, сунул в стол, достал веревку и, не торопясь опутал ею ноги, а затем руки Мартина. Совершенно пьяный, тот только изредка мычал. Обшарив карманы жертвы, Эриксон нашел ключи и под музыку замка открыл окованный сундук. Там лежали пачки долларов и банковые квитанции. Капитан начал подсчитывать. Квитанции с 1902 года, их целая пачка!

– О, они на предъявителя! Совсем хорошо! Тысяча, две, пять, десять…

Знал бы Эриксон, что они фальшивые!

Мартину, вероятно, снился сон: он ворочался, что-то бубнил, стонал.

Олаф пересчитывал тугие пачки долларов; среди них он узнал и те, которыми сам платил Мартину за пушнину. Подведя итог, Эриксон захлопнул сундук. В замке снова заиграла музыка.

Джонсон испуганно открыл глаза, страшно повел ими, еще не понимая, явь это или сон. Хмель – как вышибло!

– Олаф! – дико закричал он, увидев, что связан.

Не спеша, тот подошел к нему.

– Какой же ты осел, Мартин! Ведь у тебя четверть миллиона! – возбужденно воскликнул капитан.

Джонсон только вращал безумными глазами. Эриксон махнул рукой.

– Впрочем, я всегда считал тебя недалеким. – Он отошел к столу, налил себе теперь уже настоящего виски.

– За идиотов! – провозгласил он тост и выпил.

– Олаф… – упавшим голосом повторил его друг, еще не веря, что все это правда.

Ни один мускул не дрогнул на лице Олафа Эриксона. Он вытащил из кармана грязный носовой платок и заткнул им Мартину рот. Извиваясь, как червь, Джонсон забился, замычал, глаза словно пытались выскочить из орбит. Он свалился с койки.

– Вилли! – крикнул капитан в переговорную трубу.

На пороге появился низкорослый человек в комбинезоне с засученными рукавами.

– Слушаю, хозяин, – хрипло доложил он о своем приходе.

– Ты заработал сегодня сто долларов, Вилли, – и жестом Эриксон показал ему, что нужно сделать.

Спустя минуту капитан увидел, как Вилли вышвырнул Джонсона за борт.

«Пусть попробует теперь найти концы чернобородый, – усмехнулся Эриксон, потирая потные руки. – А с Роузеном мы сумеем договориться и на этот раз».