Текст книги "Вокруг «Серебряного века»"

Автор книги: Николай Богомолов

В отличие от него Ауслендер настаивает на отказе от крайностей любого рода. Попробуем с этой точки зрения рассмотреть конец первой части, когда Гавриилов после обморока остается на квартире Агатовой, а та после свидания со своим любовником Полуярковым возвращается домой и обнаруживает, что Миша еще не уехал. Ее слова при встрече обладают вполне определенным стилевым характером: «Спаси меня, не покидай! <…> Ты избавитель мой светлый, ты спасешь меня! <…> позволь быть твоей рабой, только смотреть на тебя, только изредка целовать твои одежды…» – и т. д. (С. 68). На это она получает в ответ: «Встань. Успокойся. Странно у вас все в Москве, и нет благой легкости и радости, которой я хочу, а все ужасы, трагедии», – и дальше, уже в авторской речи нагнетаются слова одного стилевого ряда: ласковый и утешающий голос, ласковый и спокойный разговор, спокойный, нежный и властный Гавриилов, веселый и нужный обед, еще один разговор – дружественный и веселый, ласковый ответ Гавриилова (С. 69). И все эти рассчитанные прилагательные и наречия (которые мы перевели в прилагательные для удобства восприятия), повторяющиеся так настойчиво на пространстве всего лишь одной страницы, предназначены для обозначения того круга стилистических средств, который вырисовывается как идеальный, который не могут и не должны поколебать прежние слова Агатовой, произносимые на вокзале через несколько часов: «Ты уведешь меня к радостному спасению. <…> У тебя гордое и светлое лицо сейчас, как у жениха. <…> Жених мой прекрасный. Симон [869]869
  Имеется в виду Симон-волхв (Симон-маг).


[Закрыть], вождь мой!» (С. 70–71). Гавриилов отвечает на эти слова бессловесно, но авторская речь опять гармонически уравновешена: «Прощаясь, быстрым поцелуем поцеловал Гавриилов Юлию Михайловну и вскочил на площадку, помахивая из окна белой розой» (С. 71).

И в другой ситуации, в публичном доме, когда Гавриилов впервые сталкивается с «непристойными выдумками», он слышит повествование о них «как о чем-то простом» (С. 127), а в момент обморока Юнонов, держащий его голову, «ласково и нежно спросил», «нежно гладил его и говорил что-то ласковое и успокоительное» (С. 129), то есть снова появляются гармонизирующие и смыслом и постоянным повторением слова и обороты речи.

Ауслендер в этом романе словно воплощает в жизнь заветы статьи Кузмина «О прекрасной ясности», которых тот сам вовсе не думает придерживаться (напомним, что он заканчивал писать «Нежный Иосиф» совсем незадолго до того, как была написана статья). И его стилевое задание весьма далеко от стилизации, оно строится без оглядки на уже существующие образцы русской прозы, а скорее наоборот – в чем-то предвещает поэтику «Серапионовых братьев», особенно Каверина, Лунца и раннего (и лучшего!) Федина. Видимо, не только общими омскими воспоминаниями объяснялось и его внимание к салону Л. В. Кирьяковой, где можно было встретиться с М. Булгаковым и другими писателями, составлявшими круг его общения [870]870
  См.: Чудакова М.Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988 (2-е изд., доп.). С. 218–224, 263; Виноградов Владимир.«Зеленая лампа» // Независимая газета. 1994. 20 апреля.


[Закрыть]. Впрочем, говорить об этом следует уже в другом месте и гораздо более подробно.

Затерянная книга, затерянное стихотворение [*]*
  Впервые – Новое литературное обозрение. 2009. № 99. С. 397–403. За дополнения и поправки приносим искреннюю благодарность П. Е. Поберезкиной, В. Г. Беспрозванному и А. Л. Соболеву.


[Закрыть]

В свое время, потратив много времени и сил, автор данной заметки составил библиографический указатель [872]872
  Богомолов Н. А.Материалы к библиографии русских литературно-художественных альманахов и сборников 1900–1937. М., 1994. 624 с. / Русское Библиографическое общество. Studia Bibliographica Т. 1.


[Закрыть], включивший росписи 445 изданий, ранее по тем или иным причинам не попавших в указатель предшествующий, составленный О. Д. Голубевой и Н. П. Рогожиным [873]873
  Литературно-художественные альманахи и сборники: Библиографический указатель: В 4 т. [Т. 1] Голубева О. Д.Литературно-художественные альманахи и сборники. 1900–1911 годы. М., 1957; [Т. 2] Рогожин Н. П.Литературно-художественные альманахи и сборники. 1912–1917 годы. М., 1958; [Т. 3] Он же.Литературно-художественные альманахи и сборники. 1918–1927 годы. М., 1960; [Т. 4] Голубева О. Д.Литературно-художественные альманахи и сборники. 1928–1937 годы. М., 1959.


[Закрыть]. Слово «Материалы» в заглавии было не случайно: составитель отдавал себе отчет, что его труд заведомо не доведен до конца. Так, в силу различных причин, не была выполнена даже очевидная работа: опубликованный указатель Голубевой и Рогожина не был сверен с его машинописью, хранящейся в ЦСБ РГБ. Существо вата и обширная дезидерата, в которой на момент завершения работы над «Материалами…» оставалось около 120 наименований.

За прошедшие со дня выхода указателя в свет 15 лет на него появилось, насколько мы знаем, всего два отклика. В одном М. Д. Эльзон предъявил ряд библиографических претензий, не сделав никаких добавлений [874]874
  Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 406–408.


[Закрыть]. В другом известный немецкий исследователь русской литературы М. Шруба, наоборот, не стал продолжать линию, начатую рецензией Эльзона (исправив лишь несколько недочетов), но зато представил дополнительный список из 261 названия альманахов и сборников, не представленных ни в четырехтомнике, ни в «Материалах…» [875]875
  Wiener slawistischer Almanach. Wien, 1996. Bd. 38. S. 267–283.


[Закрыть]. Составленный по различным источникам, но не проверенный de visu, этот список также не лишен ряда недостатков. Но в общем казалось, что проблема библиографической фиксации репертуара русских литературно-художественных альманахов и неавторских сборников более или менее решена. Однако такое впечатление мнимо, прежде всего потому, что состояние российских библиотек катастрофично и новые разыскания в них если и возможны, то с трудом. Мало того, пропадают даже книги, существовавшие в конце 1980-х и начале 1990-х годов. Недавно для работы нам понадобился второй выпуск екатеринодарского альманаха «Накануне», в те годы хранившийся вместе с первым в спецхране Государственной публичной исторической библиотеки. Увы, первый на месте (теперь в отделе ОИК за семью замками), а второй растворился. Да то сказать, в первом самый знаменитый автор – М. Марич, а во втором – статья и два стихотворения Волошина, а кроме него – небезызвестные С. Фонвизин, В. Эльснер, Бор. Лазаревский, Ал. Дроздов.

Однако у нас речь пойдет не о таких сборниках. Время от времени в различных изданиях появляются указания на сборники, пропущенные всеми обращавшимися к этой теме библиографами. Недавно нам представилась возможность купить одну из таких книг, объявленную в интернет-каталоге московского антикварного салона «Арт-Антик». Это брошюра формата 26x16 см, объемом в 30 страниц. Титульный лист буквально повторяет обложку: название сборника «Тропа», потом перечисление авторов книги по алфавиту и дата – 1922. За титульным листом находится своего рода посвятительная страница (она не нумерована, но, судя по пагинации, должна носить номер 1). На ней два эпиграфа – «Герой не тот, кто велик мыслью; герой тот, кто велик сердцем» (А. <так!> Бетховен) и двустишие:

 
Он состраданьем к преступленью
Наполнил жизни бытие.
 

«На могилу Ф. П. Гааза», 1853 г.

С. П. Шевырев.

Вслед за этим идет набранное самым крупным кеглем посвящение: «Памяти незабвенного гуманиста д-ра Гааза посвящен этот сборник». Еще ниже – «Весь сбор поступает в фонд санитарного благоустройства мест заключения», и совсем уж внизу, самым мелким шрифтом: «Издатель – Комиссия по проведению „Недели санитарного благоустройства мест заключения в память д-ра Гааза (1–8 мая 1922 г.)“. г. Харьков». На последней странице обложки цена – 250 ООО р., цензурное разрешение (Р.В.Ц.) и указание на место печати: «г. Харьков. Типография Губ’юста при Допре № I» [876]876
  При проверке нами было обнаружено, что ни в электронном алфавитном каталоге РНБ, ни в генеральном алфавитном каталоге РГБ эта книга не числится. П. Е. Поберезкина указала нам хроникальную заметку о выходе книги: «На днях выходит в свет сборник посвященный памяти д-ра Гааза. В сборнике напечатаны произведения: проф. А. Н. <так!> Белецкого, В. Нарбута, Б. Одоевского, И. Уразова, В. Баяна, Ю. Соколовской, Ю. Райтлер и др. Чистый сбор поступает в пользу заключенных» (Художественная мысль. Харьков, 1922. № 11. 30 апреля – 6 мая. С. 17).


[Закрыть].

Таким образом, сборник вписывается в ряд благотворительных изданий, которых было немало, и в предреволюционное время, да и в двадцатые годы они появлялись [877]877
  См., напр., изданные в помощь голодающих сборники «Взмах» (Иваново-Вознесенск, 1921), «Голод» (Иркутск, 1921), «Звенья» (Ставрополь, 1921) и др., выразительные названия «На помощь узникам капитала» (Севастополь, 1925), «Цветы панелей» (Вятка, 1925) – в пользу беспризорных детей, или даже – «Литературно-художественный альманах литературного кружка при красном уголке ПГУ» (Пермь, 1927), прибыль от продажи которого должна была поступить в фонд восстановления от пожара Медфака университета.


[Закрыть]. И бедность оформления словно сама собой подразумевала, что участвовали в сборнике исключительно безвестные авторы, добрые намерения которых не совпадали с размерами таланта.

На самом деле, сборник был вполне незаурядный. Среди его участников – не вполне забытые харьковские поэты Е. Новская, Юдифь Райтлер, Измаил Уразов, харьковский же литературовед, еще не успевший стать знаменитым А. И. Белецкий, а также и авторы с более широкой, чем местная, известностью: Вадим Баян, Владимир Нарбут и Илья Эренбург.

Сначала о харьковчанах. Елизавета Андреевна Новская (1893–1959) издала в 1918 году книгу стихов «Звезда – земля», а в 1923-м – «Ордалии» (фрагменты из второй книги и напечатаны в интересующем нас сборнике). В архиве М. А. Волошина сохранилось 72 ее письма к нему [878]878
  Даты жизни взяты из именного указателя к кн.: Купченко Владимир.Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества 1917–1932. СПб.; Симферополь, 2007. Данные о поэтических книгах (здесь и далее) из кн.: Русские поэты XX века: Материалы для библиографии / Сост. Л. М. Турчинский. М., 2007, о прозаических – из электронного варианта генерального каталога РНБ.


[Закрыть]. Юдифь Наумовну Райтлер, по всей видимости, можно отождествить с фигурирующей в «Ленинградском мартирологе» женщиной – «1894 г. р., уроженка г. Брест-Литовск, еврейка, беспартийная, экономист завода „Ильич“, проживала: г. Ленинград, ул. Рентгена, д. 2а, кв. 10. Арестована 21 сентября 1937 г. Особой тройкой УНКВД ЛО 10 декабря 1937 г. приговорена по ст. 58–10 к высшей мере наказания. Расстреляна в г. Ленинград 14 декабря 1937 г.». В 1922 году, когда вышел занимающий нас сборник, Райтлер издала единственную свою книгу стихов «Вериги» [879]879
  Даты жизни – из кн.: Ленинградский мартиролог. СПб., Т. 4. С. 394. Среди ее более поздних книг: Школа и школьники в пятом году. Л., 1926; Далеко на Восток: Рассказ для детей старшего возраста. М.; Л., 1931; Уроков не будет: Рассказ для детей среднего возраста. М.; Л., 1931; К стране без классов. Л., 1933.


[Закрыть]. Измаил Алиевич (или Алеевич – в разных источниках отчество звучит по-разному) Уразов (1896–1965), помимо двух книг стихов – «Цветные стекла» (Пг., 1917) и «Голубель» (М., 1918), был совместно с М. Коссовским редактором журнала «Театр, литература, музыка, балет, графика, живопись, кино» (Харьков, 1922), а также автором многообразной литературной продукции: предисловия к сборнику «Английские писатели» (Харьков, 1925), многочисленных брошюр об артистах немого кино (Грета Гарбо, Гарри Лидтке, Аста Нильсен, Осси Освальда, Женни Портен) и циркачах (Дуров, Виталий Лазаренко, «факиры»), выдерживавших иногда и по нескольку изданий, участвовал в создании фильма Дзиги Вертова «Шестая часть мира» (1926). Работал в журнале «СССР на стройке», после войны – в «Журнале мод». Одобрительную оценку К. Чуковского заслужили две его брошюры в серии «Библиотека „Огонька“» под названием «Почему мы так говорим» (М., 1956, 1962). Для изучения истории альманахов он также заслуживает внимания: в указателе Тарасенкова (а потом и Турчинского) числится никогда не виданный нами, несмотря на розыски, сборник Уразова, А. Прокопенко и М. Эйзлера «Парус у залива» (Харьков, 1917) [880]880
  Присутствует он и в статье М. Шрубы. По сообщению А. Л. Соболева, книга с таким названием принадлежит одному из названных авторов: Эйзлер Моиз. Парус у залива. Поэзия. Проза / Символические иллюстрации Ив. Герке. [Харьков, 1917]. 119, (1) с.


[Закрыть]. Во время работы над статьей в генеральном электронном каталоге РНБ нам попалась другая книжка тех же трех авторов – «Поэты на площади», также изданная в Харькове в 1917 году и даже того же самого объема – 15 страниц. Вряд ли такое совпадение может быть случайным: вероятно, среди многих ошибок указателя Тарасенкова следует числить и эту [881]881
  Благодаря любезности того же А. Л. Соболева мы можем привести описание этого сборника: Александр Прокопенко, Измаил Уразов, Моиз Эйзлер. Авторы – по алфавиту. [Харьков, 1917]. [Загл. обл.:] Поэты на площади. [В надзагол.:] Издание объединенного «Союза искусств». [В подзагол.:] Весь чистый доход поступит увечным воинам. 15, [1] с. – Содержание: Александр Прокопенко. Весна («Вся в серьгах бледно-розовых, жимолость…»); Романс («Ты целуешь цветок – и цветок изнемог…»); «Отчего ты так несчастна…»; «Как здесь покойно, старинно, безлюдно…». – Измаил Уразов. «Громадный – рукой небрежной…»; «Вчера лишь разжала любовь щипцы…»; «Окна напротив. Рододендрон…»; «В спокойном, тихом кабинете…». – Моиз Эйзлер. Будет («И снова Харьков, милый Харьков…»); «Кашлял гудок звонкой утробой…»; «Закрылось небо темным пологом…»; «…Ушла от меня на рассвете…»


[Закрыть]. Некоторую известность в 1920–1930-е годы приобрел автор «эскиза» «Выше жизни» Александр Самойлович Золин, издававший в Харькове, а потом в Москве прозу и пьесы. Справка о Белецком, кажется, будет излишней, следует только добавить, что стихотворения «Миф» и «Сатана», подписанные А. (то есть Анфим) Ижев, также принадлежат ему. По справедливому предположению A. Л. Соболева, Владимир Жилкин, чья книга «Стихи» объемом в 16 страниц вышла в Харькове то ли в 1921-м, то ли в 1922 году – данные обложки и титульного листа разнятся, – скорее всего, отождествляется с архангелогородским поэтом Владимиром Ивановичем Жилкиным (1896–1972), автором книг «Избранные стихи» (Архангельск, 1959) и «Мечтая, радуясь, грустя…» (Архангельск, 1971).

Практически никакой информации нам не удалось собрать о таких поэтах, как Юлия Соколовская (два издания книги «Полевые цветы» в Харькове в 1917) [882]882
  На обложке нашего сборника ее автограф красными чернилами: «Милой, симпатичной Юлии Семеновне Гершаник на добрую память от Юлии Соколовской».


[Закрыть] [883]883
  На обложке нашего сборника ее автограф красными чернилами: «Милой, симпатичной Юлии Семеновне Гершаник на добрую память от Юлии Соколовской».


[Закрыть], Ив. Загорский и Борис Одоевский.

Теперь мы подходим, вероятно, к самому интересному. Известный по воспоминаниям о футуристах Вадим Баян (Владимир Иванович Сидоров, 1880–1966) своей достаточно бурной деятельностью заслужил статью в наиболее авторитетном литературном справочнике нынешнего дня [884]884
  Русские писатели 1800–1917. М., 1989. Т. 1 (статья И. И. Аброскиной).


[Закрыть]. В 1922 году перебирался из Севастополя, где жил довольно долго, в Москву и, видимо, проездом был в Харькове, где и отдал уже раз напечатанное стихотворение «Часики» [885]885
  Впервые – в им самим изданном Севастопольском сборнике «Пьяные вишни» (1920).


[Закрыть]в благотворительный сборник. Чем-то, кажется, схожа с этой история со стихотворением Ильи Эренбурга «Портрет. Е.О.Ш.». В Харькове его автор был проездом из Киева в Крым в конце октября – ноябре 1919 года [886]886
  Подробнее см.: Попов Вячеслав, Фрезинский Борис.Илья Эренбург: Хроника жизни и творчества (в документах, письмах, высказываниях и сообщениях прессы, свидетельствах современников). СПб., 1993. Т. I. 1893–1923. С. 174–176. Также благодарим за консультацию Б. Я. Фрезинского.


[Закрыть]. Из Крыма в Москву уже в 1920 году он возвращался через Тифлис, потом довольно долго жил в Москве, откуда в марте 1921 года уехал за границу, так что еще раз попасть в Харьков в это время никак не мог. В мае 1922 года он находился в Берлине и практически невероятно, чтобы оттуда послал стихотворение в никому не ведомый сборник. Само стихотворение, обращенное к первой жене Эренбурга Екатерине Оттовне Шмидт, входило в рукопись сборника «Стихи о канунах», но не попало в опубликованный вариант, как и весь цикл «Ручные тени». Считалось, что впервые оно было опубликовано лишь посмертно в 1977 году [887]887
  Эренбург Илья.Стихотворения и поэмы. СПб., 2000. С. 683.


[Закрыть]. При этом зафиксировано, что в 1919-м в Киеве Эренбург готовил новое издание «Стихов о канунах», которое по каким-то причинам не появилось в свет [888]888
  Там же. С. 678.


[Закрыть]. Поэтому наиболее вероятной выглядит гипотеза, что эти стихи еще с 1919 года лежали у кого-то в Харькове и при случае были отданы (скорее всего, даже без уведомления автора) в печать. Тексты рукописи «Стихов о канунах» и «Тропы» практически совпадают, немногие разночтения, скорее всего, относятся к опечаткам, которых вообще в книге чрезвычайно много.

Наиболее интересный для нас и наиболее загадочный из авторов «Тропы» – Владимир Нарбут. Наши знания о нем крайне ограниченны, даже точного количества его стихотворных книг мы не знаем. Из одного библиографического справочника в другой перекочевывают никем не виденные «Вий» (СПб.: Наш век, 1915), «Веретено» (Киев: Изд-во Наркомпроса Украины, 1919) [889]889
  См.: «В августе <1919 года> им была подготовлена к изданию книга стихов „Веретено“. Однако в начале сентября Киев захватывают деникинцы. Видимо, уже отпечатанный тираж в эти дни погиб, не дойдя до магазина» ( Нарбут Т. Р., Устиновский В. Н.Владимир Нарбут // Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 322).


[Закрыть], «Красноармейские стихи» (Ростов: Изд. Политотдела Н-ской армии, 1920), «Стихи о войне» (Полтава, 1920). Чистым фантомом кажется сборник «Пасха» (М.: ГИЗ, 1922) [890]890
  Помимо библиографии Л. М. Турчинского, учитывается также кн.: Русские советские писатели. Поэты: Биобиблиографический указатель. М., 1992. Т. 15. О «фантомных» книгах Нарбута см. также: Тименчик Р. Д.К вопросу о библиографии В. И. Нарбута // De visu. 1993. № 11. С. 27.


[Закрыть]. Его метания по стране в 1918–1923 годах прослежены далеко не полностью. Но как раз пребывание в Харькове документировано более или менее основательно [891]891
  Отметим, что Харьковом помечены два его стихотворения 1919–1920 гг. (см.: Нарбут Владимир.Стихотворения. М., 1990. С. 214, 218).


[Закрыть]. В биографической статье Л. Н. Чертков писал: «Осенью 1921 г. он переезжает в Харьков – тогдашнюю столицу Украины. Здесь Нарбут занимает пост директора РАТАУ (Радио-телеграфное агентство Украины), организует первые в стране радиопередачи. Кроме издания книги стихов „Александра Павловна“, он редактирует здесь литературно-художественную газету „Новый мир“, печатается в журналах „Художественная жизнь“, „Календарь искусств“, газете „Харьковский понедельник“ и пр. А летом 1922 г. переезжает в Москву» [892]892
  Чертков Л.Судьба Владимира Нарбута // Нарбут Владимир. Избранные стихи. Paris, 1983. С. 21–22.


[Закрыть]. Позднейшие исследования и публикации позволяют несколько уточнить и дополнить эти сведения. В Харьков Нарбут попал из Одессы, где провел ровно год – с 14 апреля 1920 по 14 апреля 1921 года. Так что «осень» – явная ошибка. Первая его публикация в Харькове появилась 1 мая [893]893
  Указана нам В. Г. Беспрозванным: Первомайская Пасха («Под купоросом, чуть желтея…») // Коммунист. Харьков, 1921. 1 мая. Наиболее полная библиография (Русские советские писатели: Поэты. Л., 1992. Т. 15) этой публикации не фиксирует.


[Закрыть]. Назначен он был не директором РАТАУ, а заведующим УкРОСТА (Украинским отделением Российского телеграфного агентства), а в РАТАУ агентство было преобразовано летом 1921 года. Еженедельная газета «Новый мир» и на самом деле выходила в Харькове в 1921–1922 годах (вышло всего три номера), но на самом деле здесь скорее имеется в виду московский журнал (предшественник современного) под таким названием, где Нарбут напечатал 2 стихотворения в первом же номере 1922 года.

Когда Нарбут покинул Харьков, нам в точности не известно. Т. Р. Нарбут и В. Н. Устиновский датируют это событие серединой года, однако еще 12 августа он пишет из Харькова М. А. Зенкевичу: «…был в 1 ½ мес<ячном> отпуску (в Москве и Одессе) <…> В начале – середине сентября буду несколько дней в Москве…» [894]894
  Нарбут Владимир, Зенкевич Михаил.Статьи. Рецензии. Письма. М., 2008. С. 262–263.


[Закрыть]Странно было бы предполагать, что своему близкому другу Нарбут ничего не написал о грядущем переводе в Москву. В любом случае стихи Нарбута не могли появиться в сборнике без его ведома, что делает их публикацию авторизованной. Вот этот текст.

 
                     Людоедство
 
 
Из рукава поповского (немного позже,
Чем нужно было) вытряхнула ночь звезду.
Порожнее вываривает Запорожье
Котлы, роящуюся роя резеду.
И дым накручивает канитель старушью.
Иголками простегиваясь через речь,
Над вкопанной, пугающей, как свая, глушь<ю> [895]895
  В оригинале – «глушь».


[Закрыть],
Скуля, поводит скулами степная сечь.
 
 
          А что старухе, бестолковой и горбатой
          Колдунье, до шатающихся по степи
          Волков, до перемигивающейся с хатой
          Звезды? Шипи, обиженный чугун, шипи.
          Вчера, стучавшееся наискось в младенце,
          Веретеном, споткнулось сердце, и в углу
          Лишь перевязанное туго полотенце
          Проветривает время и качае<т> [896]896
  В оригинале – «качаеш».


[Закрыть]мглу.
 
 
А что старухе, головой простоволосой
За маятником, за иглой угнаться, что ль?
Догрызено, дососано ребро барбоса
И порохом растравливает чресла соль.
Шипи, обиженный чугун, шипи. Быть может,
Под животом краснеющим твои дрова
Обтянутся морщинистой, сухою кожей
И – человечья продерется голова,
 
 
          И, как вчера, сияющей литой гримасой
          Начнет кивать, топорщась, морщась, на топор:
          Ну что ж, руби, переворачивая мясо,
          С дельфинами вступающее в долгий спор.
          Пускай мертвецкое лысеет бездорожье
          И запекается соленая губа:
          Несчастное мое ты, вдовье Запорожье,
          Как снег, как холст, чиста, бела твоя судьба,
 
 
Беспалого, когтистого не станет следа,
И распадутся, лопнув в обручах, котлы,
И патлы ведьм растреплются, и людоеда
У сонной, хлебной убаюкает полы, —
И снова ночь поволочится закоптелой
И хл<я>би [897]897
  В оригинале – «хлеби».


[Закрыть]вызвездятся дробно и везде,
И вденется веретено <в> [898]898
  В оригинале предлог отсутствует.


[Закрыть]пустое тело
И – заболтает о старушьей резеде…
 

Как кажется, это стихотворение стоит на той развилке, которая отчетлива в творчестве Нарбута 1921–1923 годов (при всей условности датировок). С одной стороны, он продолжает писать и публиковать стихи почти что агитационные (и не случайно выпустит в 1922 году в Харькове сборник, характерно названный «Советская земля», куда попали стихи с не менее характерными заглавиями «Большевик», «В эти дни», «Годовщина взятия Одессы», «Октябрь», «Первомайская пасха»), с другой – ищет путей к тому, чтобы современные темы преломить сквозь сложность отдельных образов и их ассоциативного развития, помножив это на изломанный стих и варварскую фонетику.

Если взглянуть на текст с позиции стиховеда, то довольно легко заметить, что Нарбут здесь снова вступает в область шестистопного ямба без цезуры – что уже было опробовано в ранней «Нежити». Однако существенным различием является то, сколько раз цезура все-таки встречается в стихотворениях. В «Нежити» на 44 стиха 12 случаев мужской цезуры, 5 – дактилической и один случай непонятно какой: если в стихе «Пищит у щеколды, пороги обметает» мы прочитаем слово «щеколды» с ударением на первом слоге, то получится цезура дактилическая, если на последнем – то мужская. Нормативное ударение здесь невозможно. Итого почти половина стихов «Нежити» (20 из 44) обладают цезурой. В «Людоедстве» на почти такое же количество строк (40) цезурой обладают всего 7, причем 3 из них – дактилической, которая ощущается значительно менее резко, чем мужская, а в двух случаях мужская цезура рассекает строку сразу после предлога, сводясь синтаксическим единством к минимально заметной и чисто формальной паузе.

Всего трижды в «Нежити» встречаются трехударные строки, создающие резкий эффект зияния. В «Людоедстве» (при меньшем количестве строк) – 7. Еще один неожиданный эффект получается, когда в стихе безударным остается 8-й (а иногда еще и 6-й) слог, зато соседствуют ударения на 10-м и 12-м, последнем (например, «Скуля, поводит скулами степная сечь» или «И дым накручивает канитель старушью»). В «Людоедстве» этот ритмический ход нагнетается (только в первой строфе 4 случая первого типа и один – второго), тогда как в «Нежити» он сравнительно редок (на все стихотворение 7 случаев первого варианта и ни одного – второго).

К сфере фонетики в «Людоедстве» относятся уже упомянутые нами зияния (интервалы между ударениями в 5 и более слогов): «Порожнее вываривает Запорожье», «И дым накручивает канитель старушью», «Колдунье до шатающихся по степи», «Волков, до перемигивающейся с хатой» и т. д.). Этот прием был Нарбутом опробован еще в «Нежити» («Окутанная испаряющейся кровию»), однако там это было скорее исключением, чем правилом. Также обращает на себя внимание резкая и словно неспровоцированная парономазия: «порожнее Запорожье», «роящуюся роя», «скуля… скулами», «дососано… барбоса» и т. д. Остальные фонетические приемы, как кажется, для Нарбута более или менее традиционны.

Что же касается лексики, то она, в противоречие с основными, бросающимися в глаза принципами поэзии Нарбута, здесь близка к нейтральной. Если во многих своих стихотворениях он не чуждается даже ненормативной лексики (как в отрывках из поэмы «Любовь») или нарочито сниженных словоупотреблений, то в «Людоедстве», судя по всему, его задача была иной: сказать о страшном такими словами, чтобы оно воспринималось не как запредельно нечеловеческое, а как вынужденное страшными условиями жизни. Отсюда и сквозные образы нити-канители-иголки, младенческого сердца-веретена. Смысл стихотворения возникает на соединении его заглавия, ужасных подробностей (данных своими наименее зловещими признаками), как бы случайных бытовых забот (котлы с их «обиженным чугуном» или топор, используемый как будто для обычного дела), ощущения полной покинутости в мире (глушь, хляби, бездорожье, волки и пр.) – с нависающими над степью звездами, невинной резедой, со всем тем, что сформулировано в строках:

 
Несчастное мое ты, вдовье Запорожье,
Как снег, как холст, чиста, бела твоя судьба.
 

Синтаксис стихотворения намеренно запутан, обильны никак не семантизированные enjambements, что в общем уже соответствует построению поздней (после 1923 года) поэзии Нарбута. Вышедший не ранее августа 1922 года сборник стихов «Александра Павловна» еще довольно явственно представляет манеру переходную, не слишком определившуюся. Как кажется, типологически наиболее близко «Людоедство» к стихотворению «Белье», включенному в неизданный сборник «Казненный Серафим» [899]899
  Календарь искусств (Харьков). 1923. № 2. С. 1.


[Закрыть]. И дело не только в частичных словесных повторениях (сохнущая, растравляющая или запекающаяся соль, канитель как нить), но и в самом представлении поэтической идеи стихотворения, которую в случае с «Бельем» Нарбуту понадобилось специально комментировать в ответ на упреки в «непонятности» [900]900
  См.: Календарь искусств (Харьков). 1923. № 4. С. 10.


[Закрыть].

Наконец, трудно не заметить параллелей «Людоедства» с «Умывался ночью на дворе…» О. Мандельштама, особенно с первой его строфой [901]901
  О других отсылках к текстам Мандельштама в поэзии Нарбута см.: Беспрозванный В.Анна Ахматова – Владимир Нарбут: К проблеме литературного диалога // В. Я. Брюсов и русский модернизм. М., 2004. С. 187–188 (см. также усовершенствованный вариант статьи, где, однако, интересующее нас место осталось в неизменности: http://www.rutheniaru/document/536633.html).


[Закрыть]. Звезды, соль, топор повторяются у обоих поэтов буквально, однако вместо мандельштамовской бочки со студеной водой у Нарбута – зловещие кипящие котлы и чугуны, вместо сияющей звездами тверди – вызвезживающиеся хляби. Напомним, что стихотворение Мандельштама предполагалось к печати в харьковском журнале «Грядущий мир», но было отвергнуто по существенной причине: «Секретарь ЦК Мануильский потребовал на просмотр материал в гранках и разразился по поводу стихов, где встречаются: „Кому жестоких звезд соленые приказы“, „Лунный луч, как соль на топоре“. – Какая соль? При чем здесь топор? Ничего не понимаю! Что Ленин скажет? Предложено изъять…» [902]902
  Письмо Л. Ландсберга М. А. Волошину от 29 апреля 1922. Цит. по предисловию к публикации: Осип Мандельштам. О природе слова / Вступ. ст. и прим. А. Г. Меца // Русская литература. 2006. № 4. С. 138. Там же – о пребывании Мандельштама в Харькове в 1922 г. В. Г. Беспрозванный сообщил нам описание сборника (а не журнала) «Грядущий мир», единственный выпуск которого появился, заменив, видимо, «Грядущие дни». Приводим это описание: Грядущий мир: Сборник / Ред. В. Рожицын. Харьков: Главполитпросвет УССР, 1922. – Содержание: Петр Першин. Сказание об Арзамасе. – Валентин Катаев. Самострел. – Юрий Олеша. Игра в плаху: Трагикомедия. – Уптон Синклер. Джимми Хиггинс (Пер. Н. Ш.). – Владимир Нарбут. Совесть («Жизнь моя, как летопись, загублена…»); Бродяга («Ты разглагольствовала, нищета…»). – Осип Мандельштам. «Кому зима арак и пунш голубоглазый…». – Измаил Уразов. «Так ждали не веря и веря…». – Владимир Соссюра. Четыре года: Отрывки из поэмы. – И. Вороницын. Из мрака каторги (1905–1917). – Валентин Рожицын. Записки мертвых. – М. Рафаил. Апрельское отступление Красной Армии. – А. Фролов. Четверть века среди рабочих и социалистов (1896–1921 год). – В. Рожицын. Неокантианство и марксизм; М. Кейнс. Люди, победившие Германию (Из книги М. Кейнса «Экономические последствия мира»; пер. Нат. Шер). – А. Соловьев. То, что было… (Белоэмигрантская литература о Гражданской войне 1917–1920 гг.). – Г. Левит. К вопросу о положении мирового хозяйства. – Феликс Кон. Драгоманов и Иван Франко в польском движении. – Критика. А. Лейтес. Поэзия как анахронизм: Фрагмент. – В. Р-н. Критика и оборона марксизма. (Н. Бухарин. Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии. Москва. 1921–22. – ( 4 обзора иностранных книг). – Этот сборник вообще нуждается в особом внимании и изучении.


[Закрыть]Известно, что отношения Мандельштама и Нарбута не были идиллическими, особенно в сфере творчества, поэтому задание «переписать» мандельштамовское стихотворение, во-первых, с точки зрения «натурализмо-реализма» [903]903
  См. в письме Нарбута к М. А. Зенкевичу от 7 июня 1913: «Какая же Анна Андреевн<а> – акмеистка, а Мандель? <…> А мы – и не акмеисты, пожалуй, а – натуралисте-реалисты»( Нарбут Владимир, Зенкевич Михаил.Цит. соч. С. 239–240).


[Закрыть], а во-вторых – со внесением открытых для обсуждения в советских изданиях современных социальных тем вполне могло казаться Нарбуту заманчивой задачей. Конечно, у нас нет оснований настаивать на этом впрямую, но гипотетически говорить, пожалуй, возможно. Если мы примем эту гипотезу, то она способна объяснить, почему «Людоедство» не попало в продуманные Нарбутом, хотя и не изданные, сборники и циклы стихов: спор с Мандельштамом вне конкретных условий Харькова 1922 года никак уже не мог казаться актуальным.

Впрочем, для большевика Нарбута нежелание печатать стихотворение в более доступных для широкого читателя источниках или включать его в поздние рукописные книги могло быть и вовсе с литературой не связанным. Голод 1921 года был одной из самых черных страниц в ранней истории большевизма, поэтому любая форма пропаганды (а для партийных инстанций поэзия также относилась к ней) должна была быть предельно выверенной: «…постигшее нас бедствие коренится в прошлом и в попытках реакционных сил вернуть это прошлое» [904]904
  Из памятки агитаторам к проведению «Недели голода» в сентябре 1921 г. Цитируем по публикации из Национального архива Республики Татарстан (Гасырлал авазы – Эхо веков. 1997. № 3/4. Электронный адрес – http://www.archive.gov.tatarstan.ru/magazine/go/anonymous/main/?path=mg:/numbers/1997_3_4/03/03_3/).


[Закрыть]. Ужасающие же подробности, а в особенности рассказы о каннибализме на протяжении двадцатых годов встречались все реже и реже. Сама тема стихотворения делала его сомнительным с политической точки зрения, потому было естественным, что оно так и осталось затерянным в неведомом харьковском сборнике 1922 года.