Текст книги "Призрак гнева (СИ)"
Автор книги: Нелла Тихомир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
Глава 11
В лесу было очень тихо. Спешившись, Бран и Аса пошли по снежной целине между деревьев. Бран не сводил с девушки взгляда. Она, конечно, это замечала, потому что он то и дело ловил ее лукавую улыбку, и блеск глаз из-под опущенных ресниц.
– У тебя, наверное, было много женщин? – вдруг спросила Аса.
– Да я чего, – пробормотал Бран. – Я ничего… Почему ты так решила?
– Ты такой красивый.
– А? – Бран едва не поперхнулся. – Кто? Я?!
– Неужели тебе никто этого не говорил? – удивилась девушка.
– Не… нет, – остановившись, Бран уставился на Асу. Она отвернулась и погладила морду жеребца. Тот, всхрапнув, потянулся к хозяйке замшевыми мягкими губами.
– Жалко, – Аса вздохнула, отталкивая лошадь. – Ты правда красивый. Ну, так что?
– Что?
– Сколько у тебя было женщин? – она метнула в него лукавый взгляд. – Ну же, я жду. Ведь были, правда?
– Н-ну, – Бран ощутил, что краснеет. – Были, конечно, как у всех. Я ж ведь не отшельник.
– И сколько? – она играла кожаной уздой, а губы улыбались.
– Было несколько, но это… это так, просто туда-сюда. Ну, знаешь, как бывает.
– Как?
– Как у всех, – Бран совсем смешался. – У тебя ведь, наверное, тоже было. Ты вон какая, за тобой любой парень куда хочешь побежит.
Ее улыбка сделалась загадочной:
– Может, и побежит, если ноги не обломает. Ведь я уж просватана за одного тут. Только, по правде, я замуж не хочу. Вот еще, на всю жизнь себя связать, когда вокруг есть такие… – повернувшись, Аса в упор глянула на Брана. Она была того же роста, что и он, но казалась чуть повыше. Вблизи она была еще красивее, ясные глаза синели как безоблачное небо.
– Какая ты… – начал Бран – и осекся.
– Какая? – шепотом спросила она. – Какая? – тонкая рука коснулась его плеча, и он едва не задохнулся.
– Красивая, – тоже шепотом ответил он, – самая красивая женщина на свете. Ты – богиня.
Она тихо засмеялась, рука обвила его шею, и губы приблизились к губам. В глазах у Брана помутилось. Притиснув девушку к себе, он начал жадно целовать ее щеки, глаза и губы. Она не сопротивлялась и отвечала на поцелуи.
– Ты меня задушишь, – смеясь, проговорила Аса. – Неуклюжий… осторожнее.
Она попыталась отстраниться.
– Аса… Аса… – Бран ловил ее запястья. – Куда ты… погоди, я тебя люблю.
Она вдруг сжала между ладонями его лицо, впившись в губы долгим поцелуем. Лес вокруг закачался и поплыл, и сердце Брана пропустило удар.
А потом Аса оттолкнула его прочь. Он, не ждавший такой силы, оступился и сел на снег. Она побежала, едва не по пояс увязая в снегу, ведя в поводу лошадь. Ее смех звенел, как колокольчик, эхом прокатился среди деревьев и замер вдалеке.
Бран сидел в сугробе, хлопая ресницами. Через минуту он пришел в себя, огляделся по сторонам: не наблюдал ли за ними кто-нибудь, но вокруг было пусто и тихо. Лес стоял, тихий, белый, ледяной, погруженный в сокровенные зимние сны. В ветвях ели зацокала, застрекотала белка, и вниз заструился ручеек ледяных алмазных искр.
Бран встал и отряхнул с одежды снег. Чего это я там болтал? Кажется, я сказал, что я ее люблю? Господи, ну и кретин же я! Наверное, отец был прав. Наверное, я действительно без нянек не могу.
Но, видит Бог, до чего же она красива… до чего же она…
Сжав зубы, Бран зашагал вперед. Он не разбирал дороги, по бедра увязая в чистом нетоптаном снегу, и брел долго, пока не пришел в себя и не остановился.
Что-то не так. Куда все подевались? Почему никого нет?
Он очутился среди прогалины, усыпанной сверкающим девственным снегом. Прислушался, но, сколько ни пытался, не услышал ничего. Лай и шум умолкли, тишина сторожила лес. Громадные ели обступили пришельца, стояли так тихо, точно наблюдали за ним, присматриваясь к каждому движению, считая его шаги.
Но Бран не боялся леса. Он вырос в лесу и знал: это не лес следит за ним. Это… это кто-то другой.
Здесь, рядом, был кто-то другой. Он прятался в чаще и чего-то ждал. Это ощущение было отчетливым, и Бран понял, что не ошибается. Да что там, в подобном он не ошибался никогда.
– Кто здесь? – выговорил Бран. Голос неожиданно громко прокатился по заснеженным кронам, ответа он не получил, и ощущение чужого присутствия не исчезло. Бран опустил ладонь на рукоять меча.
– Вот ведь дьявол, – Бран ощупывал взглядом каждый куст, каждый снежный холмик, но тщетно: сколько ни старался, уловить источник опасности он не мог. Наблюдавший был, казалось, всюду.
– Эй, – окликнул Бран. – Эй, я все равно знаю, что ты тут. Лучше выходи, не то…
Ворчание было ему ответом: грубый, низкий звук, не походивший на голос человека. Что-то завозилось в буреломе между черными елями, заворочалось, взметая вихри снега. Когтистая лапа просунулась наружу, отбросив в сторону толстое корявое бревно. Исчезла. На ее месте возникла голова. Налитые кровью глазки обшарили поляну. Захрустели ветви, показалась бурая спина, и, раскачиваясь из стороны в сторону, чудовище выбралось на снег.
На самом деле этого нет. Таких медведей не бывает. Просто не бывает!
Это просто страшный сон.
Медведь таращился на Брана, поводя носом. Шкура была взъерошена, он выглядел тощим и голодным.
А потом зверь заревел. Облако пара вырвалось из глотки, желтые клыки были длиной в ладонь. От рева чудовища мир содрогнулся, с деревьев водопадом заструился снег. Казалось, весь лес повалился от страха на колени.
Этот рев едва не сбил Брана с ног. Взметнувшись на дыбы, зверь сделался ростом с сосну. Ревя и размахивая когтями, чудовище двинулось на Брана.
– Патер ностер… – губы стали чужими и непослушными, – ки эс ин келис…[4]4
Отче наш, иже еси на небеси… (латынь.)
[Закрыть] – Бран выхватил из ножен меч. – Если даже побегу, я не успею. Я не успею от него уйти.
– Иисусе, помоги мне! – Бран схватил меч обеими руками, лезвие замерцало, наливаясь млечным светом. Зверь надвигался, сопя и рыча. Бран застыл, не в силах пошевелиться, только сердце прыгало в груди, как в ловушке птица. Я ничего не смогу. Если буду бояться, я же ничего не смогу!
Чудовище замахнулось гигантской лапой, длинные кинжалы-когти рассекли воздух у самого лица, и это привело его в чувство. Бран закричал и, отпрянув в сторону, взмахнул мечом. Лезвие вонзилось в бурую шкуру. Плеснула кровь, задымилась шерсть. Чудовище взревело, и этот рев был похож на крик, так мог реветь сам лес во время бури. Капли крови брызнули на белый снег, как ягоды рябины. Опустившись на четыре лапы, оскалив длинные клыки, медведь кинулся на Брана. В крохотных глазках мерцала лютая ненависть.
Сорвавшись с места, Бран рванулся прочь. Сердце колотилось возле горла, грозя разорваться на куски. Он стал, как преследуемый зверь, мчался, не разбирая дороги, а сзади, за спиной, сопело чудовище. Жаркое дыхание обжигало Брану затылок: дыханье хищника, воняющее кровью.
Зверь зарычал, и Бран услышал клацанье зубов.
Бежать бессмысленно. Оно меня убьет.
Медведь настиг его у края поляны. Оскалив желтые клыки, взмахнул могучей лапой. Чудовищный удар обрушился на спину, стальные когти вонзились в плечо. Боли он не ощутил, почувствовав лишь, как ноги оторвались от земли. Пролетев по воздуху, уткнулся в снег, но тут же молниеносно перекатился на спину, мертвой хваткой сжимая меч. Чудовище приближалось тяжелым галопом, неумолимое, как сама смерть. Оно было таким огромным… выше деревьев.
Бран приподнялся на колене. Обхватив рукоять меча обеими руками, упер ее в свое левое плечо. Клинок торчал вперед, как хищный стальной зуб.
Миг – и чудовище прыгнуло на Брана.
Совсем рядом он увидал разинутую пасть: огромную, величиной в дверной проем. Язык метался в ней как красная змея. Бран отчаянно завопил. Меч, будто сам собой, вошел медведю в глотку, метровое лезвие исчезло целиком. Что есть силы Бран налег на рукоять, и что-то хрустнуло, горячая черная кровь, брызнув, обожгла лицо.
Медведь страшно заревел, мотая огромной головой, вздыбился, ударил Брана лапой, смахнув как муху. С мечом в руках тот отлетел в сторону и тут же вновь вскочил. Из пасти зверя струилась кровь, окрашивая в алое снежную скатерть. Медведь поднялся на задние лапы и с глухим рычанием пошел на недруга.
Но Бран не отступил. Втрое меньше надвигавшегося зверя, он стоял, занеся для удара меч. В волосы набился снег, сделав их седыми. Он был измазан кровью, своей и медвежьей, а одежда превратилась в лохмотья. Кровь лилась из рассеченной груди.
Только Бран ничего вокруг не видел, ему не давала дышать готовая вырваться наружу сокрушительная сила. Он сделался похожим на бешеного зверя, глаза горели, а рычание клокотало в горле. Единственным, что отличало Брана от животного, был меч в его руках.
Длинный клинок, горящий белым племенем.
Медведь вдруг умолк и опустился на четыре лапы. Они смотрели в глаза друг другу: человек и зверь. Клинок в руках у Брана сиял ярче солнца, даже снег казался серым рядом с этим чистым яростным огнем.
Глаза чудовища моргнули, и оно попятилось. Бран вдруг отчетливо увидал себя его глазами. Человек стоял и не боялся. Меч, будто костер, пылал в его руках. Человек был мал и слаб, если б захотел, зверь мог убить его одним ударом могучей лапы.
И зверь хотел.
Но – не мог.
Его парализовала исходящая от человека неведомая сила, поразил колдовской огонь в человеческих руках. Человек был страшен, он походил на ураган, на бурю, что превращает деревья в щепки, и ослепительная молния страшно сверкала у него в руках.
Этот блеск явственно напомнил зверю лесной пожар в грозу.
Зверь тихо заворчал, оскалил длинные клыки и начал отступать. Отойдя подальше, остановился и понюхал снег. Потом, облизнув кровь, вразвалку побрел с поляны прочь.
Сквозь пелену, застлавшую глаза, Бран увидал, что зверь уходит. Медведь скрылся в чаще, мелькая темно-бурым боком. Постепенно затих скрип снега под огромными лапами.
Зверь исчез.
Бран вздохнул, будто просыпаясь. Лезвие меча коснулось снега, и уши уловили тихое шипение испарившейся воды.
Бран закрыл глаза. Кружилась голова, и тряслись ноги. Выронив меч, он согнулся в три погибели, ощущая свое тело, как что-то чужое, постороннее. Руки, грудь и спина болели, словно его измолотили палками.
Бран стоял так, покуда не пришел в сознание. Лишь когда голова перестала кружиться, открыл глаза и медленно выпрямился. Оглядел себя. Оказалось, что он весь в крови, руки ободраны, а одежда изорвана в клочья.
– Н-да-а, – пробормотал Бран. – Хорош. Просто… чучело какое-то.
Наклонившись, он подобрал со снега меч. Надо идти, а то, не дай Б-г, эта тварь назад вернется.
Закутавшись в драный плащ, он двинулся в сторону деревьев, чувствуя себя разбитым и подавленным, точно был тяжко болен.
На опушке леса, под черно-белыми соснами, Бран остановился, вытер со лба холодный пот. Прислонившись спиной к стволу дерева, зажмурился и постарался дышать ровно, чтобы унять шибко бьющееся сердце.
Шорох. Щелчок. Щеку опалило резкое, горячее прикосновение. Открыв глаза, Бран увидел, что длинная стрела торчит из коры у самой щеки. Древко мелко вибрировало. Несколько секунд Бран оторопело таращился на это, потом резко выпрямился. Успел заметить, как кустах мелькнула тень.
– Стой! – Бран кинулся туда. – А ну, стой, скотина!
Ответом был стук копыт. Когда Бран добежал до зарослей ольшанника, неизвестный всадник будто испарился. В кустах Бран нашел лишь обломанные ветви да истоптанный снег, а стрелка там уже не было.
Стрелок исчез.
Глава 12
Дом пылал, как факел.
Споткнувшись на бегу, Бран повалился в снег, но тут же приподнялся и зашарил взглядом по кустам, что остались сзади, за спиной.
Медведь не появлялся.
Бран сел в снегу. Пламя пожара со свистом кромсало ночное небо. Он не отрывал глаз от кромки леса. Там, в тени, притаилось существо, Бран чувствовал его незримое присутствие. Лишь полоса заснеженного поля разделяла их, и Бран знал: отведи глаза, отвлекись хоть на мгновение, существо тут же бросится на него из черного леса.
Бросится – и разорвет на куски.
– Колдун! Эй, колдун! – окликнул голос. Бран резко обернулся. Перед ним, ухмыляясь, стоял конунг. В ястребиных глазах играли отблески пожара.
– Ты спишь, колдун?
Что вдруг, хотел ответить Бран, но не успел. Послышался хруст снега, и из темноты появились неясные фигуры. Бран узнал Сигурда, Кнуда, Хелмунта, Асу, и еще людей… и еще…
Они обступили Брана со всех сторон.
– Вставай, колдун, – велел конунг. – Пойдем.
Куда, пытался ответить Бран, но слова примерзли к языку. Он сидел на снегу, красном, будто кровь, а они стояли и глядели на него.
– Хватит спать, колдун, – промолвил конунг. Бран повернулся…
Медвежья морда уставилась ему в лицо. Она ухмылялась, свиные глазки сверкали, а длинные клыки блестели слюной.
И пасть у зверя была шириной в дверной проем.
Страх сдавил Брану горло, от страха отнялись руки и ноги. Он повел вокруг себя глазами…
Отовсюду глядели медвежьи морды, пламя отражалось в масляных глазах. Одно из чудищ засмеялось, и остальные тут же подхватили его смех. Они стояли вокруг – и смеялись, смеялись, смеялись, и даже рев пожара не мог заглушить их глумливый хохот.
Бран закричал.
И проснулся.
– Вставай уже, колдун, – звал чей-то голос. Бран рывком сел, отбросив от лица медвежью шкуру.
В сарае был страшный холод. Снаружи давно рассвело, свет проникал внутрь сквозь длинную трещину, и золотистое облако пыли тихо стояло в бледном негреющем луче.
– Наконец-то, – сказал тот же голос. – Ну, ты и дрыхнешь, не добудишься тебя.
У входа маячил человек, Бран тут же узнал его, несмотря на полумрак. Это был Хелмунт, чокнутый раб.
– Ну, идешь, что ли, колдун? – осведомился Хелмунт. Бран с отвращением оглядел его долговязую фигуру. Хелмунт был так высок, что казалось, будто он упирается в потолок головой.
– Ты здесь чего? – у Брана был хриплый голос. – Ты чего… тут делаешь?
– Тебя бужу, – Хелмунт пожал плечами. – Все добудиться не могу. Чего это ты так дрыхнешь, а, колдун? Чего, заболел?
– Тебе какое дело, – Бран провел ладонью по лбу. Тело болело как избитое, волосы противно липли к вискам. Перед глазами мелькали обрывки сна: пламя пожара… багровый снег… клыки чудовища, блестящие слюной.
Бран поднял голову. Хелмунт торчал у двери, точно ободранная ворона. Бран смотрел на него, чувствуя себя прескверно.
– Чего тебе? – бросил Бран. – Говори, чего надо?
– Ишь, быстрый какой, колдун. Конунг тебя к себе требует.
– Конунг – чего? – Бран разозлился. – Может, я ослышался? Ты тут, кажется, сказал какое-то слово?
Хелмунт осклабился:
– Ух ты, ух ты, распушил пёрья. Ну, не требует, просит, доволен? Так больше нравится? Ну, значится, он просит. Полно уж, не петушись.
– А тебе не кажется, что для раба ты слишком дерзок? Можно ведь и плетей схлопотать.
Хелмунт пожал плечами:
– Нам не впервой. Нашел, чем пугать. Ну, так идешь, что ль?
– Иду, – огрызнулся Бран. – А сейчас выйди вон и подожди снаружи.
Дверь закрылась. Бран скинул с себя тяжелую шкуру и осторожно повел плечами. Рубаха присохла к ранам, оставленным медведем, движение причинило такую боль, что он зажмурился.
Вот дьявол… Надо было вчера…
Он попытался снять рубаху – и едва не закричал от боли. Снаружи забарабанили в дверь, и Хелмунт заорал:
– Да где ты там уже, колдун! Сколько дожидаться?
– Иду! – Бран не без труда встал на ноги. Плащ, изодранный медведем, валялся на полу. Подумав, Бран надел потрепанную шерстяную безрукавку. Лихорадило, и кружилась голова. Ладно, поговорю только с конунгом, и назад. Кое-как пригладив встрепанные волосы, превозмогая боль, он медленно пошел к двери.
В доме конунга стояла полутьма. За стеной, на улице, был день, светило солнце, а здесь чадили железные лампы, и казалось, будто этот дом – царство вечных сумерек.
Бран остановился возле входа. В лицо ударил запах жилья, тяжелый и удушливый: запах гари, очага и спертого воздуха. Приготовленной пищи и коровьего навоза, запах человечьего дыхания, человечьих тел.
Запах жизни.
Он вонзился в ноздри, едва не сбив с ног, так, что разом перехватило дыхание. Брану захотелось выскочить наружу, однако он сдержался. Главным было переждать несколько минут, а когда притерпишься, перестанешь обращать внимание на вонь.
Стоя у порога, он огляделся. Дом ничем не отличался от других, какие привыкли строить в этих землях: огромный сруб из цельных бревен с высоченной двускатной крышей, без единого окна, с нарами вдоль стен, где дневала и ночевала вся семья, с очагом, устроенным прямо на полу. Длинный сосновый стол красовался прямо посредине. Вокруг на скамьях и табуретах разместилась конунговы домочадцы: конунг во главе, недалеко от очага, родичи и воины – с боков, а на конце, что ближе к двери, работники из свободных. За столом прислуживали рабы.
– Чего там встал, колдун? – привел его в чувство голос конунга. – Коль пришел, так заходи, нечего у порога торчать.
Люди, будто по команде, повернули головы и уставились на Брана, шум и говор стихли. Конунг щурился. Он выглядел хмурым и неприветливым, под стать тону, которым произнес свои слова.
– Ты меня звал, конунг? – спросил Бран.
– Звал, звал. Ты вчера за обедом не объявлялся, вечером тоже. Проголодался, небось? Ты хоть и колдун, а колдовством, поди, особо сыт не будешь. Так что – садись за стол, угостись, чем боги послали.
Конунг сделал приглашающий жест рукой. Если б Бран был глухим, этот жест и тогда бы его не обманул. Но Бран глухим не был, к тому же, он мог видеть чужие мысли.
Впрочем, не нужно было иметь сверхъестественных способностей, чтобы понять сейчас, о чем думает конунг. В его голосе звучала неприкрытая враждебность, это и дурак бы мог услышать. А его мысли кричали: чтоб ты сдох, колдун, видеть тебя не могу. Однако ты мне нужен, поэтому садись и жри, чтоб ты подавился.
– Спасибо, – ответил Бран.
Он приблизился к дальнему концу стола, где сидели слуги, остановился, отыскивая место.
– Да не садись там, колдун, – в голосе конунга послышалась досада. – Поди и сядь сюда.
– Спасибо, я могу и тут… – начал Бран, но конунг оборвал:
– А я говорю, сядь здесь! Не хватало еще, чтоб ты меня позорил, молоко на губах не обсохло, а туда же. Ты у меня в дому все ж таки вроде как гость. Негоже гостю со слугами сидеть. Совсем, что ль, не соображаешь?
Бран вспыхнул, однако промолчал. Прошел вглубь дома и сел на табурет, который предупредительно отодвинул раб.
Постепенно застольный разговор вернулся в прежнее русло. Бран поднял голову и увидел, что сидит между Харалдом и каким-то парнем, тоже ярлом по виду и одежде. Харалд подмигнул, добродушно усмехаясь. Парень хмурился. Когда Бран посмотрел, тот отвернулся и незаметно отодвинул табурет.
Опустив глаза, Бран начал рассматривать снедь на обшарпанной, чисто выскобленной столешнице. От запаха еды сразу замутило, и он облизал сухие губы. Поднял голову – и уткнулся взглядом в Уллу. Она тихо, несмело улыбнулась.
– Привет, – промолвил Бран.
– Привет, – она быстро огляделась, однако люди не обращали на них внимания.
– Ты вчера был на охоте? – спросила Улла.
Ты ведь сама прекрасно знаешь, хотел ответить Бран, но вместо этого сказал совсем другое:
– Ага, был. А что?
– Так, ничего, – ее взгляд ушел в сторону, а лицо вдруг сделалось как захлопнутая дверь. Чего с ней? Злится, что я давеча поехал с Асой? Но какое ей до этого дело? Она ведь тоже могла поехать. Какая-то странная девчонка.
Молчание становилось неловким, и Бран спросил:
– А ты чего не поехала?
Она подняла ресницы. Пламя отразилось в больших карих глазах.
– Меня никто не приглашал, в отличие от тебя, – в голосе прозвучала затаенная обида. Бран смешался. Не хватало еще вместо дела начать тут с бабами разбираться. Улла сидела со взглядом, точно вбитым в стол, руки машинально крошили лепешку.
– Эй, парень, – знакомый голос оторвал Брана от раздумий. – А ты чего ж не ешь?
Брану пришлось поднять голову, чтобы посмотреть Харалду в лицо. Тот дружелюбно улыбнулся и пробасил:
– Ешь, не стесняйся. Вон, отведай кабанчика, я его вчера самолично на охоте подстрелил. Кстати, ты куды давеча в лесу-то запропал? Уж мы и рабов посылали тебя искать, а ты как сквозь землю… Где был-то, а? – голубые глаза Харалда глядели открыто и простодушно.
– Спасибо, – ответил Бран, игнорируя вопросы. – Лучше я вон ту лепешку возьму.
– Как знаешь, – прогудел Харалд. Орудуя кинжалом, отхватил от истерзанной кабаньей туши пласт мяса, потом взял кувшин и стал лить в кружку темное, пахнущее солодом пиво.
– Ты чего вчера за обедом не объявлялся, парень? – спросил Харалд. – Так недолго и с голодухи помереть. Тебя, говорят, и в поселке не было?
– Ну… – буркнул Бран. – Я вернулся очень поздно.
– А где ж был?
– Гулял. – Бран принялся ломать лепешку. Однако Харалд не отставал.
– Где ж гулял? – запихнув в рот кусок мяса, полюбопытствовал он. Бран сделал вид, что не расслышал.
За столом было шумно. Люди разговаривали, передвигали блюда и кувшины. Вокруг сновали рабы. От гомона, колеблющегося света и затхлого воздуха у Брана все сильней ломило в затылке. Он оперся локтями о стол, прижав к щекам ладони, чтобы хоть немного охладить пылающее лицо.
Конунгова сына, Видара, и его ватаги не было нынче за столом. Аса устроилась на лавке, около отца. Словно ощутив, что на нее смотрят, она обернулась и улыбнулась Брану. Тот поспешно перевел взгляд на конунга.
Торгрим сидел мрачнее тучи. Перед ним на столе стояли два кувшина, и, судя по виду, конунг успел хорошенько приложиться к спиртному. Он вертел в руке глиняную кружку, а черные глаза упорно смотрели в одну точку. Интересно, для чего он меня звал? Голова болела, и шумело в ушах. Надо пойти, поговорить с ним. От этой мысли Бран ощутил прилив дурноты. Посмотрел на мрачное конунгово лицо, на гневные глаза, налитые пьяной кровью… Господи, как раз то, чего мне недоставало! Но выхода нет. Я обязан это сделать. Обязан ему рассказать.
Конунг вдруг выпрямился на стуле.
– Харалд, эй, Харалд! – позвал он, перекрывая шум.
– Чего, старшой? – воин отложил кинжал.
– Подойди на минуту.
– Иду. – Харалд поднялся во весь великанский рост, подошел и сел возле Асы на скамью. Конунг начал ему что-то говорить, сверкая глазами из-под сдвинутых бровей.
Надо идти. Но обычная решимость покинула Брана. Это ерунда, просто я болен, вот и все. Нужно с ним поговорить и сматываться отсюда.
Бран встал, и его качнуло так, что он едва не опрокинул табурет. Люди уставились на него с опаской и удивлением. Стараясь не обращать внимания на взгляды, Бран медленно обогнул стол. Конунг следил за тем, как он идет, и его лицо мрачнело, а брови наползали на ястребиные глаза. Приблизясь, Бран остановился. Несколько секунд оба молчали, потом Торгрим с неприязнью спросил:
– Ты чего тут делаешь, колдун? Чего надо?
– Нужно поговорить, – отозвался Бран. Голова кружилась все сильнее, его качало, будто он в шторм оказался на палубе корабля, и Бран изо всех сил старался держаться твердо.
– Не видишь, что я занят? – бросил конунг. – Подождать не можешь, колдун? Чего ты все лезешь?
– Надо, вот и лезу, – ответил Бран. Они с конунгом посмотрели друг на друга, и через мгновенье конунг отвел взгляд.
– Надо поговорить, – повторил Бран.
– Ну, и о чем же ты хочешь говорить, колдун? – голос конунга звучал отрывисто.
– Может, отойдем? Не хочу при всех.
– А у меня, колдун, от семьи секретов нету. Давай, говори, чего хотел сказать.
Стараясь сдерживаться, Бран хрустнул зубами:
– Смотри, конунг, не пожалей потом.
Торгрим широко раскрыл глаза:
– Да ты, никак, угрожать мне вздумал, щенок?
Бран стиснул кулаки, хотел ответить, но осекся под взглядом Харалда. Полегче, парень, прочел Бран в его глазах.
– Я не ссориться пришел, конунг, – как мог спокойно отозвался Бран. – И вообще, я к тебе в дом не навязывался, ты сам о помощи просил. Или запамятовал?
– У меня с памятью все в порядке, – буркнул Торгрим. – Ладно уж, выкладывай, чего сказать собирался, только побыстрей, мне недосуг.
– Выкладываю, – промолвил Бран. – Вчера на охоте, в лесу, я видел этого медведя.
Некоторое время было тихо.
– Ну, дальше, – выговорил конунг. – Или это все?
– Чего ж тебе еще? Ты что, не слышал, что я сказал?
– Я не глухой, колдун, и слышал каждое слово. Так чего? Продолжения не последует?
– Какое тебе нужно продолжение? Я ведь ясно говорю: я видел медведя.
– Вот так чудо, в здешних лесах – да вдруг медведь, – Торгрим саркастически усмехнулся. – И впрямь, колдун, ты избран богами, надо же такое чудо в наших краях увидать.
Бран нагнул голову. В ушах с гулким шумом стучала кровь.
– Ты не понял, – сказал он. – Я говорю о том самом медведе, о том, который убивает здесь людей.
Конунг вытаращил глаза. Гневное выражение медленно сползало с лица. Слава Богу, кажется, доперло.
– Что ты сказал? – в голосе конунга звучало изумление. – Ты видел оборотня?
– Пусть будет оборотень, если… Короче, это был медведь. Очень большой медведь. Громадный.
– И чего произошло? – поторапливал конунг.
– Он на меня напал, – ответил Бран – и замолчал, лишь теперь заметив, какая в доме повисла тишина. Домочадцы конунга поразевали рты, а рабы, позабыв свои обязанности, сгрудились возле стола.
– Чего ж дальше? – сощурясь, молвил конунг.
– Потом он на меня набросился. Я испугался, и… и побежал от него.
– А оборотень?
– Медведь-то? Ясное дело, погнался за мной.
– Ну и? – конунг оперся локтем о стол.
– Ну, дал он мне пару раз… поцарапал сильно. Не знаю, как не убил. Потом… я плохо помню, – Бран пожал плечами. Хоть и глядел в пол, он кожей ощущал направленные на него пристальные взгляды. – Просто я… я ужасно струсил. Да и вообще… После я его прогнал, и он ушел. На этом все.
Бран поднял голову и посмотрел конунгу в глаза.
Конунг не верил. Он не поверил ни единому слову. Его брови хмурились, а губы крепко сжались.
– И как же ты его прогнал, колдун? – процедил конунг.
– Говорю же, не помню.
Конунг помедлил, играя кинжалом, зажатым в кулаке.
– Раздевайся, – вдруг скомандовал он.
– Чего?
– Раздевайся, говорю.
– Это еще зачем?
– Хочу видеть доказательства. Хочу посмотреть, как он тебя поцарапал. Быстро! Ну?
Бран прикусил губу.
– Чего, оглох, щенок?! – заорал конунг. – Или позвать рабов, чтобы помогли?
– Только попробуй! – Бран схватился за меч. – Пускай только сунутся, ты меня знаешь.
Конунг вонзил кинжал в столешницу. Приподнялся, опираясь о стол кулаками, и тихо, зловеще произнес:
– Ты меня не запугивай, я тебе не твой приятель-сопляк. Ты мне доказательства подавай, а врать не надо. Тут врунов и без тебя, засранца, предостаточно.
– А я не вру, – ответил Бран. – Но и обращаться с собой, как с рабом, я не позволю.
– А кто же ты, как не раб? – конунг вскочил с места. – Кто же, как не раб! Мало того, что раб, так еще и врун. Наглец! Врет мне в лицо – и не покраснеет! Или ты жить без этого не можешь? Или это семейное у тебя?
Бран стиснул кулаки и зубы:
– Ты мою семью не трогай, и рабом меня не смей обзывать. Тебе я не раб, и никому не раб, ясно? И я не вру!
– Тогда раздевайся!
– Да пошел ты, – фыркнул Бран. – Я тебе не шут, сам раздевайся!
Конунг грохнул кулаком о стол. С грохотом подпрыгнула посуда, и внезапно сделалось очень тихо.
– Полюбуйся, Харалд, – раздув ноздри, процедил конунг. – Каков наглец, а? Врет в глаза, да меня же и позорит. Вот она, молодежь, совсем уж совести лишились.
Харалд посмотрел на Брана, а потом – на конунга. Не сказав ни слова, отвел взгляд.
– Я прикажу тебя выпороть, щенок, – прохрипел конунг. – Узнаешь тогда, как себя вести.
– Ну, попробуй, – голос Брана сорвался. Пальцы стиснули рукоять меча. – Попробуй! Посмотрим, как у тебя получится.
Торгрим по-бычьи нагнул голову, лицо почернело от гнева. Некоторое время он стоял, наливаясь злобой, а потом выдернул из столешницы кинжал и ринулся на Брана.
Но добежать он не успел, потому что Харалд, с неожиданным проворством сорвавшись с места, навалился ему на плечи.
– Погодь, погодь! – пробасил Харалд. – Эй, ребята, пособите!
Дружинники повисли у конунга на руках. Тот рычал и вырывался.
– Будя, старшой, чего ты, в самом деле, – Харалду удалось отнять у Торгрима кинжал. – Ну, выпил лишку, ну, бывает, так чего ж на людей-то кидаться? Негоже это, нехорошо… охолонь, старшой, охолонь…
Бран оторопело наблюдал за этой сценой.
– Иди отседа, паренек, – прохрипел Харалд. Его борода растрепалась, и волосы упали на глаза. – Ступай от греха, потом с ним поговоришь. Вишь, не в себе он.
Бран вернул меч в ножны. Люди с любопытством и опаской глазели на него, и он покраснел.
– Ладно, ладно, – раздался голос конунга. – Отпустите. Да не держите меня, я в своем уме. Пусти руку-то, медведь, задавить меня собрался?
Воины отступили. Ни на кого не глядя, Торгрим поправил одежду.
– Леший, чуть меня не придушил, – проворчал он, косясь на Харалда. Домашние стояли вокруг, хлопая любопытными глазами.
– Чего вылупились? – бросил конунг. – Чай, не балаган. Ступайте по местам, нечего пялиться. Идите, кому сказано!
Все поспешно подчинились, заскрипели табуреты. Конунг шагнул к своему креслу и сел, сжимая кулаки.
– Эй, Кнуд, пива принеси, – велел он.
Молодой темноволосый раб с кувшином подскочил к хозяину. Конунг зыркнул на него, только глаза сверкнули, будто у волка. Споткнувшись, Кнуд выпустил кувшин. Посудина разбилась бдребезги, брызнули черепки и пена, и никто не успел даже моргнуть, как конунга до пояса окатило пивом.
Все притихли. Сидя на четвереньках, Кнуд поднял голову. Краска сбежала с лица, оно вытянулось, а глаза от страха побелели.
Медленно, очень медленно конунг оглядел себя, а потом так же медленно встал. Повисла мертвая тишина, даже воины, сидевшие поодаль, побледнели.
– Ты что ж, собака, – тихо молвил конунг. – Нарочно это, а?
– Нет, нет, хозяин, я не… – начал Кнуд.
Лучше б он молчал. Конунг бросился к нему, схватил за волосы, и каменный кулак вмиг разбил рабу лицо. Конунг начал молотить его куда попало, угодив прямиком под ребра. Раб скорчился на полу, заслонив голову руками, и конунг пустил в дело ноги. От его пинков Кнуд застонал, чуть погодя начал вскрикивать, но конунг не унимался. Схватив с кирпичей, окружавших очаг, кочергу, размахнулся и огрел Кнуда по спине. Раздался глухой удар, будто палкой по сырому мясу, и раб зашелся пронзительным криком.
Это, казалось, конунга только подзадорило. Кочерга мелькала в воздухе, и Кнуд вопил, не умолкая. Бран почувствовал: еще немного, и он потеряет самообладание, еще чуть-чуть – и вмешается. Бран знал, что это против правил, но не в силах был стоять и наблюдать, как убивают человека.
Однако вмешаться он не успел, потому что это сделала Улла.
Подскочив к отцу, она остановила его руку, вклинилась между конунгом и рабом. Ее глаза были огромными от страха.
– Это что еще? – замерев с поднятой кочергой, тяжело дыша, уронил Торгрим. – Тебе чего надо?
– Не бей его, пожалуйста, – взмолилась Улла. Стиснув ладони, прижала их к груди. – Ты же так его убьешь.
