Текст книги "Призрак гнева (СИ)"

Автор книги: Нелла Тихомир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

Глава 14

– Арнор, куда ты чашку задевал?

– Я? Опять я? Не трогал я твою чашку. Это Раннвейг, ее и спрашивай!

Бран открыл глаза. Было темно, рядом, по стене, как солнечный зайчик по льду, метался и прыгал яркий блик.

– Нечего меня обвинять, – сказал сердитый голос Раннвейг. – Чуть что, сразу Раннвейг! Я сама видала, как ты эту чашку туда-сюда таскал!

– Я таскал? Я?!

Бран пошевелился. Он лежал на чем-то мягком, было тепло. Пальцы нащупали ворсистую ткань: одеяло. Опираясь на руки, он сел.

То, что принимал за стену, оказалось занавесом у постели. Свет скользил по нему, колеблясь, переламываясь в складках, а из-за полога доносились голоса.

– Это у тебя память отшибло, – говорила Раннвейг. – Голова дырявая, отродясь ничего не помнишь.

– Молчи, девчонка, – отозвался Арнор.

– Ох, тоже мне, мужик!

– Полно вам, не ссорьтесь, – сказала мать, и они притихли.

Шорох. Стук. Шаги. Звук передвинутой посуды. Шипение, будто что-то выплеснули в очаг. Бран потянулся, и тело отозвалось резкой болью. Морщась, он оглядел себя и увидел, что голый. Кожа на пальцах и ладонях казалась багровой, будто от ожога, и была до странности липкой и жирной, Бран не сразу понял, что это какая-то мазь. Поднеся ладонь к лицу, ощутил смолистый запах.

Полог колыхнулся, и Бран зажмурился от яркого света.

– Очнулся, сынок? – сказала Хелге. Стоя у постели, она держала глиняную плошку, и свет делал совсем прозрачными ее серые глаза. Бран быстро натянул на себя одеяло.

– Болит чего? – Хелге присела на край.

– Не очень, – ответил он – и сморщился. Губы казались деревянными, не слушались, и говорить было больно. Он потянулся к своему лицу, но Хелге остановила его руку.

– Не трогай, – сказала она. – Ты обморозился.

– И сильно? – Бран опять поморщился от боли.

– Сильно, – Хелге опустила светильник на деревянную подставку в изголовье. – Но ничего, это пройдет, только трогать не надо. Ляг, я посмотрю.

Бран смущенно глянул на нее. Она поняла и усмехнулась:

– Не след тебе меня стыдиться. Я двоих сынов, чай, вырастила. Да и ты мне почти как сын. Ложись-ка. Эй, Арнор, поди сюда.

Бран послушался и лег. Хелге стянула одеяло. Полог зашуршал, и появился Арнор.

– О! – воскликнул он. – Привет! Очнулся?

– А то сам не видишь, – сказала мать. – Чем болтать без умолку, поди-ка, воды мне принеси. Поди, поди, болтать после будешь.

Арнор исчез, ворча себе под нос.

– Мне можно зайти? – Раннвейг просунула голову за полог, и Бран вздрогнул.

– А ну-ка, прочь! – рассердилась Хелге. – Это что еще такое?

Раннвейг ойкнула. Глаза округлились, голова исчезла.

– Иди, брату помоги, – велела мать. – Да принеси мне полотенце, только чистое, слышишь, дочка?

– Слышу, – отозвалась Раннвейг. Арнор что-то тихо ей сказал.

– Дурак! – отозвалась та. Арнор прыснул, по проходу простучали быстрые шаги.

– Дурак ты! – от порога сказала Раннвейг. Хлопнула дверь.

– Не обращай внимания, – сказала Хелге. – Они, когда вместе, сроду так.

Ее ладонь коснулась его груди, и Бран невольно дернулся.

– Больно?

– Нет… не очень, – слова давались с трудом, каждое движенье губ отзывалось болью, точно туда вогнали тысячу иголок.

– А говорить-то больно, – заметила Хелге. – Тогда лучше не разговаривай.

– Да нет, я…

– Постой, еще наговоришься. А пока что помолчи.

Арнор принес воды, и Хелге обмыла Брану кожу. Потом снова положила мазь, натерла ею щеки, лоб и губы.

– Ну, вот, – промолвила она. – Теперь ладно. Лежи пока.

– Да я себя нормально чувствую, – пробормотал Бран, снова натягивая одеяло.

– Все равно полежи. И на улицу не выходи. Ты понял?

Бран кивнул. Хелге встала. Арнор с ногами влез на нары.

– Я отлучусь, – сказала Хелге. – Так ты понял, Бран? На улицу не ходи. Коль все ж захочешь встать, Арнор даст тебе одежу. Слышал, Арнор?

– Слышал, мам.

– Я пошла. Вода на столе, в кувшине. Не скучайте тут.

– Где это тебя так угораздило? – спросил Арнор, когда за матерью закрылась дверь. – А?

– Откуда я знаю? – буркнул Бран. – Не помню ничего.

– Асу убили. Слышал?

Бран кивнул.

– Ты у них в доме на полу лежал, – Арнор изучающе смотрел на Брана. Тот отвернулся. – Ночью, когда ее… Ты упал и сознанье потерял. Это помнишь?

– Помню.

– А где до того был, не помнишь?

– Нет. Не помню.

– У тебя морда прям как свекла, – заметил Арнор. – Счастье, что не умер, ты был весь ледяной. Если бы мы тебя не подобрали, ты бы точно…

– Я давно лежу?

– Да так, не очень. С ночи и лежишь. Сейчас смеркаться только начало. Пол-суток будет.

– Арнор.

– А?

– Ты мне вот чего скажи…

– Ну?

– Чем убили Асу?

– Говорят, кинжалом. По горлу полоснули.

– А кинжал нашли?

– Нет, понятное дело! Кто же будет кинжал оставлять, когда в поселке двое ясновидящих! Дураков нету.

Они услыхали, как кто-то вошел в дом.

– Кто это там? – Бран приподнялся на руке. Арнор выглянул наружу.

– Раннвейг, явилась, не запылилась, – Арнор задернул занавес и уселся поудобней. – Знаешь, что в поселке говорят?

– Ну?

– Что это Видар ее, – Арнор понизил голос. – Он же грозился, помнишь? Еще на первой сходке, когда Улла… Да и не только на сходке, он всегда грозился.

– Видар уехал, я сам видел. Я с ним разговаривал. Как он мог ее убить, когда он уехал?

– Подумаешь! Может, он кому-то приказал. Мало, что ли, тут таких, что по одному его слову родную мать зарежут? Это ж Видар!

– Видар, Видар… – из-за полога сказала Раннвейг. – Чего вы всё на Видара. Вас послушать, так Видар – прямо сам Локи, собственной персоной. А он, между прочим, наш родич. Можно зайти-то, Бран?

– Заходи, – сказал Бран.

– Не заходи, – Арнор сделал страшные глаза. – Он тут голый!

– Заходи, заходи, – Бран сел, кутаясь в одеяло. – Ничего я не голый, врет он все.

Раннвейг появилась из-за занавески, шлепнула брата по затылку, и тот заржал.

– Говорила же, что ты дурак, – вымолвила девочка. – Дурак и есть!

Она пробралась к стене. Помолчала, рассматривая Брана.

– Чего, красивый я? – усмехнулся Бран. Охнув, коснулся губ.

– Не трогай, – сказала Раннвейг. – Боги, ты ужасно выглядишь. Где тебя так?

– Сам не знаю, где меня носило. Слушай, Раннвейг…

– Да?

– А… Улла приходила? Ну, пока я здесь лежал?

Девочка кивнула. Бран спросил:

– Долго она тут была?

– Долго. Как рассвело, так и пришла, до обеда сидела с тобой. Может, еще придет.

– Она так сказала?

– Что ты… Она все молчит, не разговаривает.

– А где она сейчас?

– Не знаю. Может, в капище пошла.

– В капище?

– Да. Там ведь Асу положили, до похорон, – Раннвейг прикусила губы. – И конунг там, и наш отец, да и все почти. Ох, не знаю, что теперь и будет.

– В смысле? – удивился Арнор.

– Так ведь Видар-то вернется. И чего тогда? Все шишки на него повалятся.

– А ты за него прям горой.

– Да ну тебя… Просто я не верю, что это его рук дело, вот и все.

– Ну, а чьих? Кому еще это было надо?

– Мало ли, откуда мне знать.

– Вот именно, откуда. Откуда тебе знать, что не он это сделал? Помяните мое слово: на этот раз Видар уж точно добился Божьего Суда. Вот ему-то этот Суд и устроят.

– Типун тебе на язык, – сказала Раннвейг, – чего болтаешь.

– А увидишь. Устроят, да еще как. За милую душу.

– Надо его как-то предупредить, чтоб сюда не возвращался, – выговорила девочка.

– Совсем баба спятила, – Арнор постучал сестре по лбу. Она отпихнула его руку. – Ты, подружка, в эти дела лучше не встревай, а то живо шкуру спустят. Ты конунга-то нынче видела?

– Видела, – Раннвейг поежилась, будто ей внезапно стало холодно.

– Вот-вот. Он теперь с кого хочешь шкуру спустит. Отец говорит, он совсем того.

– Будешь того, – отозвалась Раннвейг. – Он же ее так любит… любил. Он же… он же…

– Он у вас всегда был того, – сказал Бран.

– Тебе его совсем не жалко? – спросила Раннвейг. Бран не ответил.

– А мне жалко, – девочка вздохнула. – И Асу жалко. Она, конечно, была вредная, но она… ей только семнадцать лет… было. Как вот Арнору и тебе. И такая красивая… зачем надо было ее убивать?

– Зачем, зачем, – буркнул Арнор. – А то не ясно.

– А отец говорит, что… – начала было Раннвейг. В отдалении стукнула дверь.

– Тише, кто-то пришел, – Раннвейг спрыгнула на пол и скрылась за занавеской. Через минуту полог снова колыхнулся, и появилась Улла.

Бран застыл, и она тоже. Арнор сполз с постели, исчез, как испарился. Бран и Улла смотрели друг на друга.

– Улла, – сказал Бран. – Что же ты стоишь? Ты садись.

Она не шевелилась.

– Я ждал, когда ты придешь, – Бран протянул к ней руку. Она отшатнулась, будто он хотел ее ударить. У нее было бледное лицо, за этот день она, казалось, похудела.

– Я, наверное, спятил, – Бран попытался улыбнуться. – Стал по ночам блуждать.

Улла стиснула ладони.

– Я знаю, что произошло… с твоей сестрой, – Бран коснулся ее локтя. Она дернулась, спрятала руки за спину, и глаза уперлись в одну точку.

– Мне очень жаль, – промолвил Бран. – Она у меня была, просила помощи. Говорила, что ей снятся странные сны. Я ее не послушал, а она, наверное, чувствовала, вот как мы с тобой иногда. И сегодня ночью я тоже… я видел разные вещи. Ну, знаешь, как это бывает.

Улла отступила, огромные глаза стали еще больше.

– Послушай! – Бран попытался поймать ее за одежду, но Улла увернулась. – Я же не знал, не мог предполагать… иначе я бы ей помог. Я не думал, что кто-то действительно захочет ее убить. Улла, ну, постой, куда ты?!

Отбросив полог, она кинулась бежать по проходу. Бран вскочил, но тут же запутался в одеяле.

– Улла! – закричал он. – Улла, погоди!

Дверь затворилась. Бран стоял, глядя в темноту. Ледяной пол обжигал босые ноги.

– Не стой здесь, замерзнешь, – сказала Раннвейг. – Вернись в постель.

Бран посмотрел на девочку.

– Что же это… – выговорил он. – Что же это такое? Чего она от меня хочет? Чего она добивается?

Раннвейг сказала:

– Не сердись на нее, она просто не в себе. Она тебя любит, Бран. Знаешь, как она за тебя нынче волновалась?

– Знаю? – ответил Бран, кусая губы. – Нет. Я не знаю. Я ничего уже не знаю. Что я могу знать, откуда? Она же ничего не говорит, даже не дает себя трогать… будто я прокаженный! Я за ней, как нищий, по пятам хожу, а она молчит. Почему, а? Почему она так со мной? Если я что-то не так сделал – почему она прямо не скажет? Зачем издеваться? Или… или она со всеми своими парнями так поступает? С Ари этим она себя так же вела? Тогда мне ясно, почему… – он не успел закончить. Размахнувшись, Раннвейг влепила ему пощечину, и Бран остолбенел.

– Ты… ты… – сказала Раннвейг. – Никогда не смей такого говорить. Никогда, слышишь? Что ты знаешь, чтобы такое говорить? Ари… этот Ари – он был плохой человек. Ты понял? А ты… чтобы ты никогда… – она покраснела. Схватив свой плащ, побежала к двери.

После ее ухода стало тихо.

– Эх, бабы, – вздохнул Арнор и спрыгнул со стола.

– О чем она? – выговорил Бран. – Что она хотела сказать?

– А фиг ее знает. Иди, ляг, правда, тебе нельзя на холоде.

– Что она имела в виду? – Бран продолжал смотреть на дверь, будто хотел увидеть там ответ на свои вопросы.

– Да не знаю я. Эти вечно крутят романы, с кем ни попадя, а потом начинают…

– Что? – Бран резко повернулся. – С кем ни попадя? Это ты об Улле так? Да ты…

– Эй, эй, – Арнор отступил, – уймись! Сбесились все! Да ну вас, свихнулись, право слово! То один, то другой!

– Ладно, – Бран опустил глаза. – Ты прав. Извини.

– Бешеные, – сердито буркнул Арнор. – Иди уже, ложись, а то мать нам обоим накостыляет. И эта дурочка куда-то унеслась… Нет, честное слово, спятишь с этими бабами!

Бран вернулся на постель, сел, прислонясь к стене. Арнор наблюдал за ним, потом сказал:

– Да брось ты, все наладится.

Молчание.

– Плюнь, Бран, с ними всегда так. Они сами не знают, чего им надо.

Нет ответа.

– Слушай, ты, может, голодный? Хочешь есть, а, Бран?

Бран задернул полог.

Глава 15

Это случилось на другой день, утром.

У Сигурда только просыпались, когда распахнулась дверь. Улла ворвалась в дом, как ураган.

– Дядечка! Дядечка! – задыхаясь, крикнула она. – Помоги! Помогите… Эйвинд! – споткнувшись, она упала на колени. – Они друг друга убивают!

Все кинулись к ней.

– Што, дочка? Што случилось? – Сигурд схватил ее за плечи. – Што такое?

– Они там, возле капища, – ее глаза блеснули из растрепанных, запорошенных снегом волос. – Это Видар. Он вернулся, и отец его пытается убить!

Сигурд встал.

– Идем! – велел он окружившим его людям. – Живее!

Они схватились на площадке возле капища: Видар и его друзья – конунг и дружинники. Когда появился Сигурд, там кипела битва, звенели клинки, раздавались вопли, на снегу темнела кровь. Никто из них не отступал, они стояли насмерть, будто две живые стены, разделенные сверкавшими мечами.

Растолкав оробевших зрителей, Сигурд крикнул:

– Остановитесь немедля! Хватит!

Его голос потонул в лязге, выкриках и звоне. Они ничего не замечали. Волосы развевались, глаза горели, дыхание прорывалось сквозь оскаленные зубы.

Сигурд выхватил меч.

– Остановите их! – крикнул он дружинникам.

Как в реку, он ринулся в полосу клинков, отбивая удары, стал прорываться к конунгу.

Брану показалось, что он очутился в жерновах. Со всех сторон сыпались удары, и он едва успевал обороняться.

– Стойте! – кричал Сигурд. – А ну, остановитесь!

Его никто не слушал, оружие лязгало, будто клыки. Краем глаза Бран заметил блеснувший справа меч. Наклон. Поворот. Удар. Бран отбил чужой клинок и обернулся к нападавшему.

Видар.

– Видар… ты?!

На секунду тот опешил.

– А-а, колдун, – прохрипел он. – Хочешь поучаствовать? Вставай рядом, не мешайся под ногами.

Быстрое движение рукой. Видар успел отразить чей-то удар, который едва не снес Брану голову.

– Кретин! – зарычал Видар. Отшвырнул Брана, будто тот ничего не весил. – Не мешай! Убирайся!

Бран не отступил.

– Сигурд! – крикнул он.

– Пошел вон, щенок! – ответил чей-то голос. Бран повернулся – и увидел конунга.

Конунг и Видар уставились друг на друга. Во взгляде конунга была ярость.

– Убью! – конунг бросился на сына. Их мечи кромсали воздух. Конунг рычал, словно разучившись говорить, словно вся жизнь его сосредоточилась на лезвии клинка. Совсем близко Бран увидал его глаза, налитые кровью, безумные, неподвижные глаза. В них не осталось даже капли разума – только ярость.

– Убью! – рычал конунг. – Убью…

Видар начал отступать.

– Сигурд! – завопил Бран. – Сигурд!

Конунг рубанул мечом, и Видар отскочил. Бран попытался отбить клинок, но сила, вложенная конунгом в удар, отбросила его назад. Бран увидел: конунг вскидывает меч. Клинок сверкнул, как молния, на блеклой синеве неба. Острый блеск… и свист… Молния ударила, метя в Брана.

Бран закричал. Схватил свой меч обеими руками, взмахнул им в воздухе, описывая круг. Слепая молния неслась к нему. Он уклонился – и со всего маху полоснул ее той молнией, что вспыхнула в его руках.

Натужный звук, как всхлип металла. Меч конунга сломался. Конунг замер, уставился на Брана, на меч, пылавший у него в руках. Захрипев, отшвырнул обломок и шагнул вперед.

– Все! Хватит! – Сигурд ладонью уперся ему в грудь. – Довольно, родич!

Конунг пробуравил ярла взглядом. Вскинув руку, ударил Сигурда в лицо, и тот на миг ослеп. Этого конунгу хватило, чтобы вырваться.

Конунг бросился на Брана. Одной рукой схватил за горло, другой вцепился в меч. Пальцы были, точно клещи. В глазах у Брана потемнело. Конунг пнул его в живот, вывернул запястье, выхватил оружие из рук и отшвырнул Брана в сторону.

Сигурд навалился на конунга сзади. Взревев, тот начал вырываться. Подбежал Эйвинд, с ним – дружинники… Поднялся крик, и стало очень шумно. Конунг рычал, как зверь, не выпуская из рук меча. Сигурд и старший Харалдсон еле удерживали его.

Бран сел и потряс головой. Дотронулся до горла. Перед глазами все еще плавали огненные круги.

– Живой? – сказал знакомый голос. Сильные руки подхватили Брана и помогли встать.

Он резко обернулся.

– Ты?! – воскликнул он. – М'атир… Отец! Но как… Когда ты приехал?!

– Только что, с ребятами, – Дэвайн улыбнулся. – Я гляжу, ты тут времени не теряешь. Господи, ну, и вид. Что это с тобой, а?

– Просто немного обморозился.

– Похоже, ты меня не ждал?

– Я… нет, конечно, ждал, но я…

Дэвайн потрепал его по волосам:

– Я очень рад тебя видеть, сынок. Очень, очень рад.

– Да. Я тоже… я тоже.

Дэвайн притянул его к себе и обнял. Отодвинул. Снова посмотрел в лицо.

– Видно, тут дело совсем плохо, а? – спросил он.

– Да уж, колдун, хреновей не бывает, – ответил вместо Брана Видар.

Он стоял поблизости, бледный и серьезный. Из пореза на щеке сочилась кровь. Утершись рукавом, Видар произнес:

– В этом гадюшнике с каждым днем все веселее, – и криво усмехнулся.

– Видар, – сказал Бран. – Ты знаешь про…

– Знаю, знаю, колдун. Все я знаю, – сплюнув кровь, Видар убрал меч в ножны и хмуро глянул на отца. Конунг был рядом, в трех шагах. Его держали. Он молчал, стискивая меч. Видар отвернулся.

– Эх, зря ты воротился сюда, колдун, – сказал он. – И я тоже… зря. Леший меня дернул.

Конунг вдруг рванулся – и вырвался у воинов из рук, прыгнул вперед, как хищник на добычу. Короткий, острый блеск клинка…

Видар закричал. Раздался хруст. Конунг упал на снег, подмяв под себя сына.

Бран кинулся конунгу на плечи, Дэвайн очутился рядом, подбежал Сигурд, дружинники… Конунга оттащили в сторону.

Видар лежал навзничь. Меч Брана валялся рядом, длинное лезвие было в крови почти по рукоятку. Пульсируя, как живой источник, кровь заливала белый снег. Конунг стоял поодаль, на коленях, на нем повисли четверо. Облизав губы, Видар усмехнулся.

– Ну вот, – выговорил он. – Наконец… добился… свое…го, а? На… конец-то… – Видар застонал, зажмурился, кровь толчком плеснула из раны. Рубаха стала красной и прилипла к телу. Его пальцы шевельнулись, ладонь прижалась к раненому боку. Судорожный вздох. Видар попытался приподняться, и алая струя ударила в снег.

– Лежи, – Дэвайн схватил его за плечи. – Не надо. Лежи.

Повернувшись к Сигурду, Дэвайн сказал:

– Его нужно отсюда унести. Немедленно.

Ярл подал знак дружинникам. Из копий и плащей сделали носилки и уложили Видара. Он молчал и лишь скрипел зубами. Харалдсон взялся с одного конца, а Эйвинд – с другого. Глаза Видара были закрыты, грудь быстро, тяжело вздымалась, пальцы скребли плащ.

Подняв, они унесли его в дом.

Глава 16

Во дворе у Сигурда собралось пол-поселка.

Видар лежал в доме. Он был в сознании, живот перебинтован так туго, что он едва дышал. Он не спал, когда с ним говорили, реагировал, даже пытался отвечать.

Но Видар умирал. Все это понимали, и он, наверное, тоже. Он потерял уйму крови, кожа сделалась прозрачной, а губы посинели. Семья собралась рядом: все, кроме конунга.

– Вот, дочка, дай ему попить, – сказала Хелге. Улла взяла у нее чашку и склонилась к брату. Ложкой зачерпнув воды, поднесла к губам.

– Пей, – Улла приподняла ему голову. – Пей.

Он переместил на сестру глаза, и губы приоткрылись. Улла влила воду ему в рот. Струйка стекла по подбородку. Видар застонал.

– Ты меня прям… будто деда, поишь… – он попытался улыбнуться, но улыбка получилась как гримаса. Улла снова поднесла ему воды.

– Оставь… сестра, – Видар удержал ее за руку. – Не… надо.

– Тебе нужно пить, – Улла сидела у брата в головах. Чашка в руке дрожала.

Видар не ответил. Смотрел на сестру долго-долго, потом проговорил:

– Да не плачь… сестра… чего ты, – Видар держал ее ладонь. – Ты… чашку-то поставь, не лей на меня… умываться… еще время не пришло.

Улла опустила чашку. Взяла руку Видара обеими руками. Он сказал:

– Темно тут. Экономят, видать… родичи… А? Холодно. Ты вон… вся дрожишь. Плащ-то… твой где?

– Не знаю… потеряла…

– Это зря… зря. А где колдун? Эй… колдун! Бран! – Видар закашлялся, на повязке проступило алое пятно. Ахнув, Улла вцепилась в его руку.

– Я здесь, – ответил Бран.

– Хотел сказать… – Видар облизал губы. – Береги… сестру. Понял?

– Да. Понял.

– Смотри же. А отец твой… где?

– Здесь, – Дэвайн нагнулся к раненому.

– А-а… – Видар слабо усмехался. – Вот и еще… колдун. Демай, я… спросить хотел… Мне… сколько жить осталось?

– Ну, что ты, – промолвил Дэвайн. – Ты еще нас всех переживешь.

Брови Видара дернулись. Он глубоко вздохнул, пальцы сжали покрывало.

– Брось, колдун… нету времени… бодягу разводить. Ответь, сколько?

Дэвайн и Сигурд переглянулись.

– Не знаю. Час… два, – ответил Дэвайн.

Улла затряслась. Прижала к губам братнину ладонь.

– Сигурд, – сказал Видар. – Ты где?

– Тут, сынок, тут.

– Дай мне меч.

Сигурд удивился, но спорить не стал. Вынул из ножен меч и протянул юноше. Медленно, будто это стоило труда, Видар перевел взгляд на клинок. Оторвал от покрывала руку, потянулся к мечу, но рука, не слушаясь, упала.

– Ты… меня слышишь, Сигурд? – голос Видара звучал словно издалека.

– Да, сынок. Слышу.

– Слушай… внимательно, и все… слушайте. Клянусь перед всеми… на этом мече, что я не… не убивал сестру. Не убивал… ни сам… ни с… чужой помощью. Ее крови… на мне нет. Сигурд… где ты, Сигурд…

– Здесь. Я здесь.

– Хорошо. Клянусь предками… к которым я иду. Если вру, пускай… меня боги накажут. Я ее не убивал. Не убивал. Передай отцу, если он… если ему… это интересно.

Улла заплакала и лбом ткнулась Видару в плечо. Она корчилась, словно от жестокой боли. Видар прошептал:

– Мы… колдуна в дороге встретили. Поэтому вернулись. Колдун может подтвердить. Меня здесь… не было. Не было, клянусь. И я… никого не нанимал. Не я это, родич, – его пальцы судорожно вцепились в рукоять меча. – Не я… это. Не я. Скажи отцу, не я это!

Он подался вперед, со свистом втягивая воздух. Черные глаза расширились, и лицо перекосилось. Повязка насквозь пропиталась кровью. Сигурд взял его за плечи и уложил обратно.

– Я скажу, сынок. Обязательно скажу.

Видар опять закашлялся, на губах выступила кровь. Пальцы мяли одеяло. Он дышал тяжело, толчками, и больше ничего не говорил, лежал, устремив в пространство взгляд. Не стонал, не двигался, только дышал. Дышал еще целых три часа.

А потом перестал дышать и умер.

Его положили возле Асы, в капище. Отправились туда всем кланом, пришли все, даже старики и дети, даже слуги и рабы.

Даже конунг.

За эти дни Торгрим словно съежился, стал меньше ростом, похудел и поседел, а лоб прорезали глубокие морщины. У него был отсутствующий взгляд, точно он пристально смотрел куда-то внутрь себя. Он молчал, не отвечал, когда к нему обращались, не глядел по сторонам и, кажется, не замечал своего мертвого сына. И когда Видара уложили возле Асы на алтарь, у статуи Тора, конунг не издал ни звука.

Сигурд встал около него. Слуги подвели теленка. Ярл взял бронзовый изогнутый нож и протянул конунгу. Тот даже не взглянул. Он смотрел на Тора, смотрел пристально, задумчиво, в упор, словно чего-то ждал. Сигурд сдвинул брови и, взяв руку конунга, силой вложил в нее нож.

Торгрим вздрогнул и уставился на нож в своей ладони. Перевел глаза на Сигурда. Потом – опять на нож. Поднял голову. Перед ним был алтарь, на котором лежали его мертвые дети.

Он словно лишь теперь их и увидел. Застонал. Нож выпал, ударившись о пол. Теленок фыркнул и рванулся в сторону, слуга едва удержал веревку.

Но конунг ничего этого не замечал. Его глаза остановились. Он все смотрел, смотрел на них… Потянулся рукой к своей груди, дернул ворот, словно то была петля, накинутая ему на горло. Снова застонал, рванул рубаху, и ткань разодралась. Конунг рухнул на колени.

– Боги… – сказал он. – Боги…

Он ухватился за алтарь, прильнул к нему и обнял, как живое существо. Пальцы вцепились в камень. Конунг и сам сделался, как камень. Он, казалось, перестал дышать.

Люди в капище задвигались, заплакали, принялись сморкаться…

Подняв нож, Сигурд произнес:

– Што же, родичи. Стало быть, жертву я принесу.

Он сделал знак слуге, и тот принес бронзовую чашу. Другой слуга подтащил упиравшегося теленка. Сигурд, навалившись, запрокинул животному голову, поднял руку, в которой блеснул нож. Теленок замычал, раздувая бархатные ноздри.

– Великие боги, – сказал Сигурд. – Лучших своих мы отдаем вам нынче. Самых молодых, сильных и красивых, чистых, без порока. Примите их. Дайте им долгую жизнь в своем царстве, которую мы не смогли дать им на земле. И ты, великий Тор! – возвысил голос Сигруд. – Ты мудр и справедлив. Возьми наших детей, ведь они – и твои дети, как все мы. Заступись за них перед Царем Богов, потому што ты все видишь. Ты все знаешь, ты милосердный. Мы тебя просим. Будь им заступником заместо нас. Там, где мы не можем за них заступиться.

Мелькнул нож. Теленок замычал, забился. Слуга подставил чашу, и кровь струей ударила о дно. Людей окатило черными брызгами.

Наполнив чашу до краев, ярл выпрямился, шагнул к статуе Тора.

– Прими, великий бог, – промолвил он. – Прими это за наших детей. И если есть на них грехи, пускай они отмоются вот этой кровью.

Сигурд вылил кровь на камень возле статуи. Поклонился Тору в ноги. Поклонился остальным богам. Повернулся к замершей толпе и поклонился ей. Шагнул к алтарю.

– Ну, будем прощаться, родичи, – выговорил Сигурд. – Да не плачьте, боги справедливы. Они им лучшую жизнь дадут, я в это верю.

Сигурд поцеловал Асу в лоб, потом поцеловал Видара. Поманил к себе Уллу:

– Поди, доча, поди сюда.

Улла подошла, бледная и прямая, с высоко поднятой головой. Взгляд скользнул по брату и сестре – и в ней вдруг что-то словно надломилось. Она уцепилась за алтарь, затряслась, будто старуха, и упала бы на мертвых, если бы Сигурд ее не подхватил.

– Тише… што ты, доченька, – Сигурд отыскал глазами Брана. Кивнул. Тот подошел, принял Уллу у Сигурда из рук. Она была в полуобмороке. Бран отнес ее в угол, усадил на свой плащ, а сам сел рядом.

К алтарю тянулись люди. Сигурд стоял поблизости, и Бран видел, как он пару раз вытер рукавом лицо.

Все кончилось лишь в сумерки. Люди разошлись, в святилище остались конунг, Сигурд, Эйвинд да Бран с Уллой. На стенах горели факелы. Аса и Видар, лежавшие на алтаре, казались высеченными из камня.

– Давай, родич, – Сигурд подошел к конунгу. – Идем домой.

Тот не ответил. Сигурд потормошил его за плечо и попытался оторвать от алтаря.

– Будя, Торгрим, – молвил ярл, – угомонись. Вставай, брат. Идем.

Конунг шевельнулся, и Сигурд помог ему сесть. Конунг смотрел на свои руки, на окостеневшие, сведенные судорогой пальцы.

– Эйвинд, сынок… – начал Сигурд, но конунг перебил.

– Сигурд, – сказал он. – Клянусь перед богами, я с ней не спал. Я не спал со своей дочерью. Никогда, Сигурд. Никогда.

Ярл молчал.

– Это правда, меня видели в сарае. Но не с ней. Не она это была. Не она, Сигурд, понимаешь?! Не она, клянусь… Я был с…

– Тише, родич, люди тут.

Но конунг будто не услышал:

– Это была Халльгерд. Халльгерд Золотые Косы, Бьярни Серого Копья жена. С ней я был, понимаешь? Богами клянусь, Сигурд, с ней я был, не с дочкой. Я бы никогда…

Сигурд хмуро огляделся. Эйвинд прикусил губу.

– Ох, брат, – Сигурд покачал головой. – Што же ты, а? Што ж ты наделал-то, а? Неужто ты с сыном поговорить не мог? Ну, сказал бы ему… што же так-то…

Конунг отвернулся.

– А он этого хотел? – ответил он. – Ему это было нужно? А он – он со мной когда-нибудь говорил? Он же ненавидит… ненавидел меня. Он ничего не желал слышать. Он хотел только моей смерти. Моей – и сестриной.

– Он сестру не убивал, – выговорил Сигурд. Конунг вскинул голову, и ярл повторил:

– Он ее не убивал. Он поклялся перед смертью. Просил, штоб я тебе сказал. Ну, вот я и сказал. Видар не хотел, штобы ты о нем плохое думал… брат. Эх, да што ж теперь, сделанного не воротишь.

Конунг закрыл глаза. На его шее вздулись вены, брови задрожали. Сигурд молчал, и конунг тоже.

Улла вдруг вскочила и схватила топор, стоявший в углу, возле груды просмоленных деревяшек. Кинулась к статуе Тора. Размахнулась – и ударила истукана топором, только щепки брызнули, ударила раз, другой и третий. Еще и еще. Дерево загудело. Улла вскрикнула, ее качнуло, топор едва не вырвался из рук. Она снова размахнулась – и снова хватила бога топором. С воплем. Изо всех сил. Как будто это был враг, от смерти которого зависела ее жизнь.

Бран и Эйвинд бросились к ней. Бран схватил девушку в охапку, Эйвинд отнял у нее топор. Она билась в их руках. Сигурд подошел, обнял ее, и она затихла. Ярл закутал Уллу в плащ.

– Мы уходим, родич, – обратился Сигурд к конунгу. – Где наш дом, тебе ведомо. Коли решишь прийти – приходи, милости просим.

Сигурд исчез за дверью. Эйвинд и Бран двинулись за ним.

Конунг молча закрыл лицо руками.