Текст книги "Призрак гнева (СИ)"
Автор книги: Нелла Тихомир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)
Глава 8
Переночевав у Сигурда в доме, поутру Бран обнаружил, что не все вещи забрал из кузницы, поэтому уже спозаранку пришлось вернуться туда.
Дорожка вывела к сгоревшему дому, остов, черневший из-под снега, походил на обломки корабля. Внутри дымил костер. Бран сощурился. Человека он увидал не сразу, обгорелая толстая балка заслоняла его от глаз. Лишь когда тот шевельнулся, Бран его заметил.
Незнакомец сидел на корточках около огня. Бран постоял, наблюдая, шагнул вперед и очутился по пояс в сугробе. Насилу пробравшись к дому, перелез через обугленные бревна и ступил внутрь, отряхивая с одежды золу и снег. Человек у костра поднял голову. Это был раб. Он выкатил бессмысленные глаза, у него было лицо идиота.
– Ты чего днем костры жжешь? – спросил Бран. Раб захлопал белесыми ресницами, и губы распялились в улыбке.
– Гы-ы-ы, – ответил он. По бодбородку потекла слюна, и Бран поморщился.
– Полон дом придурков, – с досадой буркнул он. Раб засмеялся. Ну, от этого толку не добиться, понял Бран. Утро было ясным, вставало солнце, в его лучах свет костра поблек, и показалось, что в огне сверкает маленький предмет. Бран нагнулся, щурясь, не в силах понять, есть там что-то, или ему мерещится. Он сунул в пламя хворостину. Миг, и деревяшка загорелась. Бран выгреб наружу пару угольков, пошевелил их носком башмака, и в золе что-то тускло блеснуло. Присев на корточки, он щепкой подцепил и вытащил предмет.
Это был небольшой медальон. Взявшись за остаток кожаного шнура, Бран поднял его с земли, быстро смахнул с поверхности золу. Раскаленный металл опалил руку. Зашипев от боли, Бран обожженными пальцами схватился за ухо, и раб снова захихикал, пуская слюни. Бран хмуро покосился в его сторону, перевел глаза на медальон. Металл оплавился, но изображение еще можно было разобрать. Это была фигура зверя, не то вепря, не то пса, а может быть, и волка. Топором сделано. Бран перевернул пластинку и на обратной стороне увидел руну Совули. Значит, все же вепрь. Дремучее творчество. Интересно, чей он?
– Твое? – спросил раба Бран. Тот таращил глупые глаза, и выраженья в них было не больше, чем у деревяшки.
– Тьфу ты, – Бран поднялся, зажав находку в кулаке, – и послал же Бог дураков мне на голову, – и, поворотившись к рабу, громко произнес:
– Ну, чего пялишься, скажи уже чего-нибудь. Нравится в гляделки играть?
– Он не разговаривает, – ответили за спиной. Бран обернулся. На него смотрела Улла. Груда обуглившихся бревен преграждала девушке путь.
– Не сердись на него, – промолвила она. – Он с рождения такой. А разговаривать он правда не умеет.
– Здравствуй, – сказал Бран.
– Здравствуй, – ее губы дрогнули улыбкой. – Помоги мне перебраться.
Когда Бран подошел, руки девушки обвили его шею. Он перенес Уллу через завал и опустил на землю.
– Какой лохматый, – она провела по его волосам ладонью. Ее губы улыбались. Бран не сводил с них глаз. Они были так похожи на ягоды малины, что ему нестерпимо хотелось снова почувствовать их вкус.
– Этот парень на нас смотрит, – не выпуская Уллу из объятий, промолвил Бран.
– Пускай смотрит. Он же дурачок, никому не расскажет.
– Ты уверена, что… – начал Бран, но Улла не дала закончить, положив пальцы ему на рот.
– Молчи, – сказала она. – Поцелуй меня.
Бран и не думал возражать. Поймал губами ее губы. Улла прижалась к нему с такой силой, точно хотела с ним срастись. Они не отрывались друг от друга до тех пор, пока не стали задыхаться. Пока в глазах не потемнело. Покуда руки Уллы бессильно не упали вниз.
– Мы спятили, – прошептала Улла. – Спятили.
– Да, – ответил Бран. – Еще как. Ты жалеешь?
– Нет. Я тебя люблю. И я… я не жалею, – она положила голову ему на грудь. Раб у костра вдруг громко замычал. Вздрогнув, Бран и Улла повернули головы.
За горелой балкой стоял Хелмунт. Вид у него был ошарашенный. Бран торопливо убрал руки. Поймав их взгляды, Хелмунт пробормотал:
– Я это… мимо шел.
Стало тихо. Бран смотрел на Хелмунта, хмурясь все сильнее. Вот ведь черт. Вот черт проклятый!
– Хелмунт, иди, пожалуйста, сюда, – позвала Улла. Тот послушно перелез через завал. Бран с неприязнью следил за ним.
– Я правда не нарочно, – молвил раб. – Я бы не стал подсматривать, честное слово.
Улла взяла его за руку:
– Я знаю. Пожалуйста, не говори никому. Ладно? Хорошо?
– Могила, – Хелмунт прикусил губы.
– Поклянись, – велела Улла.
– Клянусь, чем хочешь. Богами клянусь.
– Если отец узнает, Хелмунт, ты понимаешь, что он с нами сделает, – тихо выговорила девушка, и Хелмунт нервно переступил с ноги на ногу. Брану показалось, что он побледнел.
– Я ничего не скажу, – заверил Хелмунт. – От меня никто ничего не узнает. Меня можешь не опасаться, я не доносчик.
– Я знаю, – повторила Улла. – Ну, хорошо. Ладно. Я тебе верю.
– А вот я не очень, – Бран шагнул вперед, упершись в Хелмунта глазами.
– А вот я не очень-то, – повторил он. На щеках у Хелмунта дернулись желваки.
– Почему? – спросила Улла.
– Он доверия не внушает.
Улла покачала головой:
– Просто он тебе не нравится, и всегда не нравился, а зря.
– Может, зря, а может, и не зря.
– Не надо с ним так. – Улла коснулась локтя Брана. – Он мой друг, я ему верю. И ты поверь, пожалуйста.
– Нельзя всем верить.
– Всем нет, а ему да, – и, повернувшись к Хелмунту, она сказала:
– Ты иди, Хелмунт, иди.
Бран промолчал. Они следили, как Хелмунт перебирается через завал.
– Хелмунт! – окликнула Улла. Тот обернулся.
– Гляди же, ты обещал, – проговорила девушка. – Не забывай, пожалуйста.
– Не забуду, – серьезно ответил раб. Зашагал от развалин прочь, а Бран повернулся к Улле.
– Я ему не верю, – повторил он. – А что до того, что он мне не нравится, на это есть причины.
– Обиделся? – Улла коснулась пальцем его губ. – Не надо, ну, пожалуйста… Прошу тебя, не сердись.
– Я вовсе не сержусь. Разве я могу на тебя сердиться? Просто это может быть опасно, понимаешь? Если он нас выдаст, мы пропали. Разве нет?
– Он не выдаст, – Улла взяла руку Брана и прижала к груди. – Он ни за что не выдаст. Он хороший человек, и никогда мне не навредит, поверь. Зря ты так его не любишь, милый. Он хороший, вот увидишь. Он не сделает нам зла.
– Ладно, – Бран притянул девушку к себе. – Как знаешь. Оставим его. Ты мне лучше скажи, я днем тебя увижу?
– Приходи обедать к дяде, тогда и увидишь.
– Там полно народу, там я на тебя и смотреть даже не смогу. Это просто ужас, быть с тобой рядом, и не заговорить, не прикоснуться. Не знаю… наверное, я вообще не умею держать себя в руках.
– Я тоже, – она подняла голову. – Тогда и я тоже. Просто мы с тобой свихнулись, любимый мой, любовь же она как болезнь. Поцелуй меня, пожалуйста.
Бран поцеловал ее подставленные губы, такие горячие, мягкие и податливые. Тихо застонав, Улла всем телом прижалась к нему.
– Надо идти, – шепнула она. – Пора.
– Я тебя не отпущу, – словно обезумев, Бран кинулся целовать ее лицо. Она прерывисто дышала, руки обнимали его шею.
– Нет… нет… Не надо, никак нельзя… увидят нас, – она говорила это, но не разнимала рук. Слезы потекли из ее глаз, и Бран ощутил их на своих губах.
– Что ты? – сквозь ткань платья Бран чувствовал, как шибко бьется ее сердце. – Не надо плакать, ма торан… дорогая, все будет хорошо, вот увидишь. Я тебя люблю. Все будет хорошо.
Она вдруг схватила в ладони его лицо и впилась губами в губы. Потом резко отстранилась, произнесла, утирая слезы:
– Пусти меня. Ну, пожалуйста. Отпусти.
Бран через силу разомкнул объятия, и Улла отошла в сторону. Передником вытерла лицо.
– Ты растрепался. И красный какой, – она улыбнулась. – Ну, я пойду. Нет! Нет, пожалуйста, – воскликнула она, когда Бран попытался поймать ее руку. – Не надо, давай уже разойдемся, нельзя же тут быть целый день. Я пойду. Хорошо? Ладно?
– Ладно, искорка, – ответил Бран. Удержать себя на месте ему стоило труда.
– Ничего, милый. Мы еще увидимся, может, вечером. Да?
– Да. Иди же.
– Иду… иду, – повернувшись, она побежала прочь. Глядя на ее удаляющуюся фигурку, Бран ощутил почти физическую боль и до хруста стиснул зубы. Мы правда спятили. Улла бежала по тропе, над белым снегом мелькала ее малиновая шаль. Вот она исчезла, свернула за сарай, а Бран продолжал видеть перед глазами маленькое красное пятно.
Глава 9
В дом к Сигурду Бран так и не попал. Едва он добрался до новой кузницы, как услыхал за собой пыхтение и обернулся. Бежавший следом раб застыл, словно наткнувшись на невидимую стену.
– Я за тобой, господин, – промолвил он. – Это… того… от конунга.
– От конунга? – Бран поднял брови. – Зачем?
– Пожаловать, значится, тя просит, а зачем – не знаю, не прогневайся, – раб поклонился.
– Ладно. Сейчас приду, а ты ступай, я дорогу знаю, провожатых мне не надо.
– Слушаюсь, – вновь кланяясь, ответил раб. Далеко обойдя Брана, во все лопатки дунул по тропе.
К конунгу идти вовсе не хотелось, но Бран все-таки пошел. Ссориться он не собирался. И, кроме всего, ему было любопытно. Чего этому надо? Не заставил бы он меня уехать! Эта мысль прямо обожгла, и Бран сдвинул брови. Ну, уж нет. Я здесь еще не закончил. Уеду, когда поймаю убийцу, не раньше, и никакой конунг меня не заставит!
Ты сам себе врешь. Это ты из-за нее не уезжаешь…
Во дворе было полно народу. Люди больше не шарахались от Брана так, как раньше. Многие глазели, многие кланялись, и здоровались, но близко, правда, никто не подходил.
У стены Бран заметил Торкеля. Окликнул, и тот поднял голову. Вид у него был, будто с похмелья, а рука перевязана.
– Привет, – сказал Бран.
– Здорово, – буркнул Торкель.
– Конунг где сейчас?
– На хрен он тебе? Дома сидит, окопался в своей берлоге.
– А в котором из домов-то?
– Да как всегда, в этом, – Торкель ткнул большим пальцем через плечо. – А пошли ты его в задницу. Чего он тебе за компания? У меня вон брага есть, а в одиночку пить неохота. Айда со мной?
– В другой раз. Ну, бывай, мне некогда.
Торкель что-то пробурчал, но Бран не расслышал. Отвернувшись, подошел к двери в дом, дернул ручку и переступил порог. Внутри было тихо. Он постоял, привыкая к темноте. Горела только пара ламп, вдалеке, за очагом. Приглядевшись, Бран увидел, что там кто-то ходит, и услышал голоса.
Когда он приблизился, разговоры смолкли, и люди подняли головы. Их было семеро, все – слуги. На столе перед ними высилась груда заготовок для стрел.
– Здравствовать, – ответил он на их приветствие.
– А-а, колдун, – окликнул громкий голос. – Проходи, проходи.
Конунг сидел за дальним концом стола. Бран увидел Сигурда, Старого Бьорна и еще кого-то, с кем был незнаком.
– Здравствуйте, уважаемые, – промолвил он. Ну и ну, прям совет старейшин. Сигурд улыбнулся, а конунг велел:
– Бери стул, колдун. Садись.
Прозвучало это не слишком дружески, однако Бран решил не реагировать, а просто опустился на табурет возле Сигурда.
– Голодный? – спросил Сигурд. – Куда среди ночи запропал-то?
– Да так, я это… надо было там, – пробормотал Бран.
– Коль голодный, так позавтракай сначала, – распорядился конунг. – Эй, кто там, поесть дайте колдуну!
Один из слуг вскочил, грохнув стулом. Нам надо быть поосмотрительней, не ровен час, сопоставят, что мы вместе исчезаем. Только бы Хелмунт рта не начал раскрывать… Бран посмотрел на конунга, на его сдвинутые брови, ястребиные зоркие глаза. Н-да-а… такому избави Бог попасться. Ну, мной-то, положим, он подавится. Но вот Улла… Колючие мурашки пробежали у Брана по спине.
Слуга поставил перед ним блюдо.
– Давай, колдун, – пригласил конунг, – угощайся.
– Благодарствую, – Бран взял лепешку. Остальные смотрели на него. Он отвел глаза и принялся есть. Конунг повернулся к Сигурду.
– Ну, так чего же, брат? – сказал он. – Чего думаешь?
– А што тут думать-то? – ответил ярл. – Так и сделаем, и вся недолга.
Бран покосился на обоих. Их лица были серьезны, лица двух других – тоже. Старый Бьорн тянул из кружки пиво, и вид у него при этом был такой презрительно-надменный, что Брана разобрал смех. И чем он больше сдерживался, тем смешнее становилось. Сигурд с конунгом продолжали беседовать, но Бран не вникал в слова. Он думал лишь о том, как бы не рассмеяться. На Бьорна он старался не глядеть, потому что чувствовал: если посмотрит – не удержится.
– А давеча две коровы сгинули, – вдруг промолвил Старый Бьорн. – И хто, спрашивается, велел этому сукину сыну за околицу их гнать? Нихто ему, слышь-ка, не велел. Так нет, ему прям как ветер в жопу. Конешно, когда заместо мозгов да гнилая кашка, так…
Бран фыркнул и затрясся, заслоняя рот руками. Старый Бьорн насупился:
– Ну, и чего смешного?
– Ни… ничего, – задыхаясь, отозвался Бран. – И… извини…
– Ну, молодежь, – проворчал старик. – Все б им только ржать, над стариками потешаться, жеребцы стоялые.
Этого Бран выдержать не смог, расхохотался в голос. Звонкий смех прорезал тишину. Сначала все оторопели, потом заулыбались. Конунг сдвинул брови, а Сигурд прятал улыбку в бороде. Старый Бьорн обвел людей сердитым взглядом.
– Ат, дурачье, – проскрипел он. – Ну, этот ладно, сопливый ишо, а вы, кобели, чего регочете? Смех без причины – признак мудачины!
Закрыв лицо руками, Бран лбом стукнулся о стол. Сигурд и незнакомый ярл захохотали, вторя его смеху, и даже конунг улыбнулся. Слуги ржали, пихая друг друга кулаками под бока. Старый Бьорн выкатил гневные глаза, но не удержался и засмеялся тоже.
Несколько минут все помирали со смеху, чуть погодя веселье начало стихать. Сигурд вытер ладонью слезы. Конунг криво улыбался, качая головой. Бран, весь пунцовый, наконец оторвал лицо от стола, но еще долго не мог отдышаться. Старый Бьорн потянулся к кувшину с пивом.
– Мне оставь, – промолвил Сигурд.
– Да нужно будет, слуги принесут, – конунг, поглядев на Брана, усмехнулся. Привычная хмурая гримаса на время покинула его лицо. А он, видать, моложе, чем кажется, не без удивления понял Бран.
– Точь в точь твой младший, – обратился конунг к Сигурду, кивнув на Брана головой. – Тоже хохотун.
– Молодой еще, – Сигурд хлопнул Брана по спине. – Пущай веселится. Вот состарится, как мы, так, чай, тоже будет не до смеха.
– Ишь, глядите на него, – Старый Бьон оторвал от губ кружку. – Тожа, к старикам себя причислил. Чья бы мычала! А мне тогда што ж, и впрямь на кладбишшу пора, как давеча тут некоторые… – не договорив, он снова принялся за пиво.
– Ты ешь, ешь, – сказал Брану Сигурд. – Весельем сыт не будешь.
– Да я уже наелся, – ответил Бран.
– Ну, коль ты сыт, – промолвил конунг, – я вот чего тебя позвал-то, парень. Обещанье ты свое выполнил, оборотня словил, сына моего вон тоже спас. Ну, одним словом, я хочу знать, какую плату ты назначишь.
– Платы мне не надо, – ответил Бран. – Мы ведь об этом говорили.
Конунг нахмурился:
– Брось, парень, я не скупой и не бедный. Я в состоянии заплатить.
– Мне ничего не нужно, – отозвался Бран.
Брови конунга, как тучи, наползли на ястребиные глаза.
– Я тебя, колдун, чего-то не пойму, – проговорил он с расстановкой. – Платы тебе не надо, а чего ж тогда тебе надо? – голос был ровен и спокоен, однако Бран чувствовал, как медленно, но верно конунг раскаляется изнутри. Эх, и надоел ты мне…
– Да ничего, – ответил он. – Я тебе это сказал с самого начала. Платы мне не надо, и ничего не надо. Считай, это я с вами рассчитался за пожар, вот и все.
– А вот мне, колдун, сдается, что не все, – медленно выговорил конунг. – Тебе на ум не приходило, что ты мне позоришь? Вот, мол, проклятый Железный Лоб какой жадюга, гроша не вытянешь из него. Или, может, ты решил меня своим должником на всю жизнь заделать? Чтоб, мол, я тебе теперь по гроб был обязан? Я погляжу, молодой ты, а из ранних!
Бран под столом стиснул кулаки. Ну и гад. Он совсем уже того!
– Ты, конунг, мне свои мысли не приписывай, – Бран изо всех сил старался говорить спокойно. – Если ты считаешь меня подонком, это еще не значит, что так оно и есть на самом деле. Платы я с тебя не возьму, уже сто раз говорено. А в должниках ты мне не нужен, можешь спать спокойно. Видал я таких…
Сигурд коснулся его плеча:
– Эй, эй, потише, парень, он тебе не ровесник. Ты што?
Бран стиснул зубы, а конунг сказал:
– Эх, и наглец же ты, колдун. Какой ты все-таки наглый! Молоко на губах не осохло, а туда же, хамит, голос повышает.
– За грубость извини, – промолвил Бран. – Я не хотел.
– Толку-то от твоего хотения! Чего теперь с тобой прикажешь делать? Платы ему, видите ли, не надо. Я тебя и выгнать не могу, я ж теперь твой должник.
– Хватит уже! – огрызнулся Бран. – Если тебя так волнует, кто кому должен, я тебя успокою. Это я должен, ясно? Я! Потому что если ты думаешь, будто мы поймали настоящего убийцу, то глубоко ошибаешься. А я поклялся Харалду… поклялся, когда он умирал. Обещал, что найду этого типа, чего бы мне не стоило. И я его найду. Еще как найду! Из-под земли гада откопаю! А ты говоришь, должник. Это я должник, а не ты, конунг.
Тишина. Удивленные взгляды. Бран опустил глаза.
– Чего-то не пойму, – раздался голос конунга. – Опять ты за свое? Мы ж его убили. Угробили мы оборотня-то! Кого ты искать собираешься?
– Я уже говорил, – сказал Бран, – мы убили медведя. Медведя, а не оборотня! Оборотней просто не бывает. Не существует, нету их! А Харалда отравил человек. И меня тоже пытался убить человек. Может быть, это был Серый…. может быть. Не знаю, но собираюсь узнать. И я узнаю. Обязательно! Я должен это Харалду, и себе тоже.
– Звучит складно, – сказал конунг, когда Бран умолк. – Да только моего старшего, Траина, убил медведь. Это, колдун, совершенно точно. Троих других тоже. Ты вот говоришь, нету оборотней. Ну, а с теми-то убийствами как быть?
– Думаю, это совпадение, – ответил Бран. – Не знаю. Но одно я знаю точно: оборотней нет. Это был медведь, конунг, просто зверь, и все. Он ничего не мог придумывать. И из лука стрелять не мог. И Харалда отравить не мог! Это был обычный зверь. Оборотней просто не существует.
– А ты-то откуда знаешь? – возразил конунг. – Чего, проверял?
– Птичка начирикала! – не удержавшись, фыркнул Бран. Понизив тон, добавил:
– Я не проверял. Другие проверяли. Есть люди, конунг, поумнее нас с тобой, и знающие намного, намного больше нас. Уж поверь.
Конунг усмехнулся:
– Тоже, небось, какие колдуны?
– Называй как хочешь, – Бран пожал плечами, – а только это так.
Конунг вскинул брови и сказал:
– Ну, насчет колдунов тебе видней. А вот насчет чего другого… Ладно, допустим, ты прав. Тогда куда же подевался Серый? Следов-то его мы не нашли! Он чего, сквозь землю ухнул, что ли? Куда он делся-то?
Бран ответил не сразу.
– Куда он делся, я не знаю. Но я вот о чем подумал: почему ты считаешь, что, если он не оставил следов, это доказывает, будто он – оборотень? Оборотень тоже по воздуху не летает, значит, следы должны были быть. Были они?
Конунг, хмурясь, промолчал. Вместо него ответил Сигурд:
– Не было, голову даю. Все обшарили, не было ничего.
– Вот то-то и оно, – сказал Бран, – не было.
– А можа, он тута прятался, – подал голос Старый Бьорн. – А потом, слышь, прям тута в медведя и обратился.
– Тю! – Сигурд повернулся к старику. – Проснулся! Медведь в ту ночь из лесу пришел. Следы его видали, и ворота он поломал, ты што, слепой? Так ступай, глянь на ворота-то. Он их на щепки разобрал. Коли б он тут хоронился – стал бы он ворота ломать, помысли сам.
– А с чего вы взяли, будто это Серый – оборотень? – промолвил незнакомый Брану ярл. – Может, вовсе и не Серый? Может, кто другой? Может, колдун какой? В лесу живет… в смысле, жил. Почем вы знаете-то?
– Колдун, не колдун, а парень прав, – отозвался Сигурд. – Куда Серый подевался? Ну, куда? Следы где? Нету. Вот какая закавыка получается.
– А можа, он того, на речке утопился? – усмехнувшись, молвил Старый Бьорн.
– Ладно. Короче, – выговорил конунг. – На что ты намекаешь-то, колдун?
– Ни на что, – ответил Бран. – Я только пытаюсь доказать, что убийца человек, и что мы его еще не поймали. И думаю, что… в общем, я думаю, Серый был не один. Думаю, Серый не зачинщик этого всего. Кто-то его заставил.
– Хто ж? – Бьорн налег грудью на стол, и глаза блестели.
– Если б знать, – Бран смолк. Другие тоже молчали.
– Эй, колдун, отослать этих? – кивком головы конунг указал на слуг.
– Да нет, я и правда не знаю. Если б знал, не скрывал бы.
– Может, ты кого подозреваешь?
Даже если подозреваю, тебе-то уж точно не скажу. Вслух Бран произнес:
– Пока никого, – и, помолчав, добавил:
– Так что своего слова, конунг, я еще не сдержал. Вот как сдержу, тогда и будем разговаривать.
Снова стало тихо.
– Ладно, колдун, – наконец промолвил конунг. – Коль ты так уверен, что это был не оборотень, упорстововать не буду. Вам, колдунам, оно виднее. Лови этого убийцу. Но только я тоже хотел бы знать…
Договорить он не успел. Грохнула входная дверь, раздались звуки, похожие на плач, и к очагу выбежала Аса. Длинные косы были растрепаны, одежда – в беспорядке. Увидав отца, девушка бросилась к нему.
– Что такое, дочка? – конунг поймал ее за руку. Она судорожно вцепилась в его плечо.
– Скажи ему, чтоб прекратил! – рыдая, крикнула она. – Скажи… чтоб он прекратил!
– Кто, дочка? Ну же! Что случилось?
Но Аса плакала навзрыд и не могла вымолвить ни слова. Конунг встал и усадил ее на скамью.
– Успокойся, дочка, успокойся, – пробормотал он. – Кто тебя обидел?
Девушка по-прежнему молчала, закрыв лицо руками, рыдания сотрясали ее тело. Сколько ни бился, конунг не мог добиться от дочери ответа.
Ответ явился сам собой.
Дверь отворилась и захлопнулась. Чей-то силуэт мелькнул в полоске света.
– А-а, – промолвил голос, – разумеется! Под крылышко к папаше. Любимая дочь, как же.
Видар вышел к очагу, играя конской плетью. Аса взвизгнула и, вскочив, спяталась за спину отца. Наливаясь яростью, конунг смотрел на сына. Тот встретил его взгляд и усмехнулся.
– Я тебе уже сказал, чтоб ты не смел ее бить, – выговорил конунг. – Ты что, забыл?
– Скаж-жите! – глумливо изумился Видар. – Какие нежности. Да успокойся, успокойся, не бил я твою стерву, так, потрепал маленько. Так ведь она того заслуживает, скажешь нет?
– Если кто на самом деле того заслуживает, так это ты, – конунг упер руки в бока. – Вот ведь наглый щенок! Кто тебе позволил на сестру руку подымать?
Видар снова усмехнулся, похлопал плетью по ладони, прошелся возле очага и спросил, щурясь:
– А что ж прикажешь на нее подымать, папаша? Какое место на эту суку надо подымать? Ты уж прости покорно, но тут на нее и без меня довольно подымается. А? Папаша? Скажешь, нет?
– Заткнись, дурак! – завизжала Аса. – Ты все врешь! Это вранье! Подонок! Врун! Скотина!!! – если бы отец не удержал, она бы кинулась на брата. Но конунг не позволил дочери сдвинуться.
– Чего плетешь, засранец? – гаркнул он. – Что еще за гадости? Ведь она ж твоя сестра, постыдился бы!
– Вот именно! – заорал Видар, стиснув кулаки. – Стыжусь! Еще как! Мне и правда очень стыдно! С таким отцом и такой сестрой любому будет стыдно! Ну, а ты? А ты? Тебе-то не стыдно? А? А?! Тебе не стыдно?! Как ты сквозь землю-то еще не провалился со стыда, старый козел?!
– Ты, щенок, не смей со мной так разговаривать! – конунг выпустил дочь и шагнул к сыну. – Молоко на губах не обсохло. Мало я тебя порол, видать! Смотри, а то я это живо поправлю!
– Ты лучше в каком другом месте поправь! – глаза Видара горели ненавистью. – Чем другим указывать, на себя бы посмотрел! Старый пес! Да мне стыдно с тобой по одной земле ходить!
– Ну, уж прости, сынок, коль я в чем перед тобою провинился! – от вопля конунга все чудом не оглохли. – Уж прости великодушно! Не знаю только, в чем! Уж не знаю, чем я тебе так не угодил! Да только на твоем-то месте я бы замолчал, не стал терпение испытывать! Я ведь не железный, тоже разозлиться могу!
– Тоже, напугал! – перекрывая криком крик отца, ответил Видар. – Да ты всю жизнь злишься и орешь! Только мы ж ведь, чай, не дети! Мы не трехлетние, папаша! Ясно? И мозги у нас есть! И глаза! Что к чему, мы разумеем! Все, кроме этой сучки твоей! Жалко, я ей мало врезал! Может быть, тогда б…
– Я сказал, не смей ее трогать! – перебил конунг, однако Видар не дал отцу закончить. Заорал, как сумасшедший, выкатив глаза:
– Ее вообще убить мало! Скажи спасибо, что я ее до сих пор не пришиб, эту суку блудливую!
– Да тебе-то что за дело, блудливая она, иль не блудливая! Твое какое собачье дело, с кем она гуляет?! Отец ей я, а не ты! Это не тебя, а меня должно интересовать, щенок!
Видар осекся. Казалось, он не верит собственным ушам. Вид у юноши стал такой, словно его внезапно огрели по макушке.
– Тебя, а? – сказал он, задыхаясь. – Тебя, а?!
Больше он не произнес ни слова. Вскинув плеть, оскалясь, Видар бросился на отца.
Конунг выдернул из столешницы нож. Аса отчаянно завизжала, а остальные вскочили с мест. Видар подлетел было к отцу, но его перехватил Сигурд. Поймал за поднятую руку и облапил по-медвежьи.
– Уймись уже! – рявкнул ярл парню в ухо. – Озверел?! Затихни!
– Пусти! – рванувшись, Видар вырвал руку. Сигурд с трудом удерживал его.
– Да пособите, што ль! – Сигурд боролся с юношей. Видар словно озверел. Если б один из ярлов не подоспел на помощь, Видар бы освободился. Вдвоем мужчины навалились на него.
– А вы што встали? – крикнул Сигурд слугам. – Тащите веревки, ну! Живей!
– Пустите меня, гады! – надрывался Видар. – Я все равно до них доберусь! Все равно доберусь!
– Заткнись, щенок! – конунг схватил сына за рубаху. – Я тебе язык отрежу, гаденыш этакий!
Видар зарычал. Рванулся так, что едва не сбил с ног своих стражей.
– Я прибью эту суку! – заорал он. – Убью ее! Клянусь богами, я убью ее!
– Только тронь! – конунг с силой ударил сына по щеке, и тот взвыл, как волк в капкане. Прибежавшие с веревками слуги помогли его сдержать.
– Уйди, родич! – Сигурд толкнул конунга плечом. – Уйди от греха! Потом будешь разбираться! Уйди, кому сказал!
Конунг шагнул прочь. Зло хмурясь, отвернулся.
– Вяжите! – велел слугам Сигурд. Впятером они едва удерживали Видара. – Вяжите, быстро! Да осторожней, ты, не теля ж спутываешь! Ат, бревно, меня-то к нему не приматывай, дурень! Не приматывай, говорю!
Поднялась сумятица. Видар хрипел, не прекращая вырываться, Аса рыдала, а Сигурд орал на суетящихся слуг.
Пора валить, решил Бран. Никем не замеченный, выбежал наружу. Отошел подальше и остановился возле поленницы.
– Ничего себе, – пробормотал он, жмурясь от солнечного света. – Эх, и ничего себе, вот это семейка… Что папаша, что сынок. Тяжелый случай.
Звери лютые…
Бран покосился на входную дверь. Господи, это надо же, сестрину нравственность блюдет. С чего бы, спрашивается? Вроде она не слишком-то гуляет. А может, у нее с кем любовь? Как у нас с Уллой… Но эту хоть папаша защищает, а Улла? Ее кто защитит? Отец узнает – первый и убьет, и Сигурд не поможет! Мы должны быть осторожнее, не дай Бог попасться в руки таким зверям… бр-р, и подумать страшно!
Только бы вот Хелмунт болтать не начал…
Черт! Вот черт, принесло на нашу голову! Мосол ходячий! И с чего Улла так уверена, что он рта не откроет? А если откроет?
Бран стиснул зубы. Этого нельзя допустить. Что же делать? Чего теперь мне с этим типом делать-то?
(…грохнуть…)
Напугать его, что ли? Да он не из пугливых, вон, наглец какой! Может, заплатить ему? Тоже небезопасно, еще шантажировать начнет.
– Что же делать, – беззвучно выговорил Бран.
(Убить его.)
Бран нахмурился. Убить, вновь шепнул упрямый голос. Он – только раб, ничего не будет за раба. Дашь виру, вот и все. Убить его. Очень просто.
Господи, да что это я…
– Этак, глядишь, я тут скоро озверею, – Бран обеими руками взъерошил волосы. – Я ж не Видар. Не этот Кнуд! Никого я не буду убивать. Но потолковать с ним надо. Ведь, говорят, Улла жизнь ему спасла! Не станет же он теперь…
Вот если б знать, чего он станет, а чего не станет.
Пригладив встрепанные волосы, Бран вышел со двора.
