Текст книги "Призрак гнева (СИ)"

Автор книги: Нелла Тихомир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

Тишина.

Видар огляделся. Губы раздвинулись в улыбке, похожей на оскал, глаза стали черными, а щеки побелели.

– Хотите меня испытать? – промолвил он. – Пожалуйста, я готов. Сейчас желаете? Давайте! Разводите костер, железо тащите. Ну? Живо, чего застыли? Я Божьего Суда не боюсь! Пускай тот, кто врет, боится, а мне страшиться нечего. Я правду говорю! Хотите проверить? Проверяйте! Я перед богами чист, о пощаде молить не буду, и унижаться перед вами тоже не буду. Лучше сдохну. Хотите меня проверить – давайте. Поглядим, кто первый испугается. Чего ж молчите? Вы же, кажется, хотели мне устроить Божий Суд? Так давайте. И вас заодно, – он ткнул пальцем в конунга, – вас тоже испытаем. Клево будет, всему этому быдлу понравится!

– От еще белая горячка! – воскликнул Старый Бьорн. – Утихни ты! Неча людей-то чехвостить, они перед тобой ни в чем не провинилися!

Видар презрительно усмехнулся, сказал, обращаясь к конунгу:

– Чего, испугался? Я так и знал. Чего от тебя еще ждать! Я же сказал вам, что он трус! Ваш конунг трус! Глядите на него! Видят боги, мне стыдно, что у меня такой отец.

– А мне стыдно, что ты мой сын, – конунг убрал от себя Сигурдовы руки. – Ты говоришь, я трус? Нет, это не так. И если клан решит, я пойду на Божий Суд. Только знайте все: мою дочь я вам тронуть не позволю. Меня можете пытать, ее не троньте. Она ничего не сделала, она тут ни при чем. Она чиста. Я никогда… никогда с грязными помыслами ее не коснулся, клянусь, боги знают. Если желаете, проверьте меня. Вот он я, перед вами, делайте со мной, чего хотите, я разрешаю.

– А я вот – нет, – сказал Сигурд. – А я не разрешаю.

Пройдясь перед очагом, он обвел толпу глазами:

– Здесь все так пекутся об устоях, што об устоях-то и позабыли. Говорил я уже некоторым, но вам повторю: отродясь такого не бывало, штоб конунга пытать. Вот вы гнева божьего боитесь – а, по-вашему, божий гнев на нас не ляжет, коли мы законы предков порушим? Конунга пытать захотели? У нас тут што, волчья стая?! Как псы, рычите – скоро и в голос завоете?! Законы предков – это все, чем мы живы, благодаря законам в зверей еще не обратились. Так што ж, вы их теперь порушите? Нет, как хотите, родичи, а я вам этого позволить не могу. И не в Торгриме тут дело, не в том, што он мне родня. Не в том, што мне его жалко, хотя, сознаюсь, это так. Мне его жалко, врать не стану. Но только – клан мне тоже жалко. Клан важней всего. Штобы клан сохранить, мы должны блюсти законы. А законы говорят: никогда такого не бывало, штобы конунга пытать. Не бывало – и не будет, покуда я жив. Я, Сигурд Ярл, вам это говорю. Вы меня знаете. Я перед родом честен, перед богами чист, и впредь хочу таким остаться. Это все. Я свое сказал, родичи. За вами слово.

Дом замер. Потом вдалеке, где-то у двери, родился тихий ропот и, разрастаясь, пронесся по толпе. Головы повернулись. Закивали подбородки. Расширились глаза.

С лавки поднялся старик, высокий, сгорбленный и седой.

– Што же, – молвил он. – Сигурд дело говорит, законы нарушать нельзя. Предки разгневаются, боги разгневаются. Негоже так-то. Значит, выход у нас один: пускай вещунья всё рассудит. Дадим богам решить. Верно я говорю, родичи?

– Верно! – закричала толпа. – Пусть ясновидящая рассудит! Пусть боги вмешаются! Ясновидящая! Дайте ясновидящей сказать!

Сигурд обернулся к Улле. Она стиснула ладони, натянулась, как струна.

– Не надо, – прошептал Бран, поймав взгляд Сигурда. Тот лишь покачал головой.

Улла встала, и платок соскользнул на землю. Темное платье, перехваченное поясом, делало совсем хрупкой ее тонкую фигурку. Она вышла к очагу. Все молчали и смотрели на нее, а она смотрела в пламя. Потом вздрогнула, глаза расширились, словно она увидала нечто там, внутри, за движением огня. Что-то прошептав, она подняла голову. Огромные, остановившиеся, черные глаза коснулись Сигурда, и Улла улыбнулась.

– Спи, дядечка, – промолвила она. – Я тебя очень-очень люблю. Ты отдохни… отдохни.

– Доченька, што…

Улла отвернулась. Склонилась к очагу, протянула руки, будто хотела приласкать танцующее пламя.

– Спите, милые мои, – ладони ясновидящей погладили воздух. – Все будет хорошо, все кончилось. Уже все кончилось. Спите… и не бойтесь. Я пойду, а вы отдохните, – ясновидящая выпрямилась, губы улыбались. Она прошла мимо воинов, словно вдоль каменной ограды. Приблизилась к конунгу – и вдруг остановилась. Дернулась, будто от удара.

– Не бей меня, – прошептала Улла. – Отец, пожалуйста, не бей… я не… я не хотела, чтобы это так… – она заплакала. Конунг протянул к ней руку, и она отпрянула.

– Ай! – взвизгнула она, и Бран вскочил. – Не надо! Не надо, больно!

Она, как слепая, рванулась в сторону, споткнулась о камни возле очага. Если бы Видар ее не подхватил, она упала бы в огонь.

– Тише, сестра, он тебя не тронет, – Видар убрал ей волосы с лица. Улла замерла. Глаза делались все больше… больше… Видар выпустил ее.

– Ты чего, сестра? – пробормотал он.

Улла завизжала и попятилась назад. На лице остались одни глаза. Она пятилась, вскинув руки, и визжала, и визжала… Будто вместо брата она увидела чудовище. Будто кто-то ее смертельно напугал: там, в недоступном другим людям мире.

Видар остолбенел, разинув рот. Улла все кричала. Отступив еще на шаг, она споткнулась и навзничь повалилась на пол. Бран подбежал, упал на колени и прижал девушку к себе. Она стала вырываться, но он не отпускал. Улла вдруг затихла, уткнулась Брану в грудь. Она тихо, безостановочно стонала, и тело дергалось. Бран обнял ее. Он молчал, и все вокруг молчали.

Конунг первым нарушил тишину.

– Что… что все это значит? – спросил он. – Что это значит?

Бран крепче обнял Уллу, заслонив от конунга плечом.

– Ты это, отпусти ее, парень, – промолвил Старый Бьорн. – Мы еще не кончили. Пущай она тово, договорит, значит.

– Хватит, – сказал Сигурд. – Оставьте вы девчонку, не мучайте, ей и без того досталось.

– Э-э, нет! – конунг шагнул вперед, и Бран выхватил кинжал. Припал к земле, словно животное, готовое к прыжку.

– Ты к ней не подойдешь! – вскрикнул Бран. – Никто не подойдет! Ясно вам? Сволочи! Оставьте ее в покое! Троньте ее – и я вас уничтожу! Скоты! Вот вам, получайте!!!

Он выбросил вперед ладонь. Пламя в очаге загудело и стало разрастаться, стало подниматься под самую крышу. Воздух задрожал, и стены застонали. Поднялся крик, люди бросились врассыпную от очага. Растолкав бегущих, Сигурд пробрался к Брану, сел перед ним и взял за вытянутую руку.

– Бран! Бран, сынок! Не надо, ее никто не тронет, перестань. Успокойся же, сынок, ты што?

Бран дернулся, увидев Сигурда. Глаза расширились, и он начал озираться. Вынув из его руки кинжал, Сигурд вернул оружие в ножны.

– Успокойся, сынок, никто ничего вам не сделает. Бери ее. Ступай. Слышишь?

Сигурд помог ему подняться, поднял Уллу. Вокруг стало тихо. Пламя в очаге лениво лизало малиновые угли.

– Оставьте ее, – громко молвил Сигурд. – Будьте людьми, право слово. Вы што, а? А ну, дайте дорогу! – прикрикнул он, и люди расступились.

– Иди, сынок, – сказал ярл Брану. – Мы уж сами тут договорим, а вы ступайте.

Сигурд подтолкнул Брана в плечо. Обняв Уллу, тот повел ее к порогу.

Глава 13

Видар уехал из поселка, едва рассвело.

Ветер успокоился, и метель прекратилась. Солнце еще не поднялось, воздух стал синим и прозрачным.

Они собирались шумно, не таясь: Видар и десяток его друзей. Слуги тащили сумки, попоны и провизию, седлали лошадей. Горяча вороного скакуна, Видар делал вид, что хочет передавить приятелей лошадью. Бран стоял на крыльце и наблюдал за ними.

Видар его заметил, подскакал к порогу и осадил коня, подняв тучу снежной пыли.

– Привет, колдун, – промолвил Видар.

– Привет, – ответил Бран.

– Как там сестра? – Видар наклонился в седле. Вороной жеребец, грызя уздечку, нетерпеливо перебирал копытами.

– Все так же, – ответил Бран.

– Она тебе вчера, часом, не сказала, чего это она так испугалась?

– Она не разговаривает, Видар, – отозвался Бран. – Ни со мной, ни с кем-нибудь другим. Не делай вид, что тебе это неизвестно.

– Ладно, не злись, это я так, на всякий случай. Ну, бывай, колдун, береги ее. Вернусь – проверю, – Видар усмехнулся.

– Мог бы этого не говорить. Не смешно.

– Ладно, ладно, шучу. Здорово ты, кстати, вчера их шуганул. Вот бы мне так уметь, эх! Жалко только, что остановился. Спалил бы дотла это змеиное гнездо – я бы тебе прямо в ножки поклонился.

– Возьми да спали, что тебе мешает?

– Может, и спалю, когда случай подвернется. Прощай, колдун, счастливо оставаться.

– Надолго уезжаешь?

– А хер его знает. Поедем, поохотимся на границе, – Видар подмигнул, – дня через три вернемся. Надоело тут сидеть, тошнит меня от этого места. Хочешь с нами?

– Не хочу.

– Ну, сиди, высиживай, колдун. Глядишь, чего и высидишь.

– Тебе первому доложу, обещаю.

Губы Видара двинулись в усмешке, он пришпорил жеребца. Скакун сделал огромный прыжок, Видар пригнулся в седле, и конь понес его через двор.

Миг – и он исчез за сараями. Приятели с гиканьем ринулись за ним, раскидав публику и слуг. Им вослед полетели брань, хохот и проклятия.

Бран вернулся в дом. Сев в углу, стал наблюдать за Уллой. Она опять работала со служанками. Уже засветло была на ногах, исчезла из сарая так, что Бран и не заметил, пришлось ее искать. А когда нашел, он увидал, что все по-старому.

Служанки стали собирать на стол. Пришел конунг, чуть позже Аса, потом остальные. Сели есть в молчании. Бран к ним не присоединился, ему не хотелось с ними разговаривать, да и есть тоже не хотелось.

Через час все разошлись, остались лишь рабы – да Улла. Проходя мимо Брана, конунг замедлил шаг, казалось, хотел что-то сказать, но передумал. Вышел за порог. Бран посмотрел на Уллу. Она была занята, и не поворачивала головы.

Ближе к полудню появился Эйвинд. Подойдя, сел на лавку возле Брана.

– Ты опять здесь? – промолвил он.

– Да.

– Идем к нам.

Бран покачал склоненной головой.

– Отец тебя зовет, – сказал Эйвинд. – Не велел без тебя возвращаться.

Тишина.

– Так ты ей все равно не поможешь. Что толку здесь сидеть, скажи на милость? Идем со мной. С Уллой ничего не случится.

– Я не могу, – ответил Бран.

– Почему не можешь?

– Ее оставить не могу.

– Ей никто ничего не сделает. Тем, что тут сидишь, ты ей не помогаешь.

– Но я должен… должен ей помочь. Должен что-то сделать. Пойми, я должен…

– Пока что ты, того и гляди, сойдешь с ума, – сказал Эйвинд. – По-моему, все к тому и движется. Этим ты ей точно не поможешь. Послушай, я хочу, чтоб ты сейчас пошел со мной. Отец тебя ждет.

– Зачем?

– Не знаю, не сказал. Видно, ему надо с тобой поговорить.

– О чем?

– Говорю же, не знаю. Идем, а? Я ведь не отстану. Охота три часа уговоры слушать?

Бран посмотрел на Уллу. Она не обернулась.

– Идем, – промолвил Бран.

У Сигурда он оставался целый день. Ни о чем особом Сигурд с ним не говорил: видно, ярл просто хотел выманить Брана из конунгова дома, Сигурду просто было его жаль. Сигурд хотел, чтобы он отвлекся. Бран это очень быстро понял, но сопротивляться не доставало сил.

Он вернулся в сарай уже ночью, сел возле очага. Улла лежала, завернувшись в одеяло. Бран смотрел, как мерно вздымается ее грудь. Губы приоткрылись, короткие волосы упали на лицо. Бран протянул руку. Ему так хотелось ее коснуться… но он заставил себя убрать ладонь.

Ссутулившись, он уставился на мерцающие угли. Надо принести хворосту, пришла мысль. Он опустил голову на согнутые колени. У ног потрескивал костер. Кажется, я не запер дверь. Здесь холодно… и костер сейчас потухнет. Надо встать. Надо встать… а то замерзнем…

Дверь распахнулась, стукнувшись о стену, слабый ветер зашуршал соломой. Бран вздохнул и поднялся, подошел к порогу, выглянул наружу.

Было пусто и тихо. Луна смотрела ему в лицо. Ветер нежно коснулся лба, слегка взъерошил волосы, Бран ощутил студеное дыхание мороза.

Пред глазами была спящая равнина, снежный лог в черном ущелье стен. Он выпустил дверь и перешагнул порог. Куда я иду? Я и сам не знаю, куда я…

Нет. Знаю. Потому что здесь…

Следы. Цепочка следов протянулась от двери, каждый шаг – как маленький провал на снежной целине. Бран коснулся выемки ладонью. Прикосновенье было ледяным, снежинки быстро растаяли на коже. Он поднял голову. Лик луны насмешливо и с интересом заглянул ему в лицо.

Закрыв дверь, он пошел по следу, миновал двор. Он никого не встретил. Собаки молчали, единственный звук, который слышал Бран – скрип снега под ногами.

Следы привели к жилому дому. Он вырос впереди, словно гора, черный и огромный. Бран подошел к крыльцу. Луна светила так ярко – будто костер, Бран видел каждую трещину, каждый сучок, каждый заусенец на дереве. Он провел рукою по бревну, но ощутил лишь холод, один лишь холод – и больше ничего.

Следы исчезали у порога. Надо зайти. Но Бран все стоял, все медлил. Дверь впереди темнела, как закрытый рот. Дом притаился и ждал. Двускатная крыша была похожа на острый хребет, на спину хищника: того и гляди, зашевелятся тугие мускулы, и дом прыгнет, точно зверь.

Бран поднялся на крыльцо. Дернув дверь, вошел.

Внутри все спали. Бран очутился в полной темноте, услышал мерное дыхание и чей-то храп. Воздух был спертый и тяжелый, в очаге сонно вспыхивали угли.

(…что я здесь делаю…)

Бран двинулся по проходу. Вокруг на нарах дышали люди. Бран подошел к очагу. От углей тянулось ленивое тепло.

(Бран…)

Он обернулся. Темнота. Он был закутан в темноту, как в саван. Хотелось лечь… свернуться возле очага… наконец согреться – и уснуть… и ничего больше не слышать.

(Бран!)

Он снова обернулся. Увидел плошку на столе. Огонек дрожал, едва разгоняя тьму, чертил вокруг себя островок оранжевого света. Чьи-то большие ладони замерли в светлой полосе.

– Кто ты? – спросил Бран. Огонек метнулся, из тьмы выдвинулось бородатое лицо.

– Харалд… – разочаровано промолвил Бран. – Значит, я сплю.

(Уйти бы тебе, сынок…)

– Почему ты мне все время снишься?

(Уйти бы тебе… Уйти бы тебе отсюда!)

– Куда? И зачем? Ведь это только сон.

(Ах, сынок, сынок… ах, сынок…)

Бран увидел, что Харалд укоризненно качает головой.

(Нет, сынок… здесь все не то, чем кажется…)

– Ты мне уже это говорил… раньше.

(Конешно, говорил. Но ты меня не слушал. И до сих пор не слушаешь. Ох, беда, беда…)

– Какая беда, Харалд?

Харалд склонил голову. Крохотное пламя тянулось к потолку, словно солдат, в одиночку борющийся с целым темным войском.

– Какая беда, Харалд? Почему ты здесь? Почему я здесь? Что происходит?

(Ты должен слушать, когда тебе говорят.)

– Я сдержал слово, Харалд. Тот, кто тебя убил, он умер.

(Все не то, чем кажется…)

– Что? Харалд, что…

(Все не то, чем кажется!)

Харалд дунул на огонь.

Наступила тьма.

– Харалд! – позвал Бран. – Харалд!

Ему отозвалось эхо.

– Харалд! – крикнуло оно. Потом – громче:

– Харалд! Харалд!!! ХАРАЛД!!! ПРОСНИСЬ, БРАН!!!

Бран очнулся от собственного крика, сел, дрожа и задыхаясь, начал озираться…

Но он увидел только тьму. Он сидел на земле, тело было деревянным. Он водил вокруг широко открытыми глазами – и видел только тьму.

Он встал. Повернулся в одну сторону, потом – в другую. Только тьма. Мерное дыхание. У его ног вспыхивали угли. Неподалеку кто-то забормотал во сне. Бран шагнул вперед, и руки уперлись в твердое.

Это… но ведь это…

Столб опоры, какие бывают в домах. Значит, я все-таки…

Я в доме?

– Как темно, – Бран сел возле очага. Его колотил озноб. Наверно, я и вправду спятил. Лунатить начинаю…

На лавке поодаль кто-то захрапел. Бран вздрогнул, усмехнулся, потер заледеневшие ладони. Дыханье очага окутало теплом, и не хотелось шевелиться. Он сомкнул веки.

Дверь отворилась.

Ночь по-воровски прокралась в дом, разворошила на полу солому, холодом повеяла в лицо. Бран открыл глаза.

Свет стелился от порога. Луна заглядывала в дверь. Вытянув бледные лучи, трогала предметы. Отражалась в медных лампах, будто в зеркалах, любовалась на себя – и не могла налюбоваться.

Бран поднялся и подошел к двери. Луна висела прямо над ним, Бран видел ее яркую улыбку. За дверью стояла сияющая ночь. Серебряный снег, а сверху бархатное небо. Ни шевеления, ни звука – ничего. Бран взялся за ручку двери, но порыв ветра толкнул его внутрь, и он упал, ударясь о косяк. Дверь грохнула и заскрипела. Пламя в очаге взметнулось, загудело, раздуваясь. Свет луны померк. Темнота стояла у порога, тихая, неслышная, живая, и пристально смотрела в дом. Ее взгляд взъерошил Брану волосы, как испуганному зверю, заставил распахнуться его глаза.

Темнота вздохнула, и дыханье было, словно ветер. Ее мягкие ладони проникли в дом, дотронулись до Брана, коснулись его лица. Ощупали, и он застонал, попытался отодвинуться – но не успел.

Тьма вошла в распахнутую дверь. Ее руки обхватили Брана, она приникла к нему со страстью, как любовница, прошла вокруг него – и сквозь него. Его сердце перестало биться, потому что ее объятья были лед. Она посмотрела на него темными холодными глазами, протекла насквозь, как ручей течет сквозь лес.

И вдруг исчезла.

Бран со стоном втянул воздух. Закашлялся. Опять почувствовал себя, свое сердце, руки и ноги. Завозившись, поднялся на четвереньки. Он едва дышал, волосы стояли дыбом. Из него как будто выкачали кровь, он замерз и обессилел.

Тихий вздох. Бран вскинул голову. У пылающего очага стояла призрачная тень, такая черная – чернее темноты. Она стояла неподвижно, вздымаясь под самый потолок, сливаясь с темнотой спящего дома.

Тьма вдруг заклубилась, ожила, мотая огромной головой. Свет очага вычертил разинутую пасть. Клыки, похожие на лезвия кинжалов. Налитые кровью, яростные кабаньи глаза.

(…черный призрак…)

– Нет. Ты умер. Мы тебя убили! Мы же тебя убили… этого не может быть…

Зверь зарычал. Взмахнул огромной лапой, в глазах блеснул лиловый огонь. Он склонился над кем-то, лежащим на постели. Обнюхал спящего – и облизнулся. Повернув голову, взглянул на Брана. Ему почудилось, что чудовище усмехается.

– Патер ностер, – шепнул Бран – и замолчал. Он позабыл слова молитвы, позабыл все на свете слова. Он смотрел на зверя – а зверь, шумно дыша, смотрел на него.

Короткий рык. Черная морда сунулась вперед, и Бран услышал хруст ломаемых костей. Треск раздираемого мяса. Довольное урчание.

– Нет! – завопил Бран. – Уходи! Убирайся! Ты умер, тебя здесь нет! Тебя нет! Тебя нет! Нет!!!

Бран рухнул ничком на скрещенные руки.

И – все исчезло.

Он очнулся у порога. Лежал, уткнувшись в снег лицом. Светила луна, было очень тихо. Он так замерз, что не чувствовал себя.

Приподнявшись, он начал озираться. Он был, словно зверь, потерявший свою нору: не помнил, кто он, где он, и как сюда попал. Не помнил, как его зовут.

(…Бран…)

Он сел. Сведенными морозом, каменными пальцами смахнул снег с глаз. Где я? Темно… сейчас ночь. Что я здесь…

– Что… я здесь… делаю?

Бран подполз к крыльцу и, задыхаясь, поднялся на колени. Вцепился в перила и встал. Ноги не держали, он их совсем не чувствовал, стоял, шатаясь, как старик.

Дверь хлопнула. Из дома выскочил человек. Воткнулся в Брана диким взглядом. Он был в одной рубахе, босиком. Как был, босой, он прыгнул в снег и помчался по двору.

Цепляясь за перила, Бран взобрался на крыльцо. Ухватился за ручку двери, отворил – и вошел в дом.

Светильники горели, никто, кажется, не спал. Бран привалился к дверному косяку. Услышал громкие голоса, чьи-то вскрики, чей-то плач.

Возле очага, у нар, сгрудился народ. Они стояли, тихо переговариваясь. Потом вдруг кто-то застонал, и это был стон смертельно раненого. Люди смолкли, а Бран остолбенел.

– Доченька, – услышал он. – Доченька… Ох, доченька…

Бран оторвался от стенки, подошел. Люди невнимательно взглядывали на него – и отворачивались. Он протиснулся к постели.

Конунг стоял на коленях, зарывшись лицом в шкуры.

А на постели лежала Аса.

Бран не сразу ее узнал. Ее глаза смотрели в потолок, блеклые, бесцветные: словно вместе с жизнью из них вытекла вся синева. Щеки были, как белила, в которые кто-то намешал свинец, а на лице застыло удивление. Она лежала, закинув за голову руку, другая рука, безвольная, безжизненная, свисала к полу. Конунг прижал ее к губам, и плечи содрогнулись. Он по-звериному полоснул ногтями шкуры. Из горла вырвался хриплый рык.

Бран пошатнулся, его окатило жаром. Он вспомнил все: следы на снегу, Харалда, живую тьму, и призрачного зверя…

– Не может быть, – шепнул он. – Этого не может быть…

– Эх, – сказали рядом. – Может, не может – а поди ж ты. Полон дом народу, а ведь ухитрились же, зарезали девчонку!

– За… резали? – Бран, как лунатик, повернулся к говорившему.

– Ну, да. Да сам погляди, колдун.

Бран поглядел. Увидел кровь у Асы на одежде. Вся грудь ее была в крови. Кровь пропитала покрывало, окрасила пряди золотых волос, и они стали цветом, как сырое мясо.

– Зарезали, кинжалом, видать. По горлу полоснули, – бормотал прежний голос. – Эх, жалко, што ты, колдун, тут не ночевал, глядишь, может, и обошлось бы.

Бран закрыл глаза. Качнувшись, еле удержался на ногах.

– Видар. Его рук дело, – промолвил кто-то.

– Да нету его, уехал он с утра.

– Ну, так што? Приятели евонные остались.

– Может, и уехал он только для отвода глаз? Помяните мое слово, тута он, в поселке.

Бран выбрался из толпы и проплелся к очагу. Почти рухнул на ограждающие камни. Люди продолжали говорить, он слышал голоса, не понимая слов. Они жужжали вокруг, как мухи: ж-жу-у, ж-ж-жу-у-у, слышал Бран – а потом вдруг перестал их слышать. Наклонился вперед. Глаза застлала темнота.

Он упал и потерял сознание.