Текст книги "Призрак гнева (СИ)"

Автор книги: Нелла Тихомир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Глава 22

Весь следующий день Улла была, словно чужая. Вела себя так, будто они вообще не были знакомы. Когда Бран подходил, глядела сквозь него, не понимала его простых вопросов, не разговаривала с ним. Вокруг все время были люди, и Бран никак не мог остаться с девушкой наедине. Он целый день промучился, пытаясь с ней поговорить, но этого так и не удалось.

Ночью он не сомкнул глаз, ходил взад и вперед по кузнице и гадал, что такое вдруг с ней приключилось. Иногда уверялся, что конунг действительно хочет выдать ее замуж, и тогда холодел от ужаса, замирал, сжимая кулаки. Потом сам себя разубеждал – и опять начинал метаться по тесному сараю. У него было чувство, что его поймали в ловушку. Он не представлял, что делать, что предпринять, не понимал, что происходит. Почему она не хочет его видеть?!

К утру он сделался, будто сумасшедший: волосы растрепались, и глаза лихорадочно блестели. Он вышел из кузницы, твердо решив: будь, что будет, а сегодня он с ней встретится.

Но решить оказалось легче, чем сделать.

Он нашел Уллу в доме, и опять вокруг было полно женщин. Бран опасался к ней открыто подойти, а она… она совсем не обращала на него внимания. Улла выглядела грустной и подавленной, молча делала свою работу, иногда вдруг замирала, останавливалась, уронив руки и глядя в одну точку. Кусая губы, Бран следил за ней.

К обеду он дошел до полного отчаяния. Выскочив из конунгова дома, помчался к Сигурду. Прошло с полчаса, прежде чем ему удалось отыскать Раннвейг.

Девочка вышла из курятника, неся в переднике яйца. Бран налетел на нее, она подскочила, взвизгнула и сердито произнесла:

– Ты чего? Спятил, что ль, на людей бросаешься!

– Извини, если напугал.

Раннвейг испытующе глядела на него.

– Чего это с тобой? – осведомилась она. – Ты заболел? На тебе лица нет. Случилось чего?

– Не знаю, – Бран облизал губы. – Я… вот чего. Слушай, мне нужна твоя помощь.

– Да-а? – темные глаза Раннвейг вспыхнули любопытством. – Какая?

– Мне надо увидеть Уллу.

– А ты чего, ее не видел?

– Видел, но она со мной не разговаривает.

Раннвейг нахмурилась:

– Поругались?

– Может быть, не знаю, похоже на то. Так поможешь? Нам обязательно нужно поговорить.

– Ну, так скажи ей.

– Не могу. Я пытался, но она не хочет меня видеть.

– Милые бранятся – только тешатся, – Раннвейг усмехнулась. – Ничего, помиритесь. Что делать-то надо, говори толком.

– Скажи ей, что я в кузнице. Пускай приходит в любое время, я там буду. И что… я ее очень жду. Очень прошу ее прийти. Передай ей, ладно? Пусть обязательно придет! Поговори с ней, хорошо? Убеди ее!

– Да хорошо, хорошо, – Раннвейг помолчала, разглядывая Брана. – Ого… Видать, вы и впрямь сильно разругались. Чего случилось-то?

– Не важно, – нетерпеливо ответил Бран, – это наши дела. Ну, ты ей передашь?

– Знамо дело.

– Спасибо. Так я буду в кузнице. Не забудь: в любое время! – Бран повернулся и бросился бежать.

– Погоди! – крикнула Раннвейг. – Идем, поешь сначала! Вот скаженный.

Но Бран уже не слышал.

До самого вечера он оставался в кузнице. Улла не приходила. Стало совсем темно. Бран то выскакивал наружу, то снова возвращался в сарай. Стоя у порога, вглядывался во тьму, ждал, когда возникнет на тропе маленькая фигурка. Но напрасно он смотрел: ее все не было.

Под вечер Бран отчаялся. Вошел в кузницу и сел впотьмах у холодного очага. Обхватил голову руками. Что же такое, что же это такое?! Зачем она так со мной? Я ведь ничего не сделал. Я же… я же не собирался ее бросать!

(…бросать…)

– Я тебя не брошу! – выговорил он. – Никогда не брошу, родная! Но я… сейчас я не могу. Сейчас я просто не могу, пойми же… ну, пожалуйста.

Словно она могла его услышать.

Бран ничком лег на шкуру. Надо хоть огонь разжечь. Нет, черт с ним. Может, она придет… тогда уж и… Да. Она придет. Обязательно.

Перед закрытыми глазами он увидал ее лицо, распущенные волосы и вскинутые руки, увидал так ясно – будто наяву. "Ты бы мог на мне жениться?" – вспомнилось ему. Я бы мог? Ох, Господи…

Я бы мог?

– Я тебя не оставлю, – упрямо сказал он. – Никуда не уеду без тебя. Клянусь, что так и будет.

Так и будет?

– Так и будет, – повторил он, словно заклинание. – Только так. Не иначе.

Он крепко зажмурил глаза и сказал себе: все будет в порядке. Она придет. Мы поговорим. Она поймет, должна понять! А после я ее увезу отсюда. Вот и все, очень просто.

Немного успокоившись, Бран перевернулся на спину. И чего я психовал? Она же просто девочка… у женщин вообще случаются перепады настроения, на то они и женщины. Ничего страшного, она успокоится и все поймет, поймет обязательно, она же умница. Она поймет.

Он встал и подошел к поленнице. Выбрал пару деревяшек, вернулся, положил в очаг. Не успел поднести к поленьям руки, как огонь загорелся. Брана это удивило, но он не стал об этом думать. Надо пойти и встретить Уллу, решил он. Шагнул к двери. Та оказалась открытой настежь. Странно… вроде бы я ее запирал… Об этом тоже не хотелось долго думать.

Он вышел за порог. Вдохнув морозный воздух, поглядел в безоблачное небо. Огромная луна висела над головой, ее свет был, как свет десятка ламп. Серебристые лучи пронизывали ночь, от всех предметов на земле лежали угольные тени.

Хруст снега впереди. Бран вздрогнул. По тропинке от сараев к нему несся черный силуэт. Фигура приближалась. Бран сделал шаг и двинулся навстречу, ноги едва отрывались от земли. Он шел медленно, очень медленно. Медленно поднял руку и увидал в ней меч. Клинок налился белым пламенем.

– Бра-н! – услышал он. – Бран!!!

Он повернулся. Бегущая фигура приблизилась. Плащ развевался за спиной. Свет упал на лицо.

Это была Улла.

На бегу она резко оглянулась. Бран увидал за ее спиной черную неясную тень. Тень становилась больше, вырастала, нависала над Уллиным плечом. Бран различил в глазах у Уллы ужас.

– Бран!!! – пронзительно вскрикнула она.

Он ринулся навстречу, но снег стал вязким, как болото. Улла с ужасом смотрела на него. Уже совсем близко Бран увидел лунный овал ее лица. Отчаянным, молящим жестом она вытянула руку и снова закричала:

– Помоги мне!

За ее спиной раздался рык, и Бран похолодел. Взглянув, он наконец все понял.

Там был медведь.

Медведь бежал за нею следом. Из пасти рвалось хриплое дыхание, глаза налились ненавистью и кровью.

– Помоги мне! – крикнула она.

Страшный рев. Медведь взметнулся на дыбы…

Бран очнулся. Охнув, сел, уставился во тьму. Он задыхался, по вискам струился пот. Он вытер лицо и ощутил, что руки вздрагивают.

– Ох… Господи, – промолвил он – и вдруг услышал:

– Бран! – отчаянный, испуганный вопль.

Подпрыгнув, как ужаленный, Бран вскочил на четвереньки. Скользя по соломе, спотыкаясь, бросился к порогу. Едва не расшибся о бревно. Отшвырнул его, дернул дверь и кинулся наружу.

Было совсем темно, тонкий серп луны не давал ни капли света. На тропинке, ведущей от сараев, Бран увидел силуэт. Человек бежал ему навстречу, плащ развевался за плечами, и косы метались, как две черные змеи.

– Бран! – закричала Улла. – Ай, мамочка-а!!

Бран рванулся к ней. Ножны ударили по ногам, и, опомнившись, он выхватил меч. Клинок немедленно налился яростным огнем.

Улла оглянулась. За ее спиной маячила тень, Бран заметил резкий взблеск клинка… Улла вскрикнула. В голосе был ужас.

Бран мчался что есть сил, но преследователь был ближе. Бран не различал его лица, одну лишь темную фигуру. Бран видел: не успеть. Тот, второй, ее догонит.

– Быстрее! – Бран вытянул руку. – Быстрее, милая! Давай же!

Уллина рука взметнулась навстречу отчаянным, молящим жестом. Она снова вскрикнула. Преследователь за ее спиной дышал с надсадой, будто зверь. Совсем близко Бран увидал Уллины огромные глаза.

Бран схватил ее за руку, дернув, заслонил собой и вскинул меч. Клинок сиял, как факел. Темная фигура слету напоролась на него, раздался сдавленный крик и чавкающий звук раздираемой плоти. Запахло паленым.

Неизвестный завопил, взмахнул руками, блеснуло лезвие ножа. Бран схватил чужого за плечо. Тот оседал на снег, словно тонул в болоте, судорожно цепляясь за Бранов плащ. Он стонал, не прекращая, Бран увидал его мучительно оскаленные зубы.

А потом пальцы вдруг разжались, и человек упал ничком. Бран перевернул неизвестного лицом кверху, стащил с головы капюшон… Светлые волосы рассыпались по снегу.

– Хилдир?! – Бран упал рядом на колени. Тот молчал, быстро, с натугой дыша. Изо рта тянулась лента крови. – Хилдир, ты… зачем ты? Зачем ты это?!

Хилдир захрипел и схватил Брана за руку.

– Дурак… ты… – выдавил он. Кровь заклокотала в горле, выплеснулась изо рта и потекла по золотистым волосам. – Дурак, она и тебя тоже… как Ари… и… и… – его грудь резко выгнулась. Он застонал, и глаза закатились. Короткий хрип… и больше ничего. Пальцы разжались, рука бессильно упала на снег.

Бран приник к его груди, но услышал только тишину. Сердце не билось. Хилдир умер.

– Умер? – прошептала Улла. Медленно выпрямившись, Бран кивнул. Она подползла поближе и коснулась артерии у Хилдира на шее. С полминуты не шевелилась, потом убрала руку и вытерла кровь об одежду.

– Что теперь делать? – спросила она. Бран не ответил. Поднял свой меч, обтер снегом лезвие и вложил в ножны.

– Это все я виновата.

– При чем здесь ты? Ты ничего не сделала. Он же тебя хотел убить, значит, сам и виноват.

Она покачала склоненной головой:

– Я должна была молчать, а не ругаться с ним. Он разозлился из-за Арии, из-за своего брата. Понимаешь?

– Да, знаю, Хилдир рассказывал. Но что уж теперь-то, теперь ничего не поделаешь. Он за тобой следил?

– Наверное… Я пошла к тебе, и вдруг его увидела, за новой кузницей. Я сперва не знала, что это он. Но потом он мне велел остановиться, нож вытащил… и я испугалась. Ты слышал, как я кричала, да?

– Да. Этого я и боялся. Я чувствовал, что он захочет отомстить, и опасался, что именно тебе. Не мне, а тебе. Хотя… если бы он тебя убил, худшей мести и не выдумать… ох, Господи, Боже мой, – Бран притянул девушку к себе.

– Что мы будем делать? Может, давай оттащим его подальше, а тут все уберем? А? – Улла заглянула ему в глаза. Бран нахмурился:

– Я ведь не убийца. Я же не Кнуд! Так не пойдет. Я иду к твоему отцу.

– Нет! Нет! С ума сошел?! – Улла вцепилась в его одежду. – Хилдир же не раб! Он ярл, понимаешь? Все знают, что вы ссорились! Отец тебе не поверит! Он тебя убьет! Не ходи! Пожалуйста, не ходи… – Улла обняла Брана, что есть силы стиснула руками.

– Не бойся, выкручусь. Скажу, что… ну, не знаю… что он ко мне вломился и хотел убить.

Улла замотала головой:

– Нет! Он не поверит! Лучше тогда уезжай отсюда! Прямо сейчас! Возьми лошадь, и…

– И что? Ну, что? Куда я поеду? Да и потом, чтобы все считали, будто я трус? Что я убийца? Нет, я так не хочу.

– Ну, тогда… – она медленно выпрямилась. – Тогда я скажу ему, как все было.

– Нет!

– Да.

– Нет, Улла! Я запрещаю! Ты этого не сделаешь!

– Сделаю.

– А я говорю, нет! – Бран встряхнул ее за плечи. – Это самый худший выход! Это вообще не выход! Мне этого не надо! Он тебя на кусочки разорвет! Ты что? Ты что, Улла, спятила?

Она расплакалась, и Бран привлек ее к себе.

– Пожалуйста, не ходи, – взмолилась она. – Давай никому не скажем, никто не узнает, что это ты его… У нас же много времени, мы уберем тут все…

– Слишком опасно, детка. А вдруг найдут следы? Собаки могут раскопать, или свиньи, гляди, сколько крови. Как такое скроешь, ну, как? Если найдут здесь кровь – мне точно конец. Как я тогда смогу оправдаться? Ну, подумай, родная, как?

– Он тебя убьет…

– Не убьет.

– Они изобьют тебя… замучают…

– Ну, это не так уж и легко, я же им не кролик дался. Не бойся, маленькая. И не ходи со мной. Хорошо?

Улла ожесточенно затрясла головой:

– Я пойду.

– Милая, не надо. Ну, что это даст?

Она опустила ресницы. У нее стало упрямое, замкнутое лицо.

– Я туда пойду, – ответила она. – Я там буду. Обязательно. И если увижу, что он тебе не верит… если он тебя… то я ему все скажу. Скажу все, как было.

– Улла, я прошу.

– Не проси.

– Улла, я не…

– Нет! Нет, любимый мой, не проси, не надо. Я не буду стоять и смотреть, как он тебя убивает. Я этого… не смогу. Я не смогу. Прости меня.

– Ты с ума сошла…

– Может быть, мне все равно, не знаю. Но одно знаю: я тебя ему так просто не отдам, и молчать не буду.

– Улла, ты что, не понимаешь… – начал было Бран, но она не дала договорить. Положила ладонь ему на губы.

– Не спорь, это бесполезно. Я упрямая, ты ведь знаешь.

Бран взял ее руку и крепко сжал.

– Знаю, – ответил он. – Но я надеялся, что ты передумаешь.

Отведя взгляд, Улла покачала головой. Бран поцеловал ее ладонь.

– Хорошо, – промолвил он. – Не будем спорить. Об одном тебя прошу: не спеши. Ладно? Ничего ему не говори без крайней надобности. Пока не увидишь, что выбора нет. Я прошу только об этом. Это ты можешь сделать для меня?

– Могу.

– И сделаешь?

– Сделаю.

– Поклянись.

– Клянусь. Клянусь…

– Хорошо. Поцелуй меня.

Улла потянулась к Брану, осторожно поцеловала в губы. Он схватил ее и не отпускал целую минуту.

– Теперь иди, – наконец отодвинув девушку от себя, сказал он, – возвращайся домой. Я приду чуть позже. Ты сделай вид, что спишь. Может, все и обойдется. Не плачь, моя родная, все будет хорошо. Не плачь же.

– Я люблю тебя.

– И я тебя. Давай-ка, подымайся, – Бран помог ей встать, отряхнул снег с одежды.

– Иди. Давай, иди, – сказал он. – Не дай Бог, тебя заметят.

– Я иду, – сказала Улла. Огромные глаза не отрывались от его лица. Бран подтолкнул ее в плечо:

– Иди, родная.

– Я иду, – она побежала обратно по тропинке.

Бран взял из снега Хилдиров кинжал и завернул в полу плаща. Он избегал глядеть на Хилдира, но все же не сумел удержаться.

Тот лежал лицом вверх, и темный плащ сливался с темной кровью. Из-за ресниц поблескивали полузакрытые глаза. Казалось, Хилдир исподтишка следит за Браном.

– Я не хотел, – сказал Бран. – Видит Бог, я не хотел.

Мертвые глаза смотрели на него. Бран глотнул и отвернулся. Надо идти, мелькнула мысль. Но прошло еще с десяток очень долгих минут, прежде чем он направился к конунгову дому.

Глава 23

– Клади свой меч на стол, – скомандовал конунг.

Бран подчинился.

– Теперь отойди и сядь туда, – конунг пальцем указал на стул перед очагом. Бран проделал это без возражений. Конунг опустился в свое кресло.

В доме горели все лампы, и никто уже не спал. Люди тихо сидели на скамьях. Через пять минут слуги внесли Хилдира и положили на лавку. Его рука безжизненно упала, белые глаза смотрели в потолок, а волосы стали багровыми от крови. Кровью пропитались куртка и плащ.

– Ты прям берсерк какой-то, – медленно выговорил конунг. – Второе убийство за три дня, не многовато?

Бран поднял голову:

– Это вышло нечаянно, я же говорю.

– За нечаянно бьют отчаянно.

– Конунг, клянусь, я не хотел. Я не собирался его убивать. Он… он на меч напоролся. Кто же знал…

– Напоролся, говоришь? – перебил конунг. – И чего ж это он напоролся? Иль пьяный был? Вы чего, с ним пили?

– Нет.

– Тогда с чего бы? – в голосе конунга слышался сарказм. – Поскользнулся и упал?

Бран поглядел на конунга. Тот ему не верил, это было предельно ясно, для этого и мысли не надо было читать. Бран отвел глаза и промолчал.

– Молчишь, колдун? – с усмешкой осведомился конунг. – Правильно, сказать-то тебе и нечего. Ну, коль молчишь, так я скажу, как дело было, – опершись ладонью о колено, конунг подался вперед. Снова усмехнулся и сказал:

– Вы с ним опять поцапались, ведь так? Он за нож, ты за меч, хлоп – и готово дело. Очень просто. Разве не так оно было?

– Нет!

Конунг поморщился:

– Вот чего я не терплю, колдун, так это вранья. Вранья – и трусости. Ну, чего ты отпираешься? Ведь козе понятно. Вы уже с ним пару раз дрались, тут это каждая собака знает. Так чего ты трусишь? Говори правду.

– Я уже сказал, – сдержанно ответил Бран. – И я не трушу. Я не трус и не убийца. Я не убийца, конунг, уж это, по-моему, ты мог уяснить.

Конунг помолчал, разглядывая Брана. В ястребиных глазах горел враждебный огонек.

– Ты ведь не раба убил, колдун, – сухо заметил Торгрим. – Этот парень ярл, в отличье от тебя, и, кстати, из очень старинного рода. Его брат на моей дочери хотел жениться, у меня в дружине был. И Хилдир бы тоже в дружину попал, если б дожил. У него родичи остались, целый клан. Слышишь, нет? Ты, колдун, не надейся: они тебе это просто так не спустят. Люди они горячие и гордые, вирой не отделаешься, уж нет. Даже если я теперь тебя отсюда выгоню – они тебя в любом месте найдут и убьют, как собаку. Вот так-то, колдун.

– Ты меня этим не пугай, – ответил Бран. – Я свое сказал, добавить нечего.

Брови конунга сдвинулсь:

– Не ври.

– Я не вру!

– Кончай уже, колдун! – конунг повысил голос. – Терпеть не могу врунов и трусов!

– Я тоже! – в тон ему ответил Бран. – Да только я не врун и не трус!

Конунг хватил себя кулаком по колену и, багровея, заорал:

– А коли нет, давай Божий Суд устроим! Чего ж замолчал? Коль не врешь, чего тебе бояться?

– А я и не боюсь! Давай устроим, я согласен!

Конунг, щурясь, усмехнулся:

– Думаешь, я дурень, а, колдун? Думаешь, ты меня на мякине проведешь? Э-э, нет, не тут-то было. Ты ж колдун, ты, небось, и раскаленное железо вытерпишь с колдовством со своим. А мы вот по-другому сделаем. Эй, где там Улла?

Бран едва не ахнул вслух, до хруста стиснул зубы. Конунг с усмешкой глянул на него и крикнул громче:

– Улла! Улла! Где она?

– Я здесь, – раздался тихий голос, и Бран вцепился пальцами в сидение.

– Иди сюда, да поживей, – приказал конунг.

Улла вышла к очагу. Щеки были будто иней, в глазах девушки Бран уловил откровенный страх.

– Что ты собираешься делать? – Бран повернулся к конунгу. Как ни старался держать себя в руках, голос предательски дрогнул.

Конунг победно ухмыльнулся:

– Сам же знаешь, колдун. Правду знать хочу. Правду!

– Но я тебе ее сказал! – Бран почти кричал. – Почему ты мне всегда не веришь? Ты мне каждый раз не веришь – и каждый раз я прав! Разве нет? Конунг, разве нет?

– А с чего ты это так раздухарился? Коль ты прав, так и бояться нечего. Вот меч его лежит, – сказал конунг дочери, – давай, начинай.

Девушка, едва дыша, кусала губы. Все смотрели на нее. Она стояла среди дома: совсем одна, маленькая, как подросток. У Брана так сдавило сердце, что он едва не застонал. Конунг с угрозой произнес:

– Чего, оглохла? Начинай, говорю, ну?

Улла не двинулась.

– Это что еще, засранка?! – конунг взвился с места. – Сто раз прикажешь повторять? Или, может, выпороть, чтоб слушалась? Совсем от рук отбились! Гляди ты у меня!

Улла вздрогнула и еще ниже опустила голову.

– Хватит, конунг! – крикнул Бран. – Оставь ее!

– А ты не лезь! – ответил конунг. – Не твое собачье дело! Взялись меня учить, щенки паршивые!

Рванувшись к дочери, он вцепился ей в плечо и швырнул к столу, как тряпочную куклу:

– Шевелись!

Улла упала на стол спиной и вскрикнула. Бран вскочил, сжимая кулаки.

– Не тронь ее!

– Пошел вон, щенок! – отозвался конунг. – Не тебе меня учить! Ишь, засранцы, позорить отца взялись! Я вам дам! Гляди-ка!

Бран шагнул к нему:

– Оставь ее в покое!

Конунг повернулся. Синяя жила вспухла на виске, а ноздри по-бычьи раздулись.

– А ты с ними заодно? – почти шепотом промолвил он. В зрачках пульсировал такой бешеный огонь, что Бран невольно отступил. Рука конунга сжала плеть.

– Заодно? Да? Ты с ними заодно?! – его голос вдруг налился, загудел, как колокол. – Проклятый гаденыш! Я тебя проучу! Эй, стража! Стража! Берите его, живо!

Шестеро дружинников подступили к Брану, но замялись, держа мечи наизготовку. Бран знал их всех по именам, трое были друзьями Эйвинда. Они глядели на него, а он – на них. Один, поближе, опустил меч и неловко усмехнулся.

– Чего ждете? – подстегнул их голос конунга. – Хватайте, пока он колдовать не начал! Берите его, ну? Я вас повешу, сволочи!

Опомнившись, дружинники накинулись на Брана. Он яростно сопротивлялся, но силы были неравны. Скрутив руки, парни повалили его на пол, на колени.

– Вот так-то, щенок, – промолвил конунг. – А теперь поговорим.

Бран вскинул голову и сквозь зубы процедил:

– Сволочь. Я всегда знал, что ты сволочь, с первой же минуты.

Лицо конунга перекосилось. Плеть хлестнула Брана по губам, и он зажмурился.

– Я тебе покажу, – сказал конунг. Плеть снова поднялась…

– Нет! – выкрикнула Улла. – Нет! Не надо!

Конунг обернулся. Улла стиснула ладони и произнесла:

– Нет. Нет, не надо. Не бей его. Это… не он виноват. Это… это я.

Конунг оторопело уставился на дочь, а она подняла глаза на Брана. Их взгляды встретились. Одними губами, умоляюще, он сказал:

– Не нужно, перестань!

Улла тихо выговорила:

– Прости, – и, повернувшись к отцу, сказала:

– Все это вышло из-за меня.

Конунг насупил брови:

– Чего ты мелешь? Как так – из-за тебя?

– Он его убил из-за меня.

– Это неправда, конунг! – воскликнул Бран. – Не слушай ее, это неправда!

– Нет, – сказала Улла. – Это правда. Хилдир хотел меня убить. Он за мной погнался, а Бран меня защитил. Хилдир действительно наткнулся на меч. Я сама видела, я подтверждаю. Он бежал, там было темно… и он налетел на меч. Бран не виноват. Это из-за меня.

– Не верь ей! – крикнул Бран. Конунг будто не расслышал.

– Так-так, – он не сводил с дочери глаз. – Интересно. Только я чего-то не пойму, что же ты делала среди ночи возле старой кузницы? А?

Улла низко опустила голову:

– Я… просто шла.

– И куда ж ты просто шла? Ночью? А? Отвечай!

Улла молчала. За нее ответила Аса.

– Туда же, куда и всегда, – насмешливо промолвила она.

Аса вышла к очагу и победно усмехнулась.

– Она уж третий месяц туда шастает, – подбоченясь, выговорила она. – Весь поселок об этом говорит.

– Ты… ты это о чем? – медленно спросил конунг. – О чем ты это, а?

– А то не знаешь. Об этом вот об самом! – Аса постукала одним пальцем о другой. – Она третий месяц с колдуном живет. Не нова уж новость-то!

Тишина. Глаза конунга расширились.

– Ты ври, да не завирайся, – с угрозой молвил он. – Она ж твоя сестра, чего болтаешь?

Аса пожала плечами:

– А я чего, если все так и есть. Да ты ее спроси, пускай ответит.

Взгляд конунга переместился к Улле:

– Это правда?

Та стояла, тяжело дыша. Все глядели на нее, а она упорно глядела себе под ноги. Конунг повысил голос:

– Я спрашиваю, это правда?

– Нет! – Бран дернулся в руках у сторожей. – Она все врет!

– Заткнись, щенок, – уронил конунг, – с тобой после потолкуем. Я жду, – он повернулся к Улле. – Чего молчишь? Это правда?

– Правда, – еле слышно вымолвила Улла.

– Чего?! – рявкнул конунг.

Девушка вдруг вскинула голову. Руки сжались в кулачки, на щеках полыхнул румянец.

– Да! Да! Это правда! – в лицо отцу крикнула она. – Это правда! Всё, доволен? Да! Да! Я с ним сплю! Все слышали?!

– Улла, не надо! – Бран старался вырвать руки.

– Нет, надо! – Улла обвела взглядом молчаливую толпу. Ее глаза сверкали, а грудь тяжело вздымалась. – Пускай все знают! Да! Я с ним сплю! Потому что я люблю его! Поняли, вы?! Я люблю его! Так, как тебе и не снилось! – она повернулась к Асе. С губ у той сбежала победная улыбка.

– Слышишь?! – продолжала Улла. – Я люблю его! Можешь и дальше завидовать! Ты… ты… у тебя такого никогда не будет! Я его люблю! Люблю, понятно? И я горжусь этим! Мне наплевать, что вы…

– Шлюха! – конунг ударил Уллу по лицу, и она осеклась, заслонясь ладонями. Ноздри конунга раздулись, пальцы сжали плеть. Люди, что стояли рядом, подались прочь от стола.

– Так вот оно что, – в мертвой тишине промолвил конунг. – Вот как оно все… Ох, боги… Какой позор… – конунг закрыл глаза. Лицо и шея наливались бурой кровью.

– Что ж это, а? – конунг обвел домашних взглядом, от которого они остолбенели. – Ари, видите ли, ей был плох… Ярл, значит, ей был плох, а этот раб понравился. Перед всей округой осрамила. Хорошо еще, что мать не дожила. Опозорила на старости лет, – конунг шагнул к дочери, схватил за руку, грубо рванул и крикнул:

– Глядите, люди добрые! Радуйтесь! Да, да, глядите на нее, на эту шлюху подзаборную! – конунг швырнул Уллу к очагу, на средину комнаты. Она едва не упала, застыла, дрожа, обхватив себя руками. Конунг заорал:

– Вот она, хорошая дочь! Утешение родителям! Ну, спасибо, доченька, порадовала! Ах, дрянь! – он опять ударил Уллу по лицу. Не издав ни звука, та еще ниже опустила голову. Конунг дернул ее за подбородок и рявкнул прямо в широко открытые глаза:

– Чего молчишь, ничего не скажешь?! Прощенья не попросишь? А?!

Улла отпрянула, пытаясь отвернуться от него.

– У-у, зараза! – конунг намотал ее косу на кулак и пригнул девушку к земле.

– Мне не за что… просить… – ответила она, задыхаясь. – Не за что… Только… ты только его не трогай! Пожалуйста! Отпусти его! Ай, не надо! Больно!

– Больно, а? – отозвался конунг. – Сейчас еще больнее будет. Бесстыдница! Потаскушка! – он рванул ее за косу и ударил плетью по лицу, рукоятью рассек губы. Взвизгнув, Улла заслонилась рукой, но конунг словно не заметил. Принялся стегать дочь плетью: по чему попало, изо всех сил. Она закричала.

– Хватит! Хватит! – пытаясь вырваться, завопил Бран. – Не надо! Оставь ее в покое! Не тронь ее! Не смей!

Как зверь в капкане, он забился в руках у стражей, да только те держали очень крепко.

– Остынь, слышь, – тихо сказал Брану один из парней. – Он тебя убьет. Погодь маленько. Да постой ты, дело говорю, тебе ж лучше будет. Не пускайте его, ребята!

Конунг схватил Уллу за ворот, дернул к себе. Одежда на ней разорвалась, и Улла вскрикнула. Конунг взревел как бык:

– Шлюха! Я тебя научу! Опозорить меня взялась? Ну, так я тебе покажу позор! Я тебе дам по рабам таскаться! Пускай все глядят, – конунг снова дернул. Затрещала ткань, и платье разорвалось до самого подола. Улла попыталась удержать его на груди, но конунг оттолкнул ее руку, рванул – и ткань сползла, обнажив девушку до пояса.

– Хватит! – завизжала Аса. – Перестань, что ты делаешь?! Папочка, не надо, перестань!

– Пошла вон, стерва, – с натугой дыша, отозвался конунг. – Этой место у свиней, с рабами… с рабами место ее, в дерьме. Пусть ходит голая, она мне более не дочь!

Он снова принялся хлестать Уллу кнутом. На обнаженной коже девушки тут же вздулись кровавые рубцы. Она вздрагивала, прикрывая грудь руками, и даже не пыталась защищаться.

Бран молча рвался у дружинников из рук. Те тоже молчали, удерживая его. В доме стояла мертвая тишина, только кнут свистел, кромсая беспомощную жертву. Люди с перепуганными, растерянными лицами жались по лавкам возле стен. Подняв голову, Бран вдруг заметил Бьорна и Грани: за очагом, поодаль, у стены. Во взгляде Грани застыл ужас, щеки были мокрыми от слез. Бран прохрипел, в упор уставившись на Бьорна:

– Харалдсон! Помоги же… мне…

Тот только стиснул рукоять меча и глотнул. В стороне судорожно рыдала Аса.

Конунг швырнул Уллу на скамью. Ударившись слету животом, она протяжно застонала, сползла на пол. Ее обнаженная грудь и вся спина были исполосованны рубцами. Шагнув вперед, конунг схватил дочь за волосы и заставил встать. Ударил по лицу. Опять швырнул о лавку. Она упала боком, взвизгнула, заплакала… Конунг выдохнул сквозь зубы:

– Чтоб ты сдохла, знать тебя не хочу! В свинарник пойдешь, к свиньям, там тебе место! Отныне только там и место! Со свиньями будешь голая скакать! – конунг сдернул с нее платье. Что есть сил, ожесточенно вытянул плетью. Потом еще раз и еще. Кнут свистел, не прекращая, на обнаженном теле девушки вздувались полосы ударов.

Она вдруг упала на пол. Попыталась встать, цепляясь за скамью. Конунг пнул ее в бедро, и она застонала, рухнув ничком. Конунг размахнулся и огрел ее кнутом. Улла конвульсивно дернулась. Кнут заходил, полосуя беспомощное тело.

– Пустите меня, гады! – завопил Бран. – Сволочи, пустите вы меня! Да вы люди, или кто?! Оставь же ее в покое!

Бьорн Харалдсон вдруг сорвался с места. Подлетев к конунгу, всей тяжестью повис сзади на плечах и заорал:

– Грани, беги к Сигурду! Живо! Беги, не стой!

Грани ринулся к дверям. Его никто не останавливал. Конунг рычал и силился освободиться. Бьорн Харалдсон, как глыба, навалился на него, повернул к Брановым стражам искаженное усилием лицо.

– Отпустите его, – прохрипел Харалдсон. – Пустите, лешие! Конунг же вам после первым головы открутит! Вы нешто дураки? Пустите парня, ну?!

От его крика в светильниках задрожало пламя, и стражи отступили. Бран упал. Вскочил. Подбежал к Улле. Она лежала лицом вниз около скамьи, окровавленная, голая, избитая. Бран рухнул на колени. Глянул на ее растерзанные косы, трясясь и задыхаясь, коснулся грязной маленькой руки.

– Улла… слышишь? – прошептал он. Содрав плащ, укутал девушку, осторожно повернул к себе лицом. Ее глаза были закрыты, а голова безжизненно откинулась.

– Отойди от нее, поганец! – вырвав руки, конунг бросился на Уллу. Бран успел закрыть ее собой, и на него тут же посыпались удары. Он не сопротивлялся, подставлял ладони, лишь бы плеть не коснулась Уллы. Харалдсон, взревев, как медведь сграбастал конунга.

– Помогите, гады! – заорал он. – Трусы! Козлы! Помогите мне!!!

К нему бросились дружинники, и после короткой яростной борьбы конунга оттащили прочь, к столу. Парни навалились, отгородили его от дочери. Он рычал, словно обезумев.

Бран глянул девушке в лицо. Веки потемнели, на рассеченных губах алела кровь. Харалдсон присел рядом и тихо спросил:

– Живая?

Бран кивнул.

– Уноси ее отсюда, – сказал Бьорн. – Справишься?

Бран опять кивнул. Встал на четвереньки.

– Тогда иди, – велел Харалдсон. – Уходи, живо.

Подняв Уллу на руки, Бран неуклюже поднялся, и, шатаясь, понес к порогу. Он слышал яростные вопли конунга, истерический плач Асы, крики дружинников, но не обернулся. Подойдя к двери, потянул за ручку. Хоть не сразу, дверь отворилась, и Бран наконец выбрался наружу.

Была ночь. Он остановился, не зная, куда идти. Уллино лицо в темноте казалось мертвым, и ему почудилось, что она не дышит. Его пронзил такой животный страх, что сердце оборвалось, покатилось в пятки. Схватившись с места, он бросился бежать. Сделалось жарко, словно его окатили кипятком. Слезы текли из глаз, Бран чувствовал соленую влагу на губах, еще немного – и заплакал в голос. Притиснул девушку к себе. Стах гнал его вперед, все дальше по тропе: страх того, что Улла умирает.

Он очнулся возле кузницы. Пнул дверь, ворвался внутрь, и, опустив девушку на шкуру, приник к ее груди. Ничего не услышал, облился холодным потом, наощупь сдернул с Уллы плащ – и снова ухом прижался к ней, дрожа и задыхаясь. Сначала показалось: тишина. Потом он услыхал: тук-тук… тук-тук…

– Мо Тигернэ! – вырвалось у Брана. – Господи, Боже мой! Помоги мне!

Он рывком вскочил и ринулся к поленнице. Схватил оттуда деревяшки. Посыпавшись, те зашибли ему ноги, но он этого почти не заметил. Вернулся к костру. Нашарил сумку, вытащил кремень, принялся разводить огонь, в кровь сбивая пальцы. Это взяло время, Брану показалось – долгие часы.