Текст книги "Призрак гнева (СИ)"
Автор книги: Нелла Тихомир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)
Глава 19
Конунг и Бран сидели друг против друга за столом. В доме, похоже, собрался весь поселок, люди разместились даже на полу. В очаге потрескивали угли. Скучный свет напольной лампы падал конунгу на лицо.
– Каков подлец, – уронил конунг. Его глаза горели гневом, а рука сжалась в кулак.
– А ты его прям так оставил, ай ветками завалил? – спросил Брана Сигурд.
– Завалил, конечно, – ответил Бран. – Чтобы волки не сожрали.
– А зря, – бросил конунг. В его зрачках, в самой глубине, разгорались сумрачные искры. Кулаки замерли на столешнице. Костяшки пальцев стали белыми, а над ними бугрились вены.
– Очень зря, – повторил он. – Не стоило возиться, на такую гниду время тратить. Если уж ему так хотелось накормить волков, мешать не собираюсь, пускай теперь и кормит. Собаке собачья смерть. Ему нравится лес? Пусть в лесу и остается. Меня не колышет, где этот гад сгниет.
Сын в отца. Вслух Бран сказал:
– Ну, не знаю. Только если Серого мы похоронили, почему и этого не схоронить? Человек же все-таки.
– Яйца курицу не учат, – отрезал конунг. – Я уж сам решу, кого куда определить, твоей помощи не требуется. Ясно?
Бран, насупившись, ответил:
– Яснее некуда. Только вот, знаешь, я сильно жалею, что все тебе рассказал.
Губы конунга дернулись в усмешке:
– Неужели? Да ведь ты, колдун, был обязан это сделать. Ты был обязан все мне рассказать.
– Кто же это меня обязал, а? Чего-то не припомню. Мне при любом раскладе было легче промолчать, разве нет? При твоей ко мне… гм… любви – ты ведь запросто мог и не поверить. Кнуда там никто бы не нашел, ну, разве что весной. А до весны, конунг, я уже буду далеко. Я для того все тебе и рассказал, чтобы не бросать его там, в лесу. Он же… может, конечно, я лезу не в свое дело, но он тебе не чужой. Зачем же… так?
Стало очень тихо. У сидящих рядом глаза полезли на лоб. Эх, и черт меня дернул за язык. Сейчас он взбеленится!
Но конунг остался спокоен, лишь нахмурился, да в зрачках полыхнули огненные точки.
– Ты и впрямь лезешь не в свое дело, колдун, – отозвался он. – Не тебе о том судить, кто здесь кому и кем приходится. А если ты и впрямь только для того мне рассказал, чтоб я хоронил этого гада, в таком случае тебе действительно стоило молчать. Делать этого я не намерен. А что до веры… – тут конунг вскинул бровь. – Я тебе, колдун, верю. Почему бы и нет? Я Кнуда знаю, и тебя тоже. Ты уж у меня тут третий месяц кантуешься, я тебя успел изучить. Уж чего-чего, а ты из-под тишка убивать не станешь, не то что этот. Этот-то – он на все способен… был. На него очень похоже: из кустов стрелять, травить, заманить кого-нибудь в дебри. Ничего другого от него и ждать не приходится. Так что, колдун, успокойся, в убийстве я тебя не обвиню. Разве что – молись своим богам, что в живых остался. Тебе сильно повезло. Кнуд великолепно стреляет… то есть, стрелял. Я никак не пойму, с чего он в тебя на охоте тогда промазал.
– Он сказал, будто его лошадь толкнула.
– А-а, – конунг сощурился. – Ну, значит, тебе дважды повезло. Потому как у нас тут лучше него стреляет разве только Сигурдов Эйвинд, да вот еще младшая моя, Улла.
Бран не ответил.
– И все ж таки, не стоит там его бросать, – молвил Сигурд. Конунг, набычившись, уставился на ярла. Тот спокойно встретил его взгляд.
– Да ведь я уж сказал, – бросил конунг, – повторять не собираюсь.
– Ты погоди, – попытался урезонить ярл. – Не кипятись. Послушай.
Но конунг не уступал:
– Чего слушать? Это, кажется, мое дело.
– А кто спорит? Никто и не спорит. Просто я вот о чем подумал: а ну как Кнудов-то, слышь, дух к нам сюда шляться начнет? Чего тогда станем делать?
У людей вытянулись лица, они зашептались, стали переглядываться… Нахмурясь, конунг прикусил губу. Чуть погодя сказал:
– Я как-то и не… Мне даже в голову не пришло. Только этого не доставало!
– Вот и я о том, – заметил Сигурд.
Минуту была тишина, потом конунг с неохотой произнес:
– Ладно, ваша взяла. Пошлю рабов, пускай его сюда приволокут, зароем где-нибудь. Хоть, признаться, жалко этим гадом хорошую землю портить.
Сигурд отвел взгляд и погладил бороду. Конунг повернулся к Брану.
– Одного, колдун, я не пойму, – конунг оперся локтем о стол. – Ты чего за ним следил-то, а? Ты, что ль, знал чего за ним? Подозревал его?
– Подозревал, – ответил Бран. Конунг нахмурил брови:
– А мне чего же не сказал? Я ведь спрашивал тебя.
– Это были только подозрения. Я не хотел, чтобы ты ему чего-нибудь сделал.
– Ну, ясно, – в голосе Торгрима звучало раздражение. – Занятный ты все же тип, колдун. Ты что, дожидался, покуда он тебе чего не сделает? Чтобы у тебя появились доказательства? Так, что ли?
– Понимай, как знаешь, – спокойно молвил Бран.
– Эх, до чего ты интересный человек, колдун, – отозвался конунг. – И жизнь у тебя интересная. Вечно вокруг тебя чего-нибудь да происходит!
– Ага! Ну, да, – не сдержался Бран, – правильно! Как раз самое время во всем меня и обвинить.
Конунг усмехнулся:
– Ладно, колдун, шучу, не дергайся. Ну, полно, полно, экий ты, не злись.
– Я и не злюсь.
– Вот и хорошо, – конунг снова усмехнулся. – Ты лучше вот чего… Говоришь, ты в него стрелял?
– Ну, стрелял.
– А лук у тебя откуда?
Бран встретил конунгов пристальный взгляд. Нет, он ничего не знает.
– Это Арнора, я в доме взял. Темно было, а я никого будить не хотел, ну, и взял, что под руку подвернулось, – Бран нашел Арнора глазами, тот сидел подле отца. Бран осторожно произнес:
– Извини, что я без спросу.
А вдруг ее кто видел утром, когда она в дом заходила и лук брала?!
Брана окатило страхом, однако все молчали. Арнор отозвался:
– Да чего ж, на здоровье, хорошо, что взял. В живых остался! Честное слово, я очень рад, – Арнор улыбнулся. Уж он-то точно ничего не видел, понял Бран.
– А стрелу с собой принес? – спросил конунг. Подтянув к себе котомку, Бран вынул длинную стрелу и положил перед конунгом на стол. Острие и часть древка были покрыты запекшейся, почерневшей кровью.
– А кровь-то, – заметил конунг, – кровь-то черная. Гадючья прямо, тьфу… Ну, ладно. Хорошо, что принес.
Конунг взял стрелу за оперенье и сказал:
– Ладно, колдун. По закону ты перед нами чист. Вот, и орудие убийства предъявил, молодец, что принес.
Конунг встал и, подняв стрелу, громко произнес:
– Так вот, чтоб все слышали: здесь перед всеми объявляю, что на колдуне нету никакой вины. Убийство было из обороны. Орудие – вот оно. Не думаю, что кто-то захочет мстить, но на всякий случай предупреждаю: никакой мести. Я запрещаю. Ясно? Кто сунется, руки обломаю! И еще: виры, колдун, никакой с тебя я не потребую. Собаке собачья смерть. Ты с ним сполна расчелся, с этим гадом. За Харалда Лося, да и за себя тоже. И за меня, коль на то пошло! Все. Я закончил, – конунг сел. Понизив голос, сказал Брану:
– Да, кстати… Теперь-то ты слово свое наконец сдержал, а, колдун? Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – с неохотой откликнулся Бран. – Только, пожалуйста, не сейчас, очень прошу… устал я как собака. После. Ладно?
– Как скажешь, колдун, тебе решать. Может, обедать останешься?
Бран посмотрел на Сигурда. Тот подмигнул и проговорил:
– Да уж он мой жилец-то, у нас столуется. У нас и готовят на него. Глядишь, хозяйка моя осерчает, коль я его к обеду не приведу. Так што, брат, не обессудь.
Конунг пожал плечами.
– Ладно. Твое дело, колдун, упрашивать не стану, – конунг помолчал – и с усмешкой добавил:
– Иди уж, а то они там от любопытства полопаются.
И он был прав.
Домашние Сигурда действительно лопались от любопытства. Когда Бран явился к Сигурду, ему битый час пришлось отвечать на их вопросы. Хорошо еще, что рядом был Арнор. Он не давал Брану и рта раскрыть, болтал без умолку, и под конец все стали обращаться именно к нему. За это Бран был Арнору несказанно благодарен. Расспросы продолжались до обеда, до тех самых пор, пока не воротился Сигурд.
– Ну, все, отстаньте от человека, – едва переступив порог, велел он. – Ишь, трещат, сороки, на стол лучше накрывайте! Обедать пора.
За обедом Сигурд усадил Брана рядом, на лавке у стены. Старый Бьорн, заявившийся в гости, пробовал было пристать с вопросами, но Сигурд оборвал:
– Довольно. Вечером с ним поговоришь, коль у него охота будет. Ты ешь, ешь, сынок, не обращай внимания.
Бран молча улыбнулся.
– А где дочки-то? – спросил Сигурд. – Што, не появлялись? Где они, мать?
– Кто ж их душу знает? – пододвинув стул, Хелге села подле мужа. – Куда-то запропали.
– Послать разве кого поискать… – начал Сигурд, но не договорил. Заскрипела дверь, по ногам потянуло холодом, заплясало пламя в очаге. На миг люди увидали синеватые сумерки снаружи.
– Ох, мы, кажись, опоздали, – сказал запыхавшийся девичий голос.
В дверях возникли две маленькие фигурки. Войдя, девушки скинули платки и приблизились к столу.
– Нехорошо, – сказал Сигурд, пряча улыбку в бороде. – Где это вас носит, на ночь глядя? Што за баловство такое?
Девушки смотрели на него. Обе раскраснелись, темные глаза блестели. Они были сейчас так похожи друг на дружку, что и впрямь казались сестрами.
– Прощенья просим, – задорно вымолвила Раннвейг. – Припозднились.
– Ах, стрекоза, – Сигурд покачал головой. – И с чего ж это ты припозднилась, а?
– Не сердись, дядя, – попросила Улла. – Это из-за меня. Она мне помогала, там, дома.
Сигурд улыбнулся:
– Што ты, птаха, разве ж я сержусь? Да вы садитесь, што стоять-то? Садитесь, кушайте, голодные, небось?
Девушки обошли стол и проскользнули к лавке. Бран вздрогнул, когда Улла оказалась к нему почти вплотную.
– Можно? – тихо молвила она. Он подвинулся, и Улла села рядом. Ее бедро коснулось его ноги. Бран закусил губу, а Улла отвернулась.
– Так што, надеюсь, он не передумает, – говорил Сигурд, отрезая пласт мяса. – А то куда это годится? Ну, куда годится, я спрашиваю? Срам, да и только. Эй, сынок, мясо будешь? – обратился Сигурд к Брану.
Бран поднял голову. Его мысли были заняты Уллой, и он не сразу понял вопрос. Несколько секунд он лишь моргал глазами, потом ответил:
– Да, спасибо.
Раннвейг схватила его тарелку и пододвинула отцу.
– Ну, вот, – Сигурд шлепнул туда такой ломоть оленины, что хватило бы на троих. – Ты ж молодой, тебе надо есть. Бегал нынче целый день, умаялся, поди? Эй, а хлеб у нас где?
Под конец обеда Брана разморило. Отложив нож, он отодвинулся к стене. Глаза немедленно закрылись, звуки стали отдаляться, и он бы уснул, если б кто-то не потряс его за плечо. Бран с трудом разлепил веки. На него смотрела Улла.
– Да он совсем спит, дядя, – она улыбнулась.
– Иди-ка ложись, – промолвил Сигурд. – Замотался совсем, гляжу. Поди, ляг. Поди, поди, ничего, солнце уже село.
– Правда, иди, – Улла встала и сказала Раннвейг:
– Давай дадим ему пройти.
Девушки вышли из-за стола, пропуская Брана. Проходя, он замешкался подле Уллы. Ее ладонь коснулась его руки, губы дрогнули, и ресницы опустились. Раннвейг дернула Уллу за рукав. Подтолкнула Брана. Тот шагнул в сторону, пошел и лег на свое место, на лавке у стены. За столом продолжались разговоры, туда-сюда ходили люди. Бран повернулся на бок, и веки тут же опустились.
Перед глазами замелькали отрывочные яркие картины, и Улла была в каждой из них. Виденья понесли Брана, как река. Исчезла темнота… исчезли мысли… исчез он сам, остались лишь одни видения.
Звук коснулся его слуха, нескончаемый, тихий, монотонный. Скрип-скрип, скрип-скрип… Бран приподнялся на локте. У очага светился огонек. Тонкая рука качала зыбку. Скрип-скрип… скрип-скрип… скрип-скрип… Голос затянул колыбельную без слов. Мелодия была, будто вой ветра, будто плеск воды. Огонек колебался в такт сонной песне.
Спустив на пол босые ноги, Бран поднялся с лавки и пошел к очагу. Вокруг было темно. Он шел – а огонь отодвигался. Это сон. Я сплю. Конечно.
Она сидела на низком табурете, и темные волосы стелились по земле. Он подошел к ней со спины. Зыбка ритмично колыхалась, голова клонилась девушке на грудь. На ней была длинная белая рубаха. Широкий ворот сполз, обнажив плечо.
Бран коснулся ее кожи. Словно лед.
– Ты замерзла?
(…всего лишь сон…)
Она обернулась, поглядела тепло и мягко. Глаза были в пол-лица.
– Что же ты так поздно? – с укором спросила она. – Что ж так поздно?
Поздно?
– Это сон, – сказал ей Бран. – Всего лишь сон, родная.
Она с грустью смотрела на него. Слеза катилась по щеке, и губы вздрагивали.
– Нужно было раньше, – она отвернулась. Он нагнулся над ее плечом и заглянул в колыбель. Увидал там лишь сгусток темноты.
– Что там у тебя? – спросил Бран. Она вскинула глаза и сказала с удивлением:
– Разве ты не видишь? Ребенок.
Откуда здесь ребенок?
– Откуда здесь ребенок? – отозвался Бран.
– Родился.
Когда Бран перевел взгляд на колыбель, там был ребенок. Бран увидел маленькое тельце. Ребенок копошился, вскидывая ручки. Словно лунное пятно, он светился в темноте.
А вместо головы у него была медвежья морда.
Он вцепился взглядом в Брана. Кабаньи глазки засветились злобой, пасть открылась, обнажив огромные клыки.
– Красивый, правда? – раздался голос Уллы.
Ты что, не видишь, хотел сказать ей Бран. Посмотри на него! Ведь это же чудовище!
Но он ничего не успел сказать. В зыбку вдруг хлынула кровь, затопила колыбель, словно тонущую лодку: целиком, до краев. Медвежья морда скрылась, и кровь хлестнула на пол черной струей. Улла страшно закричала. С этим криком Бран рухнул в темноту.
Когда он воротился, Уллы не было. Свет исчез. Бран стоял во тьме. Тишина. Он ничего не видел, ни контуров предметов, ни всплесков света – ничего: словно мир вокруг перестал существовать, словно Бран провалился куда-то глубоко под землю. Словно он ослеп.
Может, я ослеп?
Да нет же. Это просто сон.
– Кто тут есть? – позвал Бран.
– Чего кричишь? – ответили ему.
Все вдруг переменилось.
Тьма обернулась светом. Бран стоял посреди большого дома. Прямо перед ним был накрытый стол, а вокруг сидели люди.
(Харалд?)
Это был Харалд. Каждый из них был Харалд. Одно лицо.
– Харалд? Это ты? – удивился Бран.
Сидящие кивнули головами:
– Я. Садись со мной, выпей пива.
Харалды вытянули руки, взялись за кувшины, что стояли на столе, и поднесли к губам.
(…ох, нет…)
– Не пей! – вырвалось у Брана. – Не надо! Это яд!
Харалды грустно улыбнулись. Покачали головами.
(…не остановить…)
– Не остановить, – промолвили они. – Поздно. Нужно было раньше.
Запрокинув головы, Харалды стали пить.
Бран закрыл лицо руками.
Когда он убрал ладони, Харалд улыбался. Перед ним на столе была свеча, и мягкий отблеск падал на его широкое лицо. Вокруг стало темным-темно. Была тишина. Где-то звонко капала вода.
А Харалд все смотрел – и улыбался.
– Ты умер, – сказал Бран.
– Нет, – ответил тот.
– Как же так? Я знаю, что ты умер.
Харалд оперся о стол локтями, провел ладонью по пышной бороде.
– Нет, сынок, – у него был грустный голос. – Все не то, чем кажется.
(…что?…)
– Что? – Бран шагнул вперед.
Харалд не ответил. Кровь потекла по бороде, зубы оскалились, а лицо перекосилось мукой. Окостенелые пальцы судорожно царапали стол. Дрогнув, раскрылись запекшиеся губы, кровь струей забила изо рта. Он начал оседать, скрываться под столешницей, словно погружаясь в омут. Страшный вопль, похожий на рык, ударил Брану в уши:
– Все не то, чем кажется! Все не то, чем кажется! Все не то, чем…
Открыв глаза, Бран сел. Сердце колотилось, едва не разрывая грудь. Стон Харалда еще звучал в ушах. Бран помотал головой и перевел дыхание.
"Все не то, чем кажется"…
Бран вытер со лба пот и огляделся. Некоторое время не мог понять, где он, и который теперь час. Остановил проходившего мимо раба.
– Эй, – сказал Бран, – это утро, или вечер?
– Вечер, – отозвался раб. – Скоро уж огни тушить будем. Спи, чего вскочил?
Бран спустил ноги наземь и встал. У стола было полно народу. Опять в тавлеи режутся, понял Бран. Обогнув очаг, прошел в дальний угол, к бадье с водой. Напившись, кое-как пригладил волосы и огляделся. У стола за очагом возились женщины. Они продолжали болтать, кидая на Брана любопытные взгляды. Раннвейг сидела на лавке у стены и что-то шила, кажется, рубашку. Уллы нигде не было. Может, к себе домой пошла. Надо спросить у Раннвейг.
Бран приблизился и сел неподалеку. Раннвейг покосилась на него.
– Слушай, – тихо молвил он. – А где Улла?
– А зачем тебе? – лукаво осведомилась девочка.
– Поговорить.
Раннвейг ухмыльнулась. Откусила зубами нитку и полюбовалась на свою работу.
– Так где она?
– Отсюда не видать.
– Чего, тебе жалко, что ли? – Бран усмехнулся. – Или секрет?
– Может, и секрет, – Раннвейг набрала ткань на иголку. – Подай-ка мне наперсток. Вон тот, большой.
Бран потянулся через стол и взял наперсток из резного рога.
– Красивая штуковина, – заметил он. Раннвейг, не таясь, наблюдала за ним. – Хорошая работа.
– Давай сюда, – девочка протянула руку.
– Хоп! – Бран подбросил наперсток, и, поймав, зажал в кулаке. – Нету!
– Да ну тебя, давай, мне некогда!
– Я же сказал, нету. Гляди, – он протянул ей пустую раскрытую ладонь. Раннвейг насупилась.
– Хватит, что ль! – сердясь и смеясь одновременно, промолвила она. – Что еще за шутки? Отдавай! Ну? Быстро!
– Сначала скажи, где Улла, – Бран, улыбаясь, покачал головой.
– Тогда отдашь?
– Посмотрю на твое поведение.
– Еще чего! – фыркнула Раннвейг. – Иди тогда, сам ее ищи.
– Ладно, отдам. Так где она?
Раннвейг поманила Брана пальцем. Понизив голос до шепота, произнесла:
– В капище.
– Сейчас? На ночь глядя? А что она там делает?
– Колдует, – Раннвейг сделала страшные глаза. Бран озадаченно молчал.
– А серьезно? – спросил он наконец.
– Сам ее спроси, – рассердилась Раннвейг. – Она мне и так голову открутит. Она ж не велела никому говорить.
– Даже мне?
– Ох ты, ох ты, великая птица. Да, если хочешь знать, и тебе. Тебе-то первому. А теперь давай сюда наперсток, живо!
– Ладно, – Бран отдал девочке наперсток и встал.
– Ты куда это? – окликнула она.
– Пойду, посмотрю, как она колдует.
– Ой, только не выдавай меня, – глаза Раннвейг округлились. – А то она обидится.
– Не выдам.
Раннвейг хотела сказать что-то еще, но Бран уже не слушал. Вернувшись к лавке, взял плащ, наскоро причесался и, никем не замеченный, выскользнул из дома.
Глава 20
На улице было темно, очень холодно и безветренно. Снег скрипел под ногами, как деревянный рассохшийся настил.
До капища Бран добрался за несколько минут. Большую низкую постройку до самой крыши занесло сугробами, из маленького оконца под застрехой сочился тусклый желтый свет. Вскарабкавшись на сугроб, Бран заглянул внутрь.
Сначала он увидал лишь полумрак, а в нем – темные глыбы статуй. Потом, приглядевшись, уловил движение. На стене горел единственный факел, но и его мутного света хватило, чтобы разглядеть: это Улла. Она была возле статуи Тора, что-то делала на каменном алтаре. Потом присела, взяла невидимый Брану предмет, поднялась и шагнула к изваянию.
– Великий Тор, – услышал Бран, – прими мое приношение. Защити его от всех опасностей, ведь ты справедливый, ты великий и милосердный. Ты знаешь, что он хороший человек. Прошу тебя, защити его от демонов, от мороза и волков. Пусть идет с миром. Пусть будет свободен, как и должен быть. Прошу тебя, великий бог, сохрани его на пути. Вот, прими от меня это, – она подняла руку. В ладони оказалась каменная чашка, наземь полилось что-то черное и тягучее. Но Бран не досмотрел, потому что сугроб под ним обрушился. Он едва успел вцепиться в оконный переплет.
Улла ахнула и резко обернулась. Чашка вырвалась из рук, со стуком ударилась о подножье статуи. Улла прижала ладони к груди.
– Кто… кто здесь?! – срывающимся голосом вскрикнула она.
– Это я, искорка, – повиснув на руках, Бран сунул голову в окошко.
– Кто?!
– Я.
Некоторое время Улла молчала, потом промолвила с укоризной:
– Подглядывал, да?
– Да, – сознался Бран.
– Зачем?
– Просто я тебя искал. Я же не знал, что… Можно зайти?
– Ты один?
– Конечно… Черт, я сейчас сорвусь!
Так и получилось. Пальцы Брана скользнули по заиндевевшей раме, ноги не нашли опоры, и он рухнул вниз, едва не по уши утонув в сугробе. В темноте он ничего не видел, не мог понять, где верх, где низ. На миг ему почудилось, что он барахтается в реке. Тут действительно утонешь, мелькнула мысль.
Сильная рука вцепилась ему в воротник, и Уллин голос произнес:
– Я тебя вижу. Давай, помоги мне!
Бран слепо зашарил вокруг себя глазами. Взглядом натолкнулся на темный силуэт.
– Да куда ж ты, – задыхаясь, вымолвила Улла. – Так тебе не выбраться… ты вбок давай, вбок… ну, давай же, я не смогу…
Через несколько минут они выползли из сугроба и без сил распростерлись на снегу, у двери в капище. Долго молчали, стараясь отдышаться.
– Вот так оно, подглядывать, – сказала Улла. – Доподглядывался, – она тихо засмеялась. Бран подобрался к ней.
– Ну? Живой? – спросила она. – Подглядывальщик… Ты как меня нашел?
– Подглядывал.
– Раннвейг, небось, проболталась?
– Нет.
– Она, конечно.
– Нет, я сам. По следу бежал. Вот так, гляди, – Бран зафыркал по-собачьи и носом принялся тыкаться в девушку. Она по-детски закатилась смехом, попыталась его оттолкнуть. Он схватил ее. Она брыкалась. Они соскользнули вниз, к самым дверям.
– Ой, пусти, не могу… больше, – едва дыша, взмолилась Улла. – Задохнусь сейчас…
Бран выпустил ее и сел. Она, помедлив, тоже. Убрала со щек растрепавшиеся волосы.
– Давай зайдем внутрь, – предложил Бран. – Только надо встать, а то дверь не откроется.
Скользя по насту, они кое-как поднялись. У входа намерз пологий скат, и оттого их то и дело, будто лодку течением, сносило к двери. Улла снова начала смеяться. Исхитрившись отворить дверь, они соскользнули внутрь. Не удержались на ногах и упали около порога. Дверь захлопнулась.
– Ну, вот, – сказал Бран, с любопытством озираясь. – К богам в гости… прибило, значит.
– Не смейся, – укорила Улла, отряхивая снег. – Боги услышат, рассердятся.
– Хорошо, молчу. А кстати, что ты тут делала?
Улла, кажется, смутилась. Бран встал, и она тоже. Нервно оглянулась через плечо на статую Тора.
– Я… – ответила она. – Я… жертву приносила. Для Хелмунта.
Бран поднял бровь. Улла тихо пояснила:
– Я не хотела говорить. Боялась, ты рассердишься.
– На что же мне сердиться. Но только я не понимаю, думаешь, Кнуд все-таки его убил? Поэтому ты… Но откуда ты знаешь?
Улла удивилась. Некоторое время молчала, с удивлением глядя на Брана, потом произнесла:
– Когда бы Кнуд успел его убить? Разве это то, что он тебе сказал? Ты разве не понял? Ты действительно не догадался? Все те вещи, что ты там нашел… Ты разве не понял, для чего Хелмунт их собирал?
– Он их просто украл.
– Он не вор, – отрезала девушка. – Неважно, что ты о нем думаешь, но он не вор, ясно? Я Хелмунта получше твоего знаю. Он же не мог уйти голым, и с пустыми руками. Хотя – он бы наверняка с радостью это сделал! Он бы предпочел лучше так, чем брать что-нибудь у моего отца, но… он не мог. Сейчас зима, и тут в лесу волков полно, да и есть ему ведь что-нибудь надо. Ничего плохого он не сделал, подумаешь, взял несколько вещей, никто от этого не обеднеет. Он заслужил. На нем тут и так без конца пахали, – Улла отвернулась. Бран потянулся к ней, взял за руку и сказал:
– Не сердись.
– Я и не сержусь.
– Сердишься, я вижу.
Она подняла голову и тихо произнесла:
– Извини. Просто я… просто мне жаль, что ты плохо к нему относишься.
– Да вовсе нет. Вовсе я не плохо к нему отношусь.
– Плохо, – ответила Улла. – Ты его не любишь, подозреваешь во всем. А он ничего не сделал. Он ни в чем не виноват. Он хороший человек. Он не помогал Кнуду. Никогда, ручаюсь. Но теперь уж все равно, он ушел. Я знала, что он рано или поздно это сделает. Жалко только, что ему это пришлось сделать сейчас, и что он меня не предупредил. Я бы ему помогла, чем бы смогла только. Ты моему отцу про него уже сказал?
– Даже не собирался. Я же не знал, что он сбежит. Только опасался, что Кнуд его убил. Но вообще, если задуматься… Кнуд этого действительно не утверждал.
– Не говори отцу, ладно? И дяде не говори. Никому не говори. Чуть позже его хватятся, а пока не надо, дадим ему уйти. А то, чего доброго, пошлют за ним погоню. Если отец его поймает, он с ним такое сделает… – Улла зябко передернула плечами. – Он уже сделал раз, ты, может, слыхал?
– Да, слышал, Кнуд рассказывал.
– Ну, видишь? Не говори им, ладно? Пожалуйста. Пусть лучше думают, что это Кнуд его…
– Хорошо, искорка, не буду. Но только как же быть с кинжалом Серого?
– А что с кинжалом? – Улла посмотрела исподлобья.
– Ну, как же? Я ведь там кинжал нашел, а на ножнах клеймо было "Серый". Да ведь я тебе рассказывал, ты что, забыла?
– Вовсе нет. Только что же здесь такого? Ты что, из-за этого решил, что Хелмунт убил Серого, да? – из ее глаз глядел укор.
– А ты бы на моем месте как решила? – ответил Бран. – Ну, вот как?
– Я бы, прежде, чем решать, расспросила бы людей. И они бы ответили, что этот самый кинжал Хелмунту Серый подарил, в конце лета. Потому что Хелмунт Серого спас, из болота вытащил. Серый тонул, а Хелмунт полез и вытащил. И сам едва в живых остался. За это Серый ему свой кинжал и подарил. И это, кстати, тут многие знают. Я сама там была и это видела. Вот так-то, следопыт. Прежде, чем кого-то приговорить, стоит и задуматься, – Улла выдернула руку и отвернула сердитое лицо. Бран стоял, моргая глазами.
– Неужто это правда? – пробормотал он наконец. – Это что, действительно так и было?
– Считаешь, я выдумываю?
– Что ты, нет, конечно. Господи, ну, и дурак же я! – Бран хлопнул себя ладонью по лбу. – Это надо же!
Улла обернулась.
– Не ругай себя, – промолвила она. – Так уж вышло. Я об одном жалею, знаешь, что ты мне раньше не сказал, ну, про тайник.
Бран в ответ только развел руками. Улла шагнула к нему, обняла и прижалась щекой к груди.
– Ты ведь мог сегодня из-за этого погибнуть, – шепнула она. – Ох, я до сих пор не отойду… так страшно. Это было так страшно! Кнуд был очень злой. Он был зол на всех. На весь свет, понимаешь?
– Еще бы, это я уже успел уяснить. Знаешь, он думал, что медведь – это кара богов. Он мне так сказал.
– Может, это правда. Здесь многие так считают. Ну, и ладно. Медведя все равно ведь больше нет, ты его убил.
– Мы с тобой, – поправил Бран. – Мы с тобой его убили.
– Но я… что же – я, я ведь только…
– Нет. Если бы не ты, он бы меня прихлопнул, как муху. Ты такая смелая, искорка моя, наверное, самая смелая женщина на свете.
– Вот и неправда, я ужасная трусиха. Я тогда так перепугалась, что чуть не умерла. Но я была должна. Я не могла тебя потерять. Не могла… я не могла, – она вскинула голову. В глазах блестели слезы. Бран сказал:
– Что ты, родная…
Улла не дала ему договорить, губами закрыла его губы. Бран ощутил ее горячее дыхание и соленую влагу на губах.
Заскрипела дверь, и оба вздрогнули. Отпрянув, обернулись. Услыхали мелодичный насмешливый голос:
– Можно?
Улла дернулась, будто от удара, в ужасе глянула на Брана… Дверь открылась, и на пороге возникла Аса. С улыбкой, аккуратно притворив за собою дверь, склонила к плечу голову.
– Не помешала? – в ее голосе звучала явная насмешка. – Вы тут, кажется, были очень заняты.
Бран хмурился. Улла снова поглядела на него.
– Значит, правду люди говорят, а я-то не верила. Что ж, поздравляю, прекрасная замена твоему Ари Топору, – Аса смерила сестру взглядом: всю, с головы до ног. Сжавшись, Улла прикусила губы. Даже в полутьме было заметно, как она бледна.
Аса неторопясь прошла внутрь.
– Вы, как я вижу, колдуете, – она в упор уставилась на Брана. – На кого порчу наводите, а? Или, может, сглаз? Хороша парочка, колдун да ведьма! Кого сглазить-то собирались? Чего молчите?
Ни Бран, ни Улла не ответили. Аса скрестила руки на груди и произнесла с издевкой:
– Если честно, колднун, я такой дешевки от тебя не ожидала. Нашел тоже, с кем связаться, с этой пигалицей! Это же огрызок, а не человек. Я тебе просто удивляюсь! Даром что она моя сестра, не пойму, в кого такая уродилась. Ну, этот Арии еще куда ни шло, он дурак известный был, вот она его вокруг пальца-то и обвела, ну, и братец наш любезный ей, конечно, помогал. Но ты? Ты бы, кажется, мог получше выбрать. Чего ж на свалке-то питаться, помои подбирать, когда можно и со стола, – Аса улыбнулась прямо Брану в лицо.
– Со стола тоже не всегда свежее подают, – вдруг тихо вымолвила Улла.
Аса вскинула бровь:
– Чего ты там еще пищишь? Тебя кто спрашивал?
– Может, мне у тебя разрешения дышать попросить? – парировала Улла.
Аса усмехнулась:
– Если б это зависело от моего разрешения, ты давно бы задохнулась. Что-то не припомню, чтобы я с тобой разговаривала.
– Зато я с тобой разговариваю.
– Ты мне не смей грубить, соплячка.
– Да я еще и не начинала.
– Вот дрянь, потаскушка! Думаешь, если перед мужиком ноги раздвинуть, он сразу будет твой? Ошибаешься, деточка. Любая шлюха это может.
– Да? Что ж, охотно верю, тебе, конечно, лучше знать! – тяжело дыша, выпалила Улла.
Глаза Асы широко раскрылись. Злость исказила прекрасное лицо.
– Смотрите, кто разговорился, – протянула она. – Смотрите, кто у нас тут. Сопливая стерва. Да любая жаба из болота и то красивей тебя. Да ты посмотри на себя, посмотри, на что ты похожа. Да на тебя ни один мужик в здравой памяти и глаз не положит. Кому ты нужна, уродка недоношенная? Чучело! Ведьма! К тебе палкой прикоснуться – и то стошнит, шалашовка!
– Ой-ой! – у Уллы вздрагивали губы. Она старалась выглядеть спокойной, но заметно было, что ей это нелегко. – От шалашовки слышу! За тобой тут тоже многое водится, людям ведь рты не заткнешь.
– Ну, уж тебе-то я заткну, – Аса подалась к ней, сверкая глазами. – Вот еще дрянь. Все отцу расскажу!
– Ну, да, любимому папочке!
– Вот именно, любимому. Вот именно, он меня любит, а не тебя! И знаешь, почему? Знаешь, конечно, знаешь. Это из-за тебя мама умерла. Это ты, ты ее убила! За это тебя, уродку, боги и покарали! Эх, и чего ж ты при рождении не сдохла! Правильно отец тебя на снег выбросил, убийца проклятая! Да сто таких, как ты, не стоят маминой смерти! Он ее любил, а ты ее убила! Сука! Мерзавка! Уродина! Чтоб ты сдохла!!! – Аса метнулась к Улле. Они вцепились одна другой в волосы, закружились с воем, как волчицы, скаля зубы.
– Будь ты проклята! – вопила Аса. – Стерва! Будь ты проклята! Ты всем жизнь испортила! Мерзавка! Тварь! Поганая ведьма!!!
Не успел Бран опомнится, как они упали наземь. Аса тут же очутилась сверху. Размахнувшись, закатила сестре пощечину.
– Получай, с-сука! – фыркнула она. Улла зарыдала в голос. Аса снова замахнулась.
Рванувшись к ним, Бран схватил ее за руку. Она повернула к нему изуродованное яростью лицо.
– Прочь! – взвизгнула она. – Пошел вон, раб! Ты с ней заодно? Я ее научу! Поганка! – Аса дернулась и едва не вырвалась. Бран облапил ее грубо и бесцеремонно. Она завизжала и, царапаясь, стала выдираться.