Текст книги "Игорь Северянин"

Автор книги: Наталья Шубникова-Гусева

Соавторы: Наталья Шубникова-Гусева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

«Любовь двенадцатой весны...»

Игорь Северянин признавался, что стал поэтом, как и многие, благодаря любви. В автобиографии, подготовленной для «Словаря русских писателей» Семёна Венгерова, Северянин писал о себе в третьем лице: «Там, на любимой Суде, Игорь проводил летние каникулы, лишь изредка отпускаемый в Петербург к матери, и там он познал первую (идеальную) любовь к кузине Лиле, дочери брата отца, которая была на пять лет его старше. Автор осознал себя поэтом благодаря этой любви».

Первые стихи, посвящённые любви, русской весне и любимой реке Суде, Игорь Северянин написал в 16 лет осенью 1903 года в Дальнем и включил в брошюру «Из “Песен сердца”». Они адресованы его кузине – Лиле, в которую Игорь был влюблён. Елизавета Михайловна Лотарева (по мужу Якульская; 1882—1944) – дочь Михаила Петровича Лотарева, «кузина Лиля», «сестра-мечта Елисавета», которую поэт в романе «Роса оранжевого часа» называл «лильчатая Лиля» и «Лилит» (по преданиям, первая жена Адама), «Любовь двенадцатой весны»...

Вспоминая об этом, в «Поэзе детства моего и отрочества» поэт писал:

 
Вы, русла моего пера,
Сестра-мечта Елисавета
И Суда, грёза и сестра!
 

Так случилось, что и в стихах, и в жизни прощание с рекой Судой совпало с окончательной разлукой с «лильчатой Лилей». Перед отъездом с отцом на Дальний Восток юный поэт присутствовал на свадьбе кузины. Прекрасной весенней порой, 26 апреля 1903 года, на берегу Оки Игорь переживает крушение своих грёз о любви. На свадьбе он произнёс «пламную эпиталаму» – свадебную песню, «из пира чуть не сделав драму».

В стихах этого цикла звучат грусть и разочарование. Свою возлюбленную он видит «судской девой» – русалкой, которая влечёт его так же властно, как воды незабываемой родной реки.

Он отождествлял её образ с краем, где прошло его детство, с природой тех мест и «форелевой» рекой Судой. В адресованной ей дарственной надписи на юбилейном сборнике альманаха «Гриф» за 1903—1913 годы (СПб., 1914) Северянин даже произвёл её фамилию от названия реки Суды: «Елизавете Судской автор ея Игорь Северянин. 1913. Москва».

Историю своей первой любви Игорь Северянин подробно изложил в «Росе оранжевого часа». Один из ранних сборников Игоря Северянина «Из “Песен сердца”» (1905) состоит из стихотворений, написанных на Дальнем Востоке и полон разочарования.

Открывает цикл «Из “Песен сердца”» стихотворение «Царевне Суды», полное томления:

 
...Эта царевна – из Суды русалка:
Бледное тело и в страсти глаза;
Губы магниты; широкие груди;
Нежно волнисты её волоса.
 

«Царице грёз Елисавете» обращено самое раннее стихотворение из включённых в книгу «Громокипящий кубок» – «Элегия» (1905).

Начинающий поэт выделил те «образцовые основы», которые определили его будущее: музыка, литература, природа: «захлёбывался я в природе», «слагал в то время стансы, швырнув учебник за забор». Он убеждён, что поэт – «безвозрастный ребёнок» и «ему нельзя в земной учиться школе... алгебрить и геометрить», «в лесу, в горах, в степях и в поле познать язык возможно, не учась...». Эти основы связаны с собственным осознанием поэта, тогда как параллельная линия жизни являлась диссонансом, набегала на восторги детских лет и омрачала их. Распад семьи, разлука с любимой матерью, чувство одиночества, постоянная мечта о свиданиях с ней, недостаток материнской ласки, крушение любовных грёз наложили свой отпечаток на характер будущего поэта и на его творчество.

Поездка на Дальний Восток

Поездка на Дальний Восток, начавшаяся с грустного для молодого человека события, ускорила тем не менее становление в нём поэта. Переживание неразделённой любви, длительная разлука с близкими, обилие волнующих впечатлений от путешествия и открывшейся восточной экзотики – всё это отразилось в стихотворных опытах 1903 года. В июне 1903 года по дорожным впечатлениям написаны стихотворения «На Урале», «Около Иртыша», «Озеро Байкал», а стихи, созданные в августе—декабре 1903 года в Дальнем, посвящены первой любви поэта, кузине Лиле, которая перед его отъездом вышла замуж, и полны чувствами разочарования и грусти.

Лидия Вечерняя вспоминала: «Встретились мы и на следующее лето, опять на реке Суде, и в 1903 году в Москве, куда он приехал на свадьбу моей сестры Елизаветы. Приехал с отцом – и тут я узнала, что они уезжают на Дальний Восток в гор. Дальний. Он, т. е. Игорь Северянин, написал там немного стихов. Вернулся в “Петербург” (по-тогдашнему) к матери один. Началась вскоре Русско-японская война – и приехал его отец совершенно больной – туберкулёзом – Ялта не помогла, и он скончался весной 1904 года в Ялте, где и похоронен».

В Дальнем потребовалось оформить документ, удостоверяющий личность Игоря. Этот паспорт был потерян им в 1913 году при хлопотах о выдаче удостоверения личности, когда он отправлялся в турне вместе с Фёдором Сологубом и Анастасией Чеботаревской. Но речь о нём идёт в сохранившемся прошении.

«Его Превосходительству

Господину С.-Петербургскому Градоначальнику

сына отставного Штабс-Капитана

Игоря Васильевича Лотарева, проживающего

в г. С.-Петербурге, по Средней Подьяческой ул.,

д. № 5, кв. № 8.

ПРОШЕНИЕ

В настоящее время я проживаю в С.-Петербурге без паспорта, и местный участковый пристав, к которому я обратился с просьбой выдать мне таковой, отказал мне в этом на том основании, что у меня нет свидетельства о приписке к призывному участку. У меня действительно такого свидетельства нет, и мне неизвестно, приписан ли я к призывному участку или нет. Дело в том, что до моего совершеннолетия я проживал с покойным отцом моим в городе Дальнем, где мне была выдана в 1903 г. паспортная книжка сроком по 4 мая 1908 г., т. е. по день моего совершеннолетия. Из этой книжки не видно – приписан я или нет. Отец мой скончался в 1904 г., как видно из прилагаемой при сём метрической справки».

Незадолго до начала Русско-японской войны, 31 декабря 1903 года, Игорь Лотарев возвращается в Петербург. Летом он вновь, как в детстве, живёт с матерью в Гатчине.

 
...Мне было лет 16,
Когда приехал к маме я с Квантуна,
Где больше полугода
С больным отцом провёл. Он после в Ялту
Один уехал, и весной четвёртой
Столетья нового, во время русско-
Японской бойни, умер от нефрита.
 

Отметим, что эта первая версия смерти отца близка к истине. Затем Северянин перешёл к более литературному варианту – смерть от чахотки в Ялте в 1904 году, когда там умер Чехов. Как мы уже убедились, такое редактирование вполне отвечает диалектике собственно биографических фактов (жизнеописание) и творчества, реальной и литературной биографии поэта. Отец был смертельно болен уже тогда, когда получил место коммивояжёра в одном из пароходств в Порт-Артуре. Огромные усилия, предпринятые им, чтобы начать новую жизнь вместе с сыном, оказались напрасными. Пришлось отсылать подростка в обратный путь – близились военная катастрофа и собственная смерть – в Ялте 28 мая 1904 года. Странным образом эта смерть завершила пору детства и отрочества Игоря Лотарева – он стал поэтом.

Глава вторая
ОТ ИГОРЯ ЛОТАРЕВА К ИГОРЮ-СЕВЕРЯНИНУ

«Морская война»

Поездка на Дальний Восток, переживания военного времени оказали решающее влияние на судьбу Северянина. Юный Игорь Лотарев осознаёт себя поэтом и впервые решается сделать свои чувства достоянием читателей (стихи, посвящённые кузине Лиле, тогда оставались в рукописи).

 
...Весною
Произошла Цусима. Катастрофа
Нежданная совсем меня сразила;
В ту пору я большим был патриотом
И верил в мощь любимой мной эскадры.
 

Начинающий поэт пишет патриотические стихи о подвигах русского флота и собирает коллекцию фотографий судов, вымпелов («примерно... сто девяносто»). Были «разделены суда все по эскадрам: из Балтики, левей – из Черноморья и Тихоокеанская».

Лидия Вечерняя вспоминала, что Михаил Петрович Лотарев «критически относился к выбранной Игорем дороге и предложил ему заниматься на курсах бухгалтеров – но Игорь написал письмо дяде – что он будет поэтом и никем другим. Война произвела на него очень большое впечатление, и он написал много стихотворений о наших военных кораблях – броненосцах: В 1907 г., окончив гимназию, я с братом Борисом поехала к ним, т. е. к его матери и замужней сестре – Игорь был уже взрослым красивым молодым человеком. Он очень любезно поехал с нами в Петергоф и позже прислал альбом с его видами и чудесное стихотворение – всё это пропало у меня при переездах».

 
Я беден был. Я жил на средства дяди.
Он маме ежемесячные суммы
До дня, когда мне счастье улыбнулось,
Переводил корректно-аккуратно...
 

Часть денег дяди была потрачена на выпуск первых увидевших свет брошюр стихов, которые усердно и настойчиво готовились осознавшим своё предназначение поэтом. Первая публикация стихотворения появилась 25 сентября 1904 года. Дозволена цензурой к печати брошюра Игоря Лотарева «К предстоящему выходу Порт-Артурской эскадры: Стихотворение» (СПб.: Типография К. Шлегельмильх. 4 с.). Датировано 15 сентября 1904 года.

Сам факт издания тридцати пяти брошюр до выхода книги «Громокипящий кубок» был упомянут Игорем Северяниным в одном из первых интервью – «Моя поэзия» (1913), и эти сведения десятилетиями переходили из работы в работу. Но сами брошюры 1904—1912 годов не были собраны и изучены ввиду их редкости и труднодоступности. Ни одна библиотека или архив не обладает исчерпывающей коллекцией этих раритетов. «Период поэтического “самиздата” Игоря-Северянина, – писал В. А. Кошелев в статье «Поэт с открытой душой», – исследован ещё недостаточно: брошюры эти не изучены, а многие из них просто не выявлены». Вместе с тем современники поэта знали и ценили его творчество уже по этим брошюрам. «Поэзы его, тетради его, – замечал издатель Иван Игнатьев (Казанский), – мне невольно хочется сравнить с раритетами антиквария, настолько привлекательно оживают под его пером образы и, порою, приёмы времён “старого Петергофа с Альфами и Омегами грядущих дней”».

Впервые все ранние брошюры Игоря Северянина собраны, изучены, их полный состав, авторская последовательность и тексты воспроизведены в издании произведений Игоря Северянина в серии «Литературные памятники». Публикация всех ранних брошюр в их хронологической последовательности и полноте даёт уникальную возможность читателю и исследователю восстановить по ним истинный ход творческой эволюции поэта.

Анализ ранних брошюр Игоря Северянина позволил не только выделить ранний период творчества поэта как самостоятельный период его творческого становления, но и по-новому, объективно осветить ряд фактов его вхождения в литературу. Выяснилось, что составителями и комментаторами творчества Северянина некритически повторялись некоторые авторские высказывания. Например, первым выступлением в печати сам поэт часто называл публикацию стихотворения «Гибель “Рюрика”» в солдатском журнале «Досуг и дело» 1 февраля 1905 года. Поэт вспоминал, что «одна “добрая знакомая” моей “доброй знакомой”, бывшая “доброй знакомой” редактора солдатского журнала “Досуг и дело”, передала ему (ген[ералу] Зыкову) моё стихотворение “Гибель ‘Рюрика’ ”, которое и было помещено 1 февраля 1905 года во втором номере (февральском) журнала под моей фамилией Игорь Лотарев. Однако гонорара мне не дали и даже не прислали книжки с моим стихотворением».

Но выступление в журнале было не первой публикацией поэта, до этого он успел издать три брошюры. «Гибель “Рюрика”» написана значительно раньше, дозволена цензурой к печати 12 октября 1904 года и вышла тогда же отдельной книжечкой из шести страниц. К тому же «Гибель “Рюрика”» была уже второй брошюрой под именем поэта Игоря Лотарева (до этого было издано его стихотворение «К предстоящему выходу Порт-Артурской эскадры»). Третья брошюра Игоря Лотарева появилась также ранее указанного автором дебюта (публикация брошюры «Подвиг “Новика”» дозволена цензурой 4 ноября 1904 года и была первой из отмеченных в печати).

Дебют поэта состоялся в дни Русско-японской войны, всколыхнувшей патриотические чувства юноши, недавно увидевшего просторы Сибири и Дальнего Востока. Только в 1905 году вышло в свет семь брошюр. Правда, пять из них состояли только из одного стихотворения. Первые восемь брошюр, посвящённых Русско-японской войне, поэт объединил в раздел «Морская война», когда в 1910 году планировал своё первое собрание сочинений, однако они так и не были перепечатаны им.

В стихах отразились не только известные по газетным сообщениям трагические события Русско-японской войны, но и воспоминания, которые остались у юноши от поездки с отцом на Дальний Восток. Во второй брошюре на первой стороне обложки напечатан эпиграф к стихотворению, в котором автор вспоминает свой визит на крейсер во время поездки в Маньчжурию (экземпляр Музея книги РГБ). В августе 1904 года крейсер погиб в бою с четырьмя японскими крейсерами. В брошюре «Подвиг “Новика”» на обложку вынесено поэтическое обращение автора «К крейсеру “Изумруд”».

Остальные брошюры также рассказывают о подвигах офицеров и матросов известных русских кораблей во время Русско-японской войны. Седьмая брошюра «Конец “Петропавловска”» посвящена памяти вице-адмирала Степана Осиповича Макарова, командовавшего 1-й Тихоокеанской эскадрой в Порт-Артуре. «Бой при Чемульпо» (залив в Жёлтом море) – воспевает подвиг моряков крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец», по распоряжению командира «Варяга» Всеволода Фёдоровича Руднева затопивших крейсер, и 3 февраля была дозволена цензурой брошюра «Взрыв “Енисея”: Стихотворение» (СПб.: Типография И. Флейтмана, 1905. 4 с.). Датирована 11 октября 1904 года. Стихотворение «Сражение при Цусиме» из цикла «Морская война» датировано 29 июня 1905 года, но не напечатано. Таким образом, этот текст должен был следовать за брошюрой «Конец “Петропавловска”», дозволенной цензурой к печати 20 июня 1905 года. Цензурный экземпляр сохранился в архиве Северянина в Эстонском литературном музее в Тарту с пометой «категорически] запрещается]» и датой – 6 июля 1905 года.

Автор вспоминал, что «одна из книжонок попалась как-то на глаза Н. А. Лухмановой, бывшей в то время на театре военных действий с Японией». 200 экземпляров брошюры поэт послал «для чтения раненым солдатам. Лухманова поблагодарила юного автора посредством “Петербургской] газеты”, чем доставила ему большое удовлетворение...». «Сегодня я пережила, – рассказывала Надежда Александровна Лухманова, популярная в те годы писательница, – большую радость и не могу не выразить за неё сердечную благодарность.

Я получила несколько посылок от чужих людей, желающих через мои руки помочь нашим воинам. <„.> Минутами получается здесь душевное обновление, и снова переживаешь детские, маленькие, но такие сладкие, полные радости. Пришла картонка, обшитая холстом, полная тоненьких книжечек, 200 экземпляров стихотворения “Подвиг ‘Новика’ ” Игоря Лотарева. Этот подарок, предназначенный автором ещё для ёлки, запоздал, но... будет роздан в окопах солдатикам, которые охотно читают такие маленькие книжечки, которые можно сейчас же спрятать в карман. Спасибо автору».

Вероятно, публикация не за счёт помощи родных, а в журнале «Досуг и дело» стала для поэта фактом вступления в литературу, с которым он связывал затем юбилейные даты – 25 и 35 лет творческой деятельности. Однако объективные сведения о его литературной биографии должны быть восстановлены.

Патриотические стихи, посвящённые Русско-японской войне, не были случайны – они отозвались и в его творчестве времён Первой мировой войны, и позже, в годы эмиграции, когда поэт, умудрённый жизнью и литературным трудом, пишет цикл стихотворений о России.

Следующая брошюра – «По владениям Кучума» (СПб.: Типография И. Флейтмана, 1905. 4 с.). Датирована: «Порт-Дальний, июнь 1903 г.». Она состоит из стихов, написанных годом раньше, дозволена цензурой 11 августа 1903 года. На обложке ниже заглавия напечатано содержание: «Стихотворения: 1) На Урале. 2) Около Иртыша. 3) Озеро Байкал». Позже они были включены в сборник «Поэзо-антракт».

В тот же день дозволена цензурой брошюра «Из “Песен сердца” (I—V): Из стихотворений 1903 г.» (СПб.: Типография И. Флейтмана, 1905. 8 с.). В издание вошло пять стихотворений: «Царевна Суды», «Обманщица-весна», «Несбыточный сон», «Неразгаданные звуки» и «Безотрадная жизнь». Круг тем, вошедших в десятую брошюру произведений, заметно расширился.

«Не слышу больше я песен страстных...»

Душевное потрясение поэта вызовет известие о смерти 27 августа 1905 года в возрасте тридцати шести лет от туберкулёза его любимой поэтессы Мирры Лохвицкой. Так подписывала свои стихи Мария Александровна Лохвицкая (в замужестве Жибер; 1869—1905), одна из интереснейших женщин в русской поэзии, прославившая её неудержимым вдохновением и музыкой свободно льющегося стиха. Её имя было широко известно в начале XX века. Первый и последний сборники поэтессы удостоены половинной Пушкинской премии Академии наук. Её книги «Стихотворения» переиздавались, отмечались критикой и даже пародиями. Известный критик того времени Александр Амфитеатров считал Мирру Лохвицкую поэтессой, иногда возвышавшейся (в лирике) почти до гениальности. Видные поэты, в том числе Константин Бальмонт и Фёдор Сологуб, посвящали ей стихи.

Поэт посвящает памяти Мирры Лохвицкой стихотворение «Певица страсти», которое вместе с её портретом опубликует в сборнике стихотворений «Мимоза: 1-й сборник стихотворений» (СПб.: Издание Игоря Лотарева. Типография И. Флейтмана, 1906. 8 с.), дозволенном цензурой 15 декабря 1905 года:

 
Не слышу больше я песен страстных,
Горячих песен, любовных песен,
Не вижу взоров её прекрасных,
И мир печален, и сер, и тесен...
 

Под стихотворением стоит подпись «Князь Олег Сойволский» – псевдоним Игоря Лотарева, частью образованный от названия имения дяди поэта – Михаила Петровича Лотарева – Сойвола, находящегося неподалёку от Череповца. В этих местах гостил Игорь, но ни княжеский титул, ни имя «Олег» не имели отношения к реальности, будучи лишь данью поэтическому воображению. В этом сборнике появились и другие псевдонимные подписи под стихотворениями поэта: Изгнанник, Квантунец (образован от названия «Квантун» (Гуаньдун), часть Ляодунского полуострова, где в 1903 году побывал Игорь), Весенний Ветерок, Беспристрастный. Есть и каламбурный псевдоним – Граф Евграф Д’Аксанграф, – где имя Евграф означает по-гречески «благопишущий», а фамилия образована от названия французского ударения – «аксан грав» (Accent grave). Он использован как подпись к эпиграмме на контр-адмирала князя Ухтомского.

Игорь Северянин не был знаком с поэтессой, но хорошо знал её творчество. Впрочем, поэт мог беседовать о ней с Иеронимом Иеронимовичем Ясинским, которому запомнилась встреча с юной Миррой. Любовь к её поэзии сближала молодого поэта и одного из старейших писателей того времени. В одном из писем 1910 (?) года Северянин писал:

«Глубокоуважаемый и дорогой

Иероним Иеронимович!

Мне радостно напомнить Вам, что завтра, во вторник, Вы согласились быть вечером у меня, к Вам душевно стремящегося.

Я так светло хочу проинтуитировать Вам некоторые шедевры Мирры, нашей единственной, и два-три своих стихотворения.

Никого не будет у меня в этот день – в этот день я ожидаю только Вас».

Ясинский, скорее всего, рассказал Северянину о том, что однажды к нему по литературному делу приходили три дочери известного адвоката, профессора права Александра Владимировича Лохвицкого: Елена, Надежда и Мирра. Три сестры были наделены поэтическим талантом, впоследствии, после смерти Мирры, известной стала Надежда Лохвицкая, замечательная лирическая поэтесса и блестящий юморист, выступавшая в печати под псевдонимом Тэффи. Но ещё до того, как старшая из сестёр Мирра стала известна, на семейном совете проверили силы каждой из сестёр и решили, что Мирре Лохвицкой предназначено занять первое место среди них. Второй выступит Надежда, а потом уже Елена.

Ясинский так передавал рассказ младшей из них, Елены: «...мы уговорились, чтобы не мешать Мирре, и только когда она станет знаменитой и, наконец, умрёт, мы будем иметь право писать и сохранять, в крайнем случае, если она умрёт, для потомства. Было это довольно комично и оригинально». Стихи Мирры Лохвицкой привели Ясинского в восхищение: «Действительно, стихи сверкали, отшлифованные как драгоценные камни, и звонкие как золотые колокольчики».

«Она больше, чем кто-нибудь, – вспоминал о ней Владимир Иванович Немирович-Данченко, – отличалась музыкальным ухом и, пробегая по строкам взглядом, слышала стихи. <...> Как будто ко мне залетала радостная, вся в жару белым ключом бьющейся жизни, птичка. Из-за гор и морей, из-за пустынь, вся ещё овеянная дыханием солнечных пышных рощ. Чудилась душа, совсем не родственная скучному и скудному, размеренному укладу нашей жизни».

Даже Иван Бунин, обычно язвительный и колкий по отношению к многим своим собратьям по перу, вспоминал знакомство с Миррой Лохвицкой как одно из самых приятных: «...муж её был один из московских французов по фамилии Жибер, – <...> она мать нескольких детей, большая домоседка, по-восточному ленива: часто даже гостей принимает, лёжа на софе в капоте, и никогда не говорит с ними с поэтической томностью, а напротив. Болтает очень здраво, просто, с большим остроумием, наблюдательностью и чудесной насмешливостью, – все, очевидно, родовые черты, столь блестяще развившиеся у её сестры, Н. А. Тэффи. Такой, по крайней мере, знал её я, а я знал её довольно долго, посещал её дом нередко, был с ней в приятельстве, – мы даже называли друг друга уменьшительными именами, хотя всегда как будто иронически, с шутками друг над другом.

Мы случайно сошлись в редакции “Русской мысли” – оба принесли туда стихи, – познакомились и вместе вышли. <...> И всё в ней было прелестно – звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая, лёгкая шутливость... Она и правда была тогда совсем молоденькая и очень хорошенькая. Особенно прекрасен был цвет её лица, – матовый, ровный, подобный цвету крымского яблока».

В личной библиотеке Северянина имелись четыре тома стихотворений Мирры Александровны Лохвицкой 1900 и 1903 годов с владельческими пометами, которые поэт привёз с собой из Петербурга в Эстонию. Позже Северянин приобрёл ещё один том: «Лохвицкая М. А. (Жибер). Стихотворения. Перед закатом. С Приложением неизданных стихотворений из прежних лет и портрета автора. С Предисловием К.Р. СПб., 1908». Сборник «Перед закатом» имеет владельческие надписи Игоря Северянина на титуле и авантитуле, а также автографы владельца в тексте. «Предисловие удовлетворительно, но тон его несколько развязен»; «Лебединая песня! Шедевр!» (о стихотворении «Что такое весна?»); «Хочется улыбчато плакать» (о «Колыбельной песне»); «Пряно. Роскошно. Пышно. Узнаю тебя, Балькис, поющая Соломона!» (о стихотворении «Твои уста – два лепестка граната...»).

Чувственная и жизнелюбивая лирика, присущая Лохвицкой импрессионистская зыбкость и экзотизм, лёгкий и мелодичный стих оказали большое влияние на творчество Северянина. Игорь Северянин создал своеобразный культ поэтессы. Помимо 1-го сборника «Мимоза», где он поместил её портрет и стихотворение «Певица страсти», «Памяти почившей Королевы Поэзии Мирры Александровны Лохвицкой...», поэт посвятил сборник «А сад весной благоухает!.. Стихи» (СПб.: Типография И. Флейтмана, 1909. 8 с. 100 экз.); «Бессмертной Мирре Лохвицкой» – сборник «Певица лилий полей Сарона» (СПб.: Типография И. Флейтмана, 1910. 8 с. 100 экз.) и множество стихотворений разных лет.

Любовь была содержанием поэзии Лохвицкой, и строка «Это счастье – сладострастье» воспринималась как «девиз» поэтессы. «К ней применили, – писал критик Александр Измайлов, – и оно так и осталось навсегда, имя новой русской Сафо, певицы вакхической страсти, знойного наслаждения, упоения рабством и владычеством любви. “Amori et dolori sacrum” – значится как эпиграф на одной из её книг, и она, действительно, была словно жрица в храме, посвящённом любви и любовной тоске, любовному страданию, всему огромному содержанию любви, со всем захватом чувственности, стонами наслаждения, смелостью и дерзостью порыва...»

К середине 1890-х годов имя Лохвицкой стало очень популярно, её всё чаще упрекали в нескромности и даже «безнравственности». По словам Немировича-Данченко, Лев Николаевич Толстой оправдывал её порывы: «Молодым, пьяным вином бьёт. Уходится, остынет, и потекут чистые воды».

Известность Лохвицкой получила скандальный оттенок после её декларативного отказа от «идейной» поэзии, утверждения свободы чувств («Мне нет пределов, нет границ»), «Русской Сафо» её называли по имени древнегреческой поэтессы Сафо (Сапфо) (конец VII – первая половина VI века до н. э.), основная тема лирики которой – любовь.

Игорь Лотарев планировал продолжить выпуск сборников «Мимоза». Сохранилась визитная карточка: «Игорь Васильевич Лотарев, редактор-издатель ежемесячных литературных выпусков “Мимоза”». Однако выпустить удалось лишь 2-й сборник стихотворений «Мимоза». 13 января 1906 года он был дозволен цензурой и за подписью «редактора-издателя И. В. Лотарева» вышел в свет (брошюра 12-я, дозволенная цензурой. СПб.: Издание Игоря Лотарева. Типография И. Флейтмана, 1906. 8 с.). На второй стороне обложки дано объявление:

«В следующих сборниках “Мимозы ”, между прочим,

предполагается поместить, кроме произведений собственных

сотрудников, стихотворения Изабеллы Гриневской,

Т. Л. Щепкиной-Куперник, Мирры Лохвицкой,

Allegro, К. Д. Бальмонта, баронессы Остен-Сакен,

кн. Цертелева, лейтенанта С. и многих других».

(Сборники не вышли).

Среди авторов названа ныне забытая Изабелла Аркадьевна Гриневская (1864—1942), одна из выдающихся и ярких деятельниц в русской литературе и искусстве. Она могла привлечь внимание девятнадцатилетнего поэта своими выступлениями с мелодекламацией, поскольку в эти годы складывался северянинский, необычный, запомнившийся современникам стиль произнесения стихов – музыкальный, распевный, сохранявший индивидуальную мелодию его поэз. Но более всего, думается, для Северянина имело значение доброе отношение Гриневской к поэзии его кумиров – Мирры Лохвицкой, Константина Фофанова, Константина Случевского. В 1910-х годах Гриневская посещала кружок «Вечера К. К. Случевского», где собирались их поклонники. Второй раз имя Изабеллы Гриневской появляется рядом с именем Мирры Лохвицкой: в брошюре Игоря-Северянина № 24 «А сад весной благоухает!.. Стихи» на второй стороне обложки напечатано посвящение:

«Памяти почившей Королевы Поэзии Мирры Александровны

Лохвицкой – страстно скорбящий автор, благоговейно

склонённый».

Но, несмотря на безусловное поклонение «святой Мирре», Игорь Северянин не преминул включить в свою брошюру отзыв о своих стихах писательницы старшего поколения: на третьей стороне обложки помещены добрые слова Изабеллы Гриневской:

«От всей души благодарна поэту Игорю-Северянину,

автору “Лунных теней”, “Златы” и др.,

за добрую память обо мне.

Горячо желаю его звучным и задушевным стихам

широкого распространения.

Прошу его принять уверения в моём глубоком уважении.

1909. 21 февраля. С.-Петербург».

Северянин трепетно относился к каждому отзыву о своём творчестве. В благодарность автору он написал в сентябре 1909 года мадригал-триолет «В альбом Изабелле Гриневской», в котором воспел «Среди Парнаса виконтесс – / Одну из первых поэтесс!».