Текст книги "Россия и русские в мировой истории."

Автор книги: Наталия Нарочницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 46 страниц)

<Постановление> об исторических науках 1934 года было сменой идеологических ориентиров: русскую историю частично реабилитировали, разумеется, густо приправив ее классовыми заклинаниями. Пушкина перестали называть камер-юнкеромъ, Св. Александра Невского – классовым врагом. Наполеона – освободителем, а Льва Толстого – помещиком, юродствующим во Христе, как требовала <школа> марксистов М. Покровского и С. Пионтковского, создавших красную профессуру. В позднесоветские годы об этом идеологическом нюансе не вспоминали, так как вся советская история уже представляла собой <непрерывную линию>, а осуждение <культа личности> Сталина делало как бы неприличным любой непредвзятый анализ его периода даже в личном сознании людей. Те умы, что в силу отстраненности внутреннего сознания от марксистко-ленинской системы ценностей оценивали направления революционного строительства не по его соответствию <идеалам революции>, а по критерию его большей или меньшей удаленности от традиционной государственности, немедленно объявлялись сталинистами, хотя они-то более, чем их обвинители, предпочли бы вообще не иметь ни Сталина, ни Ленина. Постсоветская историография обходит стороной эту тему. Можно отметить лишь обзорную статью, заказанную немецким фондом, которая признала, что <идеологическая машина большевизма разворачивалась ликом к державным идеям и государственным ценностям, связуя воедино прошлое и настоящее>. Но ав-

326 Киссинджер Г. Указ. соч., с. 233, 232.

237

торы в корректно-академической форме скорее симпатизируют разорвавшим эту связь М. Покровскому и С. Пионтковскому, создавшим<материалистическую картину русского исторического процесса>, нежели <своеобразной реставрации подходов русской академической науки>, названной вскользь авторами <одиозным историограъ. фическим официозом империи>327. ;

К концу <перестройки> с целью <развенчания сталинщины> в опровержения штампа советской историографии о Л. Троцком как злейшем враге ленинизма отечественными ортодоксальными ленинцами была переиздана с берлинского издания 1932 года книга Л. Троцкого <Сталинская школа фальсификации> – сборник до-" кументов и стенограмм партийных форумов и дискуссий, ставших секретными в СССР, и комментариев к ним Троцкого. Из документов ясно, что действительно не Сталин, а именно Л. Троцкий был в 1917 году настоящим alter ego Ленина в радикальном взгляде на мировую революцию и на Россию как <вязанку хвороста>, а также в стратегии и тактике в отношении войны и мира, в бескомпромиссном требовании единоличной власти большевиков, в отношении к Временному правительству. Но редколлегия во главе с П.В. Волобуевым не только констатировала <общность их взглядов по многим кардинальным вопросам>, для чего имела все основания, но с чувством удовлетворения от совершаемой справедливости предлагала пересмотреть <иконизацию Ленина… в духе сталинских представлений> и восстановить уважение к Л.Д. Троцкому, низвергнутому Сталиным для того, чтобы <загнать страну в казарменный социализм>328. Однако публикация отечественных поклонников мировой революции и пролетарского интернационализма становится для сегодняшнего исследователя, если он только не придерживается взглядов Ленина с Троцким, <Валаамовым благословением>. Из материалов очевидно, что Сталин не только в период своей <автократии>, но задолго до победы большевистской революции постоянно совершал отступления от ортодоксального марксизма и политического максимализма и действительно никак не был воплощением большевистской идеологии и тактики ленинского типа. В приводимых документах и комментариях Троцкого он в период ленинской эмиграции, <пытаясь самостоятельно выработать линию партии>, постоянно выступает как <оппортунист>, <полуоборонец>, его позиция <в отношении германской революции 1923 года насквозь пропитана хвостизмом и соглашательством>, а <в вопросах английского рабочего движения есть центристская капитуляция перед меньшевизмом>.

327 Бордюгов Г., Бухараев В. Национальная историческая мысль в условиях советского времени. Национальные истории в советском и постсоветских государствах. М., 1999. (Фонд Фридриха Науманна.)

"'Троцкий Л. Сталинская школа фальсификации. М., 1990, с. 299.

238

Сталин даже предлагал сотрудничать с Временным правительством и поддержать его воззвание к правительствам воюющих стран, что вызвало бешеную критику Троцкого и решительный отпор В.И. Ленина, явившегося к концу мартовского совещания партийных работников 1917 года со своими апрельскими тезисами.

Для тех, кто <сталинщину> оценивает исключительно в связи с репрессиями и пресловутым 1937 годом, противопоставляя этому гипотетическое благостное строительство социализма без Сталина, документы и комментарии Троцкого не оставляют сомнения в том, что в случае победы линии Ленина-Троцкого Россию ожидали бы не менее, если не более яростные репрессии и <концлагерный социализм>. Из книги также очевидно, что эти репрессии уже точно были бы направлены исключительно на носителей национального и религиозного начала, которые были бы вырезаны под корень, так что <кровавую коллективизацию> действительно не пришлось бы проводить из-за отсутствия населения, в то время как хлеб для верных ленинцев производили бы трудармии. Чуждые революционной идеологии элементы, уже попавшие под нож в начале 20-х годов при Ленине с Троцким, продолжали, безусловно, погибать и в сталинские периоды насилия, вопреки иллюзиям коммунистов-сталинистов, но эти репрессии также были нацелены и на гвардию пламенных революционеров.

Троцкий на этот счет не оставляет сомнений. <Всякая власть есть насилие, а не соглашение>, – говорил он в одном из публикуемых диспутов. Сравнивая ход русской революции с Французской, он совершенно обоснованно именует себя и ленинскую когорту большевиков якобинцами, группой Робеспьера, а победившую линию – термидорианской реакцией. Комментируя репрессии, Троцкий нимало не волнуется самим их фактом, но возмущен фальшью бросаемых в адрес самых верных поборников мировой революции обвинений в контрреволюции. <Французские якобинцы, тогдашние большевики, гильотинировали роялистов и жирондистов. И у нас такая большая глава была, когда и мы… расстреливали белогвардейцев и высылали жирондистов. А потом началась во Франции другая глава, когда французские устряловцы и полуустряловцы – термидорианцы и бонапартисты – стали ссылать и расстреливать левых якобинцев – тогдашних большевиков… Революция дело серьезное. Расстрелов никто из нас не пугается… Но надо знать кого, по какой главе расстреливать (курсив Троцкого. – Н.Н.). Когда мы расстреливали, то твердо знали, по какой главе>329.

В отличие от отечественных исследователей западные историки всегда были осведомлены о сущности коллизии между Троцким и

"'Троцкий Л. Сталинская школа фальсификации. М., 1990, с. 99, 148– 149.

239

Сталиным. Именно <деленинизация> революции, но не репрессии^ которые масштабно велись при Ленине, вызывает неприятие пост^ революционного периода в СССР. <Чем менее рабочий класс за пре" делами Советского Союза проявлял себя как революционная сила, тем более увеличивалась традиционная дистанция между Россией и Европой>, – добросовестно подмечено в обзоре Гессенского фонда по изучению проблем мира и конфликтов. <Русификация советского представления об истории еще более углубляла пропасть между образами <полуазиатской> России и Европы… Здесь до сего дня наъ< ходятся точки соприкосновения сталинизма и постсталинизма с дореволюционным антизападническим славянофильством>33* (выделено Н.Н.).

Именно последняя оценка как нельзя лучше характеризует семантическое наполнение либерально-западническим сознанием как за рубежом, так и в самой России терминов <сталинизм> и <постсталинизм>. Это добавление весьма красноречиво: этими терминами уже очевидно обозначено вовсе не зловещее время репрессий, а некая историко-философская аксиоматика интерпретации мировой истории, в которой российское великодержавие перестает быть бранным словом. Это вполне соответствовало духу позднесоветской космополитической интеллигенции, которая ненавидела Сталина не столько за репрессии, где он не был первым, как за его <великодержавный шовинизм>, хотя в этом не признавалась. Но в свое время все эти изменения были немедленно замечены русской эмиграцией и даже побудили некоторых сделать, увы, преждевременный вывод об уничтожении марксизма и отставке коммунизма. Так, Г. Федотов – соъ* циолог и философ леволиберального направления, откликавшийся в эмигрантских изданиях на все нюансы советской жизни 30-х годов, даже счел идеологические изменения долгожданной подлинной <контрреволюцией>, справедливо полагая, что ленинско-троцкистские идеологи должны быть чрезвычайно разочарованы.

Он отмечал возвращение людям национальной истории вместо вульгарного социологизма ортодоксального марксистского общест-' воведения и полагал, не без оснований, что несколько страниц рас нее запрещенных Пушкина и Толстого, прочитанные новыми советскими поколениями, возымеют больше влияния на умы, чем тонны пропаганды коммунистических газет. Любопытно, что Г. Федотов с удовлетворением комментировал в парижской <Новой России> (1936, № 1) <громкую всероссийскую пощечину>, которую получил Н. Бухарин, редактор <Известий>, за <оскорбление России>. Буха-

330 Эгберт Я. Исследования проблем мира и конфликта <Восток-Запад>. Статьи последних 20 лет. Доклад Гессенского фонда исследований проблем мира и конфликтов. Март-апрель 1989. 6. Новая истернизация России. М, 1997, с. 183.

240

рин – один из пламенных ультралевых большевиков по мировоззрению и активности в погромах традиций русской жизни и литературы. Ведущий американский советолог Стивен Коэн с очевидной тоской именно его называет <последним русским большевиком>, <последним русским интернационалистом> – <альтернативой сталинщине>. В статье, посвященной памяти Ленина 21 января 1936 г., Бухарин назвал русский народ <нацией Обломовых>, <российским растяпой>, говорил о его <азиатчине и азиатской лени>. Неожиданно за свои совершенно ортодоксальные марксистские сентенции Бухарин получил резкую отповедь. Газета <Правда> назвала его концепцию <гнилой и антиленинской>, а сама воздала должное русскому народу не только за его <революционную энергию>, но и за гениальные создания его художественного творчества и даже за грандиозность его государства.

Г. Федотов писал, что русскому исследователю должно быть <совершенно неинтересно, смог или не смог оправдаться Бухарин перед судом ленинского трибунала>, созданию которого сам Бухарин так способствовал. Действительно, в этом он, подобно Троцкому, совсем не раскаивался, о чем говорит его предсмертное письмо к Сталину из камеры. В нем он пишет об <искренней любви к партии и всему делу>, с пониманием относится к периоду репрессий и даже готов поработать на это замечательное дело <с большим размахом и с энтузиазмом> в Америке, <перетянуть большие слои колеблющейся интеллигенции>, вести <смертельную борьбу с'Троцким>. Бухарин даже предлагает послать для слежки за ним квалифицированного чекиста, а <в качестве дополнительной гарантии на полгода задержать здесь жену>, <пока я на деле не докажу, как я бью морду Троцкому и К>331. Интересна та сторона расправы над Бухариным, в которой именем одного демона революции – Ленина другой демон революции – Сталин <сводил счеты с самим Лениным>. По мнению русской эмиграции, вполне обоснованному, бухаринская <гнилая концепция> была как раз чисто ленинской, но также имела за собой почтенную историческую давность, восходя к Салтыкову-Щедрину, Белинскому и Чаадаеву, то есть всем поколениям <ненавидящей и презирающей> просвещенной интеллигенции332.

Еще большее неприятие и подозрение у ортодоксального большевизма и антихристианских сил, стоявших за идеологическими катаклизмами конца XIX и XX столетия, должна была вызвать неофициальная смена курса государства по отношению к Русской православной церкви. Эта смена, как теперь становится известным из

"'Письмо от 10.XII.1937 г. Архив Президента Российской Федерации// Источник, 1993, № 2. с. 32-34.

332 Цит. по Г. Федотов. Полное собрание статей, в четырех томах. Т. III, Тяжба о России. (Статьи 1933-1936 гг.) YMCA-Press, Paris, 1982 (репринт).

241

документов, произошла совсем не в заключительный период войщ;

якобы вынужденно, и даже не в момент эпохальной ночной встречи в Кремле Сталина с тремя митрополитами РПЦ 4 сентября 1943 гй но значительно раньше. Совсем недавно рассекреченные и тем –.щу менее до сих пор отнюдь не всем доступные документы не оставляя)^ сомнений в двух явлениях: во-первых, в тотальной богоборческой иЩ антиправославной стратегии ленинской когорты большевизма, теснотИ связанной с мировым левым духом и его организационной и много-тЦ уровневой и разнородной паутиной, и, во-вторых, об осознанной, ^-| не случайной коррекции такой антицерковной стратегии, разумв*'| ется, в рамках, позволяемых доктриной. –|

?.?. Алексеев, эксперт по взаимоотношениям церкви и совет<| ского государства, получивший доступ к закрытым архивам, приво-?> дит документ В.И. Ленина по религиозному вопросу под названием' <Указание> с грифом <Снятие копий запрещается, из здания не выносить> от 1 мая 1919 г. ?.?. Алексеев обращает внимание на номер | этого документа, который в религиозном контексе многозначителен;; || в нем три шестерки – <число зверя> – № 13666/2. Ленинское <Укач^Д зание> гласит: <В соответствии с решением В.Ц.И.К и Сов.Нар. Ко->;

миссаров необходимо как можно быстрее покончить с попами >' религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И кайъ| можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады>333.

<Решение В.Ц.И.К и Сов.Нар. Комиссаров>, на которое ссыъг" лается В.И-Ленин в своем <Указании>, до сих пор недоступно, чтог заставляет подозревать слишком шокирующий контекст. Алексее> предполагает, что оно вступило в силу в совершенно секретном режия ме где-то в конце 1917 – начале 1918 года. Секретное письмо ЛеншЙ | членам Политбюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 г. известно за рубежом уже давно, и выдержки из него печатались в Вестнике РХСДя ъ В связи с событиями в городе Шуе Ленин требовал: <Мы должшйб' именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение Я черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой; .J жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких дв>^ сятилетий… Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше>334. Исследуя взаимоотношения советской' власти и церкви в годы войны, Алексеев пишет, что, еще не име>| документального подтверждения, он в определенный момент изу*

333 Алексеев ?.?. Тернистый путь к живому диалогу. (Из истории государственно-церковных отношений в СССР в 30-50-е гг. XX столетия.) M.J 1999, с. 10..

'"Там же, с. 9.

242

s

чения пришел по косвенным признакам к выводу, что явно новые отношения государства и церкви <развивались на какой-то неизвестной ранее директивной основе, что еще в 30-е годы И.В. Сталин осуществил вместе со своими ближайшими соратниками по Политбюро ЦК ВКП(б) какой-то коренной пересмотр существовавших до этого идеологических установок по религиозному вопросу>. Документы открылись лишь в конце 1990-х годов, подтвердив, что <еще в 30-е годы состоялись важнейшие решения Политбюро ЦК ВКП(б)… которые подвергли радикальному пересмотру существовавшую ранее беспощадную ленинскую политику по отношению к РПЦ. При этом… ни в прессе, ни в публиковавшихся партийных документах об этом специально не говорилось>.

Наиболее значимым, определяющим решением по данному вопросу, по мнению Алексеева, явилось совершенно секретное решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г. за № 22 в протоколе № 88, которое, как пишет в 1999 году автор, <до сего дня не только никогда не публиковалось, но и видеть его могли лишь немногие>. Под скромным названием <Вопросы религии>, но с грифом <Особый контроль> и четырьмя дополнительными грифами секретности папок хранения (<Особой важности>, <Совершенно секретно>, <Особая папка>, <Рассекречиванию не подлежит>), этот документ делает крутой поворот от ленинской воинствующей атеизации населения и культуры в стране, где три четверти населения были верующими:

<По отношению к религии, служителям Русской православной церкви и верующим ЦК постановляет: 1. Признать нецелесообразной впредь практику органов НКВД СССР в части арестов служителей церкви, преследования верующих>.

В пункте 2 прямо говорилось: <Указание тов. Ленина В.И. от 1 мая 1919 г. за № 13666/2 <О борьбе с попами и религией>, адресованный Пред. ВЧК тов. Дзержинскому Ф.Э., и все соответствующие инструкции ОГПУ-НКВД, касающиеся преследования служителей церкви и православноверующих, – ОТМЕНИТЬ>.

Не без оснований можно согласиться с Алексеевым в том, что по сути решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г. есть едва ли не полная ревизия ленинской линии по религиозному вопросу начиная с 1917 года. В пункте 3 этого решения, подписанного Сталиным, прямо говорится: <НКВД СССР произвести ревизию всех осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужебной деятельностью>; далее: <освободить из-под стражи и заменить наказание, не связанное с лишением свободы, осужденных граждан по указанным мотивам, если их деятельность не нанесла вреда советской власти>, что означало пересмотр дел по ленинским указаниям. В пункте 4 указывалось, что по вопросу о судьбе верующих, принадлежащих к другим конфессиям, ЦК примет решение Дополнительно>. Это последнее положение подтверждает, что ленин-

16* 243

ский террор был сознательно антихристианским и антиправосла ным, ибо отменяемое <Указание> Ленина относилось именно к Руд ской православной церкви, з

Эти документы дополняют картину перемен в 30-е годы и пожъ? тверждают планомерный характер определенного поворота от цел^| ной концепции 1917 года, являвшейся частью всемирного историцЩ ческого проекта, исполняемого в России определенным российскиъ^ | отрядом, тесно связанным с общемировой структурой. ВыстраивайтеъЩ в единую стратегию и так называемый <разгром троцкистско-бух> , ринско-зиновьевского блока>, и частичная реабилитация российское^ истории с переменой в ее преподавании, и начало издания русскавп* классики и, наконец, поворот от уничтожения церкви к установлен нию с ней некоего <конкордата>. Спецификой этой смены было то, что данный процесс не являлся <контрреволюцией> или восстанови лением поверженной России, ее осуществляли коммунисты под флги гом той же доктрины и теми же методами, которыми пользовалибй устраняемые. Сталин даже выдвигает тезис об обострении классовой борьбы по мере строительства социализма, который А.С. Панарин справедливо трактует не столько как обострение классовой борьба с эксплуататорами и чистку внутренних рядов, а как продолжений <войны с местной цивилизацией>, разрушения <социокультурном? ядра> православной и преимущественно крестьянской традицион^ листской страны. ii

В начале XX века социальная база любого западного уклада в России, как справедливо отмечается в <Социальной истории России>, <была чрезвычайно слабой. Ориентация на коллективные формй труда и жизни… традиции вечевой культуры консервировали сложит1 шиеся в обществе отношения. Преобладание крестьянской культуры, крестьянской цивилизации над городской закрепляли в общестъ1 венном сознании россиян… иерархичность и… мифологичность воЙ^– приятия мира>335. Эксплуатация <вечевого> и <коллективистскоте!*1 инстинкта весьма пригодна для <русского бунта, бессмысленного # беспощадного>, но не для реализации кабинентных проектов. Троцкий и Ленин совершенно не питали народнических иллюзий в от0 ношении русской крестьянской цивилизации. Они были слишкой образованы и знали разницу между <коллективизмом> пролетариата^ <не имеющего отечества кроме социализма>, и общинной психояо^ гией крестьянства, коренившейся в первохристианстве. ;JP

Смена правящей элиты, отстранение и устранение ленинский гвардии все же имели куда большее значение не только для совет^ ской, но и для российской истории, чем борьба за власть, типичйаЙ в периоды, когда <революция как Сатурн пожирает собственный

335ъ

5 Жуков В.И., Еськов Г.С., Павлов B.C. и др. Социальная исторМ! ^

России. М., 1999, с. 425. ъ" 1

244

детей>. Коммунистический эксперимент на российском материале продолжался, но <материал> требовал приспособления к нему проекта. Оценивая перспективу <сектантского меньшинства>, как им именованы большевики-ортодоксы, абсолютно чуждые по культуре и мировоззрению основному населению, А. Панарин подчеркивает неизбежную дилемму перед ним, обострившуюся с изменением положения на Западе – крахом революции и установлением фашистских режимов: либо смягчение догматической остроты учения и <натурализация в собственной стране, либо прежняя опора на могущественных союзников на стороне>. Часть архитекторов выбрала изменение проекта, для чего она вынуждена была организовать <кровавую чистку внутренних рядов и избавиться от пролетарских интернационалистов, по-прежнему испытывавших отвращение к российскому Отечеству>336.

Но при этом верхушка сознательно освобождалась от опеки <мировой закулисы>, разрубала пуповину, которая связывала само советское государство и его будущее с всемирным замыслом и его организационной структурой. Это же создало условия для самостоятельной позиции на мировой арене, в которых не только партия, но и коммунистическая идеология постепенно, особенно после мая 1945 года и его оздоровительного национально-исторического духа, получила колоссальное вливание почвенного мировоззрения традиционных слоев, несмотря на сохранение официальной догматики. Такому освобождению от мирового глобалистского коммунистического проекта послужило прежде всего отсечение от управления государством щупальца мирового спрута, которым являлась когорта первых пламенных большевиков. Те же, в свою очередь, явно делились на две группы: одна, к которой принадлежал сам Ленин, субсидировалась накануне Первой мировой войны и в ее ходе из Германии с целью вывести Россию из войны. Другая была связана с англосаксонскими масонскими кругами и капиталом в Лондоне и США: это Троцкий, Бухарин, Литвинов, работавшие в США и Англии, связанные с <Кун, Леб и К>, с Я. Шиффом, финансировавшими приезд Троцкого в Россию и осуществлявшими колоссальное открытое давление на американское правительство накануне и в ходе Первой мировой войны с целью поставить ультиматум России, отказать ей в кредитах для закупки вооружений и денонсировать торговый Договор 1832 года в связи с ее <антисемитской> политикой.

Впрочем, и те и другие были теснейшим образом связаны с Гельфандом-Парвусом, который перераспределял средства, выделенные кайзером Вильгельмом на финансирование революции в России. О поддержке из США Временного правительства и финансировании советского режима, а не только большевиков можно узнать из доку-

336 Панарин А.С. Искушение глобализмом. М., 2000, с. 32-33.

245

ментов и прочесть в изобилующей красноречивыми документами Ц книге гуверовского профессора Э. Саттона337. Автор не свободен oW экзальтации, снижающей впечатление от книги, но он представилфотокопии огромного количества документов о роли Уолл-стрит и;

других сил в финансировании большевиков, о роли американские банкиров в финансовом укреплении большевистского режима и кон+ струировании выгодного американскому капиталу направления про>;

мышленного развития СССР, а также сталкивании его с Германией>' Эти факты давно подтверждены, хотя американский автор У. Лакер упоминает их как один из мифов, вроде того что <еврей-большевика сварили суп из епископа и заставляли монахов его есть>. Перечиспаг" установленные факты среди заведомого бреда, да еще со ссылками на экзальтированных фанатиков, Лакер побуждает читателя счесть бредом и факты, как и учит прием из пособий по пропаганде и практическому применению теории политической семантики и стереотипов.

В конце 2000 года вышла фундаментальная книга австрийского историка-русиста Элизабет Хереш, наконец полностью подтвердившая роль Гельфанда-Парвуса не только как финансиста русской революции, но и как автора программы действий, в которой были перечислены все аспекты и направления работы вплоть до финансирования <Союза освобождения Украины> и одновременного <возбуждения в пользу сепаратистов общественного мнения враждебно настроенных к России или нейтральных стран>. Уже в 1914 году Гельфанд составил подробный план организации и оплаты антивоенной и антиправительственной, антисамодержавной истерии в прессе, финансирования газеты <Правда> и листовок, организации забастовок на важнейших для жизнеобеспечения во время войны направлениях и предприятиях (портах и нефтедобывающих заводах и др.). Проект <революционной технологии> со списком партий,коъ;

торые должны были стать движущими силами революции, с планом сфер действий и расписанием на 20 страницах был положен на стол внешнеполитическому ведомству в Берлине (в архиве которого этот документ до сих пор хранится) и после утверждения передан Ленину. На это регулярно переводились колоссальные средства через созданную сеть: коммерческую контору Парвуса в Стокгольме, его фирму и креатуры в Константинополе и Сибири. Уже в 1915 году Гельфанд-

337 Сатгон А.К. Уолл-стрит и большевистская революция. М., 1999; Телеграмма, официально через посла США в России Фрэнсиса П. Милюкову и барону Гинцбургу – одному из лидеров еврейской общины России от крупнейших американских банкиров Маршалла, Моргентау, Шиффа, Штрауса и Розенвальда, призывала русских евреев ценой <величайших жертв> поддерживать Временное правительство, за что им была обещана помощь от США. Foreign Relations. Supplement 2. The World War. Washington. 1932, Vol.1, p. 25.

246

Парвус сам зафиксировал получение <миллиона рублей в банкнотах на ускорение революционных процессов в России через ведомство немецкого посольства в Копенгагене>. Эта его запись хранится в ГАРФ. Письмо же германского посла в Копенгагене графа Брокдорфа-Рантцау рейхсканцлеру Бетману-Гольвегу от 23 января 1916 г., в котором сообщается об отчете Гельфанда, что <переданная в его распоряжение сумма в один миллион рублей сразу же переправлена далее по назначению>, и о <неизменной готовности организаций к поступательным революционным акциям>, находится в Берлинском архиве338.

До выхода этой документированной книги имелась лишь упомянутая серьезная работа о Парвусе авторов Зеемана и Шарлау, которые концентрировали больше внимания на общих взглядах и оценках мирового развития Гельфанда и мощного влияния их на мышление Троцкого и Ленина. Они в целом верно обрисовали роль Парвуса и упомянули о материалах архивов, но их не цитировали. Э. Хереш работала не только в венских и берлинских архивах, но также в ГАРФ, РЦХИДНИ, и собранные документы подтверждают факты с обеих сторон. Они снимают всякие сомнения в том, что только помощь Германии обеспечила именно большевикам и их проекту победу в том кризисе, который имел, безусловно, и внутренние глубокие причины. Книга также не оставляет сомнений в целях и условиях помощи Германии и венского двора, которые были пакетом выдвинуты в марте 1918 года большевикам. Иллюзии в отношении русско-германского примирения в противовес англосаксонским, антигерманским и антирусским планам также не выдерживают исторической проверки.

В этом ключе ожесточенные споры вокруг заключения Брестского мира между Троцким и Бухариным, с одной стороны, и столь близким им по всем взглядам Лениным – с другой, объясняются, помимо иных важных мотивов, связанностью обязательствами одних также и перед американскими покровителями и Антантой, других же – Ленина – целиком и полностью перед Германией. После заключения Брестского мира кроме эсеров, которые, как считается, совершили убийство германского посла графа Мирбаха, именно Антанта и ее англосаксонская составляющая были, как никто, заинтересованы в возобновлении войны между Советской Россией и Германией. Незадолго до убийства Мирбаха посол США Фрэнсис рекомендует интервенцию в Россию, ибо <Германия через своего посла Мирбаха господствует над большевистским правительством и держит его под своим контролем>339.

""Heresch Е. Geheimakte Parvus. Die gekaufte Revolution. Langen Muller, Wien, 2000, s. 119, 229. План Гельфанда напечатан в приложении. См. с. 379-392.

339 АВП РФ. Ф. 0512, on. 4, № 209, п. 25, л. 19.

247

Возможности первой группы как-то применить свои связи <щ пользу Советской России> после разгрома Германии, неудачи та> – революции и начавшейся антисемитской кампании нацистской пав* тии перестали быть актуальными, что сократило их влияние. Однако вторая группировка приобретала особое значение, ибо могла осу? ществлять свою функцию и связь после победы Антанты. Да и США проявили, казалось бы, непонятную активность и настойчивый ия& терес в области налаживания отношений с большевиками, убеждая в необходимости этого своих союзников. Полный смысл и содерч жание миссии Буллита и части его отчета в США еще предстой> исследовать. Однако именно связанная с США группа сильно проъ– росла в советско-партийном руководстве, особенно в той ее частц^ что осуществляла стратегию внешней политики. Троцкий стал nepi вым наркомом иностранных дел. Косвенное и постепенно становящееся весьма осторожным концептуальное влияние и идеология этой, условно говоря, проамериканской группы чувствовались вплоть до начала 40-х годов, о чем свидетельствуют записки и рекомендации определенной направленности из канцелярии М. Литвинова, в кото> рой анализ внешней политики США делался с очевидным замалчи-, ванием важнейших документов и фактов, дающих ключ к пониманию ее сути. Это способствовало некоторому определенному клише в ранней советской историографии, положительно выделяющей <молодую демократическую Америку> из старых империалистических хищников.

Сам Литвинов в аналитической записке в мае 1945 года, суммирующей внешнюю политику США по отношению к России за XX век, в целом весьма позитивно ее оценивал. Он особо отметил, что США дольше всех не признавали новые реалии на территории исторической России, предлагая верить словам из ноты Кольби, объяснявшим воздержание США от признания новых государств, в том числе и советской власти, <чувством дружбы и честным долгом к великой нации, которая в час нужды оказала дружбу США> и тем, что якобы участие США сделало бы их соучастником <разрешения русской проблемы неибежно на базисе расчленения России>. Но уже в 1925 году Сеймур издал <Личные записки полковника Хауза> в четырех томах, а вскоре русский перевод разделов, касающихся России, был выполнен в НКИД и опубликован небольшим тиражом в СССР, что полностью перевернуло толкование <общедемократических принципов>. М. Литвинов не мог этого не знать.