Текст книги "Сиам Майами"

Автор книги: Моррис Ренек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Барни понимал, перед ним не просто великолепное тело. Она извивалась перед зрителями, готовая вот-вот запеть. Хлопала в ладоши и улыбалась, потом на глазах у публики подхватила мелодию, наполнив ее собственным, внутренним ритмом, обогатив движениями бедер. Протягивая к разомлевшей публике обнаженные руки и предлагая ей лицезреть с трудом удерживаемые корсажем груди, она запела о любви до самой смерти; песня благодаря певице обретала откровенный соблазн, заставлявший мужчин ерзать на стульях в непроизвольной попытке сбросить вдруг навалившуюся на них тяжесть. Каждый, видимо, надеялся, что ерзает незаметно, но все вместе эти люди представляли собой смехотворное зрелище. Вот поэтому-то немногочисленные женщины фыркали.

– Она проняла их, – чуть слышно прошептал Мотли. – Люди – не дураки: они знают, кого боготворить. Секс ускоряет кровообращение. Сиам – это фонтан молодости.

Глава 6

Сиам ворвалась в гримерную, преодолев заслон в виде двойного бархатного занавеса, отсекавшего стену от некрашеных, грязных кулис. Под звуки аплодисментов она запустила руку в сумочку, в которой в беспорядке валялись цилиндрики губной помады, карандаши, заколки, транзистор и сломанные часы. Сейчас ее интересовало потайное дно.

– Монк, – приказала она, – запри дверь.

Монк, поджидавший ее за дверью, вытянул руку – и дверь захлопнулась. Он остался стоять, как часовой.

Сиам нашарила второе дно, а там – толстую самодельную сигарету со свернутым кончиком. Плюхнувшись в кресло, она зажгла сигарету и затянулась. Медленно выпустила дым, принюхалась. Она походила сейчас на грустного щенка, заблудившегося в клевере. Вторая затяжка была глубже первой. От попытки вобрать в легкие побольше дыму она едва не вытянулась в струнку. Дым вышел из ноздрей. После третьей затяжки она откинула голову. На опущенных веках собрались комки зеленых теней. Казалось, она погрузилась в дремоту. Внезапно Сиам вскочила.

– Не берет меня это дерьмо!

Она поплевала на тлеющий кончик самокрутки, разворошила ее ногтями и выдула табак на пол, после чего скатала бурую бумажку в шарик. Она как раз разгоняла дым, когда в дверь постучали.

– Спроси, кто, – велела она Монку.

– Кто там? – спросил он через дверь.

– Меня прислал мистер Мотли.

– Избавься от него, – шепотом приказала она Монку.

Монк открыл дверь, загородив ее телом. В пространстве между толстым занавесом и дверным проемом стоял Барни.

– Чего тебе надо? – грубо спросил Монк.

– Я ее новый гастрольный администратор, – самоуверенно ответил Барни.

– Скажи Зигги, что я уже наняла себе администратора, – крикнула она.

– То есть меня, – объяснил Монк.

– Но у меня тут все телефоны. – Барни повысил голос, чтобы быть услышанным. – Ты знаешь о ее новом противозачаточном колпачке? А кто ее психоаналитик? А какие таблетки она глотает?

Смешавшийся Монк обернулся к Сиам, ожидая совета, как избавиться от наглеца. Барни говорил так уверенно, что Монк поверил: его наняли первым.

– Впусти, – сказала Сиам бесцветным голосом. – Он отдаст мне мои вещи. А ты ступай развлекать гостей и жди меня. Я сама его выгоню. – Она не пожалела нахала и не понизила голоса.

Барни ввалился в гримерную со своим чемоданом, а в придачу еще с кожаным чемоданчиком и плащом под мышкой. Монк бросил на него презрительный взгляд и удалился.

Сиам посмотрела Барни прямо в глаза из-под накладных ресниц. В этом взгляде не было ни кокетства, ни секса, он был быстрым и оценивающим. Потом она отвернулась к ярко освещенному гримерному зеркалу.

– Хорошо, что вы принесли аптечку, – молвила она. – Оставьте ее здесь.

Стараясь как можно меньше шевелиться, оставаясь к нему спиной, надела темные очки. Она узнала в нем пляжного бегуна и возненавидела за то, что тогда он заставил ее проявить слабость.

Барни поставил на пол чемоданчик, делая вывод, что вблизи она совсем не такая соблазнительная красотка, как на сцене.

– Это занятие не для вас. – Теперь, когда она надела очки, ее голос потеплел. Она занялась выдавливанием угря под нижней губой. – У вас нет на лице бешеной жажды успеха. Вы когда-нибудь выполняли эти функции?

– Нет.

Она удивленно присвистнула, не отводя глаз от зеркала. Взяв влажную салфетку, ловко промокнула подбородок.

– Наверное, Зигги о вас высокого мнения. Возможно, вы просто прячете свои достоинства.

Он улыбнулся, хотя знал, что работы ему уже не видать как своих ушей. Она оказалась неглупой женщиной и вызывала симпатию.

– Почему он выбрал вас для этой работы? – Она внимательно разглядывала в зеркале свое лицо.

– У нас с мистером Мотли есть общий знакомый.

– Не морочьте мне голову. Знаю я этих дружков Зигги! – Она смыла с глаз тени, отклеила накладные ресницы. Ресницы заняли место в коробочке с ватой под зеркалом.

С точки зрения Барни, она все больше превращалась в обычную привлекательную девушку, не старше своих девятнадцати лет, указанных в биографии.

Он наблюдал за ней, пока она, вытаращив один глаз и невольно скривив рот, наклонила голову и извлекла сначала одну контактную линзу, потом другую.

– Не знаю, что такого замечательного вокруг, чтобы необходимо было это носить. – Она пододвинула глазную ванночку, откинула голову, промыла глаза и вытерлась полотенцем. – Скажите Зигги, что мне очень жаль, но я уже наняла лучшего гастрольного администратора, какого только можно отыскать.

Она сбросила туфли на высоких каблуках, и ее взгляд впервые потеплел. Принялась растирать ступни.

– Ох! – Сиам от наслаждения закрыла глаза. – Если бы можно было забыть о мозолях, я бы считала себя счастливейшей женщиной на свете! Хотите выпить? – спросила она, не глядя на него.

– Нет.

– У вас-то, видать, ноги в порядке.

Ему было довольно просто подладиться под нее.

– Я пью яичные коктейли.

– Что именно?

– Молоко, сельтерская, капля сиропа, хорошо размешать.

– Не удивительно, что мы проигрываем войны.

Он улыбнулся. Ей понравилась его улыбка, хотя она по-прежнему избегала на него смотреть.

– Зигги назвал бы вашу улыбку искренней. Теперь мне тем более ясно, что вы не годитесь для этого бизнеса.

Она пару раз провела по волосам щеткой и, вынув из шкафа смехотворно маленькое платьице, повесила его на водопроводную трубу над зеркалом. Лампы просвечивали сквозь прозрачную материю.

– Рада была с вами познакомиться. – Она снова подсела к зеркалу.

Он не мог назвать ее поведение тщеславным. Всякий раз, когда она видела в зеркале свое лицо, это зрелище сильно ее удивляло.

Она завела одну руку себе за спину, чтобы расстегнуть молнию на платье.

– Еще раз спасибо за аптечку.

Ему оставалось только выйти вон.

– Мое имя Барни.

– Мне надо переодеться, Барни.

Ему было очень жалко упускать такую стоящую работенку.

– Чего вы ждете? Хотите пожать мне руку?

Он чувствовал себя болваном. У него не было шансов. И он повернулся, чтобы уйти. Ему не впервой терять работу. Просто эта несравненно лучше многих. Обернувшись, увидел, что ей никак не удается расстегнуть молнию.

– Можно, я вам помогу?

– Нет! – поспешно возразила она. Для этих целей ей служила длинная пилочка для ногтей. Она засунула ее в отверстие на бегунке, однако молния все равно не расстегивалась. Она поманила Барни. – Напоследок, прежде чем уйти, расстегните мне молнию.

Ее шея и затылок оказались у него под самым носом. Здоровый телесный цвет кожи оказался хорошо подобранным тоном пудры. Грим начинался у ушных раковин и был наложен даже на спину. Он начал расстегивать молнию; только пройдя три-четыре дюйма, достиг места, где заканчивалась пудра и начиналась молочно-белая кожа, усеянная угрями и прыщами. Как только платье перестало стискивать ей грудь и подмышки, от разгоряченного женского тела пахнуло мускусным духом.

– Благодарю вас. Доброй ночи, – воспитанно сказала она и отошла от него, унося с собой тухлый запах. Энергичное движение – и она освободилась от тесного платья, оставшись в одних розовых трусиках. Бюстгальтер был вшит в платье. Теперь кислый запах проник во все углы гримерной. Она держала платье перед собой. – Сейчас придут люди. Мне надо приготовиться.

– Вам надо принять душ, – спокойно объявил он.

В его сторону полетело что-то блестящее. Он вовремя заслонил лицо рукой. Блестящий предмет просвистел возле его уха и разбился о стену. Это был пузырек с ее духами. В помещении стало невозможно дышать.

– Никчемный мерзавец! – Она возмущенно прищурилась.

– Примите душ – вам же будет лучше.

– Да пошел ты!.. – взвизгнула она. – Убирайся.

Видя, что он не слушается, схватила свою длинную пилочку.

– Убирайся. – Она потянулась к телефону. – Иначе я вызову полицию.

– Вы примете душ, – спокойно повторил он.

– Заставь меня! – От ярости у нее дрожала нижняя губа. Она готова была полоснуть его пилочкой для ногтей, если он сделает в ее сторону хотя бы шаг.

Он, наоборот, отступил и сел на стул посреди комнаты. Она удовлетворенно опустила оружие.

– Вот так-то лучше. Успокоимся, лапки кверху. Ты быстро схватываешь. А теперь проваливай отсюда.

Барни снял ботинок и носок.

– Вот оно что! – Она удивленно присвистнула. – Ты решил принять душ?

Оставшись без ботинок и носков, он закатал штаны и отправился к душевой кабинке в углу комнаты.

– Эй, ты, Зигги прислал тебя для потехи? Мне уже смешно.

Барни надел плащ.

Она перестала смеяться и опять занесла пилочку.

– Не смей подходить ближе.

Он раздумывал, как бы увернуться от импровизированного кинжала.

– Ты все равно не затащишь меня в душ, мерзавец. – Держа руку на телефоне, она ждала, что он предпримет теперь.

Держась от нее подальше, чтобы не спровоцировать нападения, он схватил ее бархотку и подкинул в воздух.

– Ты что?! – Она непроизвольно подняла глаза. Он воспользовался моментом, схватил ее за кисть и заставил выронить пилочку. Она лупила и царапала его свободной рукой, но он знай себе волок ее в душ. Потом попробовала было завладеть телефонной трубкой, но он воспрепятствовал этому. Тогда она попыталась вцепиться зубами ему в горло, но он оторвал ее от пола, лишив опоры. Тут она стала лягаться. Заслышав поспешные шаги, он оттащил ее подальше от двери.

В дверь заколотили.

– Что там происходит? – крикнул Монк.

– Позови Зигги! – откликнулась она.

Послышался звук удаляющихся шагов.

– Отпусти меня, грязный подонок! – Она лягнула его.

Он затащил ее, голую, извивающуюся, в душ. Стоило ему потянуться к крану, как она сгребла его за волосы.

– Все, отпусти. Я не донесу на тебя в полицию. – Он не послушался, и она крикнула: – На твоем имени будет поставлен крест! Ты никуда не сможешь устроиться! – Она дергала его за волосы все сильнее.

Морщась от боли, он вслепую дотянулся до крана и включил горячую воду. Она укусила его за ухо. При этом продолжала держать его за волосы и колотить головой о жестяную стену кабины. Кровь из мочки потекла ему на щеку и на подбородок. Однако он все крутил кран, пока на них не хлынула горячая вода. Между их лицами появилась завеса из горячего пара. Он обеими руками держал ее за талию. Как она ни упиралась, как ни трепала зубами его ухо, он сумел поставить ее под душ, хотя для этого под струями пришлось оказаться и ему. Кровь из прокушенного уха полилась ей на грудь, откуда ее быстро смывали горячие струи. Они помимо воли оказались тесно прижатыми друг к другу; он обнимал ее, она запрокидывала голову, держа его зубами за ухо. При этом его голова была повернута в сторону, так как она не выпускала его, волос. От горячей воды ее хватка стала ослабевать. Но даже когда она отпустила его, он не сразу смог выпрямить шею. Потом Сиам разжала зубы, но не отпрянула от него, а медленно, словно в изнеможении, провела ртом по его шее. Он повернул кран холодной воды. Она прошептала в его прокушенное ухо:

– Помой меня.

Он подставил саднящее ухо под воду и зажмурился от боли.

Она тоже жмурилась – от удовольствия, доставляемого теплым душем.

– Намыль руки и потри меня. – Мечтательно улыбаясь, она принялась расстегивать на нем плащ.

Вода попала ему за воротник, и он сбросил с себя ее руку.

– Боишься промокнуть?

Он сунул ей в ладонь мыло, давая понять, что ей придется совершать водные процедуры самостоятельно. Она уже собиралась запустить мылом ему в физиономию, когда он выскочил из-под душа и, задернув клеенчатую занавеску, оставил ее в западне.

Она стала пинать занавеску изнутри, стараясь попасть ему по ногам и по груди.

– Выпусти меня! Выпусти!

Она бесновалась долго, пока не удостоверилась, что его не отогнать. Внезапно через занавеску перелетели ее намыленные трусы и, задев его плечо, шлепнулись на цементный пол.

Монк снова заколотил в дверь, крича:

– Сиам, ты в порядке?

– Лучше заткнись! – откликнулась она.

– Почему ты не снимаешь трубку? – крикнул Монк.

– Сними трубку, мокрая крыса, – приказала она Барни. – Я скоро выйду.

Он сделал шаг от занавески к телефону. Она не покинула душа.

– Брось мне полотенце.

Он перекинул через занавеску полотенце. Рядом надрывался телефон.

– Это Зигги. Скажи ему, что вопреки здравому смыслу… В общем, сама не знаю почему, я тебя беру. – Она выключила воду, вышла из душа и стала вытираться. – Отвернись. Нечего таращиться бесплатно.

Он повиновался, не скрывая довольной улыбки. Она наблюдала за ним в зеркало. Он снял трубку и чуть не оглох от крика.

– Барни! – бушевал Зигги. – Ты что там, спятил? – Он хотел ответить, но Мотли продолжал рвать и метать: – Ты свихнулся? Относись к ней с уважением, или чтоб ноги твоей там не было, слышишь? – Мотли был полон решимости не дать Барни ответить. – Ты почему не отвечаешь? Не слышишь, что ли? Убирайся, молокосос! Ты меня слышишь? – Мотли глубоко вздохнул, чтобы справиться с раздражением.

– Да, – сказал Барни, слыша, как Сиам снимает с водопроводной трубы вешалку с платьем.

– Не подглядывать в зеркало! – напомнила ему Сиам.

Он посмотрел в зеркало. Стоило ему увидеть ее соблазнительное отражение, как его собственное тело прореагировало вполне недвусмысленным образом. У него пошла кругом голова, хотя для общения с Мотли требовалась не какая-то другая, а именно эта часть тела. Ему хотелось быть рядом с Сиам, правда, он опасался оскорблений, которые придется теперь выслушивать.

– Ты бы уважал председателя совета директоров корпорации с многомиллионной годовой прибылью? Я тебя спрашиваю! – Не дожидаясь ответа, Зигги продолжал: – В таком случае, изволь уважать ее, потому что она может принести не меньше. Если бы я называл ее «Сиам Майами Индастриз, Инкорпорейтед» и ее восхвалял бы «Уолл-Стрит джорнэл», ты небось отнесся бы к ней более уважительно? Еще бы! Так заруби себе на носу: это она и есть. И больше никогда этого не забывай. На нее еще будут вкалывать бухгалтеры, адвокаты, налоговые консультанты, клерки. Тебе что, надо познакомиться с квитанциями, посчитать выручку, прежде чем уяснишь, с кем имеешь дело?

– Мистер Мотли… – с трудом вставил Барни.

– Да, это я. – Мотли растерялся от того спокойствия, с которым Барни ответил на его поучения.

– Можете приступать к работе. Я ухожу.

Сиам как раз натягивала через голову платье.

– Не смей распоряжаться тем, чего у тебя нет! – рявкнул Мотли. – Нечего капризничать. Лучше скажи, что ты там учинил?

– Заставил принять душ.

– Вот это да! – Голос Мотли приобрел льстивые нотки. – Ты заставил ее принять душ? – Он не мог поверить своим ушам. – И она послушалась?

– Да. – Барни массировал трубкой прокушенное ухо.

– Она намылилась?

– Пускай сама ответит. – Он протянул трубку в сторону Сиам. – Он спрашивает, намылились ли вы.

– Зануда! – крикнула Сиам.

– Восхитительно! – Мотли ликовал. – И ты действительно принят?

– Был принят, а теперь сам колеблюсь.

– Ты заслужил прибавку в пять долларов. Что может быть лучше искреннего покаяния в виде денег? Прости мне мою ругань. Додж ставил к ее дверям деревянного индейца из табачной лавки?

– Монка?

– Его самого.

– Его вроде приняли на работу до меня.

– А теперь его место занял ты?

– Она только что согласилась на мою кандидатуру.

– Ангел, а не девочка, – заворковал Мотли. – Истинная богиня. Прошу тебя, Барни, сынок, останься с ней, будь ее поводырем! Ты нужен ей. И мне. Ты нужен ее психоаналитику. Ты нужен всем нам. Погоди, я сообщу эту новость Валентино. Так ты согласен? В каком еще деле можно добиться успеха, чувствуя себя кругом проигравшим?

– Главное, не называй меня своим сыном. Это богохульство.

– Хочешь меня обидеть? Хорошо, мы – чужие люди. – Но он недолго оставался разочарованным – Забыл тебе сказать: покупай ей в поездке скандальное чтиво и киношные журналы. – Голос Мотли поплыл, как будто он стал читать по бумажке, не надевая очков. – Надо же, дело в шляпе! Она в первый же день послушно принимает душ!.. – Голос окреп. – Желаю удачи!

Повесив трубку, Барни обернулся. Сиам успела одеться и теперь причесывалась. Он снял плащ и бросил его на свой чемодан. Как только он присел, чтобы обуться, Сиам пошла открывать дверь.

– Эй, погоди, дай одеться!

Она с улыбкой распахнула дверь.

– Сумасшедшая! – Он поспешно натягивал носки.

В гардеробную ввалились благодарные зрители и Монк; Барни постарался слиться со стеной.

– Что тут стряслось? – спросил Монк, оглядываясь в поисках Барни.

Сиам застенчиво показала кивком головы на натягивающего носки Барни. Посетители заулыбались, только Монк насупился. Барни ничего другого не оставалось, кроме как продолжать приводить себя в порядок под насмешливыми взглядами. Он из всех сил старался не поворачиваться к зрителям пылающим ухом.

Сиам отвела Монка в угол.

– Я позвоню тебе, если ты мне понадобишься.

Монк оглянулся, желая знать, слышал ли ее слова еще кто-нибудь.

– Прости, – искренне сказала она, – но тут уж ничего не поделаешь, я обязана подчиняться Зигги. Ему виднее, что мне нужно.

Ее манера обращаться с людьми была очаровательной. Монк смекнул, что прилюдно умолять взять его на работу значило бы потерять лицо. Он кивнул, давая понять, что будет вести себя, как джентльмен. Барни хватило этого кивка, чтобы уяснить, что перед ним человек, который достигнет в будущем завидных высот, раз умеет встречать новость о своем провале утвердительным кивком.

Бодрая поклонница обнаружила на полу мокрую мыльную тряпку – трусы Сиам, и обратила на них внимание всей компании. Из-под трусов, не превышавших размером носовой платок, продолжала течь вода.

Сиам как ни в чем не бывало подобрала свои трусы, как следует выжала их на глазах у гостей и жизнерадостно воскликнула:

– Ну и оргазм!

Глава 7

Сон сменился изматывающей дремотой. К лязгу колес пригородного поезда добавился требовательный голос Сиам:

– Хочу обратно в Нью-Йорк! Вези меня обратно!

Они еще не успели покинуть Нью-Йорк, а она уже выказывала свой дурной нрав. Барни знал, это отнюдь не нытье с похмелья. Ее одолевали тягостные воспоминания. Он испугался – слишком быстрое начало. Сиам прижалась щекой к его шее и воспаленному уху. Он высвободился. Приоткрыв заспанные глаза, он понял, что наступило утро; поезд медленно тащился мимо дощатых хибар и запасных путей, катил вдоль фабричных стен. Подол Сиам задрался непозволительно высоко, ее колени дырявили ему ноги. Скандальные газетенки и журнальчики валялись на полу. Спустив ноги, он чуть не поскользнулся на этой груде глянцевой бумаги.

– Что это за блевотина? – Сиам прижалась к нему, прося защиты от мусорного вида за окном.

Судя по убогой картине за грязным окном скрипучего старомодного вагона, они только что переехали через реку.

– Это еще только Хобокен.

– Ненавижу! – Она воспринимала вид города как личное оскорбление. Он понимал, каково ей.

Мучаясь от недосыпа, он разглядывал этот закопченный, обшарпанный район Джерси, казавшийся грязным даже в лучах утреннего солнца и только усугублявший его усталость. Все улицы были забиты видавшими виды машинами, они стояли впритык – бампер к бамперу – и дожидались «зеленого»: это спешили на утреннюю смену фабричные работяги. Поезд въехал в Джерси, вынырнув из тоннеля под Гудзоном. Рельсы проложил, должно быть, милосердный проектировщик – собрат дантиста, вырывающего зуб, прежде чем пациент успеет сообразить, что с ним происходит.

– Скоро отъедем подальше. – Он пытался утешить ее, вдохнуть в нее жизнь.

– Ты только подумай о людях, которые здесь живут! – Она опасливо клонила голову к одному плечу.

– Здесь, как и повсюду, живут славные люди.

– Раз они такие славные, почему бы им не взорвать эту помойку и не начать жизнь заново?

Он снова задремал, не в силах смотреть на проплывающие мимо серые пустые коробки офисов. Но вскоре его разбудила пыль, пробивающаяся в купе, несмотря на задраенное двойное окно.

– Я в туалет, – объявила она, явно подразумевая, что туалет – это целое событие по сравнению с тем, что предстает за окном. Она вышла в коридор в одних чулках, прихватив с собой сумку, заменявшую ей мусорную корзину. Сумка была такой объемистой, что она поднимала ее обеими руками. Барни услышал, как защелкнулась неподалеку дверь туалета.

Следует ли спросить ее по возвращении, сходила ли она по-большому? Он с сонной улыбкой обозвал себя бездушным автоматом, не думающим ни о чем, кроме денег. При этом его не оставляла мысль, что любая работа намного лучше того, чем занимаются изможденные рабочие, торопящиеся на утреннюю смену.

В щели появилась голова проводника.

– Следующая – Юнион-Сити.

Барни разлепил глаза, но не увидел ничего, кроме все тех же неряшливых, кое-как сколоченных халуп. Дремать и просыпаться было еще хуже, чем бодрствовать. Он чувствовал тяжесть от недосыпа и физическую разбитость. Туфли Сиам валялись на полу. Он выбрался из кресла, подошел к двери женского туалета и постучал. Ответа не было. Он опять постучал. Снова молчание.

– Есть там кто-нибудь?

Тишина. Он не сомневался, что она спрыгнула с поезда. Прощай, денежная работенка! Стоило на минуту ослабить бдительность – и результат налицо. С другой стороны, поведение привлекательной женщины очень обманчиво. Красивая оболочка зачастую вводит в заблуждение. Он ухитрился повернуть защелку на ручке и заглянул в туалет. Кабина имела зеркала с трех сторон, поэтому он узрел бесконечное количество отражений Сиам, восседающей на закрытом унитазе. У ее ног стояла открытая сумка.

Он протиснулся в туалет, разгоняя ладонью дым. Когда он приподнял ее лицо за подбородок, на него глянули стеклянные, незрячие глаза. В сумке валялись коричневые самокрутки со свернутыми кончиками. Он выгреб все это хозяйство из сумки, поднял наркоманку с унитаза, открыл крышку и смыл все самокрутки на пробегающие внизу шпалы.

– Сиам?

Он отнес ее в купе.

– Подонок Додж! – простонала она. Ее накрашенные веки были закрыты, но подрагивали. – Как он меня унизил! Маленькую, молоденькую дуру, рвущуюся на сцену! – Она прикусила губу, чтобы не разрыдаться. – Вот подонок!

Он усадил ее в кресло. Вагон залязгал перед остановкой. Снаружи раздавались звонки – состав приближался к станции. Барни заглянул в туалет, отмотал туалетной бумаги, смочил ее водой, вернулся к Сиам и смыл с ее лица копоть.

– Оставь меня в покое! – огрызнулась она, не открывая век. – Как можно отомстить таким подонкам? – Она схватила себя за горло, едва не вонзив в него ногти, покрытые серебристым лаком. – Какая я уродина! Уродина, как все эти Хобокены, Вихокены, Ньюарки, Юнион-Сити!

Он сходил за новой порцией мокрой бумаги. Пока он вытирал ей лицо, она причитала:

– Я выступала в Ойл-Сити, Хаммонде, Гэри, Ист-Чикаго, Гузпорте. Видишь, какая я известная! – На мокрой бумаге появились разноцветные полосы. – Мои глаза! – завопила она и прижала ладони к вискам. – Глаза!

Он приложил мокрые бумажные комки ей к глазам.

– Ооооо! – Ей стало легче.

Барни убрал от ее глаз мокрую бумагу. Она была покрыта синими и черными разводами от туши. После этого стал вытирать ей лицо собственным носовым платком. Сиам распахнула глаза и попыталась сфокусировать взгляд.

– На что ты пялишься? – Его взгляд показался ей безразличным, и она не смогла этого снести.

Без грима она выглядела здоровой молодой девушкой. Обильная косметика делала ее излишне зрелой и непохожей на саму себя.

– Ты красива сама по себе.

– Можешь навалить себе в шляпу. – Было видно, что комплимент пришелся ей по сердцу.

– Юнион-Сити. – Проводник забарабанил в стенку.

Поезд подполз к перрону. Вереница носильщиков дружно выдыхала утренний пар.

– Я не могу надеть эти туфли. У меня раскалывается голова.

– Надень другие, – спокойно посоветовал он. – Поезд подождет.

Поезд с лязгом остановился.

– Надень другие туфли.

– Они у меня не с собой, а в багаже.

Она нервно достала из сумки радиоприемник, включила его и приложила к уху. Он видел, что она делает это не для того, чтобы послушать музыку, а чтобы прогнать из головы мысли о неразрешимой проблеме обуви. Раз она слушает транзистор, значит, проблемы более не существует.

– Я вижу в твоей сумке босоножки.

– Ни в коем случае! – Она бросила громко звучащий приемник в сумку. – Не желаю расхаживать в чистых босоножках по этому грязному вагону, который не мели со времен Гражданской войны.

– Ладно, – уступил он, – но хотя бы выключи радио.

– Не смей трогать мои босоножки.

– Не буду.

– Багаж разгружен, – сообщил проводник, желая их поторопить.

– Бери туфли.

Он подсунул одну руку ей под колени, второй обнял за талию и поднял. Выходя из купе, он оглянулся и увидел на сиденье ее сумку. Придется использовать ее ноги как крючок. Когда сумка была подцеплена за ремень, он вынес певицу из вагона и донес до ближайшего такси – старого, просторного. Уложив ее на заднее сиденье, сам сел на откидное.

– Как самочувствие?

Она обреченно улыбнулась и буркнула:

– Проще сдохнуть.

Барни вытер лоб. Это только начало гастролей. Он уже не сомневался, что будет зарабатывать деньги в поте лица. Им предстояло остановиться в городе, хотя выступление должно было состояться в ближнем пригороде. Он был доволен, что она не увидела, что представляет собой отель, к которому они подкатили. Возможно, она догадывалась, что это такое, и нарочно не смотрела. Из мрачного строения никто не вышел, чтобы помочь им разгрузить багаж.

– Выйдешь сама? – спросил он.

Она села; он видел, что инстинкт запрещает ей смотреть в окно машины. Он вышел и распахнул дверцу. Она вылезла с довольно терпеливой улыбкой на лице. Набрав в легкие побольше воздуху и не глядя на отель, произнесла:

– Ладно, надзиратель.

Она двинулась вперед, но не рядом с ним, а позади, пользуясь им, как щитом. В темном мраморном вестибюле с белым, точно в ванной, кафельным полом он понял, почему ей потребовалась защита. Его не удивило, что она надела темные очки. В них Сиам не только не видела плачевной обстановки, но и скрывала свое испуганное лицо, придавая ему непроницаемость.

Дежурный под неоновым указателем медленно отложил газету и дождался новых клиентов.

– Вы от Зигги Мотли?

– Да, – ответил Барни.

Дежурный спустился с небес на землю. Он окинул Сиам оценивающим взглядом, но не ради удовольствия, а ради того, чтобы разобраться, что она за птица. Одного взгляда на этого преждевременно усохшего субъекта было достаточно, чтобы узреть в нем яростного противника любви вне брака. Людей, заподозренных в пристрастии к сексу, он обдавал презрением. Пуританство помогает таким, как он, превращать зачастую собственную сексуальную ущербность в достоинство.

– Позвоните мистеру Мотли, прежде чем снимете номер. Телефон там, под головой лося.

– А где номер мисс Майами?

– Мистер Мотли велел сначала позвонить ему.

Барни расписался в журнале.

– Скорее наверх, – поторопила Сиам. – Мне надо побыстрее принять что-нибудь от головы.

Барни протянул руку за ключами.

– Я вас провожу. – Дежурный подхватил два чемодана, Барни забрал другие два и чемоданчик. Они поехали в открытом лифте, тащившемся с душераздирающим скрипом.

Номер Сиам представлял собой узкий пенал с накрахмаленными занавесками, похожими на листы фанеры. Окно выходило в глухой колодец двора. Верхняя половина стен была разрисована синими и серыми квадратиками.

– А нет номера получше? У вас ведь не так много постояльцев, – сказал Барни.

– Ваш босс всегда заказывает этот номер, когда не надо оставаться на ночь. Ведь ночью вы переезжаете в Форт-Ли.

– Мне наплевать, – сказала Сиам и упала на кровать.

– Конечно, – одобрил дежурный ее здравомыслие. – Какая вам разница, что представляет собой номер, когда вы тут просто проездом? Мистер Мотли против роскоши. Ваш номер соседний.

– Обойдусь, – ответил Барни.

Дежурный вернулся к лифту и с грохотом захлопнул дверь.

Сиам, не раздеваясь, утонула в мягком матраце. Натянув на себя покрывало, она накрыла голову подушкой. Барни собирал я выйти, когда она попросила:

– Дай мне снотворное.

Рядом с кроватью зазвонил телефон.

– Ох! – Она зажала уши.

Барни сорвал с аппарата трубку, чтобы прекратить дребезжание.

– Звонит мистер Мотли из Нью-Йорка.

– Минутку. – Барни обернулся к Сиам, которая приняла под покрывалом позу зародыша. Он нагнулся, чтобы определить, в каком она состоянии, но она так крепко прижала к голове подушку, что разглядеть что-либо было невозможно. Наружу высовывались только ее худые голые руки, обхватившие подушку.

– Таблетки «АРС». Они в сумке, – пробубнила она.

В сумке оказалось два радиоприемника, но ни одной упаковки с лекарствами.

– Ничего не вижу.

– В шкатулке.

Барни открыл кожаный футляр, оказавшийся маникюрным набором с полудюжиной ножниц, пилочек и прочей ерундой. Он взялся за другую коробочку, побольше. В ней аккуратно, как специи в буфете у старательной хозяйки, лежали в несколько рядов многочисленные пузырьки. На одном значилось «АРС». Он вынул пузырек из зажима и вытряхнул на ладонь таблетку.

– Готово, – доложил он.

Край подушки заколыхался. Барни по-прежнему не видел ее лица. Молчание он воспринял как сигнал к скармливанию таблетки.

– Бросай:

Он бросил таблетку в отверстие, образовавшееся между краем подушки и покрывалом, рассуждая про себя, что бессонная ночь сразу после утомительного выступления кого угодно выбьет из колеи. Отоспавшись, она станет нормальным человеком.

– Еще! – потребовал приглушенный голос.

В отверстие упала вторая таблетка.

– Еще!

– Хватит. Может, дать воды, чтобы запить?

– Не воды, а снотворного.

Он посмотрел на самодельные надписи, Которыми были помечены пузырьки; среди средств от боли в прямой кишке, язвы и прочего оказался пузырек с надписью «СОН». Он достал его, вытряс одну таблетку и бросил ее в отверстие.

– Еще.

Он послушался.

– Еще.

Он заартачился:

– Спи. – Подняв трубку, он сказал: – Готово.

– Барни, мальчик мой, она у тебя в отличном состоянии. Все, кто видел ее в гримерной, в отключке от ее вида.

– Чего тебе не спится ни свет ни заря?

– Тренируюсь. Слушай, в вечерней газете будет заметка. Я подаю Сиам как образчик яркого, жизнерадостного секса. Ты все понял? – От энергичного голоса Мотли Барни бросало то в жар, то в холод. – Как она вела себя в поезде?