Текст книги "Сиам Майами"
Автор книги: Моррис Ренек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
Глава 16
На лестнице Барни задержала толпа почитателей Сиам. Одни упорно стремились наверх, к ней, другие, выполнив ритуал, уже спускались вниз. Барни медленно преодолевал ступеньку за ступенькой, все больше уставая от невольного общения с почитателями, которым отнюдь не было тошно в такой толчее. Поднявшись, Барни привстал на цыпочки, чтобы увидеть поверх волнующегося моря голов, втекающего в комнату Сиам, ее саму. Сиам плотно запахнулась в толстый махровый халат; она грелась в лучах славы, улыбалась, кивала, словно все это было игрой.
– Ну, что скажешь? – прокаркал ему в спину Мотли.
– Чувствую себя лишним багажом. – Как только у него вырвалась эта фраза, Барни понял, что лучше было смолчать. Ведь он выдал свои истинные чувства. Больше всего он сожалел о неумении отделываться общими словами в разговоре с людьми, не заслуживающими доверия.
Мотли остался холоден к его чувствам.
– Ты сильно ошибаешься, если считаешь, что ей нужен всего лишь регулировщик, указывающий верное направление.
Но Барни только укрепился в своем мнении, когда увидел, как естественно ведет себя Сиам с толпой. Он пытался протиснуться в комнату, когда Зигги сложил ладони рупором и гаркнул:
– Дамы и господа! – Установилась тишина. – Сиам надо в туалет. Оттуда она отправится прямиком в Уилдвуд. Мои певцы всегда вовремя писают и поспевают на концерты.
Публика весело посмеялась и даже поаплодировала умению Зигги очистить помещение. Толпа хлынула вон из комнаты, унося с собой Зигги. Сиам бросилась к нему, чтобы обнять и поцеловать, прежде чем тот исчезнет.
Барни не поддался отливу и прижался к стене. Как только комната очистилась от доброжелателей, Сиам, не дожидаясь, пока закроется дверь, подбежала к нему, поцеловала и крепко стиснула. Она тряслась всем телом. Он поцеловал ее в губы, и стало ясно, что в ее дрожи нет и намека на страсть. Он попытался приподнять ее подбородок, но она не позволяла ему на себя смотреть. Прижимаясь к нему, пыталась заимствовать у него силу. Если бы не он, пожалуй, сползла бы на пол.
– Сиам, – встревоженно прошептал он.
Она не ответила. Он поднял ее и отнес на кровать.
– Останься со мной. – Она уцепилась за его руку. – Мне так приятно твое прикосновение! Как я устала!
Он нагнулся и снова поцеловал ее в губы. Ее влажная рука обвила его за шею.
– Я хочу тебя, но не могу пошевелиться, – пролепетала она. От изнеможения ее глаза сами собой закрылись.
Влажная рука соскользнула с его шеи. В ее волосах блестели капельки пота. Дорожки пота бороздили слой пудры на лице. Пот собирался в ложбинках у ноздрей. Шея блестела от пота, стекающего зигзагами с висков. Она открыла глаза, в которых не было никакого выражения.
– Не бойся, – прошептала она, – я просто расслабляюсь.
Он поцеловал ее влажное, нежное лицо.
– А вообще-то я здоровая девушка.
– Знаю.
Она закрыла глаза.
– Никогда не чувствовала себя здоровее, чем сейчас.
– Знаю.
Ее одолевал сон.
– Ты ладишь с Зигги?
– Кажется, лажу, если учесть все «за» и «против».
– Делай так, как он говорит. Это он нас познакомил. Думаю, худшее уже позади.
«Надеюсь», – подумал он. Она уже спала. Он тихо подошел к выключателю на стене и погасил свет. Выходя, еще разок оглянулся и увидел, что она по-прежнему дрожит. Он побрел через холл к своей комнате, но тревожное зрелище не давало ему покоя. Он вернулся и медленно отворил дверь. За окном, на противоположной стороне Гудзона, горел тысячами огней огромный бессонный город. Благодаря луне картина приобретала безмятежность. Сиам спала неподвижно, только мерное дыхание слегка приподнимало простыню. Потом снова что-то дернулось. Это была ее правая нога. Он присел на край кровати. Нога время от времени судорожно подергивалась. Желая успокоить ее, он положил ладонь на поблескивающую влажную ногу, а потом стал поглаживать, чтобы успокоить мышцу. Судорога придавала Сиам совершенно беззащитный вид; когда она прошла, он взял девушку за влажную руку и дождался, пока та окончательно успокоится.
Когда он уже был готов уйти, оказалось, что ее пальцы выбивают на его ладони нервную дробь. Пришлось снова сжимать ее руку, добиваясь прекращения тика. При этом он чувствовал себя в полной изоляции от остального мира. Никогда еще не ощущал такой близости к ней и такой оторванности от всего света. Покидающая ее спящее тело громадная энергия казалась особой формой жизни, которой он был совершенно чужд. Барни вытер ей шею тыльной стороной ладони, провел рукой по ее рукам. Она исходила потом. Такого он не видел ни разу в жизни. Ее пот был густым, словно из организма вытекало то, что должно было оставаться внутри, коль скоро на теле отсутствовали повреждения.
Удостоверившись, что она лежит спокойно, он медленно встал и бесшумно направился к себе. Он так устал, что повалился на кровать, не раздеваясь. Кровать поехала и ударилась о стену, лампочка возле нее замигала. Барни гордился Сиам и испытывал благоговейный ужас перед ее способностями. Он собирался всласть поразмыслить о Сиам, но его сморил сон.
Спал он недолго – его разбудил телефонный звонок. Идиотская работа, идиотские звонки! Ни поспать, ни заняться собой. Любой болван трезвонит и будит среди ночи. Невозможно самостоятельно решить, когда спать, когда бодрствовать. Он кипел.
– Долго же ты не отвечаешь! Куда ты подевался? – раздался голос Мотли.
– Ты прервал мой сон только для того, чтобы спросить, почему я долго не отвечаю?! – Мотли доводил его до белого каления.
– Ну и вежливость! Я звоню, чтобы пригласить тебя в Нью-Йорк на ужин.
– Глубокой ночью?
– Тебе надо знакомиться с людьми. Джоко Пиер представит тебя своим друзьям из газет. Там будет и Селеста. Контакты еще никому не вредили.
Он был готов ответить что угодно, лишь бы снова лечь.
– Приеду.
– Прямо сейчас.
– Ладно, – простонал он.
– Что-то не слышу энтузиазма, – огорчился Мотли.
– Достаточно того, что я еду, какой еще энтузиазм?
– Твоя беда в том, что тебе все слишком легко дается! – возмутился Мотли.
– Дело не в работе, а в деньгах – они делают меня цивилизованным человеком!
Оба одновременно повесили трубки.
Барни откинулся на шаткую спинку кровати, чтобы, протирая глаза, урвать еще мгновение отдыха. Зигги прав: он зарабатывал больше, чем когда-либо в жизни. Он вытянул из брючного кармана раздувшийся бумажник. Две сотни в неделю плюс расходы! Он улыбнулся, словно этот заработок был неудачной шуткой. Придется купить новый бумажник, этот уж трещит по швам. Что с того, убеждал он себя, что от такой чертовой работы перестаешь быть самим собой? Надо относиться к подобному искажению собственного образа как к необходимому испытанию. Уж больно большие платят денежки!
Уходя, он просунул голову в дверь к Сиам. Она спала. Он обрадовался, что хоть она на время отключилась от этого безумия.
Мотли ждал его в самом темном углу клуба и коротал время за телефонным разговором. Барни вышел на воздух, надеясь, что его освежит ночная прохлада.
Мотли доставляло наслаждение трезвонить по всему городу среди ночи. В такое время самый прозаический звонок приобретает значительность. Он набрал номер клуба Доджа.
– Мистер Стивенсент Додж остался ночевать?
– Нет, сэр, – ответил сонный голос.
Мотли позвонил в «Редженси».
– Мистера Стивенсента Доджа, пожалуйста.
– Минутку.
Прижимая трубку к уху, Мотли размышлял о том, что богатство дарует возможность спать, пока другие, пекущиеся о твоем состоянии, не знают покоя. Зато те, кому не спится, гордятся своей независимостью.
– Кто его спрашивает? – спросила телефонистка, выполняя, по всей видимости, распоряжение Доджа.
– Мистер Мотли. – Что это значит? Стью не желает, чтобы его будили в час ночи? Он ли это? Раньше он кичился тем, что ему можно звонить в любое время дня и ночи, а теперь становится рациональным и не амбициозным?
– Зигги? Только тебя мне не хватало. – Додж сразу пошел в наступление.
Мотли сиял. Сейчас он развернет его в противоположном направлении.
– Не желаешь поужинать с нами через полчасика?
– Я в пижаме. – Додж дал именно тот ответ, которого ждал Зигги.
– Догадайся, Стью, кто строит глазки нашему мальчугану?
– Зигги, – взмолился Додж, – лучше выкладывай все начистоту!
– Селеста Веллингтон! – выложил Зигги.
– Что понадобилось от него Селесте? – Додж уже был заинтригован.
Зигги улыбнулся: он предвидел такую реакцию.
– Хочет, чтобы он стал ее менеджером.
– Вот это ночка! – возликовал Додж.
Зигги знал, что следующая его фраза станет отрезвляющим душем.
– Но он так занят, что даже не может послушать ее пробную запись.
– Зигги, вдруг он сумеет завербовать для нас дочку Веллингтона?
– Сумеет, если ты не станешь скупиться.
– Может, нам с тобой объединиться? Ты станешь младшим партнером в моем бизнесе. – Додж все больше распалялся. – Знаешь, как быстро к нам прибежит… – Он назвал романтического солиста, зарабатывавшего по миллиону в год. – Только он так ненадежно устроен, что тронь его перышком – и потом будет колебаться целый месяц.
Зигги фыркнул.
– А что нам с того?
– Надо будет распространить эту весть, только осторожно. Мы солидные барбосы, нам не пристало тявкать, точно шавкам. Ты можешь проявить осторожность?
– Я так осторожен, что даже самому гадко. Мы увидимся с Джоко.
– Правильно.
– Что значит «младший партнер»?
– Такая же договоренность, как по Сиам. Ты имеешь долю от любого исполнителя, которому организуешь выступления, а я поставляю исполнителей из своей обоймы. У тебя не будет особых расходов, разве что язва желудка от ругани с разными идиотами.
– Я подумаю.
– Клади трубку, иначе я не поспею за полчаса. Кстати, куда ехать?
– К Галлахеру. Кажется, у Джоко там рекламный счет.
– А твой мальчуган встал?
– Я его разбудил – пускай разомнется. Ему надо отвыкать все время давить подушку. Вот еще что, Стью…
– Что?
– Будь с ним поласковее.
– Само собой.
– Если бы ты выбросил из головы Сиам, дела пошли бы веселее.
– Я поразмыслю над этим.
– Он знает, что если сумеет уломать Селесту, то вы с ним будете квиты. Раз ты предлагаешь мне заделаться твоим младшим партнером, то изволь позаботиться о человеке, который доставит ее тебе ощипанной.
– Разумно. Мы вернемся к этой теме, когда придет время. Пока он еще не добыл ее подписи.
– Просто хочу, чтобы ты имел это в виду.
– Когда дело будет в шляпе, я буду иметь это в виду.
Прежде чем положить трубку, Мотли решил расставить все точки над «i»:
– Чтоб без обмана.
Мотли уронил голову на руки. Ему было не по себе. Потом его посетила счастливая мысль, и он опять обрел единение с окружающим миром. Нет, он не откажет себе в удовольствии явиться поутру к Твиду с вестью о том, что Селеста подписала контракт! С этого момента он перестанет биться у него на крючке.
Глава 17
В голове у Барни прояснилось, но не от ночного воздуха, а от обстановки в ресторане. Над гардеробом красовался, как икона над алтарем, огромный фотопортрет мэра Джимми Уолкера, возглавлявшего одну из самых коррумпированных администраций в городе, прославившемся разгулом коррупции. Этим портретом Галлахер хотел придать своему заведению особый шик и добиться внимания бродвейских знатоков. Барни понял, пора забыть о том, что его новая работа не стыкуется с логикой. Сам он учился в школе, названной именем продажного нью-йоркского мэра Уильяма Гейнора. Никто из учителей не проинформировал его и его бедных друзей, что они посещают мемориал памяти худшего из мэров в истории города. Зато тех, кто плохо учил предметы, нещадно искажаемые учителями, ждала суровая кара. Судья Сибери и Ля Гардиа не удостоились от ньюйоркцев статуй.
Барни чувствовал себя ослом. Он дал слово, что наплюет на все ухищрения Мотли и Доджа. Общество пронизано невидимыми потоками, в которых легко парить, не прилагая усилий. Ему предстояло найти эти потоки, чтобы уподобиться птицам, которые носятся в воздухе без единого взмаха крыльями. Он должен был обязательно воспользоваться токами коррупции, испускаемыми людьми, пускай для этого пришлось бы брать пример с остальных и корежить себя. Зато его жизнь стала бы несравненно легче.
– Не тревожься, что у тебя будет сразу две женщины, – бубнил ему в ухо Мотли, пока они ждали хозяина, чтобы тот отвел их к столу. – В Ветхом Завете полно славных героев, имевших наложниц.
Их подвели к угловому столику, откуда они могли наблюдать за происходящим в ресторане. Барни запихнули в угол вместе с Селестой, Мотли и Додж сели справа и слева от них. Джоко задержался у бара с приятелем. Были заказаны бифштексы из вырезки и напитки.
В ресторан ввалился коренастый мужчина, выглядевший так, словно подкладка его пиджака была набита детскими погремушками. Половина знаменитостей, заполнивших зал, обрадовалась его появлению. Даже Мотли соизволил объяснить Барни, понизив голос:
– Лейтенант бродвейского участка полиции в штатском. Тебя никогда не удивляло, что какого-нибудь Билли Холидея вечно ловят на наркотиках, а у светской публики все чисто? Полиция держит индустрию развлечений под контролем, не пуская в Нью-Йорк самых лучших ее специалистов. Забавно, что полиция, заботясь о нашем здоровье, помешалась на Билли Холидее и Ленни Брюсе, хотя весь Бродвей балуется травкой. Если ты продюсер и у тебя премьера, изволь заплатить этим блюстителям закона сто пятьдесят долларов.
– Истинный герой Бродвея – мэр Уолкер, – сказал Барни, глядя, как официант расставляет напитки на клетчатой скатерти. Одновременно он поглядывал на Селесту, чтобы подключить к беседе. В ее взгляде читалось завуалированное изумление: как ее кавалер умудряется серьезно высказываться на посторонние темы, сидя так близко от нее? Ему доставляла удовольствие ее доверчивость. И мягкость – впрочем, сейчас она сменилась в ее глазах скучающим выражением. Все это пробудило у него интерес. Ее нога была теперь крепко прижата под столом к костяшкам его пальцев. Изображая безразличие к этому обстоятельству, он спросил: – Знал ли этот клоун Уолкер, что соблюдать законы бесполезно, раз действуют иные, скрытые законы политического механизма?
– Вот-вот, – поддакнул Зигги, одобряя мужающего на глазах Барни.
Додж тоже кивнул.
– Вы правы, Барни, – только и вымолвил он, выразив, таким образом, удовлетворение новыми взглядами Барни. Барни не доверял Доджу, однако воспринял его реплику, как комплимент.
– Уолкер и его подкупленные инспекторы раздавали на Рождество цыплят и по ведру угля, ну, а бедняки были готовы целовать их в зад, – подхватил Зигги с язвительной усмешкой. – Беднякам невдомек, что подкупленные инспекторы получают в сотни раз больше от домовладельцев, не ремонтирующих их квартир.
Барни отвернулся от Селесты, чтобы вовлечь в беседу побольше народу. Когда он снова посмотрел на нее, у нее был такой вид, словно он ее предал. Ей требовалось постоянное внимание. Неужели она не знает, что он и так слишком хорошо помнит об ее присутствии, даже когда разговаривает? Она наверняка чувствует, что уже вторглась в его воображение, иначе не вела бы себя так независимо. Отворачиваясь, он демонстрировал, что считает ее поведение слишком навязчивым. При этом хорошо знал, что в следующий раз уже не сможет оторвать от нее глаз, пускай даже ее навязчивость выйдет за рамки.
Но в следующий раз обнаружилось, что Селеста спокойно пьет, не обращая на него внимания. Он знал, что она обижена, поэтому и заставляет себя не отрывать глаз от рюмки. Впрочем, ее нога оставалась на прежнем месте. Ему нравилось, что телесный контакт между ними сохранен, хотя она зла на него.
– А вы как думаете? – обратился он к ней с целью втянуть в разговор.
Она по-прежнему больше интересовалась рюмкой, чем им.
– Меня раздражает, когда нападают на систему.
Зигги поспешил на защиту Барни, заподозрив, что она таким образом выгораживает своего отца. Селеста отличалась проницательностью ума, но отец поместил ее в модную школу для девочек, из тех, что пользуются успехом в соответствующих кругах, а там делали упор скорее на манеры, чем на природную пытливость.
– Порой, – лукаво проговорил Зигги, – точное описание системы выглядит как нападки на нее.
– Совершенно верно, – подтвердил Додж, не желая вызывать у Селесты отрицательных эмоций.
Зигги вспомнил своего младшего сына. Когда мальчишке было года четыре, он или жена, укладывая его спать, держали за руку, пока не уснет. В тот недолгий период сын не мог без этого обойтись. Зигги часто укорял себя, что не умеет угадать момент, когда сын, погрузившись в сон, перестает нуждаться в его присутствии. Если Зигги убирал руку слишком рано, мальчик садился в кровати и устремлял на отца недоверчивый взгляд. Каждую ночь Зигги подвергался испытанию, пока не научился расслабляться и не набрался терпения, чем вызвал доверие сына к отцу во многих отношениях. Сейчас Зигги с мечтательной улыбкой вспоминал жесткий стандарт, который навязал ему сын. Онсдал экзамен. Сын давно забыл то время, зато Зигги до сих пор гордился тем, что при присущей ему торопливости умел в нужный момент проявить родительское терпение. Это достижение удерживало его на плаву в бизнесе, даже когда палуба уходила из-под ног. Он вспоминал, как бесчувственно вел себя на похоронах собственного отца; неужели он, подобно сыну, забыл драгоценные моменты близости? Зигги было свойственно ломать голову над этими загадками в самые неподходящие моменты. Он не мог от них отмахнуться и был рад этому: они служили напоминанием, что оплакивать надо не саму смерть, а кратковременность и несовершенство жизни, которая доводит людей до кончины.
Официант принес мясные блюда, они принялись поглощать второй ужин за вечер.
Барни и Селеста находились так близко друг к другу, что стоило Мотли и Доджу приступить к еде, как они почувствовали себя наедине. Барни использовал при еде только правую руку, так как левая оставалась под красной клетчатой скатертью, крепко прижатой к ее бедру. В процессе еды она то клала ногу на ногу, то меняла положение, вследствие чего его рука в конце концов оказалась у нее между ляжек. Выражение ее лица нисколько не изменилось. Однако стоило ему легонько стиснуть ей ляжку, как она дернулась и сдвинула ноги вместе. Его рука переместилась ей на колено.
Барни чувствовал, что переспать с этой красивой женщиной, подстегиваемой амбициями, не составит никакого труда. Он покосился на Мотли и Доджа. Те нарочно не смотрели в их сторону. Барни они казались сейчас заговорщиками. Он ничего не мог от них утаить. Как ни старались они выглядеть тактичными, его трудно было обмануть. Люди шоу-бизнеса задыхаются от избытка чувств, но не имеют сердца. Он заметил, как Мотли и Додж переглядываются, одобряют их близость, видят, где пребывает его рука, и предвкушают результаты. Можно было подумать, что они готовы присоединиться к ожидающему его чувственному восторгу.
Впрочем, Мотли думал не о сексе: «Ему везет, он близко к цели».
Додж думал: «Вот крыса и попалась в крысоловку».
Никто за столом не осмеливался возобновить разговор, поэтому все четверо сосредоточились на бифштексах. Еда при такой сосредоточенности показалась очень вкусной, хотя никто не испытывал ни голода, ни интереса к насыщению. Барни держал Селесту за колено и не решался заговорить. Селеста остерегалась открывать рот, так как боялась выдать свое смущение и одновременно удовлетворение.
Барни мог бы потреблять сейчас даже сырую брюкву – его рука на ноге Селесты добавляла пикантности. Ощущение своего могущества прогнало сон. Не будь Селеста так честолюбива, Барни никогда бы с ней не познакомили. О контакте, установившемся без всяких усилий с его стороны, оставалось бы тогда лишь мечтать. От постели их отделяли считанные мгновения. Все происходило само собой – амбиции творят в интимной сфере чудеса. Селеста была воплощением непосредственности. В ней проснулась уступчивость, которая при других обстоятельствах никогда бы не проявилась. Сидя рядышком с Селестой и соприкасаясь с ней телами, Барни чувствовал, что он и она – мужчина и женщина, буквально созданные друг для друга. Он содрогнулся, поняв, что Доджу трудно было не посягнуть на Сиам. Поэтому быстро опустил голову и зажмурился, чтобы прийти в себя.
Мотли вытер рот и озабоченно сказал:
– Мне пора. Завтра много дел.
– Как будто дела могут оторвать вас от еды, – произнесла Селеста, воспользовавшись удобной возможностью, чтобы прервать свою немоту.
– Чего ради оставаться? – Мотли подмигнул. – Все равно вы меня не слушаете.
Додж отхлебнул воды и тоже высказался в том смысле, что пора закругляться.
– Вы уж нас извините. – Мотли улыбнулся и сделал вид, будто желает пожать Барни его спрятанную под столом руку.
Барни подал ему другую руку. Мотли был рад своей неудаче. На его физиономии читалось: «Отлично сыграно!» Он послал Селесте воздушный поцелуй.
Мотли и Додж поспешно покинули ресторан. Потеряв Барни и Селесту из виду, Мотли хлопнул Стью по спине.
– Видал, какие голубки?
– Мы сцапали мерзавца! – ликующе отозвался Додж.
– Не понял.
– Селеста Веллингтон. – Додж произнес это имя без всякой интонации, словно учился читать. – Она – находка. Теперь он у нас в кармане.
– О чем ты говоришь, черт возьми? Это ты у него в кармане!
– Пораскинь мозгами! Если он взбрыкнет, то ему придется расстаться не с одной Сиам, а с целым процветающим бизнесом. Две певицы – не одна. А я добавлю ему еще, чтобы получше зацепить. Теперь он никуда от нас не денется. Богатство важнее самолюбия.
– Надеюсь, ты прав, – с сомнением ответил Зигги. – Мне надо хорошо выспаться перед встречей с Твидом.
Глаза Доджа перестали блестеть и затуманились.
– Не дай Гарланду тебя переиграть.
– Это когда Селеста станет нашей, а я превращусь в твоего партнера? Гарланда ждет сюрприз. Лучше скажи, почему тебе так хочется заиметь Селесту, когда у тебя и так ломится конюшня?
– Из кабинета трудно различить, где успех, а где отступление. Что ни утро я получаю кучу дурных новостей: отмена гастролей, болезни, отказы, рухнувшие сделки, отсутствие площадок, иски, неоплаченные счета. Соотношение между плохими и хорошими новостями – десять против одной.
Это Мотли мог понять. Он протянул гардеробщику номерок. Додж попытался его утешить:
– Сиам – целеустремленная девочка, можешь за нее не волноваться. Карьера для нее важнее всего остального. Подожди, сам увидишь.
Зигги покачал головой.
– Смешно, что ты втюрился в творение собственных рук.
– Здесь действует какая-то таинственная алхимия. – Додж помахал рукой хозяину ресторана, трусившему к ним. Он сказал ему пару благодарственных слов, хозяин закивал и тепло простился с обоими.
Мотли посмотрел на Стью; ему не нравился его самоуверенный вид.
– В чем дело? – спросил Додж скорее воинственно, чем озабоченно.
– Не хочу портить твое оптимистическое настроение.
– Давай, порть.
– Пустое.
Додж был уверен в себе.
– Пойми, Зиг, они оба у нас под замком;
– Надеюсь, что мы не сотворили Франкенштейна.
– Из Сиам? Никогда!
– Из Барни.
Додж пропустил Зигги вперед.
– Что с тобой? Он отлично справляется.
– Этого я и боюсь. – Зигги провел рукой по лицу. – Как бы он не оказался слишком хорош. Как бы не почувствовал свою силу.
– Зигги, ты начинаешь пугаться собственной тени.
Барни и Селеста выпили за столом еще по одной. От выпитого и от недосыпа Барни ощущал пленительную легкость. Он смотрел на ее полуобнаженную грудь. От этого занятия его оторвал незнакомый толстяк.
– Добрый вечер, мисс Веллингтон. Джоко сказал, что я могу поместить о вас заметку в завтрашней газете.
Селеста отодвинулась от Барни.
– Прошу вас, ничего личного.
– А как насчет профессиональной стороны? Джоко говорит, что вам светит успех, а он редко ошибается.
– Завтра утром вам позвонит Зигги. Я вас не прогоняю, – поспешила она с извинениями. – Наоборот, мне лестно.
Он слегка кивнул, давая понять, что с такой искренностью она далеко пойдет, и отчалил.
– Не перебраться ли нам куда-нибудь, где меньше народу? – предложила она.
– В Центральный парк?
– В парке слишком опасно.
– Ты говорила о месте, где мало людей, – напомнил он.
– Ко мне. – Она сказала это как бы через силу, давая понять, что испытывает смущение.
– Хорошо.
Она порывисто стиснула его руку.
– Официант! – позвал Барни.
Официант подбежал со стремительностью, редко демонстрируемой персоналом нью-йоркских ресторанов.
– Можно счет?
– За все уплачено, сэр.
Барни полез в карман за чаевыми.
– Об этом тоже позаботились, сэр.
Селеста навалилась на него всем телом, накрыла его руку, остававшуюся у нее на колене, и улыбнулась, оправдываясь за свою застенчивость.
– Тогда разменяйте мне двадцатку, – попросил Барни официанта. – Мне нужна мелочь, чтобы вызвать такси.
– Такси уже подано, сэр.
– Большое спасибо. – Барни не привык к такой предупредительности.
– Вам спасибо, сэр, – ответил официант и занялся другими клиентами.
Селеста забавлялась зрелищем его неподготовленности к щедрости Доджа и Мотли и спокойно ждала, какими будут его дальнейшие действия.
В замешательстве Барни машинально подергал себя пальцами за нос и почувствовал запах Сиам, сохраненный его кожей.
– В чем дело? – спросила Селеста, почувствовав в нем резкую перемену.
– Селеста, – медленно проговорил он, убирая руку от лица, – я не могу поехать с тобой.
– Не глупи. Привыкай, что за тебя платят другие. Этого требует их бизнес. Не относись к этому так серьезно. Пошли, выпьем еще по одной у меня.
– Я не могу.
Она выпустила его руку. Лицо Барни было безмятежно, она же через силу спросила:
– Почему?
– Ты тут ни при чем.
– Бизнес?
– Нет.
– Значит, я. – Она отвернулась.
– Селеста, я поднес пальцы к носу и почувствовал, что от меня пахнет другой женщиной.
– Мне все равно.
– А мне не все равно. Пожалуйста, Селеста, не отворачивайся.
Она не подчинилась. Вместо этого поднялась и спокойно вышла вместе с ним из ресторана. Прежде чем сесть в машину, она сердито бросила:
– Хотелось бы и мне так же оставаться в памяти мужчин.
Он попытался помочь ей сесть в машину, но она отвергла его помощь. Таксист повернул ключ зажигания, мотор взревел. Барни нагнулся и постучал в стекло. Ему все еще хотелось, чтобы она взглянула на него напоследок и прочла доброжелательство на его лице. Машина тронулась с места, он побежал рядом. Ему никак не удавалось увидеть ее лицо – в стеклах отражались яркие бродвейские огни. Когда машина на мгновение очутилась в темном месте, он увидел ее опечаленное лицо. Она сидела, отвернувшись, чтобы скрыть свои чувства.
