Текст книги "Опередить дьявола"

Автор книги: Мо Хайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Она уперлась локтями о палубу и зарылась лицом в ладони. Стоило так далеко забираться, чтобы уйти ни с чем! Интуиция ее подвела. Пустая трата времени и сил. Хоть плачь.

– Сержант? Ты в порядке?

– Нет, Веллард, – ответила она бесцветным голосом. – Не в порядке. Я возвращаюсь. Здесь ничего нет.

23

Высокие болотные сапоги, которые Кэффри одолжил у ППР, были ему велики на несколько размеров, и верхние края врезались в пах, пока он выбирался на свет божий. За короткое время, что он был в туннеле, толпа увеличилась. Репортеры, зеваки и подошедшие к ним люди из подразделения по расследованию автомобильных аварий сбились в кучу в сорока метрах от него и пытались что-то высмотреть. Все знали о приказе прочесать туннель и собрались понаблюдать за исполнением.

Кэффри проигнорировал репортеров, которые, перегнувшись через красиво отделанный парапет, свесили свои камеры в декоративные арки. Он выбрался на бечевник, уселся на промерзшую землю и принялся стягивать сапоги. Голову он намеренно опустил – опасался, как бы в кадре случайно не оказалось его разъяренное лицо.

Он надел и зашнуровал ботинки. В проеме туннеля появились Фли Марли и ее подчиненный, все в грязи, щурящиеся на солнце. Кэффри встал и направился по тропе в ту сторону, пока не оказался лицом к лицу с Фли.

– Своими руками вас задушил бы, – прошипел он. Она смерила его холодным взглядом. Под глазами у нее набрякли голубоватые мешки – признак предельной усталости.

– Какая неожиданность!

– Почему вы не вышли по моему приказу?

Она не ответила. Не отводя взгляда, стала отрывать от одежды куски налипшей глины. Потом передала дозиметр и аварийный ребризер члену своей команды для упаковки. Кэффри наклонился к ней, чтобы не услышали репортеры.

– Мы все из-за вас потратили четыре часа рабочего времени. Во имя чего?

– Мне показалось, я слышала какие-то звуки. Между завалами есть ниша. По крайней мере, в этом я не ошиблась. Она вполне могла оказаться там.

– Ваши действия противозаконны, сержант Марли. Изменение параметров поиска, определенных регламентом СТБ, является техническим нарушением закона. Хотите, чтобы главный констебль дал против вас показания в суде?

– Мое подразделение, по статистике, самое опасное в полицейских силах. За три года ни один из моих парней не пострадал. Ни от декомпрессии, ни в других передрягах. Даже ногтя никто не сломал.

– Вот… – он наставил на нее обвинительный палец, – вы сказали то самое, что объясняет суть происходящего. Ваши парни. Вы все это делали ради того, чтобы выставить напоказ ваше хреновое подразделение.

– Оно не хреновое.

– Еще какое хреновое. На глазах разваливается. Он еще не успел сообразить, что загнал в магазин патрон, как пуля уже вылетела. И поразила мишень в самую десятку. Видно невооруженным взглядом. Прошила насквозь и мягкие ткани, и кость. И отразилась болью в глазах. Фли уронила на землю свою сбрую, отдала каску и перчатки товарищу, поднялась по склону и направилась прямиком к своему фургону.

– Ч-черт. – Кэффри сунул руки в карманы и прикусил губу. Он себя ненавидел. Когда дверь фургона за ней закрылась, он отвернулся. С парапета на него глядел Проди. – Что? – Его захлестнул новый приступ холодной ярости – еще не прошло раздражение по поводу того, что Проди сует свой нос в дело Китсон. Раздражение тем более сильное, что сам Кэффри на его месте повел бы себя точно так же. Задавал бы неприятные вопросы. Выходил бы за рамки своей компетенции. – А, Проди? В чем дело?

Тот молчал.

– Если я ничего не перепутал, кто-то должен был сейчас колдовать над камерами видеонаблюдения на железке, вместо того чтобы наносить нам визит.

Проди что-то промямлил в ответ – возможно, извинения, – но Кэффри было уже до лампочки. С него хватило – этой холодрыги, и журналистов, и поведения его подчиненных. Он нашарил ключи в кармане.

– Возвращайтесь в офис и прихватите своих дружков. Вы мне здесь нужны, как хозяйке тараканы для салата. Если это еще раз повторится, птичка-невеличка кое-что напоет на ухо старшему инспектору.

Он резко повернулся и, на ходу застегивая плащ, зашагал по ступенькам в сторону деревни, где полиция устроила временный штаб. Место выглядело безлюдным, если не считать мужчины в рваном свитере, который возился в саду за домом, собирая палую листву в большую тележку. Убедившись, что за ним никто не увязался, Кэффри открыл дверь своего «мондео» и выпустил Мирта. Они подошли к дубу – еще не облетевшие желтые листья трепыхались на ветру, – и пес неуклюже присел пописать. Кэффри, глядя в небо, стоял рядом – руки в карманах. Ну и холодина. Когда он сюда ехал, ему позвонили из лаборатории. ДНК молочного зуба совпало с ДНК Марты.

– Ты уж меня прости, – обратился он к собаке. – Я ее пока не нашел.

Мирт поднял на него глаза. Взгляд тоскливый.

– Да, ты меня слышал. Пока не нашел.

24

Ночь, когда Том ненароком сбил насмерть Мисти Китсон, была ясная и теплая. Светила луна. Это произошло на пустом загородном шоссе, так что никто не видел, как он запихнул тело в багажник. Пьяный, загнанный в угол, он поехал прямиком к сестре, сержанту полиции, в надежде как-то выпутаться. Неосторожная езда привела к тому, что за ним увязался дорожный патруль, который подъехал к дому Фли почти сразу после него. В руке коп держал трубку для проверки на алкоголь. Не иначе как в ту ночь Фли забыла свои мозги в горшке под кроватью, ибо безо всякого понуждения решила прикрыть Тома. Тогда она еще не знала про труп в багажнике, иначе не стала бы проходить тест за брата. И не заверила бы копа, что за рулем была она. Тест, естественно, ничего не показал.

Коп, проверявший ее на алкоголь, сейчас сидел к ней спиной в пабе с низким потолком, всего в полутора метрах, и заказывал выпивку. И.о. детектива по фамилии Проди.

Она отодвинула в сторону недопитую пинту сидра, стянула мокрые нарукавники и затолкала их в рукава висящей на стуле куртки. Поменяла позу. Этот паб, ближайший к восточному входу в туннель, с которого они начали свое обследование, был типичным для Котсволдса – каменное строение, крытое соломой, на стенах эмалевые эмблемы, над камином прокопченная кирпичная кладка. На одной черной доске мелом нацарапаны названия предлагаемых элей, на другой – меню сегодняшнего ланча. Но в этот безотрадный ноябрьский день здесь было пусто, если не считать спящей у камина кошки, Фли и самого бармена. И, конечно, Проди. Рано или поздно он ее заметит. Как пить дать.

Бармен принес ему светлое пиво. Заказав еду, Проди сделал несколько глотков, после чего расслабился и огляделся вокруг. Тут-то он ее и увидел.

– Хей! – Он направился к ней вместе с кружкой. – Вы еще в обойме?

Она вымучила улыбку.

– Вроде как.

Он остановился возле свободного стула.

– Можно?

Она сняла со спинки мокрую куртку, освобождая для него место. Он уселся.

– Я думал, вас всех отправили по домам.

– Еще нет. Как видите.

Проди аккуратно поставил кружку на дощечку под пиво. Очень короткая стрижка со «вдовьим пиком». Бледно-зеленые глаза. Лицо такое загорелое, как будто он месяц отдыхал в жарких странах, только у самых висков белые полоски. Он покрутил кружку вокруг своей оси, разглядывая мокрый след на подставке.

– Зря он на вас наехал. Он не должен был с вами так разговаривать.

– Не знаю. Наверно, сама виновата.

– Нет, дело в нем. Какой-то он вздрюченный. После того как вы ушли, он устроил мне такую выволочку! Что с ним происходит, я не понимаю?

У нее бровь полезла вверх.

– Так вам тоже досталось? Не мне одной?

– Хотите честно? – Он откинулся на стуле. – С тех пор как началась эта заварушка, я вкалываю по восемнадцать часов, и кое-кому не мешало бы сказать хоть пару ласковых слов. А вместо этого меня гонят в шею. Вот пусть сам и разбирается с камерами видеонаблюдения. И работает сверхурочно. Не знаю, как вы, – он поднял кружку с пивом, – но лично я сегодня отдыхаю.

После той майской ночи Фли несколько раз сталкивалась на работе с Полом Проди – один раз, когда ее команда прочесывала каменоломню в поисках машины Симоны Блант, и еще несколько раз в здании, где ППР соседствовало с патрульной полицией. Проди производил на нее впечатление этакого качка, которого всегда можно встретить в мокрой найковской футболке на пути из тренажерного зала в душевую. Она следила за ним со стороны, избегая вступать в разговоры, и после месяцев наблюдения пришла к твердому выводу, что он понятия не имел, какой груз лежал в ее багажнике в ту злополучную ночь. Но тогда он еще служил в дорожном патруле, а сейчас он в подразделении по расследованию автомобильных аварий, что дает ему больше оснований мысленно вернуться к той ночи. Ее мучил вопрос, насколько приоритетным для ПРА является дело Китсон и на каком уровне им занимаются. Понятно, об этом не спросишь вот так с бухты-барахты.

– Восемнадцать часов в день? Тут любой загнется.

– Иногда удается прикорнуть на диванчике.

– А… – она постаралась задать вопрос как бы между делом, чтобы в нем не ощущалась личная заинтересованность. – А сколько у вас вообще живой силы… ну, в смысле, людских ресурсов? На другие дела хватает?

– Я бы не сказал.

– Не сказали бы?

– Нет. – В его голосе прозвучала некоторая осторожность, словно он понял, что его прощупывают. – Мы не ведем другие дела. Только это. Угонщик. А что?

Пожав плечами, она выглянула в окно, вдруг заинтересовавшись каплями дождя, стекающими с побегов глицинии, что висели за рамой.

– Просто подумала, что восемнадцатичасовой рабочий день – это не подарок. А личная жизнь?

Проди носом втянул в легкие воздух.

– Однако. Вот что я вам скажу. Не смешно. Вы женщина умная, но что касается чувства юмора, то тут у вас пробел, уж извините.

Она снова перевела на него взгляд, озадаченная этим тоном.

– Простите?

– Я говорю, не смешно. Хотите надо мной посмеяться – пожалуйста, на расстоянии. – Он запрокинул голову и осушил кружку одним глотком.

У него на шее выступили красные пятна, похожие на сыпь. Он со скрипом отодвинул стул и поднялся.

– Эй! – Она протестующе подняла руку в попытке его остановить. – Подождите. Мне это не нравится. Я что-то не то сказала, но что именно?

Он надел и застегнул куртку.

– Господи. Приличный человек по крайней мере объяснил бы, что я такого сказала. Нельзя же так, ни с того ни с сего.

Проди пристально на нее посмотрел.

– Что? Ну? Что я не так сказала?

– Вы действительно не понимаете?

– Нет. Я действительно не понимаю.

– В подразделении подводного розыска не звучат тамтамы?

– Тамтамы?

– Мои дети…

– Ваши дети? Я… – Она закрыла глаза рукой. – Вы меня запутали. Окончательно. Ей-богу.

Он вздохнул.

– У меня нет личной жизни. Давно. Я уже много месяцев не видел жены и детей.

– Но почему?

– Наверно, потому, что я бью жену. И издеваюсь над детьми. А!

Он снял куртку и снова сел. Красные пятна на шее постепенно бледнели.

– Наверно, потому, что я избил своих детей до полусмерти.

Фли засмеялась, решив, что он валяет дурака, но, осознав свою ошибку, сделалась серьезной.

– О господи, – пробормотала она. – Так это правда? Вы били жену? Издевались над детьми?

– Если верить моей супруге. Ей все поверили. Я уж и сам задумался.

Фли молча на него смотрела. Он был так коротко острижен, что даже череп просвечивал. Ему запрещено видеться с собственными детьми. Ничего общего с делом Мисти Китсон. Ее слегка отпустило.

– Тяжелая ситуация. Мне очень жаль.

– Да ладно.

– Клянусь, я ничего не знала.

– Что ж. Зря я, значит, спустил на вас собак. – За окном шел дождь. В пабе пахло хмелем, конским навозом и винными пробками. Из погребов доносился грохот сдвигаемой пивной бочки. В зале, кажется, стало теплее. Проди потер ладони. – Еще по одной?

– Пива? Смотрите сами, а я… – она взглянула на свой сидр, – лимонад или кока-колу.

Он рассмеялся.

– Лимонад? Боитесь, что я вас снова стану проверять на алкоголь?

– Нет. – Она смерила его взглядом. – С какой стати мне так думать?

– Не знаю. Мне показалось, что после той ночи вы меня невзлюбили.

– Ну… было дело.

– Вот. С тех пор вы меня избегаете. До этого вы всегда меня приветствовали при встрече. А затем вдруг… – Он провел ладонью по лицу сверху вниз, показывая, что превратился для нее в человека-невидимку. – Признаюсь, это меня задело. Но и я с вами обошелся жестко.

– Нет. Справедливо. На вашем месте я бы поступила так же. – Она постучала пальцами по кружке. – Хоть я и не была пьяна, но вела себя по-идиотски. Неслась как на пожар.

Она улыбнулась. И он в ответ. В тусклом луче из окна плясали пылинки над баром. А еще высветились белесые волоски на руке Проди. Симпатичные руки. У Кэффри они жилистые, покрытые темным ворсом. У Проди же светлее и мясистее. Надо думать, мягче на ощупь.

– Так что, лимонад?

До нее вдруг дошло, что она слишком пристально его разглядывает. Улыбка сразу слетела с ее губ, лицо онемело.

– Извините. – Она встала на нетвердых ногах и направилась в дамскую комнату. Закрывшись в кабинке, она пописала, потом вымыла руки и подставила их под сушилку. Тут она поймала в зеркале свое отражение. Она подалась вперед, чтобы лучше себя разглядеть. Щеки раскраснелись после холода и выпитого сидра. Вены на руках, на ногах и на лице набухли. Она воспользовалась мини-душевой в передвижном вагончике, но, так как там не было фена, волосы высохли сами собой и теперь торчали блондинистыми жгутами.

Она расстегнула верхние пуговицы на блузке. Здесь никаких красных пятен. Ровный постоянный загар, сохранившийся еще с тех времен, когда она, маленькая девочка, занималась на каникулах дайвингом вместе с мамой, папой и Томом. Перед глазами всплыл взбешенный, орущий на нее Кэффри. Приятным в обращении его трудно было назвать, и все же подобная ярость казалась необъяснимой. Она застегнула блузку и оглядела себя в зеркале. Подумав, все же расстегнула верхние две пуговицы, слегка открыв декольте.

Проди сидел в баре за столом, перед ним два лимонада. Он сразу заметил расстегнутые пуговицы. Повисла пауза, оба испытывали неловкость. Он посмотрел в окно, затем снова на нее, и ей сразу все стало ясно. Она не совсем трезва и выглядит нелепо с выглядывающими сиськами, колесо вот-вот отвалится, и она окажется в канаве, из которой непонятно как выбираться. Отвернувшись, она поставила локти на стол, чтобы прикрыть декольте.

– В ту ночь это была не я, – сказала она. – За рулем.

– Не понял?

Вышла глупость. Она не собиралась делать никаких признаний, а рот открыла, чтобы побороть смущение.

– Это был мой брат. Я никому не говорила. Он был пьян, в отличие от меня, почему я его и прикрыла.

Проди помолчал. Потом прочистил горло.

– Хорошая сестренка. Мне бы такую.

– Нет. Я поступила глупо.

– Да уж. Не повод для защиты. Повышенное содержание алкоголя в крови.

Бла-бла-бла, подумала она про себя. Если б ты узнал, от чего я на самом деле его защитила, то обвинение в превышении алкоголя показалось бы тебе цветочками. У тебя бы сейчас глаза вылезли из орбит. Она одеревенела. Лицо пылало. Хорошо, если он ничего не заметит.

Принесли еду, и это их выручило. Свиные сосиски с картофельным пюре. И с краю на тарелке – красные маринованные луковки, как непрозрачные стеклянные шарики. Проди ел молча. Подумав, что, может быть, он еще не отошел, она решила дать ему время и просто наблюдала. Потом они поговорили на другие темы – о ее подразделении, о дорожном инспекторе, который в тридцать семь лет умер от сердечного приступа прямо на семейной свадьбе. В половине второго, покончив с едой, Проди поднялся. Фли чувствовала усталость, голова распухла. Хотя дождь прекратился и выглянуло солнце, на западе собирались новые тучи. На известковом грунте парковки виднелись желтые лужицы. Не доходя до своей машины, она остановилась у парапета над восточным порталом туннеля и обратила взор к темной воде канала.

– Там ничего нет, – сказал Проди.

– Все-таки что-то здесь не так.

– Держите. – Он протянул ей визитку со своими телефонами. – Если вспомните, что именно, дайте мне знать. Обещаю на вас не орать.

– Как Кэффри?

– Как Кэффри. Может, поедете домой, отдохнете? Дадите себе передышку?

Визитку она взяла, но осталась у парапета. Ждала, пока Проди сядет в свой «пежо» и уедет со стоянки. И снова она смотрела в туннель, завороженная мерцающими бликами зимнего солнца на черной воде, пока вдали не стих рокот мотора; теперь слышно было только звяканье столовых приборов в баре да еще карканье ворон на деревьях.

25

15:50. Джэнис Костелло стояла на светофоре, мрачно глядя на стекающие по ветровому стеклу струйки дождя. Было темно и тоскливо. Она ненавидела это время года, ненавидела стоять в пробках. Хотя от их дома до подготовительной школы Эмили было рукой подать, Кори обычно отвозил дочь на машине, а на замечание о «парниковом эффекте» разражался обличительной речью по поводу грубого попрания его гражданских свобод. А вот Джэнис с дочерью ходила в школу пешочком, аккуратно рассчитывая время, чтобы потом доложить учительнице Эмили, как прошла разминка.

Но сегодня они поехали, и Эмили была этим обстоятельством заинтригована. Ей было невдомек, что у Джэнис в голове созрел план. Она придумала его ночью, лежа в темной спальне, с колотящимся сердцем, рядом с безмятежно спящим Кори. Она завезет дочь к подруге, а сама наведается к мужу в офис. На переднем сиденье «ауди» лежал пакет с фляжкой горячего кофе и половина морковного пирога, спеленутого двумя бумажными тарелками. На сеансах психотерапии, среди прочего, всплыло и такое: временами Кори не воспринимал ее как жену в традиционном смысле слова. Это при том, что его всегда ждал на столе ужин, а утром кружка чая в постель, что она работала и занималась дочерью. Ему не хватало мелочей. Остывающего на подносе пирога по возвращении домой. Собранного в дорогу завтрака, да еще неплохо бы с любовной записочкой, которая бы его приятно удивила.

– А мы это исправим, да, Эмили? – сказала она вслух.

– Что? – Та заморгала в ответ. – Что, мам, исправим?

– Мама отвезет папочке разные вкусности. Чтобы показать, как она к нему относится.

Зажегся зеленый, и Джэнис нажала на педаль газа. Асфальт был мокрый и коварный. Вдруг ей пришлось резко затормозить из-за ватаги детей, ступивших на «зебру», не глядя по сторонам. Пакет с едой упал на пол.

– Блядь.

– Это нехорошее слово, мама.

– Я знаю, солнышко. Извини.

Она нагнулась, чтобы поднять пакет, пользуясь паузой, и тут сзади кто-то нажал на клаксон. Хотя это была ее машина, купленная на сэкономленные деньги, обивку цвета шампанского выбрал Кори. Во всем, что касалось автомобилей, последнее слово оказывалось за ним. Вообще-то она хотела «фолькс-фургон», но Кори не пожелал держать такую страхолюдину перед домом, и она, уступив, взяла «ауди». Он был помешан на поддержании чистоты в салоне. Стоило их дочери взобраться с ногами на заднее сиденье, как он разражался гневной тирадой на тему, что она вырастет социальной пиявкой, не знающей цену деньгам.

Джэнис водрузила пакет на законное место, и тут из него протекло кофе, оставив на бледно-кремовой обивке длинный коричневатый след.

– Блядь, блядь, блядь.

– Мама! Я же тебе сказала. Не говори так.

– Я пролила чертово кофе.

– Не ругайся.

– Папа придет в бешенство.

– Нет! – взвизгнула Эмили. – Не говори ему. Я не хочу, чтобы папа расстраивался.

Джэнис сдернула пакет с переднего сиденья и положила себе на колени. Первое, что пришло в голову. Горячий кофе тут же залил ее белый свитер и бежевые джинсы.

– Черт! – Она оттянула пальцами обжигающие штанины. А сзади, как можно было ожидать, снова засигналили. И кто-то уже разорялся. – Блядь, блядь.

– Мама, ты не должна повторять это слово!

Она высмотрела впереди местечко у дороги, куда, кажется, можно было приткнуться. Переехав через «зебру», она остановила машину, открыла окно и высунула пакет наружу. Фляжка была большая, кофе все вытекал и вытекал, и конца этому не было видно. Как будто открыли водопроводный кран. Загудел еще один клаксон. На этот раз на стоянке. Водитель включил задние фары, желая выехать, и посчитал, что она перегораживает ему дорогу, хотя там был еще добрый метр.

– Мам, почему они все разгуделись? – Эмили заткнула уши. – У меня уши лопаются!

– Все хорошо, детка. Ш-ш-ш.

Джэнис подала «ауди» назад, чтобы выпустить машину, и тут кто-то забарабанил в ее заднее окно, так что она подскочила на месте. Ду, ду, ду.

– Мамочка!

– Эй! – раздался женский голос. – Вы что, не видите? Здесь переходят дети!

Джэнис заняла место уехавшей машины. Заглушив мотор, она упала головой на руль. Между тем разъяренная мать одного из школьников уже барабанила в стекло со стороны пассажира.

– Вы что, не могли припарковать свой драндулет возле «зебры»?

У Джэнис дрожали руки. Это катастрофа. Если она до четырех, то есть в течение восьми минут, не перехватит мужа, он уедет на свидание с Клер. Но она не может показаться в офисе в таком виде – и явиться без кофе не может. А тут еще бедняжка Эмили разрыдалась, будучи не в состоянии что-либо понять.

– Не надейтесь, стерва, что вам это сойдет с рук. Джэнис подняла голову и увидела в окно гренадершу с пылающим лицом. На ней были необъятных размеров твидовое пальто и вязаная непальская шапочка из тех, что нынче продавались на каждом углу. Вокруг нее толпились дети в таких же шапочках.

– Стерва! – Она хлопнула ладонью по оконному стеклу. – Я не удивлюсь, если ты пьешь бензин литрами!

Джэнис сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем вылезти из машины.

– Я извиняюсь. – Она перешла на тротуар и, поставив на асфальт текущий пакет, оказалась перед женщиной. – Я не собиралась пересекать «зебру».

– Когда у тебя такой драндулет, учиться вождению необязательно.

– Я ведь извинилась.

– Фантастика. В школе нас уговаривают ходить домой пешком, но разве можно узаконить эту практику, когда по дорогам разъезжают такие оторвы!

– Послушайте, я извинилась. Чего вам еще надо? Крови?

– От кровопийцы слышу! Из-за таких, как вы, наши дети проливают кровь. Если они не погибнут под гусеницами ваших тракторов, то задохнутся от всякой дряни, которую вы выбрасываете в атмосферу!

Джэнис вздохнула.

– Ясно. Сдаюсь. Что вы предлагаете? Кулачный бой? На губах женщины заиграла диковатая улыбка.

– О, это в вашем стиле. Вы будете драться перед детьми, я вас правильно поняла?

– Вообще-то… да, правильно. – Джэнис сорвала с себя пиджак, швырнула его на багажник и сошла на мостовую. Школьники бросились врассыпную, сталкиваясь друг с другом, кто хихикая, кто в панике. Женщина попятилась к двери ближайшего магазина. – Вы сумасшедшая?

– Да. Я сумасшедшая. Настолько сумасшедшая, чтобы убить вас.

– Я вызову полицию. – Женщина прикрыла лицо руками, стоя в дверном проеме. – Я… я вызову полицию.

Джэнис ухватила ее за лацканы и приблизила к ней лицо.

– Слушайте меня. – Джэнис хорошенько ее встряхнула. – Я знаю, как это выглядит со стороны. Я знаю, что вы про меня думаете, но я не такая. Эту машину выбрала не я. Это выбор моего гребаного мужа…

– Не смейте ругаться в присутствии…

– Моего гребаного мужа, которому нужен был гребаный статусный автомобиль, при том что я имела глупость оплатить эту чертову игрушку. И, к вашему сведению, я хожу пешком со своей дочкой в школу и из школы каждый божий день. Да, я хожу с ней пешком, а эта идиотская машина за целый год накрутила всего две тысячи миль. А еще, чтоб вы знали, у меня выдался ужасный, ужасающий день. Короче. – Она прижала женщину к стене. – Я принесла вам свои извинения. Теперь очередь за вами.

Женщина тупо на нее уставилась.

– Ну?

Женщина быстро глянула направо-налево, проверяя, слышат ли ее дети. Лицо у нее было в мелких капиллярах, как будто она проводила все время на холоде. Возможно, у нее дом без центрального отопления.

– О господи, – пробормотала она. – Если для вас это так важно, я извиняюсь. А теперь отпустите меня, я должна отвести детей домой.

Джэнис еще секунду смотрела ей в глаза. Потом мотнула головой, дескать, иди, и разжала пальцы. Развернувшись и вытирая руки о свитер, она вдруг увидела, что к ней приближается мужчина в нелепой, закрывающей все лицо маске Санта Клауса и наглухо застегнутой лыжной куртке. «Рождество еще не скоро», – успела подумать она, и в этот момент мужчина запрыгнул в ее «ауди», хлопнул дверью и рванул по совершенно пустой улице.