Текст книги "Опередить дьявола"
Автор книги: Мо Хайдер
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
43
Снова моросило. Хотя было еще темно, низкие тучи отяжелели, напитались влагой и словно прижимали к земле ночной воздух. Фли в своей непромокаемой куртке на любую погоду, с поднятым капюшоном, таскала из гаража в машину отцовское оборудование для исследования пещер. Как она могла упустить из виду вентиляционные шахты? Какое-то затмение. Всего в туннеле было двадцать три воздуховода с выходом на поверхность. Четыре из них завалил мощный оползень, итого осталось девятнадцать. Вдвоем с Веллардом они миновали восемнадцать шахт: две в непосредственной близости от паба и восточного входа в туннель, еще шестнадцать в западном крыле. А где же девятнадцатый? Вероятно, решила она, его завалило камнепадом на участке в четверть мили. Однако подробный план, предоставленный в их распоряжение владельцами треста, не оставлял сомнений: канал на всем своем протяжении, за вычетом четырех воздуховодов, свободен от всякого рода мусора.
Стало быть, потерянная шахта находится за границами оползня. Из чего следовал единственный возможный вывод: последняя стена, в которую она уткнулась, пройдя узкий лаз, стена, образовавшаяся в результате камнепада, почти похоронившего старую баржу, не означала конца оползня. Это была предпоследняя стена. Где-то за ней должен быть еще один скрытый участок и еще одна вентиляционная шахта. Ее позиция: пока подразделение подводного розыска туда не заглянуло, туннель нельзя считать проверенным. Они не могут утверждать со всей ответственностью, что угонщик не спрятал Марту – или ее тело – в туннеле.
Она отправлялась на розыски в одиночку – конечно, безумие, но после этой лавины критики и насмешек в ее адрес, хотя бы из чувства самосохранения, до получения каких-то результатов, ей следовало помалкивать. Она засунула в багажник свой рюкзак, бросила высокие резиновые сапоги. Сняв со стропил в гараже костюм для погружения, она задумалась. На отслужившем свое холодильнике стояла продавленная картонная коробка со всякой всячиной. Фли решила в нее заглянуть. Старые маски для ныряния, ласты, стабилизатор с резиной, изъеденной соленой водой. Стеклянная банка с выгоревшими на солнце ракушками. То, что осталось от морских актиний. Допотопная латунная лампа спелеолога с видавшим виды рефлектором.
Она вынула ее и развинтила. Внутри обнаружилось небольшое отделение: генератор для получения ацетилена из карбида кальция и маленький рефлектор, с помощью которого ацетилен зажигался. Она свинтила лампу и порылась в коробке, пока не нашла серовато-белый комок величиной с кулак, завернутый в ветхий магазинный пакет. Карбид кальция. Важнейший ингредиент.
Будь осторожна, Фли. Она услышала из далекого далека отцовский голос. Не трогай. Это тебе не игрушка. И запомни на будущее: эту штуку нельзя мочить. Иначе начнет выделяться газ.
Отец. Искатель приключений. Безумец. Скалолаз, дайвер, спелеолог. Он, ненавидевший новейший спортинвентарь, всю жизнь был оснащен на скорую руку и ни за что не пустил бы ее в туннель без «старого добра», на которое только и можно положиться, особенно когда «эти навороченные современные штучки-дрючки» выйдут из строя. Спасибо тебе, папа. Она положила карбид кальция вместе с лампой на костюм для погружения, донесла до машины, спрятала в багажник, захлопнула крышку и села за руль в куртке, с которой струями стекала вода.
В машине она сняла капюшон, достала мобильник и пролистнула номера в адресной книге, задержавшись на фамилии Кэффри. Дохлый номер. Стоит ей только заикнуться про Саппертонский туннель, как он прочитает ей лекцию величиной с корову. Проскочив фамилию Проди, она вернулась назад, подумала секунду-другую и, сказав себе, «была – не была», набрала номер. Включился автоответчик. Приятный мужской голос. Успокаивающий. Она даже готова была улыбнуться. Наверняка он работает; возможно, совещаются по поводу угонщика. Она уже собиралась дать отбой, но тут вспомнила, как сама не раз – на каком-нибудь совещании – переключала входящий звонок в режим автоответчика, а после злилась, обнаружив, что человек не оставил записи.
– Привет, Пол. Ты, наверно, посчитаешь меня сумасшедшей, но я вспомнила, что тогда упустила в туннеле. Есть еще одна вентиляционная шахта, примерно треть мили от восточного входа в туннель. – Она посмотрела на циферблат. – Сейчас шесть тридцать, и я снова туда еду. Я собираюсь пройти тем же путем, хотя можно было бы спуститься на веревке, но эти воздуховоды будут поопаснее, чем сам туннель, что бы там в трасте ни говорили. Для протокола, я делаю это не в рабочее время – взяла отгул. Я позвоню тебе в одиннадцать и расскажу о результатах. И вот что, Пол… – Она поглядела на мокрые от дождя окна кухни, где оставила свет. Теплый желтый огонек. Все это займет не так уж много времени. Совсем не много. – Пол, можешь мне не перезванивать. Не стоит. Я все равно это сделаю.
44
В восемь Джэнис уложила Эмили в постель в новой пижаме из «Marks & Spencer». Ее волосы, слегка влажные после ванны, пахли клубничным шампунем. Она прижимала к себе Джаспера.
– А где папа?
– Он работает, куколка. Скоро будет.
– Почему он все время работает?
– Эй, не начинай снова эту песню. Давай прыгай в постельку. – Эмили забралась на двуспальную кровать, Джэнис укрыла ее одеялом и наклонилась поцеловать. – Ты такая хорошая девочка. Я тебя очень, очень люблю. Я еще приду и обниму тебя.
Эмили свернулась калачиком, прижав к подбородку Джаспера и сунув в рот большой палец, и закрыла глаза. Джэнис погладила дочку по волосам, ее губы тронула улыбка. В голове роились пузырьки, она чувствовала легкое опьянение. Теперь, когда у угонщика появились имя и лицо, она его уже не так боялась. Как будто это имя, Ричард Мун, уменьшило его в размерах. Когда дыхание Эмили сделалось ровным и тихим, Джэнис поднялась и вышла на цыпочках, осторожно прикрыв за собой дверь. И чуть не столкнулась в коридоре с Проди, стоящим в позе Наполеона.
– Спит с мамой? А узкая кровать для кого?
– Для папы.
– Считайте мои слова неуместными, но он это заслужил.
Проди стоял спиной к стене, без пиджака, и только сейчас она по-настоящему оценила его рост. Он был намного выше нее. И широк в плечах. Не толстый, но плотный в тех местах, где полагается мужчине. Видно, что человек спортивный. Она вдруг прикрыла рот ладошкой, словно подавляя то ли смешок, то ли икоту.
– По правде сказать, я немножко пьяна.
– Я тоже. Слегка.
– Да вы что! – улыбнулась она. – Какой ужас! Какая безответственность! И как же вы доберетесь домой?
– Не знаю. Когда-то я работал в дорожной полиции, так что все засады мне известны. Если очень надо, как-нибудь добрался бы. Но лучше я поступлю по инструкции – пересплю в машине. Мне не впервой.
– В гостиной есть раздвижная софа, и как раз сегодня утром я купила в «John Lewis» пару комплектов постельного белья.
Он удивленно поднял брови.
– Не понял?
– Вы можете переночевать в гостиной. Надеюсь, это не криминал?
– Вообще-то я не имею ничего против заднего сиденья «пежо».
– И чему вы отдадите предпочтение?
Он уже собирался ей ответить, когда внизу тренькнул дверной звонок. Джэнис отпрянула от него так, словно они целовались, и направилась в ванную, чтобы выглянуть в окно.
– Кори.
Проди поправил галстук.
– Я открою.
Он спустился по лестнице и надел пиджак, висевший в прихожей. Джэнис выбросила в мусорное ведро пустую бутылку, поставила бокалы в раковину и легким галопом припустила следом за Проди. А тот не спеша оправил на себе пиджак и, скинув цепочку, открыл дверь.
Кори стоял на крыльце. Пальто застегнуто на все пуговицы, шея замотана шарфом. Увидев Проди, он отступил на шаг и взглянул на номер дома над дверью.
– Я не ошибся? Дома тут все похожи.
– Кори… – Джэнис, встав на цыпочки, подала голос из-за широкой спины. – Это Пол. Из подразделения по расследованию автомобильных аварий. Входи. Мы все поужинали, а тебе я оставила немного лососины.
Кори вошел в тесную прихожую и начал раздеваться. От него пахло дождем, холодом и автомобильными выхлопами. Повесив пальто, он протянул руку гостю.
– Кори Костелло.
– Рад познакомиться. – Они обменялись рукопожатием. – И.о. детектива Проди, но можете меня называть Пол.
С губ Кори слетела улыбка. Он все еще держал копа за руку, но уже не тряс ее. И заметно напрягся.
– Проди? Необычная фамилия.
– Правда? Не знаю. Никогда не занимался генеалогическими изысканиями.
Кори смотрел на него холодным взглядом, лицо вдруг приобрело землистый оттенок.
– Вы женаты, Пол?
– Женат?
– Ну да. Вы женаты?
– Нет. Не совсем. То есть… – Проди покосился на Джэнис. – Я был женат. Мы расстались, практически развелись. Обычная история.
Кори, словно аршин проглотив, повернулся к жене.
– Где Эмили?
– Спит. В спальне.
– А твоя мама?
– У себя в комнате. Наверно, читает.
– Можно тебя на пару слов?
– О’кей, – неуверенно сказала она. – Давай поднимемся.
Кори небрежно оттеснил их и стал подниматься по лестнице. Джэнис бросила на гостя выразительный взгляд – дескать, извините, не знаю, какая муха его укусила, не уходите – и поспешила за мужем. Тот шел по коридору второго этажа, распахивая двери и заглядывая в комнаты. Остановился в кухне, где обнаружил два бокала в раковине и завернутую в фольгу тарелку с лососем.
– Кори, в чем дело?
– И давно он здесь? – прошипел тот. – Ты его впустила?
– Разумеется. Он здесь… ну… часа два.
– А ты знаешь, кто это? – Кори швырнул сумку с ноутбуком на рабочий столик. – А? Знаешь?
– Нет.
– Муж Клер.
У Джэнис отвисла челюсть. Из груди чуть не вырвался смех от нелепости услышанного.
– Что? – Она чуть не взвизгнула. – Клер? Из группы? Которую ты трахаешь?
– Держи язык за зубами и не болтай ерунду.
– А как иначе, Кори, ты мог узнать, что он ее муж? Или она тебе показала фотографию? Так я и поверила.
– Фамилия, Джэнис. – В его голосе звучало снисходительное сочувствие к ее недогадливости. – Не так много вокруг людей, которых зовут Пол Проди. К тому же ее муж полицейский. – Кори показал пальцем вниз. – Это он. Вот уж настоящий подонок, Джэнис. Прыщ на теле человечества, да еще с бляхой копа. Знала бы ты, что он проделывал со своими детьми… а с женой!
– Господи боже мой, Кори! И ты ей поверил? С какой стати? Ты не знаешь, что такое женщины?
– Да? И что же они такое?
– Лгуньи, Кори. Женщины лгут. Мы лжем и обманываем и флиртуем, мы прикидываемся уязвленными и оскорбленными и преданными и несправедливо обиженными. Мы хорошие актрисы. В этом нам нет равных. Так что «Оскар» за лучшую роль получает весь женский род.
– Интересно, себя ты сюда включаешь?
– Да! То есть нет… то есть… иногда. Я тоже, случается, привираю. Как и все.
– Тогда понятно.
– Что тебе понятно?
– Ты говорила, что будешь меня любить больше всех на свете. Остальные побоку. Ты лгала.
– Кто кому изменил? Ты или я?
– Да ты бы с удовольствием изменила, представься тебе такой случай.
– Это что еще значит?
– А то и значит, что весь мир вращается вокруг нее! Разве не так, Джэнис? Когда речь заходит о ней, я для тебя перестаю существовать.
У Джэнис сделалось такое лицо, будто она ослышалась.
– Ты об Эмили? Ты это о собственной дочери?
– А о ком же еще? С ее появлением я стал человеком второго сорта. Скажешь, нет, Джэнис? Скажешь, нет?
Она покачала головой.
– Знаешь, что я тебе скажу, Кори? Единственное чувство, которое я к тебе сейчас испытываю, это жалость. Тебе без малого сорок лет – и выглядишь на сорок, – а живешь ты, как приговоренный к пожизненному заключению, в тесной жалкой одиночке. Тебе не позавидуешь.
– Я не потерплю его здесь.
– А я потерплю.
Кори бросил взгляд на два бокала в мойке.
– Вы пили. Чем еще вы тут занимались? Трахались?
– Слушай, заткнись.
– На ночь он здесь не останется.
– Последняя новость, Кори. Он остается на ночь. Он будет спать на раздвижной софе в гостиной. Угонщик все еще разгуливает на свободе, и, хоть это может тебе показаться странным, с тобой я не чувствую себя в безопасности. А если совсем откровенно, Кори, проваливай-ка ты к своей Клер или куда хочешь и оставь нас в покое.
45
После сегодняшних двух дождей воды в канале было больше. Воздух сделался гуще, пахло зеленью, а непрестанная капель, просачивавшаяся через горную породу, уже не казалась такой мелодичной. Булькало громко, навязчиво, как в душевой. Фли шаркала по илистому дну в своих освинцованных сапогах, вода барабанила по каске и стекала за шиворот. На то, чтобы добраться до горного обвала, в который они с Веллардом уперлись, у нее ушел почти час. Вчерашний лаз сохранился в целости-сохранности, и вылезла она из него мокрая и грязная. Гидрокостюм весь залеплен илом, рот и нос забиты зернистым песком, к тому же она продрогла. Сильно продрогла. Зубы выбивали дробь.
Она достала из рюкзака лампу ныряльщика и осветила ею дальний отсек, где торчала из воды корма баржи, заваленной другим камнепадом. Быть может, по ту сторону находится та самая непроверенная вентиляционная шахта. Она прошлепала к завалу и выключила лампу вместе с фонариком на каске. Канал погрузился в такую кромешную тьму, что ей пришлось выставить руку, чтобы побороть внезапное головокружение. Почему, спрашивается, она сделала это вчера? Да потому, что заметила светлое пятно – метрах в трех над землей. Слабое голубоватое свечение. Лунный свет, просачивающийся сквозь рыхлую землю на гребне осыпи. Так и есть. Девятнадцатый воздуховод находится по ту сторону каменной гряды.
Она приладила рюкзак за спиной и начала карабкаться в темноте. Леска, разматываясь, задевала по ногам. Фонарь отставлен за ненадобностью: ее вел голубоватый лучик. Добравшись до вершины гряды, она ладонями, как лопатой, проделала в глине приступку для колен. И вторую, для рюкзака. Получив упор, просунула лицо в открывшуюся брешь.
Лунная дорожка. А теперь еще и сладковатый запах: смешанные ароматы растительности, ржавчины и дождевой воды. Запахи шахты. Эхо разносило звон капели. Она подала назад, пошарила в рюкзаке и нашла долото, которым отец пользовался в пещерах. Сукновальная глина в этом месте не слежалась, но сухо крошилась. Долото без труда одолевало эту массу, которую она пригоршнями отшвыривала, слыша, как мелкие куски скачут вниз по осыпи и шлепаются в воду. Расширив брешь почти под самым сводом, она еще отчетливей увидела лунную дорожку, и в этот миг долото вонзилось в твердь. Булыжник. Она ударила раз-другой. Резец только отскакивал, высекая искры. Нет, этот валун ей не убрать с дороги. Она села на приступку, переводя дыхание.
Черт.
Она облизнула губы и пригляделась к бреши. Маловата, но, возможно, удастся пролезть. Попытка не пытка. Она сняла каску и положила ее рядом с долотом, просунула в брешь правую руку. Рука ушла на фут, потом до самого предплечья. Теперь голова. Она наклонила ее чуть-чуть и с закрытыми глазами на пару дюймов просунула в дыру, помогая себе коленями и пальцами, и вот уже она почувствовала движение прохладного воздуха. Острые камешки царапали щеки. Она мысленно увидела свою руку на каменной гряде – отдельно от тела, сжимающую и разжимающую кулак в лунном свете. Промелькнула мысль, не наблюдает ли кто-то за ней. Она поспешила прогнать эту мысль. Подобные фантазии могут парализовать волю.
Сыпавшаяся сверху глина падала ей за шиворот, мелкие гранулы забивались в уши, задерживались на ресницах. Она напрягла колени и протиснулась в брешь еще немного. Так как для левой руки места не нашлось, осталось лишь прижать ее к туловищу. Еще толчок, отозвавшийся болью в напрягшихся ляжках, и вся голова вместе с правой рукой вылезли наружу.
Откашлявшись и отплевавшись, она протерла глаза и рот, стряхнула мелкую породу с руки.
Она разглядывала новый отсек канала, посреди которого стоял столб лунного света, уходивший по воздуховоду на самый верх. В воде просматривались диковинные холмики, образовавшиеся там, где падали комья глины, впоследствии размытые. С неширокой каменной гряды, на которой она лежала, в двух метрах под ней из воды торчал нос баржи, придавленной в середине камнепадом. Палуба слегка осела под тяжестью проржавевшей лебедки. В темноте, метрах в пятидесяти, едва просматривалась дальняя стена из каменистой породы вперемешку с землей. Возможно, это и был западный конец туннеля, который они с Веллардом искали. Этот отсек был таким же глухим, как и предыдущий, а значит, попасть сюда можно было только через вентиляционную шахту.
Она задрала голову. Капли размеренно падали вниз – звуковые точки в тишине. Решетка воздуховода, наполовину сломанная, опасно нависала под тяжестью растительного мусора, пропитанного влагой. Но ее внимание привлекла не сама решетка, а то, что свисало сквозь образовавшееся отверстие. Альпинистская веревка на крюке и карабин, соединяющий ее с ручками здоровенной черной сумки для инструментов, отбрасывавшей на свинцовую гладь непропорциональную тень. На такой веревке можно было бы запросто спустить в шахту нечто крупное. Например, тело. И еще кое-что выбивалось из обычного ряда. Световое пятно на воде, отличавшееся по цвету от окружающих предметов. Она опустила подбородок и сконцентрировала внимание. Среди обломков, рядом с основанием лунного столба, плавала… туфелька. Знакомая модель: нечто среднее между босоножкой и туфелькой Мери Джейн. Пастельный ситчик. Маленькая пряжка. Типичная детская обувка. Именно такие туфельки были на Марте в день похищения.
Фли почувствовала выброс адреналина – в груди и кончиках пальцев. Вот он, момент истины. Этот тип тут был. Возможно, он и сейчас здесь, прячется в темноте…
Стоп. Не сочиняй. Действуй. Этот тип не мог продраться через такую дыру, поэтому правильнее всего ретироваться, вернуться назад и поднять тревогу. Она так и поступила, но тут ее плечи застряли. Она подергала правую руку и вывернула ее набок в отчаянной попытке высвободиться, однако ребра и сами легкие, кажется, сдавило намертво. Тогда она взяла паузу, напомнив себе, что главное не паниковать. Хотя мысленно она кричала в голос. Она расслабила шейные мышцы и заставила себя дышать размеренно, чтобы, набрав больше воздуха, дать отпор внешнему давлению.
Издалека донеслись знакомые звуки. Подобно нарастающему грому. Вчера они с Веллардом уже это проходили. Летит на всех парах поезд – она легко его себе представила, – расступается воздух, содрогается земля. Она также представила себе, какая над ней толща из камня и глины. И ее легкие: два уязвимых полых мешочка. Одно чуть заметное движение тверди расплющит их раз и навсегда. А есть еще Марта. Ее тельце, возможно, где-то здесь, в туннеле.
Камень пролетел в нескольких сантиметрах от ее лица и, проскакав по осыпи, громко плюхнулся в воду. Своды задрожали. Черт черт черт. Она набрала в легкие побольше воздуха, уперлась коленками и свободной левой рукой в стену и изо всех сил дернулась назад. Она вырвала себя из плена, при этом оцарапав подбородок о булыжник. И тут же покатилась вниз, вместе с рюкзаком, пока не упала навзничь в канал. Стены пещеры ходили ходуном. Трещина в своде побежала по кривой, словно змея в траве, и страшный треск отозвался в тесном пространстве оглушительным эхом. Согнувшись пополам, она зашлепала по воде к единственному видимому укрытию – корме затопленной баржи. Едва она успела протиснуться между железным корпусом и стеной, как вниз с грохотом и свистом полетели камни.
Казалось, этой какофонии не будет конца. Она сидела в болотистом иле, заткнув руками уши и зажмурясь. Даже после того как отгрохотал железнодорожный состав, она еще какое-то время не двигалась, прислушиваясь к мелким обвалам в темноте. Каждый раз, стоило ей только подумать, что худшее позади, как откуда-то срывались камешки и звонко шлепались в воду. Прошло еще минут пять, прежде чем в отсеке установилась тишина и она смогла поднять голову.
Вытерла лицо о плечи, затянутые в гидрокостюм, посветила вокруг лампой и вдруг начала смеяться. Это был долгий, низкий, безрадостный смех, больше похожий на всхлипы, и от усиленного эхом гула, метавшегося между стен, хотелось снова заткнуть уши. Она уронила голову на корпус баржи и протерла глаза.
Влипла, нечего сказать, и что теперь?
46
Лунный свет пробился из-за клочковатых облаков, и в этой голубоватой дымке постепенно растворилась россыпь звезд, отражавшихся в затопленном карьере. Сидя в машине у кромки воды, Кэффри тихо наблюдал за этими метаморфозами. Он замерз. Он здесь торчал уже больше часа. Урвав четыре часа плотного, незавершенного сна, он вдруг очнулся в пять утра с отчетливой мыслью, что морозная ночь готовит ему какой-то сюрприз. Он встал. Что толку ворочаться в постели без сна, если это, скорее всего, закончится бутылкой виски и табачным кисетом, поэтому он загрузил Мирта на заднее сиденье и поездил по окрестностям в надежде наткнуться на становище Скитальца где-нибудь среди живых изгородей. А в результате оказался здесь.
Подтопленная каменоломня размером с три футбольных поля отличалась немалой глубиной. В свое время он изучил схему. До пятидесяти метров, а то и больше. Дно покрывали обросшие водорослями валуны, брошенные камнерезки, ниши и укромные расселины. Не так давно за ним всюду следовал как тень – а может, это был эльф или голем? – нелегальный иммигрант из Танзании. Это продолжалось около месяца, а потом, так же внезапно, как началось, вдруг прекратилось. Кэффри так и не узнал, что с ним случилось и, вообще, жив ли тот или умер. Порой он ловил себя на том, что выглядывает в окно по ночам с мыслью, где этот человек. Видимо, в его психике существовал потаенный и не совсем здоровый утолок, где гнездилась непонятная тоска по танзанийцу.
Какое-то время танзаниец прятался в рощице рядом с каменоломней. Но не только поэтому у Кэффри пробегали мурашки по коже при каждом шорохе или проблеске света. Где-то тут Фли избавилась от трупа. Тело Мисти Китсон покоилось в здешних безмолвных недрах.
Ты ее покрываешь, сам не понимая, как все идеально закольцевалось.
Идеальный круг.
Одинокое облачко набежало на луну. Кэффри уставился на небо. Туманный ноготок в белом обрамлении, слабый желтый мазок на ее темной стороне. Загадки, сплошные загадки. Скиталец, хитрый дьявол, только и делает, что подбрасывает ему новые шифры. А он должен, как ищейка, кружить, принюхиваясь к каждой травинке. Кэффри был уверен, что гнев Скитальца – это ненадолго. Но сегодня найти его не удалось, и детектив воспринимал это как персональный укор.
– Старый упрямый пердун, – пожаловался он Мирту, лежавшему на заднем сиденье. – Упрямый несчастный пердун.
Он достал мобильник и набрал номер Фли. Ему было все равно, разбудит ли он ее и что ей скажет. Пора положить этому конец. Здесь и сейчас. К черту Скитальца с его суевериями, загадками и подсказками. Но у нее включился автоответчик. Он нажал на отбой и убрал мобильник в карман. Не прошло и десяти секунд, как телефон зазвонил. Он выхватил трубку, полагая, что Фли ему перезванивает, но нет, другой номер. Кто-то в режиме дозвона.
– Это я. Тернер. Из офиса.
– Ну даешь. – Он устало потер лоб. – Что ты там делаешь в такую рань?
– Не мог уснуть.
– Собираешься выставить счет за сверхурочную работу?
– Есть кое-какие новости.
– Да?
– Эдвард Мун. Больше известный как Тед.
– И?
– Младший брат этого бегемота.
– И почему он представляет для меня интерес?
– Его фотографии из мест заключения. Хотите, взгляните сами, но это он. На девяносто девять процентов.
У Кэффри встали волосы на загривке. Как у гончей, почуявшей запах крови. Он сделал выдох.
– Из мест заключения? Что, есть дело?
– Дело? – Последовал сухой смешок. – Можно и так сказать. Отсидел десятку в Бродморе по статье 37/41 Акта о душевнобольных. На «дело», по-моему, тянет, как думаете?
– Ни хрена себе. Такой приговор можно получить только за…
– Убийство. – Тернер говорил спокойно, но явно сдерживая возбуждение. Тоже почуял запах крови. – Тринадцатилетний подросток. Девочка. С особой жестокостью. Страшноватые подробности. Короче, босс… – Пауза. – Какие будут указания?