Текст книги "Опередить дьявола"
Автор книги: Мо Хайдер
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
59
У Джэнис Костелло была сестра, жившая неподалеку от Чиппенхэма, к ней Кэффри и отправился после обеда. Это оказалась сонная деревенька – коттеджи с вывешенными корзинками, паб, почта и табличка с гордой надписью: Лучшая деревня в Уилтшире в 2004. Его встретила Ник у приземистого входа в каменный дом. Крыша соломенная, окна со средником. Ник вышла в розовато-лиловом платье, туфли на высоком каблуке сменились китайскими тапочками бирюзового цвета, – по всей видимости, одолжила их у хозяйки. Она то и дело прикладывала палец к губам, чтобы Кэффри говорил потише. Мать и сестра Джэнис находились в спальне наверху, а вот Кори уехал в неизвестном направлении.
– А Джэнис?
Ник сделала ему лицо.
– Лучше поговорим на заднем крыльце. – Она провела его через комнаты с низкими потолками, мимо маняще потрескивающего камелька, у которого мирно спали два лабрадора, и вывела на холодную террасу. Лужайка позади дома уходила под откос и упиралась в живую изгородь, отделявшую ее от равнины, сложенной из оолитового известняка, к югу от Котсволдса; тронутые инеем борозды мирно покоились под свинцовыми небесами. – После больницы она ни с кем не разговаривает. – Ник показала пальцем на фигурку на скамейке, в конце небольшого розария: она сидела спиной к ним, в наброшенном на плечи пуховом одеяле. Темные волосы забраны назад. Взгляд устремлен в поля с осенними деревьями, подпирающими небо. – Даже с матерью не разговаривает.
Кэффри застегнул пальто, сунул руки в карманы и по узкой, обсаженной тисом дорожке направился к дальней лужайке. Когда он вырос перед Джэнис, она подняла глаза, вздрогнула. Лицо без косметики, нос и подбородок красные. Пальцы, сжимающие у шеи пуховое одеяло, побелели от холода. На коленях – плюшевый кролик Эмили.
– Что? – Губы у нее задрожали. – Вы нашли ее? Только не томите… я хочу знать правду, какая бы она ни была.
– Мы до сих пор ничего не узнали. Сожалею.
– Боже. – Она откинулась назад, поднесла ладонь ко лбу. – Боже мой, боже мой. Я больше не могу. Я так больше не могу.
– Как только мы что-нибудь выясним, вы первая об этом узнаете.
– Не важно, какая это будет новость. Хорошая или плохая. Обещаете?
– Хорошая или плохая. Обещаю. Можно, я присяду? Мне надо с вами поговорить. Можем позвать Ник, если хотите.
– Зачем? Это ведь ничего не изменит. Разве кто-то может что-нибудь изменить?
– Пожалуй, нет.
Он сел рядом, вытянул ноги, одна на другую, и скрестил руки на груди. Плечи поднялись сами, защищаясь от холода. На земле у ног Джэнис стояла кружка чая, к которому она не притронулась, и лежала книга в твердой обложке – «В поисках утраченного времени», – на супере виднелась библиотечная наклейка.
– Трудное чтение, да? – спросил он после паузы. – Пруст?
– Моя сестра наткнулась на это название. Воскресное приложение включило ее в десятку книг, которые следует читать в период кризиса. Пруста или Калиля Джибрана.
– Полагаю, вы не в силах прочесть ни одного слова. Ни того, ни другого.
Она наклонила лицо и потрогала кончик носа. С минуту, не меняя позы, она собиралась с мыслями.
– Нет, конечно. – Она потрясла рукой, как будто к ней прилипла какая-то зараза. – Для начала пусть уляжется крик – он постоянно стоит в ушах.
– Врачи переполошились. Вам не стоило сразу выписываться. Хотя выглядите вы хорошо. Лучше, чем я думал.
– Ну да. Скажете тоже.
Он пожал плечами.
– Джэнис, я должен перед вами извиниться. Мы вас подвели.
– Ну да. Подвели меня. Подвели Эмили.
– От имени британской полиции я приношу свои извинения за мистера Проди. Он оказался не на высоте. Он вообще не должен был там находиться в это время. Его поведение было абсолютно неподобающим.
– Неправда. – Она вымучила ироничную улыбку. – В поведении Пола не было ничего неподобающего. В отличие от вашего расследования. Или от романа моего мужа с женой Пола. Вот это можно назвать неподобающим. В высшей степени неподобающим, черт возьми.
– Не понял. Вы хотите сказать…
– Да. – Она сопроводила это жестким смехом. – А вы не знали? Мой распрекрасный муж трахает Клер Проди.
Кэффри отвернулся и поднял глаза к небу. Ему хотелось выругаться.
– Это… – он прокашлялся, – это испытание. Для всех нас.
– Для вас? А как насчет того, что моя дочь пропала? А как насчет того, что мой муж со мной не разговаривает? Вот, – она выставила обвиняющий палец, на глаза навернулись слезы, – вот что я называю испытанием. Он не говорит со мной. Даже имя дочери вслух не произносит. Он забыл ее имя. – Рука Джэнис бессильно упала на колени – она проводила ее взглядом. Через минуту взяла с колен плюшевого кролика и прижала ко лбу. Изо всех сил. Как будто это давление могло остановить поток слез.
По словам больничной сестры, у Джэнис в полости рта и в горле под действием газа не появились волдыри, что можно было ожидать. И пока не удалось установить, какое вещество использовал Мун, чтобы вырубить своих жертв. В комнатах были обнаружены тряпки, смоченные скипидаром. Именно его запах, а не хлороформа, стоял в квартире. Но ведь не от скипидара люди потеряли сознание. И к тому же не все.
– Простите. – Она вытерла глаза. – Простите, я не хотела… Вы не виноваты.
Она поднесла кролика к носу, вдохнула его запах. Потом оттянула ворот свитера и сунула туда кролика, точно он был живым существом, нуждающимся в тепле. Она возилась с ним, пока тот не очутился у нее под мышкой. Взгляд Кэффри блуждал по саду. В углу, возле низкого штакетника, за которым начиналась фермерская земля, высилась куча красновато-желтых листьев. На ветерке, который принес с полей запахи навоза, трепетала паутинка. Кэффри нарисовал себе картину: какая она будет поутру, тронутая инеем и росой. И тут же подумал о черепе под белым саваном. О клейких бурых пятнах на ткани.
– Джэнис, я пытался дозвониться до Кори, но он не берет трубку. Мне нужно, чтобы кто-то ответил на мои вопросы. Вы мне поможете?
Джэнис вздохнула. Она стянула волосы и завязала их узлом, потом провела ладонями по лицу, словно разглаживая кожу.
– Спрашивайте.
– Джэнис, к вам в дом никогда не залезали? – Он вытащил записную книжку, щелкнул шариковую ручку о колено и записал дату и время. Книжка была для него, скорее, реквизитом. Сейчас он не собирался ничего писать – еще успеется. Просто она помогала ему сосредоточиться. – Квартирные воры?
– Простите?
– Я спросил, у вас никогда не было квартирных краж?
– Нет. – Она бросила взгляд на записную книжку. – А что?
– У вас есть аварийная сигнализация?
– Да.
– И она была включена в тот день, когда вы уехали к матери?
– Она всегда включена. А что?
Она не спускала глаз с его книжки. Вдруг он понял почему и почувствовал себя круглым идиотом. С записной книжкой он выглядел желторотым птенцом, этаким стажером-практикантом. Он быстро ее закрыл и спрятал в карман.
– Ваша сестра сказала, что вы в доме что-то переделывали, а до этого у вас не было системы сигнализации.
– Это было давно, несколько месяцев назад.
– Когда велись работы, вы с сестрой в основном были дома? Уходили, когда уже никого не было?
– Да. – Теперь Джэнис смотрела на карман, в котором лежала записная книжка. – Какое все это имеет отношение к делу?
– Детектив Проди показал вам фотографию Теда Муна?
– Я его не узнала. И Кори тоже.
– Вы уверены, что его не было среди рабочих? У вас в доме?
– Я не всех запомнила в лицо. Люди приходили и уходили – субподрядчики, сами знаете. Кого-то мы рассчитали, пригласили других. Сколько лиц промелькнуло, сколько чашек чаю налила – сбилась со счета. Но я уверена – почти уверена, – что ни разу его не видела.
– Я бы хотел, если возможно, когда Кори появится, получить подробную информацию о всех рабочих. Имена тех, кого вы рассчитали. Я бы хотел поговорить с ними как можно скорее. У вас дома сохранились сведения о них? Всякие подробности? Или вы сможете их вспомнить?
Какое-то время она сидела с полуоткрытым ртом, вытаращившись на Кэффри. Потом выдохнула, опустила голову и забарабанила по лбу костяшками пальцев. Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три. Жестко, так что кожа сразу покраснела. Словно стремилась выбить какую-то мысль. Еще немного, и он бы схватил ее за руку. Но она это прекратила так же внезапно, как начала. Овладела собой – закрыла глаза, сложила руки на коленях.
– Я знаю, к чему вы клоните. Вы хотите сказать, что он вел наблюдение за Эмили. – Не открывая глаз, она говорила быстро, точно спешила выдать все слова, прежде чем она их забудет. – Что он ее… выслеживал? Что он побывал у нас дома?
– Сегодня мы нашли несколько скрытых камер в доме Брэдли. Тогда мы вернулись в Мейр – проверить там. И тоже нашли.
– Скрытые камеры?
– Мои извинения. Тед Мун сумел установить в вашем доме, втайне от вас, систему видеонаблюдения.
– В моем доме не было никаких камер!
– Увы. Вы бы их никогда не обнаружили, но они были. Их установили задолго до всей этой истории, а после того, как вы оттуда съехали, не появилось никаких следов проникновения в дом.
– По-вашему, он установил их, когда я и моя сестра были здесь?
– Возможно.
– То есть он за ней следил? Он следил за Эмили?
– Возможно.
– О, боже. О, боже. – Она уткнулась лицом в ладони. – Я больше не могу. Я больше не могу. Я этого не вынесу.
Кэффри отвернулся, делая вид, что разглядывает горизонт. Он думал о своих поспешных умозаключениях, об отвергнутых им вариантах. Каким надо быть глупцом, чтобы не видеть всего этого раньше. Когда Мун вернулся за Эмили, вместо того чтобы махнуть на нее рукой, впору было догадаться, что он остановил на ней свой выбор задолго до самого похищения. Что она была не случайной жертвой. Но в основном Кэффри думал о том, что если он частенько благодарил судьбу за свое одиночество, бездетность и безлюбость, то сейчас сам бог велел сделать это. Правильно говорят: чем больше имеешь, тем больше теряешь.
60
Фли не была голодна, но ей следовало подкрепиться. Она уселась на скамейке, опустив ноги в грязную жижу, и механически жевала бутерброд. Она вся дрожала, тело сотрясали судороги. Мясо было жирным, тяжелым для желудка, с мелкими хрящиками и еще чем-то в этом роде. Ей приходилось каждый кусок запивать водой, чтобы не раздражать горло.
С Проди что-то стряслось. Вне всяких сомнений. Вначале веревка вовсю раскачивалась, оставляя след в мшистой, заиленной стене. Так продолжалось минут пятнадцать. Затем, когда он, видимо, добрался до выхода из двенадцатиметровой вентиляционной шахты, веревка обвисла.
– Я немного пройдусь, – раздался голос сверху и эхом заметался в туннеле.
Нет сигнала. Ну разумеется, подумала она с горечью. Этого следовало ожидать. Она облизнула губы и закричала в ответ:
– Ясно. Удачи.
И на этом все закончилось.
На поверхности с ним что-то приключилось. Она знала обстановку наверху. Много лет назад, во время тренинга, она была в этих местах. Вспоминались леса, узенькие тропы, зеленые просеки и непроходимые заросли. Наверно, он сильно устал. Возможно, выбравшись из шахты, сел отдохнуть. Легкая добыча для похитителя Марты. А день уже клонится к закату. Большой круг солнечного света, падавшего сквозь вентиляционную шахту, медленно уползал в глубину канала, отбрасывая тени от торчащих веток, пока не превратился в тонкий излом на замшелой стене, этакий рот, растянутый в улыбке. Тени настолько перемешались, что дальние закутки туннеля уже почти не просматривались. Как и Мартина туфелька.
Реакция Проди на нее была неожиданной. Он ведь раньше работал патрульным и первым приезжал на самые страшные аварии. Казалось бы, его ничем не проймешь, а вот поди ж ты, остолбенел от детской туфельки.
Она поднесла руку к лицу. Пальцы в красных и белых пятнах – первый признак гипотермии. Что касается трясучки, то это ненадолго. По мере приближения смерти дрожь будет проходить. Она затолкала в бутылку скомканный целлофан. Хоть так удержать последние отблески света. Если она еще надеется отсюда выбраться, то или сейчас, или никогда. Битый час прорывшись в иле, она выудила старый расточный инструмент – железную рудничную стойку, попавшую в отстойник, – осклизлую, но не безнадежно проржавевшую. Она вставила верхнюю накладку стойки в паз люка. А еще она нашла мощный шестидюймовый гвоздь, который можно было вставить в крутильный механизм расточного инструмента. И вот последние два часа она упорно поворачивала импровизированный рычаг, все глубже ввинчиваясь в паз. Так она рассчитывала сдвинуть лебедку. А что потом? Выползти на поверхность, чтобы тебя тут же скосили, как ринувшегося в атаку солдата на полях Первой мировой? Лучше так, чем окончательно замерзнуть в этих катакомбах.
Ау? Ты хочешь рассмешить Бога? Расскажи ему о своих планах.
Она поднялась, похрустывая больными суставами. Обессиленно спрятала бутылку в сетчатый карман рюкзака и потянулась к гвоздю, чтобы снова покрутить стойку. Гвоздь исчез.
А ведь только что лежал на скамье, под боком. Она в панике шарила руками, отбрасывая какие-то мелкие заклепки вместе со слоем грязи. Чтобы найти этот гвоздь, ей пришлось полчаса возиться в иле, скопившемся в отстойнике баржи. Она порылась в рюкзаке в поисках фонарика-налобника, а когда достала, вместе с ним выпал и гвоздь. Прямо на полку: дзынь.
Она так и застыла, уставившись на гвоздь. Значит, он был в рюкзаке. Но ведь она оставила его на скамье. Хорошо помнит, как приняла это решение. В самом деле? Схватилась за виски, вдруг ощутив головокружение. На скамейку она его, точно, положила. Кажется, у нее начались провалы в памяти. Еще один симптом гипотермии, блокирующей работу организма.
Она подняла гвоздь онемевшими пальцами. Он легко вошел в отверстие расточного инструмента. На ладонях у нее, даже через перчатки, успели образоваться канавки, и теперь в одну из них она уложила гвоздь и, невзирая на боль, всем своим весом налегла на него. Но механизм не поддался. Она крякнула и предприняла новую попытку. И еще одну. Механизм заклинило. Черт бы его подрал. Рывок. Еще рывок. Пустое.
– Блин.
Она опустилась на скамью. Под мышками выступил пот, несмотря на холод. Последний раз гвоздь поворачивался больше часа назад. С тех пор он если и сдвинулся, то на полсантиметра в лучшем случае. Верный знак того, что пора оставить попытки.
Но выбора нет.
Что-то не так с манжетой гидрокостюма. Она опустила руку в воду и осторожно потрогала правую щиколотку. С самой манжетой было все в порядке, но чуть выше неопрен вздулся так, будто внутрь залилась вода. Она обеими руками вытащила ногу из топкой грязи и положила на скамью. Закрепив налобник, включила свет и наклонилась – получше рассмотреть штанину, вздувшуюся пузырем выше щиколотки. Передвигая ногу, слышала, как внутри булькала жидкость. Слегка поддела пальцем манжету и оттянула. Наружу хлынула волна. Теплая и красная в свете фонарика.
Вот черт. Она прислонилась к переборке и сделала несколько медленных глубоких вдохов, чтобы справиться с головокружением. Рана на ноге открылась, и из нее вытекло бог знает сколько крови. Если бы кто другой так истекал, она бы отправила его в больницу без промедления.
Хорошего мало. Мягко говоря.
61
Если надо было разрушить чьи-то предрассудки, Дамьен Грэм не останавливался ни перед чем. Когда Кэффри, сразу после шести вечера, подъехал к его крошечному дому с террасой, Дамьен встретил гостя на пороге, мечтательно глядя окрест. В зубах сигарилла, солнцезащитные очки Diesel в пол-лица и пижонское долгополое верблюжье пальто. Не хватало только красной фетровой шляпы. В глубине души Кэффри испытывал жалость к этому человеку.
Когда он приблизился, Дамьен вытащил сигариллу изо рта и кивнул в знак приветствия.
– Не возражаете, если я покурю?
– А вы не возражаете, если я поем?
– Без проблем. Будьте как дома.
Утром, бреясь перед зеркалом на работе, Кэффри ужаснулся тому, какой у него загнанный вид. И сделал еще одну зарубку в памяти: нужно хоть что-нибудь поесть. Сейчас заднее сиденье в машине было завалено бутербродами и шоколадками – «Марс», «Сникерс», «Дайм», – купленными на станции техобслуживания. Вот оно, мужское решение проблемы. Не забыть бы припрятать это добро в безопасное место, подальше от Мирта. Он достал карамельный батончик, снял обертку и, отломив два кусочка, положил за щеку, чтобы таяли постепенно. Стоя на крыльце, они с Дамьеном какое-то время молча смотрели на припаркованные перед домом машины. Фургон ПРА. Чудной «ретро-воксхолл» Кью.
– Может, вы мне скажете, что происходит? – спросил Дамьен. – Ваши люди переворачивают все вверх дном. Говорят, что мой дом нашпигован скрытыми камерами.
– Так и есть.
Дамьен был не одинок. Дом Симоны Блант тоже оказался под прицелом, и в эти минуты Тернер как раз беседовал с хозяевами. Все службы были полностью задействованы. Не хватало только Проди. Кэффри так и не сумел связаться с ним по телефону. А неплохо было бы выяснить, где он и что ему удалось разузнать о местонахождении Фли. Убедиться в том, что он занимается порученным ему делом, а не подбирается в очередной раз к досье Китсон.
– Дамьен, по поводу этих камер, – начал Кэффри. – У вас нет никаких соображений насчет того, как они к вам попали?
Дамьен презрительно хмыкнул.
– Вы думаете, это я их установил?
– Нет. Я думаю, что кто-то проник к вам в дом и установил их. А вот при каких обстоятельствах он это сделал, мне непонятно. А вам?
Дамьен немного помолчал. Потом швырнул окурок на не самую опрятную лужайку перед домом.
– Пожалуй, – признал он, теснее запахиваясь в пальто. – Я уже об этом думал.
– И?
– Взлом. Давняя история. Задолго до угонщика. Тогда мне казалось, что это как-то связано с моей благоверной – вокруг нее крутились сомнительные друзья. Мы сообщили в полицию. Дело было странное – ничего не украли. А теперь, когда я вспоминаю… скажу так… возникают вопросы.
Кэффри отправил в рот остатки карамельного батончика. И заглянул Дамьену через плечо – в прихожей на стене висели фотографии: черно-белые, в рамочке, студийные снимки Алиши с распущенными волосами, перехваченными широкой лентой на манер кэрролловской Алисы. На него вдруг накатило тошнотворное состояние дезориентации, когда дело в считанные часы перевернулось на сто восемьдесят градусов. Вся команда сменила курс: вместо того чтобы заниматься Тедом Муном, они переключились на его жертв, ведь Мун заранее выбирал девочек, а это в корне меняло характер расследования. Мало того, у всех было неприятное ощущение, что им недолго ждать очередной неприятности. Что где-то живет очередная семья, и в их доме уже работают скрытые камеры видеонаблюдения. Задача ПРА – вычислить эту семью, и Кэффри уже не сомневался, что ключом к разгадке станет ответ на вопрос: почему угонщик выбрал именно Алишу, Эмили, Клио и Марту.
– Что происходит? – прервал его размышления Дамьен. – Такое чувство, будто меня выслеживают. Мне это не нравится.
– Еще бы. – Кэффри смял обертку и, подчиняясь врожденному инстинкту профессионала, находящегося на месте преступления, сунул ее в карман. – Происходит то, что мы чуть-чуть продвинулись. Увидели Теда Муна под иным углом зрения. Он умен. Согласны? Смотрите, как он поступил. Он мог похитить Алишу – да кого угодно из них – в любой момент, когда ему заблагорассудится. Но он этого не сделал. Он разыграл спектакль. Захватил девочек в публичных местах, чтобы это выглядело случайностью. И он так поступил, чтобы скрыть тот факт, что он уже знал всех девочек.
– Уже знал Алишу? – Дамьен, скрестив руки на груди, покачал головой. – Нет, не верю. Я видел фото этого ублюдка. Я его не знаю.
– Очень может быть. Зато он знал Алишу. Каким-то образом. Возможно, через друзей. Она иногда ночевала не дома – у подружек?
– Нет. Она же была совсем кроха. Маленькая девочка. Лорна все время держала ее дома. У нас здесь даже родственников нет. Моя родня в Лондоне, ее – на Ямайке.
– Никаких подружек?
– Не в том возрасте. Что сейчас ей позволяет ее мамаша, я не знаю.
– А одну ее никогда не оставляли?
– Да ну что вы. Лорна, при всех ее мерзких выходках, была хорошей матерью. А если хотите узнать больше про то время, то вам надо поговорить с ней.
Легко сказать. Тернер инициировал не один запрос через Интерпол, но от полиции Ямайки так ничего и не добился. Кэффри проглотил шоколадку. Он перебрал сладкого, и язык у него стал обложенным и сухим. Это лишь усугубляло состояние невнятности и дезориентированности и усиливало сводившее его с ума ощущение, что нечто важное остается на периферии его сознания, и он никак не поймает это важное за хвост.
– Дамьен, мы можем подняться наверх?
Последовал тяжелый вздох.
– Пойдемте. – Он вошел в прихожую и закрыл входную дверь. Снял пижонское пальто, повесил на вешалку и подал детективу знак следовать за ним. Довольно быстро для своих толстых ляжек, держась за перила, он начал подниматься по лестнице, – носки врозь, дум-дум, – так что старые деревянные ступеньки под ним заскрипели. Кэффри медленно следовал за ним. На лестничной площадке стоял Кью. В костюме, который блестел и переливался наподобие тафты, он колдовал над электронным приборчиком, лежавшим на перилах, и даже не поднял головы и вообще никак на них не прореагировал. Большая спальня в передней части дома была отделана с фантазией. Три стены, выкрашенные в буро-коричневый цвет, украшали аэрографические картинки обнаженных женщин, а четвертая оклеена коротковолокнистыми серебристо-черными обоями. Передняя спинка кровати отделана черной замшей, по кровати разбросаны серебристые декоративные подушки. Платяной шкаф с зеркальными створками.
– Симпатично.
– Вам нравится?
Кэффри вытащил из кармана «Твикс» и развернул обертку.
– Комната холостяка. Когда вы жили с Лорной, она, наверное, выглядела иначе? Вы здесь спали?
– После ее отъезда я тут все переделал. Избавился от ее барахла. Да, это была наша комната. А что?
– А до того? Может, здесь была комната Алиши?
– Нет. Детская всегда была в задней части дома. Хотите посмотреть? Там ничего нет, кроме ее игрушек. Вдруг она когда-нибудь вернется.
Кэффри не хотел. Его уже успели просветить, в каких комнатах Мун устанавливал свои камеры. Дамьен пока этого не знал, но одна такая штуковина наверняка спрятана на потолке в его спальне. Кью ждал, когда привезут стремянку, чтобы подняться на чердак и выковырять чертов «глаз». Та же загадочная история у Костелло и у Блантов: камеры оказывались не там, где их следовало ожидать. Казалось бы, Муна должны были интересовать места, где девочки раздевались. Их спальни и ванная. Однако, за исключением комнаты Марты Брэдли, в спальнях девочек камер не было. Зато их нашли в кухнях, гостиных и, совсем уж странно, в родительских спальнях. Например, здесь.
– Дамьен, спасибо за участие. С вами свяжутся. По поводу возмещения убытков. В связи с этим… ммм… бардаком. – Он затолкал в рот очередной батончик, обтер руки и вышел на лестничную клетку, после чего зашагал вниз, мимо все того же Кью, продолжая жевать. В прихожей он еще раз бросил взгляд на фотографии Алиши. Три снимка, три разных одеяния, а вот позы все похожие. Руки сложены под подбородком. Зубки блестят. Маленькая девочка, старательно улыбающаяся перед камерой. Он уже приоткрыл входную дверь, когда что-то в этих фотках заставило его остановиться и всерьез задуматься.
Алиша. Это вам не Марта. И не Эмили. Алиша чернокожая. Кэффри тут же прокрутил в мозгу то, что писалось в научной литературе, – педофилы выбирают типаж. Цвет кожи, возраст. Это повторяется из раза в раз. Если Мун специально отбирал девочек, то почему мы не видим между ними большего сходства? Все, как одна, одиннадцатилетние блондинки? Или четырехлетние брюнетки? Или черные шестилетки?
Кэффри языком выковырял шоколад, застрявший между зубов. Он подумал о Мартином зубе в пироге. Потом подумал о письмах. Зачем ты их рассылал, Тед? Ни с того ни с сего вспомнились слова Клио – как угонщик спросил ее, где работают ее родители. И вдруг все сразу стало на свои места. Кэффри прикрыл входную дверь и схватился рукой за стену, чтобы удержаться на ватных ногах. До него дошло. Он понял, почему все это время было ощущение нестыковки. Он понял, почему угонщик задал Клио этот вопрос. Он перепроверял, того ли ребенка он увез.
Кэффри поднял взгляд на Дамьена: тот уже спустился с лестницы и прикуривал сигариллу из тоненькой пачки. Подождал, пока огонек не займется, и выдавил из себя жалкую улыбку.
– А лишней сигаретки не найдется?
– Да, конечно. Вы в порядке?
– Вот выкурю и буду в полном порядке.
Дамьен открыл и протянул ему пачку. Кэффри взял одну, прикурил, затянулся и задержал дыхание, чтобы успокоить пульс.
– Вы вроде собирались уходить? Передумали, что ли?
Кэффри вытащил сигариллу изо рта и выпустил долгую сладостную струю дыма. Кивнул.
– Вот-вот. Вы не поставите чайник? Похоже, мне придется у вас немного задержаться.
– А что такое?
– Хочу серьезно с вами поговорить. Расспросить про вашу жизнь.
– Мою жизнь?
– Так точно. Вашу. – Кэффри встретился взглядом с Дамьеном. У него появилось пусть пока робкое, пьянящее ощущение, что пазл начинает сходиться. – Мы заблуждались. Не Алиша была его мишенью. Она его не интересует. И никогда не интересовала.
– Тогда что? Кто же его интересует?
– Вы, дружище. Его интересуете вы. Он проявляет интерес к родителям.