Текст книги "Опередить дьявола"

Автор книги: Мо Хайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

40

Джэнис убедила Ник отправиться с ними на шопинг. Она больше не могла сидеть дома. Она взяла их общую кредитную карточку, и Ник повезла их в шопинг-молл «Cribbs Causeway». Джэнис купила постельное белье, пуховые одеяла и чайничек от Кэт Кидстон, а также целый пакет хозяйственных принадлежностей в однофунтовой лавчонке в конце молла. Потом они пошатались по магазину модной одежды «Marks & Spencer», хватая все, на что падал глаз: ночные рубашки для матери Джэнис, тапочки с помпонами для Эмили, губную помаду, кардиган для самой Джэнис. Ник наткнулась на «классную» футболочку, и Джэнис настояла на том, что заплатит за нее. Потом они зашли в продуктовый магазин и взяли экзотических сортов чая, эклские слойки, корзинку черешни и пол-лосося, которого она собиралась приготовить в укропном соусе на вечер. Как здорово было видеть яркие огни и покупателей в цветастой одежде. Возникло даже ощущение, что Рождество нынче не такое уж и плохое.

Вернувшись, они обнаружили, что около дома стоит синий «пежо» и сидевший в нем мужчина в темно-сером костюме поджидает их. Он вышел из машины и показал удостоверение.

– Миссис Костелло?

– Это я.

– И.о. детектива Проди, подразделение по расследованию автомобильных аварий.

– А я вас узнала. Как поживаете?

– Нормально.

С ее губ сползла улыбка.

– Что-то случилось? Почему вы здесь?

– Я приехал посмотреть, как вы устроились.

Она вскинула брови.

– И это всё?

– Я могу войти? – спросил он. – Тут холодно. Она смерила его долгим, вдумчивым взглядом.

Затем вручила ему магазинный пакет и направилась к двери. В квартире было тепло, работало центральное отопление. Пока Эмили помогала Ник и бабушке выгружать покупки, Джэнис поставила чайник.

– Я заварю чай, – сказала она Проди. – Ужасно хочется чашку хорошего чая, сейчас сделаю. Эмили должна кое-что прочесть, вместе с бабушкой, а вы мне пока расскажете, что стряслось. Я ведь не дурочка. Вижу: что-то произошло.

Она заварила чай, и они перешли в переднюю комнату. Там было довольно уютно: современный газовый камин из нержавеющей стали, ковровое покрытие цвета морских водорослей, добротная мебель. На столике у окна стояла ваза с искусственными цветами. Пусть пошловато, и все же кто-то об этом позаботился. Здесь было холодновато и промозгло, но скоро от камина пошло тепло.

– Ну? – Джэнис поставила на поднос тарелку со слойками и новый чайничек. – Сразу скажете или будем ходить вокруг да около?

Проди сел, лицо его было серьезно.

– Мы знаем, кто это.

Джэнис помолчала. У нее неожиданно пересохло во рту.

– Это хорошо, – осторожно сказала она. – Очень хорошо. Означает ли это, что вы его задержали?

– Повторяю, мы знаем человека. Это существенный прогресс.

– Это не то, что я хотела услышать… надеялась услышать. – Она разлила чай, передала ему тарелку со слоечкой и положила одну себе. Села, глядя на свою слойку, затем поставила тарелку на стол. – Итак? Кто он? Как выглядит?

Проди полез в карман и достал оттуда сложенный листок. В верхнем левом углу было фото мужчины – вроде тех, что делают в кабинках моментальной фотографии.

– Вы его раньше видели?

Она ожидала, что это лицо вызовет у нее шок, но нет: обыкновенный парень, мордастый, за двадцать, с короткой стрижкой и угреватыми пятнышнами в уголках рта. В объектив попал вырез футболки цвета хаки. Она уже собиралась вернуть листок, когда ее внимание привлекла одна деталь на бланке. «Эйвон и Сомерсет»[18]18
  Территориальное полицейское подразделение, ответственное за патрулирование графства Сомерсет, города и графства Бристоль и Южного Глостершира.


[Закрыть].

– Что такое? Это ордер на… – Она не закончила фразы, так как увидела внизу крупными буквами: ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ.

– Лучше я вам сразу скажу, поскольку рано или поздно вы все равно узнаете. Он работает в нашей структуре. Мастером по оборудованию.

Она невольно схватилась за горло.

– Он… он работает в полиции?

– Да. У него неполный рабочий день.

– Вот почему он сумел прицепить эту штуку к днищу нашей машины?

Проди кивнул.

– Боже правый. Я отказываюсь… Вы с ним знакомы?

– Не то чтобы… Так, видел пару раз. Он красил стены в моем офисе.

– Но вы с ним разговаривали?

– Несколько раз. – Он пожал плечами. – Мне очень жаль. Я знаю, мне нет оправдания. Сел в лужу. Не знаю, о чем я думал.

– Какой он из себя?

– Непримечательный. В толпе вы бы его не заметили.

– Что, по-вашему, он сделал с Мартой?

Проди сложил листок. Один раз, два, три, аккуратно разглаживая сгибы большим ногтем. Спрятал листок в карман.

– Мистер Проди? Я спросила: «Что, по-вашему, он сделал с Мартой?»

– Мы можем сменить тему?

– Нет, не можем. – В ней поднималась волна страха, страха и белой ярости. – Из-за бардака в вашем ведомстве я чуть не потеряла свою девочку. – Его личной вины в этом не было, понятно, но она срывала на нем весь свой гнев. Она заставила себя прикусить губу и опустила голову. Она взяла в руки тарелку и погоняла по ней слойку пальцем, пока ярость не улеглась. Проди наклонил голову, пытаясь разглядеть выражение ее лица сквозь упавшие волосы.

– Вам пришлось несладко, я понимаю.

Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Глаза у него были коричневато-зеленые с золотистыми вкраплениями. Увидев в них сострадание, она неожиданно для самой себя захотела всплакнуть. Дрожащей рукой она снова поставила тарелку на стол.

– Я… – Она засучила рукава блузки и потерла предплечья. – Да уж. Не хочу драматизировать, но это были самые черные дни в моей жизни.

– Мы вместе прорвемся.

Она кивнула и взяла тарелку. Потрогала слойку пальцем, разломила пополам, но есть не стала. В горле стоял комок, и она боялась, что не сможет ничего проглотить.

– Что же это вам подсунули палочку без леденца? – На ее губах появилась слабая улыбка. – Послали ко мне на растерзание.

– По разным причинам. Главная, наверно, в том, что детектив Кэффри считает меня ослом.

– А на самом деле?

– Если я и осел, то не по этой причине.

Она улыбнулась.

– Могу я вам задать вопрос? Не совсем уместный. Он издал короткий смешок.

– Я как-никак мужчина, а у нас, у мужчин, несколько иной взгляд на то, что считать неуместным.

Она улыбнулась еще шире. Ей вдруг захотелось смеяться. «Да, мистер Проди, – подумала она про себя. – Несмотря на пережитый мною ужас, сразу видно, что вы настоящий мужчина. Сильный и, я бы сказала, славный. В то время как Кори, мой муж, стал для меня чужим человеком».

– Что? – не выдержал Проди. – Я что-то не то ляпнул?

– Вовсе нет. Я хотела вас спросить… если я скажу мистеру Кэффри, что мне по-настоящему страшно… что я боюсь собственной тени… он позволит вам задержаться здесь на несколько часов? Со мной, и Эмили, и Ник, и моей мамой? Я понимаю, для вас такая скучища, но это облегчило бы нам жизнь. Вам необязательно говорить с нами, можете смотреть телевизор, делать звонки, читать газету – все что угодно. Просто приятно, когда рядом свой человек.

– А зачем, по-вашему, я приехал?

– Гм. Это означает «да»?

– А как прозвучал мой ответ?

– Он прозвучал как «да».

41

Кэффри ощущал вкус табака во рту. Пока тщедушный Питер Мун помог сыну одеться и довел его под руку в гостиную, детектив спустился к машине, встал у заднего окна, за которым сидел Мирт, и закурил свою первую, за много дней, сигарету. Пальцы у него дрожали. Бумажный мундштук тотчас раскис под дождем, но он сумел-таки закурить, прикрывая ладонью зажигалку. Выпустил голубую струйку дыма под пристальным взглядом собаки. Кэффри ее не замечал. Он и сам не знал, какого трюка ждать от угонщика, но уж точно не такого.

От курева полегчало. Хотя в гостиную Кэффри вернулся все таким же напряженным и с таким чувством, словно он траванулся, но, по крайней мере, его уже не трясло. Питер Мун успел налить чай, достаточно крепкий, без лишнего молока. На грязном и обшарпанном фанерном столике стояли заварной чайник и тарелка с уже порезанным на куски тортом «Баттенберг». Кэффри уже забыл, когда он последний раз лакомился «Баттенбергом». В памяти всплыла мать и «Благодарственные песни»[19]19
  «Благодарственные песни» – популярная религиозная программа Би-би-си, в основе которой лежат традиционные христианские гимны.


[Закрыть] по воскресеньям. Ничего общего с этой коммунальной ночлежкой. Рядом с тарелкой лежала моментальная фотография Муна из отдела кадров. Мягкий подбородок, темные волосы. Грузноватый, но даже близко не похожий на Ричарда Муна, сидевшего на диване и тяжело отдувавшегося, пока отец хлопотал вокруг, обкладывая его подушками и вставляя кружку в его опухшие руки.

Тернер успел связаться с агентством по найму, чьими услугами пользовалась полиция, и их менеджер, в свое время принявший Муна на работу, – провел с ним собеседование, проверил его подноготную, – сейчас сидел напротив. Азиат средних лет в верблюжьем пальто, с первыми проблесками седины на висках. Он выглядел озабоченным. Не хотел бы Кэффри оказаться на его месте.

– Этот человек не имеет ничего общего с тем парнем. – Он не сводил глаз с Ричарда Муна. – Тот, кого я тогда взял на работу, был раза в четыре худее. В меру подтянутый, отменного здоровья.

– Какой документ он вам предъявил?

– Паспорт. Счет за коммунальные услуги по этому адресу. Полное досье. Фотокопии всевозможных удостоверений личности на имя Ричарда Муна. Все, что требует от кандидата бюро по расследованию криминального прошлого.

Среди официальных бумажек Кэффри нашел фотокопию странички из британского паспорта. С нее смотрел молодой человек лет двадцати пяти с угрюмыми и даже жесткими чертами лица. Ричард Ф. Мун. Держа фотографию на расстоянии вытянутой руки, Кэффри сравнивал ее с человеком на диване.

– Взгляните. – Он сдвинул ее к дальнему краю стола. – Это вы?

Ричард Мун был не в состоянии наклонить голову. Он лишь скосил глаза вниз. Потом закрыл их и тяжело вздохнул.

– Да. – Голос его звучал по-женски тонко. – Я. Это мой паспорт.

– Это он, – вмешался отец. – Двенадцать лет назад. До того, как он поставил на себе крест. Посмотрите на это фото. Разве перед вами лицо человека, которому все по фигу? Я бы не сказал.

– Папа, перестань. Твои слова причиняют мне боль.

– Не разговаривай со мной как терапевт, сынок. Не тебе об этом судить. – Питер Мун оглядел сына с головы до ног, словно не веря, что природа могла создать такое уродство. – Видеть, как ты превращаешься в бесформенную тушу, – вот что такое боль.

– Мистер Мун, – Кэффри поднял ладони, как бы приглашая их успокоиться, – давайте попробуем не спеша разобраться? – Он еще раз вгляделся в фотографию. Тот же подбородок, те же глаза, та же линия волос. Те же грязные блондинистые лохмы. Он перевел взгляд на Ричарда. – Вы хотите сказать, что за двенадцать лет вы превратились из такого, – он постучал пальцем по фотке, – в такое?

– У меня были проблемы…

– Проблемы? – перебил его отец. – Ты называешь это проблемами? Считай, что ты получил приз года за самое удачное преуменьшение, сынок. Можешь мне поверить. Погляди на себя. Ты же гребаный овощ.

– Неправда.

– Овощная гора. Я ездил на машинах размером меньше тебя.

Повисла пауза. Ричард Мун закрыл лицо ладонями и заплакал. Плечи его тряслись, все молчали. Мун-старший хмурил брови, скрестив руки на груди. Тернер и менеджер по найму опустили глаза.

Кэффри взял удостоверение мастера по наладке аппаратуры и сравнил фотографию с паспортной. Сходство, конечно, просматривалось – тот же лоб, те же маленькие глазки – и все же надо быть слепым, чтобы не заметить: это разные люди. Но отчитывать менеджера здесь, при посторонних, ничего бы не дало, поэтому он подождал, пока рыдания прекратятся, и показал Ричарду удостоверение.

– Вы его знаете?

Ричард утер нос. Глаза его так опухли, что на лице остались одни щелочки.

– Ваш дружок, которому вы помогли в трудную минуту? Или одолжили свою запиленную пластинку?

– Нет, – ответил тот бесцветным голосом. – Никогда его не видел.

– А вы, мистер Мун? – Детектив развернулся к отцу.

– Нет.

– Вы уверены? Этот мерзавец опасен, очень опасен, и он пользуется именем и документами вашего сына. Подумайте еще.

– Без понятия. В глаза не видел.

– У этого парня в голове большие тараканы. Я всякого навидался, но этот – что-то особенное. Подобные люди, знаю по опыту, никого не уважают – ни своих жертв, ни друзей и уж точно не тех, кто им пытается помочь. Протяните ему руку помощи, и он не преминет ее откусить. – Он переводил взгляд с отца на сына и обратно. Оба избегали на него смотреть. – Так что хорошенько подумайте. Вы уверены, что никогда с ним не встречались?

– Нет.

– Тогда как это, – он положил на стол фотокопию страницы из паспорта, – было предъявлено в бюро по расследованию криминального прошлого?

Питер Мун взял кружку и снова уселся на диван, нога на ногу.

– Сто лет не видел этот паспорт. А ты, сынок? Ричард засопел.

– Я тоже, папа.

– Со дня той кражи?

– А?

– Хотя тебе он все равно ни к чему. Смотреть ящик можно и без паспорта, да, сынок? Но после кражи ты его не видел?

– Нет, папа. – Ричард осторожно покачал головой, словно опасаясь окончательно обессилеть.

– Какой кражи? – спросил Кэффри.

– Какой-то подонок залез к нам через заднее окно. Хорошо грабанул, всего и не упомню.

– В полицию заявляли?

– А толку-то? Вы уж не обижайтесь, но мне это даже в голову не пришло. Вашей братии до нас дела мало. Вам и дипломы выдают, чтобы вы в другую сторону глядели. А потом случился пожар, и тут уж стало не до кражи. После такого пожара руки опускаются.

Кэффри пристально изучал лицо Ричарда. Оно слишком заплыло жиром, чтобы что-то выражать, зато у его папаши жуликоватость была написана на физиономии. Похоже, ему было что скрывать. Однако в бюро по расследованию криминального прошлого не нашлось никакого компромата на них.

– Этот пожар… должны были остаться какие-то свидетельства, не так ли?

– Да уж само собой. Это был поджог. Еще какой. Городские власти хоть и сделали ремонт, а толку? Ну, покрасили стены, а жизнь-то этим не поправишь.

– Маму это сломало, – прошептал Ричард, задыхаясь, – да, пап?

– Сам пожар она сумела пережить, но то, что он с нами сделал, – нет. Тебя это, сынок, тоже сломало, в каком-то смысле, да?

Ричард перенес вес тела на левую ягодицу и стал отдуваться после предпринятого усилия.

– Наверное.

– Надышался угарным газом. – У старика вдруг задергалось колено, как будто внутри включился моторчик. – Посадил легкие, заработал астму, ну и эти… – он изобразил в воздухе кавычки… – «когнитивные и поведенческие проблемы». Начались депрессии. Целыми днями сидит перед теликом и ест как не в себя. Хрустящий картофель и твиксы. Миску с лапшой, в моменты просветления.

– И совсем не целыми днями.

– Да, сынок. И ничего не делаешь. Вот и довел себя до такого состояния.

Кэффри остановил его жестом.

– Остановимся на этом. – Он поставил чашку и поднялся. – В данных обстоятельствах я предоставляю вам выбор. Или вы едете со мной в участок, или…

– В участок? Только через мой труп. Мой сын больше года не выходил из квартиры. Для него это смерть.

– Или я оставляю здесь своего человека. На случай, если грабитель вдруг сделается христианином и решит вернуть паспорт законному владельцу. Ну как?

– Нам нечего скрывать. А моему сыну пора в постель. – Старик влез в подтяжки и, поднявшись, протянул руки к Муну-младшему. – Пойдем, сынок. Тебе нельзя долго здесь сидеть. Идем.

Кэффри видел, как Ричард, потея в своей душегрейке и трениках, ухватился за отцовские руки, на которых вздулись жилы от напряжения. Отец тяжело дышал – ему пришлось оторвать от дивана без малого два центнера.

– Вам помочь?

– Не надо. Я это делаю не первый год. Пойдем, дружок. Уложим тебя в кровать.

Кэффри, Тернер и менеджер молча смотрели, как сына ставят на ноги. Казалось, сутулому тщедушному старику подобная задачка не по плечу, но он ее осилил и медленно, шажок за шажком, повел своего отпрыска по коридору.

– Следуйте за ними, – шепнул Кэффри Тернеру. – Убедитесь, что у них нет мобильного. Я пришлю офицера вам на смену, а вы вернетесь в офис. Проверьте обоих досконально. Не числится ли что-нибудь за папашей… вообще любые эпизоды, связанные с этим адресом. И выясните, был ли здесь пожар. Мне нужны все их связи, имена всех знакомых. Вытрясите из службы электронной проверки всю душу.

– Будет сделано.

Тернер отправился следом за Мунами, оставив Кэффри и менеджера вдвоем. Детектив нащупал ключи. Табачный кисет притаился в кармане как бомба замедленного действия. Впервые за многие годы он подумал о своих родителях. Где они, что поделывают? Он давно утратил с ними связь и вдруг задумался о том, какие болезни настигли их в старости и кто кому помогает добраться до постели. Скорее всего, отец матери. Потеря Эвана сказалась на ней роковым образом. Она всегда будет нуждаться в помощи.

Так уж повелось.

42

Перевалило за семь вечера. Кори до сих пор не появился, но Джэнис было все равно. Вечер прошел замечательно. С учетом всех обстоятельств. Проди сдержал слово и остался. Вместо того чтобы смотреть телевизор или делать телефонные звонки, он, сидя на полу, играл с Эмили в говорящих змей и в «Лесенку» и в «Скажи „а“». Девочка была от него в восторге: она залезала на него как на забор, врезалась в него со всего маху, висела на нем и тянула за волосы, от чего ее родной отец пришел бы в ярость. Недавно Ник уехала домой, Эмили принимала ванну под присмотром бабушки, а Джэнис и Проди сидели на кухне. В духовке запекалась лососина.

– У вас наверняка есть дети. – Джэнис вытаскивала пробку из бутылки «Просекко», купленной в «Marks & Spencer». – Вы знаете, как с ними обращаться.

– Ну, вообще… – Он пожал плечами.

– Ну, вообще? – Она вскинула одну бровь. – Это требует пояснения, вы не находите? – Наконец она открыла бутылку, достала два бокала из недр буфета, разлила вино и подала один бокал гостю. – Давайте, давайте. Пока запекается лосось, мы с вами пойдем в гостиную, и вы мне расскажете про… «ну, вообще».

– Расскажу?

Она улыбнулась.

– О да. Всенепременно.

В гостиной Проди выключил мобильник. Комната была завалена детскими игрушками. Обычно Джэнис приводила дом в порядок к возвращению мужа, но сегодня она забралась с ногами на кушетку, положив руку на диванную подушку. Проди требовалась раскачка. Он признался, что не любит говорить о таких вещах и к тому же ей хватает собственных проблем, не так ли?

– Пусть вас это не волнует. Наоборот, вы отвлечете меня от нашей ситуации.

– Это не совсем приглядная история.

– Мне все равно.

– Ну что ж… – Его губы тронула беспомощная улыбка. – Дело было так. Моя бывшая получила полную опеку над нашими детьми. До суда дело не дошло, потому что я добровольно согласился с ее требованиями. Она собиралась заявить в суде, что я избивал ее и сыновей с момента их рождения.

– А на самом деле?

– Однажды я шлепнул старшего.

– «Шлепнул» – это как понимать?

– По попе.

– Это не называется «избивать».

– Моя жена отчаянно желала свободы. Она встретила другого мужчину и хотела заполучить мальчиков. Ее семья и друзья готовы были солгать под присягой. Что мне оставалось?

– Разве дети не сказали бы в суде правду?

Проди издал отрывистый смешок.

– Их она тоже обработала. Они рассказали адвокату, что я их бил. После этого все приняли ее сторону – социальные работники, даже учителя.

– Но зачем им было лгать?

– Не их вина. Она пригрозила, что иначе их возненавидит, лишит карманных денег. А если они скажут все, что полагается, она повезет их в «Toys R Us»[20]20
  «Toys R Us» – эквивалент нашего магазина «Детский мир».


[Закрыть]. В таком духе. Я это знаю от старшего сына. Две недели назад он прислал мне письмо. – Проди достал из кармана сложенный голубоватый листок. – Он сожалеет о том, что рассказывал все такое разным людям, но мама пообещала ему игровую приставку.

– Нехорошо так говорить о вашей бывшей жене, но она настоящая сучка.

– Вот и я думал так же. Тогда она мне казалась исчадием зла. Но сейчас я думаю, что просто она поступала так, как считала правильным. – Он спрятал листок в карман. – Я мог быть лучшим отцом, не отдавать столько времени работе – все эти сверхурочные. Можете считать меня старомодным, но я всегда стремился быть первым. Не берись за дело, если не способен довести его до конца. – Он соединил руки и вдавил костяшки пальцев в ладони. – Наверно, я понимал, как это может отразиться на моей семейной жизни. Я пропускал школьные спектакли, забавы с пасхальными яйцами[21]21
  Популярная игра, в которой дети должны найти спрятанные во дворе или в доме пасхальные яйца.


[Закрыть]… Вот почему, кажется мне сейчас, дети про меня наговаривали – они таким образом хотели меня проучить. – Он помолчал. – Я мог быть и лучшим мужем.

Джэнис вскинула брови.

– Романы на стороне?

– Нет. Чего не было, того не было. Это говорит о том, что я олух?

– Ну почему же. Скорее о том, что вы… – она последила за тем, как лопаются пузырьки в бокале, – храните верность. Больше ни о чем. Верность долгу. – Возникла долгая пауза. Джэнис отбросила прядь со лба. Ей стало жарко от вина, щеки раскраснелись. – Я могу… я могу вам кое-что рассказать?

– После того как я столько разорялся с вашей подачи, даю вам время на размышление. – Он поглядел на циферблат часов. – Десять секунд.

Шутку она не оценила.

– У Кори есть женщина. Это тянется уже не один месяц.

С лица Проди слетела улыбка, а поднятая рука медленно опустилась.

– Вот те на. Я… мне очень жаль.

– И знаете, что самое печальное?

– Что?

– Любовь прошла. Я его даже не ревную. Все осталось в прошлом. Если меня что-то и зацепило, так это несправедливость.

– Несправедливость – точное слово. Ты вкладываешь во что-то всего себя и не получаешь ничего взамен.

Они молчали, думая каждый о своем. Занавески были раздвинуты, хотя уже стемнело. Через неухоженный двор тянулись полосы палой листвы; в свете уличных фонарей они казались этакими скелетами. Джэнис глядела на них как завороженная. В памяти всплыло нечто подобное в их саду на Рассел-роуд. В далекие времена детства. Когда все казалось возможным, когда еще жила надежда. Весь мир вокруг был полон надежд.