Текст книги "Опередить дьявола"

Автор книги: Мо Хайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

15

Найти дом Брэдли большого труда не составило: напротив кучковались репортеры, а в палисаднике были сложены букеты цветов и подарки от доброжелателей. Зная про запасной выход, Кэффри припарковался подальше, обогнул участок по шуршащему ковру из палых листьев и зашел с тылу. В заборе была калитка, о которой пресса еще не пронюхала. Полиция договорилась с Брэдли так: два-три раза в день кто-то из семьи появляется на крыльце для успокоения репортерской братии. А так они пользуются запасным выходом через сад. В половине четвертого уже наступили ранние сумерки, так что Кэффри проскользнул в сад никем не замеченный.

На заднем крыльце обнаружилась корзинка, покрытая клетчатым полотенчиком – картинка из какой-нибудь книжки Делии Смит[9]9
  Делия Смит – британская сочинительница поваренных книг и телеведущая соответствующей программы.


[Закрыть]. Когда дверь ему открыла женщина-офицер по связям с семьей, Кэффри показал ей пальцем на корзинку. Та подобрала корзинку и пригласила его в дом.

– Это соседка, – шепнула она, прикрывая за собой дверь. – Считает, что их надо подкармливать. Потом приходится все выбрасывать – они же ничего не едят. Идемте.

В кухне, несмотря на ее обшарпанность, было чисто и тепло. Кэффри уже знал, что это место стало для семьи Брэдли главным прибежищем – глядя на них, можно было подумать, что именно здесь они провели последние три дня. В углу поставили дышащий на ладан переносной телевизор, настроенный на круглосуточный новостной канал. В данную минуту корреспондент что-то рассказывал про китайское правительство и тамошнюю экономику. Джонатан Брэдли стоял возле раковины, спиной к телевизору, устало опустив голову, и добросовестно драил тарелку. Он был в джинсах и в разных тапочках, что не ускользнуло от внимания Кэффри. Его жена в домашнем розовом халате сидела, вперившись в экран. На столе перед ней стояла чашка с чаем, к которому она явно не притронулась. Ее стеклянный расфокусированный взгляд наводил на мысль, что она находится под действием транквилизаторов. Хоть она и была крепко сбитая, Кэффри не назвал бы ее жирной, а в одежде по фигуре ее плотность еще меньше бросалась бы в глаза. Угонщик или плохо разглядел ее в темноте, или просто он решил так над ней поизгиляться.

– Детектив Кэффри, – представила его оэсэсница, ставя корзинку на стол. – Вы, я надеюсь, не возражаете?

Отреагировал только Джонатан. Он поставил тарелку в сушилку и, кивнув, вытер руки полотенцем.

– Конечно нет.

Он даже вымучил улыбку и протянул руку.

– Здравствуйте, мистер Кэффри.

– Мистер Брэдли.

Они обменялись рукопожатием, и Джонатан придвинул еще один стул.

– Прошу. Садитесь. Я сделаю еще чаю.

Кэффри сел. На лесопилке он здорово промерз, руки и ноги налились свинцом. Тот факт, что обнаружены следы, вроде бы повысил шансы, в действительности же они не продвинулись ни на шаг. Группы продолжали работать как бы в кредит, дергая каждого окрестного домовладельца, каждого фермера. Кэффри в любую минуту ждал появления нового ярлычка на своем мобильном. Он этого жаждал, вот только, Христа ради, не сейчас, не в присутствии семьи.

– Ты не выпила свой чай, дорогая. – Джонатан положил руки жене на плечи и склонился над ней. – Я сделаю тебе свежий. – Он убрал ее чашку и корзинку на рабочий столик. – Смотри, миссис Фосс снова кое-что для нас приготовила. – Он произнес это неестественно громким голосом, как будто все происходило в доме для престарелых, а Роза находилась в последней стадии умопомрачения. – Очень мило с ее стороны. Хорошо иметь таких соседей. – Он снял полотенчик и порылся в корзинке. Несколько бутербродов, пирог, фрукты, открытка. А еще бутылка красного вина с печатью на этикетке: «из органических продуктов». Кэффри не отрывал взгляд от бутылки. Если ему предложат, он, пожалуй, не откажется. Но пирог был отправлен в микроволновку, а нераспечатанная бутылка так и осталась стоять на столике. Тем временем Джонатан заваривал свежий чай.

– Извините за неожиданное вторжение, – сказал Кэффри, когда перед каждым появились чашка с чаем и тарелка с куском разогретого яблочного пирога. Накрывая на стол и подавая еду, Джонатан упорно старался поддерживать иллюзию, что все нормально.

– Ничего, – сказала Роза бесцветным голосом, даже не посмотрев на него или на еду. Глаза ее были по-прежнему прикованы к телевизору. – Я знаю, что вы ее не нашли. Девушка нам сообщила. – Она показала на оэсэсницу, которая пристроилась напротив нее и открыла увесистое досье, готовая записывать разговор. – Сказала, что нет никаких подвижек. Это так? Никаких подвижек?

– Верно.

– Нам сказали, что в машине нашли что-то из Мартиной одежды. Когда вы разберетесь, мы хотели бы ее получить обратно.

– Роза, – вмешалась оэсэсница, – мы это уже обсуждали.

– Я хочу получить ее обратно. – Роза оторвалась от экрана и посмотрела на Кэффри. Глаза красные, опухшие. – Больше я ни о чем не прошу. Просто вернуть собственность моей дочери.

– Извините, – сказал Кэффри. – Это невозможно. Пока. Речь идет о вещественном доказательстве.

– Зачем она вам? Почему вы в нее вцепились?

Эти трусики сейчас находились в главной лаборатории. Их подвергали всяческим анализам. Пока на них не обнаружено никаких следов семени. Как и на заднем сиденье в машине. Час от часу не легче: у этого типа, кажется, все под контролем.

– Роза, мне, правда, неудобно. Я знаю, как вам трудно, но я должен задать вам еще кое-какие вопросы.

– Не извиняйтесь. – Джонатан поставил на стол соусник с жидким кремом и положил десертные ложечки. – Выговориться полезно. Всё лучше, чем молчать. Да, Роза?

Жена тупо кивнула. Рот у нее при этом слегка открылся.

– Она видела газеты? – обратился Кэффри к офицеру. – Вы ей показали номер с фотографией Марты на первой полосе?

Оэсэсница взяла газету с рабочего столика и положила перед ним. Это была «Сан». Кто-то из магазина женской одежды, где побывали мать и дочь Брэдли в субботу утром, продал редакции любительский снимок: Роза и Марта разглядывают витрину за тридцать минут до киднеппинга. Газета перепечатала его с указанием времени и шапкой:

Последнее фото? Всего за полчаса до того, как она попадет в лапы монстра, одиннадцатилетняя Марта беззаботно занимается шопингом вместе со своей мамой.

– Зачем они так написали? – спросила Роза. – Что это последнее фото? Звучит так, как будто… – Она откинула прядь со лба. – Как будто… ну, вы меня понимаете. Как будто это конец.

Кэффри помотал головой.

– Это не конец.

– Вы так считаете?

– Да. Мы делаем все возможное, чтобы она вернулась домой живой и невредимой.

– Я это уже слышала. Вы сказали, что она благополучно отпразднует свой день рождения.

– Роза, – мягко заговорил Джонатан, – мистер Кэффри старается нам помочь. Это тебе. – Он полил кремом сначала ее пирог, затем свой. Вложил ей в руку ложечку и взял свою. Он отправил в рот кусочек и начал не спеша пережевывать, все время при этом поглядывая на жену. Он со значением кивнул ей на тарелку, как бы приглашая последовать его примеру.

– Ничего не ест, – прошептала оэсэсница. – Со вчерашнего дня.

– В этом ты весь, папа, – подала голос Филиппа с дивана. – По-твоему, стоит только поесть, и все образуется.

– Ей нужны силы. Они ей совершенно необходимы.

Кэффри полил свой пирог кремом, положил в рот кусок и ободряюще улыбнулся хозяйке. Роза не отрывала от газеты отрешенного взгляда.

– Зачем они так написали? – повторила она свой вопрос.

– Они напишут все, чтобы газета продавалась, – сказал Кэффри. – Тут уже от нас ничего не зависит. Зато остальные негативы мы из магазина забрали и изучили их.

– Зачем? Зачем вам это нужно?

Детектив долго подбирал с тарелки кусочек, собираясь с мыслями.

– Роза, послушайте. Я знаю, вы уже отвечали на вопросы. Я знаю, как вам это тяжело, но мне надо еще раз вернуться к этому утру. И, в частности, чтобы вы мне рассказали про ваш с Мартой шопинг.

– Наш шопинг? Зачем?

– Вы сказали, что закупку продуктов вы отложили напоследок.

– Да.

– Вы, кажется, говорили, что искали кардиган. Для себя или для Марты?

– Для себя. Марта хотела колготки. Сначала мы зашли в «Карусель» и купили ей. Она хотела с сердечками… – Роза осеклась. Она прижала пальцы к горлу, пытаясь взять себя в руки. – С красными сердечками, – продолжила она тихим голосом. – А после этого мы заехали в «Коко». Там я увидела кардиган, который мне понравился.

– Вы его примерили?

– При чем тут это? – вмешался Джонатан. – Примерила, не примерила. Извините за грубость, но какое это имеет отношение к нашей теме?

– Я просто пытаюсь побольше узнать про вчерашнее утро. Вы сняли пальто и надели кардиган?

– Вы не «пытаетесь побольше узнать про вчерашнее утро». – Филиппа стрельнула в него глазами с дивана. – Ничего подобного. Я знаю, почему вы спрашиваете. Вы думаете, что этот тип мог наблюдать за ними. Вы думаете, что он ходил за ними по пятам, до того как они вышли на подземную стоянку. Разве нет?

Кэффри пожевал кусочек пирога, выдерживая ее взгляд.

– Я угадала? Вижу по вашему лицу. Вы считаете, что он их выслеживал.

– Это всего лишь одна из возможных версий. На практике «случайности» редко оказываются таковыми, знаю по опыту.

– Надо ли понимать это так, что у вас появились новые улики? – спросил Джонатан. – Он снова вышел с вами на связь?

Среди мягкой пищи во рту затесалось нечто твердое. Кэффри, не отвечая на вопрос, языком вытолкнул непонятный предмет в бумажную салфетку. Осколок зуба. Не хватало еще сломать зуб в самый разгар расследования. Ему сейчас только по дантистам ходить.

– Мистер Кэффри? Он снова вышел с вами на связь?

– Я сказал то, что сказал. Я пытаюсь побольше узнать про…

Он умолк, озабоченно глядя на салфетку. Это не осколок зуба. Это целый зуб. Причем не его зуб. Он прошелся языком во рту. Никаких дырок. Да и зуб маловат. Это зуб не взрослого человека.

– В чем дело? – Джонатан перевел взгляд на салфетку в руке гостя. – Что у вас там?

– Не знаю. – Озадаченный Кэффри обтер зуб салфеткой и принялся внимательно его изучать. Крошечный молочный зуб.

– Это ее зуб! – Роза сидела, словно аршин проглотила, с побелевшим лицом, вцепившись в край стола. – Ее зуб. – Губы у Розы тоже побелели. – Джонатан, ты видишь? Ее молочный зуб. Она его держала в медальоне.

Филиппа вскочила с дивана, подошла к столу и склонилась над салфеткой у Кэффри в руке.

– Господи, точно. Мам, это ее зуб.

– Я уверена.

Кэффри как в замедленной съемке положил зуб на середину стола.

– Как он оказался у вас во рту? – Голос оэсэсницы звучал тихо, но твердо.

Кэффри уставился на пирог, политый сверху кремом. Офицер разглядывала свой кусок. Их взгляды встретились и одновременно повернулись к Джонатану, который вытаращился на собственную тарелку. Лицо его сделалось пепельного цвета.

– Откуда этот пирог? – спросил детектив.

Зрачки у Джонатана съежились до булавочного размера.

– От соседки, – ответил он едва слышно. – Миссис Фосс.

– Она с самого начала приносит еду. – Ложечка оэсэсницы звякнула о тарелку. – Старается помочь.

Кэффри отодвинул тарелку, не спуская глаз с зуба, а рука сама потянулась к мобильнику.

– Где она живет? Ее номер?

Джонатан молчал. Он согнулся пополам, опорожнил рот в тарелку и виновато посмотрел на жену красными слезящимися глазами. Он отодвинул стул, словно собираясь встать. Но вместо этого снова согнулся над тарелкой. В этот раз в нее хлынула рвота, мелкие брызги разлетелись вокруг. Все застыли, пока он вытирал губы кухонным полотенцем и собирал блевотину. Все молчали. В кухне висело холодное, отчужденное молчание, когда никому не хватает смелости заговорить первому. Молчал и Кэффри, поглядывая то на детский зуб, то на суетящегося хозяина дома. Он уже собирался встать за какой-нибудь тряпкой, но в этот момент Роза Брэдли вышла из оцепенения.

– Свинья! – Она с грохотом отставила стул и вскочила на ноги, тыча перстом в мужа. – Мерзкая законченная свинья, вот ты кто. По-твоему, если притвориться, что все нормально, боль сама собой исчезнет!

Она схватила тарелку и вдребезги разбила о кухонную плиту.

– По-твоему, чай и все эти дурацкие пироги помогут ее вернуть. Ведь так? Ты на самом деле так думаешь!

Она подобрала со стола зуб и, не обращая внимания на оэсэсницу, которая привстала и подняла руки в миротворческом жесте, вышла из кухни и хлопнула дверью. Через секунду Филиппа, бросив на отца презрительный взгляд, выскочила следом и тоже хлопнула дверью. Их быстрые шаги отзвучали на лестнице, громыхнула дальняя дверь. Донесся звук рухнувшего тела и приглушенные рыданья. В кухне стояла мертвая тишина. Все смотрели куда-то под стол.

16

В десяти милях южнее, на окраине городка под названием Миэр, Джэнис Костелло, тридцатишестилетняя мать одного-единственного ребенка, припарковала у обочины свой «ауди» и заглушила мотор. Она обернулась к четырехлетней дочери, пристегнутой в детском креслице, уже в пижаме перед отходом ко сну, в «кошачьих» домашних тапочках, с грелкой. И еще завернутой в пуховое одеяло в придачу.

– Эмили, солнышко? Ты в порядке, душа моя? Эмили зевнула и сонным взглядом посмотрела в окно.

– Где мы, мама?

– Где мы? Мы… – Джэнис закусила губу и тоже выглянула в окно. – Мы возле магазина, крошка. Мама выйдет на две минутки. Всего две минутки, хорошо?

– У меня есть Джаспер. – Она помахала игрушечным кроликом. – Мы с ним обнимаемся.

– Умница. – Джэнис перегнулась и пощекотала дочь под подбородком. Эмили отпихнула ее руку и радостно заверещала:

– Не надо! Не надо!

Джэнис улыбнулась.

– Ты моя умница. Смотри, чтобы Джаспер не замерз, я скоро вернусь.

Отстегнулась, выбралась из машины и автоматически заблокировала двери. Бросив взгляд на дочь, Джэнис остановилась под уличным фонарем и озабоченно осмотрелась. Она соврала дочери. Здесь не было магазинов. Зато за углом она увидела государственную клинику, где проводились сеансы групповой терапии. Трое мужчин и три женщины встречались тут по понедельникам. Сейчас – Джэнис сверилась с часами – они как раз должны выйти. Она прижалась спиной к стене здания и вытянула шею, чтобы видеть освещенное крыльцо. На двух окнах – возможно, именно там проходила консультация – шторы были плотно задернуты. Джэнис Костелло не сомневалась, что ее муж завел роман. Кори ходил на групповую терапию вот уже три года и, судя по всему, успел «подружиться» с одной из женщин. Поначалу это был червячок сомнения, все ли в порядке – эта его отчужденность, и то, что он перестал ложиться спать вместе с ней, и эти долгие невразумительные отлучки, когда он уезжал под предлогом, что ему «надо немного покататься и поразмышлять». То и дело вспыхивали неожиданные ссоры из-за пустяков – почему она «не так» ответила по телефону или подала «не те» овощи к ужину, даже из-за горчицы, которую она купила. Горчица. Это уже ни в какие ворота! Устроил форменный скандал, мол, на столе должен быть молотый перец, а английская горчица – это «отдает провинцией. Господи, Джэнис, неужели ты сама не понимаешь?»

Но по-настоящему ее насторожили упоминания некой «Клер». Клер говорит это, Клер говорит то. Когда Джэнис поинтересовалась, кто это, он посмотрел на нее так, словно не понял, о ком его спрашивают.

– Клер, – напомнила она. – Ты повторил это имя раз двадцать. И кто же это?

– Ах, Клер. Из нашей группы. А что?

Джэнис не стала развивать эту тему, но в тот же вечер, когда он уснул перед телевизором, незаметно вытащила из его кармана мобильник и обнаружила два звонка от «Клер П». И вот теперь она желала знать всю правду. Это будет просто. Ей достаточно увидеть его вместе с этой женщиной. По его поведению она сразу поймет. Свет в гостиной погас, а в прихожей зажегся. Сеанс окончен. Сердце у нее заколотилось. Вот сейчас кто-то покажется на пороге. В кармане у нее зазвонил телефон. Черт, забыла выключить звук. Она достала сотовый, уже готовая нажать на «отбой», но, когда увидела, кто ей звонит, палец сам соскользнул с красной кнопки, и она в замешательстве уставилась на экран.

Звонил Кори. Он был в здании, в каких-то десяти метрах от нее. Сейчас откроется дверь, и он отчетливо услышит в стылом воздухе ее звонки. Палец снова потянулся к красной кнопочке, поколебался, нажал на зеленую.

– Привет, – радостно воскликнула она, прячась за угол лицом к стене и затыкая ухо пальцем. – Как все прошло?

– Ну, как… – Голос Кори звучал устало, раздумчиво. – Обычная история. Ты где?

– Где? Я… дома, где же. А что?

– Дома? Я тебе звонил на домашний. Ты не слышала?

– Нет, я… была на кухне. Готовила ужин. Возникла пауза.

– Мне перезвонить, сэкономим бюджет?

– Нет! Нет, Кори… не стоит. Ты разбудишь Эмили.

– Она спит? Еще нет шести.

– Ну… завтра нам в подготовительную, сам знаешь. – Она замолчала.

Им предстояла сдача документов. Эмили была уже в том возрасте, когда она вполне могла рассказать вечером отцу, что они уезжали из дома. Джэнис далеко зашла в своем вранье. Как бы это ей не аукнулось. Она сглотнула.

– Ты уже едешь?

Повисла пауза. Потом он спросил:

– Джэнис? Ты уверена, что ты дома? Больше похоже на то, что ты на улице.

– Конечно, дома, где ж еще. – Пульс у нее зашкаливал. Выброс адреналина такой, что аж в пальцах покалывало. – Кори, я должна идти. Она плачет. Я пошла.

Она нажала на красную кнопку и привалилась спиной к стене. Дышала учащенно, ее трясло. Мозг распирало от мыслей. Столько разных мыслей. Надо будет сочинить историю, будто они с Эмили вспомнили, что в доме что-то кончилось, – молоко, кофе, не важно, – и незапланированно поехали в магазин. А в доказательство она должна по дороге что-то прикупить. Или сказать, что Эмили здорово разревелась, пришлось срочно погрузить ее в машину и покатать по окрестностям, пока не успокоится, как они это делали, когда в младенчестве ее мучили колики. Следовало незамедлительно возвращаться домой и подготовиться, сделать ложь похожей на правду. Но она не может взять и уехать, проделав весь этот путь. Она должна увидеть Клер.

Взяв себя в руки, она снова выглянула из-за угла. И тут же отпрянула. Дверь открылась. Из здания выходили люди, звучали голоса, свет из прихожей падал на мостовую. Она накинула капюшон стеганой куртки и, опустив его пониже, опять выглянула. Вышла женщина в летах, в долгополом клетчатом пальто, с очень коротко стриженными седыми волосами, а за ней другая, в коричневом пальто с поясом. На Клер ни одна из них не тянула. Староваты. И мужеподобны. Тут дверь распахнулась шире, и вышел Кори, на ходу застегивая куртку. Он шел бочком, что-то говоря высокой и худой востроносой женщине с очень светлыми прямыми волосами. Она была в длинном кожаном пальто и сапогах на приличном каблуке. Она смеялась, слушая его. На крыльце она остановилась, замотала шею шарфом. Кори, уже успевший сойти на тротуар, обернулся к ней. Из клиники вышли еще двое. Женщина что-то сказала, Кори в ответ пожал плечами. Потер нос, озабоченно озираясь.

– Что такое? – В стылом воздухе голос женщины прозвучал отчетливо, как колокольчик. – В чем дело?

Кори помотал головой.

– Ничего. – Он продолжал оглядываться, как будто что-то обдумывал. Потом поднялся на пару ступенек, взял женщину за локоть, приблизив к ней лицо, и что-то шепнул.

Она нахмурилась и подняла на него глаза. Он еще что-то сказал, тогда она растопырила четыре пальца и тут же весело ими помахала.

– Как скажешь, – произнесла она с улыбкой. – Как скажешь, Кори. Увидимся через неделю.

Кори отошел от нее, продолжая озираться через плечо. Он вытащил из кармана ключи от машины и зашагал прочь. А его женой овладела паника. Джэнис почти бегом устремилась к своему «ауди», на ходу нащупывая в сумочке ключи. Еще издали она осознала: что-то не так. Сердце заколотилось глухо и мощно. Ее машина стояла метрах в двадцати, под уличным фонарем. И Эмили там не было.

– Эмили? – прошептала она. – Эмили?

Она помчалась к машине, уже не заботясь о том, что ее могут увидеть. Шарф куда-то улетел. И она чуть не выронила ключи. Подбежав, бросилась к окну и прильнула к стеклу.

Эмили играла с Джаспером на полу между сиденьями. Отстегнулась и сползла вниз. Они с куклой словно о чем-то разговаривали. Девочка изумленно вытаращилась при виде перекошенного лица своей мамы. Джэнис привалилась к машине, держась за сердце.

– Мам! – закричала ей Эмили через стекло. Она уже подпрыгивала на заднем сиденье. – Мам, догадайся, что случилось!

Набрав в легкие воздуха, Джэнис подошла к передней двери, залезла внутрь и повернулась к дочке.

– Что? Что случилось, солнышко?

– Джаспер укакался. Прямо в штаны. Ты купила ему подгузники?

– Магазин закрыт, солнышко. – Она попыталась улыбнуться. – Так что подгузников я не купила. Уж прости. Пристегнись, дорогая. Мы едем домой.