Текст книги "Опередить дьявола"
Автор книги: Мо Хайдер
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)
66
Дзын. Баржа задрожала. Скрип ржавого металла эхом отозвался в туннеле. Дзын.
Проди уже не стоял в воде. Он влез на палубу и теперь раскачивал лебедку, пытаясь сдвинуть ее с крышки люка. Фли, которую от него отделял какой-нибудь метр, смотрела на люк как завороженная. При каждом толчке полоска лунного света, пробивавшегося в отсек, на миг исчезала. Фли зажмурилась. При одной мысли о детской туфельке все внутренности у нее завязались в узел. Не говоря уже о яме, в которой погребена Марта, и о шлифовальном станке. Почему он вдруг заглох? Не потому ли, что ранее им разрезали человеческие косточки? И что было в том бутерброде? От этого монстра можно ждать чего угодно. Чего угодно.
Открыв глаза, она повернула голову в сторону люка на шпангоуте и в очередной раз присмотрелась к ящику с тросом. Рассиживаться некогда. Она должна…
Неожиданно Проди перестал раскачивать лебедку.
Тишина. Затаив дыхание, она вперилась в крышку люка. После долгой паузы он тяжело опустился на палубу и окончательно перекрыл лучик лунного света. Он лежал непосредственно над ней. В каких-то сантиметрах. Она слышала его дыхание. Слышала, как шорхала его нейлоновая куртка. Оставалось только удивляться, что она не слышит, как бьется его сердце.
– А, вот ты где! Я тебя вижу.
Она вздрогнула. И буквально вжалась в переборку.
– Вижу, вижу. Что с тобой? Вдруг затаилась как мышка.
Она поднесла кончики пальцев к вискам, почувствовала, как бьется пульс, сделала страшную гримасу и попыталась загнать безумие обратно. А он, не дождавшись ответа, поднес рот к самой щели в люке. Его дыхание вдруг стало прерывистым. Он мастурбировал – или делал вид. Узел у нее в животе затянулся еще сильнее при мысли о маленькой девочке, скорее всего даже не знавшей, что такое секс и уж тем более зачем взрослый мужчина захотел с ней этим заняться. О маленькой девочке, или что там от нее осталось, лежащей в могильнике меньше, чем в пятидесяти метрах от нее. Над ее головой Проди как будто фыркал, втягивая щеки. Сквозь щель просочилась капля и повисла на потолке. Слеза или слюна – непонятно. Подрожав в лунном свете, капля сорвалась вниз: шлеп.
Она трезвым взглядом оглядела люк. Капля… это была какая-то жидкость, но не семя. Хотя именно это пытались ей внушить. Он мотает ей нервы. Но почему? Почему просто ее не прикончить? Она пригляделась к проделанной в корпусе шлифовальным диском прорези, через которую проникал свет. Кажется, она поняла почему. Он этим занимался, понимая, что не в силах до нее добраться.
Она снова почувствовала прилив энергии. И заставила себя оттолкнуться от стены.
– Что ты там делаешь? А, сучка?
Она беззвучно вдохнула и выдохнула ртом и тихо подошла к рюкзаку.
– Сучка.
Он снова забарабанил по палубе – дзын дзын дзын, – но на этот раз она не дернулась. Она была права, он не мог до нее добраться. Действительно не мог. Она начала вытаскивать все из рюкзака. Карбид кальция, парашютный трос, зажигалки. Все это она складывала на полочке под ящиком с веревкой. Штука в том, чтобы заделать в ящике внешнее отверстие, выходящее на палубу. Например, с помощью окровавленной футболки. Надо только дождаться, когда он уйдет. Рано или поздно это случится, она не сомневалась. Не будет же он вечно торчать на палубе. Она нашла доставшуюся от него, теперь пустую, пластиковую бутылку, опустила ее в стоячую воду и подождала, пока та наполнится. Потом подняла бутылку над головой и, сжимая ее, вбрызнула воду в ящик. Снова наполнила водой и повторила.
– Что ты там, сучка, делаешь? – Проди поерзал над люком. Он представлялся ей сейчас гигантским пауком, перемещающимся так и этак, только бы увидеть, что она затеяла. – Отвечай, или я спущусь и разберусь с тобой на месте.
Она переглотнула. Закачав в ящик около литра воды, она вытряхнула из бутылки остатки и положила ее в сетку рюкзака, горлышком вниз, чтобы дать ей просохнуть. В слабом лунном свете она нашла долото и шестидюймовый гвоздь, которым еще недавно орудовала вместе с расточкой. Без спешки приладив гвоздь и тихо постукивая по шляпке долотом, она принялась тюкать по пластиковой оболочке зажигалки. Проди прислушивался ко всем звукам, громко дыша у нее над головой. Ей даже помнилось, что его холодный зрачок неотступно следует за ней, когда она нагибается, чтобы аккуратно вылить содержимое зажигалок в бутылку. Наконец она разогнулась и встряхнула бутылку, глядя, как на донышке плещется немного жидкости. Хотя зажигалки были полные, горючего набралось от силы сто миллилитров. Хватит на то, чтобы смочить конец парашютного троса и сделать своего рода фитиль. А остаток придаст ацетилену большую взрывную силу.
– Скажи, что ты там, сучка, делаешь, или я спущусь.
Она сглотнула. Поднесла к трахее большой и указательный палец и слегка сжала горло, чтобы голос так не дрожал.
– Давай. Спускайся и увидишь.
Возникла пауза. Похоже, он не поверил собственным ушам. И вдруг давай рвать руками крышку люка и бить по ней с криками и матерщиной. Она задрала голову. «Он не может сюда проникнуть, – сказала она себе. – Не может». Не сводя глаз с люка, она шарила в рюкзаке в поисках какой-то емкости, чтобы перелить туда горючую жидкость и защитить от воды в ящике. Крики смолкли. Тяжело дыша, Проди сполз с палубы обратно в канал. Она слышала, как он ходил вокруг баржи, ища способ проникнуть внутрь. И не находил. Ему надо или снова каким-то образом запускать шлифовальный станок, или вылезать из шахты в поисках новой мощной техники, а иначе никак. Она его побьет его же оружием.
Она нашла пластмассовый контейнер с запасными батарейками для фонарика. Поставила его на скамейку, повернулась за бутылкой, и тут ее захлестнула волна тошноты и дикой слабости. Она поспешила поставить бутылку и села, вдыхая полной грудью, чтобы как-то восстановиться. Широко открыв рот, она втягивала в легкие воздух, но из тела уходили последние силы к сопротивлению. Запахи горючей жидкости, гниения и страха помрачили рассудок, из груди в пищевод поднялся ком острой горечи. Она едва успела сесть на скамью и упереться ногами. От всех мыслей, от всех ее желаний осталась лишь ничтожная красная точка слабо мерцающей электрической деятельности в центре вялого мозга.
67
В половине пятого ночи Чарли Стивенсон заморгал, открыл рот и заорал в голос. Скай зашевелилась в своей спальне. Потерев глаза, сонно потянулась к Найджелу, но вместо теплого тела наткнулась на холодную простыню. Она застонала, перевернулась на спину и подняла голову к потолку, на который проецировались цифры – 4:32. Ее руки бессильно упали на лицо. Полпятого. Излюбленное время Чарли.
– О боже, Чарли. – Она надела халат, в полусне сунула ноги в домашние тапки. – Боже мой.
Она прошаркала в детскую – сомнамбула, идущая на слабое свечение ночника с изображением Винни Пуха. Там было темно. И холодно – чересчур холодно. Подъемное окно открыто. С полузакрытыми глазами она подошла и опустила раму. Когда она ее подняла? В памяти это не отложилось, но в ее мозгу в последнее время сущая каша. Она глянула на освещенную луной дорожку вдоль дома. На стоящие в ряд мусорные баки. Пару месяцев назад к ним в дом кто-то залез. Через застекленную дверь в гостиной. Ничего не взяли, но это-то ее больше всего и напугало; уж лучше бы всё вынесли. После этого случая Найджел всюду на первом этаже поставил замки. Теперь надо не забывать, что их надо запереть на ночь.
Чарли весь скривился. Его крошечная грудная клетка ходила ходуном от рыданий.
– Ах ты, маленький разбойник. – Она улыбнулась ему. – Разбудил мамочку.
Она завернула его с руками в одеяльце и понесла к себе, по дороге нашептывая ему в ухо, что он сведет ее в могилу и что, когда ему стукнет восемнадцать и он начнет ходить на свидания, она ему это припомнит. На улице ветрено. Деревья, сгибаясь и раскачиваясь, отбрасывают на потолок необычные тени. Гуляющий по дому сквозняк колышет занавески. Они вздуваются, взмывают вверх.
Подгузник оказался сухим, поэтому она положила Чарли на подушку и в полусонном состоянии забралась к нему под бочок. Она уже начала расстегивать бюстгальтер для кормления и вдруг замерла. Села на кровати, глаза широко открылись, сна ни в одном глазу, сердце заколотилось. За окном детской что-то звякнуло. Она приложила палец к губам.
– Чарли, лежи спокойно. – Она тихонько выскользнула из постели и босиком вернулась в детскую. Оконное стекло дрожало. Она подошла и, прижавшись к нему лбом, выглянула наружу. На земле валялась крышка от мусорного бака. Сорвало ветром.
Она задернула занавески, вернулась в спальню и забралась в постель. Вечная проблема в отсутствие Найджела. У нее разыгрывается воображение.
– Бестолковая мамаша. – Она привлекла к себе Чарли, спустила бюстгальтер, обнажив грудь, и дала ему присосаться. После чего откинулась на спину и мечтательно закрыла глаза. – Бестолковая мамаша со своими бестолковыми фантазиями.
68
Рассвет застал Кэффри спящим во всей одежде, в полусогнутом состоянии, на четырех кресельных подушках, которые он бросил на пол в своем офисе в три часа ночи. Снились ему, смешно сказать, драконы и львы. Львы, совсем как настоящие, скалили основательные желтые зубы с налетом слюны и крови. Он лицом чувствовал их горячее дыхание и четко видел их жесткие гривы. Драконы, наоборот, были двухмерные оловянные существа, почти игрушечные, словно одетые в броню. С лязгом и грохотом, с развевающимися знаменами они носились по полю битвы. И так и сяк крутили своими длинными железными шеями. Огромные, они давили львов, как будто это были муравьи.
Временами он как бы пробуждался. Как бы выныривал на поверхность, где плавали издевательские ошметки его «прозрений». Мелкие детали, которые ему не удалось распутать до погружения в сон. Кислое лицо Проди, отъезжающего на своей машине, сидело в нем занозой. Фли, на три дня уехавшая ползать по горам, – что-то здесь не так. И кое-что похуже. Удручающая, пугающая данность: Тед Мун до сих пор разгуливает на свободе. И без вести пропавшие Марта и Эмили, тому уже шесть дней.
Он окончательно проснулся, но лежал с закрытыми глазами, ощущая холод и онемелость во всем теле. Улавливал домашний собачий запах из-под радиатора, где лежал Мирт. Слышал шум проезжавших машин, и разговоры людей в коридоре, и звонки мобильных телефонов. Значит, наступило утро.
– Босс?
Он открыл глаза. Пыльный пол. Под столом валяются скрепки и скомканная бумага. В дверях – пара изящных женских лодыжек, которые выглядывали из начищенных туфелек на высоком каблуке. И рядом мужские туфли и брюки. Он поднял глаза. Тернер и Штучка. Оба с какими-то листками в руках.
– Господи. Который час?
– Семь тридцать.
– Черт. – Он протер глаза, приподнялся на локте и часто заморгал. Мирт, спавший на подстилке под окном, зевнул, сел и встряхнулся. Кабинет, словно после бомбежки, свидетельствовал: его хозяин провел полночи без сна. Белая доска испещрена заметками и фотографиями – вот снимки Шэрон Мейси, сделанные во время вскрытия, вот кухня Костелло на конспиративной квартире: сломанное окно, кружки в сушилке. Его стол, заваленный грудами бумаг, разноцветными виниловыми конвертами с кадрами из мест совершения преступлений, распечатки наспех нацарапанных заметок и целая армада чашек с недопитым кофе. Плавильный котел, из которого так ничего и не вышло. Ни одной зацепки. Никаких предположений, чего дальше ждать от Муна.
Он растер ноющую шею и с прищуром посмотрел на Штучку.
– Появились какие-то ответы?
Она сделала кислое лицо.
– Скорее, новые вопросы. Вы не возражаете?
– Заходите. – Он вздохнул и жестом пригласил их в кабинет. – Ну же, давайте.
Они вошли. Штучка, прислонясь к столу, скрестила на груди руки, а ноги целомудренно свела вместе. Тернер, развернув стул, уселся верхом в стиле родео, локти на спинке, и уставился на босса.
– Начнем с начала. – Тернер, по всему видно, тоже спал мало. Галстук у него сполз набок, волосы давно не мытые. Зато серьга в ухе по-прежнему отсутствовала. – Ночью поисковые собаки обнюхали кротовые ходы под ангаром Муна.
– И что нашли? А! – Кэффри отмахнулся. – Можешь не отвечать. По лицу вижу, что ничего. Еще?
– Сегодня утром я получил результаты судебно-психиатрической экспертизы.
– Он заговорил в тюрьме?
– Не то слово. Грузил всех, кто останавливался больше, чем на секунду. Все десять лет только то и делал, что исповедовался.
Это уже важно. Кэффри спустил ноги и сел прямо, фиксируя взгляд, чтобы комната по возможности обрела привычные очертания.
– Та-ак? Заговорил, значит?
– Все то же, о чем говорил его папаша. Он убил Шэрон из-за пожара, из-за смерти матери. Не оправдывался, ни о чем не жалел. Черно-белая картина. Все психиатрические отчеты сводятся к одному выводу.
– Блин. А чета Мейси? Вы их нашли?
Тернер мотнул головой в сторону Штучки. С выражением лица, как бы говорящим: «Ваши показания, барышня». Та прочистила горло.
– Значит, так. Один из моих ребят выследил чету Мейси в два часа ночи, когда они возвращались из паба домой. Я с ними только что позавтракала. – Одна бровь у нее иронически поднялась. – Симпатичная пара. А главное, продвинутая. Свято верят в то, что у машин вместо колес кирпичи, а место холодильника в саду. Видимо, в пабах проводят больше времени, чем дома. Но поговорить со мной согласились.
– И?
– Пустышка. После того как Шэрон исчезла, они от Муна ничего не получали. Ничегошеньки.
– Ни записок? Ни писем?
– Ничего. Ни до, ни после ареста Теда. Как вам известно, на суде он не открывал рта, и родители Шэрон по большому счету не верят, что он еще попробует с ними связаться. Они даже его имя вслух не произносят. Они позволили вашему приятелю из лаборатории высоких технологий осмотреть их дом. Кью? Он мне сказал, что его так зовут, хотя, по-моему, у него извращенное чувство юмора. Какими только штуковинами он не проверял, однако ни черта не нашел. Никаких скрытых камер, nada[34]34
Ничего (исп.).
[Закрыть]. Мейси живут там тыщу лет, много раз перестраивали дом, но не находили ничего подозрительного.
– Как насчет Питера Муна и матери Мейси? Какие-то шуры-муры?
– У них не было романа. Я ей верю.
– Вот черт. – Он откинул прядь с лица. Ну почему в деле Теда Муна каждая тропка упирается в непрошибаемую каменную стену? Почему Мун и его действия никак не соединяются? Тогда как в удачном расследовании все ниточки идеально сходятся в одном месте. – Ну а остальные? Брэдли, Бланты?
– Тоже пусто. Во всяком случае, по утверждению оэсэсниц, а они, как известно, обычно докапываются до истины. Возможно, мы имеем дело со статистической аномалией, но, похоже, во всем объединенном королевстве только у этих двух пар нет никаких интрижек на стороне.
– А Дамьен? Он ведь расстался с женой.
– Это была не его идея – поломать брак, а Лорны. Если это вообще можно назвать браком. Он говорит, что они были женаты, но мы не нашли никаких документальных подтверждений. Назовем это полюбовным соглашением двух иностранных подданных.
Кэффри встал и подошел к белой доске. Он изучал фотографии конспиративной квартиры Костелло, в которую проник Мун: кухня, пустая двуспальная кровать, где спали вдвоем Эмили и Джэнис. Пора уже сделать шаг вперед. Найти новую перспективу. Он разглядывал пародию на синий «воксхолл» – костелловскую машину на осмотре у оэмпэшников. Исследовал лица (вот, например, Кори Костелло, серьезно смотрящий в объектив камеры) и линии, которыми соединил фотографии, чтобы потом свести их все к Теду Муну на вершине. В очередной раз он заглянул в эти глаза. Ноль эмоций. Никакого озарения.
Он без слов перенес стул к окну. Сел спиной к подчиненным, лицом к унылому уличному пейзажу. Небо цвета серой униформы. Автомобили, рассекающие лужи. Он чувствовал себя старым. Даже дряхлым. Каким будет его следующее дело? Очередной грабитель, или насильник, или педофил, который сдерет с него шкуру и перемелет все его косточки?
– Сэр? – начала было Штучка, но Тернер ее зашикал.
Кэффри к ним не повернулся. Он понял смысл этого «ш-ш-ш». Тернер не хотел, чтобы Штучка прервала ход его мыслей. Ибо верил, что шеф анализирует, глядя в окно, всю полученную информацию, и его блестящий мозг в результате выдаст рецепт спасительного эликсира. Тернер в самом деле, без дураков, верил, что босс сейчас развернется и предъявит догадку, как иллюзионист в цирке предъявляет извлеченный из шляпы яркий букет.
«Добро пожаловать в страну горьких разочарований, дружище, – подумал Кэффри. – Надеюсь, тебе здесь нравится, потому что в обозримом будущем полицейский участок будет нашим домом».
69
Ранним утром траву в большом саду в районе Йеттон Кейнелл покрывала изморозь, зато в коттедже было тепло. Ник разожгла камин в гостиной, где сидела и Джэнис, ближе к окну, на фоне которого в свете промозглого зимнего дня вырисовывался ее четкий силуэт. Она даже не пошевелилась, когда ее сестра открыла дверь в назначенное время и провела в дом гостей. Хотя Джэнис никто не представлял, все ее тотчас узнавали. Вероятно, по осанке. Люди один за другим подходили к ней и, назвавшись, бормотали:
– То, что случилось с вашей девочкой… я вам очень сочувствую.
– Спасибо, что позвонили. Нам как раз хотелось поговорить об этом с кем-то изнутри.
– Полиция у нас все переворошила. До сих пор не верится, что он за нами следил.
Джэнис кивала, пожимала руки и пыталась улыбаться. Но сердце ее заледенело. Первыми пришли Бланты. Нил, высокий и стройный, оказался той же шотландской масти, что и Кори, – рыжеватые кудри, брови и ресницы. У Симоны были белокурые волосы, оливковая кожа и карие глаза. Джэнис всматривалась в их лица. Нет ли в них чего-то такого, что привлекло к ним внимание Муна. Сделало их мишенью. Роза и Джонатан Брэдли выглядели еще хуже, чем на фотографиях в газете. У Розы, настоящей блондинки, кожа сделалась до того прозрачной, что выступили все прожилки. Строгие эластичные брючки, мягкие туфли и розовый пуловер с узорами. И такой же розовый шарфик вокруг шеи. Было что-то жалкое в этом шарфике – отчаянное стремление выглядеть как надо. Они с Джонатаном пожали руку Джэнис и как-то застенчиво уселись на соседние стулья с чашками чая, который хозяйка дома налила им из чайничка, стоявшего подле камина. Последним пришел Дамьен Грэм, и в этот момент Джэнис окончательно поняла, что идея внешнего сходства абсолютно порочна. Высокий, чернокожий, с мощными ляжками и широкими плечами, с коротким «ежиком», он не имел ничего общего ни с Кори, ни с Джонатаном, ни с Нилом.
– Мать Алиши, Лорна, прийти не сможет, – сказал он, явно чувствуя себя не в своей тарелке в этой изящной загородной гостиной. Он занял последний стул – нечто орнаментальное, витое, воздушное, лишь подчеркивающее его телесность – и принялся озабоченно поправлять складки брюк. Потом закинул ногу на ногу – стул под ним жалобно скрипнул.
Джэнис тупо на него уставилась. На нее накатила страшная усталость. Говорят, в такие времена человек чувствует себя опустошенным, онемелым. Если бы. Всё лучше, чем эта жестокая острая боль под ребрами, на месте желудка.
– Послушайте. Позвольте, я все-таки представлюсь. Джэнис Костелло. А там, в уголке, мой муж Кори. – Она подождала, пока все, развернувшись, ему приветственно помахали. – Наши имена вам не знакомы, поскольку их сохраняли в тайне, после того как нашу девочку… как ее увезли.
– В газетах писали про другой такой же случай, – сказала Симона Блант. – Мы все в курсе. Только не знали ваши имена.
– Их не сообщали из соображений нашей безопасности.
– Камеры, – прошептала Роза. – Он установил камеры в вашем доме?
Джэнис кивнула. Она смотрела на свои руки, лежащие на коленях, сквозь кожу просвечивали вены. При всем желании она не могла вдохнуть в свой голос ни энтузиазма, ни хоть какой-то экспрессии. Каждое слово давалось ей с трудом. Наконец она подняла голову.
– Я знаю, с вами говорили полицейские. Я знаю, они по многу раз уточняли все детали, но так и не поняли, что между нами общего. Тогда я подумала: может, если собраться вместе, то мы сообразим, почему он выбрал именно нас? И поймем, кто будет следующим? Я думаю, на этом он не остановится. И полиция тоже так думает, пусть и не говорит об этом вслух. А если мы вычислим, кто следующий, то появится шанс его поймать… и узнать, что он сделал с нашими… – Она набрала в легкие воздуха и задержала дыхание. Она избегала встречаться взглядом с Розой, прекрасно зная, что прочтет в ее глазах, и опасаясь, что в результате может распрямиться так долго сжатая в ней пружина. Лишь обретя вновь голос, она выдохнула. – Но вот мы все встретились, и я думаю, какая же я дура. У меня была слабая надежда, что мы чем-то похожи. Внешность, пристрастия, наши дома, какие-то общие ситуации. Ничего общего. Я гляжу на нас и вижу, что мы совершенно разные. Извините, что я вас вытащила.
Она выдохлась. Окончательно выдохлась.
– Мне очень жаль.
– Нет. – Нил Блант подался вперед так, что она поневоле на него посмотрела. – Не извиняйтесь. Если у вас есть такое интуитивное ощущение, вы должны за него держаться. Возможно, вы правы. Возможно, нас действительно что-то объединяет. Не вполне очевидное.
– Нет. Поглядите сами.
– Что-то такое должно быть, – стоял он на своем. – Может, мы ему кого-то напоминаем. Из его детства.
– Или наша работа? – вставила Симона. – Что-то в наших профессиях. – Она повернулась к Джонатану. – Чем вы, Джонатан, занимаетесь, я знаю, об этом писали в газетах. А вы, Роза?
– Я секретарша. В остеопатической клинике Френчи. – Она подождала комментариев. Все молчали. Она грустно улыбнулась. – Не самая интересная работа, я знаю.
– Дамьен?
– Я в компании «БМВ». Пробиваюсь наверх в отделе продаж. Я считаю это самым важным подразделением. Если ты ас по продажам, то ты на вершине мира. Но тут надо быть охотником, добивать свою добычу… – Он осекся – все смотрели на него молча. Он откинулся на спинку стула и развел руки в стороны. – Такие дела, – пробормотал он. – Отдел продаж «БМВ». В шопинг-центре «Криббс Козуэй».
– А вы, Джэнис? Чем вы занимаетесь?
– Издательское дело. Когда-то была литературным редактором. Сейчас фрилансер. А Кори у нас…
– Консультант в типографии, – подал голос Кори, ни на кого не глядя. – Занимаюсь маркетинговой стратегией. Объясняю, как улучшить свой имидж.
Симона откашлялась:
– Финансовый аналитик. А Нил трудится в Бюро по работе с гражданами. Специализируется на вопросах опеки детей во время разводов. Но это вам ни о чем не говорит?
– Нет.
– Боюсь, что ни о чем.
– Может, мы не с того конца заходим?
Все повернулись. Лицо Розы Брэдли, ссутулившейся на стуле, казалось одновременно смущенным и вызывающим. Она без конца расправляла на плечах пуловер, и он задрался на спине: испуганная ящерка в коже на вырост. Ее светлые глаза неуверенно выглядывали из-под полуопущенных ресниц.
– Простите? – переспросила Симона.
– Я говорю, может, мы не с того конца заходим? Может, мы его знаем?
Все переглянулись.
– Но мы только что согласились, что мы его не знаем, – возразила Симона. – Никто из нас никогда не слышал о Теде Муне.
– А если это не он?
– Если кто не он?
– Похититель детей. Тот, кто всем этим занимается. Я хочу сказать, мы тут сидим и рассуждаем, исходя из того, что полиция права. Что это Тед Мун. А если они ошибаются?
– Но… – начал кто-то и не договорил.
Сидящие в комнате словно оцепенели. Лица вытянулись. Наступила долгая пауза – все пытались осмыслить сказанное. И вот один за другим стали поворачиваться от Розы к Джэнис в ожидании разъяснений. Так дети смотрят на учителя. С надеждой, что признанный авторитет поможет им выбраться из трясины, в которую они угодили.