Текст книги "Психиатрическая власть"
Автор книги: Мишель Фуко
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
вым интеллектуальным и душевным привычкам. Как они касаются власти: подавить власть безумца нейтрализовать
407
внешние власти, которые могут на него воздействовать; установить над ним власть терапевтики и дисциплины – так называемой «ортопедии». И именно институцию как место, как форму распределения и функционирования этих властных отношений атакует антипсихиатрия. За обоснованиями госпитализации, позволяющей в очищенном пространстве констатировать якобы то, что есть, и вмешиваться якобы там, тогда и так, как нужно, антипсихиатрия выявляет отношения господства, присущие институциональным связям: «Чистая власть врача, – говорит Ба-залья, подводя в XX веке итоги рекомендаций Эскироля, – возрастает столь же головокружительно, сколь ослабевает власть больного, который в силу одного того, что он госпитализирован, становится бесправным гражданином, отданным на откуп врачу и его санитарам, которые могут делать с ним все что хотят без опасений быть призванными к ответу».* Мне кажется, что различные формы антипсихиатрии можно разделить по их стратегиям в борьбе с этой игрой институциональной власти: одни уклоняются от нее путем двустороннего и свободно заключаемого договора сторон (Шац); другие выстраивают особое пространство в котором эта игра прекращается, а ее рецидивы
пресекаются (Кингсли-холл); третьи отслеживают один за
другим
эспекты этой игры и пытаются искоренить их в институции
(Купер с его 21-м павильоном); четвертые иiuvt в ней связь с другими властными отношениями предопре-пелишпими изоляцию индивида как душевнобольного еще до
делившим плилц мм mj
лечебнипы (Базалья^ Властные отношения составляли априори психичтпической птктики: они обусловливали функциониро-ваниГбоп1н ИЧной ингтитунии распределяли в ней взаимоотно-т™ Г„дм«ипп« диктпТ™ фогшы медицинского вмешатель-
^ иТ„х7п™ятпи.р^ий пепенопот заключается в том что ства. и антипсихиатрическии ™Р е™Р" проблематики
эти властные отношения помещают^ р Р
ставятся под вопрос в первую очередь.
Между тем основной предпосылкой этих властных связей было абсолютное правовое преимущество не-безумия над безумием. Преимущество, которое выражалось в терминах знания, действующего на незнание, здравомыслия (доступа к реаль-
*BasagliaF,,ed. L'Instituzione negata. Rapporto da un ospcdate psi-chiatrico. P. 11.
408
ности), устраняющего заблуждения (иллюзии, галлюцинации, фантазмы), нормальности, воцаряющейся над расстройством и отклонением. Эта тройственная власть и конституировала безумие в качестве объекта возможного познания для медицинской науки, в качестве болезни – притом, что «субъект», пораженный этой болезнью, сразу же дисквалифицировался как безумец, лишался всякой власти над своей болезнью и всякого знания о ней: «О твоих страданиях и о твоей непохожести на других мы знаем достаточно (так что ты можешь не сомневаться), чтобы распознать в них болезнь; а наши знания об этой болезни позволяют быть уверенными, что ты никоим образом не можешь действовать на нее или по отношению к ней. Наша наука позволяет нам считать твое безумие болезнью, а потому мы, врачи, призваны вмешаться и диагностировать у тебя безумие, не допускающее причисления тебя к обычным больным: таким образом, ты будешь душевнобольным». Эта игра власти, обосновывающей знание, которое в свою очередь предоставляет права на эту власть, характерна для «классической» психиатрии. И этот круг берется разорвать антипсихиатрия: она ставит перед индивидом задачу и дает ему право пойти в своем безумии до конца, довершить его в опыте которому могут способствовать и другие но только не от имени власти якобы им врученной их разумом или нормальностью; она освобождает его поступки страдания желания от медицинского который придавался им ранее,
ОЧиН1ЯРТ My от гтиаг'тття лл
сим-птоматики означавших не просто классификацию но пшнятое решение приговор; и наконец она развенчивает отожлегтнпГ ние безумия с душевной болезнью укреплявшее™ с XVII J™ и завершенное в XX веке. , Р* Л ВСКа
Демедикализация безумия коррелятивна этой постановке под вопрос власти в антипсихиатрической практике. Это позволяет оценить степень расхождения последней с «депсихиатризацией», характеризующей в равной степени психофармакологию и психоанализ, основанные скорее на сверхмедикализации безумия. И открывается проблема возможности отрыва безумия от той разновидности знания-власти, какою является познание. Может ли производство истины безумия осуществляться в формах не сводящихся к формам познания? Воображаемая, казалось бы, проблема, совершенно утопический вопрос. Между тем пробле-
27 Мишель Фуко
409
ма эта ежедневно поднимается на конкретном уровне, в связи с ролью врача – статусного субъекта познания – в деле депси-хиатризации.
*
Семинар этого учебного года был посвящен поочередно двум темам: истории больничной институции и архитектуры лечебниц в XVIII веке и судебно-медицинской экспертизе в психиатрической области после 1820 года.
ЖАК ЛАГРАНЖ
КОНТЕКСТ КУРСА
Прочитанный между 7 ноября 1973 года и 6 февраля 1974 года курс лекций «Психиатрическая власть» поддерживает с предшествующими работами Мишеля Фуко парадоксальную связь. Он продолжает их, исходя, как говорит об этом сам Фуко в лекции от 7 ноября 1973 года, из пункта, в котором «завершилась или во всяком случае была прервана работа, предпринятая [...] ранее в „Истории безумия"». Действительно, эта книга подготавливала почву для дальнейших исследований, призванных восстановить «основополагающий, но исторически подвижный фон, обусловивший развитие понятийного аппарата от Эскиро-ля и Бруссе до Жане и Фрейда».1 Фуко подтверждает эти слова и в неопубликованном интервью Колину Гордону и Полу Паттону от 3 апреля 1978 года: «Когда я писал Историю безумия" эта работа представлялась мне первой частью или началом исследования, которое до
piiy ПОЛЛ
Но вместе с тем курс отступает от направления предшествующих исследований, как свидетельствуют об этом рекомендации Мишеля Фуко обратить внимание на эти сдвиги и «отметить то, что рассмотрено теперь под иным углом и в более ясном свете».2 Речь идет о «душевной болезни» в отличие от «ментальной медицины», которая изучалась в первых книгах Фу-
1 Foucault M.Histoire de la folie в l'вge classique. 2 йd. Paris: Galli-mard, 1972. P. 541.
2 Foucault M.Dits et Йcrits. 1954—1988/ Йd. par D. Defert & F. Ewald, collab. J. Lagrange. Paris: Gallimard, 1994. 4 vol. [далее: DE]. IV. N 338. P. 545 («Использование удовольствий и техники себя» [ноябрь 1983]).
413
ко:3 так, в предисловии к первому изданию «Истории безумия» автор представляет свой труд как «историю не психиатрии, но самого безумия, в его собственной жизнеспособности, прежде его поимки знанием».4 И хотя лекционный курс продолжает анализ, прерванный было в «Истории безумия», он продолжает его в иной перспективе, на новой территории и с помощью нового понятийного инструментария. В связи с этим возникает вопрос: что обусловило возможность и необходимость этих сдвигов? Чтобы ответить на него, нужно выяснить, как возник этот курс – не только в том, что касается концептуальной динамики, заставившей Фуко уделить важнейшее и стратегическое место власти и ее диспозитивам, но и в контексте поля проблем, с которыми психиатрия столкнулась в 1960-е годы и которые вывели на передний план вопрос о ее власти.
1. Задача курса
В первой лекции предполагалось избрать в качестве исходной точки современную ситуацию в психиатрии с точки зрения вклада, внесенного антипсихиатрией в пересмотр вопросов, связанных с «властными отношениями, [которые] определяли функционирование больничной институции и [[..] диктовали формы медицинского вмешательства»,5 и провести в свете настоящего ретроспективный анализ исторического формирования этого диспозитива власти. Такой подход к созданию истории психиатрии не является традиционным.6 В отличие от попыток восстановить эволюцию понятий или доктрин анализировать работу институтов в которых осуществляет свое
3 Foucault М.[1] Maladie mentale et Personnalitй. Paris, Presses uni-versitaires de France, 1954; [2] Maladie mentale et Psychologic Version modifiйe. Pans: Presses universitaires de France, 1962.
4 Foucault M.[1] Folie et Dйraison. Histoire de la folie а Page classique. Paris: Plon, 1961. P. VII (Введение); [2] DE. I. N 4. P. 164.
5 Foucault M.DE. II. N 143. P. 685. См. также выше: с. 408.
6 По отношению к исследованиям по истории психиатрии, как предшествующим курсу «Психиатрическая власть», так и последующим. Ср., в частности: Ackernecht E. H.A Short History of Psychiatry. New York: Hafner, 1968.
действие психиатрия, избранный Фуко метод построения истории психиатрического диспозитива стремится выявить ее силовые или, наоборот, критические линии, возможные точки сопротивления или наступления. Так, в отличие от ранних работ автора, речь более не идет о суде над психиатрией, обвиняемой в сокрытии за своими нозологическими абстракциями и каузалистским образом мысли подлинных условий ментальной патологии.7 Фуко уже не стремится, как в «Истории безумия», понять, почему на определенном этапе истории наших отношений с безумцами их стали помещать в особые учреждения, предназначенные для ухода за ними. Теперь он берется поставить историю на службу выявления тайной преемственности, объединяющей наши нынешние депозитивы с феноменами прошлого, связанными с той или иной системой власти, с целью уточнить цели борьбы: «В области психиатрии, – утверждал Фуко в мае 1973 года, – важно, как мне кажется, выяснить, каким образом психиатрическое знание и психиатрический институт установились в начале XIX века, [...] если сейчас мы хотим бороться со всеми инстанциями нормализации».8 С этим и связана новизна проблематики курса. Ведь прежде, даже если подчас и рождалось подозрение, что свет медицинской истины оставался погружен в тень силовых отношений, выражавшихся в виде авторитета и господства,9 оно не приводило к анали-
7 Тогда как, например, в предисловии к переводу книги Л. Бинсван-гера «Сновидение и существование» (BinswangerL.Le Rкve et l'Exis-tence/ Trad. J. Verdeaux. Paris: Desclйe de Brouwer, 1954. P. 104) Фуко говорил о склонности психиатров «рассматривать болезнь как „объективный процесс", а больного – как инертную вещь, в которой этот процесс разворачивается». См. также: Foucault M.DE. I. P. 109.
8 Foucault M.DE. И. N139. P. 644 («Истина и юридические формы» [июнь 1974]). Ср. также интервью М. Фуко, записанное 8 октября 1976 г. на Радио-Франс под названием «Наказывать или лечить»: «Я считаю этот исторический анализ политически важным, поскольку необходимо четко определить то, с чем борешься».
9 Foucault M.Histoire de la folie. P. 606: «Медицинскому персонажу удается очертить безумие не потому, что он его знает, но потому, что он властен над ним; и то, что для позитивизма выразится в понятии объективности, есть лишь другая сторона, отражение этого господства».
414
415
зу тщательно разработанной и расчетливо иерархизированной власти, основополагающей для лечебницы. По поводу власти Фуко позднее признавался: «Я вполне сознаю, что практически не употреблял этого слова и не имел перед собой связанного с ним аналитического поля».10
Проблема психиатрической власти вышла на авансцену, несомненно, благодаря стечению двух обстоятельств: концептуальной динамики исследований самого Фуко и общей ситуации шестидесятых годов.
Осуществленный Фуко сдвиг выразился уже в том, что он переместил основной акцент на институциональное «насилие» и формы «господства», свойственные тому, что в курсе лекций в Коллеж де Франс за 1971/72 учебный год «Уголовные теории и институты» назвал «фундаментальными формами „знания-власти"»." Конечно, эта перестановка была связана с интересом к судебно-медицинским экспертизам – предмету проводившегося Фуко семинара, – которые привели его к необходимости понять, как и почему столь сомнительный при всех своих научных притязаниях дискурс повлек за собой столь впечатляющие властные эффекты в уголовной практике. Интерес этот особенно обостряли судебные процессы, имевшие широкий резонанс: дела Денизы Лаббе и Жака Альгаррона (1955), Жоржа Рапена (1960) упомянутые 8 января 1975 года в курсе «Ненормаль-ные» п И внимание к проблемам тюрем также убеждало Фуко в том что именно «в терминах технологии тактики и страте гии» следует рассматривать проблему власти.13 Но вместе с тем нужно было чтобы в силу конъюнктуры вопрос о психиатрии уже не ставился в терминах теоретического обоснования, как
10 Foucautt M.DE. III. N 192. Р. 146 (интервью А. Фонтана и П. Пас-кино [июнь 1976]).
11 Foucautt M.DE. П. N 115. P. 390 («Уголовные теории и институты» [1972]).
12 Foucautt M.Les Anormaux. Cours au Collиge de France, 1974– 1975 / Йd. s. dir. F. Ewald & A. Fontana, par V. Marchetti & A. Salom-oni. Paris: Gallimard/ Seuil, 1999. P. 16—20, 35, 143—144 (рус. пер.: Фуко M.Ненормальные. СПб.: Наука, 2004. С. 21—24 38—39 41—42 190—191).
13 Foucautt M.DE. III. N 197. P. 229 («Властные отношения проникают в тело» [январь 1977]).
это было еще в 1950-е годы, когда, напоминает Фуко, «одной из центральных была проблема политического статуса науки и идеологических функций, проводником которых она может быть»,14 но «просто-напросто выявлял этот фундаментальный устой – власть. Кто обладает властью? На кого она действует? Чего она добивается? Как она функционирует? Чему она служит? Каково ее место среди других властей?».15
Разумеется, первый ответ на послевоенный кризис психиатрии был, как минимум, столь же политическим, сколь и медицинским. Об этом свидетельствует «антиалиенистское» движение, начатое психиатром-коммунистом Люсьеном Боннафе, которое поставило себе целью «отвлечься наконец от комплекса „отчужденный/отчуждающий", сформированного благодаря помощи науки об „умопомешательстве" [...] по схеме, соответствующей принципам и обычаям социального строя, исключающего то, что ему мешает».16
Однако эти разоблачения алиенизма, его обвинения в сговоре с процедурами дискриминации и тенденциями к исключению не увенчались формулировкой вопроса о психиатрической «власти» как таковой. По нескольким причинам.
Прежде всего потому, что наследие войны подводило к постановке проблемы не столько психиатрической власти, сколько «нищеты психиатрии».17 Кроме того, как указывает Мишель Фуко, потому что «психиатры, которые во Франции, в силу необходимости политического выбора были готовы подвергнуть пересмотру психиатрический аппарат [...], оказались в итоге блокированы политической ситуацией, которая, в общем, не допускала подъема этого вопроса по причине происходив-
14 Foucault M.DE. III. N 192. P. 140.
15 См. выше: Краткое содержание курса.
16 BonnafiL.Sources du dйsaliйnisme // Bonnafe L. Desaliener? Folie(s) et Sociйtй(s). Toulouse: Presses universitaires du Mirail / Privat, 1991. P. 221.
17 См.: Misиre de la psychialrie. La vie asilaire. Attitudes de la sociйtй (Textes de malades, de mйdecins, d'un infirmier, dйnonзant la vie asilaire chronicisante, la surpopulation, le rиglement modиlc de 1838)// Esprit. 20 annйe. Dйcembre 1952. Мишель Фуко упоминает этот «примечательный номер журнала „Esprit"» в кн.. Foucault M.Maladie mentale et Personnalitй. P. 109. N 1.
416
417
шего в Советском Союзе».18 И наконец, критика вполне могла сомневаться по поводу средств, используемых в психиатрической практике, вскрывать противоречия между тем, к чему психиатрический институт стремится, и тем, что он делает в действительности, но она оставалась сосредоточена на институциональном проекте и критериях, которые устанавливает он сам, предлагая новые, более мягкие и расходящиеся с «медицинской» моделью формы вмешательства, призывая к «другой психиатрии», если воспользоваться терминами Люсьена Бонна-фе и Тони Лене.'9 Этот пересмотр психиатрических практик не подошел к вопросу о «психиатрической власти» именно потому, несомненно, что ведшиеся им сражения не могли преодолеть рамки психиатрической корпорации и оборону медицинского корпуса психиатрических больниц, как это подчеркивает сам Фуко: «По причине статуса психиатров, в большинстве своем функционеров, вопрос пересмотра психиатрии для многих из них приобретал характер защиты их корпорации. Поэтому, при всех своих способностях, интересах, при всей своей открытости, позволявшей им видеть проблемы психиатрии, они заходили в тупик».20 В таких условиях проблема власти поднималась лишь в искаженном виде – как корпоративная борьба корпуса врачей психиатрических больниц. По словам Фуко, психиатры
18 Имеются в виду случаи принудительной госпитализации, наиболее известными среди которых являются дела генерала Григорен-ко, арестованного в феврале 1964 г. по обвинению в антисоветской деятельности и заключенного в московский Институт Сербского, и Владимира Борисова, заключенного в специальную психиатрическую больницу в Ленинграде (кампанию за его освобождение ведшуюся Виктором Файнбергом, поддерживали западноевропейские интеллек-туалы, в том числе Дэвид KvneD и Мишель OvkoI Гп ■ Fnurmih MDE III. N209 Р 332-360 («Заключение психиатрия ткгоьма» [октябпь 1977]) Также подвергался принудительному лечениГЕью 1971 г^ диссидент Владимир Буковский L : BoukolkiW' Ш™Ли> m Lilmentale en URSS: l'opposition. Paris– Le Seuili 1971)
a Laine T.Une psychiatrie differente pour l'a maladie a vivre // La Nou-velle Critique. N 59. Dйcembre 1972 (воспроизводится в изд.: Lame Т.Une psychiatrie diffйrente pour la maladie а vivre / Ed. de la Nouvelle Critique Avril 1973. P. 23—36).
20 Foucault M.DE. IV. N 281. P. 61 (интервью Д. Тромбадори [1978]).
«противопоставляли себя медицине и администрации, не имея возможности быть независимыми от них».21
Поэтому требовалось вмешательство со стороны, некие события должны были поставить перед психиатрией вопрос о ее «власти». Эту задачу выполнил новый политический активизм, задавшийся после 1968 года вопросом о данной врачу власти определять умственное состояние человека и предложивший перейти к иной форме работы с безумием, отказавшись от психиатрических структур и идеологии. Заявили о себе частные, разрозненные, локальные очаги сопротивления, в которых Фуко видел «бунт порабощенных знаний», дисквалифицированных под предлогом слабой теоретической разработки и занимающих нижние иерархические ступени. В качестве примера можно привести движение молодых психиатров, корпоративные устремления которых были не столь явными и в большей степейч определялись политическими убеждениями: в 1972 году они создали по образцу GIP (Группа информации о тюрьмах) организацию GIA (Группа информации о лечебницах), вскоре вступившую в контакт с «психиатризованными» с целью разоблачения скандалов, связанных с принудительной госпитализацией. Связи с «психиатризованными» выразились и в открытии газеты «Пострадавшие от психиатрии борются» («Psychiatrisйs en lutte») и в предоставлении слова работникам ментального здравоохране-больным 22 В ответ на конгресс психиатров и неврологов
21 Foucault M.DE. II. N 163. P. 813 (интервью К. Божунга и Р. Лобо [ноябрь 1975]).
г2 С апреля 1970 г. выходил крайне левый журнал «Тетради безумия» («Cahiers pour la folie»), направленный против «классовой психиатрии», специальный номер которого за июнь 1973 г., озаглавленный «Ключи для Анри Колена», был посвящен службе надзора за трудными больными психиатрической больницы Виллежюиф. Журнал «Марж» посвятил номер за апрель-май 1970 г. «распаду психиатрии». В ноябре 1973 г. вышла брошюра под названием «Психиатрия: новое вместилище страха», а в декабре того же года – номер 0 журнала «Психиатрия и классовая борьба», представленного как «орган теоретической разработки [...] программы, способствующей росту революционного самосознания „социальных" трудящихся в солидарности с борьбой рабочего класса» (с. 1). О роли, сыгранной «молодыми психиатрами» см.: Foucault M.DE. IV. N 281. P. 60.
418
419
«Подготовка и роль санитаров в психиатрии» (Оксерр, сентябрь 1974) возникло движение санитаров, стремившихся уйти из-под власти медиков, которые обвинялись в культе своих практики и знания, и вернуть в свою работу социально-политические компоненты, маргинализированные психиатрическим истеблишментом. Так возникла Ассоциация подготовки и реализации Белой Книги психиатрических институций (AERLIP) и был выдвинут девиз ее контрконгресса: «Психиатрические санитары берут слово».23 Усмотрев источник социальной легитимности «власти» психиатра в отсылке к «специальной компетенции», эти движения, получившие название «антипсихиатрических», взялись отвергнуть все посылы, сводящие сложность положения больного к технической проблеме, требующей вмешательства компетентных специалистов. Этот почин прозвучал в названии книги Роже Жанти: «Психиатрия должна быть создана (разрушена) всеми».24
Основываясь на опыте этих движений, Мишель Фуко заключал в июне 1973 года: «Значение антипсихиатрии состоит в том, что она ставит под вопрос принадлежащую медику власть решать, каково состояние умственного здоровья индивида».25
2. Регистр курса
Назначение «историко-политической» задачи, подразумевающей анализ условий формирования психиатрических знаний и практик с целью определения «стратегий борьбы», продиктовало смещение точек проблематизации. В самом деле, такой анализ остается труднодостижимым, пока исторический материал рассматривается с точки зрения некоего конститутивного «фона» или, как в «Душевной болезни и психологии», с точки зрения первоначального опыта некоего «истинного чело-
23 Des infirmiers psychiatriques prennent la parole. Paris: Capйdith, 1974.
24 Burton M. & Gentis R.La psychiatrie doit кtre faite / dйfaite par tous. Paris: Maspero, 1973.
25 Foucault M.DE. II. N 126. P. 433 («Мир —это большая лечебница» [июнь 1973]).
420
века».26 Если в «Истории безумия» Мишель Фуко предпринял переистолкование «прекрасной прямоты, ведущей рациональную мысль к анализу безумия как душевной болезни [...] по вертикальной шкале»,27 то в лекционном курсе он оставляет эту воображаемую глубину, чтобы сосредоточиться на реальности поверхностных эффектов. И, следовательно, берется рассмотреть дискурсивные практики психиатрии на уровне их формирования: речь идет о «диспозитиве» власти, в котором переплетаются столь разнородные элементы, как дискурсы, формы лечения, административные меры и законы, регламентирующие установки, архитектурные планы и т.д.,28 – то есть, скорее о проблеме «соседства», чем «основания». Поэтому анализ следует в своем стиле принципу «дисперсии», раз за разом разделяет знания и практики, стремясь выявить их компоненты, восстановить смежные с ними пространства и наметить их взаимные связи, дав тем самым «общий вид» привлеченной документальной массе.
3. Понятийный аппарат
Возобновление работы, предпринятой ранее в «Истории безумия», в новой оптике потребовало, конечно, и пересмотра ее понятийного инструментария. Во-первых, место форм «представления», которыми, по собственному признанию Фуко, оставалась ограничена «История безумия», заняла отсылка к «дис-позитиву власти». И прежний стиль анализа, сосредоточенный на «своего рода представительном ядре»29 – образе, который формировали о безумии, страхе, который оно вызывало, сопряженной с ним «близости смерти»30 и т. д., – тоже уступил ме-
26 Foucault M.Maladie mentale et Psychologie. P. 2.
27 Foucault M.Histoire de la folie. P. 2.
28 Foucault M.DE. T. III. N 206. P. 299 («Ставка Мишеля Фуко» [июль 1977]). 3 апреля 1978 г., в неопубликованном интервью Полу Паттону и Колину Гордону, Фуко выразился так: «Предмет моего изучения – архитектура».
29 См. выше: лекция от 7 ноября 1973 г. С. 14.
30 Foucault M.Histoire de la folie. P. 26.
421
сто вниманию к «диспозитиву власти», в определенный момент приобретающему доминирующую стратегическую функцию.
Во-вторых, Фуко отказался от обращения к понятию «насилия», которое скрепляло анализ форм лечения во II и III частях «Истории безумия». В самом деле, коннотации этого понятия сделали его совершенно неприемлемым в рамках анализа отношений власти и тактик, составляющих психиатрическую практику. Подразумевая идею прямого принуждения, нерегулярного, нерефлексивного исполнения власти, оно неспособно отразить расчетливое, тщательно продуманное осуществление власти в лечебнице, для которого «насилие» является лишь крайним выражением. Кроме того, представляя власть как инстанцию сугубо негативных эффектов – исключения, притеснения, запрета, – это понятие не учитывает продуктивность психиатрической власти, тогда как она продуцирует дискурсы, формирует знания, доставляет удовольствия и т. д. Будучи пронизано, наконец, идеей дисбалансного соотношения сил, которое не позволяет другому делать что-либо помимо того, к чему он принужден, понятие насилия неспособно выявить сложность властных игр, очевидную, например, в «больших маневрах Сальпетриера, предпринятых истеричками против медицинской власти».31
31 См. выше: лекция от 6 февраля 1974 г. С. 361—377. Мишель Фуко проводит различие между своей проблематикой и деятельностью английских и итальянских антипсихиатрических движений, которые, разоблачая «насилие», чинимое обществом в целом и психиатрией, в частности, выдвигали в качестве парадигматической фигуры «шизофреника», отказывающегося строить себя как «ложное я», как я-«душевнобольной», в соответствии с социальными требованиями, срывающего с обыденного насилия его маски и позволяющего, по выражению Р. Лэйнга, «лучам света проникнуть сквозь трещины нашего закрытого разума» (Laing R.The Politics of Expйrience and the Bird of Paradise. Londres: Tavistock Publications, 1967 [trad. fr.: Laing R.La Politique de Гехрёпепсе. Essai sur l'aliйnation et L'oiseau de Paradis / Trad. Cl. Elsen. Paris: Stock, 1969. P. 89]). Ср. работы Дэвида Купера: Cooper D.[1] Psychiatry and Antipsychiatry. Londres: Tavistock Publications, 1967 (trad. fr.: Cooper D.Psychiatrie et Anti-psychiatrie / Trad. M. Braudeau. Paris: Le Seuil, 1970); [2] Cooper D. & Laing R.Reason and Violence. Londres: Tavistock Publications, 1964 (trad. fr.: Cooper D. & Laing R.Raison et Violence. Dix ans de la philosophie de Sartre [1950– 1960] / Trad. J.-P. Cottereau, avant-propos de J.-P. Sartre. Paris: Payot,
И в-третьих, в лекционном курсе утратил значение основной референции больничный «институт»; Фуко обратился к «внешнему» ему пространству, связав его построение и функционирование с технологией власти, характерной для общества в целом. Таков еще один сдвиг по сравнению с «Историей безумия», в которой Фуко, по его собственным словам, искал «истории [...] психиатрического института» и связывал формирование психиатрического знания с процессом «институциализации» ментальной медицины.32
Этот сдвиг придает курсу «Психиатрическая власть» оригинальность и по отношению ко всем критическим движениям послевоенного времени, мишенью которых всякий раз становился именно больничный «институт», подлежащий реформе, преодолению или делегитимизации.
3.1. Реформировать больничный инстит.т.После Второй мировой войны традиционная психиатрия, алиенистика, подверглась обвинениям в причастности к дискриминационным процедурам и практикам исключения; возникло движение за очищение психиатрического вмешательства от уз больничной структуры, прежде неизменно мыслившейся как сфера ухода и пространство изоляции, за преодоление ее застоя и обновление психиатрии как «деятельности всецело подчиненной терапевтической перспективе».33 Люсьен Боннафе вел свою критику под знаменем «постэскиролианства» обозначая так стремление превратить унаследованное психиатрами пространство сегрегации в подлинное терапевтическое орудие и ссылаясь на «мутацию основополагающей идеи института ухода [...], недвусмысленно, как мы знаем сформулированной в 1822 году Эскиролем: Лом душевнобольных является в руках искусного медика орудием
1972). Ср. также: Basaglia F. et al.L'Instituzione negata. Rapporto da un ospedate psichiatrico// Nuovo Politecnico. Turin, 1968. Vol. 19 (trad. fr.: Basaglia F.Les institutions de la violence // Basaglla F. et all L'lnsti-tution en nйgation. Rapport sur l'hфpital psychiatrique de Gorizia / Trad. L. Bonalumi. Paris: Le Seuil, 1970).
n FoucaultM.DE. III. N216. P. 414 («Власть и знание» [декабрь 1977]).
"BonnafйL.Le milieu hospitaliиre au point de vue psychothйrapique, ou Thйorie et pratique de l'hфpital psychiatrique // La Raison. 1958. N 17. P. 7.
422
423
исцеления, наиболее могущественным средством терапевтической борьбы с душевными болезнями"».34
Утверждая «единство и неразделимость предупреждения, профилактики, лечения и реабилитации»,35 это движение вместе с тем склонялось к постепенному отходу от больничного института, определенного законом от 30 июня 1838 года как почти исключительное место психиатрического вмешательства, считая его лишь одним из элементов диспозитива, напрямую связанного с сообществом людей.36 Впрочем, это aggiornamento*психиатрии не порывало с ее всегдашней целью: сформировать объект медицинского вмешательства из социальных поведений, квалифицируемых как «патологические», и выстроить депозитивы, позволяющие вести терапевтическую деятельность. Так что, хотя движение и вскрывало противоречия между декларируемыми задачами института и тем, чего он добивается на деле, вопрос о психиатрической «власти» не поднимался, поскольку критика оставалась привязана к институциональному проекту и критериям, которые выдвигаются им самим.
3.2. Преодолеть институт.Если приверженцы «институциональной психотерапии» описанного типа все же соглашались с необходимостью учреждений, к которым были прикреплены, хотя и стремились к улучшению их использования в терапевтических целях, то сторонники «институциональной психотерапии» второго типа ратовали за радикальную трансформацию института ухода исходя из разрыва видевшегося им между психиатрией и психоанализом. По их мнению психоанализ
34 Bonnafe L.De la doctrine post-esquirolienne. I. Problиmes gйnйraux // L'Information psychiatrique. T. I. N 4. Avril 1960. P. 423. Ср. также: Es-quirolJ. E. D.Mйmoires, statistiques et hygiйniques sur la folie. Prйambule // Esquirol J. E. D. Des maladies mentales, considйrйes sous les rapports mйdical, hygiйnique et mйdico-lйgal. T. II. Paris: Bailliиre, 1838. P. 398.
35 Bonnafй L.Conclusions des journйes psychiatriques de mars 1945 // L'Information psychiatrique. 22 annйe. N 2. Octobre 1945. P. 19.
36 Bonnafe L.De la doctrine post-esquirolienne. II. Exemples appliquйs // L'Information psychiatrique. T. I. N 5. Mai 1960. P. 580: «Сферой деятельности должна быть уже не лечебница, а город, на территории которого психиатр осуществлял бы свою функцию – охрану умственного здоровья».
