Текст книги "Современный югославский детектив"

Автор книги: Милан Николич

Соавторы: Тимоти Тэтчер,Предраг Равник,Павел Павличич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

– Полагаю, это главное, что вынуждает вас остаться на ночь в мотеле.

– Да! Хотя и события, свидетелями которых мы невольно стали… Пусть они и не имеют к нам никакого отношения… – Штраус замолчал и посмотрел на Розмари. Взгляд ее голубых глаз был чист, как у ангела. – Я беседовал со следователем Сенечичем. Очень милый человек, как, впрочем, и ваш приятель майор Врзич. Это была скорее дружеская беседа, чем допрос… Майору известно, как мы добрались до мотеля, не меньше, чем мне… Следователь интересовался, что с моим автомобилем, и убедил меня, что ваши мастера достаточно квалифицированны, чтобы отремонтировать «мерседес»… Да… Хотите виски?

– Нет, спасибо, – отказался я.

– А мне, пожалуй, налейте, – попросила Чедна.

– Чедна… Удивительное имя,[23] его можно дать лучшему сорту шотландского виски! – преподнес Штраус поистине изысканный комплимент.

Розмари, это милое голубоглазое создание, молчала, будто воды в рот набрала.

– Странно, что вы не научили Розмари ни единому сербскому слову, – заметила Чедна. – Сами говорите по–сербски так, словно родом из Баната.

– Из Штутгарта, милая госпожа. Из прекрасного Штутгарта. А Розмари – типичный представитель молодого поколения. Ее интересует музыка, танцы… Языком она пользуется только во время еды.

«Не сказал бы!» – чуть не вырвалось у меня, но воспитание не позволило мне быть вульгарным.

– А я люблю ваш язык, – продолжал Штраус. – Я учил его по народным песням… Ваша Хасанагиница…[24] Вы – героический народ. Это поняли наконец и мы, немцы, после двух войн…

В гостиную вошли Врабец и милиционер, чей серьезный вид никак не соответствовал совсем еще мальчишескому лицу.

– Господин Сенечич поручил сообщить вам, что все останутся ночевать в мотеле, – начал Врабец. – Я распределил комнаты…

– У меня был тринадцатый номер… – заторопился Штраус.

– Число тринадцать приносит несчастье, – пошутил официант. – Вы переселитесь в комнату номер десять. На том же этаже. Вы, госпожа, – он обратился к Чедне, – вместе с мужем займете пятнадцатый номер. Господин, – он указал на меня, – получит бывшую комнату господина Штрауса. Служащий с бензоколонки Прпич будет в двенадцатом номере. Вероятно, вместе с тем молодым человеком. – Врабец показал рукой в направлении столика, за которым сидел Веселица. – Я распорядился приготовить номера. Вот, пожалуйста, ключи…

Тем временем я размышлял, как продолжить беседу со Штраусом. Затеять диспут о немецком языке и произношении букв «s» и «ch», пожалуй, не лучший вариант. Об этом со Штраус–Штраух поговорит Сенечич. Мысль о трагической судьбе Ромео и Юлианы мешала мне сосредоточиться. Мне не терпелось уединиться, однако приличия не позволяли покинуть собеседников. Я пожалел, что отказался от виски.

– Не хотите ли заказать ужин? – спросил официант.

– Чуть позднее, – сказал Штраус и обратился ко мне: – Знаете, Розмари вспомнила интересный эпизод. Прежде чем она обнаружила Ромео… в кабине… она чуть не столкнулась с каким–то человеком в черном костюме и шляпе. Он так несся, что задел Розмари плечом. Она едва устояла на ногах. Когда она обернулась, чтобы посмотреть, кто этот неосторожный человек, ей показалось, что на бегу он как–то странно ставит ногу.

– Может, барышня желает перекусить? – опять спросил официант.

– Спасибо. Не теперь, – ответил Штраус за Розмари. – И вообще она на диете!

Розмари потягивала виски, а я поинтересовался у немца:

– Она не запомнила его?

– Довольно смутно. Говорит, что шляпа была надвинута на самые глаза. Правда, ей показалось, будто она его видела раньше, только не может вспомнить, где и когда.

– Вы рассказали об этом следователю?

– Я только сейчас услышал, не так ли, госпожа? – Штраус повернулся к Чедне.

– Да! Розмари, после того как увидела Ромео там… в кабине… настолько растерялась, что забыла про того человека… И вспомнила лишь теперь, – объяснила Чедна.

– Желаете ужинать здесь или накрыть в номере? – вновь вмешался в наш разговор официант.

– Здесь. Позднее. Хорошо? Вы нам порекомендуете какие–нибудь блюда славонской кухни.

– Да, господин, – ответил учтивый официант и направился к столику, за которым сидели Прпич и Веселица.

В дверях появился милиционер и пригласил Розмари.

– Надеюсь, она расскажет все, чтобы оказать помощь следствию, – заметил я.

– Она говорит только правду. – Произнеся это, немец не покраснел, поскольку при нынешнем его цвете лица это было попросту невозможно.

– Так же как вы?

Штраус уставился на меня, видимо размышляя над ответом. Я же подумал, что не к месту задал вопрос, в котором прозвучало сомнение.

– Всю правду! – произнес Штраус, подчеркивая каждый слог. – Впрочем, большую часть времени вы провели вместе со мной в гараже, беседуя с автомехаником.

– Да, вы правы! И любовался последней моделью «мерседеса».

– Что ж, как говорится, конь о четырех ногах и то спотыкается…

Мудро сказано. Наконец, выбрав момент, я попросил разрешения удалиться: хотелось привести себя в порядок и отдохнуть.

Чедна и Штраус остались за столиком.

Я подошел к Прпичу и Веселице и сказал студенту, что ночевать он будет в одной комнате со мной. Номер я не назвал, похлопал Нино по плечу и покинул гостиную.

VII

Уже стемнело. В коридоре горел свет. Лестница, ведущая наверх к номерам, находилась в конце коридора.

Я поднялся на второй этаж. На дверях комнаты, расположенной у самой лестницы, было написано «Горничная». Сразу за этой комнатой находился новый номер Штраусов – десятый. Дальше двенадцатый – для Прпича. Моя комната – напротив десятой, чуть наискосок. А рядом – пятнадцатая, предназначенная для Чедны и Джордже.

Я остановился у десятой. Нажал ручку. Заперто. И дверь моего номера тоже заперта. Я вставил в замок ключ, но прежде, чем его повернуть, задумался над тем, что же происходило в этой комнате до того, как там появилась Юлиана. Ей, Чедне и Штраусу пришлось ждать не одну минуту, пока Розмари открыла дверь. Спала ли она? Возможно. Молодая, здоровая девушка после утомительного путешествия уснула как убитая. И, появившись на пороге, румяная, как ангелочек, прямо из царства снов шагнула в суровую действительность! Румяная, как ангелочек!.. Почему?

Я хмыкнул и огляделся. Коридор был пуст. Ключ скрипнул, поворачиваясь в замке, я толкнул дверь и вошел в темную комнату. Зажег свет. В номере царил порядок: широкая постель застелена чистым бельем, по обе стороны от нее – тумбочки с ночниками, над ней – сельский пейзаж, занавески на окнах задернуты. В комнате чистота и свежий воздух – должно быть, горничная закончила уборку и закрыла окна перед самым моим приходом.

Я распахнул дверь в ванную комнату. И здесь чистота и порядок.

Ничто не напоминало об ужасающей картине – лежащая на постели задушенная шелковым шарфом Юлиана.

Шелковый шарф?

Странно! Ромео раздавал шелковые шарфы – как священник благословения! Шарфы были похожи, словно близнецы. Он подарил Юлиане, Чедне и Розмари. Именно в таком порядке. Я вспомнил, как при этом Ромео читал Шекспира, демонстрируя свой актерский талант. И тут у меня возникла тревожная мысль о грозящей еще кому–то опасности.

Первой жертвой был Ромео. Задушен шелковым шарфом!

Второй жертвой стала Юлиана. Задушена шелковым шарфом!

Кто третий?

Чедна и Розмари тоже получили по шарфу в подарок от Ромео. Не станет ли одна из них следующей жертвой?

Пока в моей голове роились эти мрачные думы, я не мог отвести взгляда от кровати. Белые наволочки, без единой морщинки простыни и покрывало. Перед моим мысленным взором предстала бледная Юлиана с затянутым на шее шарфом. Эта же постель хранила отпечаток тела спавшей невинным сном Розмари.

Спала ли она?

Была ли она одна?

И что только не придет человеку в голову! Но если вспомнить ссору между «отцом» и «дочерью», вполне объяснимо, что мои мысли приняли такое направление. Если «отец» называет «дочь» шлюхой, поскольку установил «истину», значит, она шлюха! К тому же, если фамилия отца Штраус, а дочери – Штраух, многое становится ясным. Следует также добавить, что обычно отец и взрослая дочь не спят вместе в одной постели. Я мысленно похлопал себя по плечу: «Браво, парень, ты начинаешь соображать!»

Раздвинув занавески, я распахнул настежь окно и стал всматриваться в темноту.

Мой взгляд остановился на рефрижераторе. Это была машина Ромео. Около нее суетились какие–то люди и, насколько я мог видеть, демонтировали ее. И тут мне вспомнился телефонный разговор Сенечича с кем–то, вероятно, из Загреба и отчетливо произнесенное им слово – Интерпол!

Черт возьми! Дело, похоже, усложняется!

Однако все по порядку. Я выглянул из окна. Комната находилась на втором этаже; внизу, очевидно, была рыхлая земля. Если бы человек – даже не очень спортивный – выскочил из окна, он бы благополучно приземлился или в худшем случае слегка ушибся. Прпич говорил, что Ромео, появившись из–за мотеля, чуть прихрамывал. Проходя мимо, он подмигнул Прпичу, человеку, у которого отбил жену. Как будто хотел сказать: «Ромео верен себе! Вот он идет, одержав очередную победу!..» А шел он из комнаты, которую его заставила покинуть нуждавшаяся в отдыхе Юлиана. Разрумянившемуся ото «сна» ангелочку Розмари понадобилось всего три минуты, чтобы высвободиться из страстных объятий, выпроводить любовника в окно и открыть двери!

Если Штраус пришел к тому же выводу, что и я, то ревность или, скорее, ущемленное самолюбие могли толкнуть его на убийство.

– А ты чего тут?

В комнату входила Чедна.

– Я решила привести себя в порядок. Розмари еще у следователя, а Штраус с Прпичем и Веселицей беседуют. – Чедна встала рядом со мной у окна. – Что там происходит? – поинтересовалась она, заметив людей возле рефрижератора. – По–моему, это машина Ромео.

– Верно, – подтвердил я. – Судя по всему, эта махина скрывает тайну.

– И эта комната – тоже. – Чедна осмотрелась. – Широченная кровать, отец и дочь… Ты заглянул в их паспорта?

– Ты оказалась права! Фамилия немца – Штраус, Розмари – Штраух.

И я рассказал Чедне, к какому выводу пришел, разглядывая эту комнату и выстраивая свои предположения относительно Ромео и Розмари.

– Очень может быть, – согласилась со мной Чедна. – У Штрауса была причина мстить Ромео. Но у него не было причин убивать Юлиану. Впрочем, он, с его богатством и возможностями, вряд ли бы пошел на преступление из–за какой–то шлюшки!

– Погоди, – я прикоснулся к шарфу на шее Чедны, – почему ты не снимаешь его?

– Зачем? Кому–то он приносит несчастье, а кому–то, может, наоборот!

– У Розмари я шарфа не заметил.

– Наверное, она считает, что он приносит несчастье, и убрала его куда–нибудь подальше. А почему ты спрашиваешь?

– Честно говоря, у меня предчувствие, что следующей жертвой станет она.

– Ты прямо как женщина – веришь предчувствиям!

Я рассмеялся:

– А ты? Разве у тебя нет ощущения, что это заколдованный круг?

– Не волнуйся! Я позабочусь о Розмари. Впрочем, думаю, что теперь у ее двери будет дежурить милиционер. Куда ты? – спросила Чедна, увидев, что я собрался уходить.

– Спущусь во двор. Меня интересует, почему демонтируют рефрижератор. Заодно посмотрю, нет ли следов под окном.

– А я пойду к себе, приму душ и приведу себя в порядок перед ужином.

Я уже был в коридоре, когда Чедна меня окликнула:

– Предраг, подожди, я кое–что тебе скажу. – Она догнала меня. – Если Ромео был здесь, он, несомненно, выскочил в окно. Как ты полагаешь, убийца Юлианы сделал то же самое?

Заперев дверь своего номера, я проводил Чедну и, дожидаясь, пока она войдет к себе, подумал: «Если убийца молод, очевидно, и он выпрыгнул…»

VIII

Я спустился по лестнице и наткнулся на официанта.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да, спасибо, можете похвалить горничную.

– Обязательно. – Он притронулся к моему плечу. – Я бы хотел кое–что сказать вам по секрету.

Я ободряюще взглянул на него; этот человек был сама любезность и услужливость.

– Знаете, – начал он, – во время матча, кажется где–то в середине первого тайма, я провожал клиента и видел, как господин Штраус подошел к рефрижератору…

– Что–что? – переспросил я удивленно.

– Он встал на подножку, размахивал руками… Не больше минуты… Потом отправился в автосервис…

– Вы сказали об этом следователю?

– Нет, не сказал. Я не хотел каким бы то ни было образом оказаться замешанным в эту идиотскую историю.

– Господи! – воскликнул я. – Вы же взрослый, умный человек! Сообщи вы вовремя обо всем следователю, Юлиана, возможно, была бы жива и здорова! Сейчас же идите к Сенечичу!

– Сейчас же пойду, господин Равник. По правде говоря, я хотел вначале посоветоваться с вами…

Боже, как люди наивны!

Я вышел из мотеля, миновал бензоколонку и, обогнув здание справа, оказался прямо под окном своего номера. Я присел на корточки и стал внимательно изучать рыхлую, свежеперекопанную землю. «Вероятно, посажены цветы», – подумал я. Наконец я отчетливо различил следы ботинок и еще отпечаток, который могла оставить рука. Должно быть, выпрыгнув из окна, Ромео приземлился на четвереньки. Следы вели в ту сторону, откуда я пришел.

И тут я почувствовал, как кто–то похлопывает меня по спине. Подняв голову, я увидел над собой знакомое лицо: Звонко Новак из Секретариата внутренних дел Хорватии, специалист по борьбе с контрабандой наркотиков.

– Откуда вы взялись? – спросил я, выпрямляясь.

– А, это вы, Равник! – воскликнул Новак. – Что это вы ковыряетесь в земле?

– Один бедолага выпрыгнул из этого окна; я ищу, не осталось ли чего–нибудь после него. А что делаете вы?

– Осматриваю машину того бедолаги. Тоже ищу, не осталось ли после него чего–нибудь.

– Вы разговаривали с Врзичем?

– И с ним, и с Сенечичем. Сейчас опять пойду к ним, пока мои ребята занимаются машиной. Кстати, поглядим, как у них идут дела…

Я последовал за ним. «Ребята», которые демонтировали рефрижератор – а то были, несомненно, мастера своего дела, – только что сняли огромные передние колеса.

– Как–то мы обнаружили наркотики в покрышках, – сказал Новак. – А в рефрижераторе хватает мест, где можно оборудовать тайники для «товара».

Минут десять мы постояли возле автомобиля, а затем вернулись в мотель.

Я предложил Новаку зайти в гостиную познакомиться со свидетелями событий, и он охотно согласился. Здесь были все, кроме Розмари. Рядом с Чедной сидел Штраус. При взгляде на багровое лицо немца невольно возникало опасение, что его вот–вот хватит удар. За другим столом сидели Прпич и Веселица. Я подумал, что Веселицу еще не допрашивали и непонятно, почему Сенечич его не трогает. Вдруг меня охватило беспокойство. Я подошел к Штраусу и поинтересовался, где Розмари. До него как будто не дошел смысл моего вопроса, и мне пришлось повторить.

– Боже мой, это так ужасно! Боюсь, что у нее нервное потрясение. Я отправил ее наверх. Пусть примет душ, придет в себя…

– Она ушла одна?

– Я проводил ее и велел запереться.

– Ох, Чедна, ведь ты обещала позаботиться о ней, – прошептал я и позвал: – Новак, скорее за мной, может, еще не поздно!

Должно быть, мой голос прозвучал столь повелительно, что Новак последовал за мной, не говоря ни слова. Я слышал за спиной тяжелое дыхание перепуганного немца. Наверное, к нам присоединилась и Чедна.

В коридоре я побежал, быстро поднялся по лестнице, перескакивая через ступеньки, и в мгновенье ока очутился у дверей номера Штрауса.

Подергал ручку. Заперто. Я позвал:

– Розмари!

Никто не откликнулся. Я изо всех сил заколотил в дверь с криком:

– Розмари, откройте, ради бога, откройте.

– Да что с вами? Вы сошли с ума? – пытался остановить меня Новак.

Я обернулся и рядом с Новаком увидел Штрауса – в его глазах был страх.

– У вас есть револьвер? Стреляйте в замок!

Новак колебался.

– Стреляйте! – Это прозвучало как приказ.

Раздался выстрел, и двери распахнулись.

В номере было темно.

Я щелкнул выключателем, и по комнате разлился свет.

На полу лежала обнаженная Розмари, а на шее у нее был шелковый шарф…

Глава четвертая

Бедная Розмари! Глядя на ее мертвое лицо, я невольно вспомнил слова Отелло:

Должна увянуть сорванная роза.

Как ты свежа, пока ты на кусте![25]

Но вряд ли в этих строках заключался ответ на вопрос, кто затянул шарф на шее Ромео, Юлианы и Розмари.

I

Когда я зажег свет и увидел лежащую на полу обнаженную Розмари с шелковым шарфом на шее, я застыл в оцепенении. Меня охватило чувство вины. Ведь я предвидел опасность и ничего не сделал, чтобы защитить девушку от руки убийцы.

Чедна не утратила присутствия духа. Оттолкнув меня, когда я попытался ее удержать, она приблизилась к Розмари, опустилась на колени, быстро развязала узел на шарфе и прислонила ухо к груди несчастной.

Штрауса я удержал, крепко схватив за руку, и оба мы могли лишь наблюдать, как Чедна, прибегнув к искусственному дыханию, пытается вернуть к жизни Розмари.

Тем не менее Звонко Новак тихонько вытолкнул нас из комнаты и закрыл дверь.

Появились Сенечич и Джордже.

– Что здесь опять происходит? – Сенечич почти кричал. Обращаясь к едва поспевающему за ним милиционеру, приказал: – Останешься у дверей! Без моего разрешения никого не пускать! – И мне: – Проводите господина Штрауса в кабинет директора и ждите меня там!

II

Штраус тяжело дышал, откинувшись на спинку стула. На его лице выступили капельки пота. Он напоминал дерево, годами наливавшееся силой и соками и вдруг подрубленное. Все рухнуло, никаких надежд.

Глядя на его усеянное каплями пота лицо, я вспомнил, что и тело Розмари было покрыто капельками влаги: она, наверное, только вышла из–под душа, когда на нее напал убийца.

– Вы плохо себя чувствуете? – нарушил я молчание.

– Дайте мне, пожалуйста, воды!

Я выглянул в коридор и у дверей кабинета увидел нового милиционера. «Сенечич усилил охрану, но, к сожалению, слишком поздно», – подумал я и попросил милиционера принести стакан воды.

– Моя репутация… – произнес Штраус, вытирая с лица пот и пытаясь улыбнуться. – Что подумают обо мне дирекция, акционеры, родственники?!

– Для вашей супруги смерть дочери – тяжелая утрата!

Я ждал, как воспримет Штраус мои слова.

– Розмари! Ах! – Он заслонился рукой, будто отгонял страшное видение. – Вы тоже знаете, что она мне не дочь? – спросил он.

– Как вы сказали? – Я изобразил удивление.

– Следователь повнимательней взглянул на наши паспорта, заметил различие в фамилиях и… вот… Вашим друзьям было нетрудно вытянуть из нее все, что они хотели.

– Думаете, – осторожно спросил я, – она назвала убийцу?

– Да нет! Она не знала, кто убийца. Об этом ей нечего было сказать. А о наших отношениях они узнали. Видите ли, дорогой друг, в послевоенной Германии женщины стали легкодоступным товаром… Я познакомился с матерью Розмари в Вангене…

– С матерью вашей дочери?

– Да нет! Когда мы познакомились, Розмари уже была на свете! Отец неизвестен. Она росла, можно сказать, у меня на глазах, понимаете. Ну, и ее мать согласилась, чтобы Розмари поехала со мной…

– Вы рассказали об этом Сенечичу?

– Нет! Я полагаю, что наши взаимоотношения никак не связаны с убийствами.

– Вам известно, что Ромео побывал в комнате у вашей… у Розмари?

– Вы и об этом узнали? Ах, я старый дурак!.. Я очень рассердился на Розмари. Она упорно отрицала, что впустила его, но я–то понял… По выражению ее глаз… всегда… Ну, вы понимаете… Я просто взбесился!

– Ромео выпрыгнул в окно?

– Да.

– И вы решили объясниться с ним?

– Простите?..

– Выйдя из мотеля, вы, прежде чем отправиться в автосервис, подошли к машине Ромео…

– Не понимаю?..

– Приблизились к кабине, поднялись на подножку и затеяли объяснение с шофером!

– Вы меня видели? – осторожно поинтересовался Штраус.

– Я – нет. Но кое–кто видел и готов это подтвердить.

– О пресвятая богородица! – завопил немец, отирая с лица обильно льющийся пот.

Милиционер принес стакан воды. Штраус достал две стеклянные трубочки, вынул из каждой по таблетке и проглотил, запив водой.

– Спасибо… Все так любезны, однако ничего хорошего мне, похоже, ждать не приходится.

– Все тайное становится… – начал я.

– Да–да! Я скажу вам, мне теперь нечего терять. Действительно, я подходил к машине Ромео, я просил его оставить в покое Розмари.

– Вы повздорили?

– Ну, можно сказать и так. Ромео смеялся и оскорбил меня. Подумайте, он сказал: «Старому коту охота полакомиться цыплятинкой!» Я был в бешенстве, потянул за конец шарфа… – Он прикусил губу.

– Но, разумеется, слегка? – с невинным видом спросил я.

– Разумеется! Не собирался же я убивать его из–за этой… шлюшки. Просто хотел напомнить, что это моя «цыплятинка» и чтоб этот наглец отстал от нее…

– У вас есть свидетели, готовые подтвердить, что вы не задушили Ромео?

– Вы не лишены остроумия, приятель! – Штраус теперь держался как человек, который скинул с души тяжелый груз, поделившись своей тайной. – Должен признаться, и поверьте мне на слово: я сам себе свидетель. Клянусь вам, что, когда я ушел, Ромео был жив… – Он задумался. – Не передаст же меня следователь прокурору после нашего с вами разговора?!

– Не знаю, как он отнесется к вашему рассказу. Я лично могу и поверить, хотя боюсь, вам это не слишком поможет.

– Знаете, что мне сказал Ромео, когда я потянул за шарф? – Штраус засмеялся. – Надо признать, чувство юмора у него было! Он сказал: «Даже умерев, Ромео останется вечно красивым и живым!»

– На этот раз он оказался не только шутником, но и ясновидцем…

Нашу беседу нарушили Сенечич и Джордже. Следом за ними в кабинет вошел официант. Сенечич подошел к столу, снял телефонную трубку и обратился к официанту:

– Я хочу кое–что заказать для моих друзей. – Следователь кивнул в нашу сторону и, набрав номер, сказал в трубку: – Шефа, пожалуйста! Кто? Дежурный… а, это вы, Маричич! Придется вам еще прислать «скорую помощь»… Да, несчастный случай… Да, да, со смертельным исходом. Прошу сразу же произвести вскрытие… Чедна Врзич поедет… Она все вам объяснит… До свидания… – Закончив телефонный разговор, Сенечич повернулся к Штраусу: – Для вас обстоятельства складываются весьма неблагоприятно. Я вынужден подвергнуть вас предварительному заключению.

Штраус раскрыл рот и снова закрыл, не произнеся ни слова. А Сенечич, нацелившись пальцем в официанта, попросил:

– Принесите бутылку виски и несколько стаканов. И разумеется, лед.

Официант в свою очередь открыл рот, желая, видимо, что–то сказать, но лишь махнул рукой и вышел из комнаты.

Немец же, обратившись к Сенечичу, осведомился:

– Начнем беседу сразу или подождем, пока принесут виски? Я бы хотел выпить за ваше здоровье и пожелать успеха следствию…

Следователь и Джордже переглянулись, я же в глубине души ликовал, сам не знаю почему.

Джордже подошел ко мне, обняв за плечи, легонько приподнял и стал подталкивать к двери, нашептывая:

– Веселица в твоей комнате. Он буквально в шоке. Постарайся вывести его из этого состояния.

– Вы с ним еще не беседовали?

– Пока нет. Не думаю, что мы услышим от него что–нибудь интересное. – Он осторожно вытолкнул меня за дверь. – Ах, да, Прпич ждет жену…

– Они решили здесь отмечать свою годовщину.

– Если захотят! Я думаю, он рассказал все, что знал. Мы велели ему ждать в номере. А жену проводит наверх милиционер из Новской – он ее знает…

– Поговорить с ней?

– Попробуй…

В коридоре я чуть не налетел на официанта. Он нес заказанную бутылку виски, четыре стакана и ведерко со льдом.

III

Я вышел на улицу. Стояла ночь, теплая и влажная. Вдали небо освещали короткие вспышки молний. Мне вдруг безумно захотелось дождя. Земля пересохла, и хороший ливень ей бы не повредил. Я подошел к рефрижератору. Эксперты тщательно обследовали машину.

– Есть улов? – заговорил я с Новаком.

– Пока нет. Может быть, в холодильном агрегате мы найдем то, что ищем.

– Просто не могу поверить, что Ромео занимался контрабандой наркотиков!

– Пока не найдем «товар», и мы не верим.

Докуривая сигарету, я стоял рядом с Новаком и наблюдал, как его помощники простукивают поверхность рефрижератора. Колеса были сняты и сложены одно на другое. В них ничего не обнаружили.

Вдалеке вновь засверкали молнии.

– Будет дождь!

– Хорошо бы, – сказал Новак, – хотя боюсь, пройдет стороной.

Совсем близко раздался вой сирены, возвещающий о прибытии «скорой помощи».

Мы с Новаком направились к мотелю. «Скорая помощь» остановилась у входа одновременно с нами. Санитары с носилками вошли в здание. Около машины стал собираться народ. Милиционер пытался успокоить людей, я услышал, как он кому–то сказал:

– Ничего серьезного. Сердечный приступ.

– Вам известно, что Сенечич подозревает Штрауса? – шепотом спросил я у Новака.

– В самом деле? Интересно!

– Он тоже на подозрении у Интерпола?

– Что вы сказали? – переспросил Новак вместо ответа.

– Я слышал ваш разговор с Сенечичем. Про Интерпол. Не понимаю, зачем богатому промышленнику впутываться в темные дела, которые приведут его в объятия Интерпола.

– Мой дорогой друг, – задумчиво произнес Новак, – очевидно, вам известно, что Интерпол берется лишь за серьезные дела в международном масштабе. А Штраус – промышленник международного масштаба…

– Вы думаете, он…

– Я не занимаюсь расследованием убийств, – улыбнулся Новак, – моя специальность – наркотики.

Возникло движение, двери распахнулись, и на пороге появились санитары с носилками. Носилки были накрыты белой простыней, под которой угадывались очертания человеческого тела. Порыв ветерка приподнял край простыни, обнажив до колена стройную женскую ногу. Шедшая за носилками Чедна аккуратно прикрыла ее. Санитары поставили носилки в машину.

За спиной милиционера, преграждавшего выход из здания, я увидел немолодую женщину с черными волосами, собранными в большой пучок. Я узнал буфетчицу.

Чедна о чем–то поговорила с милиционером и санитарами, затем села в машину рядом с носилками.

Вновь завыла сирена, и «скорая помощь» умчалась.

Буфетчица, которой удалось миновать милиционера, подошла к нам.

– Какое несчастье! – Она была взволнованна. – Целыми днями стоишь за стойкой, как только ноги держат, разливаешь пиво, а тут друг друга убивают.

– Вы не заметили ничего подозрительного? – шепотом спросил я у нее.

– Да вы что?! Всю свою жизнь я провела за буфетной стойкой. Наливаю и смотрю, как люди пьют. По мне – все пьяницы подозрительны! А если хотите выпить, идемте к стойке.

Пока она наливала мне коньяк, я сделал еще один заход.

– И все–таки, может, кто–то привлек ваше внимание?

– У меня не было времени разглядывать всех пьяниц. А вообще–то, у каждого на лбу написано, кто он: убийца, мошенник, бабник, шлюха… Вас–то кто интересует?

– Мужчина в черном костюме и черной, надвинутой на глаза шляпе. Он был здесь во время матча…

Буфетчица задумалась.

– Было здесь три черных человека, три священника со своими черными тарелками на голове. Но они были не в костюмах, а в черных сутанах.

К буфету подошел молодой официант.

– Где Врабец? – раздраженно спросил он. – Строит из себя главного! Он что, думает, я один должен всю эту толпу обслуживать?!

– Спросите Врабеца, – посоветовала мне буфетчица, – может, он видел черного человека…

Врабеца я нашел в коридоре.

– Где горничная? – ворчал он. – Неужели я сам должен менять постели!

IV

На втором этаже у двери в комнату, где была задушена Розмари, стоял милиционер и внимательно изучал разбитый выстрелом замок.

– Постель в номере сменили?

– Да, – ответил милиционер и философски заметил: – Ничего не поделаешь, такова жизнь! Кто–то уходит, кто–то приходит…

Пытаясь отпереть дверь тринадцатого номера, я с удивлением обнаружил, что ключ не поворачивается в замке.

– Дверь не заперта, – объяснил милиционер.

– А кто же ее отпер?

– Я! – Милиционер показал мне связку ключей. – Приказано, чтобы все комнаты на этаже не запирались. А мне не отлучаться из коридора ни на минуту.

Войдя в номер, я увидел Веселицу. Он сидел на стуле у окна и бессмысленным взглядом смотрел на кровать. Я заговорил с ним, но он, наверное, все еще не мог расстаться со своей Юлианой.

– Нино, – попытался я вывести его из оцепенения, – надо жить, хотя бы ради того, чтобы найти и наказать убийцу.

Глаза юноши ожили. Мои слова дошли до его сознания. Я увидел, как шевелятся его губы, и услышал шепот: «Я черен, вот причина…» Господи, какие мысли теснятся в его голове!

Я подошел к окну и стал всматриваться в душную темноту. Вдалеке по–прежнему сверкали молнии, над нефтеносными полями вспыхивали красные огненные язычки, свидетельствующие о том, что глубоко под землей запрятано черное золото. На освещенной стоянке эксперты старательно разбирали рефрижератор, а меня занимала мысль: существует ли на самом деле человек в черном костюме и шляпе, надвинутой на глаза? Если существует, у Штрауса есть алиби, если нет, значит, человека выдумала Розмари, он – плод ее фантазии. А может, его придумал Штраус, чтобы снять с себя подозрения? Во всяком случае – уж таковы факты, – первым, кто подошел к Ромео, когда тот отдыхал в кабине, был немец, а первой, кто увидел мертвого, была Розмари.

Я присел на корточки возле Нино.

– Нино! – начал я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. – Во время матча вы выходили из ресторана?

Он положил руку мне на плечо и не произнес ни звука.

– Вы не видели человека в черном костюме и в низко надвинутой на лоб шляпе?

Опять молчание. Только глаза юноши блеснули и сузились зрачки. Он был похож на приготовившегося к прыжку тигра. И вновь я услышал: «Я черен, вот причина…»

Боже мой, он теряет рассудок!

В дверь постучали. Я не успел отозваться, как дверь распахнулась и вошел милиционер.

– Пройдите в двенадцатый номер, с вами хочет поговорить Степан Прпич, – сказал он.

В комнате я увидел Прпича и его жену. Это, несомненно, была та, цветущая красота которой заставила Ромео похитить ее, чужую жену. Красота? На вкус, на цвет… как говорится. Наверное, для Прпича эта женщина была самая красивая! Типичная жизнерадостная славонка, выросшая на сливках и ароматном пшеничном хлебе, с округлыми формами, простая, скромно одетая, словом – красивая.

– Моя Катица, – представил Прпич. – Я ей все рассказал!

– Ох, господи, как это ужасно! – заговорила Катица. – Мы хотели отпраздновать день нашей свадьбы. Нам и в голову не пришло, что именно сегодня сюда приедет… – Она запнулась и с трудом выговорила: – Ромео.

– Муж сказал вам, что они подрались?

– Ну а как же! Только Степан на него руки не поднимал! Мы со Степаном помирились и на Ромео зла не держали. Верите, он был точно большой ребенок…

– Ваш приятель, господин Врзич, посоветовал мне поговорить с вами, – продолжал Прпич. – Все как–то таинственно! Мне было велено прийти в эту комнату, жену встретил милиционер наш, из Новской, привел ее сюда тайком… Странно, а?

– Все, что происходит сегодня, странно и непонятно. И меня уже ничто не удивляет. Единственное, что я хотел бы знать, – это видел ли кто–нибудь человека, разгуливающего в такую жару в черном костюме и черной шляпе!