Текст книги "Современный югославский детектив"

Предраг Равник ШАРФ РОМЕО

Romeov šal.

Predrag Ravnik,

Beográd, 1984.

Перевод с сербскохорватского Н. Ноле.

Глава первая

Ромео спал, точнее говоря, он спал вечным сном в кабине своего автомобиля, прислонившись лицом к рулю.

Он был мертв!

Задушен шелковым шарфом.

Оба конца шарфа – дважды обмотанного и сильно затянутого на шее Ромео – были привязаны к рулю.

Мой старый фронтовой друг Джордже Врзич внимательно вглядывался в лицо мертвого шофера и еще внимательней, как мне показалось, рассматривал шарф.

Впервые я увидел этот шарф сегодня утром, когда мы выехали из Белграда.

I

– Зачем ты останавливаешь машину? – спросила Чедна своего мужа.

Было чудесное воскресное утро, и мы только что проехали Земунский мост.

– Ромео! – лаконично ответил Джордже.

Перед машиной стоял человек в шоферском комбинезоне, размахивал шарфом и приветливо улыбался, обнажая крепкие зубы. Поняв, что ему удалось нас остановить, он с довольным видом прошелся пятерней по своей черной, кудрявой, коротко подстриженной шевелюре.

– От тебя никуда не деться! – сказал ему Джордже вместо приветствия.

– О дженерале! – воскликнул шофер, радостно улыбаясь.

– Майор, – поправил я Ромео и протянул ему руку. – А генералом он станет, если придется снова партизанить.

– Нет! Нет! – смеясь, возражал Ромео. – Вы мой дженерале! – Он с силой тряс Джордже руку.

– Ладно, как скажешь, – миролюбиво согласился Джордже. – Лучше на несколько званий выше, чем на одно – ниже! – Он посерьезнел. – Почему ты нас остановил?

– Авария! – объяснил шофер. – Ромео нужен ключ, такой… – И, расставив ладони, показал, какого размера ему требуется ключ, при этом поднял красивый шелковый шарф над головой.

– Это что за трофей? – спросил Джордже.

– Трофео, да, трофео… – засмеялся Ромео. – Одна красивая Джульетта дала Ромео маленький подарок на память.

– И много у тебя таких трофеев?

– О, у Ромео много трофео! Много!

Мы с Джордже подошли к машине Ромео. Это был огромный грузовик – рефрижератор с прицепом, также рефрижератором.

– Из Скопле Ромео везет мясо, хорошее мясо в Неаполь, красивый Неаполь, веселый Неаполь, – болтал Ромео. – У Ромео маленькая авария, очень маленькая! Нужен ключ!

– У меня нет такого ключа.

– О мама миа! Ромео ждет другую машину! – Он открыл дверцу кабины, сдернул с шеи шарф и привязал его одним концом к рулю.

Я крепко пожал ему руку. Он долго махал нам вслед, пока наша машина не свернула налево и не выехала на автостраду Белград – Загреб.

– Знакомый? – повернувшись ко мне, спросила Чедна.

– Любимец Джордже, – сказал я. – Он взял Ромео в плен во время Пятого наступления.[3]

– Его сделали штабным поваром, – продолжил Джордже. – Однажды вместо ягненка он подсунул нам жареную кошку.

– Ну и каково на вкус? – поинтересовалась Чедна.

– Не хуже ягненка!

– Красивый мужчина. – И Чедна старательно подмазала губы помадой.

II

Человек, который теперь заставил Джордже остановить машину, не был красив, скорее наоборот, зато у него было не сравнимое ни с чем преимущество: молодость.

Скрипнули тормоза, и я увидел совсем близко взволнованное лицо юноши, а рядом с ним бледное девичье личико.

– Что за беда приключилась с вами, молодые люди? – спросил Джордже, ободряюще улыбаясь.

– Вы не смогли бы подбросить нас до Загреба? – попросил парень запинаясь.

Джордже кивнул на дорожный указатель с надписью «Земун»:

– Подбросить?!

Юноша мучительно подыскивал слова.

– Нам необходимо добраться до Загреба.

– Этот автомобиль рассчитан на четырех человек, а нас уже трое, – вмешался я.

– Тогда возьмите Юлиану, – робко попросил парень. – Она плохо себя чувствует… Ей нельзя оставаться здесь, на дороге…

У девушки были очень светлые волосы, чуть удлиненный овал лица и голубые до прозрачности глаза. Она смотрела на нас с отсутствующим видом; мысли ее где–то витали.

Я почувствовал, как пальцы Чедны коснулись моей спины, и услышал участливый голос:

– Садитесь, Юлия…

Молодой человек подтолкнул девушку к машине, и она все с тем же отсутствующим видом села рядом с Чедной.

– Куда можно положить сумку? – спросил юноша.

Джордже с глубоким вздохом открыл дверцу, вышел из машины, взял из рук смущенного парня сумку и положил в багажник.

– К сожалению, вас мы не можем захватить, – сказал Джордже, – уверен, вы что–нибудь придумаете.

– Конечно! Главное, что вы взяли Юлиану. Я очень вам благодарен…

– Вам нехорошо? – спросила Чедна девушку.

– Я не больна! – сказала та. – Теперь уже не больна! Просто немножко устала. Пожалуйста, не беспокойтесь…

– Можете вздремнуть, – предложил Джордже и… снова затормозил.

III

Перед нами стоял полный, пышущий здоровьем мужчина с толстыми щеками в красных прожилках.

– Entschuldigen Sie, bitte,[4] – начал он по–немецки и повторил по–сербски: – Простите, господа, у меня небольшая авария. Вы не могли бы мне помочь, взглянуть, что с этой чертовой машиной…

Джордже беспомощно развел руками и отворил дверцу.

Мы остановились прямо за «мерседесом». Эта машина нравилась мне куда больше, чем «фиат–2101» Джордже. И теперь я представлял, как мой приятель торжествует: забарахлил автомобиль, который я считаю лучше всех других.

Я повернулся к женщинам. Мой взгляд встретился с невидящим взглядом небесно–голубых глаз Юлианы. Бледные тонкие губы как будто дрожали.

– Вам холодно? – спросил я.

– О нет! – Юлиана попыталась улыбнуться.

На ней был шерстяной джемпер с национальным узором и темно–синие брюки. Если б ее бледное, как у призрака, лицо было чуть живее, я мог бы поклясться, что эта девушка олицетворение недосягаемой женственности шекспировской Джульетты. В ожидании Джордже я от нечего делать ломал голову, размышляя, куда же делся румянец с девичьих щек. Когда молчание втроем мне надоело, я, вздохнув, вылез из машины и подошел к черному «мерседесу».

Джордже с иностранцем копались в моторе.

– Как осел. – Немец произнес это без всякого акцента.

Джордже подмигнул мне. Сначала я подумал, что этот знак относится к упрямому «ослу» – сверкающему новому «мерседесу», очевидно последнего выпуска, который уперся и не хочет двигаться с места. Но потом сообразил, что приятель пытается обратить внимание на нечто внутри машины.

Проследив за его взглядом, я увидел девушку, которая – я отметил это сразу – очень походила на сидевшую в нашем «фиате». Такие же светлые волосы, такие же прозрачно–голубые холодные глаза, такое же удлиненное белокожее, однако окрашенное румянцем юности лицо.

– Хм! – пробормотал я себе под нос и слегка поклонился, но девушке явно было не до меня. И тогда я обратился к немцу: – Что–нибудь серьезное?

– Один бог знает! – ответил румяный старикан и развел руками. – Машина совсем новая, так сказать – прямо с завода. Летела словно птица, а теперь вдруг заупрямилась, как осел.

– Вы прекрасно говорите на нашем языке, – не удержался я от комплимента.

– Я прожил в этой прекрасной стране несколько лет, – сказал немец и поднял руку, похоже останавливая приближающийся автомобиль.

Я обернулся и увидел огромный грузовик Ромео. Итальянец, наверняка узнав нашу машину, миновал «фиат» и «мерседес», взял вправо и остановился у обочины шоссе. Я наблюдал, как Ромео вылезает из кабины, вытирает руки о комбинезон и идет к нам, громко восклицая:

– Мама миа, опять авария!

– У этого господина что–то не в порядке с машиной, – пояснил Джордже.

Ромео взглянул на номерной знак «мерседеса».

– Дойчланд! Штутгарт! Доброе утро! – Приняв серьезный вид, Ромео представился: – Ромео Альфиери, Италия, Наполи! – и низко поклонился.

Когда он выпрямился, я увидел, что он смотрит на девушку в «мерседесе». В его зрачках вспыхнули зеленые огоньки, и он напомнил мне изготовившегося к прыжку кота.

– Сейчас Ромео все исправит… – Итальянец склонился над мотором.

– Надеюсь, мы вам теперь не понадобимся, – обратился Джордже к немцу и пояснил: – Ромео отличный механик. Если он не устранит неполадку, боюсь, придется отбуксировать вас до ближайшего автосервиса.

– Дженерале преувеличивает, – отозвался смущенный Ромео.

– Вы генерал? – удивился немец.

– Ромео преувеличивает! – улыбнулся Джордже.

– Я полагаю, вы были партизаном?

– Правильно полагаете, – подтвердил Джордже.

– Позвольте представиться, – сказал немец и щелкнул каблуками, – Адольф Штраус!

– Очень приятно! У вас звучное имя. С вашего разрешения и я представлюсь: Джордже Врзич, – мой друг пожал протянутую ему руку. – Полагаю, и вы воевали?

– Правильно полагаете, – засмеялся Штраус. – Партизаны были достойными противниками.

– И я партиджан! – снова вмешался Ромео.

– Разве вы не итальянец? – холодно уточнил Штраус.

– Да! Но дженерале меня взял в плен и спас мою честь!

– Так! Занятно! – оборвал его Штраус возмущенно и вновь, любезно улыбаясь, обратился к Джордже: – Надеюсь, мы еще увидимся, господа!

Его явно не интересовали партизанские подвиги Ромео.

– До свидания, – попрощался я и, проходя мимо красотки в «мерседесе», чуть поклонился.

Она ответила вежливой улыбкой. Вернуть ей улыбку я не успел, поскольку около «фиата» увидел парня, который упросил нас взять в машину Юлиану.

– Откуда вы здесь? – удивился я.

– Меня подвез этот болтун, – он указал на Ромео.

– Представляешь, – прерывая нас, обратилась ко мне Чедна, – он хочет забрать у нас девушку!

– Мы вместе отправились в путь, вместе и продолжим его, – вежливо заметил молодой человек.

– Но Юлии будет удобнее в легковой машине, чем в этом огромном броненосце.

– В кабине рефрижератора вполне удобно, – упорствовал юноша.

– Пусть решает юная дама, – послышался за моей спиной голос Джордже.

– Не сердитесь, но я бы перешла в броненосец! – сказала Юлиана.

IV

– Стоит ли сердиться, если молодой человек и девушка, тем более влюбленные, хотят ехать вместе?! – сказал я, когда мы снова отправились в путь втроем.

– Все–таки ей надо было остаться с нами! – упрямо повторила Чедна. – Бедняжку трясет. Будь этот парень умнее, он попросил бы меня позаботиться о ней.

– Значит, в подобной ситуации и я должен был бы поручить тебя чьим–либо заботам?

– Ты, наверное, так бы и поступил!

– Думаешь?!

– А ты думаешь, я не заметила, как ты поглядывал на ту куклу?!

Кукла – это девушка из черного «мерседеса».

Да, путешествие начиналось прекрасно! Мне придется стать свидетелем классической семейной ссоры. Пытаюсь разрядить обстановку.

– Не знаю, как поглядывал на ту куклу Джордже, зато знаю, как глазели на нее мы с Ромео!

– Тоже мне красавцы! – В голосе Чедны звучало миролюбие.

– Про себя не скажу, – ответил я столь же миролюбиво, хотя мне вроде бы следовало обидеться: ирония Чедны явно относилась к моей полноте. – Но Ромео уж точно красавец!

– И все–таки не лучше моего Джордже! – сказала Чедна не без гордости.

– Ого! – только и произнес майор и мастерски обогнал грузовик в тот самый момент, когда мимо нас вихрем пронеслась «акула».[5]

– О вкусах не спорят, на все находится любитель, даже на оплеухи. – Я был настроен на философский лад.

– Что касается вкусов, я тебе не завидую. А что касается оплеух, получишь от меня такую, что век не забудешь, если еще раз при мне будешь пялиться на куколок такого рода!

– Откуда тебе известно, что она «такого рода»?

– Она похожа на Розмари Нитрибит.[6]

– Она очень молода, а Розмари Нитрибит давно умерла.

– Тебе не приходилось слышать о перевоплощении? – насмешливо спросила Чедна. – Не станешь же ты утверждать, что она приходится этому старому распутнику дочерью? – Теперь в ее голосе звучал сарказм.

Должен признаться, я никак не могу понять, откуда у женщин это особое, шестое, чувство. Но сейчас, не получив доказательств, я не хотел сдаваться и потому заявил:

– Семь раз проверь, прежде чем высказывать о ком–либо суждение!

– Вы заметили, как девушки похожи друг на друга? – спросил Джордже.

– На первый взгляд – да, – согласился я и обратился к Чедне: – Не хочешь ли ты сказать, что Юлия – наша Розмари?

– Глупо! – поморщилась Чедна.

До самого Шидского мотеля мы не произнесли ни слова.

А в Шидском мотеле я ликовал!

V

Расплачиваясь за кофе, я увидел в дверях румяную физиономию Адольфа Штрауса.

– Откуда он здесь взялся? – подумал я вслух.

Штраус придерживал раскрытую настежь дверь, пропуская девушку из «мерседеса». Все, о чем я мог лишь догадываться, поглядывая на нее украдкой, пока она сидела в машине, теперь предстало во всем своем великолепии.

На девушке была блузка, украшенная сербской народной вышивкой, скорее всего приобретенная в лавочке кустарного промысла, и черные бархатные брюки, которые подчеркивали красоту ее длинных ног и всего прочего, что имело непосредственное отношение к этим ногам. Надо признать – девушке было чем покрасоваться!

– Какое удовольствие видеть вас снова! – Штраус развел руки, словно собирался всех нас обнять.

– Как вам удалось так быстро добраться? – спросил Джордже, вставая.

– Ваш Ромео дотащил нас, – ответил немец и, подталкивая девушку вперед, сказал: – Позвольте вам представить мою дочь!

Я бросил на Чедну торжествующий взгляд. Она же – дьявол, а не женщина! – с ангельской улыбкой протянула руку прелестному созданию и приветливо произнесла:

– Чедна!

С ответной улыбкой, которая сделала ее еще красивей, девушка пожала протянутую руку и в свою очередь представилась:

– Розмари!

Теперь я ожидал торжествующего взгляда Чедны, но она словно забыла о нашей перепалке в машине. Она подала руку Штраусу, который галантно ее поцеловал.

Что мне оставалось? Как истинный джентльмен, невзирая на юный возраст Розмари, я приложился к ее ручке.

– Равник, Предраг Равник, – назвался я.

– Представитель прессы, – добавил Джордже.

Девушка ласково взглянула на меня, и мне почудилось, будто зрачки ее расширились.

– Моя дочь, к сожалению, не знает сербского – ни бе ни ме, как говорится!

– Разве она родилась не в наших краях? – спросила Чедна.

– О нет! – ответил Штраус. – Мы уроженцы Баварии. Она родилась неподалеку от Штутгарта в канун знаменитого покушения на Гитлера в Мюнхене. Ей уже семнадцать, – добавил он гордо.

– У вас очень красивая дочь! – не сдержался я, высказав вслух то, что думал.

– Совершенно с вами согласен! – отозвался не без удовольствия Штраус. – Разрешите мне угостить вас по случаю нашего приятного знакомства… Куда же вы? – обратился он к вставшему из–за стола Джордже.

– Мне нужно заправить машину, – ответил тот.

– Мы могли бы немного посидеть, – угадала мои мысли Чедна.

– Не возражаю, – согласился Джордже. – Для меня закажите еще кофе. – И он направился к выходу.

– А что вы будете пить? – обратился я к Розмари.

Она смотрела на меня непонимающим взглядом. Штраус расхохотался.

– Лимонад, конечно, – сказал он, когда приступ смеха прошел. – А вы? Что угодно вам, прекрасная госпожа? – спросил он у Чедны.

– И я лимонад, да, Розмари? – повернулась она к девушке, которая вдруг тоже стала смеяться – вероятно, для того, чтобы продемонстрировать свои зубы, словно позаимствованные с рекламы «Колинос».

– А мне двойной коньяк, – сказал я терпеливо ожидавшему официанту.

Это был средних лет человек в черном, старом, но еще приличном костюме. Несомненно, плут и отличный знаток клиентуры – пьяниц и бродяжек, задир и весельчаков, добряков и наивных простаков…

– У нас есть настоящая препеченица.[7]

– Мне коньяк, препеченица – вам.

И тут к нам присоединились наши старые знакомые. Теперь мы опять были все вместе: Джордже вернулся в ресторан с Ромео и его пассажирами.

– Это моя Джульетта,[8] – сорокой трещал Ромео, держа за руку девушку, щеки которой слегка порозовели.

Наш храбрый партизанский повар, гроза кошек и лягушек, явно был в ударе. Вокруг шеи он обмотал шелковый шарф. При виде Розмари в его зрачках вновь вспыхнули зеленые огоньки. Он воскликнул:

– О мама миа, еще одна Джульетта! – И, поклонившись Чедне, добавил: – Глаза несчастного Ромео видят три Джульетты.

– Двух – с голубыми глазами и одну – черноглазую, – уточнил я.

Все засмеялись.

– Позвольте представить наших друзей, – сказал Джордже. – Ромео вы знаете. А это наши симпатичные студенты: Юлия…

– Юлиана, – поправила его девушка. – Юлиана Катич.

– Нет! Нет! – воскликнул Ромео. – Не Юлиана! Юлия, Джульетта! Так лучше…

– Нино Веселица, – назвал себя юноша.

Должен признаться, Нино мне понравился с первого взгляда, еще когда остановил нашу машину и, заботясь о Юлиане, попросил нас подвезти девушку. Его длинное некрасивое лицо чем–то напоминало физиономию знаменитого Фернанделя. Он смущенно улыбался и тщетно подыскивал слова, чтобы вступить в общий разговор.

– Вы так бледны, – обратился Штраус к Юлиане, – вам надо выпить рюмочку чего–нибудь крепкого. Красное вино или коньяк?

– Коньяк, – ответила девушка, и на ее измученном лице появилась улыбка.

– Вам тоже? – спросил я Нино.

– Нет… я… – забормотал юноша.

– Значит, два коньяка и кофе для Ромео, – заказал я, не отводя глаз от свежих губ Розмари, потягивающей через соломинку лимонад.

– Что с вашей машиной? – спросил Джордже у немца.

– Механик посмотрел, говорит, поломка не такая большая, как мы думали.

– Большая поломка! – возразил Ромео.

– Не такая большая, – повторил Штраус.

– А Ромео говорит: большая, – заладил упрямый неаполитанец.

Да, эти двое легко находят общий язык!

– Если не удастся починить, Ромео придется тащить вас до Загреба.

– С удовольствием, – улыбаясь во весь рот, откликнулся итальянец.

– Надеюсь, это не понадобится. – И Штраус сменил тему: – У вас красивый шарф.

– Красивый очень, очень красивый, – затрещал Ромео. – Не правда ли, синьорина? – обратился он к дочери немца.

Розмари улыбнулась.

Мне показалось, что в зрачках ее прозрачно–голубых глаз тоже засверкали зеленые искорки.

Эта красотка умела улыбаться!

– У Ромео есть магазинчик, есть много, очень много… – захлебывался Ромео. – Извините, одну минутку… Хорошо?

Он пулей вылетел из ресторана.

Мы переглянулись и как по команде расхохотались. Смеялась даже Юлиана.

– Вы очень похожи на мою дочку, особенно когда смеетесь, – обратился Штраус к Юлиане. – Советую вам почаще смеяться.

Юлиана благодарно улыбнулась.

– Если у вас нет родителей, я вас удочерю, и у меня будет две дочки: Розмари и Юлиана.

– Ох, большое спасибо. – На губах девушки вновь заиграла улыбка. – К счастью, у меня есть родители.

– Они живут в Загребе? – спросила Чедна.

– Нет, в Сплите. А я живу в Загребе, вернее, учусь там.

– А этот молодой человек, – Штраус указал пальцем на Нино, – он, ну, как это говорится, ваш кавалер?

– Друг! – сказала девушка и попыталась покраснеть.

Появился Ромео. Очевидно, он слышал конец разговора.

– Я тебя украсть у твоего друга!

– Ну мы же договорились, что я буду вашей Джульеттой, – явно сделав над собой усилие, пошутила Юлиана.

– Ромео своей Джульетте дарит вот… – Он сунул руку за пазуху и достал шарф, точную копию того, который был у него на шее.

Юлиана посмотрела на Нино, тот кивнул, и она приняла подарок. Мне показалось, что в эту минуту она похорошела, а может, подействовал коньяк? Она пришла в себя, зарумянилась. «Красивая застенчивая девушка», – подумал я.

– Сколько Джульетт ты собираешься похитить? – поинтересовался Джордже.

– Всех… Вы, дженерале, всегда правы: все женщины Джульетты, – заявил под общий смех Ромео.

– Смотри не окажись в положении Буриданова осла, – поддразнила его Чедна.

– Буриданов осел? Кто такой Буридан? Почему осел?

– Голодный осел, который не мог решить, какая из двух охапок сена ему больше нравится, и умер от голода, – объяснил Нино с издевкой в голосе.

– Ай–яй–яй… бедный ослик! – запричитал Ромео. – Почему же он не съел обе?! И правда осел!

Юлиана смеялась. Надо признать, Штраус был прав: смех ее красил.

Немец шептал что–то на ухо дочери – очевидно, переводил, о чем идет речь, потому что Розмари искренне расхохоталась.

– Теперь вопрос, – Чедна явно была настроена на шутливый лад, – какие родственные отношения связывают тебя с настоящим Ромео?

– Настоящий Ромео – я. А ты настоящая Джульетта? – Итальянец улыбался, сверкая зубами. Он встал, подошел к Чедне, протянув руку, коснулся ее лица, затем вытащил из–за пазухи еще один шарф, подобный тому, что был у него на шее, и тому, который он подарил Юлиане: – Для моей Джульетты!

Чедна, смеясь, приняла шарф и повязала себе на шею.

– Ты меня осчастливил! Украсил! Надеюсь, больше у тебя таких сокровищ не осталось, иначе, если ты и Розмари сделаешь подарок, я приревную! Серьезно тебе говорю!

Штраус переводил Розмари, и та хохотала.

Продолжая игру, Ромео заговорил шекспировскими стихами, адресованными несчастной девочке из Падуи:

Былая страсть поглощена могилой —

Страсть новая ее наследства ждет,

И та померкла пред Джульеттой милой,

Кто ранее была венцом красот.

Отпустив руку Чедны, он подошел к Юлиане и, воскликнув: «Ты настоящая Джульетта!», продолжал:

Ромео любит и любим прекрасной.

В обоих красота рождает страсть.

Врага он молит; с удочки опасной

Она должна любви приманку красть.

Выпустив из своих рук руку Юлианы, Ромео приблизился к Розмари. Она протянула ему тонкие длинные пальцы.

– Настоящая Джульетта – ты! – сказал Ромео.

Его голос зазвучал руладами нежности:

О, вот моя любовь, моя царица!

Ах, знай она, что это так!

Она заговорила? Нет, молчит.

Девушка зашевелила губами, и мне почудилось, что она старается понять смысл обращенных к ней слов. Голосом, мягким как бархат, Ромео произнес:

О, если бы я был перчаткой,

Чтобы коснуться мне ее щеки!

Его пальцы осторожно прикоснулись к белой упругой щеке девушки. Мне показалось, что она от этого прикосновения вздрогнула. И опять Ромео вытащил шелковый шарф, такой же, как у него, обмотал вокруг шеи Розмари со словами:

Я перенесся на крылах любви:

Ей не преграда – каменные стены.

Любовь на все дерзает, что возможно,

И не помеха мне твои родные.[9]

VI

Что Чедна имела в виду, когда сказала: «Жаль, что Юлиана не поехала с нами»?

Говорят, что женщины обладают особой интуицией и чувствуют опасность раньше мужчин, как кошки – землетрясение. Так это или нет, однако мне было неясно, почему Чедна, продолжая размышлять вслух, сказала:

– Я боюсь за нее!

«Почему она боится?» – думал я. Юлиана чувствует себя лучше, Нино, несомненно, опора надежная, ей нечего опасаться Ромео, который не может быть груб или невежлив ни с одной женщиной вообще, а тем более с хрупкой слабенькой Юлианой.

Поэтому я, покидая тогда Шидский мотель, не придал значения тревоге Чедны.

Мое настроение разделял и Джордже, который, напевая, обгонял огромный междугородный автобус. Он твердо решил не выпускать из вида черный «мерседес» добродушного немца.

За нами, сильно отстав – его уже не было видно, – тащился на своем рефрижераторе Ромео вместе с влюбленными студентами.

– Как тянет! – вздохнул Джордже, и я понял, что «фиат» теряет авторитет в его глазах: «мерседес» скоро исчез из виду.

– Не переживай! – постарался я утешить друга. – Штраус обещал подождать нас в Славонском Броде.

Джордже бросил на меня свирепый взгляд и прибавил скорость. Чедна улыбалась как ни в чем не бывало.

Толстый немец действительно поджидал нас в Славонском Броде. Он уже заказал для всех кофе. Джордже повел себя как настоящий спортсмен.

– Хороша у вас машина! – сказал он Штраусу.

– Надежная немецкая работа! – с гордостью произнес тот. – Последняя модель… Надо было вам купить лицензию у нас… – Он намекал на договор, заключенный между фирмой итальянского «фиата» и нашей «заставой» из Крагуеваца.

– Вы работаете в фирме «Мерседес»? – заинтересовался я.

– И не последняя спица в колеснице! – Штраус довольно засмеялся, будто удачно сострил. – Уж не интересуют ли вас наши автомобили?

– Нет, спасибо! – сказал я. – «Мерседес» – поистине царь дорог, но мои аппетиты скромнее.

– Например? – Толстяк был настойчив.

– «Шевроле» шестьдесят первого года, – ответил я, лишь бы что–нибудь сказать.

– Конкурент Кармана! – воскликнул Штраус. – А вы знаете, что хотите, молодой человек?!

Я торжествующе взглянул на Джордже. Тот хитро усмехнулся – наверное, вспомнил моего «фичу»,[10] которого я оставил дома в Белграде, – и похлопал меня по плечу.

– Мы бы хотели прогуляться, – прервала нашу беседу Чедна. Она ухватила под руку Розмари, словно близкую подругу. Как быстро умеют женщины заводить дружбу!

– А мы выпьем еще кофе, ладно? – предложил Джордже.

– Выпьем, – согласился Штраус. – Нигде так хорошо не готовят кофе по–турецки, как в Югославии. – Затем обратился ко мне: – Поверьте, я не пожалею времени, чтобы убедить вас стать нашим клиентом!

– Терпение – мать всех добродетелей, – философски заметил я. – Не собираетесь ли вы выпустить новую спортивную модель?

– Наши специалисты не сидят без дела, – усмехнулся Штраус. – Приезжайте, я покажу вам наше проектное бюро и знаменитый музей…

– В Штутгарте?

– Да, точнее говоря, это предместье Штутгарта: Ванген, город «даймлер–бенц», если хотите, «мерседес–бенц». Город можно было бы со спокойной душой назвать Мерседес. Я живу в предместье Штутгарта, в Унтертирк–хайме, это что–то вроде вашего Дединья в Белграде – цветущий сад с красивыми домами.

– Особняками, – поправил я его.

– Да, особняки. Комфортабельные, с бассейнами, теннисными кортами и…

– Германия быстро залечивает нанесенные войной раны, – заметил Джордже.

– Да! И «мерседес» помогает. Мой дом, – продолжал Штраус, – находится на полпути между Штутгартом и Вангеном.

– Вы родились в Унтертиркхайме? – спросил я только для того, чтобы поддержать беседу.

– Нет. Унтертиркхайм – это новостройки, я же штутгартский старожил. А Розмари родилась в Вангене…

VII

Из Славонского Брода мы отправились первыми – Джордже, Чедна и я – и первыми, как ни странно, прибыли в Новску. Джордже взглянул на меня с торжествующим видом и не смог удержаться от совета:

– Знаешь, ты все–таки не торопись менять «фичу»!

Я хотел выругаться, но приличия не позволяли, и я в поисках поддержки посмотрел на Чедну. Она загадочно улыбалась. Обычно, когда она вот так улыбалась, я знал, дело нечисто, и потому спросил:

– Может, у Штрауса опять что–нибудь с машиной?

Джордже кинул на меня испепеляющий взгляд, а Чедна ангельским голоском проговорила:

– Не думаю.

– Они могут появиться с минуты на минуту, – заметил Джордже. – Короче, здесь мы пообедаем и посмотрим матч.

Подошел официант. Джордже заказал четыре кофе и сок.

Свой кофе мы уже выпили, четвертая чашечка и сок стояли нетронутыми.

– И все–таки что–то случилось с машиной, – сказал я.

– Не думаю, – повторила Чедна.

– Тебе точно известно, что с машиной все в порядке? Тогда скажи, почему их еще нет, – потребовал Джордже.

– Я попросила Штрауса дождаться Ромео.

– Ты попросила?..

Официант помешал Джордже закончить фразу.

– Желаете обедать или подождете друзей? – осведомился он.

Какой обходительный человек! Джордже задумчиво разглядывал его лицо. У моего друга была привычка изучать новые лица и запоминать их. Официант – пожилой, седеющий, с большими залысинами мужчина – одет был аккуратно и держался с достоинством. Его манеры свидетельствовали о том, что ему доводилось обслуживать гостей в ресторанах куда получше этого.

– Подождем, – сказал Джордже. – Впрочем, принесите мне рюмочку нашей доброй ракии! – Затем он вновь обратился к Чедне: – Ты попросила…

– Если быть точной, я попросила Розмари, чтобы она уговорила отца взять в машину Юлиану и этого симпатичного парня…

– Господи, это еще зачем?

– Юлиана плохо себя чувствует. Я подумала, ей будет гораздо удобней в «мерседесе», чем в холодильнике у Ромео.

– Это значит, что с машиной все в порядке, – успокоился я.

Официант принес ракию.

– Хороша! – похвалил Джордже.

– Бережем для почтенных гостей, – сказал официант.

Теперь и я повнимательней взглянул на этого услужливого человека. Вероятно, он, как опытный психолог, с первого взгляда оценивал посетителей. Среднего роста, толстеющий – возраст и постоянная близость кухни сделали свое дело, – он сохранил некую элегантность движений и обхождения с клиентами.

– Мы можем здесь пообедать? – спросил я, имея в виду помещение, где мы находились.

– Да, господин. Мотель новый и потому, наверное, пока еще в приличном состоянии. – Официант улыбнулся. – Вы ведь знаете наш народ… Приедете через год и увидите… – Он махнул рукой.

Мне показалось, будто он хотел сказать: «Свинарник!», но сдержался, чтобы не испортить о себе впечатления.

– А можно здесь посмотреть матч? – спросил Джордже.

– К сожалению, нет. Мы перенесем телевизор в другой конец ресторана. Там больше места. Знаете, многие захотят смотреть матч. Но вы сможете устроиться в небольшом зале, где у нас есть телевизор для особых гостей. – Официант снова улыбнулся и понизил голос, будто открывая нам великую тайну: – Туда же можно подать обед… Пожалуйста, меню. У нас есть все, а прежде всего – хороший повар!

– Спасибо, – поблагодарила его Чедна. – Мы, наверное, подождем друзей.

– Задерживаются? – спросил официант. – С машиной что–нибудь случилось?

– Да нет, просто опаздывают, – сказала Чедна.

Однако, как оказалось, подвела машина. И сильнее, чем можно было предположить.

VIII

Когда и через двадцать минут от наших новых друзей не было ни слуху ни духу, я вышел на улицу в надежде увидеть на шоссе знакомый автомобиль.

День был погожий, такие бывают в начале лета. Со всех сторон мотель окружали поля пшеницы. Вдалеке виднелся купол церкви в Новской.

На шоссе, там, где какая–то старушка гнала козлят, я увидел рефрижератор Ромео.

Ромео скалил зубы и махал мне рукой, показывая пальцем куда–то за свою огромную машину. Там был буксируемый тросом шикарный «мерседес».

Первый сюрприз.

Сюрприз второй – рядом с Ромео сидела Розмари!

Третий сюрприз был еще более неожиданным и, с моей точки зрения, необъяснимым: выскочив из кабины, Ромео у бензоколонки налетел с кулаками на человека в синем комбинезоне. Первый удар застал мужчину врасплох, но, быстро придя в себя, он начал парировать удары с мастерством боксера. Прежде чем кто–либо успел вмешаться, завязалась настоящая драка.

Не вылезая из кабины, Розмари визжала от восторга и болела за Ромео. Стоя рядом со своим «мерседесом», Штраус с любопытством и, как мне показалось, с большим вниманием наблюдал за происходящим. Он был более объективным зрителем, чем его дочь, и, по–моему, хотел, чтобы Ромео досталась парочка хороших тумаков. Я, хоть в глубине души и болел за итальянца, не возражал бы против ничейного результата. После шуточек с кошачьим жарким и бесчисленных успехов у женщин не помешало бы этому красавцу испытать горечь поражения. Из–за двойственного отношения к Ромео и опасения, что какой–нибудь хук по ошибке мог достаться и мне, я не вмешался в драку.

Все выглядело не хуже, чем в кино! Когда же я увидел, что блестяще проведенный короткий удар сбоку поверг на землю служащего бензоколонки, что Розмари в восторге хлопает в ладоши, а Штраус вытирает вспотевший лоб, я вспомнил про Юлиану и Нино. В «мерседесе» их не было. Обойдя машину, я увидел, как за рефрижератором Нино бьет по щекам Юлиану.