Текст книги "С открытым забралом"

Автор книги: Михаил Колесников

11

Всю свою сознательную жизнь он шел к Ленину. Был только Ленин. Была его воля, приводящая в движение миллионы людей, весь партийный и государственный аппарат, все необъятное государство и другие государства, весь мир. Ленин управлял не только событиями в России, он управлял мировым революционным процессом.

Особенно остро почувствовал это Куйбышев на конгрессе Коминтерна, куда его направили в составе русской группы. Группу возглавлял Ильич.

Ярко-красный, сверкающий золотом Кремлевский зал. Ленина окружили делегаты из Германии, Франции, Италии, Польши, Венгрии и других стран. Пока он здесь, а не на трибуне, можно пожать его руку, поприветствовать от трудящихся своей страны, обменяться несколькими словами. И каждый думает о неповторимости минуты, о том, как будет рассказывать там, у себя, вот об этой встрече с вождем Коминтерна, о живом ощущении Ленина. Ленин, Ленин!.. Сердца переполнены восторгом, счастьем.

Здесь много делегаций, сотни людей из самых далеких стран, и внимание каждого приковано к нему, только к нему, умеющему, как никто, превращать марксистские революционные принципы в действие, улавливать людей и вещи в их исторической связи, безошибочно оценивать соотношение сил на чаше весов истории. Он один на всю планету.

Он стоит посреди зала в скромном, тщательно вычищенном пиджаке, чуть наклонив голову, сощурив яркие темно-карие глаза; немцам отвечает на немецком, англичанам – на английском, французам – на французском. Он многоязычен, и его многоязычность почему-то поражает. Он обычен и необычен. Он гений. И это понятно всем, даже его врагам. Меньшевистский лидер Дан, изобличенный в активной антисоветской деятельности, вынужден признать:

– Ленин непобедим, потому что нет больше такого человека, который все двадцать четыре часа в сутки был бы занят революцией, у которого не было бы других мыслей, кроме мыслей о революции, и который даже во сне видит только революцию. Подите-ка справьтесь с ним.

Враги трепещут при одном упоминании его имени.

Ленин держит приводные ремни от всех партий, входящих в Третий Интернационал, он влияет на политику других партий. Он разрабатывает и осуществляет стратегию и тактику Коммунистического Интернационала. Он поражает всех тем, что знает положение в той или иной стране, расстановку классовых сил лучше, чем делегаты, приехавшие из этой страны.

Валериан Владимирович видит Ленина как бы в новом качестве, в каком еще не приходилось видеть. Да и сам он здесь присутствует тоже в новом качестве. На него поглядывают с любопытством. И привлекает внимание не столько его крупная фигура и значительное лицо, кудрявая шевелюра. На нем лежат обязанности члена Президиума ВСНХ и члена Президиума ВЦСПС. Говорят, что он будет тем человеком, на которого Ленин собирается возложить все обязанности по осуществлению плана электрификации России. Да, такой разговор с ним ведется. Он близко сошелся с Кржижановским, возглавляющим Комиссию по электрификации. Это Кржижановскому Ильич поручил доложить на съезде Советов план ГОЭЛРО. Подумать только! Кржижановский знаком с Лениным еще по первым марксистским студенческим кружкам, когда Ильичу было всего двадцать три. Глеб Максимилианович входил в петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Ему под пятьдесят, но возрастная разница не мешает их дружбе с Куйбышевым. Валериан Владимирович умеет слушать. Все, о чем говорит Кржижановский, для него откровение.

– Ваш брат Анатолий – инженер-электрик, – говорит Глеб Максимилианович, – вот и начните с привлечения его к нашему делу. Вы читали «Набросок плана научно-технических работ» Ильича? Он еще в восемнадцатом рекомендовал обратить особое внимание на электрификацию промышленности и транспорта и применение электричества в земледелии. Ильич считает, что современная передовая техника настоятельно требует электрификации всей страны и ряда соседних стран по одному плану. Вот он, ленинский размах. И скажу больше: здесь гениальное предвидение неизбежности такой постановки дела. Его очень занимает проблема торфа. Запасы торфа в миллиард тонн! Дешевое топливо для электростанций. Владимира Ильича особо интересует масштаб организующих общественное производство возможностей электрификации: скажем, возможно ли управлять распределением электроэнергии на большом расстоянии из одного центра; какие расстояния может, не входя в конфликт с экономикой, преодолевать современная техника электропередач; каков общий экономический эффект...

Непостижимость атомов и электронов постепенно улетучивается. За химической молекулой и атомом – первоосновами старой химии – все яснее вырисовывается ион и электрон – основные субстанции электричества; открываются ослепительные перспективы в сторону радиоактивных веществ. Электротехника подводит нас к внутреннему запасу энергии в атомах. Занимается заря совершенно новой цивилизации... Все это слова Кржижановского. Они будоражат, волнуют воображение.

И странно, нелепо звучат здесь, на конгрессе Коминтерна, претензии к большевикам все той же «рабочей оппозиции», которая решила выползти на международную арену, заручиться поддержкой зарубежных компартий. Ленин с трибуны конгресса говорит о коренных переменах в мире, о наступлении капитала на рабочий класс, о поражении революционных выступлений в ряде стран, о явно обозначившемся замедлении темпа развития мировой революции. Все это требует решительного поворота в тактике коммунистических партий. Главная задача сейчас – борьба за единство рабочего класса.

– Первая волна мировой революции спала, вторая же еще не поднялась. Было бы опасно, если бы мы на этот счет строили себе иллюзии. Мы не царь Ксеркс, который велел сечь море цепями. Но разве констатировать факты значит оставаться бездеятельным, то есть отказаться от борьбы?.. Ну а что касается Советской России, то сейчас для нее новая экономическая политика – единственно правильная хозяйственная политика.

Но лидеры «рабочей оппозиции» гнут свое: нужно передать управление всем народным хозяйством «всероссийскому съезду производителей», объединенных в профсоюзы. Пусть всем командуют профсоюзы.

Потряхивая бородкой, выскочил Троцкий:

– Путь к социализму лежит через высшее напряжение государственности. И мы с вами проходим как раз через этот период. Как лампа, прежде чем потухнуть, вспыхивает ярким пламенем, так и государство, прежде чем исчезнуть, принимает форму диктатуры пролетариата, то есть самого беспощадного государства, которое охватывает жизнь граждан со всех сторон. Никакая организация, кроме армии, не охватывала в прошлом человека с такой суровой принудительностью, как государственная организация рабочего класса в тягчайшую переходную эпоху... – Сочатся и сочатся ядовитые слова. – Мы вступаем сейчас в полосу капитуляции перед мелкой буржуазией.

Так хотелось бы Балалайкину. Ему нет никакого дела до временного спада революционной борьбы в странах капитала, до планомерного создания единого пролетарского фронта. Спад? Это нереволюционно, прозаично. Рабочие массы должны драться без передышки, игнорируя спад.

Но все это вздор, демагогия, игра в красивые призывы, и никто из делегатов их всерьез не принимает. И умом и инстинктом каждый чувствует: есть только Ленин, и только его слово имеет реальный вес, только он постиг в совершенстве науку оценивать трезво мировое хозяйство и мировую политику, и, если хочешь победить, иди за ним, а не за пустозвонами.

...Ленинский стиль работы. Целая наука, огромная наука, и Куйбышев теперь, когда Ильич рядом, прислушивается к каждому его практическому совету, учится у него искусству управления. На деле, на практике.

А нагрузка на плечи все растет. Вот он уже возглавляет оргинструкторский отдел, который должен заниматься перестройкой управления промышленностью. Он руководит экономическим отделом ВСНХ и экономотделом ВЦСПС. Он – в комиссии по восстановлению крупной промышленности. Он – в составе концессионного комитета. Он руководит рядом главных управлений.

И тут приходится судорожно, до ломоты в голове изучать одну отрасль промышленности за другой. Ты отвечаешь за восстановление крупной промышленности всей страны. Ты должен быть компетентным в этой области. Сколько потребуется рабочей силы? Какие заводы восстановить, какие временно закрыть? Сырье, потребности рынка в товарах... В твоем распоряжении хозяйственники, экономисты, специалисты всех рангов. Умей расставить их. Умей быть экономистом. О, экономика – самая интересная политика!

Где-то бесконечно далеко знойные Каракумы и купола Бухары. Где-то гарцуют всадники. Где-то все еще свистят пули басмачей. Там история по-прежнему плетет свою причудливую нить. Но уже без Куйбышева.

От Файзуллы Ходжаева, приехавшего на несколько дней в Москву, Куйбышев узнал много любопытных подробностей. С Дутовым покончено! Чекисты Касымхан, Чанышев, Ходжамиаров и другие пробрались в крепость Суйдун на границе с Китаем, где отсиживался Дутов, оглушили его прямо в кабинете, хотели засунуть в мешок и вынести мешок из крепости под видом агитационной антисоветской литературы, но помешали конвоиры. Пришлось Дутова пристрелить, а самим уносить ноги с вражеской территории.

Раскрыт «Комитет национального объединения» – строго конспиративная антисоветская организация, которую возглавлял муфтий Садретдин-ходжа Шарифходжаев. Раскрыл ее семнадцатилетний Хамид Расулькариев, которого враги пытались завербовать. Вместо того чтобы провести заговорщиков через границу, Хамид привел караван к зданию ЧК, где заговорщики и были арестованы.

Все эти истории можно было слушать без конца, как далекую сказку, персонажи которой хорошо известны. Там свирепствовал новый басмач – некто Энвер-паша, который провозгласил себя «главнокомандующим вооруженными силами ислама и наместником эмира бухарского». Энвер занял почти всю территорию Восточной Бухары, окружил Душанбе и после двухмесячной осады взял его.

Та далекая жизнь по-прежнему колебалась на чаше весов истории, и кулаки Валериана Владимировича, слушавшего новости, яростно сжимались, будто бы он был все еще причастен к туркестанским делам и должен оперативно решать их, отвечать за них перед народом.

Файзулла рассказал о нашествии на Туркестан и Бухару голодающих Поволжья. Много из Самары. Целые толпы. Живут под открытым небом.

– Это теперь называется голодный фронт, – сказал Валериан Владимирович. – Казалось бы, вынесли все: интервенцию, гражданскую войну, разруху. И когда уже стало казаться, что самое страшное позади, оно, это самое страшное, навалилось на нас.

Год неслыханной тяжести – так назвал Ленин ужасный двадцать первый. На поля свалилась небывалая засуха – будто жидкое солнце расплескалось из своего кувшина на землю. Вымирающее от голода Поволжье, вымирающая Самара. По скромным подсчетам, тридцать процентов детей умерло. Вымерли целые села. Повсюду трупы людей, умерших от голода. Их не подбирают: не хватает сил. Сотни трупов, тысячи, сотни тысяч... Три миллиона. Создана Центральная комиссия помощи голодающим (Помгол) во главе с Михаилом Ивановичем Калининым.

 
Падаль едят люди! Мертвых едят люди!
10 000 000 вымрет, если хлеба не будет.
Стой!
Вдумайся в этот расчет простой:
Нужно для засева
и еды 1346 миллионов пудов.
Всего собрано в этом году: 741 миллион пудов.
Нехватка 605 миллионов пудов.
В России больше не получишь ни пуда.
Откуда взять остальное?
Откуда???
 

Это трудно назвать поэзией, стихами. Это сочащийся кровью и болью голос Маяковского. Обнаженные до ужаса стихи Валериан Владимирович носит в нагрудном кармане: переписал с агитплаката. Откуда?.. Откуда взять хлеб?..

Иногда казалось: нужно ехать в Самару, к своим, спасать надо... Но спасать следовало всех. Своей энергией, своей оперативностью можно спасти миллионы оставшихся в живых. О себе заботиться некогда. Выпирают из-под гимнастерки мослы. Черные впалые щеки. Живут они впятером, в двух комнатушках старой гостиницы. Живут как все: еды совсем мало. Дети просят есть. Тяжело глядеть в их доверчивые ясные глазенки.

И невольно приходят на память строки из «Гайаваты», которые любил читать Фрунзе в метельные фронтовые ночи:

 
Всю тоскующую землю
изнурил недуг и голод.
Небеса и самый воздух
лютым голодом томились,
И горели в небе звезды,
как глаза волков голодных!
 

Умерла мама, Юлия Николаевна. Последнее время она жила в семье Валериана Владимировича. Нянчила внучку и внука. Ей не было и шестидесяти.

Они с братом Анатолием шли за гробом. Сестер и брата Николая невозможно было даже оповестить. Николай командовал корпусом во Владикавказе, где находился и Сергей Миронович Киров. Далек оттуда путь по разрушенным дорогам, и Николай не добрался бы до Москвы и за неделю. Сестры разбрелись по всему свету, известий от них не приходило. О Николае узнавал главным образом из газет. Он вместе с Фрунзе громил Врангеля, потом очищал Грузию от меньшевистских банд. Награжден тремя орденами Красного Знамени, орденами Красного Знамени Азербайджанской и Грузинской республик.

Фрунзе сказал о нем Валериану Владимировичу:

– Все больше удивляюсь вашей, куйбышевской, породе: брат ваш Николай в боях проявляет необыкновенную распорядительность и храбрость.

– Он всегда был такой. Даже в детстве.

Суровое детство... Его, собственно, и не было. Была муштра, суровая дисциплина, жесткий распорядок жизни в кадетском корпусе. Но тогда это казалось детством. Каждый выковывает в себе свою сталь... Валериану Владимировичу хотелось, чтобы рядом в эту скорбную минуту был Коля, которого он очень любил. Но Николая не было.

Бедная, бедная мама... Ей все мечталось о том дне, когда они соберутся все в одну семью. Как будто такое возможно.

Неожиданно приехала сестра Лена. Изможденная, в стареньком, в заплатах, жакетике. Припала к его груди, беззвучно заплакала. Он гладил ее по голове.

– Ничего, ничего... Никуда тебя не отпущу больше... Будешь с нами.

Жизнь и смерть... Само существование сейчас кажется эфемерным. Нужно торопиться, чтобы успеть сделать что-то для Советской власти. Только бы устояла, родная... Все ополчилось против Советской России. Буржуи хлеба не дают, не хотят давать, садистски издеваясь над вымирающим Поволжьем: верховный совет Антанты создал комиссию «для выяснения возможности оказать помощь голодающему населению России». И поставил во главе ее заклятого врага Советской России, организатора интервенции против нее, друга и любимца белой эмиграции Жозефа Нуланса. Представители правительств девятнадцати стран высказались против предоставления кредитов Советской России для борьбы с голодом. Правда, поставили условие: реставрируйте у себя капитализм, тогда поможем. Добрый дядя Сэм выдвинул длинный список требований, целых двадцать шесть условий: вот если американским представителям будет предоставлена полная свобода действий, вплоть до создания всякого рода организаций – антисоветских разумеется. Возмущенный Ильич сказал:

– Подлость Америки, Гувера и Совета Лиги Наций сугубая... Гувер и Браун наглецы и лгуны.

Удушить костлявой рукой голода. Старое иззубренное оружие из арсенала контрреволюции.

Ничего, выкарабкаемся и без вашей помощи.

По поручению Ленина он занят организацией хозрасчетного предприятия. Первого в стране. Потом, как грибы после дождя, появятся созданные им хозрасчетные организации: Резинотрест, Северолес, Югосталь, Химуголь. Могучая форма хозяйствования. Хозрасчет. Он занят хозрасчетом, он увлечен. Сколько здесь возможностей! Работать, работать, засучив рукава...

Ласковый прищур глаз Ильича.

– Займитесь «Автономной индустриальной колонией Кузбасс». Вы, кажется, знакомы с теми местами?...

Еще бы!

Что это такое – «Автономная индустриальная колония Кузбасс»?

Группа американских рабочих и инженеров во главе с Хейвудом и голландским коммунистом Рутгерсом обратилась к Советскому правительству с предложением передать им в эксплуатацию Надеждинский завод и ряд других предприятий Кузбасса. Они обязуются восстановить их, пустить в ход с максимальной производительностью.

Так возникла идея создать «Автономную индустриальную колонию Кузбасс». И вот Куйбышев – председатель междуведомственной комиссии по заключению договора с группой Рутгерса. Какими должны быть взаимоотношения Советского правительства с будущей колонией? Вопрос сугубо дипломатический. И политический. Скорее – политический.

Случай из ряда вон выходящий. Даже не случай, а некая закономерность. Иностранные рабочие-интернационалисты – их около шести тысяч – хотят помочь рабочему классу Советской России. Энтузиасты. Согласны на любые условия. На любые трудности.

Те края хорошо известны Валериану Владимировичу, очень хорошо. Но хватит ли у энтузиастов пороха? Не скомпрометируют ли они саму идею, разбежавшись со стройки?

А рядом, как всегда, рогатая дилемма: некто из Госплана шлет записку, зачем, мол, нужен рискованный эксперимент, не лучше ли кузбасские предприятия отдать иностранным концессионерам. И выкладки, цифры, цифры... Очень убеждают. Никаких хлопот, никаких забот.

Но Ильич и Куйбышев знают: дело сейчас идет не о выгоде. Все значительно сложнее. И важнее. Рабочие из капиталистических стран создают образцовое предприятие без капиталистов, без эксплуататоров, отказываются от прибыли во имя общего блага.

Ленин, как всегда в подобных ситуациях, не пускает дело на самотек. Сам составляет проект подписки, которую должны дать Рутгерс и все его люди, до каждого рабочего включительно, шлет проект Куйбышеву: «Если согласны, предложите им...» Они с Ильичем обмениваются записками, разговаривают по телефону, встречаются.

Себальд Юстинус Рутгерс произвел на Валериана Владимировича благоприятное впечатление. В нем была некая морская уравновешенность, и сам он казался бывалым моряком: обожжен до черноты солнцем, выгоревшие брови, синие, как льдинки, глаза.

– Я был директором управления строительством дорог и мостов на Суматре, – рассказал Рутгерс о себе. – Вы знаете Сибирь?

– Я не раз отбывал там ссылку, сидел почти во всех сибирских тюрьмах. В Кузнецке жили мои родители.

Рутгерс взглянул на Валериана Владимировича с удивлением. Потом взял его тяжелую руку.

– Мне хочется дружить с вами, товарищ Валериан.

– Я обязательно приеду к вам в Кузбасс, товарищ Себальд. Там мои родные места. Ну а что касается дружбы – мое сердце всегда открыто для нее. Возьмите вот эту бумагу, пригодится.

– Что здесь?

– Написал воззвание к американским волонтерам. Я говорю здесь о необходимости и возможности совместной работы иностранных и русских рабочих плечом к плечу в одной мастерской, в одной шахте над созданием фундамента единственного в мире рабочего государства. Американские рабочие едут не в интересное путешествие, а на подвиг.

– Очень хорошо.

Рутгерс уехал. Индустриальная колония возникла. Ей быть много лет. Она пустит первый химический завод в Кемерове. Там много будет героических страниц, и дружба Куйбышева с колонией останется до конца.

Еще пристальнее, еще ласковее взгляд Ильича.

– Кржижановский эпиграфом для своей брошюры избрал изречение: «Век пара – век буржуазии, век электричества – век социализма». Он совершенно прав. Президиум ВСНХ назначил вас начальником Главэлектро!..

Ильич не сказал одного: назначил по его предложению.

Начальник главного управления электротехнической промышленности, которую еще нужно создать! Вторая программа партии. И осуществлять ее Куйбышеву.

Он ждал назначения и теперь был по-настоящему горд и счастлив. Вот дело, требующее всей жизни! Он оправдает доверие Ильича. Но, чтобы оправдать доверие, нужно целиком сосредоточиться на проблеме. Написал в ЦК: «Постановлением Совнаркома от 21 декабря 1921 года на Главэлектро возложены чрезвычайной важности обязанности по проведению в жизнь плана электрификации России... Эти обязанности столь велики, что должны поглотить все внимание и все силы лица, взявшегося за это дело. Между тем на мне лежат обязанности члена Президиума ВСНХ, члена Президиума ВЦСПС и целого ряда комиссий, связанных с этими должностями, перечислять которые было бы очень длинно... Нет надобности доказывать чрезвычайную важность работы по осуществлению плана электрификации России. Без преувеличения можно сказать, что выход из современного трудного положения Республики находится в прямой зависимости от наших усилий в области электрификации. Для этой колоссальной работы не грех посвятить специального работника, пользующегося доверием партии, освободив его от других обязанностей.

Если партия доверит мне это дело, я буду счастлив сосредоточить свою энергию на работе по поднятию электропромышленности, по строительству станций, предусмотренных планом СНК от 21 декабря, и по использованию действующих станций для подъема хозяйства страны. Но для этого я должен заняться специально этим делом, чего я не мог сделать до настоящего времени».

Через несколько дней заявление рассматривалось на заседании Политбюро ЦК. Постановили: «Оставить т. Куйбышева в Президиуме ВСНХ и ВЦСПС, предложив Бюро фракции ВЦСПС не возлагать на него никаких специальных обязанностей».

Вот он, электрический фронт! С чего начать? Конечно же прежде всего надо обеспечить бесперебойную работу электростанций Москвы и Петрограда. Он выехал в Петроград. Как давно здесь не был... Всегда грустно встречаться с давно покинутыми местами, если ты даже приехал сюда в служебную командировку. Стеклянные ночи Петрограда... Песчаный карьер, где когда-то Куйбышев возил песок, обрушился, опустел, как будто и не было его. А вот скамейка, на которой он спал, когда негде было преклонить голову... Уцелела. Не сожгли. Тогда приходилось опасаться каждого дворника, каждого городового. В угрюмых, будто нахохлившихся домах ему не было места. Он существовал вне закона. Обертывал зябнущие ноги газетами, под поношенный пиджак тоже подкладывал «Биржевые ведомости». Все было по-другому. Только чувство голода все такое же: оттуда, из юности, пришел одуряющий запах свежеиспеченных румяных французских булочек. Тогда было острое ощущение собственной ненужности... Жив ли добрейший Максим Спиридонович, тот самый, что устроил чернорабочим в песчаный карьер? Нет, дом пустует, окна заколочены.

Куйбышев отправился на Петроградскую электростанцию. И ахнул: оборудование изношено до предела, резервов нет, топливо идет в топки прямо с колес. Все держится на какой-то ниточке, на случайности. Записал: «Всякого, кто заглянет в будущее, кто не может жить сегодняшним днем, должно привести в жуть сознание, что каждую минуту все снабжение электроэнергией Петрограда и Москвы может полететь в тартарары, ибо вся работа держится на совершенно изношенном, пришедшем в негодность оборудовании».

Как всегда, ему приходится начинать с нуля, а то и с некой иррациональной величины. Он даже не подозревал, что дела обстоят так плохо.

Заводы-гиганты электротехнической промышленности – бывший Эриксон и бывший Гейслер замерли, застыли до лучших времен.

Опираясь уже на приобретенный опыт управления, он смело поставил на хозрасчет предприятия электропромышленности, и это сразу же дало благие плоды; привлек лучших специалистов-энергетиков; занялся лабораториями, электротехническим институтом. У него была целая программа. Радиопромышленность, радиотехника – все надо охватить. А главное – строительство новых электростанций: Волховской, Шатурской, Каширской, Кизиловской... Их нужно построить тридцать...

Он увлечен, он наконец, как ему кажется, нашел себя. Создана проектная организация – Днепрострой. Будет Днепрогэс!

...Отравленные пули эсерки Каплан делали свое дело: врачи пришли к заключению, что Ильич болеет оттого, что пули, засевшие в его теле после ранения, окисляются и разрушают организм. Появились острые головные боли. Сделали операцию. Пулю извлекли. Одну пулю. Разрез зашили. А в тот день, когда швы были сняты, Ленин председательствовал на заседании Политбюро ЦК. И все-таки он болен. Просто его эластичная натура всегда берет верх. Он растрачивает себя беспощадно, сам себе кажется неистощимым. Лечащий врач Кожевников неодобрительно ворчит: русская интеллигенция всегда безобразно относилась к своему здоровью. Ильич соглашается, выполняет все предписания врача. Но надолго ли? Есть вещи, которые поважней собственного здоровья. Это управление государством. Каждой своей работой, каждым своим действием он выковывает и выковывает великое искусство, великую науку управлять государством. Сама его жизнь – беспрестанное творчество. Он каждый час, каждую минуту впервые в истории решает невиданной сложности задачи революционного преобразования общества на основе социализма.

Он мудр, дальновиден. Пролетариату необходима государственная власть, централизованная организация силы, организация насилия и для подавления сопротивления эксплуататоров, и для руководства громадной массой населения, крестьянством, мелкой буржуазией, полупролетариями в деле налаживания социалистического государства. Формы государственной власти должны создавать широчайший простор для выявления всех творческих сил страны.

Куйбышев знает: Ильич не так добр, как об этом думают некоторые. Его доброта – это доброта высокоинтеллигентного, умного человека. Он внимателен, чуток, любит простых людей, любит массы, так как живет для них. Он живет интересами простого народа, учится у него и бичует тех, кто свысока относится к массам.

Нет, добреньким его не назовешь. Ему органически присуща ненависть к малейшим проявлениям бюрократизма и волокиты, к безответственности, расхлябанности.

Он за строгое соблюдение принципа коллективного руководства государством и партией.

Ленин всегда в движении, быстр, иногда резок, даже зол, нервен, категоричен. И в то же время, увлекаясь, он продолжает откуда-то из глубины сосредоточенно, вдумчиво наблюдать за тобой. Он тончайший психолог и видит тебя насквозь. В нем высоко вот это внутреннее самосознание, в которое тебе хода нет, ибо, чтобы понять внутренний механизм мышления гения, нужно самому быть сверхпроницательным. Разумеется, никаких особых тайн от тебя у него нет. Тайна в другом: в его способности мыслить, классифицировать, взвешивать груды явлений, превращать все в строительный материал социализма, даже подчас, казалось бы, материал непригодный, но под ленинским углом зрения он сразу становится нужным. Так было, например, с неким бароном Нольде. Ходил себе барон по улицам Москвы, и никому до него не было дела. Но старому барону есть дело до Советской России. Он не хочет выключать себя из общественной жизни, не хочет оставаться обломком самодержавия. Он гражданин, дипломированный инженер-текстильщик, имеет большой опыт руководства льняными фабриками. Он пишет «гражданину Ленину» письмо.

Именно он, барон Нольде, предлагает перевести льняную промышленность на хозрасчет.

Ильич очень внимательно отнесся к предложению. Именно это нужно сейчас, именно оно соответствует духу новой экономической политики.

– Валериан Владимирович, поговорите с бароном.

И вот – специальный декрет Совета Труда и Обороны о государственном льняном тресте. А во главе его, председателем, – товарищ Александр Александрович Нольде...

Великое искусство – расставлять людей, использовать каждого по его способностям и характеру, даже тех, кому не очень-то доверяешь. Воспитательную силу обстоятельств тоже следует пускать на службу социализму. Все подчинить единой цели.

Общаясь с Лениным, Куйбышев начинает понимать вождя еще с одной стороны: он лишен каких бы то ни было предрассудков. Все мы в той или иной мере заражены предрассудками, которые с веками превратились в некую обрядность. Скажем, такой предрассудок: создавая новый государственный аппарат, мы ни в коей мере не должны опираться на те завоевания, которые уже имеет крупнейший капитализм. То есть нужно создавать его на голом месте. Ильича подобные крайности раздражают и веселят в одно и то же время. Аппарат есть аппарат. Может быть, в этом аппарате что-нибудь сгодится? Государственный аппарат – машина сложная. В нем две стороны: угнетательская – армия, полиция, чиновничество (это надо разрушить!) и другая сторона – мощный учетно-регистрационный аппарат, тесно связанный с банками, синдикатами. Вот этот аппарат рабочий класс должен взять у капиталистов.

Можно завидовать ленинской гибкости мышления, можно перед ней преклоняться, но можно ли ей научиться?..

Как-то Владимир Ильич спросил у Куйбышева, читал ли он записки Генри Форда «Моя жизнь и мои достижения». Посоветовал почитать.

Несмотря на крайнюю занятость, Валериан Владимирович уселся за книгу. И сразу с головой ушел в нее. Не история восхождения Форда – от слесаря-недоучки до автомобильного короля, миллиардера-промышленника, инженера, коммерсанта, кандидата в президенты Соединенных Штатов – увлекла его. Все люди разные, равенства быть не может, даже два Форда не равны друг другу – вот концепция автора. Но все это воспринимается как некая банальность, некое ницшеанство, по которому равенство может быть только между равными.

Речь в книге шла о научной организации производства. Тут был опыт, была школа. Модель изготовления тогда только выгодна для производства, когда она может быть легко расщеплена на операции, число которых не должно быть ни велико, ни мало. Процесс, поставленный правильно, знаменуется ритмическим действием изготовления, где быстрая работа может быть так же не выгодна, как и медленная. За конвейерами – будущее. Совершенная организация производства состоит не из хороших машин и хороших специалистов, а прежде всего в некой системе организации. Поменьше схем, бюрократизма, титулов, постов, чинопочитания, протекций!

Валериана Владимировича восхитила прогрессивная сборка автомобилей, когда заготовочная масса автомобильных частей переносится в тридцать мест Америки, где автомобили соберут и продадут. Торговые процессы соединились с производственными; производство, потребление и распространение перегруппировываются, влияя на продажные цены. На заводе Форда каждая минута дает шесть готовых автомобилей. Вопросы организации труда и производства, вопросы взаимоотношения производства и сбыта...

«Когда кто-либо заводит разговор об усиливающейся мощи машины и промышленности, перед нами легко возникает образ холодного металлического мира, в котором деревья, цветы, птицы, луга вытеснены грандиозными заводами мира, состоящего из железных машин и машин-людей. Такого представления я не разделяю. Более того, я полагаю, что, если мы не научимся лучше пользоваться машинами, у нас не станет времени, для того чтобы наслаждаться деревьями и птицами, цветами и лугами... Сила и машина, деньги и имущество полезны лишь постольку, поскольку они способствуют жизненной свободе...» – так поет капиталистическая пташечка. У каждого свое представление о жизненной свободе.