Текст книги "С открытым забралом"
Автор книги: Михаил Колесников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
От имени Турккомиссии предлагаю в кратчайшие сроки сформировать несколько национальных бригад, широко привлекать в ряды Красной Армии трудящихся местных национальностей, а также принять меры к подготовке из их среды командиров и политработников! Мы намерены мобилизовать в ряды Красной Армии тридцать тысяч мусульман!
По шуму, поднявшемуся в зале, по бешеным аплодисментам, выкрикам он понял: победил!
Тридцать тысяч мусульман получат винтовки. Какого еще доверия хочет Рыскулов?..
Турккомиссия приняла решение слить все партийные организации в единую коммунистическую партию во главе с краевым комитетом, подчиненным ЦК РКП(б). Мусульманское бюро упразднили. Рыскулов и его сторонники заявили протест. Укатили в Москву жаловаться, искать управы.
И Валериан Владимирович понял, что борьба с национал-уклонистами не закончена, а только начинается. И не ошибся.
1 февраля пришло известие: Хива свободна! Первым ворвался в город отряд хивинских повстанцев. Уполномоченный РСФСР и Реввоенсовета Туркестанского фронта Измайлов сообщал: «Трудящиеся Хивы больше всего опасаются, как бы не ушли русские и не вернулся Джунаид».
А Джунаид бежал в Каракумы, куда перед этим отправил на верблюдах награбленные сокровища.
Пять дней спустя новое известие: Красноводск взят! Сдался неприятельский крейсер «Австралия». Захвачено в плен тысяча шестьсот солдат и офицеров. Освобожден нефтяной остров Челекен.
Лицо Валериана Владимировича омрачилось, когда стали известны подробности взятия Красноводска. Противник упорно сопротивлялся, стоял насмерть, перешел в контратаку.
Изнуренные долгими переходами по пустыне, красноармейцы дрогнули, отошли назад в барханы. Тогда комиссар полка Лапин собрал коммунистов и с наганом в руке повел их на штурм города. Полк одним из первых вступил в Красноводск. Впереди наступающих цепей члены полкового партийного бюро несли тело убитого в этом бою комиссара Лапина. Так погибают комиссары.
8
У Куйбышева с того самого дня, как он выехал в Туркестан, было постоянное ощущение, будто Фрунзе где-то совсем рядом. Все последнее время Михаил Васильевич был занят ликвидацией уральской белоказачьей армии. Сумел побывать в Москве на Всероссийском съезде Советов, встречался с Ильичем, выезжал в Иваново-Вознесенск и Шую. Освободил Гурьев и, выйдя на побережье Каспийского моря, ликвидировал Уральский фронт. По указанию Ленина Фрунзе строил железную дорогу Александров – Гай – Эмба для вывоза нефти.
Они как бы шли навстречу друг другу. И задачи были сходные. Им только один раз удалось поговорить по прямому проводу. Но и этого единственного раза было довольно, чтобы у Куйбышева укрепилось ощущение постоянного присутствия Михаила Васильевича. Давным-давно кадет Валериан Куйбышев вычитал у Цицерона любопытные слова о дружбе, и они запомнились: «Заключая в себе многочисленные и величайшие преимущества, дружба в то же время, несомненно, вот в чем превосходит все другое – она проливает свет доброй надежды на будущее и не дает нам слабеть и падать духом. Ведь тот, кто смотрит на истинного друга, смотрит как бы на свое собственное отражение. Поэтому отсутствующие присутствуют...»
Куйбышев пришел к выводу, что у человека, связанного с массой людей, обычно не так уж много каких-то особых, личных, друзей. Цицерон определяет дружбу как согласие во всех делах. Может быть, тут есть своя соль. Но разве суть только в согласии? Древний мудрец считает, что дружба возможна только между честными людьми. Честными он называет тех, кто поступает, кто живет так, что их верность, неподкупность, беспристрастие и щедрость встречают всеобщее одобрение; тех, в ком нет никакой жадности, развращенности, наглости, кто отличается великой стойкостью. Пожалуй, Фрунзе наделен всеми этими качествами. А разве тысячи других, с которыми близко знаком Куйбышев, не обладают подобными качествами? В одном, разумеется, мудрец прав: без доблести дружба совершенно невозможна, если под доблестью понимать способность к защите справедливости и бескорыстие, а скорее всего, чувство собственного достоинства.
Прав или не прав Цицерон – не так уж важно. Важно другое: наконец-то в Ташкент приехал Фрунзе! Глаза его лучатся, в усах – добрая усмешка. Они хлопают друг друга по плечам, рады, счастливы. Опять вместе!
Михаил Васильевич рассказывает, с каким трудом поезд штаба фронта пробивался в Ташкент: бураны, снежные заносы, дьявольский мороз. Поезд дважды терпел крушение. Добирались почти месяц.
Но все позади. И сразу же о главном: о положении дел в Туркестане. Валериан Владимирович докладывает подробно: о взятии Красноводска, о провозглашении Хивы Хорезмской Народной Советской Республикой, о том, что Джунаид собирает новые силы для нападения на Хиву. О том, что союз басмача Мадамин-бека и Монстрова под ударами красных частей распался. Монстров готов сдаться на милость Советской власти, сейчас Куйбышев ведет с ним переговоры через некого Петра Боцана. Вернее, вел до недавнего времени. Дело в том, что Мадамин-бек, узнав о переговорах, напал на отряды Монстрова. Монстров бежал, явился в Джалал-Абад и просит защиты у советских военных властей от басмача.
– А кто он, этот Монстров? – любопытствует Фрунзе. – Царский генерал?
– Конторский служащий, подрядчик. Авантюрист, короче говоря. Сперва выступал против экономической политики военного коммунизма, против хлебной монополии и продовольственной разверстки.
– Значит, выдвиженец местного русского кулачества?
– Совершенно верно. Он сам обзавелся земельным наделом в Джалал-абадском районе.
– Монстров... Лучше не придумаешь. Главарей накажем по приговору трибунала, а рядовых «крестьянской армии» следует амнистировать.
– Тоже так думаю.
– А что будем делать с курбаши Мадамин-беком? У него целая армия.
– Мы эту армию на днях разбили. Вторая Туркестанская советская стрелковая дивизия наголову разгромила Мадамин-бека.
– Прекрасная новость.
– Таких новостей у нас много. Не сидим сложа руки: недавно на сторону Советской власти перешли отряды Махкам-ходжи и Акбар Али – это шестьсот вооруженных и две тысячи невооруженных басмачей. Перешел также на нашу сторону отряд Парпи численностью три тысячи человек. Своими убит знаменитый курбаши, «борец за ислам» Иргаш, зачинатель басмачества.
– Наконец-то господа курбаши начинают понимать кое-что: массы идти за ними не хотят. А в том, что здесь расцвело басмачество, повинны и мы, советские работники: много наделали ошибок. Вот Мадамин-бек. Откуда он взялся? Слышал, будто бы сперва преданно служил Советской власти.
– Его полное имя Мухамед Амин-бек Ахметбеков. Служил начальником уездной советской милиции в Маргелане. Полтора года назад сформировал из подчиненных ему милиционеров-узбеков отряд басмачей. Крайне честолюбив. Поначалу путался с Иргашем, а потом решил сам стать вождем басмачей. В его отряде была строжайшая дисциплина. Он охотно принимал в свой отряд русских белогвардейцев, присваивал им высокие звания, назначал на большие командные должности. И сам стал колчаковским полковником.
Фрунзе слушал с большим интересом. Удивленно поглядев на Валериана Владимировича, сказал с усмешкой:
– Да я вижу, вы биографию каждого курбаши хорошо знаете!
– Приходится. Иначе не нащупаешь корни этой язвы. Я всегда был убежден в том, что всякое явление общественного порядка не возникает из воздуха, а имеет корни в прошлом. Не докопаешься до корней сорняка – не сможешь вырвать сам сорняк. Вот, например, у верблюжьей колючки корни тянутся на тридцать метров. Сорвешь колючку – а через некоторое время она вновь вырастает из того же корня. Чем глубже корни, тем труднее бороться с сорняком.
– Ну а Мадамин? Известно, где он сейчас?
– Отсиживается в горах с остатками своей армии. Мы решили окружить ее и уничтожить...
– Стоп! Мадамин – талантливый человек. И наиболее развитой из курбашей. Он нам сейчас нужен. Очень нужен. Если мы хотим всерьез ликвидировать басмачество, без помощи Мадамина не обойтись: он переманит остальных курбашей, своих друзей на сторону Красной Армии.
– Вы убеждены в этом?
– А вы разве не убеждены?
Оба улыбнулись.
– Хорошо, – сказал Валериан Владимирович. – Еще вчера вечером я отменил приказ об уничтожении отряда Мадамина. Связавшись с Реввоенсоветом Ферганского фронта, посоветовал вот что: пусть пообещают Мадамину, что его отряд в случае сдачи будет зачислен на советскую службу в качестве самостоятельной войсковой части.
– Как вижу, мне можно было и не приезжать сюда: вы так прекрасно справились с массой военных задач, которые не под силу и командующему Туркестанским фронтом, – шутливо сказал Михаил Васильевич. – Да и фронта, по сути, здесь уже нет – вы его ликвидировали.
Похвалы Куйбышев не принял.
– Да я едва дождался вас! – воскликнул он в сердцах. – Вот как думалось: приеду в Туркестан, займусь партийной работой, пропагандой. А вы упорно делаете из меня военного. Нет уж, историю с Мадамином доводить до конца придется вам самому. Кстати, фронт, увы, не ликвидирован, и трудно сказать, когда будет ликвидирован. В Семиречье в военном отношении весьма неспокойно. Казаки, кулаки-переселенцы, торговцы и бывшие чиновники, манапы, баи – все объединяются против Советов, все они поддерживают атамана Анненкова. Мне одно время казалось, что с атаманом Дутовым покончено. Но это страшно живучая тварь. После того как его разбили, он включил свои отряды в так называемую Отдельную Семиреченскую армию Анненкова. Все они теперь укоренились в Китае, вблизи города Чугучак. Вырыли там землянки и ждут своего часа. Кого тут только нет: и анненковцы, и дутовцы, и семеновцы, и колчаковцы. Дутов связан с Врангелем, англичанами и басмачами. Говорят, не прочь подставить ножку Анненкову, стать во главе белогвардейского сброда. Но Анненков держится прочно, разъезжает на «фиате», подвивает чуб, красит усы, а в это время его палач пан Левандовский казнит солдат, которые во всем разочаровались. Не знаю, правда или нет, будто у него в штабе хранится знамя Ермака, похищенное из собора. Одевается в английскую форму. На черном знамени с «веселым Роджером» девиз: «На небе – бог, на земле – атаман». Тридцати лет от роду, из потомственных дворян, холост, окончил Одесский кадетский корпус и Московское Александровское училище. Генерала присвоил Колчак. Наши части продолжают действовать на лепсинском и джаркенто-пржевальском участках.
Лицо Михаила Васильевича сделалось печальным.
– Я из тех мест, – сказал он грустно. – Там родился, в Семиречье. Там мама... – И, внезапно оживившись, спросил: – А не послать ли нам в эту плохо организованную область Дмитрия Фурманова? Он быстро во всем разберется. А с ним – группу партработников. Будет у нас в Верном свой уполномоченный. Там придется провести огромную партийную работу. И начальнику дивизии Ивану Панфиловичу Белову большая подмога. А к своим землякам семирекам обращусь с воззванием...
И только поздно вечером, когда все дела были решены, к ним пришел Гайавата:
Светел взор был Гайаваты:
скорбь с лица его исчезла,
как туман с восходом солнца...
Когда же Валериан Владимирович собрался к себе в номер гостиницы, Фрунзе неожиданно сказал:
– Не буду сейчас говорить об ошибках, допущенных Турккомиссией во всей этой истории с Рыскуловым. В них повинны и вы лично, Валериан Владимирович: слишком уступчивы были по отношению к Рыскулову. Дипломатия дипломатией, но Рыскулов – национал-уклонист с партийным билетом в кармане, и никаких уступок идеологического порядка ему не должно быть.
Куйбышев был удивлен:
– Что вы имеете в виду?
– Он протащил-таки свое название для Компартии Туркестана: мол, будем называть ее «коммунистическая партия тюркских народов».
– Мы не поддержали его в этом вопросе...
– Но и не дали должного отпора. Вы читали Коран? Или хотя бы Изречения Магомета?
– Коран? Нет, разумеется. У меня другая вера – коммунистическая.
– В таком случае вам нелегко понять сущность ислама или мусульманства. А у меня, знаете, пристрастие к такой литературе. Это же оружие наших политических противников, врагов революции, а оружие противника нужно знать. Магомет говорил: «Помогай брату своему мусульманину, не разбирая кто он – угнетатель или угнетенный».
– Это же самое говорит Рыскулов.
– Рыскулов Коран знает назубок. Ученики спросили Магомета: «Но как мы можем помогать угнетателю, если он угнетатель?» На что Магомет ответил: «Помогай угнетателю удерживаться от угнетения».
– Неплохо придумано. Эмир тоже Коран знает, но почему-то не удерживается от угнетения.
– Ничего, трудящиеся Бухары ему помогут. А лозунг сей означает отказ от классовой борьбы. Коран подменяет классовые интересы трудящихся их религиозной принадлежностью, как бы ни толковали его смысл правоверные муллы и манапы. Есть в Коране такие слова: «Верующие! Воюйте с теми из неверных, которые были близки к вам: знали бы они в вас вашу жестокость». Не может быть ни тюркской компартии, ни тюркской республики – это чистейшей воды пантюркизм, идеологический натиск на нас. Ошибку исправим сегодня же, несмотря на поздний час: созовем совещание Турккомиссии! И еще хочу сказать вам: председателем Турккомиссии теперь будете вы! Такова воля Ильича.
– А Элиава?
– Отзывается в Москву.
Он был строг и категоричен. Валериан Владимирович восхищался им. Вспомнил, как Фрунзе однажды сказал в его присутствии Фурманову:
– Можно допустить стратегическую ошибку и сдать город, даже два города. Вас поймут, простят вам. Страшнее ошибка политическая – политическая зыбкость, идеологическая уступка неприятелю. За нее расплачиваются особенно большой кровью...
Были бои с басмачами, мятеж в Семиречье, с которым успешно справились Дмитрий Фурманов и Иван Белов. Усилиями чекистов было раскрыто и уничтожено несколько заговорщических белогвардейских групп. Мадамин-бек перешел на сторону Советской власти. Дутов уцелел, и чекисты разрабатывали план, как его заманить на советскую землю и арестовать.
Была затяжная борьба с Рыскуловым, и, к удовлетворению Куйбышева, кончилась она полной победой: Турар признал свои ошибки. Признал публично. Посмеиваясь, словно бы ничего особенного не случилось, говорил:
– Два камня в воде и те сталкиваются. Огня без дыма не бывает, человека без ошибок не бывает. Поймите и меня: одержав победу над «колонизаторским» уклоном, встав у руководства Туркреспубликой, мы увлеклись националистическими лозунгами, недооценили интернациональные задачи, стали бороться за насаждение в аппаратах своих национальных чиновников. А теперь, когда комиссия по предложению товарища Ленина отклонила мой проект как ошибочный, я и сам понял, что был в плену буржуазно-националистической идеологии и проповедовал гниль... Да-да, поймите и меня... Хорошо Тюракулову – он родился марксистом. Глупому прощают семьдесят ошибок, а умному – ни одной. К какой категории отнести Турара Рыскулова, товарищ Койбаши-ака?
– Ну вы лучше знаете себя. Кокетничающим подобным образом Бисмарк говорил: «Глупость – дар божий, но не следует им злоупотреблять».
Перед Куйбышевым горячие глаза Файзуллы Ходжаева.
– Помните, Койбаши-ака, вы обещали поддержать нас, когда поднимем народ Бухары на восстание?! Час настал!..
Валериан Владимирович и без его слов знает: час настал. Хотя Бухара находилась в договорных отношениях с РСФСР, эмир усиленно готовился к войне, стягивая в Бухару со всех сторон силы. Численность его регулярной армии уже давно перевалила за шестнадцать тысяч штыков и сабель, а Сейид Алим продолжал проводить все новые мобилизации. Вместе с отрядами беков он сейчас располагал армией в шестьдесят тысяч человек, из них пятнадцать тысяч пехоты и тридцать пять тысяч конницы. Сюда стекались белогвардейцы, турецкие и афганские «добровольцы». Армия эмира превосходила войска Фрунзе и Куйбышева по пехоте в два с половиной раза, по коннице в четырнадцать раз!
Эмир за последнее время повел себя явно провокационно: советским гражданам, проживающим на территории эмирата, категорически запретил выходить за черту своих поселений. Приказал завалить арыки, подающие туда воду, запретил дехканам снабжать русских продуктами. Фрунзе сообщал Ильичу в Москву: «Далеко не так благоприятно положение в Бухаре, которая усиленно готовится к борьбе, проводя мобилизацию и запасаясь оружием и снаряжением через Афганистан».
– Англия спешит сколотить против нас коалицию из Персии, Бухары и Афганистана, – сказал Валериан Владимирович Фрунзе. – А все для того, чтобы отвлечь часть сил Красной Армии с Западного фронта. В Старой Бухаре вовсю старается майор Бейли.
– Мне не нравится то, что сарбазы эмира все чаще и чаще устраивают провокации на железной дороге. Если они захватят железную дорогу...
– Я сам со страхом об этом думаю. Эмир требует от нас, чтобы охрана железной дороги была передана бухарскому правительству.
Через день пришло сообщение: солдаты эмира разбирают железнодорожный путь от Кагана до Каттакургана – на протяжении ста с лишним километров! В районе Пайшамбе сарбазы напали на советских пограничников, у Кара-Тюбе обстреляли из пушек бронепоезд.
В Бухаре пять тысяч коммунистов. Они созвали в Чарджуе съезд и нацелили партию на вооруженное восстание и свержение эмира. Чем они располагают? Пять тысяч штыков и две тысячи сабель... Мало. Очень мало. Горстка людей против вооруженной до зубов армии эмира.
Неизбежность надвигалась: эмир вот-вот объявит войну Советской России. В Бухаре в любой момент может вспыхнуть восстание.
Фрунзе и Куйбышев, просиживая ночи в штабе Реввоенсовета, судорожно подсчитывали свои возможности. Нет, вступать в войну с эмиром нельзя. Сил не хватит. И подмоги ждать неоткуда. Командующий Западным фронтом Тухачевский ведет тяжелые бои с противником, перешедшим в контрнаступление. С Белопольского фронта Республика не может снять ни одного красноармейца. Не лучше обстоит дело на Юго-Западном фронте. Части Гая вынуждены были отойти в Восточную Пруссию, и судьба их неизвестна. Врангель со своей тридцатишеститысячной армией захватил Северную Таврию. Советские войска понесли большие потери. Где-то там сражается за Каховку Василий Блюхер. Там же – Дмитрий Карбышев.
Нет, гражданская война еще не кончилась. Она кипит, бушует, то затухает, то разгорается снова. На помощь надеяться не приходится.
Оттуда, где бьются многотысячные массы, где решаются судьбы Советского государства, события в Туркестане кажутся не такими уж значительными. Да и вообще мало кто подозревает о существовании некого эмира Бухары Сейида Алим-хана. Что за дикий анахронизм? Эмир, феодальное государство, боевые слоны из Индии... Уж не из «Тысячи и одной ночи» пришло все это?
Но умирают и в больших битвах, и в маленьких сражениях одинаково. Поражение в войне с эмиром будет означать истребление всех советских войск, конец Советского Туркестана.
– Мы не можем рисковать, – сказал Фрунзе.
– Не можем, – согласился Куйбышев.
– А придется.
– Придется...
Они рассмеялись, хотя смех получился невеселый.
Ждать, пока эмир нападет, не стали. Фрунзе дал приказ срочно создать Чарджуйскую группу войск, которой нужно быть готовой занять город Старый Чарджуй. Другая группа заняла важнейшие железнодорожные станции, отогнала сарбазов, разбирающих пути. В Москву доложил: «Имеющиеся в моем распоряжении силы в настоящую минуту едва достаточны для обеспечения исходного положения... Из 144 батальонов, требующихся для обеспечения Туркестана, в данный момент в моем распоряжении имеется 40 батальонов, в коих вместо штатных 37 тысяч бойцов налицо лишь 11614. Из потребных 144 эскадронов конницы имеется лишь 60, в коих вместо 7200 штатных сабель налицо только 5384».
Да, не густо.
– Этих войск едва хватит, чтоб окружить только Старую Бухару, – сказал Валериан Владимирович.
– Вот именно, – Фрунзе прищурил глаз. – Вы разгадали мой стратегический замысел: мы сосредоточим войска вокруг Старой Бухары и в районе Нового Чарджуя – таким образом армия Сейида Алима еще до начала военных действий окажется в положении стратегического окружения. Пусть мышка сидит в капкане.
Оба понимали, что своими действиями они могут ускорить развязку. Но другого выхода не было.
Вооруженное восстание началось 28 августа в Сахар-Базаре под Старым Чарджуем. Близость Красной Армии воодушевляла повстанцев. Они без боя вступили в Старый Чарджуй. Потом восстание перекинулось в Шахрисабз, в Керман, в другие города. Восставшие обратились в Турккомиссию за помощью.
– Ну началось! – сказал Михаил Васильевич. Он был бледнее обычного. – Созовем заседание Турккомиссии, а приказ частям о переходе в наступление я уже заготовил.
Нужно было брать Старую Бухару немедленно, пока эмир не опамятовался. Казалось бы, все ясно: промедление смерти подобно!
Но случилось непредвиденное: на заседании Турккомиссии, где присутствовали представители советских организаций, голоса разделились. Нашлись осторожные люди, которые доказывали Фрунзе и Куйбышеву, что открывать военные действия против эмира опасно, не следует раздражать его и англичан.
– Мы потонем в собственной крови!
– Вы, товарищи Фрунзе и Куйбышев, своими действиями спровоцировали бухарцев на выступление, а нас вовлекли в бездну! Англичане бросят все против нас, чтоб спасти эмира. Они могут ввести свои войска из Индии.
Михаил Васильевич и Куйбышев переглянулись.
– Я отвечу паникерам, – сказал Куйбышев. – Да вы что, товарищи, отдаете себе отчет в том, к чему нас призываете?! Мы спровоцировали восстание?! Восстание подготовила компартия Бухары. Готовила долго и обстоятельно. Может быть, вам не известно о существовании бухарской Красной Армии? Она есть, она действует, занимает города. А мы обязаны были принять оградительные меры. Разве не так? – Он наливался гневом все больше и больше. – Трусы революцию не делают! – сказал он резко. – Да-да, осторожность – одно, а трусость – совсем другое. Писарев в свое время говорил: «Кто заранее считает себя побежденным, тот действительно побежден наполовину до начала борьбы». Кто поможет бухарской революции? Кроме нас, ей помочь некому. Нет таких сил в природе. Мы не должны медлить! Промедление создает возможность катастрофы, так как передача инициативы в руки противника неизбежно затруднит и работу революционных сил Бухары, и операции наших войск. Все коммунистические революционные деятели Бухары – от коммунистов до младобухарцев – разделяют нашу точку зрения. И в самом Туркестане, включая некоммунистических сторонников национально-освободительного движения на Востоке, большинство разделяет нашу точку зрения. Вы испугались англичан? Нет, Англия выручать эмира сейчас не будет. Момент для освобождения Бухары в этом отношении выбран исключительно удачно. Да знаете ли вы, что происходит в Англии?! То-то же... В Англии сейчас двоевластие! По всей стране созданы Советы действия, они распоряжаются политической жизнью страны. Это рабочие Советы. Они призвали рабочих в случае объявления войны Советской стране начать гражданскую войну. Конференция докеров Плимута единогласно постановила: не пропускать никаких военных материалов и никакого оружия в страны, воюющие против Советской России. Ни одного пенса, ни одной винтовки интервентам! К англичанам присоединились французы. Докеры отказываются грузить пулеметы и орудия. Немецкие рабочие на всех дорогах и в портах создали контрольные заградительные посты, которые задерживают военные грузы. Вот вам интернационализм в действии.
Его речь произвела сильное впечатление на членов Турккомиссии.
Фрунзе взглянул на часы.
– Вот текст приказа войскам, – сказал он и прочитал приказ наизусть: – «В ряде местностей Бухары вспыхнуло революционное движение... Полки нарождающейся бухарской Красной Армии двинулись на помощь родному народу. Красные полки рабоче-крестьянской России обязаны стать подле них. Приказываю всей нашей вооруженной мощью прийти на помощь бухарскому народу в этот час решения». Хочу к этому добавить слова, которые слышал от Ильича: «Отставание от революции опасно, им может воспользоваться классовый враг и уничтожить все завоевания революции».
Куйбышеву, перед тем как выехать в Самарканд для руководства Бухарской операцией, Фрунзе сказал:
– Исход сражения будет в конечном итоге зависеть от вашей энергии, Валериан Владимирович: если вы не найдете резервов, вовремя не подбросите их к Бухаре, мы погибнем.
Он уехал. А Куйбышев остался в Ташкенте. Михаил Васильевич надеялся на его энергию. Куйбышеву надеяться было не на кого. Резерв – это значит люди, вооружение, боеприпасы, транспорт – полное обеспечение операции.
На собственном опыте он не раз убеждался: если операция не обеспечена материально, не организована – за плохую организацию приходится расплачиваться большой кровью. Материальное обеспечение войск – вот как это называется.
Чего греха таить, было время, когда порыву, энтузиазму, психологии войск он придавал решающее значение. Да, разумеется: политико-моральное состояние – это главное. Но главное и решающее – не одно и то же. Его поразили слова Ильича о том, что война питается передовой техникой. Ильич на одном из съездов сказал, что берет верх тот, у кого величайшая техника, организованность, дисциплина и лучшие машины. Машины... Без машин, без дисциплины жить в современном обществе нельзя – или надо преодолеть высшую технику, или быть раздавленным! Воля – это еще не все. Воля – фактор субъективный. Но есть факторы объективные. По-видимому, все же нельзя недооценивать, но нельзя и переоценивать моральные или политические факторы.
Сейчас он особенно остро понимал, что именно в экономической силе заключена первопричина политической и военной силы. Он впервые за всю гражданскую войну боялся по-настоящему.
Правы они с Фрунзе или не правы? Может быть, в самом деле следовало занять некую выжидательную позицию? Но сама мысль об этом была ему отвратительна. Выжидательная позиция, когда восставший народ не щадит себя, казалась ему предательством.
Бухара... Бухара... Он видел не только ее прекрасные минареты, мавзолей, мечети, торговые купола Ляби-хауза, медресе, дворцы в Ситора-и-Махи-Хаса, пруды, где плавают лебеди, но и высокие, толщиной в пять метров крепостные стены, опоясывающие город. Город-крепость. А в этой крепости еще одна крепость: Арк, расположенный на высоком насыпном холме. В Арке живут эмир, его военачальники и чиновничья знать. Три тысячи человек, населяющих Арк, будут драться до последнего. Конюшни эмира с арабскими скакунами. Из конюшен сделан сток нечистот в камеры, где томятся лучшие сыны бухарского народа, революционеры. Эмир – настоящий садист.
Разделив свои войска на Каганскую и Каттакурганскую группы, командующий Туркфронтом Фрунзе зажал Старую Бухару в клещи. Для штурма выделил части, закаленные в боях с басмачами.
Вечером 29 августа советские войска перешли в наступление, а ночью уже были у стен Бухары.
Так вершились дела. И если Фрунзе победит коварного эмира, то дела эти войдут в историю, так как Бухара – не просто Бухара, не один из городов Средней Азии, а последняя цитадель феодализма в Средней Азии, опорный пункт английских империалистов. За тем, что происходит у стен Бухары, сейчас пристально следят и в Афганистане, и в Персии, и в Индии, и в Турции. В Ташкенте гостят несколько делегаций: турецкая во главе с Ижемаль-пашой, индийская, афганская, персидская. Представители восставшей Турции приехали сюда перенимать опыт Советского Туркестана. В глазах Джемаль-паши авторитет Фрунзе и Куйбышева как полководцев велик. Он знает: на Восточном фронте они сделали немало, чтобы разбить Колчака. Очищен Закаспий. Хива стала республикой. Джемаль-паша не сомневается, что дни Бухары сочтены. Разве жалкий эмир в силах устоять против двух таких испытанных красных генералов?!
Куйбышев встречал, приветствовал индийскую делегацию:
– Индия – скованная спящая красавица, и речи бежавших оттуда революционеров – это первый вздох, за которым последует ее пробуждение.
Руководитель делегации спросил:
– Может ли Индия рассчитывать на помощь революционной России?
– Может! – ответил Куйбышев.
Может! Если великая страна Индия может рассчитывать на помощь России, то битва за маленькую Бухару имеет принципиальное значение: неуспех исключается. Иначе в глазах индийцев и других народов Востока будет подорвано доверие к мощи Советской России, Красной Армии. Бухарская операция – это как бы завершение гражданской войны в Средней Азии, вот что это такое. Завершение. Конец. Там, в Центральной России, на Западном и Юго-Западном фронтах война не утихает. Наверное, будут и другие фронты. А здесь – конец... Одним ударом.
Куйбышев изыскивает резервы, бросает их на подмогу. Сформирован сводный отряд военно-учебных заведений из батальонов курсантов Высшей военной школы, Ташкентских пехотных командных курсов имени Ленина; здесь же, в отряде, эскадрон мусульманских кавалерийских командных курсов – вот вам курсантская бригада, ее можно посылать в бой... Он заготавливал продовольствие, обмундирование, грузил в эшелоны коней. Работа кропотливая, трудная. И незаметная. Ее могут оценить лишь те, кто идет в бой. Переброска резервов... Героического тут не так уж много. Когда резервы есть. Когда транспорт работает бесперебойно. Когда все трубочки и трубы, питающие фронт, действуют беспрестанно.
Он поднял весь Туркестан на ноги. И когда Фрунзе прислал отчаянную телеграмму, требуя людей, винтовки, патроны, бронемашины, он все это дал.
И бронемашины подкатились под самые стены Старой Бухары. После подкопа под крепостную стену был произведен мощный взрыв; в проход, образованный взрывом, бросились красноармейцы отряда особого назначения Клементьева. Впереди бежал комиссар Шарапов. Их поддерживал огнем броневик. Первыми ворвались в крепость узбеки. Командовал ими девятнадцатилетний кавалерист Обухов.
Были, были горячие деньки. Были жертвы. Вся операция заняла пять дней. Эмир бежал в Афганистан. Его долго преследовали. Уже там, в Афганистане, он объявил о присоединении Бухары к Великобритании. Когда некто из международных авантюристов обратился к Куйбышеву с претензиями: Бухара-де теперь составная часть Британской империи и вы не имеете права распоряжаться ею, – Валериан Владимирович легонько похлопал иностранца по плечу и спокойно ответил:
– Вы правы, сударь, Бухарский эмират в самом деле теперь входит во владения Великобритании вместе с эмиром и его свитой. А вот независимая Бухарская Народная Советская Республика принадлежит бухарскому народу. Нет больше эмирата и не будет никогда!
А еще через пять дней после победы Куйбышев узнал, что он назначен полномочным представителем РСФСР в Бухарской Народной Советской Республике.
