Текст книги "С открытым забралом"
Автор книги: Михаил Колесников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Михаил Колесников
С ОТКРЫТЫМ ЗАБРАЛОМ
Роман
ВЕРНОСТЬ ТЕМЕ
Советский читатель хорошо знаком с книгами М. Колесникова «Все ураганы в лицо» о М. В. Фрунзе и «Без страха и упрека» о Д. А. Фурманове. Дилогия в 1972 году была удостоена литературной премии Министерства обороны СССР. Роман «С открытым забралом» продолжает избранную автором тему – тему революционной борьбы, завоевания и становления Советской власти. В центре романа образ одного из верных учеников и соратников В. И. Ленина – Валериана Владимировича Куйбышева.
Выходец из офицерской семьи служилых дворян, воспитанник кадетского корпуса, юный Куйбышев увлекается марксистской литературой, порывает со своим классом и открыто провозглашает целью своей жизни уничтожение эксплуататорского строя.
Деятельность Куйбышева показывается в романе как составная и неотъемлемая часть героической истории большевистской партии на всех этапах борьбы за завоевание и утверждение диктатуры пролетариата в России.
С большим интересом читаются страницы о революционной борьбе Куйбышева в дооктябрьский период, о его несгибаемом мужестве, не сломленном застенками царской охранки, ссылками и тюрьмами Каинска, Нарыма, Иркутской губернии и Туруханского края. В неимоверно тяжких условиях формируется, мужает и крепнет характер будущего большевистского вожака, талантливого организатора и руководителя.
Широко и разносторонне показана автором деятельность В. В. Куйбышева и в годы гражданской войны. Будучи политическим комиссаром и членом РВС армий Восточного фронта, членом Реввоенсовета Южной группы Восточного, а затем – Туркестанского фронтов, членом Особой комиссии ВЦИК и СНК по делам Туркестана, полномочным представителем РСФСР в Бухарской народной республике, Куйбышев всегда руководствовался указаниями ЦК партии и ее вождя В. И. Ленина, работал в тесном содружестве со своими командующими – талантливыми полководцами М. Н. Тухачевским, М. В. Фрунзе и другими.
Военная деятельность Валериана Владимировича на фронтах многогранна. Он занимается вопросами создания и укрепления политорганов и партийных организаций, подбором и расстановкой партийных кадров, руководит агитационно-пропагандистской и политико-воспитательной работой, формированием и укреплением регулярных частей и соединений, политическим обеспечением и материально-техническим снабжением войск. Перед читателем встает образ выдающегося политического и государственного деятеля, прошедшего трудный путь от революционера-подпольщика до члена Политбюро ЦК партии, вся жизнь которого – образец верности служения ленинской партии и народу.
Нет сомнения, что роман Михаила Колесникова сыграет большую роль в воспитании у нашей молодежи таких благородных черт характера, как честность и принципиальность, стремление бороться с трудностями и преодолевать их, ненавидеть и побеждать своих классовых врагов, любить Родину и быть беспредельно преданным ей.
Член-корреспондент АН СССР
генерал-лейтенант П. Жилин
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Правда своего пути
«Когда уважаешь себя и сознаешь правду своего пути, то всякое горе лишь согнет, но не сломит, а сознание правды опять выпрямит, и опять смело и гордо смотришь вперед...»
Валериан Куйбышев. Из письма к матери. 1909 год. Томская тюрьма. Камера-одиночка
1
Подполковник Владимир Яковлевич Куйбышев грузно и как-то безвольно сидел в широком кресле и прислушивался к шуму бурана за окном. Он сидел чуть склонив голову набок, большие темные очки делали его похожим на слепого. После контузии зрение медленно возвращалось к нему. И хотя из петербургского госпиталя его выписали два года тому назад, в ненастную погоду раны давали о себе знать. Ноющая боль в покалеченной ноге обострялась. Передвигался он, опираясь на толстую трость.
Начальство всячески обласкало его: наградило Георгием IV степени, повысило в звании и в должности. Но он оставался словно бы равнодушным ко всем этим милостям. Еще совсем недавно живой, веселый, громогласный, он вдруг как-то погас, будто в нем что-то надломилось. В свои сорок три года выглядел дряхлым стариком, окладистая борода, за которой он раньше тщательно ухаживал, торчала клочьями, волосы потеряли блеск. Чужое странное лицо глядело на него из глубины зеркала.
Родные приписывали все перемены в нем продолжительной болезни, постоянным недомоганиям, и они по-своему были правы. Но только Владимир Яковлевич знал: не раны и не контузия надломили его, не ужасы войны. Из девятнадцати месяцев этой несчастной войны на долю офицера сибирского казачьего войска Куйбышева пришлась самая малость. В первом же бою под Кинчжоу их 5‑й Сибирский полк был разгромлен, остатки его едва выбрались из окружения. В этом бою Владимир Яковлевич и получил свои тяжелые ранения, даже не успев проявить особого героизма.
Надломило его другое: беспрестанные думы. Тяжелые думы о судьбах России.
Совсем недавно Владимиру Яковлевичу казалось, будто история – это то, что окутано романтической дымкой времени. В кругу своей многочисленной семьи в зимние вьюжные вечера он, бывало, читал вслух Тита Ливия или же Корнелия Тацита, но больше всего он любил «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Заговор Катилины, Веспасиан, Тит, Домициан, Марк Брут, Гракхи... То были личности. Как это сказал Плутарх: «Прибегать к железу без крайней необходимости не подобает ни врачу, ни государственному мужу...
В современной жизни, как казалось Владимиру Яковлевичу, нет ничего примечательного, ничего исторического. Он и его семья существовали как бы вне времени, забившись в глухом степном поселке Кокчетав. Им не было дела до высокой политики и дипломатии, до того, что происходит в больших городах, где им попросту не доводилось бывать.
Отец Владимира Яковлевича служил в сибирских казачьих войсках, в этих же войсках служил и он. И сыновей определил в Омский кадетский корпус – чтоб потом поступили в военное училище да стали офицерами, защитниками престола, как и положено потомственным дворянам. Где жить, там и слыть... Он учил детей быть честными, исполнительными и... не бояться поражений. Да, да, в жизни случается всякое. Но если тебя сбили с ног – вставай, стисни зубы и упорно пробивайся к своей цели. Иной не выдерживает сурового испытания и пускает себе пулю в лоб: так произошло с их дедом Яковом. Не преодолел... Да и на долю самого Владимира Яковлевича выпала нелегкая судьба: из бедности, несмотря на усердную службу, так и не смог выбраться. Должностей больших не давали, все держали начальником маленькой воинской команды в Кокчетаве. Из одиннадцати детей трое умерло.
Жена Юлия Николаевна и детей сама обшивала, обувала, и в церковноприходской школе учительствовала.
А теперь вот исполнилось заветное: Владимир Яковлевич – подполковник, воинский начальник в Кузнецке, два сына успешно окончили кадетский корпус. Чего еще?..
Но он ничему не радовался. Беспрестанно ощущая упадок нравственных сил, уединялся в своем служебном кабинете и просиживал здесь часами в некоем оцепенении.
Когда жена стала допытываться, что с ним происходит, он вроде бы в шутку, но с горечью сказал:
– Помнишь, у Гладышевых был белый пудель, запамятовал, как его звали. Так вот: когда его остригли наголо, он подох. Подох от позора. Самолюбивая собачка. Оказывается, можно помереть просто от позора. Валериан прав: царь-батюшка навлек на нас, на всю Россию, тяжкий позор. Армию опозорил, флот потопил.
Она поглядела на него со страхом: так отзываться о государе! Чего же тогда требовать от детей?..
– У детей своя дорога, – сказал Владимир Яковлевич. – Они взрослые и сами вправе решать. Мы хотели им добра, а они добро по-своему разумеют. И эта их дорога страшит меня. Я разучился их понимать. Я стал им вроде бы чужой. Особенно беспокоит Валериан. Добром не кончит. И я боюсь за него, боюсь, как не боялся никогда. Даже тогда, когда его ужалила змея. Помнишь?
Она, разумеется, помнила. Матери такого не забывают: чтобы приучить сестер ничего не бояться, Валериан схватил змею – и она укусила его. Страхов за жизнь мальчика было много. К счастью, все обошлось тогда.
– Сам в церковь не ходишь, с кого же им брать пример? – упрекнула Юлия Николаевна. – Лба никогда не перекрестишь, священнику дороги не уступишь.
– Дались тебе эти попы! – рассердился он. – Нет твоего бога, нет! Твой милосердный боженька собственного сына обрек на муки-мученические, позволил распять. Разве это божеское дело? А поп Гапон повел женщин и детишек под царские пули, тысячу душ царь-батюшка перед дворцом ухлопал. Да еще две тысячи раненых. Вот оно, царское милосердие! А московский митрополит Владимир даже составил «поучение», чтоб его читали в церквах. Дескать, заповедь божья гласит: в терпении вашем стяжите души ваши, а социал-демократы, мол, учат: в борьбе обретешь ты право свое; заповедь Христова говорит: царя чтите, а они наущают: царь – тиран. Поп советует: социал-демократов уничтожать надо! То есть уничтожать надо твоих родственников Гладышевых – ведь они за революцию! Вот ты, божья моя коровка, скажи: за что я воевал в Маньчжурии? Почему меня покалечили? Может быть, за родину, за отечество? То-то же, не знаешь. И я не знаю. Все в мире творится не нашим умом, а царским судом. Люди думают – до чего-нибудь додумываются, а мы думаем – из раздумья не вылезаем. Вот и выходит: голова у нас на плечах для счету. А Валериан все мне объяснил: оказывается, потеряли мы почти полмиллиона солдат за концессии безобразовской шайки, в которой негласно состоит царь, за то, что самодержавию захотелось разжиться колониями, – вот как он мне все объяснил. Подозреваю, что всю эту науку он прошел у твоих социал-демократических родственников Николая и Александра Гладышевых. Пока ты боженьке земные поклоны отвешиваешь, они по городу прокламации разбрасывают. Впрочем, сейчас и без Гладышевых учителей предостаточно...
Сидя в своем служебном кабинете и прислушиваясь к свисту бурана за окном, Владимир Яковлевич вспомнил об одном памятном разговоре с сыном.
Валериан только что окончил кадетский корпус, когда Владимир Яковлевич вернулся из петербургского госпиталя – весь перебинтованный, в черных очках, на костылях.
– Поздравляю тебя, Воля, с успешным окончанием корпуса, – сказал Владимир Яковлевич сыну. – Дорога в военное училище тебе открыта!
– Поздравляю вас, папа, с царскими наградами и повышением, – отозвался Валериан как-то сумрачно. – Но я не хочу и не могу быть офицером. В военное училище не пойду!
Владимир Яковлевич был изумлен: что случилось? Воля всегда грезил военными подвигами, мечтал сделаться новым Суворовым. Ни больше ни меньше! Уж не напугал ли его вид израненного отца? Но ведь на войне случается и такое: на то она и война. Воин воюет, а ино и горюет. Красна брань дракой.
– Ты боишься? – спросил он, пытливо вглядываясь померкшими слезящимися глазами в лицо сына.
– Боюсь. Но не смерти на войне, а позора в тылу. Боюсь честь потерять. Честь теряют только раз – вы сами так сказали.
– О каком позоре в тылу ты говоришь? – осторожно спросил Владимир Яковлевич. – В Порт-Артуре русские солдаты и офицеры дрались беззаветно. Мы ни в чем не повинны: Япония вероломно напала на нас. Без объявления войны. Кроме того, у них – шимоза, а у нас таких снарядов нет...
– А если бы она напала не вероломно? Что было бы тогда? – спросил Валериан. – Мы, наверное, выиграли бы войну и адмирал Рожественский, наверное, не потопил бы эскадру?
Владимир Яковлевич смешался: он-то знал – было бы то же самое. Позор, разгром.
Валериану всего семнадцать. Высокий, плечистый – весь в отца. Даже залысинки на лбу точно такие же. И глаза серые, словно прозрачные. Взгляд их совсем не детский: в них ровная и важная задумчивость. В нем всегда было сильно развито чувство собственной значительности.
– Я отвечу вам, папа, что было бы тогда, – сказал он. – Да вы и без меня знаете, что было бы: было бы то же самое. За спиной Японии стоят Англия, Америка и – негласно – Германия, которые подготовили Японию к этой войне, снабдили деньгами, пушками, пулеметами. Они мечтали обескровить Россию. А царю требовалась маленькая короткая война для подавления большой революции.
– Ты начитался революционных прокламаций!
– Я их сам пишу.
– Мы не должны ввязываться в политику: мы – дворяне.
– И генерал Редигер так считает. Его спрашивают, почему не обучили армию, бросили на убой, а он свое: армию учить не нужно, она должна не учиться, а служить династии. Когда солдат говорит об отечестве, его бьют по физиономии: не смей думать об отечестве! Ты должен защищать династию, царя, правящую верхушку, а не отечество. И солдаты начинают понимать, да и мы тоже: царская династия – враг нашего отечества. Вот мы в кадетском корпусе и спрашивали друг у друга: почему в Маньчжурию царь бросил малообученные части, укомплектованные запасными солдатами, а лучшие кадровые войска, которые могли бы разгромить Японию в два счета, оставил при себе? Говорят, тех раненных под Мукденом в Россию не пускают. Почему царь поторопился заключить мир с Японией? Ведь Россия не обескровлена! Обескровлена Япония. А наша армия по-прежнему цела и боеспособна.
Владимир Яковлевич слушал со всевозрастающим интересом.
– Ну и почему все так? – спросил он.
– Вы, папа, наверное, уже получили тот секретный приказ, где войскам предписывается стрелять в народ не холостыми, а боевыми?
От неожиданности Владимир Яковлевич даже привстал, оперся на костыль.
– Откуда тебе известно про этот приказ? – спросил он сдавленным голосом.
– Не так уж важно откуда. Вот этого позора я и боюсь: боюсь, что, когда стану офицером, мне прикажут стрелять в безоружную толпу рабочих. Офицерское ли это дело? Я ведь знаю, и все мы знаем, почему дед Яков застрелился: он не захотел стрелять в взбунтовавшихся крестьян. Броненосец «Князь Потемкин Таврический» восстал, папа. Офицеров – за борт!..
– Я все это знаю. И все же по существующим правилам директор кадетского корпуса не может освободить тебя от поступления в военное училище. Таков порядок. Ты должен!..
Ироническая улыбка сошла с губ Валериана, он задумался. Возможно, в нем происходила внутренняя борьба.
– Хорошо, – наконец произнес он. – В таком случае я стану военным врачом. Лечить все-таки лучше, чем по приказу царя-батюшки палить в безоружных людей. Помогите мне, папа, поступить в Петербургскую военно-медицинскую академию.
Так они и порешили тогда. В медицинскую академию Валериан поступил, экзамены сдал блестяще. Но врачом не стал: через полгода его исключили за участие в студенческой забастовке. Заступничество Владимира Яковлевича не помогло. Да никто и не просил его о заступничестве: Валериан исчез. Это у них называется «перейти на нелегальное положение». Зачем? Где он сейчас, на какие средства живет? И жандармы с полицейскими, конечно же, устраивают на него охоту, выслеживают, как дикого зверя. Что его толкнуло на этот гибельный путь? Что?..
Сердце Владимира Яковлевича сжималось от боли. Несколько дней назад стряслось новое несчастье, ужасное, непоправимое – они потеряли младшенького, Мишу. Он тоже был кадетом. Товарищ случайно выстрелил ему из ружья в живот. Юлия Николаевна до сих пор не может прийти в себя от горя. Лучше уж не глядеть в ее заплаканные глаза. Только бы с Валерианом ничего не случилось... За что такие испытания? Или он, Владимир Яковлевич, мало сделал для семьи? Или мало сделал для отечества? Почему несчастья преследуют его всю жизнь, рвут ему душу беспрестанно?..
Что будет, если Воля попадет в руки к полицейским? Почему он вынужден скрываться? В чем его преступление перед царем? Царский суд беспощаден. Это и не суд вовсе, а судилище, расправа над молодыми людьми. Теперь вот вышло «высочайшее повеление» об учреждении военно-полевых судов по всей России. Такой суд рассматривает «преступное деяние» в течение двух суток и приговор приводит в исполнение немедленно. А приговор тот, как правило, смертная казнь через повешение. В канцелярии Владимира Яковлевича имелись образчики приговоров военно-полевых судов: «Военно-полевой суд постановил: мещанина Ивана Иванова Сидорова по лишении всех прав состояния подвергнуть смертной казни через повешение с законными последствиями сего наказания».
Как это понимать: «с законными последствиями сего наказания»? Какие последствия могут быть после того, как вздернут на виселицу?
Много Иванов Ивановых Сидоровых уже поплатились своей головой за свободомыслие. Теперь его сын Воля, кровинка, смешался с этими Иванами Сидоровыми, в глазах полиции и жандармов стал одним из них.
Владимир Яковлевич знал, с какой жестокостью расправились с революционно настроенными солдатами генералы Ренненкампф и Меллер. Арестованных загоняли в вагоны, отведенные под военно-полевые суды, приговоры о казнях выносились прямо в пути, во время остановок всех приговоренных расстреливали. Генерал фон Рихтер и полковник фон Риман, генерал Каульбарс и фон дер Лауниц прославились своими зверствами. Фон дер Лауница солдаты, кажется, прикончили. И командующего Семеновским полком Мина – тоже. Но другие истязатели остались. Эти кровавые псы могут убить, расстрелять, повесить его Волю...
Когда закончится эта страшная игра? Почему его семья вовлечена в нее? Как все могло случиться? Ведь раньше события в мире шли, не задевая Куйбышевых. Где-то был и самодержец со своей свитой, придворные, генералы, мировые события.
Но вдруг история всей своей многовековой тяжестью обрушилась на Владимира Яковлевича, на его мальчиков и дочерей, на строгую, но кроткую Юлию Николаевну – и все они оказались втянутыми в дела царя, кайзера, японского микадо, и даже сами жизни Куйбышевых находятся в зависимости от неких непонятных сил. Ведь кто-то заранее готовил всю эту трагедию на маньчжурских полях, исподволь подводил Россию и Японию к столкновению. Кто? Где они прячутся?
Он, разумеется, догадывался обо всем, хотя многого и не знал, не мог знать. Ему приходилось не раз слышать о том, что война с Японией якобы заранее была запланирована в штабах Англии, Германии, Америки. Япония и Россия оказались лишь пешками в руках этих могущественных держав. Вся история началась давно, – возможно, еще во времена Бисмарка, а может быть, и раньше.
Кто знает, в какой тайне рождаются большие преступления против целых народов? Есть особые мастера провоцировать столкновения. Политическое коварство стало особой, изощренной наукой.
Говорят, когда Бисмарк хотел войны, он бренчал на фортепиано пехотный марш к атаке. Войны хотел он всегда, одним из главных двигателей жизни считал ненависть, политика для него была «наукой о возможном». «Любая политика лучше политики колебаний», – говорил он. Вопросы государственного права в последнем счете решаются при помощи штыков. Брать противника нужно не на основе капитуляции, а с боя, «железом и кровью». Главный аргумент – сила. Освобожденные народы не благодарны, а требовательны, потому не стоит лезть в огонь из-за чужих интересов. На склоне своей жизни в мемуарах он писал: «Мысленно восстанавливая историю европейских народов, я не нахожу ни одного примера, когда честная и самоотверженная забота о мирном преуспеянии народов оказывала бы на эти народы большее впечатление, чем военная слава, выигранные сражения и завоевания наиболее упорно сопротивлявшихся земель».
Он яростно восставал против так называемой «политики чаевых», когда по отношению к иностранным государствам – дружественным, враждебным, колеблющимся – «любезности заходят дальше, чем это совместимо с представлением о собственной силе».
Дескать, попытка Германии завоевать любовь других народов путем уступок приводит к тому, что эти народы наглеют, они переоценивают свои силы по отношению к Германии, за лояльность они требуют деньги. Поэтому все другие страны нужно держать в страхе.
Недаром против фамилии Бисмарка король Фридрих-Вильгельм IV сделал пометку: «Может быть использован лишь при неограниченном господстве штыка».
Но несмотря на всю свою воинственность, железный канцлер был твердо убежден в одном: столкновение Германии с Россией приведет к гибели Германской империи. Он всякий раз предостерегал монархов от такого столкновения, в основе его политики было заложено понимание силы и непобедимости русского народа. Походы на Россию Карла XII и Наполеона I закончились крахом. И Бисмарк сделал вывод о непреодолимости русской силы и российских пространств. Он не раз говорил: «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах собственно русских. Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути».
Особенно большое впечатление произвела на него стойкость русского солдата: в Петербурге во время наводнения 1825 года и на Шипке в 1877 году часовые не были сняты, и одни утонули, а другие замерзли на своем посту, но не покинули его. «Подобные факты вызывают у нас порицание и насмешку, – философствовал Бисмарк, – но в них находят свое выражение примитивная мощь, устойчивость и постоянство, на которых зиждется сила того, что составляет сущность России в противовес остальной Европе». А под всем этим крылся страх за восточные границы Германии, которые окажутся слабо защищенными в случае ее войны с Францией. Потому-то нужно любой ценой сблизиться с Россией, которую необходимо отвлечь от германских границ, направить ее интересы в другую сторону, хотя бы на Дальний Восток, где она неизбежно столкнется с Японией, с Англией и с той же Францией.
Бисмарку казалось, будто он близок к осуществлению этого грандиозного стратегического плана: за полтора века в России разрослась и укрепилась германофильская группа, она стояла у власти и была озабочена лишь тем, что Россия не противилась пангерманским притязаниям Гогенцоллернов. Вокруг трона образовалась прочная стена из выходцев из Германии – всяких там ламсдорфов, будбергов, редигеров, фредериксов, гильдельбрандтов, шванебахов и сотен других. В этих сферах считалось, что интересы династии и интересы России – далеко не одно и то же: интересы России должны безоговорочно приноситься в жертву интересам династии, русский народ – потенциальный враг династии и обращаться с ним следует как с врагом. Однажды Николай I попросил короля Пруссии прислать двух унтер-офицеров прусской гвардии для прописанного врачами массажа спины. Царь сказал прусскому королю: «С моими русскими я всегда справлюсь, лишь бы я мог смотреть им в лицо, но со спины, где глаз нет, я предпочел бы все же не подпускать их».
К радости железного канцлера, русский царь, немец с головы до пят, Александр III, считавший Бисмарка своим другом, остро заинтересовался Дальним Востоком, отправил в Японию престолонаследника Николая. В Японии некий фанатик Сандзо Цуда ударил Николая саблей по голове. Но это был эпизод частного значения, не вызвавший никаких политических осложнений. Важнее другое: именно с той поры Россия начала строить великую Сибирскую железную дорогу. По расчетам Бисмарка, великое строительство, потребовавшее миллионов и миллионов рублей, должно было подорвать экономическую мощь России, ослабить ее. Семь с лишним тысяч верст! Самая протяженная в мире железная дорога. Даже знаменитая канадская Тихоокеанская железная дорога не могла идти ни в какое сравнение с Сибирской. Проект был рассчитан на двенадцать лет. Александр III потребовал «скорейшего приступа к постройке». Такая поспешность имела свои причины: Китай с помощью англичан решил подвести железную дорогу от Пекина к русско-корейской границе. Требовалось обеспечить оборону Приморской и Амурской областей от посягательств не только китайцев и англичан, но и японцев, вознамерившихся создать континентальную Японию. Для набирающей силу русской буржуазии с постройкой сибирского пути открывались невиданные экономические перспективы: увеличение емкости рынка сбыта, разработка богатейших нетронутых недр Дальнего Востока, вытеснение из Китая Англии, расширение сферы влияния. Высокая политика. Но денег на строительство дороги не было. Кроме того, в России разразился небывалый голод. О предоставлении кредитов Германия и слышать не хотела. А тянуть дальше с постройкой железной дороги после англо-русского конфликта из-за Афганистана было нельзя: увеличилась возможность нападения английского флота на дальневосточные окраины России.
Бисмарк только потирал свои высохшие старческие руки: кажется, Россия попала в безвыходное положение. Что и требовалось...
Но злой рок в последнее время преследовал престарелого канцлера. Вдруг на российском горизонте появилась фигура до этого никому не ведомая, которая спутала все карты Бисмарка: некто Сергей Юльевич Витте. Внешне он походил на купца, но купцом никогда не был. У внука княгини Долгорукой в жилах текла и французская кровь: его дед, гувернер-француз, соблазнивший юную княжну, был изгнан за пределы Российской империи. Сергей Юльевич приехал в Петербург с Кавказа и сразу же зарекомендовал себя как крупный железнодорожный практик, делец. Пробыв министром путей сообщения весьма короткий срок, он неожиданно для всех занял пост министра финансов. Тут-то и началась его головокружительная карьера. Завладев финансами огромного государства, он очень быстро сделался посредником между русской государственной казной и международной биржей. Это был типичный представитель военно-феодального империализма, буржуазный делец. Витте не брезговал ничем, пускаясь в самые отчаянные авантюры: он ставил на карту буквально все. И самым заклятым своим врагом стал считать Бисмарка. Они сразу оценили друг друга по достоинству. Витте начал жестокую таможенную войну с Германией и с блеском выиграл ее.
Бисмарк был уже немощен, а Витте только входил в силу. Он привлек к строительству Сибирской магистрали французский капитал и тем самым опрокинул все расчеты железного канцлера. Бисмарк понял: отныне Россия и Франция в международных делах будут идти вместе.
Постройку железной дороги Витте забрал в свои руки, оттеснив людей германофильской группы. Теперь повсюду распоряжались французские дельцы. Витте не стал ждать, пока французские деньги перекочуют в русские банки. Он предложил Александру III воистину беспрецедентный шаг: начать строительные работы на те кредитные билеты, которые предназначались для уничтожения. То было скрытое ограбление государства, народа, но Витте меньше всего заботился о народном благе. Пусть голод, пусть люди мрут как мухи, дорога будет построена на их костях! Дорога отвлечет грузы от Суэцкого канала и станет проводником русских промышленных изделий на китайский рынок. «Здесь можно нажить деньгу, – говорил он доверенным лицам. – Ну а народ... При чем здесь народ? Если царь, запуганный террористами, придет к мысли дать России конституцию – то это будет конец России. Россия не вынесет конституции в европейском смысле слова. Конституция с гарантиями, парламентом и всеобщими выборами повела бы к анархии и взорвала бы Россию».
Началась изнурительная борьба между германофилами и Витте вкупе с его французскими друзьями-банкирами. Витте знал власть денег: им повинуются даже цари. Ошибкой Бисмарка было то, что он не верил в прочность франко-русского союза, потому-де что царь и «Марсельеза» непримиримы. Но деньги заставляют и всесильных монархов склонять головы: в 1891 году на кронштадтском рейде Александр III выслушал «Марсельезу», стоя с обнаженной головой. Царя даже восхитил музыкальный мотив французского революционного гимна – за ним ему слышался звон золотых монет. Так, питая с самого начала презрение к человеческим иллюзиям, железный канцлер сам стал жертвой иллюзии. Витте основал Русско-Китайский банк, создал специальный фонд для подкупа сановников, учредил Общество Китайской восточной железной дороги, призвал царское правительство оградить себя и Китай от проникновения Японии на Азиатский материк. Полным ходом шло великое железнодорожное строительство. Да, подорвать позиции России Бисмарку не удалось.
В 1890 году новый император Вильгельм II дал Бисмарку отставку. Вильгельм II считал Бисмарка чуть ли не русофилом. Его раздражало стремление старого канцлера удержать генеральный штаб от войны с Россией. А война с Россией прямо-таки нужна, она неизбежна. Вильгельм II мечтал о мировом господстве, предостережения Бисмарка казались ему старческим брюзжанием. Генерал Вальдерзее, сменивший Мольтке, требовал превентивной войны против России, и молодой кайзер был с ним согласен.
«Цольре зовет на бой!» – напевал Вильгельм II старинный клич Гогенцоллернов.
– Запомните, ваше величество, даже при счастливом ходе войны против России никто не сможет уничтожить эту необъятную огромную страну, это неразрушимое государство русской нации, – сказал ему на прощание Бисмарк. И вернулся в свое поместье в Шенгаузен.
Воинственные наклонности кайзера Вильгельма разжигались Пангермаиским союзом, образовавшимся сразу же после ухода Бисмарка в отставку. В союз входили генералы, офицеры, промышленники, юристы, видные парламентарии и даже профессора философских и социологических наук; финансировался он крупными металлургическими фирмами. Пангерманский союз занимался главным образом пропагандой империалистической экспансии. Профессора, как дважды два четыре, доказывали превосходство немцев над всеми другими народами и то, что немецкая культура является самой высокой культурой во всем мире. Международного права не должно быть, немцам все позволено. Голландия, Дания, Швейцария, Бельгия, Восточная Франция должны быть частями Германской империи. Россию нужно расчленить. Прибалтика, Украина, Кавказ должны отойти к Германии. Все славянские народы должны быть обращены в рабов. В захваченных департаментах Франции следует беспощадно истребить все местное французское население...
Планы Пангерманского союза носили глобальный характер: захватить колонии Англии и Франции, создать колониальные империи в Африке и в Южной Америке и тому подобное.
Тут у кого хочешь могла закружиться голова.
Утвердившись властелином государства, созданного все тем же Бисмарком, Вильгельм II решил без промедления начать подготовку к большой войне. И обстоятельства ему благоприятствовали: на российский престол вступил двадцатишестилетний Николай II, по матери датчанин, по отцу немец, об умственных способностях которого Вильгельм был весьма невысокого мнения. Вильгельм был почти на десять лет старше своего кузена Николая и потому сразу же усвоил по отношению к нему покровительственный тон. При встречах Николай заискивал перед властным и категоричным кайзером, старался во всем ему подражать.
