Текст книги "Хрустальное озеро"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

Этот уговор соблюдался свято. У них был свой маленький мирок Иногда Льюис ходил с ней к воскресной мессе, иногда нет. Когда его не было, никто не мешал Лене покупать газету и читать о новостях Лох-Гласса и маленьких городков, находившихся в пятидесяти милях от него. О продаже и покупке земельных участков, рождении детей и смерти стариков.

Двадцать первого декабря Лена пришла в церковь на Куэкс-Роуд попросить Господа сделать так, чтобы Рождество было приятным для нее и Льюиса.

– Ты всегда был милостив к грешникам и, если мой единственный грех заключается в том, что я сбежала с Льюисом, прости меня. Я не поминаю Твое имя всуе, – говорила Лена, – не краду, не лгу – если не считать того, что говорю людям, будто мы с Льюисом муж и жена. Не злословлю. Не богохульствую. Не пропускаю мессу…

Конечно, она не знает, как отнесется к ее просьбе Господь. Впрочем, этого не знают и те, кто не живет в смертном грехе. Его ответы следует читать в собственной душе.

Затем Лена подошла к киоску, купила газету, в которой рассказывалось о доме, и прочитала, что ее тело нашли в озере. Что коронер вынес вердикт: смерть в результате несчастного случая. Что на ее отпевании в приходской церкви Лох-Гласса присутствовало много народа. Сквозь слезы она видела, что главными скорбящими были муж покойной, лох-гласский аптекарь Мартин Макмагон, ее дочь Мэри Кэтрин и ее сын Эммет Джон. Их мать была похоронена на церковном кладбище.

И тут она поняла: такова Его воля. Наверное, Он услышал ее молитвы. Ничего решать больше не нужно.

И возвращаться домой тоже.

Глава четвертая

Лилиан Келли снова оседлала своего любимого конька:

– Я хочу, чтобы ты поговорил с Мартином. Пусть он приводит всех своих к нам на рождественский обед.

– Я предлагал…

– Всего лишь предлагал? Скажи ему, что это необходимо. А если он переживает из-за их кухарки, то пусть приводит и ее тоже. Она поможет Лиззи на кухне – та будет только рада. Нельзя им вечно сидеть дома, глядя друг на друга. Что случилось, то случилось.

– Лилиан, не надо ничего драматизировать, – сказал Питер Келли, как обычно читавший медицинский журнал и не обращавший на жену никакого внимания.

Лилиан обратилась к Море, которая приехала к ним на рождественские каникулы:

– Мора, скажи ему!

– Рано или поздно им придется к этому привыкнуть, – ответила Мора. – Это лучше, чем бежать от действительности.

Удивленный Питер поднял глаза:

– Именно так и сказал мне Мартин.

– Ну вот видишь! – воскликнула довольная Мора.

Дэн О’Брайен спросил Милдред, не хочет ли она пригласить Макмагонов на рождественский обед.

– Не стоит им надоедать.

– Почему надоедать? Это знак дружбы.

Дэну не улыбалось провести еще один праздник с молчаливыми женой и сыном. Может быть, присутствие Макмагонов заставит их раскрыть рот.

– Знаешь, я думаю, что они предпочтут обедать у себя, чтобы все выглядело как обычно, – предположил Филип.

Мальчик был бы рад, если бы за их столом сидела Кит, а он ухаживал за ней. Но, увы, рассчитывать на это не приходилось.

– Ну и ладно, – сказала Милдред О’Брайен.

Она никогда не любила эту кривляку Элен Макмагон. Кроме того, многие считали, что в ее смерти было что-то подозрительное, возможно, что она покончила с собой.

Миссис Хэнли крупно повздорила с Дейдрой.

– Где ты собираешься провести Рождество? – спросила она.

– Немного прогуляюсь. Навещу могилы…

– Какие еще могилы?

– Так поступают на Рождество. Приходят на кладбище и молятся за усопших, которые дороги.

– В данный момент у тебя нет никаких усопших. Смотри, как бы сама не отправилась на тот свет. Ты непременно кончишь этим, если не будешь осторожна.

– Какая ты бесчувственная!

– А ты за кого собираешься молиться в Рождество? Назови хотя бы одного человека.

– Ну, я могу помолиться за отца Стиви Салливана.

– Он похоронен не там, а в сумасшедшем доме, в тридцати милях отсюда! – ликующим тоном возразила миссис Хэнли.

– Ну, за мать Кит Макмагон.

– Тоже мне покойница! Брось, Дейдра. Ты просто хочешь встретиться с каким-то бездельником. Когда я выясню, с кем именно, у тебя будут большие неприятности. Можешь не сомневаться.

– Где ты видела в нашем городке бездельников? – со вздохом спросила Дейдра.

– Ты найдешь. Помни, дочь, я не спускаю с тебя глаз. Это сын Дэна О’Брайена?

– Филип О’Брайен! – В голосе Дейдры прозвучали ужас и искреннее отвращение. – Да он же ребенок Настоящий младенец.

Миссис Хэнли поняла, что искать подозреваемого нужно в другом месте.

Сестра Мадлен отказывалась от приглашений, но говорили, что ее праздничный стол будет самым богатым в Лох-Глассе. Люди тактично выясняли, что ей собираются принести остальные, поэтому блюда не повторялись.

Рита сказала, что принесет ей свежеиспеченный хлеб.

– По крайней мере, я знаю, что хлеб вы съедите сами. Потому что сливовый пудинг достанется цыганам, а индейка – лисенку или тому, кто появился у вас недавно.

– Хромая гусыня, – ответила сестра Мадлен. – С моей стороны было бы крайне невежливо кормить ее индейкой. Но ты права, хлеб я люблю.

– Четверг в нашем доме будет трудный, – заметила Рита.

– Не труднее всех остальных дней. – Как ни странно, сестра Мадлен не проявила ни капли сочувствия.

– Но по сравнению с предыдущими праздниками…

– Хорошо, что ее похоронили. Это приносит людям какое-то подобие успокоения.

– Сестра Мадлен, а вы когда-нибудь думаете о том, где найдете последнее пристанище?

– Нет, никогда. Но ведь я чудачка. Белая ворона. Сама знаешь.

– Как по-вашему, что я должна сделать?

– Не торопи события. Чему суждено быть, то и случится.

– Я хочу, чтобы они наконец заговорили о ней.

– Возможно, на Рождество они так и сделают.

* * *

– Брат Хили! Рада вас видеть. Они говорят, что в церкви Святого Джона нужно выставить рождественские ясли; мол, это укрепляет в вере, – пожаловалась мать Бернард.

– Во всем виноват этот малолетний преступник Кевин Уолл. Наверно, отшельница дала ему растения, сено и все прочее. Пути Господни неисповедимы, мать Бернард.

– Хорошо, что Господь помог найти тело бедной Элен Макмагон как раз вовремя, чтобы ее успели похоронить в освященной земле еще до Рождества.

Монахиня говорила так, словно Бог уладил очередную неприятную проблему, мешавшую достойно встретить праздник. Но брат Хили прекрасно понимал, о чем речь.

– Господь и в самом деле смилостивился над ней, – сказал он.

Учителя всегда слышат больше, чем следует, вот и брат Хили наслушался всякого. Особенно в школьном дворе. Существовала какая-то запутанная история о том, что лодку Макмагонов взял юный Уолл, а это означало, что мать Эммета упала в озеро вовсе не с нее. Потом поползли слухи о том, что у Элен был роман с каким-то цыганом. Может быть, она убежала с ним. Или цыгане спрятали ее в одной из кибиток.

Взваливать дополнительное бремя на плечи Шина О’Коннора из полицейского участка никто не собирался, а потому все обрадовались, когда тело нашлось. Мать Бернард была права: Господь совершил благое дело: многотрудная жизнь Элен Макмагон закончилась так же, как и всякая другая; бедняжку похоронили под пение псалмов, и отец Бейли проводил гроб на церковное кладбище.

– Что Эммет думает о Санта-Клаусе? – спросила Клио накануне Рождества.

– То же, что и мы.

– Может, он ждет какой-нибудь подарок, а твой папа забыл об этом?

– Это всегда делала мама. – Кит защищала свои воспоминания о добрых делах матери.

– Ох, извини!

– Все в порядке. Я сама позабочусь об этом. Положу что-нибудь рядом с камином.

– А кто позаботится о тебе?

– Наверно, папа принесет мне из аптеки кусок хорошего мыла, – нерешительно ответила Кит.

Выходило, что мать делала очень многое, и они принимали это как должное. На Рождество украшала дом веточками остролиста; отец каждый раз смеялся и говорил, что они живут как в лесу. Теперь он этого не скажет. Мать ездила в Тумстоун и покупала подарки задолго до Рождества, но найти их в доме было невозможно. Кит так и не узнала, как мать сумела незаметно пронести в дом велосипеды и проигрыватель. Неужели еще год назад все было хорошо?

Кроме того, мать знала толк в нарядах; в привезенной ею из Тумстоуна коробке для Риты всегда лежала какая-то обновка. Но Кит и ее отец не знали, какой размер у Риты, а спрашивать ее или снимать мерку было неудобно. У матери всегда был запас хлопушек и длинных бумажных гирлянд, которые развешивали на кухне крест-накрест. Кит понятия не имела, где они хранились. Во всяком случае, не на кухонных полках. Наверное, в каком-нибудь укромном уголке материнской спальни.

Но сейчас у них траур; может быть, даже елки не будет. Правда, понадобятся ясли с сеном. Не для праздника, а для встречи Младенца Христа. При мысли об этом Кит устало вздохнула.

Клио подумала о чулках для подарков.

– Знаешь, мы могли бы сделать их для вас. Папа и мама будут рады помочь… – со слезами на глазах сказала она.

Кит покачала головой:

– Нет, большое спасибо, я сделаю это сама. И потом, подарки – это еще не самое тяжелое…

– А что же?

– То, что мама не узнает, как я справляюсь со всем этим.

– Она увидит это с небес.

– Конечно, – тихо ответила Кит.

Несмотря на утешительные слова, которые отец Бейли произнес над гробом, Кит знала, что ангелы не встретят мать и не отведут ее в рай. Мать совершила великий грех. Грех, который не прощается. И ее ждет суровое наказание.

* * *

– Сочельник – это настоящий ад, – сказала Айви Лене. – Все бегают высунув язык и покупают подарки в последнюю минуту. Словно Рождество сваливается на них как снег на голову.

– Мы работаем до обеда… сама не знаю зачем. Кто станет искать работу в канун Рождества?

– Наверное, мистеру Миллару и Джесси Парк просто некуда пойти, – догадалась мудрая Айви.

– Пожалуй, вы правы, – согласилась Лена.

Для некоторых людей самое главное в жизни – это работа. Гостиница, в которой работал Льюис, оставалась открытой на Рождество, потому что ее сотрудникам было больше некуда податься. Мистер Уильямс сказал, что в четыре часа дня состоится праздничный обед для служащих. Он будет рад, если Лена присоединится к ним. Это решало все ее проблемы. Им не придется устраивать унылый праздник для двоих. Квартира была украшена, но торжественный обед, на который их пригласили, сильно упрощал дело.

– А что будете делать вы? – Лена посмотрела на Айви и поняла, что ей сейчас солгут.

– Ох, лучше не спрашивайте. Мне нужно успеть сразу всюду. В Рождество я тружусь как врач… слишком много старых знакомых, перед которыми я в долгу.

Лена сочувственно кивнула. Так было проще.

* * *

– Настоящая страна варваров. Почему у нас на Рождество не закрывают пивные? – сказал Питер Келли на обратном пути из церкви, когда они проходили мимо Лапчатого.

– Ты же сам всегда говорил: «Пивные – это то, что объединяет ирландцев как нацию», – откликнулся Мартин.

– Да, но Рождество – это совсем другое дело.

– Может, сходим куда-нибудь?

Кит видела, что отцу не по себе. Утро, проведенное рядом с людьми, каждый из которых вновь и вновь выражал ему соболезнования, сделало свое дело.

Похоже, доктор Келли считал так же.

– С тебя хватит. Ступай к семье.

– Да, – грустно и безжизненно прозвучало в ответ.

Они сняли пальто и прошли на кухню.

– Вкусно пахнет, Рита.

– Спасибо, сэр.

Они сели за стол вчетвером, как делали последние два месяца: Мартин занял место Элен, Кит передвинулась на место отца, Эммет сел на ее стул, а Рита – на стул Эммета.

При жизни Элен Макмагон они тоже ели на кухне, но Рита занимала место в конце стола; правда, иногда она ела позже остальных. Казалось, смерть хозяйки как-то уравняла их и стерла социальные различия. Но мать тут была ни при чем; Кит хотелось, чтобы это поняли все.

– Рита, ты всегда могла в Рождество обедать с нами, правда? Тебе совсем не обязательно было стоять и подавать соус и все прочее…

– Конечно, – ответила Рита.

– Не нужно говорить такие вещи, – резко сказал отец.

– Но иногда приходится. Сестра Мадлен считает, что мы редко говорим о самом важном и слишком часто болтаем глупости.

– Она права. Совершенно права, – согласился отец.

«Он ужасно старый, – подумала Кит. – Кивает и повторяет одно и то же, как старик». Потом они долго молчали; казалось, никто не мог найти тему для разговора.

– Можно подавать, сэр? – произнесла наконец Рита.

– Да, пожалуйста. Будь добра…

Лицо отца было усталым, под глазами залегли темные круги. Должно быть, он не спал ночью, вспоминая все прошлые сочельники. Тогда все были заняты делом, а теперь день казался пустым и невыносимо долгим.

– Раз так, начнем с грейпфрута, – бодро сказала Рита. – Знаете, хозяйка учила меня резать его фестонами, чтобы он выглядел как узор или что-то в этом роде… и класть на каждую дольку замороженную вишенку. Долька делится на четыре части, как цветок, а стебелек цветка делается из кусочка ангелики… Хозяйка говорила, что не грех делать вещи красивыми… презентабельными, как она выражалась.

Все сосредоточенно изучали грейпфрут, пытаясь придумать, что сказать.

В горле Кит стоял комок.

– Никто в Лох-Глассе и во всем мире не мог бы придумать ничего красивее, кроме… – неестественным голосом произнесла она, словно читала монолог из пьесы.

– Да, верно, верно… – откликнулся отец. – Все обедают не так..

Фраза осталась неоконченной, но дети поняли, что он хотел сказать. Жители Лох-Гласса задернули шторы и сели за праздничные столы, а во второй половине дня будут смеяться, играть или дремать у камина. Они не сидят прямо, словно аршин проглотили, и не пытаются съесть кусок грейпфрута, до того горького, что щиплет язык, а на глазах выступают слезы. А когда на столе появилось блюдо с индейкой, они вспомнили, как мать часто говорила: «Хорошо, что ты аптекарь, а не хирург, иначе ты зарезал бы всех в этом городке». Она сама научилась разрезать мясо и делала это очень ловко.

– Потрясающе! – Отец улыбнулся одними губами, пытаясь развеселить остальных. – Самая потрясающая индейка, которую мне доводилось пробовать!

Эти слова тоже повторялись каждый год, когда говорили, что Хики ездят на рынок, расположенный в пяти милях от Лох-Гласса, и покупают лучших птиц.

– Эммет, правда вкусно?

Бедный отец взмахнул ножом, криво улыбаясь, словно сказал что-то смешное. Он не понимал, что выглядит как убийца из театра, приезжавшего в Лох-Гласс на гастроли раз в два года.

Эммет молчал.

– Скажи что-нибудь, малыш. Мама не хотела бы, чтобы ты вешал нос, а остальные просидели весь день молча. Сегодня мы празднуем Рождество и вспоминаем лучшую маму на свете, которую не забудем до конца своих дней. Разве это не замечательно?

Эммет посмотрел на покрасневшее лицо отца.

– Папа, это совсем не замечательно, – с трудом произнес он. – Это уж-ж-жасно. – Мальчик заикался еще сильнее, чем раньше.

– Эммет, сынок, мы должны делать вид, что у нас все в порядке, – беспомощно выдавил Мартин. – Правда, Кит? Правда, Рита?

– Мама не стала бы так делать. Вряд ли она назвала бы замечательным то, что совсем не замечательно, – спокойно ответила Кит.

Они слышали, как тикали часы на лестничной площадке. В остальных домах люди уже не разбирали слов друг друга, а они слушали мурлыканье старого кота, тиканье часов и бульканье соуса, все еще стоявшего на плите за их спинами.

Лицо отца было мрачным. Серым и мрачным. Кит смотрела на него с болью. Должно быть, он всю ночь проворочался в кровати, пытаясь понять, почему в тот вечер мать так поступила. Уже в сотый раз девочка думала о том, правильно ли она сделала, что сожгла письмо. И в сотый раз повторяла себе, что правильно. Наверное, отец тоже слышал дурацкую историю, которую рассказывал Кевин Уолл: мол, это он отвязал лодку в тот вечер, когда утонула мать. Этому болвану никто бы не поверил, даже если бы он сказал, что сегодня Рождество.

– Отныне я тоже буду говорить правду, как делала ваша мама… – У отца сорвался голос. – И правда заключается в том, что в доме теперь нет никакого порядка, – сквозь слезы продолжал он. – Это ужасно. Я очень тоскую по ней, и меня не утешает мысль, что когда-нибудь мы увидимся на небесах. Мне так одиноко без нее… – Его плечи дрожали.

Настроение за столом сразу изменилось. Кит и Эммет вскочили, обняли его и долго стояли так Рита сидела, как будто оставаясь на заднем плане. Как кухонные занавески, как старый Фарук, спавший на табуретке у плиты. Как серый дождь за окном.

А потом преграды рухнули, словно прошла гроза и очистила воздух. Они заговорили легко и непринужденно: стягивавший их канат притворства лопнул. В этом не было ничего особенного: разве сестра Мадлен не предсказывала, что рано или поздно так и случится?

И в этот момент раздался резкий и хриплый телефонный звонок. В Рождество кому-то звонят только в одном случае: если что-то произошло.

* * *

В гостинице «Драйден» приложили немало усилий, чтобы устроить для сотрудников веселое Рождество. Все работали здесь много лет, большинство исправно служило в ней в годы войны, а у некоторых, как знал Джеймс Уильямс, вообще не было своего дома.

Елку, поставленную в вестибюле, чтобы создать у постояльцев праздничное настроение, теперь перенесли в столовую. Каждому поручили какое-то дело, включая и супругов Грей. Обязанностью Лены стало оформление пригласительных карточек с указанием места за столом.

Льюис дал ей список:

– Идея дурацкая, но ты сама вызвалась.

– Наоборот, очень хорошая. Думаю, это будет неплохой сюрприз. – Лена попросила его принести пачку линованной бумаги с грифом гостиницы. – Это будет настоящее приглашение, – сказала она и тщательно вывела на каждой карточке имена. Барри Джонс, Антонио Бари, Майкл Келли, Глэдис Вуд… Каждое было написано с большим старанием и обрамлено виньеткой в виде листочков остролиста и ягод.

Сначала все стеснялись. Людям было непривычно сидеть за столом, который они обычно накрывали или убирали. Но Джеймс Уильямс то и дело обносил всех пуншем, и вскоре неловкость прошла. Когда стали разрезать индейку, многие уже достали хлопушки, предназначенные для времени выноса сливового пудинга. Сидевшие за столом двадцать девять человек громко переговаривались между собой.

Незаметно выскользнув в туалет, Лена обнаружила у двери маленькую телефонную будку. Была половина шестого. В прошлом году в это время она гуляла с детьми у озера после праздничного обеда. Мартин тоже хотел составить им компанию, но Лена посоветовала ему немного подремать у камина, в то же время испытывая угрызения совести, что лишила мужа простого удовольствия погулять в Рождество с женой и детьми.

Но теперь никакой жалости к Мартину не было. Ведь она просила его в письме только об одном: вести честную игру. Если бы не Мартин, она могла бы поговорить с Кит и Эмметом, послать им подарки, сказать, что любит их и собирается пригласить в гости на Пасху.

Во рту стояла горечь. Не думая, она шагнула в будку и соединилась с оператором междугородной связи.

– В Лох-Глассе ручной коммутатор. По праздничным дням звонки туда осуществляются только в случае крайней необходимости, – пояснил оператор.

– Это и есть такой случай, – сдавленным голосом сказала Лена.

Послышались щелчки, а затем гудок телефона почты на углу Приозерной улицы и Мэйн-стрит. Казалось, гудкам не будет конца. Лене пришло в голову, что на почту может прийти миссис Хэнли, живущая по соседству, и снять трубку. Она любила совать нос в чужие дела не меньше других; конечно, ей интересно узнать, кто звонит в такой неурочный день.

В конце концов она услышала голос Моны Фиц, недовольной тем, что ее оторвали от послеобеденного сна. Оператор продиктовал ей номер домашнего телефона.

– В Рождество осуществляются только неотложные звонки, – предупредила Мона.

Лена стиснула кулаки от нетерпения. Господи, неужели этой тупице трудно вставить провод этой чертовой штуковины в нужную дырочку? Сделать это гораздо быстрее, чем тратить время на пустую болтовню и пререкания.

– Абонент так и сказал.

– Что ж, ладно…

Лена представила себе, как та надевает очки, чтобы позвонить в дом, находящийся всего в нескольких метрах от почты.

Прозвучало еще несколько гудков, а затем Мартин нерешительно ответил:

– Алло…

Интересно, догадывался ли он, что Лена непременно позвонит в Рождество? Что он не сможет вечно ограждать от нее детей, делая вид, что она мертва? Наверное, он испугался и теперь судорожно пытается придумать, как расхлебать кашу, которую заварил.

– Алло, – повторил Мартин. – Кто это?

Проклятый клубок Его можно было бы распутать в мгновение ока, но это стоило бы Лене жизни. Жизни, которая только начиналась. Она молча нажала на рычаг и услышала голос лондонского оператора:

– Абонент, вы меня слышите? Ваш номер ответил.

Затем Мона Фиц проворчала:

– Какой же это неотложный звонок, если абонент не отвечает?

– Алло… Алло… Кто это? – повторял Мартин.

– Мартин, я ни за что не стала бы вас тревожить, но звонит какой-то мужчина из Англии. Из Лондона. Говорит, что дело неотложное, – сказала Мона.

– Мужчина? – Голос Мартина звучал испуганно, но не виновато. Человек, готовый на все, чтобы избежать пересудов, так не говорит. Впрочем, это лишний раз подтверждало, что она его совсем не знала.

– Может, я говорила с оператором… Подождите, я проверю…

Лена слышала, как оператор подтвердил Моне, что кто-то действительно звонил в Лох-Гласс:

– У меня есть номер телефона абонента. Я перезвоню ему и все выясню.

Лена положила трубку. Ее била дрожь. Зачем она сделала такую глупость? Теперь они позвонят в гостиницу и спросят, кто заказывал Лох-Гласс. Монеты в ее руке нагрелись и стали влажными.

Как только зазвонил телефон, она сразу сняла трубку.

– Это вы заказывали Лох-Гласс, Ирландия?

– Нет, – ответила Лена, копируя акцент лондонского кокни.

– Но кто-то с этого номера заказывал Лох-Гласс…

– Нет, я заказывала Лохри… – пробормотала она.

Оператор ответил Моне:

– Перепутали город.

– Не понимаю, как можно перепутать Лох-Гласс и Лохри, – проворчала Мона.

– Ладно, ничего страшного, – промолвил Мартин.

Лена боялась дышать. Внезапно издалека до нее донесся голос дочери, спрашивавшей, кто звонит.

– Никто, Кит. Какой-то человек пытается дозвониться в Лохри.

Ответа Кит Лена не услышала, но Мартин засмеялся. Может быть, дочь сказала что-то вроде «левой рукой чешет правое ухо».

– Абонент, так что, соединить вас с Лохри? – нетерпеливо окликнул Лену оператор.

– Я передумала. Уже слишком поздно.

– Большое спасибо, – ядовито ответил молодой человек.

– Можете больше не перезванивать. – Она хотела убедиться, что может спокойно уйти.

– До свидания.

У Лены кружилась голова. Со дня похорон не прошло и месяца, а ее дочь уже может смеяться. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя и вернуться в столовую.

– Все в порядке? – спросил Джеймс Уильямс. – Вас долго не было.

– Да, в порядке. Я пропустила что-то интересное?

Глэдис Вуд, имя которой она так тщательно выписывала, залихватски нахлобучила на себя бумажный колпак и обнимала Льюиса за шею.

– Прочитайте мое предсказание еще раз! – весело воскликнула она.

– Вы встретите красивого смуглого мужчину, – послушно прочитал Льюис бумажку, которую Глэдис достала из своей рождественской хлопушки.

– Я его уже встретила! – завопила счастливая Глэдис.

– О боже, – прошептал Джеймс Уильямс.

Снисходительная улыбка, с которой он наблюдал за развеселившимися подчиненными, стала слегка напряженной.

– Немного перевозбудилась.

Лена изумилась собственному красноречию, так как была уверена, что после пережитого в телефонной будке вообще не сможет говорить.

– Триста шестьдесят четыре дня в году эта женщина работает в гладильной и ведет себя тихо как мышка. На Рождество регулярно напивается и все остальное время просит за это прощения.

– Как вы думаете, ее будет тошнить? – спросила Лена так деловито, словно речь шла о времени прибытия поезда.

– Очень возможно.

– Может, кто-нибудь проводит ее в туалет… просто на всякий случай?

Она подарила Льюису новый пиджак на Рождество, заплатив за него кучу денег, и не хотела, чтобы вещь оказалась безнадежно испорченной.

– Вряд ли я подхожу для этой роли… Учитывая, что она обнимает именно моего мужа. Могут подумать, что я нарочно увела ее из комнаты.

– Вы и в самом деле поразительная женщина, миссис Грей, – сказал управляющий и щелкнул пальцами, подзывая к себе старшего швейцара Эрика.

– Лена, – поправила она.

– Лена, – повторил мистер Уильямс. – Эрик, скажите кому-нибудь из женщин, чтобы проводили мисс Вуд в туалет. Немедленно.

Льюис поправил свой воротник и уныло улыбнулся им. «Он мог бы избавиться от нее раньше», – с внезапной досадой подумала Лена. Впрочем, женщины всегда бегали за Льюисом, он к этому привык. Но раз это вызывает у него улыбку, она тоже будет улыбаться.

* * *

– Как ты будешь встречать Новый год? – с любопытством спросила Клио.

– Не знаю. Как всегда.

Клио задумалась:

– А я хочу быть красивой. По-настоящему красивой.

– Ты и так красивая. Разве нет?

– Нет. Я хочу выглядеть как красавица из книжки.

– Ты говоришь о платьях?

– Нет. Я имею в виду свое лицо.

– Нам не разрешают пользоваться косметикой.

– Ну, можно намазать веки вазелином. От этого глаза кажутся больше. И слегка втянуть щеки, чтобы лицо не казалось таким круглым.

Они втянули щеки и дружно расхохотались.

– Мы выглядим так, словно собираемся кого-то поцеловать, – сказала Кит.

– Ты могла бы поцеловать Филипа О’Брайена. Он вечно на тебя пялится…

– А ты кого?

– Может быть, Стиви Салливана, – с хитрой улыбкой ответила Клио.

– Но он же целуется с Дейдрой Хэнли! – Кит удивилась тому, что подруга выбрала юношу, сердце которого было уже занято.

– Она старая и некрасивая. Мужчинам нравятся женщины помоложе.

– Ей всего семнадцать.

– Ну да. Но в пятьдесят третьем Дейдре будет уже восемнадцать, и она с каждым годом будет становиться старше.

– Тебе нравится Стиви?

– Нет. Просто он симпатичный.

– А Филип О’Брайен тоже симпатичный?

– Нет. Но он по тебе сохнет. – Клио все нужно было разложить по полочкам.

Январь выдался снежным. Анна Келли бросила снежок в Эммета Макмагона. По традиции он взял пригоршню снега и сунул ее девочке за шиворот, та завопила, а потом оба засмеялись.

– Ты уже пришел в себя? – спросила Анна.

– От чего?

– Ну, твоя мама умерла…

– Нет, не пришел. Наверно, просто стал немного привыкать.

– Можно мне играть с тобой и Кевином Уоллом? – спросила она.

– Нет, Анна. Мне очень жаль, но ты девочка.

– Так нечестно.

– Ничего не поделаешь, – философски ответил Эммет.

– Кит и Клио тоже не играют со мной, хотя они девочки.

– Они уже большие девочки.

– Они обращаются с тобой так же плохо, как со мной? – Анна надеялась найти в Эммете товарища по несчастью.

– Нет, они совсем не плохие.

– Мне хотелось бы быть старой. Совсем старой. Чтобы мне было лет двадцать. Тогда я знала бы, что делать.

– И что бы ты сделала? – с интересом спросил Эммет.

Анна была смешная. Алое пальто с капюшоном и взволнованное красное лицо делали ее похожей на гнома.

– Я бы вернулась сюда, отвела Клио и Кит на озеро, столкнула их в воду и утопила! – с жаром воскликнула она. Но тут же спохватилась: – Ох, Эммет… Эммет, прости меня!

Анна побежала за ним.

– Я дура. Поэтому со мной никто и не играет. Я забыла, вот и все. Просто забыла.

Эммет обернулся:

– Да, конечно. Но это была моя мать. И я ее не забыл.

Слова «мать» и «забыл» он произнес с трудом. По лицу Анны потекли слезы.

В этот миг из гаража вышел Стиви Салливан:

– Эй, Эммет, оставь ее в покое. Она еще маленькая. Не заставляй ее плакать.

Эммет круто развернулся и пошел домой.

Заплаканная Анна посмотрела на Стиви.

– У меня нет друзей, – сказала она.

– Да, это проблема, – ответил Стиви и посмотрел в сторону магазина готового платья Хэнли, надеясь увидеть свою энергичную подружку Дейдру, которая идет по занесенной снегом лох-гласской улице и думает об их следующем свидании.

* * *

Джеймс Уильямс был заинтересован в том, чтобы постояльцев, приезжающих в гостиницу «Драйден», встречал первым именно Льюис Грей. Поэтому он заботился о том, чтобы этот красивый ирландец был ухожен и хорошо одет.

– Мне разрешили отдавать рубашки в прачечную гостиницы, – гордо сказал Льюис Лене. – Ты сэкономишь уйму времени на стирке и глажке.

Времени действительно не хватало, но Лене нравилось заниматься этим: стирка и глажка были частью игры в мужа и жену. В Лох-Глассе она никогда не гладила. Это делала Рита. А ей приходилось ломать голову, на что тратить время в доме, где она чувствует себя чужой.

А Льюис рассказывал ей о своих новых успехах.

Раньше наниматели хотели получить доказательства того, что ты умеешь выполнять определенную работу и находить общий язык с другими. Война все изменила. Теперь в письменных рекомендациях и опыте работы никто не нуждался.

Льюис считал, что стойка регистрации – это сердце гостиницы, и Лена знала, что он не преувеличивает. Все в «Драйдене» должны были держать его в курсе гостиничных дел. Вместе с экономкой и старшими горничными он составлял расписание уборки номеров. Обсуждал с шеф-поваром целесообразность вывешивания копии меню в вестибюле. Именно Льюис предложил, чтобы каждый швейцар носил на груди табличку со своим именем.

– Спасибо, но я и сам знаю, кто я такой, – огрызнулся старший швейцар Эрик, кусавший себе локти из-за того, что в свое время взял на работу этого карьериста.

Льюис не обратил на его тон никакого внимания.

– Конечно, знаете, Эрик. И все остальные тоже. Но как быть с американцами? Им захочется запомнить славного парня, который так хорошо принимал их в «Драйдене».

Эрик признавал разумность довода, но это никак не сказывалось на уровне его чаевых. Потому что большая часть долларов, переходивших из рук в руки, попадала к Льюису Грею. Американцы высоко ценили услуги человека, который помнил их имена и давал ценные советы, как лучше провести отпуск.

Никто не называл Льюиса администратором; он был «мистером Греем со стойки регистрации». Постояльцам советовали по всем вопросам обращаться к нему, и Льюис никогда их не разочаровывал.

– У меня в жизни еще не было такой хорошей работы. Я должен сделать все, чтобы стать здесь незаменимым, – говорил он, и Лена признавала его правоту. Никакие самые блестящие характеристики не позволили бы Льюису занять столь высокую должность в других гостиницах того же класса.

Специального образования у Льюиса не было, но он с успехом заменял отсутствие диплома природным умом и обаянием. Даже в дни дублинской молодости, работая в торговле, он не проявлял нетерпения в общении с людьми, стремился сделать как можно больше и извлечь из происходящего максимальную выгоду. В этом человеке соединилось многое. А лукавая мальчишеская улыбка делала его неотразимым. Его жалованье росло из месяца в месяц. Рос и его авторитет. Как-то Лена заметила, что за стойкой регистрации находится маленький склад, и благодаря ее советам это помещение мало-помалу преобразилось. Все старые коробки, сломанные велосипеды и трехногие стулья вынесли. Их место заняла мебель, слишком старая для спален и приемных. Льюис нашел стойку для зонтиков и вешалку красного дерева с медными крючками для верхней одежды. Теперь он мог не вешать пальто в раздевалке для служащих. Льюис не строил из себя лорда – просто нашел неиспользуемое помещение. И привел его в порядок, сделав своим кабинетом.