Текст книги "Восточные страсти"

Автор книги: Майкл Уильям Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

– Добро пожаловать в Пекин, доктор Мелтон, – сказала она и повела его в отведенные в императорском дворце покои.

Апартаменты, открывшиеся его взору, бесконечно его потрясли. Он располагал гостиной и спальней, обе просторные и роскошно обставленные, с полированными столами и стульями. В третьей же комнате не было ничего, кроме раковины и крана.

– К вашим услугам лаборатория, если она вам понадобится, – сказала У Линь. – Принцесса Ань Мень распорядилась приготовить вам ее.

– Очень предусмотрительно, – пробормотал он. – Полагаю, я могу разметить здесь свои медикаменты и оборудование.

– Конечно, – ответила У Линь, – как пожелаете. – Немного поколебавшись, она продолжила: – Вы появились в самое подходящее время, или, к несчастью, очень печальное время.

Он посмотрел на нее удивленно, не понимая, о чем речь.

– Больше я ничего не могу вам сказать, – проговорила девушка, понизив голос. – Вам все объяснит ее высочество. Ее известили о вашем прибытии, и она должна быть здесь с минуты на минуту.

Он кивнул, резонно полагая, что тайна, какова бы она ни была, может подождать, пока сестра императора не сочтет возможным посвятить его в детали. У Линь вызвала в нем горячее любопытство, и он принялся рассматривать ее исподтишка, но предельно внимательно. Конечно, он не представлял, что его ожидает, однако во всяком случае не предполагал, что девушка, с которой ему предстоит работать, окажется столь юной, очаровательной, оживленной, что фигура ее имеет такие округлые и изящные формы. Впрочем, полностью скрытые под шелковым чонсамом, очертания этой фигуры оставляли простор для воображения.

У Линь чувствовала на себе его пытливый взгляд и в свою очередь поглядывала на гостя с любопытством. Она ожидала встретить немолодого и угрюмого человека, вроде тех медиков, что встречались ей в Лондоне и Новой Англии среди врачевавших семейства Рейкхеллов и Бойнтонов. Она с удивлением обнаружила, что приезжий ничуть не старше ее самой и – стоит признаться – весьма недурен собой.

Дверь открылась, и принцесса Ань Мень в строгом длинном платье из муарового шелка плавной походкой вошла в комнату.

– Я гораздо более рада познакомиться с вами, чем вы можете себе представить, – произнесла она по-английски и протянула ему руку, по-видимому, довольная тем, что способна приветствовать его на европейский манер.

Мэтью был потрясен – как, впрочем, все те немногие иностранцы, кто удостаивался встречи с Ань Мень, – той простотой и естественностью, с которыми обратилась к нему принцесса. Если бы не внешность и одеяние, он мог бы признать, что в ней значительно больше европейского и американского, чем он думал.

– Я должен поблагодарить вас, – сказал он, – за те великолепные апартаменты, которые вы мне предоставили. Я просто ошеломлен.

– Не стоит благодарности, вам вскоре предстоит доказать, что я не ошиблась, – сдержанно ответила она и повернулась к У Линь. – Он уже знает?

– Нет, ваше высочество, – ответила девушка.

Принцесса кивнула, знаком предложила молодому доктору сесть, а сама опустилась напротив на низкое трехногое сиденье.

– Я с прискорбием должна сообщить вам, что мой брат болен. Серьезно болен.

– Я разделяю вашу скорбь, – ответил Мэтью. – Какой недуг постиг его?

Принцесса пыталась сохранить самообладание, но когда она устало провела ладонью по лбу, истинные ее чувства стали понятны доктору.

– Даже не представляю себе, доктор, – ответила она. – Существуют определенные традиции, регулирующие порядок лечения Небесного императора во время недомоганий, и они способны помешать установлению диагноза. Быть может, вас не затруднит самому осмотреть его.

Как оказалось, Мелтону предстояло приступить к практике раньше, чем он предполагал.

– Разумеется, – ответил он и, распаковав багаж, он вынул маленький черный кожаный чемоданчик, в котором держал различные инструменты и лекарства, когда отправлялся на вызовы.

В сопровождении принцессы и У Линь он проследовал по облицованному мрамором коридору, свернул в другой, и еще в один. Их путешествию, казалось, не видно конца, но вот появились телохранители, облаченные в форму, недвижно стоящие вдоль стен. Они расположились группками у проходов в комнаты, их сумрачные лица контрастировали с желто-оранжевым цветом их формы и головных уборов. У каждого на поясе висел обоюдоострый меч, а за спиной длинный мушкет. Мечи, вне всякого сомнения, отменно заточены и могли быть опаснейшим оружием, но мушкеты, насколько мог судить Мэтью, были совершенно бесполезны. Они были сделаны по такому древнему образцу, что, глядя на них, трудно было поверить, что из них можно поразить какую-то цель.

Наконец они подошли к двери, где солдаты стояли в три ряда. Завидев принцессу, они сделали несколько шагов назад. Она же решительно прокладывала дорогу сквозь строй, махнув рукой в сторону своих спутников. Их пропустили. Дверь захлопнулась, и Мэтью оказался в спальной комнате, равной которой размерами ему не приходилось видеть никогда.

Половина комнаты скрывалась под пагодообразной крышей, и прямо под нею был расположен невероятных размеров диван, на котором с успехом могли бы разместиться человек двенадцать. Но сейчас, среди подушек и валиков из чистого шелка, там покоился только император Даогуан. Лицо его было цвета воска, руки неподвижно лежали на простыне. В другой части комнаты толпились несколько седобородых стариков в длинных шелковых одеждах, которые носили китайские ученые. Когда Мэтью взглянул на них внимательнее, он едва ли не усомнился в зоркости своих глаз. Окружив статую человека героического телосложения, они аккуратно ощупывали разные ее части руками в перчатках.

– Это императорские лекари, – прошептала ему на ухо У Линь, – они исследуют статую императора.

Молодой американец недоуменно покачал головой.

– Но почему они исследуют статую, а не самого пациента?

– Потому что император – это высочайшее существо, и руки простых смертных не могут дотрагиваться до него. Злодей, который осмелится это сделать, будет немедленно обезглавлен.

Он еще раз покачал головой.

– При всем моем уважении к этим джентльменам и их методам, – не удержался он, – я не представляю, как можно поставить правильный диагноз, не прибегая к осмотру самого пациента.

Принцесса Ань Мень пристально взглянула на него.

– Вы сами поступили бы именно так, доктор?

– Если бы император был моим пациентом, именно так бы я и поступил, – ответил он. – Я не хочу оспаривать обычаи Срединного Царства, ваше высочество, но разве возможно сделать вывод о недуге, который мучит императора, постукивая по батуневой статуе?

Мысль эта была несколько нова для Ань Мень, но общий смысл она уловить сумела и кивнула в знак согласия.

У Линь была не на шутку перепугана.

– Но доктор Мелтон не знает главного, ваше высочество, – сказала она, обращаясь к принцессе для блага доктора на английском. – Если при осмотре императора Поднебесной он испробует западные приемы, а император впоследствии умрет, то он будет считаться его убийцей и его приговорят к мучительной казни.

На сей раз Мэтью пришлось усомниться в своем слухе.

Принцесса быстро приняла решение.

– Я гарантирую вам неприкосновенность, каковы бы ни были последствия ваших методов, доктор.

Мэтью восстанавливал дыхание, попутно спрашивая себя, не попал ли он из цивилизованного общества прямиком в сумасшедший дом.

– В таком случае я начинаю обследование пациента безотлагательно, – сказал он.

– Вы желаете, чтобы все посторонние вышли? – спросила У Линь, имевшая некоторое представление о приемах обследования, практикуемых на Западе.

– Не совсем, – ответил он. – Пусть мне ассистируют местные лекари, а я доложу им о результатах осмотра.

Почтенные старцы едва не лишились дара речи, когда У Линь поведала им, что собирается предпринять доктор Мелтон, однако они немедленно последовали за ним к императорскому ложу, причем все без исключения жались друг к другу бочком, наблюдая, как американец подходит к пациенту, снимает простыни и начинает осмотр. Его пальцы пробежали по шее и груди императора, скользнули под шелковую пижаму с богатой вышивкой. Он постарался оставить без внимания возгласы присутствующих. А потом, когда ощупывал лицо императора, он вдруг почувствовал, что его в упор разглядывают.

Даогуан сиплым голосом произнес какие-то слова.

Ань Мень нагнулась к брату и что-то отрывисто сказала ему.

У Линь сочла за благо перевести ее слова доктору.

– Император Даогуан хотел знать, как зовут неизвестного дьявола, который осмелился дотронуться до него, – сказала она, – и принцесса назвала ваше имя.

Мэтью резко выпрямился.

– Ваше высочество, – сказал он, – в таких условиях у меня нет возможности проводить обследование. Или пациент добровольно подчинится, или я буду вынужден отказаться от участия в этом деле.

У Линь явно колебалась, китайские лекари тряслись от страха в сторонке.

Ань Мень, однако, продемонстрировала характер, невозмутимо переведя требование американца брату. Он отвечал с усилием, однако Мэтью отчетливо увидел, как в глазах больного сверкнула веселая искорка.

Затем он сказал несколько коротких фраз вполголоса, и стало заметно, что все восприняли его слова с удовлетворением. Ань Мень вздохнула с облегчением и улыбнулась, улыбнулась и У Линь, а бородатые лекари глубокомысленно закивали головами.

– Императора Даогуана, – по-английски сказала принцесса Мэтью, – больше нет с нами, доктор Мелтон.

Мэтью бросил взгляд на пациента, потом перевел его опять на принцессу.

– Могу я узнать, что с ним стало?

У Линь поспешила прийти на помощь своей покровительнице.

– Император Даогуан не такой, как другие, обычные люди, – заявила она. – Он имеет божественную сущность. Это дает ему возможность присутствовать с нами или, по желанию, покидать нас. Сейчас он предпочел оставить нас, и в данный момент его нет в комнате.

Она и впрямь верит в ту околесицу, которую сейчас несет, заключил доктор, взглянув на девушку.

– А потому, – заключила она, по-видимому, считая, что он не до конца ее понял, – вы можете свободно приступить к обследованию вашего пациента и сделать то, что посчитаете необходимым для его блага.

По крайней мере, все сложности были улажены, и Мэтью возобновил обследование. Он собрал воедино все свое внимание и знания и сосредоточенно осматривал больного. Картина болезни была предельно ясной.

– Сообщите, пожалуйста, императорским медикам, что у императора налицо все признаки малярии.

– Вы имеете в виду пациента, который лежит здесь на диване, – немедленно вставила У Линь.

– Этот человек, кто бы он ни был, болен малярией, – сухо проговорил он. – Случай достаточно серьезный, но мне приходилось видеть гораздо более сложных больных.

Он стал рыться в своем черном чемоданчике, а девушка в это время переводила его слова.

По реакции старейших китайских врачей было очевидно, что они и в помине не знали о существовании такой болезни, а уж тем более не представляли, как ее лечат.

– Каковы теперь ваши намерения, доктор? – поинтересовалась Ань Мень.

В этот момент он наконец нашел, что искал.

– Ага, вот оно. Это довольно едкая смесь, и она как раз предназначена для лечения этой болезни. В нее входит и медь, и настойка опия, поэтому на вкус она, боюсь, горьковата, но уж придется потерпеть. Могу я попросить у вас ложку?

У Линь быстро подошла к двери, и через несколько мгновений в комнате появился лакей в шелковом одеянии, держа обеими руками бархатную подушечку, на которой покоилась золотая ложка. Он совершил катоу, грохнувшись об пол с предметом кухонной утвари для больного императора.

Мэтью все больше понимал, что просто так в императорском дворце ничего не делается. Он взял ложку, налил в нее лекарство и поднес ко рту императора.

– Вот так, – сказал он тоном, не допускающим возражений, – выпейте это.

Император сделал мужественную попытку сесть. Мэтью положил ему руку на затылок и помог принять сидячее положение. Затем дал ему выпить лекарство. Вкус у того, по-видимому, был омерзительный. Император Даогуан подавился, однако, собравшись с духом, глубоко дыша, сумел-таки удержать в себе отвратное зелье.

Мэтью достал из нагрудного кармана жилета часы и взглянул на них.

– Следующую дозу надо принять через четыре часа, – сообщил он. – Я помогу. Я убедительно прошу сейчас всех выйти из комнаты, потому что опиумная настойка вызывает сонливость, и больному захочется вздремнуть. – Он повернулся к Ань Мень и решил поддержать ее улыбкой. – Теперь вам не о чем будет волноваться, – сказал он. – Уверяю вас, император вскоре будет здоров, как мы с вами.

В ее глазах теперь появилось новое выражение.

– Раз вы говорите, что он выздоровеет, доктор, то я уверена, что так оно и будет, – ответила она.

Император опустился на свои мягкие подушки и заговорил. Он говорил по-английски, заботясь о благе доктора из Соединенных Штатов.

– Хорошо, что император Даогуан унесся из этой комнаты. У него очень нежное тело, и маловероятно, чтобы он смог перенести ужасный вкус таинственного лекарства. Но, думаю, доктор Мелтон, сейчас его разбирает любопытство, – ведь останься он тогда с нами, он имел бы шанс впервые за всю свою долгую жизнь выпить лекарство. Я непременно расскажу ему о своих ощущениях, так что он узнает, как много потерял.

Мэтью всмотрелся в лицо собеседника и вдруг понял все – от начала и до конца. Император вынужден был идти на эти смешные уловки, дабы перехитрить предрассудки, традиционно окружавшие его трон и создающие массу препятствий и ему, и тем, кто ему служил. Доктор почувствовал себя увереннее и поклонился больному, а потом, не в силах сдержать улыбки, произнес:

– Я вернусь через четыре часа.

– Хорошо, – сказал император, – может быть, к тому времени у меня наберется достаточно сил, чтобы поболтать с вами. Мне весьма приятно, что вы согласились приехать в Срединное Царство, чтобы послужить нам и нашему народу.

И тут, к удивлению Мэтью, он обнаружил, что ему тоже весьма приятно оттого, что выбор в профессиональной карьере был сделан правильно.

III

Доктор Мелтон не мог бы назвать того, что он в тот день ел. Его пониманию доступно было лишь одно: порезанная на мелкие кусочки пища была божественно вкусна. Он смог различить вкус имбиря, аромат цитрусовых, несколько других вкусовых оттенков показались ему знакомыми, – однако названия этих яств ускользали от него. Еду в общую комнату его апартаментов подавал облаченный в пижаму официант, раз за разом появлявшийся с очередным лакированным блюдом. Казалось, этому не будет конца.

Напротив него за столом сидела У Линь, которая легко и изящно манипулировала своими палочками и, по-видимому, была уже на короткой ноге со всеми этими диковинками, несмотря на то что имела тоже не слишком богатый опыт пребывания в императорском дворце Запретного города.

– Вам следует отнестись к вчерашнему поведению императора как к попытке соблюсти приличия, – говорила она. – Считайте это способом обойти традиции и древние установления с помощью притворства и отговорок.

– Разумеется, – отвечал доктор, уплетая некое кушанье, в котором подозревал утку, обильно приправленную устричным и омаровым соусом.

– Когда я была в Америке, – продолжала У Линь, – мне все казалось новым. Традиции там менее важны, чем образование. Если кто-то добился своей цели, почти никому не интересно, соблюдал ли он при этом традиции. В Срединном же Царстве все наоборот. Для нас обычай – это все. Что же касается результатов, к которым стремятся люди, – они сравнительно второстепенны.

– И поэтому страна так медленно развивается? Поэтому Срединное Царство так отстает от других, цивилизованных народов?

У Линь в раздумье кивнула.

– Иностранцы с трудом верят, что в этой стране когда-то изобрели порох. Именно здесь люди додумались до печатного станка, здесь появились первые книги. Сотни изобретений, которые они ставят выше прогресса. Вы никак не можете понять, что вы – бросив вызов традиции, – подвергали себя ужасному риску. Император Даогуан, едва ли не самый цивилизованный человек во всем царстве, понял это раньше других. Если бы он тогда не вмешался и не позволил вам лечить его так, как вы считали нужным, вам пришлось бы поплатиться головой за свое безрассудство.

– Это, – тоном внушения произнес Мэтью, – я понимать решительно отказываюсь. Неужели вы хотите убедить меня в том, что я мог бы потерять голову, потому что осмелился прибегнуть к своим профессиональным познаниям, обследовал пациента и собирался дать ему лекарство?!

– И это совершенно очевидно, – столь же твердо заявила У Линь. – Рядом находилась принцесса Ань Мень, которая постаралась бы прийти вам на помощь, но если бы императорские лекари разволновались по-настоящему, то удержать от расправы команду телохранителей было бы невозможно. Вам бы определенно отрубили голову. Но император – человек мудрый. Он избавил вас от боли и унижения и поддержал ваши действия. И даже если бы он не смог излечиться от своего недуга, – а сейчас, кажется, он действительно выздоравливает, – вам бы уже никто не посмел бросить упрека.

– Но как же возможно, – не унимался американец, – чтобы целый народ жил в такой отсталости? Ведь сейчас, в конце концов, 1845 год, а не средневековье.

– В Срединном Царстве никто не имеет понятия о том, что такое средневековье. Никто не видел, как выглядит западный календарь. Время чудесным образом застыло в этой стране. Здесь мужчины и женщины работают как тягло, тащат за собой плуг по полям. Жизнь стоит мало, и все заглядывали в лицо смерти.

Он вздохнул, стараясь настроиться на размышления об удивительной стране, когда послышался стук в дверь и в комнату вошла служанка с огромным свертком. Совершив катоу, она положила его к ногам Мелтона.

Уже один этот адресованный ему поклон привел Мэтью в замешательство. Но, кроме этого, он понимал, что перед ним личная прислуга императора: значение оранжево-желтых одеяний он уже осознал.

Распростершись на полу, женщина не вставала, пока У Линь не сказала ей ласковым голосом несколько слов. Тогда женщина поднялась и вышла из комнаты.

Мэтью понял, что провинился: это он должен был обратить внимание на присутствие служанки и позволить ей встать на ноги. Как многое еще ему предстоит узнать!

У Линь улыбнулась.

– Кажется, в этом свертке кое-что для вас.

Он пожал плечами и, открыв сверток, невольно ахнул. Там, уютно закутанная в хлопковый ватин, покоилась ваза тридцати шести дюймов в диаметре и около двенадцати дюймов в глубину. То было самое изящное творение рук человеческих, которое когда-либо приходилось видеть Мэтью. Ваза, по-видимому, была изготовлена из одного куска нефрита. Стенки ее были так тонки, что казались прозрачными. На внешней поверхности были стилизованные изображения различных жанровых сценок, и, мельком приглядевшись к ним, молодой американский доктор вдруг понял, что они представляли китайского лекаря, врачующего пациентов – ученого, ребенка и крестьянку. Создатель этой вазы был выдающимся художником, и подарок был поистине царским.

У Линь прочитала его мысли и мягко улыбнулась.

– Да-да. Записки с именем дарителя здесь нет, и служанка тоже не назвала имени. Это означает, что император Даогуан решил сделать вам личный дар.

Мэтью был поражен.

– Но почему?

– Потому что он приходит в себя после страшного недуга, мучившего его еще вчера. Это его способ выразить вам свою признательность.

– Я совершенно потрясен, – проговорил он. – В жизни я не видел ничего прекраснее.

Она чуть застенчиво улыбнулась.

– Кто знает, быть может, тем самым император хотел сказать вам, что мы народ с предрассудками, но отнюдь не варвары. Только наследники величайшей из цивилизаций могли создать такую изумительную вазу.

Он вдруг почувствовал, как краска заливает его лицо.

– Кажется, я начинаю понимать. И боюсь, я был не прав.

– По поводу этого подарка я бы позволила себе одно замечание. Если бы император имел намерение признать, что именно он – даритель этой вазы, он бы нашел способ сообщить об этом. Однако он этого не сделал, и потому было бы верхом неприличия дать ему понять, что личность дарителя вам известна.

– То есть вы хотите сказать, что я не должен благодарить его? – спросил изумленно Мэтью.

– Совершенно верно, – ответила У Линь. – Если бы император решился возблагодарить вас за лечение, ему пришлось бы покончить с легендой о собственном вознесении, о том, что вы якобы врачевали не его, а кого-то другого. Я убедительно прошу вас поставить вазу на видное место в гостиной, а когда император явится к вам с визитом, что он непременно сделает, то увидит, что вы с почестями приняли его дар, и это доставит ему самое большое удовольствие.

– Наверное, должны пройти годы, пока уразумеешь, что можно, а что нельзя делать в Китае.

У Линь звонко рассмеялась.

– Боюсь, что да, – сказала она. – Я здесь прожила большую часть жизни и до сих пор не перестаю учиться.

Их беседу прервал громкий, резкий стук в дверь, и в апартаменты доктора вошел император Даогуан, облаченный в свое обычное потрепанное черное платье. На макушке, чуть колеблясь, возвышался символ его высочайшей власти – шапка, украшенная драгоценными камнями. Он выглядел гораздо бодрее, чем накануне, цвет лица уже не отдавал желтизной, однако он еще опирался на трость из слоновой кости.

Завидев его, Мэтью сделал попытку подняться, но У Линь поспешно зашептала ему на ухо:

– Нет-нет, не обращайте внимания. Император Даогуан сейчас невидим.

Император, однако, услышал ее замечание и подтвердил беспристрастно ее слова:

– Да, действительно. Император сегодня решил оставаться невидимым для человеческих глаз. – И он опустился на низкий стул как раз между У Линь и Мэтью и взял фрукт из стоящей рядом вазы.

– Я припоминаю, – сказал Мэтью, обращаясь как бы к самому себе, – что давеча мне пришлось оказаться в императорских покоях и разговаривать с человеком, которого я недавно врачевал. Я просил его не есть свежих фруктов по крайней мере еще двадцать четыре часа. При приеме лекарства, которое я даю этому человеку, фрукты строго противопоказаны. Они могут привести к серьезным расстройствам желудка.

Император поспешно отодвинул от себя вазу, и, бросив последний жалобный взгляд на румяные персики, отвернулся, чтобы более уже не глядеть на них.

– Полагаю, что У Линь еще не знает интересных новостей, – сказал он для удобства гостя по-английски, – и это не удивительно, ибо последний высочайший указ пока не увидел света.

Девушка, не отвечая прямо, неопределенно кивнула.

Мэтью понимал, что, когда император заявлял о своей «невидимости», никто прямо не мог ответить на его реплики.

– Дворцовые лекари сегодня вечером будут в неистовстве, – проговорил император, не на шутку смутив Мэтью тем, что захихикал и весело потер руки. – Им и так было не по себе вчера, когда заморский дьявол, который занимается врачеванием, исцелил некоего субъекта и поставил его на ноги в удивительно короткий срок. Сколько же из них выплеснется злобы, когда они узнают о подписании высочайшего указа, который позволит доктору Мелтону заниматься медицинской практикой при императорском дворе в Запретном городе и в любом другом месте нашего Царства по его желанию. Он может использовать и практиковать свои знания и навыки и не обязан соблюдать обычаи Срединного Царства.

Сначала Мэтью просто испытал облегчение и был приятно удивлен. Лишь взглянув на лицо У Линь, он понял, что ему оказана величайшая честь. Получить такого рода привилегии было событием уникальным в новейшей истории Китая. Предоставив доктору подобные права, император тем самым демонстративно отказался от традиции, которой беспрекословно следовали его маньчжурские предки в течение нескольких столетий. Он возвестил о начале новой эры. Движение вперед будет осуществляться медленно, порою едва ощутимо – но поворота назад уже не случится.

Император поднялся со стульчика.

– Думаю, – сказал он мечтательно, словно бы обращаясь к самому себе, – что У Линь и доктор Мелтон порадуются новому указу, который будет во всеуслышание объявлен в конце дня.

Мэтью не мог допустить, что император Даогуан ушел, не выслушав выражений его благодарности. Однако он предусмотрительно воспользовался приемами, перенятыми у самого повелителя Срединного Царства.

– В полдень я должен еще раз посетить императорские покои, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – так как предполагаю назначить новый курс лечения для больного малярией пациента. Я также собираюсь предупредить его, что ему еще рановато так много ходить. С его стороны было бы очень разумно оставаться в постели еще несколько дней и только потом понемногу расхаживаться в длинных коридорах этого дворца.

Император кивнул и, судя по всему, принял эти рекомендации к сведению.

– И мне нужно обязательно поблагодарить его, – смело продолжал Мэтью, – не только за тот изумительный дар, который я получил от него, но, самое главное, за его уверенность в моих талантах лекаря.

У Линь слегка покачала головой, как бы показывая, что он выбрал не самую верную тактику. Однако довольное выражение на лице императора свидетельствовало о том, что он не придал особого значения нарушенным приличиям.

– Я обещал Джонатану Рейкхеллу, что проведу в Пекине месяц, – сказал Мэтью, – и потом решу, вернуться ли, безотлагательно в Америку или остаться в Срединном Царстве и принять должность, которую он мне предложил. Я считаю, что такого времени мне не понадобится. Я уже решил, что останусь здесь и буду с честью служить императору.

Даогуан посмотрел на него со счастливой улыбкой. Даже У Линь была так растрогана, что забыла о своих предостережениях.

Все с той же улыбкой на лице император, прихрамывая и опираясь на трость, вышел из комнаты.

У Линь подождала, пока за ним не закроется дверь.

– Вы должны помнить, что, когда Даогуан решает быть невидимым, следует быть предельно осторожным. Он очень щепетилен в этих вопросах.

– Мне кажется, он очень тонко чувствующий человек, – ответил Мэтью. – Мне он нравится.

У Линь недоуменно покачала головой.

– То, что некий пришелец запрещает императору скушать персик, а император покоряется его приказу – это немыслимо. Никогда не видела подобного. Я запомню это на всю жизнь.

Казалось, Мэтью был вполне удовлетворен тем, что так скоро оставил след в истории китайского двора.

У Линь вздохнула и перевела взгляд на изысканно украшенные солнечные часы за окном.

– Сейчас мне нужно будет вернуться к себе, дома меня ждет много переводов. Благодарю вас за принятое приглашение пообедать со мной. Перед тем как проститься, я бы хотела вас кое о чем предупредить. Не следует слишком ретиво стремиться разом все поменять в Срединном Царстве и силой стараться втащить его в цивилизованный мир. Время здесь мерится не так, как в других частях земли, а терпение всегда необходимо, если хочешь быть понятым этим народом. В том числе, – добавила она многозначительно, – и императором Даогуаном.

Мэтью кивнул, но мысли его в то мгновение были весьма далеки от темы разговора. Ему пришло на ум, что У Линь была исключительно привлекательной, даже пленительной девушкой. Джонатан Рейкхелл не упомянул об этих ее качествах, когда описывал, какая жизнь ожидает в Пекине молодого доктора.

В руках у Джонатана был тяжелый пергаментный конверт, надписанный плавным почерком: Джонатану Рейкхеллу, эсквайру. Конверт был доставлен специальным посланником на небольшом бриге из Балтимора в Нью-Лондон. Находившееся внутри послание было кратким и ясным: президент Джеймс К. Полк просил мистера Джонатана Рейкхелла прибыть в административный корпус в Вашингтоне в ближайшее удобное время.

Свободного времени у Джонатана не было, но просьбу из Белого дома можно было считать приказом, а потому он бросил все и на одном из клиперов отправился в Балтимор. Там он пересел в седло и так добрался до столицы, где снял комнаты в таверне О'Нила. Оставив в таверне свой багаж, он поспешил в Белый дом. Здесь его любезно встретил сотрудник президентской службы, несказанно удивленный быстротой его появления. Джонатану было сказано, что президент вскоре его примет.

Уроженец штата Теннесси, Джеймс Полк был человеком, который всегда держал свое слово. Через несколько минут Джонатана ввели в его личный кабинет. В отличие от своего предшественника Джона Тайлера, высокого и импозантного мужчины, Полк был небольшого роста, чуть полноват и плешив. Все, кто не был знаком с его прошлым многолетнего лидера конгресса и самого близкого доверенного лица Эндрю Джексона, склонны были недооценивать его таланты. Несмотря на то что он не так много времени провел на своем посту, он производил отчетливое впечатление уверенного в своих силах и судьбе страны человека. За один срок его президентства Соединенные Штаты пережили самый бурный период развития, чем когда-либо прежде.

Стол президента, как обычно, был в образцовом порядке. На одном его углу лежала корзина для исходящих документов, доверху заполненная письмами. Рядом была другая корзина, предназначенная для прибывших депеш, и она не случайно была пуста. Работники аппарата привыкли к поистине невиданной работоспособности президента.

Стараясь скрыть постоянно досаждавшую ему боль в животе – недуг, которому суждено ограничить срок его пребывания во главе исполнительной власти до одного выборного срока, – Полк широко улыбнулся и протянул руку:

– Мне очень приятно вас видеть, мистер Рейкхелл. Я давно ждал этой встречи.

– К вашим услугам, господин президент, – бодро ответил Джонатан и сел на предложенный ему стул.

– Конгресс готов сейчас принять специальное торговое законодательство, которое позволит нам сполна использовать преимущества, вытекающие из договора, подписанного Калебом Кашингом и императором Даогуаном. Я могу также сообщить, что сенат ратифицировал договор. Эти факты еще не стали достоянием гласности, но вы и члены вашей семьи внесли такой весомый вклад в приближение этого дня, что я счел совершенно закономерным сообщить вам об этом первому.

– Я благодарю вас за это, сэр, – ответил Джонатан, – но я не думаю, что заслужил такой похвалы. Любой человек на моем месте сделал бы то же самое.

– Я мог бы с вами не согласиться, но хочу сейчас поговорить о другом. Мне бы очень хотелось знать, мистер Рейкхелл, что в моих силах сделать для того чтобы показать вам, как нынешняя администрация благодарна вам за помощь в открытии Китая для американской торговли.

– Вы сказали мне, что ни об одном из сообщенных вами решений не объявлено публично, господин президент?

Полк утвердительно кивнул головой.

– Я рекомендовал мистеру Кашингу, – сказал Джонатан, – чтобы любой американский судовладелец, желающий торговать с Китаем, позаботился о лицензии от имени правительства Соединенных Штатов, предпочтительно за подписью государственного секретаря. Это позволит проследить за торговыми операциями в Китае компаний, действующих в рамках закона, и не допустит к ним разных подонков, которые стремятся разбогатеть на контрабанде опиума.