Текст книги "Вселенная шай-ти (СИ)"
Автор книги: Мария Котикова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Все уверились: Землянка просто сообразительна очень! И это очень мило, когда она пытается повторять слова, которые окружающие произносят. Может ее получится научить произносить целые предложения, вот была бы потеха!
Кор-ар подтверждал: можно, и если уважаемые господа соблаговолят, то увидеть это они смогут на вечере, посвященном началу Праздничной недели.
Организаторы соблаговолили.
Только этому вечеру не суждено было случиться, как и Соне узнать о нем. За два дня до него в Зверинце неожиданно погас свет.
Соня поежилась: темноту она не любила, в ней всегда скрывались кошмары. Они прятались в шкафу днем, чтобы, как только родители потушат свет, вылезти на волю, обступить ее кровать и начать скалить свои злые клыкастые морды. Особенно Соня боялась кошмара, который сидел на телевизоре. Он был самым жутким, самым злобным и страшным. И сколько бы девочка не накрывалась одеялом, не зажигала свет, не читала про себя детские веселые считалочки и стишки – не пропадал. Только смеялся, скрипя словно не смазанные дверные петли, да перебирался поближе, на подлокотник Сониного дивана: ему хорошо было здесь, в комнате, где его так откровенно боялись. А сама Соня, глядя на это черное пятно сквозь щелку между подушкой и одеялом, начинала казаться себе совсем крохотной, а весь мир огромным и тяжелым, как плита бетонная!
А потом пришел кот-баюн Граф, устроился теплым клубком под боком, ткнулся влажным носом ей в щеку, пощекотал пушистым хвостом, заставив ее рассмеяться. И темнота отшатнулась, словно ее ужалили. А вместе с ней отступил и страх.
Через годы, когда ей уже не нужен стал Граф, чтобы заснуть, в живых осталась только память, подсказывающая, что не всякая дорога безопасна и не всему можно верить. И если не видят другие, то это совсем не значит, что не должен и ты. И еще появилась привычка, когда все плохо, уходить в ласковые сны: отдыхать и собираться с силами. Как сейчас.
И вновь слышится стук колес знакомого поезда…
Соне снилась осень. В ней были синее-синее небо, широкое и бескрайнее – не рваный лоскут, зацепившийся за телевизионные антенны – и золотисто-багряный ковер, расстелившийся вдоль железной дороги. На поезд Соня в этот раз опоздала, и пришлось ей идти по рельсам вслед уходящим вдаль вагонам, весело подмигивающим стеклами.
А осень махала тяжелыми темно-зелеными еловыми лапами и вместе с Соней шагала по шпалам рыжей лисицей с перьями перелетных птиц в пушистом хвосте.
– Странно и отрадно видеть на этой дороге столь очаровательную девицу… что же привело тебя в мой сон, путешественница?
Впереди – не объехать, не пройти – стоял князь в алом плаще, при сером коне да густой бороде. С глазами, что омуты темные, из голубого в прозелень. И красив был – смотреть больно! Не смазливой красотой, а настоящей, мужской, как Соня любила. Плечи – косая сажень, росту высокого – с таким рядом встанешь, птичкой малой покажешься – скуластый, нос с легкой горбинкой, каштановые локоны на высокий лоб падают…
– Не думала, не гадала, нечаянно в ваш сон попала… Прогоните?
По глазам увидела – не погонит, скучно князю одному по своему сну гулять.
– Отчего же? Проходи, гостьей будешь….
Шаг, другой – и шли они уже по лесной тропинке, а вокруг стояли достающие до небес деревья, в пух и прах разряженные перед близящейся зимней стужей, когда только елки да сосны зеленеют колючими иголками. Под ногами во мху красными огоньками брусника горела, в рот просилась…
– Ты откуда будешь, милая? Не в первый раз уж близко к моему сну подходишь. Два дня назад совсем рядом была, чуть плечом не задела, а в прошлом месяце на самом пороге обратно повернула.
– Я не очень хорошо еще здесь ориентируюсь, – смущенно призналась Соня. – Да и тогда не специально ушла, просто… так получилось.
Князь улыбнулся в бороду, глянул понимающе.
– Да, эта встреча тебе поинтереснее любого сна будет, особенно тот, кто ждет тебя в нем. Но ты, я гляжу, и сама это знаешь не хуже меня…
Соня только вздохнула.
– А где он – не подскажете?
– Откуда же? Ты ищешь и тебя ищут, а я тут так, попутчик случайный…
Сердце сжалось в сомнении и страхе – успеет ли?
Обязательно успеет, сумеет не разминуться. Она же слышала, тогда, в лаборатории, даже почти дотянулась, так неужели в реальности не сможет?!
Мама Соне всегда говорила, что она упрямая, как баран – что вобьёт себе в голову, так потом из нее не вытащишь
Зато она отступать не умеет.
А князь…
– Вы тоже дождетесь! – с жаром, искренне пожелала Соня.
– А с чего ты взяла, красавица, что я тут жду кого-то?
Под ногами зашуршали листья, но вокруг стояла тишина и не было никого. Ни зверя дикого, ни птицы перелетной, ни паучка какого, заснувшего на цветном листе.
– Сон такой.
– Сон… Да, здесь все сон.
А сон уже почти истаял, рассыпался цветными стеклами, исчез дымкой в яви.
– Удачи тебе, девица. А про мою нужду – не думай, не расстраивайся, не дело это.
– Все будет. И дорога ляжет под ноги, и встреча будет, слышите? – закричала Соня, всеми силами пытаясь задержаться в этом осеннем лесу еще на мгновение, сделать так, чтобы ее услышал этот мужчина с грустными глазами и мягкой улыбкой.
Князь не ответил – рукой вслед махнул да голову склонил прощаясь.
Соня зажмурилась, чтобы не заплакать, а когда открыла глаза, вокруг была все те же темнота и клетка. Электричество еще не вернули – тут бы устроиться поудобнее да заснуть еще раз, но все, сны на сегодня закончились. Только под сердцем теперь болело, и у горла собралась вязкая горечь.
У клетки раздался шорох. Соня хотела было проигнорировать его – мало ли кто из работников по ночам здесь ходил! – но внезапно заметила, что силового экрана не было.
А когда она засыпала – был.
Соня подняла глаза и увидела их.
II.
Они пришли вчетвером. Трое неизвестных, по шею укутанные в широкие плащи-кафтаны с воротниками-стойками, и маленькая девочка-бабочка, которую Соня когда-то встретила в Зверинце и про себя привыкла называть Феей. Только взгляд намертво – захочешь даже, не оторвешь – приклеился к одному. Соня смотрела на него, и ей было совсем нестрашно, только глухая тоска в груди заворочалась, подняла голову и оскалила пасть. С этой тоской сколько лет прожито было! Все дороги сновидений ей пропитались, каждый поворот и перекресток.
Ей показалось, что вот именно сейчас она поймет, что это за чувство годами звенело и до сих пор звенит в душе тонкой нитью…
Она сделала полшага назад, к стенке; раньше вперед бы рванулась, даже сквозь решетку – но нет ее, а мимо этих не пробежишь, не проскочишь! Обязательно поймают.
Не все. Только тот, который в центре.
Но странное дело, от него как раз Соне и не захотелось спрятаться. Она взглянула на него сквозь рваную челку, думая про себя, что в этом инопланетянине и впрямь что-то человеческое проскальзывало – неуловимое, как утренняя дымка над склонами гор. Но это только в первое мгновение показалось. Прошло оно, и пришло понимание: нет между ним и Соней ничего общего во внешности. Их сходство лежало глубже, там, под кожей, мышцами и костями, оно светилось бело-золотым огнем.
Соня сама небольшая, кругленькая пышка, мягкая и нежная, как сдобная булочка, а он… Высокий – больше двух метров – жилистый, это даже сквозь плащ было заметно! Такие железный прут голыми руками могли согнуть не напрягаясь, а этот, не усомнилась Соня, и балку пополам переломил бы.
– Почему она не двигается? – недоуменно повела усиками Фея. – Эй, милая, все закончилось…
Соня почти поняла, что она сказала.
Предложение оборвала рука крайнего справа инопланетянина, сжавшая плечо Феи: не время, не надо вмешиваться.
А рук у них было по четыре у всех, но к этому Соня даже привыкла. У Кор-ара вон аж шесть, а приходила тут одна посетительница, так у нее двенадцать было!
Соня смотрела на них – на него – и ей хотелось закричать: кто ты?! А еще – тихо спросить: теперь не во сне, да?
Острые черты лица, высокий лоб и ярко очерченные скулы. Темные глаза, без зрачков и белка, кажется даже без блеска, немного больные и отчаянные – с чего бы? А уши у этого инопланетянина смешные, некстати подумалось Соне. Она могла бы сказать: лопухи – только это значило бы соврать просто неприличным образом, потому что от лопухов тут не было совсем ничего. Скорее бутоны космических цветов.
По другим пришедшим Соня просто мазнула взглядом, не задержалась, не отметила ничего – что ей они, когда все равно видишь одного? Только вот Фея вперед потянулась, видимо надеясь, что узнает ее земная девочка, подойдет, руку протянет. Звякнули цепочки, зашуршала ткань платья, но Соня от чужого движения отшатнулась, почти распластавшись по стенке: не подходи!
– Почему ты боишься меня, старый друг? Я же не принесла тебе бед и боли.
Фея остановилась на мгновение, а потом сделала пару шагов вперед, осторожно, словно перед ней был не слабый человек, а животное, зверь, готовый броситься и вцепиться в руку.
Соня так устала быть животным.
– Ну же, не надо меня бояться, иди сюда, ко мне… Я познакомлю тебя…
Соня вздрогнула, словно ее ударили: чужой голос резанул по ушам, заставив вжать голову в плечи, в голове зашумело, виски болью прошило… Она замотала головой, зажмурилась, всхлипнула тихо – и все прошло, как не было.
Когда Соня открыла глаза, то увидела, как Фея пожала плечами и что-то певуче сказала своим спутникам. Те почти синхронно в недоумении заломили брови, а тот, которого Соня уже называла своим, нахмурился и в уголках его глаз собрались мелкие морщинки.
Почему он молчал?
Соня отстраненно и немного холодно улыбнулась: чуть приподняла кончики губ.
Ашай наклонил к плечу голову, не отрывая взгляда от прижавшейся к стене девочки, вбирая в себя ее облик: и посеченные концы растрепанных волос, и изморозь серой радужки глаз, и нежелание слушать Файли и идти к ней навстречу, и еле слышимые на самом дне души узнавание и надежду. Он чуть не рассмеялся от облегчения, поняв, что ничего не потеряно, его свет не сломан – только недоверчив и испуган безмерно!
Он почти не обратил внимания на то, как Файли обескуражено примолкла, завершив свой рассказ о невозможности сейчас воздействовать на девочку ментально. Сфокусируй он свое внимание на фейнилле – быть беде, не сдержался, высказал бы, что не стоит лезть, куда не просят. Хотя и ее понять было можно: придя сюда, позвав его, она всего ждала от света Тай-до-рю – слез, криков, обвинений, радости – но не такого ледяного равнодушия. Ее боль и обида были понятны, но…
Файли причинила его свету боль. Это не забыть и не простить так просто.
А еще, никто так и не понял, не услышал за мешаниной собственных чувств и разочарований, что ни с кем, кроме него, она не уйдет отсюда.
Легкое движение – семь широких и спокойных шагов вперед – и он встал у самого края клетки, упершись коленями в бордюр.
– Я прошу у тебя прощения, мой свет…
Его голос обволакивал, гладил и обнимал, успокаивал боль. Соне неожиданно захотелось в него завернуться, как в теплое одеяло, и так и остаться – в этом тихом голосе с мягкими, баюкающими интонациями.
– Если бы я был сильнее, услышал бы и нашел раньше. Но я слаб, мой свет, и твое заточение здесь моя вина.
Соня поняла совсем немного, но и этого хватило с лихвой. Изнутри поднялись недоумение и злость: почему он винил себя в случившимся с ней? Как будто это он украл ее с родной планеты и запер в этой клетке!
А слова ‘я виноват’ и ‘ты в клетке’ иначе связать у нее не получилось.
– Ты вправе отказать мне, сияющая. Но все-таки я надеюсь, что ты окажешь мне честь разделить свой путь со мной… – он судорожно вздохнул, а потом раскрыл руки, чуть наклонившись вперед, к Соне. – Ты пойдешь со мной, мой свет?
И Соня заплакала. С самого корабля Крыса не плакала, а тут словно волной накрыло, не сдержаться: только и шмыгаешь носом да размазываешь по щекам соленые дорожки.
– Д…да-а-а, – захлебнулась слезами Соня, кивая головой, соглашаясь – не до конца даже понимая, с чем.
Бывает же, что соломинка ломает хребет верблюду, так и эти – не слова, нет – протянутые руки стали последней каплей, прорвавшей плотину, что скрывала за собой всю боль и одиночество, да еще отчаянную надежду на то, что ее найдут и заберут из ненавистного зверинца.
Соню колотило так, как будто все это время она брела в непроглядной темноте и холоде, а теперь ей пустили в тепло. И это тепло обжигало, причиняло настолько нестерпимую боль, что еще немного – и она закричала бы.
У нее подкосились ноги, и наставить бы ей синяков на коленях, но упасть не дали: подхватили, обняли до хруста в костях – Соня поняла, что больше ее из этих рук не выпустят. Она сама не готова была разжать собственные кулаки, мгновенно сжавшиеся на жилетке и волосах своего инопланетянина. Только мысль мелькнула и пропала: наверное, это очень больно, когда тебя так за волосы дергают…
Он держал ее так, словно Соня была самой большой драгоценностью в мире и теперь ее у него не отобрать никому – не выпустит, не отдаст!
– Шшшшш… Все хорошо. Теперь все будет хорошо, – прошептал Ашай непослушными губами Соне в макушку, совершенно не обращая внимания на своих спутников, застывших поодаль.
Всю жизнь он шел вот сюда, к этой клетке с энергетической решеткой, чтобы отключить ее и забрать то, что она охраняла – его свет. И роптать на насмешницу судьбу Ашай не посмел за такую встречу: иной у них быть не могло.
Он бы просто не успел ее найти.
Яшэ Ли недовольно свел брови, передернул плечами, сцепив все четыре руки в единый замок: пусть эта землянка не так сильно отличалась от их пар внешне, но внутренне… Какая насмешка, беда! Такая яркая и абсолютно глухая, не иначе боги решили подшутить, как иначе объяснить подобную связь?
Не быть им одобренными, не быть вместе…
Но ни слова не упало на землю с его губ: не место. А что обретший – так у них впереди долгая дорога до дома. Одумается еще. Сейчас радость застила все, стерла любые увечья – вон как в клетку запрыгнул, заслонил собой, согнувшись аж вполовину!
От их спутницы веяло детской обидой, горьковато-холодной, упрямой: она же нашла, услышала, привела, а тут… Словно нет ее и не было никогда, даже взгляда благодарного не досталось ей от землянки, отголоска признательности от Тай-до-рю.
– Не стоит на нее обижаться, Файли-ти, – тихо наклонился к Файли старший шай-ти. – Поверьте, не со зла вам и слова доброго не сказали, не от черной неблагодарности…
– Как вы можете быть так уверены, Яшэ-ти Ли?
– Глупо обижаться на тех, кто от рождения не может летать или видеть красоту окружающего мира: не расскажешь им, не объяснишь своих чувств. Вы же не осуждаете калек своего народа за то, что они родились не такими, как все?
– Вы хотите сказать, что…
– Она не слышит никого из нас. И моего сына – тоже.
Сердце Файли острой иглой кольнула жалость к человеческой девочке. Яшэ-ти подавил в себе желание поморщится: он, как и Файли слышал, читал в буклетах, что зверь Землянка – не животное, разумное существо! – совершенно не обладал эмпатическим даром. Но все-таки до последнего надеялся, особенно на фоне реакции на ментальное воздействие, что просто порог чувствительности очень низкий. Присмотревшись ближе и не увидев на девочке эмпатического кокона, уже уверился окончательно – пустышка.
– Тогда… примите мои соболезнования вашему дому и роду, Яшэ-ти Ли. Я надеялась, что этот день будет радостным для вас и Тай-до-рю, а оказалось…
– Вы не знали. Никто из нас не знал.
Тот, кого назвали Тай-до-рю, даже головы не повернул на их слова, хотя и слышал каждое слово. Ему не было дела до чужой горести, когда в его сердце через край расплескалась солнечно-медовая радость…
*
Скандал вышел знатный, как позже рассказал Соне Граф, усевшись на огромную подушку-кресло, которая заменила девочке кровать. Все планеты Альянса трясло, как в лихорадке. Общественные организации встали на дыбы, требуя у правительств действий, компенсаций и одни звезды ведают чего еще, якобы заботясь о душевной травме Сони. Но шай-ти всех придавили железной рукой, объявив, что девочка теперь находится под их покровительством, а именно одного из глав Совета Трех, уважаемого Тай-до-рю. Мол, раньше надо было думать и замечать, а теперь все претензии, вопросы и пожелания заинтересованные стороны могут направить официальному опекуну и, быть может, он их даже прочитает.
– … Зверинец закрыт, звери-у отправлены в различные зоопарки, Кор-ар банкро-о-ут и персона нон-грата, а ты свободна, как ветер, – улыбаясь в усы и дергая правым ухом, заявил Граф.
– Скажешь тоже! Свободна! – обняв колени, заспорила Соня. – Мне кажется, что я просто сменила одну тюрьму на другую, Граф.
– Разве ты заперта-у здесь круглые сутки-мряу? Разве тебе-у не предоставиляу доступ во все помещения вплоть до командного пульта-у управления?
– Н-нет, но….
Соня задумалась: действительно, в этот раз ее не запирали, в капсулу не укладывали и вообще никак не ограничивали. Захочешь – в каюте сиди круглыми сутками, занимайся, чем душе угодно, захочешь – по кораблю ходи-броди, куда ноги несут, никто и слова поперек не скажет, если только сопровождающего приставят. Да и то, как иногда казалось девочке, чтобы шею себе просто не свернула. Правда, почти все шай-ти в ее присутствии морщились еле заметно, словно от головной или зубной боли, но – молчали. И прикасаться никто не стремился – не то из вежливости, не то просто она сама им неприятна была. Но Соня и рада была: после Зверинца любое прикосновение вызывало лишь тошноту да желание спрятаться. Иногда потерпеть можно, но на постоянной основе… Нет уж, пусть все как есть остается, Соню все устраивало.
Корабль Соне удивительным образом понравился: вытянутый, похожий на приплюснутый овал, но только с ‘крыльями’ – огромными полупрозрачными парусами по бокам. Как они работали, Соня даже предположить не пыталась, но красота была неописуемая: сияющая в темноте полупрозрачная ткань…
А вот каюта показалась неуютной и пустой, сотня метров одиночества, среди которых почти невозможно найти себе места, приткнуться в какой-нибудь угол за их полным и абсолютным отсутствием. Зато кровать, усыпанная десятками покрывал разной степени плотности и теплоты, занимала чуть ли не треть всего свободного пространства. Подушек же было всего несколько: на одной из них как раз и устроились сейчас Соня с Графом.
– Но тебе хочетсяу домой, – понимающе заметил кот. – Толькоу никто не знает здесь дорогияу до Земли.
– Но Крыс знал!
– Крыс пролетал мимоу. Случайность. Рок. Судьба-у. Называй как хочешь, суть от этого не изменится, мрыу.
– То есть мне теперь всю жизнь жить с этими… шай-ти?
Эти новые инопланетяне вызывали у Сони очень противоречивые чувства. С одной стороны, вроде как помогли, доказали, что она разумное существо, из Зверинца вызволили, а с другой – мало ли чем они руководствовались в своих действиях, все-таки чужой мир, чужая логика, может, на опыты забрали?!
Единственный, из-за кого Соня и не сбежала еще с этого корабля сломя голову в бескрайний космос – кто бы ей дал! – был тот, который на руках вынес ее из клетки.
– А разве это так уж и плохоу? – потягиваясь, хитро посмотрел на Соню Граф. – Отдельное жилье, кормят-поят, одевают, работать не нужно…
– Плохо! – отрезала Соня. Вышло резче, чем хотелось. – Я не боюсь работать. Да хоть заборы красить или полы мыть – какая разница?! И уж иж-ди-вен-кой, – по слогам выговорила она несколько раз услышанное дома слово, – точно быть не собираюсь!
– Тогда зачем ты пошлау с ними-мр?
Соне вспомнились высоченные, почти черные на фоне обесточенного города, фигуры. Открыто смотревшие на нее с больной жалостью: как будто и рады они были бы потеряться по дороге, избежать этой встречи, но время назад уже не отмотаешь.
А тот тогда глядел на нее, словно всю жизнь до этого бродил во тьме, а теперь увидел солнце. И руки у него дрожали.
– Я… не с ними пошла, – с собой надо быть честной, считала Соня. – Я с ним…
– Тогдау и нечего обсуждать здесь, не так ли? – удовлетворенно заключил кот. – Тем более, что шай-ти, мяу, не такие плохие, как ты думаешь… Не идеал, конечно, очень уж на вас, людей похожи, но это ведь не плохо?
Соня пожала плечами, а потом все-таки ответила:
– Не знаю, если честно. И похожести в упор не вижу.
– Это просто ты не туда смотришь… Тебя, по внешности, можно сравнить с шей-ти, их женщинами.
– Шай-ти, – незаметно для себя поправила Графа Соня.
– Ничего я не перепутал, вот еще! Шай-ти – мужчины, шей-ти – женщины, и последних нет ни одном на корабле, – объяснил рыжий гость.
– Почему?
– Потому, что слабая половина этого народа, если использовать земные выражения, почти никогда не покидает свои планеты. Их у шай-ти три, между прочим. Но это я имею в виду входящие в состав их родной солнечной системы, а есть еще открытые или завоеванные, – начал рассказывать Граф лекторским тоном – смешно! – Так вот, шей-ти не выше тебя, но плотнее, никаких четырех рук нет и в помине, всего две, а черты лица у них крупнее и мягче, чем у их вторых половин. Считается, что шей-ти слабее шай-ти, но это только считается, просто сила и сфера ее приложения у них разные.
– Это как? – не поняла Соня.
– Сама потом узнаешь. Ты только запомни самое главное-у: жить они способны только в парах.
– Любишь ты говорить загадками…
Лицо у Сони стало серьезное, но глаза потеплели. Она, как и Граф, всегда считала, что любой опыт необходимо приобретать на собственной шкуре: говорить могут всякое, советовать тоже, но пока внутри себя, сам не дозреешь до чего-то, все бессмысленно.
– А то! Я же-у кот! – гордо-гордо распушился Граф. – А котаум положеноу говорить загадками.
– Но хоть на один вопрос ответить-то можешь?
– Смотряу какой.
– Как хоть зовут его, того, который мой? – несчастно-отчаянно задала терзающий ее вопрос Соня.
По каюте волной разнеслась тонкая трель, словно струну у гитары тронули: кто-то стоял по ту сторону двери. Просто так никто в это помещение войти не смел, только с разрешения Сони. Корабль – не ее, но она гость, и границы ее территории священны.
– Вот и спросиушь сейчас, – рассмеялся Граф, качая хвостом. – А я – пошел!
Ловкий прыжок, двойное сальто, и рыжий бродяга исчез в сияющих разноцветных искрах: по снам бродить ушел, а может, и в другие миры. Соня понадеялась, что Граф расскажет ей о них. Или покажет – он умеет, этот самый замечательный кот в мире!
Соня покачала головой, поднялась с такой уютной кроватоподушки и, выдохнув, поспешила к двери: невежливо заставлять гостей ждать! А отголоски разговора осели в голове снежными хлопьями и новогодними шарами. Почему так, девочка не смогла объяснить, но собственный разум порой напоминал ей чердак, где хранилось много разного и на первый взгляд бесполезного. Даже для самой Сони.
– Да-да, входите! – сказала Соня, одновременно со словами нажав на сенсорную панель раскрытой ладонью, чтобы открыть дверь. И только потом, увидев удивление на лице пришедшего шай-ти, осознала: снова по-русски заговорила, забыла про мало-мальски знакомый межгалактический.
– Шххе?
Соня каким-то седьмым чувством поняла: тут не столько удивление, сколько интерес. И не к самим словам – к ней, Соне. Этот странный шай-ти считал важной каждую мелочь, которую она была готова с ним разделить. Но откуда пришло это знание, Соня сказать не могла.
– Вы… что-то хотели?
Шай-ти кивнул, согласившись и протянув вперед раскрытые ладони, на которых матово блестела небольшая сережка-клипса.
– Это для вас, – объяснил он, смотря на Соню почти не моргая и не двигаясь, ожидая ее выбора: возьмет или нет?
И Соня взяла, отгоняя сомнения и поднимающуюся изнутри панику: почему-то именно сейчас ей вспомнился ошейник и браслеты с их электрическими разрядами за неповиновение.
Сережка была круглая, теплая и похожая на гладкий морской камешек. Соня повертела ее так и эдак, не понимая, что ей делать с этим… подарком?
– Эм… И что мне с ней делать? И для чего она вообще нужна?
– Это… – медленно-медленно произнес шай-ти, словно подыскивая слова, которые Соня смогла бы понять, – чтобы общаться. Приложите к уху.
Соня посмотрела на него исподлобья, не доверяя, сомневаясь: мало ли, что она там чувствует и думает – бдительность терять не следовало никогда! Но в конце концов сделала, как было сказано. Мочку на мгновение прошило резкой болью, пропавшей через секунду и не оставившей после себя даже отзвука.
– Ай! – и с вызовом, подавляя желание сдернуть украшение и закинуть его подальше, Соня спросила: – И что теперь?
– А теперь мы с вами сможем общаться, а не играть в угадайку, – рассмеялся шай-ти.
Соня догадывалась, что у нее на лице сейчас был написан чистый неподдельный шок. Она понимала! С ней разговаривали, а она понимала, что ей говорили! Не строя предположения, не пытаясь догадаться по смыслу, а слыша так, как будто всю жизнь только и делала, что разговаривала на языке этого шай-ти!
– К-как это?! Волшебство? Вы – волшебник?
– Я не знаю, кто такой волшебник. Но если это обозначение ученого, тогда ваша догадка верна, – и, замявшись, шай-ти продолжил: – Вы позволите мне пройти внутрь? Боюсь, разговаривать из коридора не очень удобно…
И выглядел он при этом так, словно заранее был готов к отказу и даже и не думал на него обижаться. Соне сразу стало неуютно: она здесь гостья, а не он!
Она приглашающе кивнула, посторонившись.
– Волшебник – это тот, кто умеет творить чудеса, ученые они… другие. Но волшебник может быть ученым, если он алхимик, – затараторила Соня, объясняя новое для шай-ти слово и еще больше его запутывая. – А тут я просто хотела сказать, что мне очень понравился ваш… подарок? – уточнила девочка. Как же хорошо было разговаривать с кем-то кроме Графа и не во сне!
– Подарок, – подтвердил шай-ти, одновременно с этим сделав несколько шагов в комнату и замерев перед Соней на расстоянии полуметра. Дверь за его спиной с тихим шорохом вернулась на место, отрезав каюту от внешнего мира. – Если вы хотите.
– Хочу! – Раньше, чем даже успела подумать, произнесла Соня.
– Хорошо.
И замолчали оба, разом.
Рядом с шай-ти Соня постоянно начинала казаться себе маленькой и незаметной, почти крошечной. Только и заметишь ее на фоне шай-ти в пестрых нарядах благодаря белому платью.
– Вы о чем-то поговорить хотели?
– Да… Я… хотел бы узнать ваше имя.
У него потемнели кончики ушей – Соня сочла это милым и трогательным. А еще в первый раз подумала, что этот шай-ти красивый.
– Хорошо. Но с одним условием.
– Каким? – наверное, слишком быстро спросил шай-ти.
– Вы скажете мне свое, – мягко улыбнулась Соня.
– Ашай. Меня зовут Ашай, да.
Если бы перед Соней был не инопланетянин, то она решила бы, что он дико смущен и с трудом удерживается от того, чтобы не сделать какое-то привычное движение: за мочку уха себя подергать, кончик носа почесать или еще что. Сама Соня в такие моменты могла дернуть себя за выбившуюся из хвоста прядку или отросшую и лезущую в глаза челку.
– А-шай, – попробовав незнакомое имя на вкус, медленно произнесла Соня и решила, что оно ей понравилось! Сначала длинная-длинная ‘А’, которую так и хотелось потянуть подольше, а потом короткое ‘ай’ разбавленное тихим ‘шшшш’. – А я – Соня!
Детский сад, штаны на лямках, панамка в ромашку, в кармане рогатка! Еще бы руки друг другу пожали, а лучше мизинчики, вот это было бы самое запоминающееся и необычное знакомство в жизни Сони.
– Сонья, – задумчиво-нежно произнес Ашай, так, что девочка почувствовала, как краской залило щеки. Вот же… инопланетянин! – Красиво. Оно что-то означает на вашем языке?
И любопытный к тому же!
– Ну… Обычно считается, что мое имя производное от Софии, которое означает ‘мудрая’ или что-то такое. А еще так называют человека, который любит спать. Много-много спать.
– Вам не подходит.
И так это непримиримо прозвучало, что Соня даже в первый момент не придумала, что и ответить. Она-то всегда считала свое имя очень подходящим: по снам же гуляла, дружбу водила с существами по ту сторону, а подушка с одеялом уже сколько лет лучшими друзьями были после книжек.
– Почему? Мое имя…
– София – слишком жестко и надменно, а сонной я вас не могу назвать ни за одну звезду космоса, – упрямо свел брови Ашай. – У вас слишком острый и серьезный для этого взгляд. И улыбаетесь вы иногда, словно режете.
Соня разозлилась – кроме имени у нее от дома почти ничего не осталось! И если ей сейчас предложат его сменить…
– Другого не дали! А если вам что-то не нравится, то…
– Мне нравится ваше имя, – взмахом руки прервал ее шай-ти, заставив замолчать и дослушать его до конца. – Оно очень мягко звучит, льется густым нектаром – и поэтому ваше.
– Вы еще свой вариант значения предложите! – фыркнула девочка.
– ‘Золотая’. Мне кажется, так вам больше подходит.
– Где вы во мне золото-то нашли? – разом растеряв весь запал и лишь по привычке продолжив звучать недовольно, спросила Соня. Только Ашай уже услышал изменения.
– Вы просто не видите…
Если бы последние слова не прозвучали настолько горько-нежно, то Соня уже вспыхнула бы как спичка и попыталась вытолкать наглеца за дверь, и плевала она на разные весовые категории, и что Ашай выше ее на добрых полметра с хвостиком! Справилась бы!
Может быть.
А так только губы поджала, отвернулась и ушла вглубь комнаты. Ей надоело, что большинство окружающих считали ее то ли смертельно больным психом, то ли несчастной калекой! И смотрели жалостливо, только что конфетку не предлагали. Чтобы не заплакала.
Шай-ти… Ашай за ее спиной вздохнул глубоко, отчаянно: он не хотел ее обидеть или причинить боль, наоборот, всего лишь поделиться той красотой, которую видел – Соня это понимала. Только с собой ничего поделать не могла.
– Я обидел вас… – констатировал факт Ашай.
– Уйдите.
– Соня…
– Я что, снова говорю на родном языке, и вам не понять?! – в стену полетел тонкий планшет, разлетевшись на десятки осколков.
Второй за три дня.
Ей не нужна была его жалость. Чью угодно она могла перетерпеть, но не его! Да, она жила только своими эмоциями, не слыша чужих, реагировала на слова и действия, а не чувства других. А они – нет. Спасибо Графу, рассказал! Только это знание ничего не облегчило. Она как была, так и осталась человеком. И постоянно указывать на это ее отличие – да сколько можно?!
Но… почему же ей стало так больно именно от его слов?
Легшие на плечи и талию руки стали полной неожиданностью. Соня дернулась, забилась, но проще скалу сдвинуть с места! Только развернуться лицом и позволил…
– Пустите, вы!
– Я, – согласился Ашай, лишь крепче сжав руки и заставив Соню уткнуться носом в узорчатую ткань. – Простите, я сегодня все не с того начинаю и не то говорю. И вас обижаю. Простите. Я всего лишь хотел рассказать вам, какая вы удивительная и яркая, а вышло…