355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Котикова » Вселенная шай-ти (СИ) » Текст книги (страница 21)
Вселенная шай-ти (СИ)
  • Текст добавлен: 17 апреля 2020, 13:31

Текст книги "Вселенная шай-ти (СИ)"


Автор книги: Мария Котикова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

На ощупь их лепестки оказались почти бархатными. Ашай рассказал, что их едят ир-ши, большие мохнатые животные с темными глазами и мягкими губами, похожие на плюшевые пуфики. Их шерсть использовалась для создания тканей: тонких шалей, теплых пледов, плащей, в которых не страшен даже самый лютый мороз.

Здесь, в Академии, жило целое стадо ир-ши – не столько из-за меха, сколько молока, питательного, жирного, очень сытного и сладкого.

Соне ир-ши понравились. Она нашла их загон еще в самый первый вечер и уже несколько раз ходила кормить – но не цветами, а маленькими зелеными пушистыми шариками, которые на самом деле были фруктами с очень сочной мякотью. Они тоже росли здесь, да не на равнинах – высоко в горах, среди камней и льда. Ашай так смеялся, глядя, как она осторожно слизывает сок с ладоней, а потом пообещал подарить ей нижнюю жилетку, сплетенную из ворсинок, которые покрывали этот фрукт. Оказалось, что при использовании специальной обработки из них скручивали нити, а потом вязали тонкое кружево, приятное к телу, легкое и нежное. Из фруктов! Соня сначала подумала, что Ашай ее разыгрывал – водилось за ним такое – но тут он не шутил и принес обещанное на четвертый день.

Соня нашла глазами группу учеников во главе с преподавателями – полуобнаженные, ежащиеся от холода фигуры. Закаляются и тренируются одновременно. На фоне занятий, проходивших в минус тридцать в том же самом одеянии, нынешние минус десять можно было назвать почти комфортной температурой воздуха. А что ветер порывистый да снег холодный, так это издержки, маленькие минусы большого плюса. Сами преподаватели стояли и даже не морщились: не то привыкшие, не то просто терпели – кто сможет сказать наверняка. Только для Сони они все уж больно на статуи ледяные были похожи, да и цвет кожи соответствовал. А вот, что Ашай среди них стоял почти в таком же виде, раздражало, скребло по нервам и вообще воспринималось как что-то дикое и неправильное – хоть бы жилетку надел поверх рубашки! Не холодно ему, видите ли! Глаза у Ашая -издалека видно было – смеялись, а Соня без дрожи взглянуть на него не могла. И без желания сбегать в их апартаменты и притащить плащ на меховом подбое. Длинный жилет с капюшоном у нее и так в сумке лежал. Может, Ашай еще одумается, прекратит ставить подвиги и поражать способностями? Она уже поразилась.

Девочка задумчиво провела ладонью по траве, не совсем даже понимая, что делает: слишком глубоко ушла в мысли. И зашипела, резко отдернув руку и недоуменно уставившись на исчерченную маленькими ранками кожу. На траве, в тон цветам, заалели мелкие пятна крови, а Ашай вздрогнул всем телом и обернулся к ней, прерывая движение на половине.

И она скорее почувствовала, чем услышала вопрос…

‘Все нормально?’

Соня посмотрела на него и кивнула: да, все хорошо.

‘Уверена? Я подойду…’

‘Нет, не надо, ничего страшного’.

Ашай еще несколько долгих секунд вглядывался ей в лицо, словно читая что-то доступное ему одному, а потом обернулся на вопрос одного из учеников. Послышался смех и тихие суровые голоса преподавателей. Ашай что-то ответил, и занятие пошло дальше уже без перерывов – но до самого конца тренировки Тай-до-рю нет-нет да бросал на Соню быстрый проверочный взгляд.

Соня подтянула к себе поближе сумку: в ней лежала собранная заботливым Фенхом аптечка первой помощи с заживляющими и обезболивающими спреями, гигиеническими салфетками и коробочкой таблеток на самые разные случаи. Она нанесла на кожу сначала дезинфицирующее лекарство, а затем обезболивающее – кожу чуть защипало, но уже через несколько секунд боль утихла. Девочка очень уважала здешние лекарства за их почти мгновенное действие. Вместо бинта Соня натянула на руку тонкую полупрозрачную перчатку, а поверх еще одну, но уже из кожи. Теперь не поранится! Надо было сразу перчатки надевать, а не ворчать, что ей жарко и она без них походит немного. Никак она не привыкнет учитывать природные различия здесь и на Земле, одновременно делая поправку на собственную неприспособленность. Шай-ти по этой траве босиком бегать могли без вреда для здоровья, а ей без одежды со специальной пропиткой на улицу лучше было даже не соваться. Впрочем, другой у нее и не было.

А цвела эта синяя трава все-таки очень красиво. Соня задумчиво оглядела ближайшие цветы, затем улыбнулась и решила воплотить пришедшую в голову идею. Все равно делать было нечего, а так хоть какое-то развлечение.

Ашай перед поездкой сам сделал и подарил ей маленький ножик: яркий светлый металл, изящная вязь, россыпь мелких голубых камушков на рукоятке, дивно блестящих на солнце. В выключенном состоянии оставалась видна только ручка, а само лезвие исчезало. Соне упорно вспоминались ‘Звездные войны’ со своими световыми мечами. Она вполне обоснованно подозревала, что технология была сходная, схожесть во внешнем виде налицо.

Подарок теперь Соня носила на тонкой цепочке и снимала разве что на ночь. Опасности в этом не было: для включения нужно было прикоснуться к строго определенным точкам указательным и большим пальцами одновременно с голосовым приказом. Взгляд Ашая, останавливаясь на этом кулоне, не просто теплел – гореть начинал, а настроение у него улучшалось даже после выматывающего трудового дня, когда приходишь домой, а на спину можно пришивать табличку ‘Опасен для окружающих. Не влезать’.

Тай-до-рю не стал ей объяснять, что это украшение – аналог фонарика, который висел на пороге их дома. Дар тьмы свету, своеобразное обещание защиты. Решил незачем, кому надо – те поймут, а Соня, может, еще нервничать бы начала, что подобные подарки просто так не дарят.

Соня оглянулась через плечо – Ашай что-то вдумчиво объяснял ученикам, указывая на неприметную кучерявую травку на земле – и сняла кинжал с шеи, после чего намотала цепочку на руку, удобно устроив рукоятку в ладони. Будет у нее сегодня радость и подарок своей тьме – венок из красных цветов. С двенадцати лет не плела, вспомнить бы!

Цветок за цветком в ладонь, в букет, а потом, когда они в руках перестали помещаться, Соня уселась на колени прямо здесь, на мерзлой земле. Благо она в плащ могла завернуться три раза, а уж замерзнуть в нем вообще невозможно было! В этом предмете гардероба шай-ти в лесу на снегу спали без всяких палаток и спальников.

– Берешь два цветка, ножка идет сюда… – руки помнили, споро стали ложиться цветки друг на друга, потянулась к земле пышная, без зазоров, яркая лента. Соня потом еще цветков в получающуюся вязь добавит, будет не тонкая полоска, а широкая, сине-красная, в инее. А если она успеет сбегать за дальний холм, то сможет нарвать и мелких белых цветочков, похожих на звездочки.

Белое на красном… Классическое сочетание цветов. Некстати вспомнились свадебные традиции в их семье: как-то так получилось, что и мама Сони, и ее бабушка выходили замуж в красном. Но Соне всегда твердили, что так случилось потому, что белого тогда не нашлось – а уж она-то точно наденет на свою свадьбу пышное белое платье, как у принцессы, с вышитыми по подолу цветами. Лилиями – белым по белому. Девочка считала это глупостью, но не спорила: если ее семье так хочется мечтать, то пусть! А свадьба у нее все равно будет совершенно иной.

Так и вышло – ни белого платья, ни фаты, ни сводов храма. Вместо чужой мечты она получила собственную реальность. Удивительно прекрасную реальность, в которой можно было ловить теплые взгляды, прятаться от всего мира в двойном кольце рук, нанизывать, как бусины на нитку, улыбки на солнечные лучики, слышать ровное дыхание и тяжелые удары сердца. Засыпать и просыпаться с тем, кто дороже всего стал, дороже дома, семьи, себя самой. Если бы было возможно, то Соня отдала бы и собственную душу своей тьме, вручила бы на раскрытых ладонях, не раздумывая, – только как это сделать, когда она уже не принадлежала девочке, а давно стала одним целым с душой Ашая?

– Скрутить в кольцо, завязать травинкой… – Соня нахмурилась: попробуй, найди тут длинную травинку! Сплошь и рядом все короткие. Или – нет? – нашла!

Девочка завязала ее узелком на концах, затянула. Готово! Теперь только распушить цветки осталось…

Из кленовых листьев у Сони всегда выходили красивые и пышные венки, большие, яркие, словно корона царицы Осени. Из ромашек венки получались нежными. Впрочем, в них Соня часто вплетала розовые часики и голубые васильки, и еще что-то фиолетовое, похожее на перевернутую корзинку.

– Что-то какими-то глупостями я занимаюсь, но что еще делать? – задумчиво и немного насмешливо спросила саму себя Соня, чуть ли не смеясь. – Не сидеть же в комнате и пялиться в потолок! А так, я вроде и при деле, и на глазах у Ашая, воздух свежий тоже…

Говорят, когда начинаешь разговаривать сам с собой, это первый признак того, что у тебя не все дома. Но ей уже как-то было все равно. Врач у нее свой, вернее лекарь, Фенх не сдаст, поэтому и творить она могла что угодно, хоть с цветами разговаривать! Тем более, что вон, Граф уже рядом свернулся клубком, рыжим и теплым.

– Не думай, ты нормальная-мяу, насколько вообще может быть нормален тот, кто по снам на поезде путешествует и с котами разговаривает, которых больше никто не видит, – приоткрывая один хитрый зеленый глаз, улыбнулся в усы кот. – А еще, я тебе уже говорил, у тебя потрясающая интуиция-у.

– Ты это к чему? – поинтересовалась у друга Соня, протягивая руку, чтобы почесать Графа за ушами. Давно она не видела рыжего баюна, соскучиться успела. Ни наяву, ни во сне не пересекались. Впрочем, последний ее сон точно был подарком от Графа: сплошная дорога через лес на поезде из веток и листьев. Но это было даже здорово, потому что компанию Соне составили двое старичков: бабушка с белыми-белыми волосами и ясными, словно родниковая вода, глазами и дедушка со сгорбленной спиной, морщинистыми руками и потрясающе светлой улыбкой. Они везли с собой короб, до краев полный лисичек. И трепетно держались за руки, нежно-нежно, так, что в груди щемило, и воздух из легких вышибало.

– Увидишь, узнаешь… Да, мммррррр, правее… Вот та-а-ак…

Граф млел и подставлял под Сонины руки то одно ухо, то другое. Ему совершенно нипочем была синяя трава: он не оставлял следов на земле. Сиди, лежи, валяйся – все едино, ничто не испортит прекрасной шкуры, рыжей, словно апельсин.

А потом он туманом растворился прямо у Сони под руками – только глаз приоткрыл да хвостом дернул.

– Граф? – удивилась Соня.

Но сзади уже раздались шаги и зашуршала трава: занятие закончилось, и Ашай пришел узнавать, чем занимался его свет, пока он вкладывал знания в головы учеников.

– Соня, что-то случилось? – спросил Ашай, заметив недоуменное выражение лица девочки.

– А? Граф заходил, но почему-то очень быстро ушел. И наговорил, как всегда, загадок с целый космический корабль в одном предложении…

– И маленький в придачу? – улыбнулся Тай-до-рю, усаживаясь на траву и протягивая руки, чтобы обнять, напиться светом, окунуться в него с головой.

– Нет, – серьезно покачала головой Соня, – без маленького, просто корабль. Ты закончил? Что сегодня объяснял?

– Полевую медицину.

– А, да! Ты же в самом начале это говорил… Я забыла. – Соня вдруг резко почувствовала себя маленькой и глупой. Ее знания против его – капля в океане, даже стыдно.

– Не расстраивайся, ты еще все узнаешь и выучишь, – целуя девочку в висок, попросил Ашай, верно истолковав причину ее резко упавшего настроения.

– Не буду, – пообещала Соня. Действительно, что это она? Успеет еще дорасти до его уровня. Главное не опускать рук и идти вперед. – Ой!

Соня совсем забыла, что держала в руках венок – теперь мятым будет, кривым. Ей стало почти до слез обидно.

– Ашай… Я…

– Что такое? Почему ты расстроилась? – не понимая резкой перемены настроения девочки, спросил Ашай.

– Вот…

На руках у нее лежал ярко-красный венок: цветы топорщили лепестки, а от срезов на стеблях сладко пахло гречишным медом.

– Я тебе венок сплела… Но помяла… – разочаровано сказала Соня. Слезы обожгли глаза, но заплакать сейчас значило еще больше расстроить Ашая, который и так уже замер и, кажется, даже как дышать забыл. Что опять случилось?

– Соня… – задушено, на грани слышимости, произнес Тай-до-рю.

– Я пойму, если тебе не понравится, он кривой, я вообще криворукая, но ты и так это уже знаешь, но мне хотелось…

Объятья были крепкие, словно стальные, они заставили замолчать, задохнуться от их силы, от того, как ее буквально вжало в Ашая: не шевельнутся, вздохнуть и то тяжело.

– Ашай?

– Спасибо, мой свет, спасибо…

– Наклони голову, пожалуйста, мне не дотянуться…

Венок лег на волосы подобно короне. Это смотрелось очень красиво, и Соня подумала, что надо будет сплести еще один. Перед отъездом.

*

Старый зал Совета – черный камень, стекло и высота, голоса звучат в вышину, под небо, которого нет и которое только кажется. Здесь не слышат. И уже много лет не проводят заседаний, перенеся их полностью в ‘Цветок’. Теперь здесь только учат, заставляют сталкиваться с отказом от основы основ сущности, главного стержня. Принимают обязательный экзамен на выдержку и умение принимать решения в абсолютной тишине, поселившейся внутри и снаружи. Нет света, нет тьмы, есть безвременье и беззвучие, от которых вцепляешься в волосы в попытках не завыть в голос – страшно и больно. Особенно тем, кто уже нашел и встретил – им сложнее всего, они задыхаются и теряют себя, проваливаясь внутрь собственной души, да там иногда и оставаясь.

Ашай часто тут медитировал или занимался – сумасшедших, приходящих сюда добровольно, не находилось почти ни на одном потоке. В годы его обучения таких энтузиастов было пятеро, если считать преподавателей, без них – двое. Ашай и еще один, ныне умерший шай-ти. Они оба тогда претендовали на должность Тай-до-рю. И, по мнению Ашая, Миш-хэ подходил на эту роль куда больше него самого, но не случилось. Ушел вслед за своей искоркой: одна инъекция в шею, сделанная не дрогнувшей рукой, и на земле осталось лишь тело, пустая оболочка для души. Миш-хэ очень рано нашел свой свет, на излете первого курса, мальчишкой еще, на крыло встать не успевшим, косы не плетущим – а его шей-ти и того было меньше, не то, что в обучение было рано идти, она только-только алфавит выучила, от рождения ей десять лет всего было. Жизнь бы им долгую и яркого лишши над дверью дома, а достались морское дно, ампула с ядом и общий уход с разницей в какие-то часы.

От них осталось не так много – память. И часть ее хранил Ашай.

– Она у тебя интересная, Ашай, совершенно не похожая на наших, – раздался за его спиной тихий голос. Тай-до-рю обернулся.

– Вы говорите так, словно никто этого кроме вас не видит, дядюшка Тивэш, – расплылся в улыбке Ашай, мигом превращаясь из военачальника в шкодливого мальчишку, добавившего немало седых волос в уже давно не черную гриву приветственно кивнувшего головой старика.

– А может и не видят, кто вас, молодежь, знает, все несетесь куда-то, времени передохнуть нет, – произнес шай-ти, устраиваясь на каменной скамейке и скрещивая руки на посохе: ему уже было тяжело ходить самостоятельно, сил не хватало, и кости болели. – В гости вас не дождешься. Забыл совсем нас, высоко взлетел, куда тебе оглядываться на меня с Имьи?

Ашай хмыкнул: в голосе Тивэша не было обиды, он прекрасно знал, что в последнее время у нынешнего Тай-до-рю дел невпроворот, передохнуть некогда. А вскоре еще больше станет.

– Обещаю исправиться…

– Свет твой попросить проще будет, чем от тебя исправления дождаться, – прервал его старик, отмахиваясь от слов, словно от мошкары на болоте. – Наслышан я, как она всех тут по струнке построила. И не скажешь, что чужая. Как я хохотал, когда Сишэр принялся жаловаться мне, что свет Тай-до-рю совсем совесть потеряла и старших не уважает! Из комнат всех разогнала, военачальника в них закрыла и кормит! Обедом! Безобразие.

– Так ведь она уже совсем наша, своя.

– Для тебя своя, – согласился шай-ти. – Говори уж, негодник, что тебя мучит, чего ради мне пришлось аж из столицы за тобой ехать? Как будто там не мог в гости придти или к себе позвать, так нет же, сюда зазывать с чего-то стал!

– В столице слишком много лишних ушей, дядюшка Тивэш, а я очень не хочу, чтобы тема нашего с вами разговора дошла до одних конкретных ушей.

– Все с Тай-до-ко бодаешься?

– Так получается.

– Как же, получается, мне-то нити на уши не вешай, Ашай, – возмутился старик. Тивэш был стар, но не глуп или глух, и своего приемного ребенка знал иногда и получше ближайших друзей. – Что у тебя происходит? Слышу я тебя лучше твоей матери, которую только твой титул и волнует, будьте милостивы к ней боги в следующем рождении, так что врать или отнекиваться даже и не думай!

– Неужели настолько заметно?

– Да другим-то нет, тебя дед хорошо научил, сейчас уже и не скажешь, на беду или на благо. Но от своих-то не скроешься, хоть в кокон завернись. И я еще раз спрашиваю: что за беда тебя гложет, мальчик?

Ашаю вздохнул: сам позвал, сам попросил о встрече, куда теперь на попятную идти?

– Дядюшка Тивэш, мне Соню спрятать надо… – слова поперек горла встали: как же ему не хотелось даже допускать подобную мысль, не то, что ее озвучивать, но… – И, если получится, домой отвезти.

– Ишь ты, домой… – выдохнул Тивэш. – Нашли, что ли?

– Да. Я вчера сообщение получил с исследовательского корабля.

– А ты как же?

– Да какое мне дело до себя, дядюшка Тивэш…

– А перед ней – светом своим – как на Дороге предстанешь потом, в глаза посмотришь? – осуждая, спросил шай-ти. – Такого предательства не прощают, малыш. Ты же бросить собираешься, как бы ты свое решение не называл и чем бы его не оправдывал. А ей ведь – я отсюда слышу, хотя тут и нельзя – даром уже не нужна ее планета, и с приплатой из звезд – тоже!

– У меня нет другого выхода, – Ашай упрямо сжал губы в тонкую нитку.

– А искал ли ты его?

– Все расклады пересмотрел – не получается у меня. Все беда в конце да не со мной. И за собой в бездну я Соню не потащу.

– Ее бы спросил для начала. Ты не видишь, так может твоя девочка смогла бы. И не пришлось бы боль причинять ни ей, ни себе.

– Дядюшка Тивэш…

– И по тому, что я вижу – дурость ты задумал, – припечатал Тивэш. – Никак с Тай-до-ко силами помериться собрался? Один ты ей не ровня, она же тебя сомнет, как бумагу, даром, что без тьмы!

– Ну, может, и не успеет еще, – пожал плечами Ашай. Все, что ему сейчас мог сказать дядюшка Тивэш, он знал и так, и двадцать раз уже перекрутил в голове.

– Весь в деда. Тот такой же был… Помнишь ведь, что с ним стало?

– Никогда не забуду, – произнес Ашай. Перед глазами встали изломанное тело на камнях и сухая выписка из заключения медиков и Тай-до-ко: ‘В связи с уходом на Вечную дорогу света Сиэл-ри Ли, Тай-до-рю Ат-риш Ли признан сошедшим во тьму и в ней погибшим’. Но не могло подобного случиться, он же сам, сам учил Ашая, как в абсолютной тишине Молчащих камней не сходить с ума, обучал медитативным техникам, позволявшим вытащить сознание почти из любой пропасти. Не мог он так поступить, уйти, нарушив обещание! Соню ведь его встретить обещал! И только потом уйти вслед за бабушкой.

– Но и свет свой подвергать опасности не могу больше. Даже случившийся один раз – это уже слишком много, дядюшка Тивэш. И я боюсь, что во второй Тай-до-ко удастся задуманное.

– Плохо знаешь ты свою девочку, – недовольно нахмурился старик. – Она, конечно, со своими цветочками в голове, но кто же из нас без них? И кто тебя из-под завала вытаскивал, да на Арене из темноты тащил? Фенх твой? Или Тай-до-но наш? Еще кто? Скажи-ка мне, умный такой?

– Соня, – угрюмо ответил Ашай. – Сам же знаешь. Но чего ей это стоило – пластом почти неделю лежала!

– Еще бы не лежала, – фыркнул Тивэш. Вот еще, спорить тут! – Ты же от нее бегал небось! Что я, тебя не знаю?! Бегал ведь, прикоснуться боялся?

– Ну… да.

И до сих пор бы боялся, если бы не Соня. Она же упрямая, куда упрямей него иногда! И спорить с ней сложно, на любое его слово три находила. А если слова не помогали, так Соня просто молча подходила и обнимала – как тут вырваться, хуже бы не сделать! А она смеялась только и крепче смыкала руки.

– А когда она тебя таки продавила, да себе под бок уложила, так на другой день забегала, – читая Ашая, как открытую книгу, продолжил шай-ти. – Что ты мне рассказывать вздумал, я же лично вам курс читал о взаимодействии света и тьмы! В обход постановлений Тай-до-ко, чтоб ей звезды с кулак казались! Единственно для того, чтобы вы думать начали, узнали, как оно на самом деле есть, а не как вас теперь учат.

– Я и молчу и не спорю…

– Еще бы ты спорил! – Тивэш от возмущения стукнул посохом об пол. – И то, что она с другой планеты, роли никакой не играет. Она свет – твой свет – и только это главное. А коль ты вздумал вернуть ее на родную планету, так зачем к себе привязал так? Взял бы какую другую шей-ти, назвал своим светом.

– Мне кроме Сони никто не нужен. И светом моим может быть только она, – глядя на старика исподлобья, произнес Ашай, не желая слушать о даже призрачной возможности того, что его светом мог стать кто-то другой.

– А если ‘никто’, то нечего и говорить. Не буду я никуда твою девочку отправлять, – тяжко вздохнул старик. – Вот за что боги тебе так мало разумения дали при уме недюжинном? Обоих погубишь, если не передумаешь.

– Да делать больше нечего, совсем нечего, – усаживаясь рядом, уткнулся лбом в плечо шай-ти Ашай. От дядюшки Тивэша успокаивающе пахло холодом и травами, точь-в-точь как в детстве. – Под завалом нам просто повезло, хоть и был он случайностью, и Тай-до-ко не имела к нему никакого отношения. А на Арене на Соне одной выползли. Следующий раз – а он будет – окажется последним. Наверняка. Думаешь, Тай-до-ко забудет о нас? Мы же у нее что кость поперек горла оба.

– И нет врага хуже отвергнутой шей-ти, да еще и такой высокопоставленной, – закончил за него Тивэш. – И сделать ты ничего не можешь.

– Ее… – осторожно начал, выпрямляясь, Тай-до-рю, – можно попытаться сместить.

– Устранить, ты хотел сказать. Совет никогда этого не одобрит. Ни чужими, ни твоими руками. Ты сам знаешь, оснований нет. Она справляется со своей работой.

– А если на другую чашу весов ляжет жизнь нашей расы, – после некоторого молчания спросил Ашай, – Совет тоже не одобрит?

– Что ты имеешь в виду? – непонимающе нахмурился шай-ти. – Тай-до-ко не угроза нашей расе, наоборот, она делает все, чтобы ее укрепить. В своем стиле, конечно.

– Я не о мировой и внутренней политике говорю, – медленно произнес Ашай, доставая из кармана сложенный планшет. – О другом.

– Ну? Не тяни бабочек за крылья, знаешь же, что я этого не люблю!

Ашай вздохнул: все же не хотел он подобным пользоваться, более того – не любил. Но… если это действительно единственный шанс, как сказал Фенх? Шанс, от которого так просто не откажешься и не отвернешься?

– Мой свет… Дядюшка Тивэш, тебе же уже наверняка доложили, что ей изменили ген.

– Естественно.

– Это не все. В процессе изменения ее заразили.

– Ох… Так она теперь как мы…

– Нет, – качнул головой Ашай, – в том-то и дело, что нет.

Он включил планшет и протянул его старику: мол, читай сам. Тивэш недоверчиво взглянул на Тай-до-рю, но планшет взял и углубился в чтение. Чтобы буквально через минуту пораженно выдохнуть и закашляться…

– Ашай, это же…

– Да. Фенх сумел. Благодаря Соне, – подтвердил Тай-до-рю, а потом перевел тяжелый взгляд на Тивэша. – Ты сам понимаешь, что уничтожив мой свет, мы уничтожим и шанс на будущее собственной расы. Статистику рождаемости ты знаешь.

– И ты, – шай-ти потряс планшетом, – после такого хочешь ее отослать?!

– Если жизнь и безопасность Сони будут поставлены под угрозу.

– Но без тебя она и так умрет! Вы же связаны, на вас браслеты!

– Если она не будет помнить меня, то может быть и нет. А это, – Ашай посмотрел на собственное запястье, по которому змеился брачный узор, – после моей смерти исчезнет.

– Ашай…

– А в лаборатории я ее сдать не позволю. Никогда. Даже если это означает гибель для всей нашей расы, – отчеканил Тай-до-рю. – Решайте, дядюшка Тивэш.

– Не политик ты… Собственное счастье поставить выше…

– Какой есть.

Тивэш помолчал, покрутил в руках посох, вздохнул.

– Ладно, будь по-твоему. Я свяжусь сегодня с Советом и обсужу с ними твою просьбу. Но мы оба знаем, каким будет решение, – медленно произнес старик. – И я, так и быть, приючу твой свет у себя.

Он обнял Ашая свободной рукой, ободряюще похлопал по плечу.

– Но ты обязан справиться.

– Спасибо, – выпрямляясь и смотря в морщинистое лицо, поблагодарил Тай-до-рю. – Правда. Спасибо.

– Да ну тебя, – отмахнулся от благодарности Тивэш, – не для тебя же, девчонку твою жалко. И Имьи мне уши надерет с огромным удовольствием. Ты дурак, да и я не умнее получаюсь, раз на поводу у тебя иду. Оборвут мне уши, как есть оборвут, – прищурившись, старик уточнил. – С Тай-до-но будешь работать и с этим, лекарем своим?

– Называть имен я не стану. Ладно я, а подставлять кого-то еще – уволь.

– Ну, может еще и вытянете, чем боги не шутят, – вставая со скамейки, Тивэш тяжело оперся на посох. – Пойдем, а то тебя наверняка уже трижды хватились.

*

В единственный выходной они отправились в дом бабушки Ашая – Сиэл-ри. Но прежде Тай-до-рю хотел заехать еще куда-то и наотрез отказывался говорить Соне куда. Мол, иначе сюрприза не получится. Девочка подозрительно посмотрела на Ашая, вздохнула и приготовилась получать сюрприз. Но сначала до него надо было не только доехать, но и дойти. По снегу, льду и камням, цепляясь за голые ветки кустов и деревьев. Соня за пять минут такого похода успела взмокнуть и теперь напоминала самой себе загнанную лошадь. Вернее, даже не лошадь, а пони, который пытался догнать арабского скакуна.

– Свет мой, ну я же предлагал тебе…

– Ты не отвлекайся, иди вперед, – зашипела на Ашая Соня, отметая даже намек на помощь. – Нечего меня по горам таскать, не пушинка.

– Но мне совсем не тяжело!

– Да-да, я даже сделаю вид, что поверила. И ни разу до этого не говорила тебе, что ты сорвешь себе спину. Ладно бы еще дома, там от стенки до стенки не так много метров, но тут!

– Не вижу разницы, – ответил Ашай, не пытаясь, однако, подхватить Соню на руки. Вырываться ведь начнет, и тогда они точно полетят с горы кубарем.

– Долго нам еще? – делая вид, что последней фразы она не слышала, спросила Соня. – А то сил у меня ровно до той коряги, что наверху склона.

– А нам как раз до нее, а дальше только вниз.

– Как будто это должно меня утешить!

Спускаться с горы вниз Соня боялась даже больше, чем еще одного такого же подъема вверх. Как правило, любой спуск заканчивался тем, что она открывала новую дорожку для катания.

– Мне казалось, что тебе вверх ходить не нравится? – недоуменно произнес Ашай, слушая недовольство своего света и не понимая его причины.

– Мне, – Соня остановилась и попыталась отдышаться, – нравится ходить по прямой удобной дорожке. Прямо. Желательно в парке. А не вверх или вниз.

– Свет мой, это же скучно!

– Зато безопасно!

Ашай мог бы привести тысячу и одну причину, чтобы развеять озвученный Соней миф, но нашел в себе силы только на то, чтобы фыркнуть. Когда на Соню находило подобное настроение, любые доводы рассудка оказывались попросту бессмысленными: в итоге они все равно оба оставались при своем мнении.

– Еще немного. Даю даю тебе слово, на вершине ты будешь думать только о том, как спуститься вниз, – пообещал Ашай, поправив на плече сумку.

– Надеюсь…

Последние три метра до коряги, которая на самом деле оказалась выкорчеванным пнем, Соня почти доползла. И остановилась, упершись руками в колени, тяжело дыша и пытаясь найти в себе хоть немного сил, чтобы посмотреть на грозящий ей спуск. Совершенно не замечая ожидающего взгляда Ашая.

– Ну, теперь вниз, что ли? – преувеличенно бодрым голосом спросила Соня, подняв глаза от дорожки. Через секунду она восхищенно вздохнула, мгновенно забыв и об усталости, и о предстоящем крутом спуске. Рядом, довольный ее реакцией, счастливо рассмеялся Ашай.

Внизу между высоких скал, словно в чаше, спряталась поляна, усыпанная цветами иль-шша.

– Э-э-это как?! – Соня для верности потрогала снег под ногами – холодный! Но как же цветы? Зимой, среди снега? Что еще за сказка о двенадцати месяцах?

– Здесь очень близко к земле проходят горячие источники, – объяснил Ашай, беря свой свет за руку и начиная спускаться вниз. – Вместе с горами они создают уникальный микроклимат, поэтому в расщелине всегда лето.

– А…

– А иль-шша – горный цветок, мой свет. Любящий тепло и богатую определенными минералами почву. Здесь все перечисленные факторы есть, а результат их сочетания ты и сама видишь.

Соне захотелось сбежать вниз по склону, упасть в эти волшебные цветы, да так и остаться лежать. И она обязательно так поступила бы, будь цветы самыми обычными, но с иль-шша… Смять хрупкие лепестки, уничтожить живое чудо планеты – кто в здравом уме пойдет на такое?!

Во время спуска Соня держалась за руку Ашая мертвой хваткой – без него она бы уже раза три упала, не меньше. И смотрела на цветы, не в силах отвести взгляд: вдруг исчезнут?!

– Соня, тише, они никуда не убегут…

– Но ведь…

– И пожалуйста, не трогай сразу цветы, а подожди чуть-чуть, хорошо? – очень мягко попросил Ашай, словно она могла отказаться, заспорить, не услышать его ‘пожалуйста, для меня это очень важно’! Но Соня услышала и послушно замерла на самой границе зимы и лета, любуясь прозрачно-золотыми лепестками в темно-фиолетовых в прозелень чашечках.

– Спасибо.

– Не за что, но…

– А теперь – смотри! – И Тай-до-рю громко хлопнул в ладоши сразу обеими парами рук.

Поляна ожила, всколыхнулась, словно море, и взлетела! Соня удивленно засмеялась, не понимая, как так возможно, а потом пригляделась и поняла, что в воздухе кружились никакие не цветы, а порхали самые настоящие бабочки! Замечательные золотые бабочки, пушистые, с мохнатыми усиками, как те, которых она рисовала для Ашая в шаре!

– Ашай…

– Они называются иль.

Соня никогда не слышала у Ашая такого голоса – наполненного тихим умиротворением и счастьем.

– Снимай плащ и варежки. И шапку.

– А почему иль? Это же первый слог названия цветка? – спросила Соня, стягивая с себя вышеозначенное и аккуратно складывая на поваленное неподалеку дерево. Ашаю раздеваться смысла не было: зимний плащ он оставил в ти-ди и в гору шел налегке, в одной безрукавке поверх рубашки. Тут, внизу, оказалось действительно тепло, даже жарко.

– Потому и называются, что они – части друг друга. Иль-шша дословно переводится, как ‘солнце для жизни’, а иль – и есть ‘жизнь’ цветка.

– Тут какой-то круговорот всего в природе, да? – понятливо уточнила Соня.

– Можно сказать и так. Пыльца заставляет трескаться оболочку семян, позволяя им прорасти, а цветы своим нектаром кормят бабочек. Готова?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю