Текст книги "Вселенная шай-ти (СИ)"

Автор книги: Мария Котикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Да, это, можно сказать, моя голубая мечта, чтоб ты знал! – гордо подтвердила девочка.

– Соня… – серьезно произнес Ашай, остановившись на пороге, прямо под лишши. И Соня, услышав его тон, замерла и обернулась. – Я найду тебя везде, чтобы ни случилось. Только не отказывайся от меня, не гони, мой свет. Я…

– Ты сейчас глупости говоришь, – недовольно озвучила Соня свои мысли на предложение ‘отказаться’, подходя и глядя на него снизу вверх. – Как я от тебя отказаться могу, тьма моя? Я уже тебя выбрала, пошла за тобой и к тебе, так что терпи. Вот она я, – Соня развела в стороны руки, словно бы показывая: я здесь и никуда от тебя не собираюсь – ни сейчас, ни потом. – Какая есть.

– Самая лучшая.

А бабочка в доме – к нежданному счастью.

IV.

Перед встречей с Тай-до-ко Соня вся извертелась у зеркала: первую половину гардероба она забраковала сразу по причине полного несоответствия случаю, второй, все перемерив, так и осталась недовольной. Обычно-то как было? Что под руку подвернулось, то и надела, не думая, что оранжевый ни капельки не сочетается с бирюзовым, а солнечно-желтый выглядит нелепо с насыщенно-синим. Главное, чтобы удобно было. А сегодня внезапно потребовалось что-то официальное и утонченное, да еще и с правильным смыслом.

– Свет мой, – окликнул Ашай Соню, угрюмо сидящую на пуфике в гардеробной, – здесь ты не найдешь ничего подходящего для подобной встречи, можешь даже не пытаться.

– И что тогда делать? – безнадежно спросила Соня, успев не на шутку расстроиться.

– Переодеваться вот в это, – и он поставил девочке на колени большой закрытый пакет.

Соня недоверчиво хмыкнула, но вскрыв нежданный подарок не сдержала удивленного вздоха: в пакете обнаружились серый с алой и темно-зеленой вышивкой пояс, темно-бордовая жилетка, жемчужно-серебристые шаровары и рубашка.

– Ашай?

На самом дне лежали туфли и узкие ленты – декоративные пояса. Ашай также не забыл про браслеты, которых Соня насчитала шесть штук, и длинные звенящие сережки.

– Мы купили его в первый выход в город, – объяснил как нечто само собой разумеющиеся девочке Тай-до-рю.

– Почему я об этом ничего не знала?

– Потому что сюрприз.

– А если не подойдет? – гладя ладонью ткань и удивляясь ее мягкости, засомневалась Соня.

Ашай чуть приподнял правую бровь, словно спрашивая: “Какую глупость ты еще спросишь, мой свет?” – и Соня поняла: подойдет. И только потом заметила, что узоры на его поясе и длинном жилете были точно такими же, как и на ее вещах. И цвета – тоже. Но у Ашая основными были серый и зеленый, а у нее вместо зеленого – красный.

– Хм…

– Извиняться не буду, я не считаю себя в чем-то виноватым, но едино правым и предусмотрительным! – предугадал следующий вопрос Ашай, ответив на него любимой фразой Фенха.

– Что же тогда предупреждаешь-то?

– Чтобы времени попусту не тратить, – объяснил он и серьезно добавил, – переодевайся. Если что не понятно станет – зови, помогу.

Естественно, она позвала и он помог. А как иначе ей было справиться со всеми завязочками, пуговицами и лентами-поясами-шарфиками? Сама девочка точно перепутала бы все, что только можно.

– Как у тебя так быстро и просто получается? – удивилась Соня, глядя на то, как Ашай завязывал ей поверх основного пояса плетеный шнурок с колокольчиками хитрым “хризантемовым” бантиком.

– Большой опыт ношения официальных одежд, мой свет, – улыбнулся Ашай и, расправив лепестки получившегося цветка, удовлетворенно кивнул.

Соня вздохнула, засмотревшись на споро застегивающего на рукавах ее рубашки мелкие пуговицы Ашая: у нее так никогда не получалось.

– Слушай, я давно все спросить хочу…

– Что именно?

– Если твоя раса так хорошо “слышит”, то получается у вас совсем нет… частной жизни?

– Нет, есть конечно, что за глупость, свет мой? – замер в недоумении Ашай, оторвавшись от приведения Сони в отвечающий случаю вид. – Сейчас нас никто не способен услышать.

– Почему? – подала вторую руку девочка.

– Потому что уже много веков мы строим свои дома из камней определенной структуры и обработки: за ними не слышно ничего, но внутри них – все. Жить напоказ изо дня в день невозможно, а из-за нашего дара мы еще больше дорожим тем, что не предназначено для чужих глаз. Для света и тьмы окружающие всегда будут оставаться в какой-то степени лишними, даже ближайшие друзья. То, что происходит между ними за дверьми их дома, должно существовать лишь для двоих.

– Значит, пока я нахожусь в квартире, меня можешь слышать только ты? – уточнила Соня.

– Пока ты дома, тебя не в силах услышать никто чужой, так сказать правильнее, – покачал головой Ашай.

– А ты?

– А я услышу тебя всегда и везде. И сквозь Молчащие камни – тоже.

Соня вздохнула, осознав, что благодаря объяснению Ашая она запуталась еще больше.

– Я снова совсем перестала понимать что-либо!

– Разве? – Ашай оглядел Соню со всех сторон и удовлетворенно улыбнулся. – Да, вот теперь ты готова идти даже на Совет!

– Премного благодарна, но без этого я как-нибудь обойдусь, – фыркнула Соня. – И что такое “Молчащие камни”?

– Сквозь них и под ними ничего не слышно.

– А поподробнее?

– Не могу, потому что не знаю, мой свет. Можешь при следующей встрече с Фенхом пристать к нему с этим вопросом, он сумеет рассказать более подробно, – предложил выход Ашай.

– Он же медик, разве нет?

– Но его семья многими поколениями работала в шахтах и с камнем, – пожал в ответ плечами шай-ти. -То, что он лекарь, скорее исключение, чем правило.

– Это, – нахмурила лоб девочка, – ваше расслоение общества, да? Разделение по работе?

– И таланту, – дополнил ее Тай-до-рю. – Но суть ты уловила верно.

– Тогда как же Фенх стал врачом, если у него вся семья – шахтеры?

– Кто? – недоуменно переспросил Ашай, пытаясь уловить смысл нового незнакомого слова.

– Ну, ты сам сказал раньше: с камнем работают. В шахтах. Шахтеры именно этим и занимаются.

– А! Ваше обозначение тех-кто-чувствует-и-слышит-камень. Я запомню, – кивнул он и вернулся к объяснению. – Наш друг просто оказался не в свой род, с иными способностями – вот и дорога жизни у него вышла совершенно иная. Но начальное образование никуда не исчезает: поэтому Фенх разбирается в добыче и обработке различных минералов, а Машехра – в законах.

– Она тоже не в род?

– Да.

– Сейчас выяснится, что и ты, да? – подозрительно уточнила Соня.

– Ты потрясающе проницательна, знаешь? Но я немного иной случай: у меня две сферы, в которых я могу работать с почти равным результатом. И военная пока находится в приоритете, – после секундного раздумья Ашай все-таки исправился. – Находилась.

– А вторая?

– Я инженер, мой свет. С предрасположенностью к кораблестроению.

– Офигеть…

– Рад слышать, что ты одобряешь, – улыбнулся он ее реакции. – Ты на себя даже взглянуть не хочешь?

Соня, вздохнув, посмотрела в зеркало – и не узнала себя. Она почти решила, что Ашай каким-то образом исказил ее отражение, но у него были ее глаза, и овал лица, и косая топорщащаяся челка, и пухлые щеки, и улыбка… А вот фигура – нет: куда делись живот и бока, и почему у нее ноги стали какими-то подозрительно длинными?

– Это ты, не сомневайся, – правильно перевел ее сомнения Ашай. – Ты очень красива, мой свет…

– Скажешь тоже! – прервала его Соня, засмущавшись. – Никакая я не красивая, самая обычная!

– Ты… Разве ты не считаешься красивой на своей планете? – не поверил словам девочки шай-ти. – Ты поэтому постоянно так стесняешься?

Соня промолчала и отвела глаза, заставив Ашая нахмуриться еще больше.

– Соня?

– Не то чтобы не красивой, но и не первой красавицей, скорее просто симпатичной, – последовал наконец ответ.

– Но…? – мягко указал Ашай на невозможность скрыть от него сомнения и недовольство.

– Я слишком… полная, – попыталась подобрать более нейтральную формулировку для описания собственной внешности Соня. – Не так, чтобы это было действительной проблемой, но на фоне сверстников…

Как ее в младших классах дразнили за это отличие! Смеялись, в лицо и в спину, стул отодвигали, толкали, вещи специально портили! Пришлось научиться драться и отстаивать свое право быть “не такой, как все” не только словом, но и кулаками. В результате от нее отстали – и больше не трогали. Даже друзья появились. Но память никуда не делась, засев внутри колючей занозой.

Взрослые тоже не помогали почувствовать себя правильной. Они вздыхали, сочувственно улыбались и говорили Сониной маме: “Ничего, что сейчас она у вас такая пухленькая, вытянется через пару лет, в рост все уйдет”. Соня ненавидела подобные жалеющие интонации всей душой.

И в какой-то момент она просто перестала носить яркие обтягивающие кофточки, короткие юбки и прочую одежду, положенную девочке-подростку. На смену пришли темные и бесформенные вещи, за которыми не то что фигуры не разглядеть – саму Соню с трудом увидеть можно было.

Все равно же… не та.

А тут Ашай появился, и она для него стала, что солнце.

– Свет мой, я бы убил тех, кто вложил в тебя эту абсурдную мысль, – выпрямился и сжал кулаки Тай-до-рю, а в голосе у него словно лед затрещал. – Она унизительна, в ней нет ни буквы от тебя.

– Ты не видел других… – отчаянно возразила Соня.

– Что? – решив, что ослышался, переспросил Ашай.

– Тебе же не с чем сравнивать! Вот и…

– Неужели ты думаешь, что увидев какую-нибудь представительницу твоей расы, которую вы находите красивой, я бы променял тебя на нее?

Соня не ответила.

– Именно так ты и думаешь, – понял он. – Глупый мой свет, какой же ты глупый!

– Я не глупая, – заспорила девочка. – И сказала тебе правду.

– Самую ужасающую ложь, которую я слышал в жизни! – тоном “и не переспорить тебе меня!” ответил ей Ашай. – Ты пышный теплый хлеб, мой свет, я люблю к тебе прикасаться, мне нравится твой запах и твоя живая мимика. Поверь мне. Тебе нечего стесняться.

– Хм…

– Совершенно нечего, – уверил девочку шай-ти. – А теперь нам пора!

Надо ли говорить, что Тай-до-ко занимала в мыслях Сони теперь если не последнее место, то максимум – предпоследнее?

*

– Так это и есть ваш свет, уважаемый Тай-до-рю?

Тай-до-ко с неприкрытым, каким-то даже научным, интересом осмотрела Соню: как-будто в уме какую-то таблицу составила и заполнила, проставив галочки в нужных графах.

– Она действительно чем-то похожа на нас, – и, уже обращаясь к Соне, Тай-до-ко спросила: – Как тебя зовут, дитя?

– Эм… Соня, – с некоторой заминкой отозвалась девочка на ломаном шайтиане.

Жрица Соне не понравилась. Пусть голос у нее был мягкий, а улыбка нежная, зато в глазах царила безжизненная бездна, которую не скрыть ни погожим солнечным днем, ни яркими золотыми одеждами.

– Соня… – пробуя имя на вкус и звук, произнесла Жрица. – Довольно необычно.

Девочке захотелось спросить, что же в ее имени было такого необычного, но тут она заметила, как чуть качнул головой Ашай, и сдержалась, решив, что молчание – золото.

– Тай-до-рю, – резко развернулась к нему Тай-до-ко, – разве у вас нет иных дел, чем изображать в моем саду статую? Право слово, не съем я ваш свет.

– И в мыслях не было, уважаемая и сияющая, – поклонился Тай-до-рю и отступил на шаг , собираясь уйти. – С вашего позволения. Соня…

Соня дернула Ашая за пояс: нет уж, она не согласна его отпустить, пока не обнимет не прощание! А Тай-до-ко – потерпит. Все равно выбора ей не остается.

Ашай понимающе хмыкнул, а взгляд у него потеплел. Он подошел, обнял Соню и шепнул на самое ухо так, чтобы услышала только она:

– Веди себя хорошо. Я скоро вернусь, и мы продолжим то, на чем остановились дома.

– Мне казалось, что мы все обсудили, – одними губами ответила девочка. – Возвращайся.

– Казалось.

Сзади угрожающе молчали, и Соня с Ашаем поспешили разойтись: она за стол к Тай-до-ко давиться приторно-сладким чаем, а он к себе в кабинет решать задачи планетарного масштаба.

Время обещало тянуться невыносимо долго.

От нечего делать Соня принялась изучать оранжерею Тай-до-ко – вполне обычную, если не считать место своего расположения. Море цветов, аккуратная лужайка, витая беседка и пруд, в котором сплелись щупальцами светящиеся мохнатые существа, похожие одновременно на медуз и осьминогов. Кругом царили тишина и благодать. Соне, не иначе как из чувства противоречия, захотелось вот прямо сейчас оказаться на рок-концерте.

– Вы довольно необычно смотритесь вместе, – наконец начала разговор Тай-до-ко. – Я ожидала другого.

– Мы все-таки принадлежим к разным расам, уважаемая Тай-до-ко, – постаралась максимально вежливо ответить Соня.

– Да, – Тай-до-ко сцепила тонкие руки в замок и положила на них острый подбородок. – Вы, как я знаю, глухая…

Соне, наверное, стоило бы обидеться на подобный вопрос-замечание, но она вместо этого предпочла изучить головной убор сидящей напротив шей-ти, навскидку прикидывая его вес. Пара килограмм выходила, как ни крути, если посчитать все подвески, бусины и камушки. И голова от ношения этого орудия пыток должна была болеть страшно. Соня испытала чувство глубокого удовлетворения.

– Да, мой народ не умеет слышать других.

– Вот как? Весьма прискорбно.

Слово “прискорбно” у Тай-до-ко прозвучало так же, как могло бы прозвучать “прелестно”: нежно и на выдохе.

– Мы привыкли и не жалуемся.

– И тебя, дитя, совершенно не волнует, что ты не способна всю полноту связи со своей парой?

Тай-до-ко прикрыла глаза, оглядев на Соню сквозь решетку ресниц. И взгляд ее был, что нож острый. Соня сначала поежилась под ним, но потом вскинула подбородок, и голос у нее зазвенел от уверенности:

– Мы с Ашаем прекрасно чувствуем друг друга, понимаем и доверяем. Моя глухота нам совершенно не мешает.

– Да неужели? – Тай-до-ко не изменила ни интонации, ни позы, только в голос у нее словно вылили бочку меда. Соня потом как ни старалась, так и не смогла сообразить, чему же именно обрадовалась Жрица. – А уважаемый Тай-до-рю твою точку зрения, конечно же, разделяет?

– Полностью! – на щеках против воли расцвел малиновым цветом румянец. Какая ассоциация у нее сработала, с чем? – но Соне отчего-то именно сейчас вспомнилось, как Ашай позавчера запихнул ее в горячую ванну, после того как они насквозь промокли на улице под внезапным дождем. Она возмущалась, говорила, что это неприлично, что он мужчина, а Ашай, не переставая растирать ее травами и маслами, приговаривал, что его стесняться попросту глупо, а вот если она заболеет, то будет в высшей степени обидно. А ей самой еще и плохо.

Соня поймала на себе сначала недоуменный – Тай-до-ко вслушивалась в ее эмоции, – а потом мгновенно наполнившийся злостью взгляд Жрицы. И мягко улыбнулась, беря в руки чашку и делая вид, что пьет.

– Ты не боишься его? – задала новый вопрос Тай-до-ко.

– А разве я должна?

– Наивный ребенок! Конечно! Шай-ти безумны в своей сути – тебе же уже рассказали об этом? – дождавшись согласного кивка девочки, Жрица продолжила, – и рано или поздно все они сходят с ума.

– Но Ашай нормальный! – возразила Соня.

– Он нормален ровно в той степени, в какой может быть нормальна тьма. Не более.

– Ашай прекрасно владеет собой и своими чувствами, – упрямо продолжила Соня, начав крутить в руках чашку с чаем и пытаясь таким образом скрыть охватившую ее нервозность. – Мне нечего страшиться.

Жрица рассмеялась весело и беззаботно, откинувшись в плетеное кресло на шитые подушки.

– Нечего? – взмахнула рукой Тай-до-ко, будто отрицая сказанное Соней. – Милая, да он же просто еще не пришел за твоим цветком – а ты цветешь, твой профиль я успела изучить. А если бы и нет, то этой встречи стало бы достаточно, чтобы понять и перестать тебя даже номинально причислять к детям. Ты очень сладко пахнешь, дитя, крайне соблазнительно. Даже для меня, чего уж говорить о моем уважаемом Тай-до-рю. Он сомнет тебя, как бумагу, как бабочку!

– Ашай никогда не причинит мне вреда, – поджала губы Соня.

– Конечно, причинит, это суть подобных ему!

– Я Ашаю верю.

– Как наивно, – с сожалением покачала головой Тай-до-ко. – Впрочем, все мы такими были до первой боли…

Тон “с высоты моего возраста и опыта” всегда будил в Соне самого упрямого из всех упрямых зверей – барана. Ничего не изменилось и в этот раз.

– Если вы позволяете себе подобные мысли, то настоящего Ашая вы не знаете, – Соня поставила ажурную чашку на блюдечко, как своеобразную точку, в последний момент прикусив губу и не сказав: “И не узнаете”.

– Это ты его не знаешь, дитя. Соня с огромным трудом удержалась от фырканья.

– Тебе, глухой, не удержать его разум, не услышать боль… Так и будешь оступаться, не понимая, что нужно сделать… Так почему же ты заявляешь на него права? – вкрадчиво спросила Тай-до-ко. – Не милосерднее ли было бы отпустить?

– Я не предам его, – ответила Соня. – И чтобы вы мне сейчас не сказали, как бы не убеждали, что без меня ему будет лучше, я его не отдам. Никому.

– Очень… эгоистично. Для света.

Соня пожала плечами: светом она не считала себя ни дня. И равнять ее с шей-ти было просто бессмысленно, не смотря на некоторую схожесть внешнего вида.

– А я – человек, – ответила Соня. – Люди эгоистичны, жадны и очень не любят делиться своим. И я дочь своего народа, госпожа Тай-до-ко, – и, словно услышав что-то, Соня добавила: – Было приятно с вами побеседовать. До свидания, меня Ашай ждет.

– Что? – Тай-до-ко дернулась как от удара.

Соня кивнула головой в сторону деревьев, где стоял, почти сливаясь с тенями, Тай-до-рю. Видимо, работы оказалось намного меньше, чем ожидала и надеялась Жрица.

– Доброго вам дня, – пожелала шей-ти Соня и встала из-за стола, не спросив разрешения. Придя на эту встречу, Соня лишь оказала уважение своей тьме, но никак не Тай-до-ко.

– Пойдем домой, а? – Соня обняла Ашая насколько хватало рук: – Здесь скучно.

Ответом ей послужил смех: звонкий, переливчатый, радостный – и мир стал больше, а сама Соня в одно мгновение выше почти на метр!

– Ашай?!

– Не кричи, мой свет, а то Тай-до-ко еще что-нибудь не то подумает…

Как будто Соню волновало мнение этой шей-ти, которая в данный конкретный момент взглядом пыталась прожечь в ней дырку!

– Аша-а-ай!!!

– Я уже много лет “Ашай”, – и не собираясь разжимать руки и начинать вести себя прилично, ответил Тай-до-рю. И, как будто только сейчас вспомнив что они не одни, перевел взгляд на Жрицу. – Тай-до-ко, с вашего позволения…

С Соней на руках не отвесишь церемониальный поклон, но Ашай не стал и пытаться. Видя, как под ладонями у Тай-до-ко закрошилось стекло чашки, слыша, как внутри у нее скручивался тугой узел из ненависти и какой-то женской обиды, он лишь безмятежно улыбнулся.

– Поставь меня на землю! – воззвала к разуму Ашая Соня, вновь переключая на себя его внимание. – Я тяжелая!

– Не хочу. Легкая.

– Ах так, – притворно возмутилась девочка, – тогда понесешь меня до самого дома! И если у тебя заболят руки – то это твоя вина будет! Вина и упрямство!

– Как пожелает мой свет.

Соня рассмеялась, обняла Ашая за шею и поцеловала куда-то в висок. Он снова был с нею и она даже почти забыла о Жрице, сейчас недовольно изучающей разбитую чашку и делающей вид, что нет рядом с нею почти пьяных от счастья и новой встречи пары.

*

Домой Соня с Ашаем пошли далеко не сразу: выходной день все-таки. И Тай-до-рю повел свой свет гулять по центру.

Город шай-ти был похож на картинку из фентезийной книжки. Даже не книжки – альбома, где единственной границей оказывались лишь воображение художника да лист бумаги. Под ногами – белый камень, по обочинам – синяя трава, а над головой вместо неба ветви деревьев. Они росли свободно, как хотели, тянули свои ветви ввысь и в стороны, цепко сплетаясь ими с собратьями и образовывая своеобразную крышу-шатер. Лучи двух солнц пронизывали острую листву насквозь, и это было потрясающе красиво: золотые, искрящиеся светом столбы.

– Знаешь, оно совершенно волшебно вот так вот, а не на машине, Ашай! Нет, летать тоже круто, но гулять… – рассмеялась Соня, довольно щурясь и подставляя лицо под лучи мягкого осеннего солнца.

– Это смотря куда поехать, мой свет. Здесь есть места, которые можно увидеть только из-за стекла ти-ди.

– Все равно не то. Хотя, может, и здорово. Но мне очень не хватало именно таких выходных… – призналась девочка, обходя по кругу куст с розовыми цветами-колокольчиками с темно-бордовой серединкой и ярко-голубыми краями и мысленно уговаривая себя не портить городское имущество, даже если очень хочется букет. – Когда я была маленькая, мы с родителями довольно часто ездили на ВДНХ – это место в городе, где можно гулять. На его территории есть карусели, колесо обозрения, красивые павильоны… Фонтаны тоже есть, маленькие и большие, но “Каменный цветок” уже несколько лет стоит на реставрации. И весной там всегда очень много цветов, столько, что в глазах пестрит.

Соня задрала голову и теперь упорно смотрела на колыхающуюся над головой листву, всеми силами пытаясь загнать слезы вглубь себя. Пусть и понимала, что от Ашая слезы не спрячешь: он выше нее, ему только голову наклонить и нужно, чтобы увидеть…

– Прости, – мягко обняв Соню и прижав ее к себе спиной, попросил Ашай. Он не смог бы сказать, за что просил прощения: ему просто было больно видеть свой свет таким.

– Тебе-то за что извиняться? – Соня не видела смысла в извинениях. – За Крыса или Кор-ара? Но без них мы бы не встретились никогда, так бы и жили, тянулись непонятно куда, вверх, через космос, не имея сил дотянуться. Это куда хуже, если подумать.

– Но там твой дом.

– Я уже не уверена в этом, – горько обронила Соня. – А извиняться прекрати. Ты ничего не сделал, за что можно и нужно было бы.

– Рискну повторить тебя – не уверен, – ответил Соне Ашай.

– Зато я знаю. И ты вообще какой-то терпеливый сверх меры! Или молчишь слишком хорошо. А я… Это же я, походя, не заметив, обижаю тебя – мне просить твоего прощения надо.

Соне каждый раз было безумно больно смотреть на вмиг стекленеющие глаза Тай-до-рю, видеть, как он закрывался, отворачивая от нее лицо и пряча подрагивающие руки. Она тогда забивалась к нему под бок, прижималась, утыкаясь носом в прохладную кожу, и почти беззвучно просила прощения. И объясняла, что никогда не хотела чтобы он подумал, будто не нужен ей, будто на Земле могло быть лучше, чем рядом с ним. Но в такие минуты он почти не слышал ее, и тогда Соне становилось по-настоящему страшно. И только в тот момент, когда Ашай вздыхал и расслаблялся под ее руками, она могла вновь начать дышать и жить.

– Свет мой! Да разве же можно!

Объятие вышибло у нее из груди воздух, у Сони даже голова закружилась! Ей даже иногда начинало казаться, что так Ашай пытался скрыть ее от всего и вся, впечатывая в себя, вплавляя – ее и не видно-то было почти из-под его рук и одежды!

– Можно.

– Нельзя. Не смей, мой свет, не смей брать вину только на себя, надуманную или правдивую. Мы же договорились: на двоих, все на двоих. Я от своих слов не отказываюсь, а ты? – на ухо, тихим шепотом спросил Ашай.

Соня покачала головой: нет, она не отказывалась.

– Тогда – пусть. Проблемы мы с тобой решаем, как можем, но решаем. Что там говорят окружающие, не важно, они чужие и не знают ничего, – Ашай криво усмехнулся. – Я услышал тебя, ты приняла меня. И только это – ты понимаешь, свет мой, – имеет значение.

Его всегда удивляло то, насколько у Сони мягкие волосы – удивляло и восхищало. У всех шей-ти волосы были жесткими, почти колючими, ломкими и оттого короткими, до плеч отрастить – возможный максимум. Шай-ти не стриглись никогда, только косы плели сложносоставные, с самого детства и до смерти, но и волос у них был другим – прочным, жестким, но гибким.

– Но я приношу тебе столько неприятностей… и не чувствую тебя совсем, – тихо произнесла Соня.

– Кто тебе это сказал?

– Никто не сказал, просто…

– Соня. Кто? – спросил одними губами Ашай, не решаясь повысить голос даже на полтона. Он был почти в бешенстве: и обойти их пару по кривой старались все, гуляющие сейчас по парку.

– Тай… Тай-до-ко. Не этими словами, но смысл-то никуда не делся…

Это не стало для Ашая сюрпризом: чего-то такого от разговора со Жрицей он и ожидал. Тай-до-ко всегда отличалась долгой памятью и никогда не прощала обид. А он отказался занять пустующее место ее тьмы. Хотя предложение было более чем щедрым. Тай-до-ко уже много лет носила статус “свободной”, и партия у них бы сложилась неплохая. Просто поверить, протянуть руку – и приутих бы внутри голос, что звал сквозь пространство и расстояние, провисла бы между двумя невстретившимися связующая нить. Благополучие собственной расы, власть и влияние, возможность избежать безумия – сказать “да” было тогда вполне логичным решением. Но он, мальчишка, только-только занявший пост Тай-до-рю, сказал первое в жизни “нет”. Свою пару Ашай был не согласен променять ни на кого.

И получил в награду за проявленное упрямство годы ожидания и поиска. И Соню.

– Это неправда. Ты не должна верить ей, в Тай-до-ко говорит уязвленная гордость и одиночество. Ты не обуза, не неприятность, мой свет, ты радость. Моя. И я безмерно счастлив, что встретил тебя, – ломко улыбнулся Ашай. – А Тай-до-ко… Я когда-то давно отказал ей в праве стать моим светом. Подобное для нее простить невозможно, а желание перекроить реальность с каждым отказом становится только сильнее.

– И она на такое сопосбна?

– Скажем так, у нее было для этого достаточно сил и возможностей.

– А теперь?

– Нет.

Соня посмотрела на него снизу вверх, серьезно и внимательно: Ашай ждал нового вопроса.

– Почему?

– Что?

– Почему отказал?

– У меня была и есть ты.

В груди у Сони гулко забилось сердце: вроде и ничего нового Ашай не сказал, но интонация…

– А я не знала.

– Да, – согласился шай-ти, – ты думала, что выбор один на всю жизнь. Зачастую так и есть… Но не всегда. Я бы даже выразился более конкретно – далеко не всегда. Шей-ти легче выжить после смерти своего шай-ти, для нас же подобное, наоборот, почти невозможно. Мы больше привязаны, наша зависимость сильнее, когда мы встретили.

Соня нахмурилась, сведя брови на переносице, захотелось передернуть плечами, скинув с них неприятное ощущение: что бывает, если не встретились?

– Если встреча не случилась, пара или умерла раньше, или родиться не успела, а ждать – сил нет, то можно связать себя с другой одинокой душой. На такой выбор не смотрят косо, но…

– Тебе это… – неуверенно спросила Соня, – почти противно?

– Меня учили, что пара может быть лишь одна. С рождения и до смерти, и за ней, и в новом рождении. Отказаться по какой-то причине от своего партнера, означает предать. Не только себя, но и того, кто зовет и ищет.

Взгляд у Ашая стал больным и тревожным, и Соня сжала его руки в собственных ладонях.

– Я видел глаза тех, кто пришел слишком поздно, кого не дождались, не дозвались. Знаешь, свет мой, смерть вдалеке, без возможности найти и дотянуться… она намного милосерднее. Там хоть надежда есть, а тут – сплошное крошево в руках, осколки веры и сердца.

Девочка мысленно поблагодарила кого-то там, в вышине, кто прислал их в этот мир, за неслучившееся.

– Но ты нашел. И я теперь с тобой, и я есть. И ты – тоже.

– Да, есть, – согласился Ашай в пушистую макушку, сдерживая улыбку.

– Значит, больше и не будем ничего обсуждать. И думать сегодня тоже не будем. А то у нас, что ни неделя, то либо у тебя переклин в мозгах, либо у меня – что еще хуже. Нет уж, пошли гулять, потом где-нибудь посидим, – Соня выпуталась из объятий, встряхнулась, как кошка, попавшая под дождь, и улыбнулась вся и полностью.

Ей не нужно гадать, как сложилась бы жизнь, если бы. Не было у них уже “если”, оно перестало существовать. Счастье не растянешь через “е”, прикосновение не заменишь “с”, бессонница не исчезнет с “л”, своим не станешь с “и”, а про “бы” уж и говорить не стоило. Зато теперь с ними были “здесь”, “сейчас”, “вместе”.

– Хорошо. Тогда сейчас мы с тобой идем пить “Медовое солнце” с выпечкой. А то от завтрака у тебя было одно название.

– А у тебя и его не было, – Соня недовольно и медленно окинула взглядом высокую фигуру своей тьмы.

Ашай покаянно склонил голову: мол, извини, так получилось.

– Я постараюсь исправиться, если ты считаешь это необходимым, – вглядываясь в лицо, спеша увидеть и понять реакцию, пообещал Ашай.

– Нет, – не согласилась Соня. – Мне таких жертв не нужно. Просто я слишком плохо знаю, что для тебя вредно, а что полезно, поэтому руководствуюсь своим человеческим знанием. А мы едим чаще. Вот и все. Я… волнуюсь.

– Шай-ти для более-менее нормального функционирования организма достаточно есть раз в сутки, но много. Лучше, конечно, два и через приблизительно равный отрезок времени, в идеале.

Соня кивнула, вспоминая, что да, чаще Ашай обходился завтраком и ужином, если Фенх не утягивал его на перекус. И если первый прием пищи Тай-до-рю мог и пропустить, то вечером ел подолгу и помногу, уминая за один присест целую сковородку с мясом, не считая гарнира и десерта. Мысль “и куда только лезет?” не покидала свое уютное местечко у Сони голове второй месяц, примостившись между “подумаю об этом завтра” и “смотришь и завидуешь”.

– У тебя на планете иначе?

– У всех по-разному. Кто-то может и семь раз на дню прикладываться к холодильнику в поисках еды, а кто-то раз в сутки. Но в среднем это все же трехразовое питание. Завтрак, обед и ужин, знаешь? И завтрак считается главным приемом пищи, – объяснила Соня, вдумчиво шагая: белая плитка – маленький шаг, серая – прыжок, а черную надо переступить. – После обеда и ужина.

– Почему так?

– Просто.

Над головой шумела листва и – слышались звонкие трели – чириканье птиц. А еще скакали пушистые маленькие зверьки: размером с ладонь, с малиново-коричневым окрасом, большими ушами и длинным хвостом с кисточкой – миль-я. Они были почти ручные, как земные белки, только питались не орехами, а маленькими желтыми ягодами с темно-коричневой сердцевиной, вязкой и сладкой. Соня протянула вперед руку, ладонью вверх, и на нее сразу же вспрыгнул такой зверек: подвижный носик, темные глаза за белесой пленкой, цепкие осторожные лапки. Он обвил хвостом ее запястье и теперь балансировал на задних лапах, забавно пища.

– Щекотно…

Соня разглядывала это пушистое чудо, гладила по пушистой спинке, а миль-я урчал и подставлял под осторожные пальцы голову и спинку.

– К северу их окрас меняется на зелено-синий, а к югу на песочно-золотой. Они очень спокойные, живут стаями и предпочитают не нападать, а прятаться. В целом, довольно мирные создания, если не лезть к ним в гнездо, – принялся рассказывать Ашай, почесывая зверька за ушами.

– Вспоминаешь собственный опыт? – спросила Соня, наблюдая за тем, как миль-я, пискнув, подпрыгнул и уцепился за ветку у них над головой.

– У нас недалеко от дома было их гнездо, а мне показалась интересной мысль посмотреть на него. С дерева я свалился очень быстро, скажу тебе честно, а бежал от них еще быстрее.