Текст книги "Последнее предложение (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

– А сколько лет было мне и Спирину?

– Тридцать-тридцать пять.

– Это, получается, я еще удачно попал, – холодно усмехнулся Савицкий. – Не хотелось бы превратиться в шамкающего дедулю. Но если он оттуда все переносит сюда, почему убиваю их не я, а он? Если убийца – это я? Насколько я уже видел, его способности…

– Он не может тебя заставить, – Рита посмотрела на него с какой-то странной тоской. – Или не хочет… Но иногда мне кажется, то… что приходит, может сделать все что угодно, с человеческим телом… но не может заставить человека что-то сделать… Он может отвести его, куда он считает нужным… он может напугать его или заставить испытывать в чем-то потребность… но он не может заставить его кого-то убить. Такое решение человек принимает только сам, – в ее глазах появился ледяной блеск, и в изгибе сжавшихся губ Роману почудилась непривычная жесткость, почти жестокость, отчего на мгновение захотелось отодвинуться – это существо было ему незнакомо и даже неприятно. Но ее губы почти сразу же дрогнули, и иллюзия рассеялась. – А может, все дело именно в тебе. Когда ты увидел его в первый раз? Когда разбилась Лячина? Он отвел тебя к ней, да, и ты видел…

– Нет, о Лячиной и двух следующих мне рассказал Валерка. К ним Денис отводил Спирина… Ко мне он пришел, чтобы отвести к Аберман… правда, она ведь тогда уже была мертва… и я не видел… Валерка сказал, что соседи видели, как за полчаса до того возле дома терся мужик – по описанию Спирин. А потом я видел, как его…

– Ну конечно! – Рита даже подпрыгнула на сиденье. Дождь уже вовсю хлестал по машине, капли громко барабанили по крыше, и рядом слышался громкий шум воды, хлещущей из водосточных труб. – Потом я выяснила, как он… – девушка придвинулась к нему так близко, что едва не ткнулась носом в его подбородок. – Ты не понимаешь?! Это тебя должна была сбить машина! Ты должен был умереть на той дороге! Он приходил за тобой, чтобы отвести тебя туда! Все соответствует – примерное время, место, даже марка машины – все! Все, кроме тебя! Вместо тебя там умер другой человек! Тот, кто должен был быть главным героем, тот, кто должен был умереть только в конце книги!

– Почему же он отвел меня не на дорогу, а к той женщине? Почему он меня не убил, как было положено?

– Я не знаю, – Рита устало поежилась. – Может… потому, что он увидел твое лицо?

– При чем здесь мое лицо?

– Понимаешь… мне кажется, он приходит не просто за человеком. Он приходит за именем. Ты же помнишь… наши персонажи… у них было только имя… и их личность… и примерный возраст.

– Но у них практически не было внешности.

– Да. Он соблюдает общие правила – пол и возраст, но ему совершенно не важна внешность, потому что для нас она никогда не имела значения. Он никого из вас… кроме меня… и Гельцера… не знает в лицо. Он приходит за человеком, чьим именем я назвала конкретного персонажа, он приводит его в примерное соответствие с возрастом персонажа… но он его не знает.

– Получается, что меня он знает?

– Думаю, да. И, наверное, не с худшей стороны. Иначе, почему он дал тебе отсрочку, несмотря на то, что ты критиковал его книги? Он даже сделал тебя главным героем!

– Сомнительная честь… Но я не видел его раньше… кажется… – пробормотал Роман и тут же схватил ее за плечи и как следует встряхнул. – Кроме тебя и Гельцера?! Ты что же – и себя воткнула в эту чертову книгу?!

Она молча трепыхнулась, пытаясь вырваться, но ответ уже и не был нужен – выражение глаз говорило само за себя. Роман разжал пальцы, и Рита дернулась в сторону так поспешно, что стукнулась спиной о дверцу. Стиснув зубы, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, удивляясь тому, что уже не испытывает ни ошарашенности, ни потрясения перед невероятностью происходящего, ни ужаса – ничего. Наверное, это было ненормально, узнав такое, ничего не чувствовать. Просыпалась в затылке позабытая боль, начинала ныть ушибленная спина, да отчаянно хотелось спать – и это было все. Оставалось множество вопросов, но спрашивать уже ничего не хотелось. Повернувшись, он распахнул дверцу и вылез в дождь. Облокотился о машину и закинул голову, позволяя каплям барабанить по лицу. Рядом раскачивались березы, суматошно взмахивая ветвями, словно призывая на помощь. Небо озарилось призрачной вспышкой, отчего на мгновение выступили из тьмы далекие купола Успенского собора, оглушительно грохнуло, и Роман мысленно сообщил возможно несуществующему, что с молниями тот малость припоздал, да и целиться следует получше. Хлопнула дверца, Рита обошла машину и встала напротив него. Осторожно тронула за плечо и сразу же отдернула руку, словно боялась, что он ее ударит. Ветер подхватывал ее волосы, яростно трепал их и швырял ей в лицо, и поникшая фигурка под дождем казалась совсем маленькой, сломленной и размытой, словно растворяющейся среди тугих косых серебристых нитей… будто сама она была лишь персонажем, живущим только на страницах, и теперь исчезает вместе с чернильными буквами, которые размывает вода…

– Прости меня. Пожалуйста. Я никогда такого не хотела. Если б я знала, к чему это приведет, я бы никогда…

– Хватит! – резко сказал Савицкий, проводя ладонями по лицу и приглаживая мокрые волосы. Рубашка и пиджак, уже насквозь промокшие, прилипли к груди и спине. – Довольно этого, считай, что я проникся! Где эта чертова книга – в твоем особняке?! Ты не пыталась ее уничтожить?

– К чему ты задаешь такой вопрос? – она отступила на шаг, и новая вспышка высветила на ее лице неожиданную надменность – почти забытое выражение, которое Роман видел на ее лице в тот день, когда Рита впервые ступила на палубу его катера. – Если я пыталась уничтожить себя, то разумеется я пыталась уничтожить и ее! Это невозможно. Я не просто стирала файл – я разбивала к чертям системник и несколько раз даже топила его в озере… но спустя совсем немного времени он снова оказывался на моем столе, – Рита хихикнула, и в этом тонком звуке слышалась подкрадывающаяся на цыпочках истерика. – Если бы не весь ужас происходящего, было бы даже забавно, что это нечто с такой тщательностью восстанавливает разбитую машину. Отчего-то это напоминает мне платок, который каждую ночь клали на столик Фриде…

– Поедем на остров. Я должен ее прочесть.

– Нет, он…

– Если б он был против – давно б уже явился! – рявкнул Роман. – Но его нет. Я должен узнать, что в ней. Я уже понял, что моему персонажу хана, но я…

– А вдруг что-нибудь случится, если персонаж прочитает о самом себе! Прочитает о собственной смерти! – закричала она в ответ.

– Что-нибудь случится в любом случае!.. И я – не персонаж! И не собираюсь им быть! Я сам по себе, как и ты! Мы живые! Нас никто не придумал!

Рита подняла руки, но сразу же опустила, и они повисли вдоль бедер. Ее одежда насквозь промокла, волосы облепили голову и плечи, косые струи дождя безжалостно хлестали по бледному лицу. Их разделял всего лишь метр, но казалось, Рита стоит по другую сторону бездонной пропасти, и с каждой секундой эта пропасть становится все шире, и она смотрела на него сквозь холодную серебристую стену дождя – глупая, несчастная, озлобленная девчонка, написавшая глупую книгу и с головой угодившая в собственный кошмар. Он вдруг подумал, каково это было – проводить долгие часы с человеком, которого боишься, потому что он может вдруг начать убивать всех направо и налево, но еще больше боишься, что с ним может что-то случится, и в этом будет твоя вина? Неизвестно, какую роль она в своей книге отвела Гельцеру, но там он явно пытался с ним расправиться, вот она и решила, что здесь будет точно так же, и пыталась сделать все, чтобы этого не произошло… в усмерть перепуганная амазонка с пистолетом и ножкой от кухонного стола… глупый ребенок, стоящий под огромным дождем наедине со своей виной и под присмотром собственного демона, от которого некому защитить, и от которого и ты никого защитить не сможешь…

Злости на нее не было. Было естественное раздражение человека, угодившего в дурацкую и опасную ситуацию, было желание отшлепать за то, что пишет всякую ерунду, но злость была припасена для другого. Он действительно был другим, он был совершенно отдельным и самостоятельным, и не воспринимался, как сбежавшая темная часть чьей-то души. Нужно только понять, кто он такой и как его изменить?

Он хотел сказать ей это и уже качнулся вперед, к ней – то ли, чтобы Рита его лучше расслышала, то ли чтобы спрятать от этого огромного дождя – Роман и сам не понял, да и не успел понять, потому что пронизанная дождем тьма за спиной вдруг изменилась, и он резко развернулся, и Рита одновременно с его движением дернулась назад и легко стукнулась о крыло машины.

– Роман Андреевич? – спокойно спросили из-за стены дождя – голос был незнакомым и едва слышным из-за шума разбушевавшейся стихии, и в тот же момент ослепительная вспышка высветила троих мужчин, стоящих перед ними полукругом, и их размытые дождем лица и крепкие фигуры казались совершенно одинаковыми.

– Нет, – так же спокойно ответил он, одной рукой подтягивая к себе Риту, а другой нашаривая ручку дверцы. Из-за дождя усмехнулись.

– Не глупите. Не будете ли вы так любезны пройти с нами? Вас приглашают в гости.

– Я не расположен к визитам, – Роман распахнул дверцу и буквально вшвырнул внутрь девушку, издавшую слабый возглас испуганного протеста, в тот же момент развернулся и прянул в сторону, удерживая в поле зрения все три кинувшиеся к нему фигуры, сейчас казавшиеся серебристыми от рассекаемого их движением ливня, и искренне надеясь, что у Риты хватит ума сию же секунду уехать. Удар, предназначавшийся ему, достался машине, захлопнув дверцу, Роман увернулся от захвата одного противника, блокировал удар другого, одновременно сам нанеся удар в чью-то челюсть, в тот же момент нырнул вниз и вбок, огибая третьего, пока второй кувыркнулся спиной в дождь, и тут щелкнула открывающаяся со стороны водителя дверца, и он услышал взвизг, потом звук удара и болезненный мужской возглас. Сменив маневр, Савицкий тотчас же дернулся в сторону, откуда раздался этот возглас, и навстречу ему из-за машины прямо в свет фар выступила четвертая фигура, крепко держащая отчаянно извивающуюся и брыкающуюся Риту, сжимая ее шею в сгибе локтя одной руки, а другой что-то приставив к ее голове – и вряд ли это что-то было какой-нибудь безобидной вещицей. Даже без нее захват был опасен, и он видел, как судорожно дергаются ее губы, ловя воздух. Роман резко остановился, сбоку и сзади на него налетели, вывернули руки назад и толкнули, так что он грудью ударился о машину.

– Я не расположен к отказам, – сказал все тот человек почти что ему на ухо чуть срывающимся голосом, и в этот момент Рита хрипло, задыхающеся захохотала, и ее лицо, высвеченное призрачной вспышкой стало страшным, словно шаманская маска.

– Напугали смертника алиментами! Не обращай… что они мне могут сделать?!

– Ритка! – резко и зло крикнул Роман, и из-за головы девушки выплыло озадаченное мужское лицо, и Савицкий не без удовольствия заметил, что нос у него разбит, и вообще весь он выглядит как-то подавленно и невесело, как обычно выглядит человек, недавно получивший удар в интимное место. Рита сразу же замолчала, глядя недоуменно, но продолжая дергаться.

Надеяться на Дениса в этой ситуации было глупо – он мог уже и передумать насчет Риты. Да и не хотелось ему на него надеяться.

Если кто-то захочет тебя убить – он тебя убьет.

– Утихомирьте даму, – посоветовал тот же голос, и Роман почувствовал, как в затылок ему уперлось что-то металлическое, холодное. – Нам приказано привезти вас живыми, но насчет здоровья указаний не было.

Он ничего не ответил, но Рита уже и сама замерла, испуганно глядя на что-то позади него. К ним подкатила машина – темный, видавший виды старенький «вольво», Романа развернули, продолжая удерживать вывернутые руки за спиной, в тот же момент что-то тоненько кольнуло его в шею, и как он садился в машину, Савицкий уже не помнил.

* * *

На этот раз не было никакого плавного перехода от тьмы к свету – в лицо ему плеснулась волна ледяной воды, и он, задыхаясь и отплевываясь, ошалело вскинул голову. Стоявший перед ним незнакомый человек усмехнулся, звякнул железным ведром и сказал кому-то позади себя:

– Я ж говорил – самое эффективное средство, а вы – препаратик, препаратик… Вот, глядите, сразу же бодр и весел!..

– Неэстетично, все же, – насмешливо произнес мягкий голос, который Роману уже доводилось слышать раньше. Заморгав мокрыми ресницами, Савицкий мотнул головой, отчего позабытая боль в затылке прямо-таки взвыла, потом, болезненно прищурившись, огляделся. Он сидел на стуле посередине большой квадратной комнаты. Пол, стены и потолок были обшиты резными деревянными панелями, за окном без занавесок мирно светало, и чуть покачивались, иногда задевая стекло мокрыми умытыми листьями, ветви молоденькой березки. Откуда-то с потолка сеялся неяркий свет невидимых ламп. Остро пахло лимоном и соленой рыбой, и этот запах мешался с запахом сигаретного дыма. Из-за стены доносились бормотание телевизора и приглушенные голоса.

Человек с ведром усмехнулся еще раз, развернулся и пошел к дверям. Роман пошевелился – руки были завернуты за спинку стула и накрепко связаны. Он потерся щекой о плечо – справа лицо опухло, и челюсть болезненно ныла. Машинально ощупал языком зубы, и один из нижних, слегка шатавшийся после загаражного диалога с Нечаевым, теперь от прикосновения языка сразу же легко поддался с едва слышным хрупаньем, и Роман выплюнул зуб вместе с кровью на светлый деревянный пол, после чего поднял голову и посмотрел на Гельцера, краем глаза уловив, как вышел человек с ведром, тщательно прикрыв за собой двустворчатые двери. Дмитрий помещался в плетеном кресле из солнечной лозы за плетеным же круглым столиком. Одетый попросту, в черные джинсы и спортивную рубашку, раскрытую на загорелой груди с непременной золотой цепочкой, по-скромному тонкой, на которой покачивался крестик, он ловко орудовал узбекским ножом, нарезая ало-розовые ломтики семги. На столе стояла на треть пустая бутылка коньяка, лежали несколько лимонов и стояла высокая сковородка, прикрытая сияющей крышкой. В пепельнице дымилась сигарета. В другом кресле сидел человек с разбитой губой, в котором Роман сразу же узнал администратора-ящерицу, и жадно поглощал что-то из тарелки. За их спинами вдоль стены расположились трое охранников, не сводящих глаз с Романа, и лишь изредка их взгляды – то один, то другой – перемещались в сторону стола, и тогда в них появлялось нечто меланхоличное.

– Роман Андреевич, – приветливо произнес Гельцер и легко постучал череном ножа по столешнице, словно призывая собравшихся к порядку. – И снова здравствуйте. Я же говорил вам тогда, что найду время для беседы.

– Где Рита? – спокойно спросил Роман, осторожно шевеля запястьями за спинкой стула и пытаясь ослабить веревки, но руки были связаны на совесть. Гельцер улыбнулся – теперь уж и вовсе лучезарно.

– Вот прям сразу и подайте ему Риту!.. Тут она, неподалеку… да не сверкай ты так глазами, меня аж дрожь берет, ей богу!.. – он отправил в рот ломтик семги. – В одной из соседних комнат – спит, как младенец, в целости и сохранности, ничего с ней не случилось. Я ж не изверг, – Дмитрий положил нож и развел руками, словно давая понять, что это никак не руки изверга. – Да и не в Рите, в сущности, дело. Ты уж извини, – он легко похлопал себя ладонью по челюсти справа, – ребята перестарались, очень уж обозлились на твои брыкания.

– Бить по бесчувственному организму невежливо, – заметил Роман, глядя на нежеланного собеседника и в то же время острыми, короткими взглядами обшаривая комнату и вид за окном. – А разговаривать со связанным человеком – и вовсе некультурно. Либо развяжите меня, либо свяжите всех остальных, и себя в том числе. А то я ощущаю некий дискомфорт.

– Ты тоже был не очень-то вежлив, – Дмитрий укоризненно покачал головой. – На причале хамил, племяннику моему, – он сделал жест в сторону жующего человека-ящерицы, – по морде дал зачем-то, а человек ведь ничего тебе не сделал. Верно, Игорек?

Игорек что-то согласно пробурчал, бросая в сторону Савицкого испуганно-злорадные взгляды, и налил себе коньяка.

– Я не люблю, когда за мной ходят, – Роман поморщился от боли в ноющем затылке. – Я становлюсь нервный и теряю координацию движений. Что тебе надо?

– Разговор у меня к тебе, Рома, – Гельцер сразу же помрачнел, – очень серьезный разговор, и я искренне надеюсь на твою откровенность. Ты же понимаешь, что у меня есть все основания на нее надеяться… Но вначале… все ж таки я тебя пригласил, неудобно как-то – мы тут пьем-закусываем, а гость в сторонке… Может, хочешь чего-нибудь? За стол, правда, не зову, но… Рыбки, мясца, – Дмитрий приподнял крышку, и по комнате сразу же разлился чудесный аромат. – Вепрятинка в брусничном соусе, а? Под коньячок? Или водочку? Лично, извини, не поднесу, но ребята – пожалуйста. Только развязывать я тебя не буду – уж больно, говорят, ты резвый. Так как, Ром?

– Если можно, воды, – отозвался Роман. – Только на этот раз не в морду.

– Ну, воды – так воды, – Гельцер пожал плечами почти с искренним огорчением гостеприимного хозяина, и сделал знак одному из охранников. – Тебе как – с газом, без газа?..

– Переигрываешь.

Дмитрий испустил сочный смешок и закурил. Охранник налил полный стакан воды, неторопливо подошел к Роману и ткнул край стакана ему в губы, глядя равнодушно. Савицкий, подавшись вперед, отпил половину, пролив часть себе на рубашку, и без того мокрую, потом снова прижался к спинке стула, пошевеливая ноющими, затекшими плечами и слушая, как где-то за окном быстро приближается насквозь знакомый звук моторки или катера. Охранник поставил стакан на стол и вернулся на свое место. В тот же момент Дмитрий тихо что-то сказал «администратору», тот кивнул и вышел из комнаты, а Гельцер встал и передвинул свое кресло, так что оно оказалось в двух метрах от Романа. Охранники остались стоять у стены.

– Советую не делать глупостей и на меня героически не прыгать, – ласково проговорил Гельцер, присаживаясь и забрасывая ногу за ногу. – Итак, Рома, приступим… Давай сразу – никаких «не знаю» и «первый раз слышу», идет?

– Да пожалуйста, я всегда могу сказать что-нибудь другое.

– Что – юморной? – Гельцер подмигнул ему, а в следующий момент его лицо сделалось серьезным, сосредоточенным, а глаза за тонкими стеклами очков заискрились льдом. – Когда Маргарита Горчакова наняла тебя для моей ликвидации, и как ты планировал это совершить?

– Что это за бред? – искренне изумился Савицкий. Гельцер досадливо вздохнул и поманил одного из охранников. Тот подошел и без лишних предисловий впечатал кулак Роману в челюсть, одновременно придержав ногой стул. Почти сразу же замахнулся снова, но Гельцер резко одернул его, глядя на Романа, который, мотнув головой, сплюнул на пол ярко-красным:

– Будет, Витя! Надеюсь, ты ему челюсть не сломал?

– Филигрань! – обиженно отозвался Витя, отступая за кресло. – Мягкие профилактические работы.

– Какой грамотный! – похвалил Роман, сплюнул еще раз и выпрямился. – Небось и институт заканчивал?

– А как же, – охранник ухмыльнулся. – Универ местный, факультет естествознания. Я ботаник.

– То есть, превратить тебя в овощ ему проблем не составит, – Дмитрий затянулся сигаретой и деликатно выдохнул дым в сторону. – Итак, мне повторить вопрос?

– Я расслышал с первого раза, – зло ответил Роман. – И ответ будет таким же! Единственно, в каком качестве нанимала меня Горчакова, это в качестве водителя, каковым я и являюсь! Никаких указаний насчет тебя она мне не давала! А лично мне до тебя вообще дела нет, понял?! Ты это сам измыслил, или подсказал кто? Так информацию проверять надо, прежде чем людей хватать без их на то согласия и метелить почем зря!

– Дмитрий Степанович, – с готовностью произнес Витя, но Гельцер упреждающе поднял руку, потом сказал:

– Отойди-ка.

Подождав, пока охранник удалится на надлежащее расстояние, он наклонился вперед и остро взглянул на Романа.

– Информацию я проверял. Мне известно, что существует некий список, мне известно, что в нем моя фамилия, мне известно, что все, кто есть в этом списке, мрут очень странным образом и мне известно, что ты к их смерти причастен. Сегодня ночью была убита еще одна женщина из этого списка. Думаю, у меня есть повод для беспокойства, а? Я не знаю, что там у Ритки за каша в голове образовалась, не знаю, какую цель она преследует, но знаю, что я следующий.

– Господи, да с чего ты Ритку-то сюда приплел?!

– Потому что у меня есть на то основания, – негромко и как-то смущенно ответил Дмитрий. – У меня есть информация, что ты меня уберешь. Я не знаю, что то были за люди, мне, честно говоря, и дела никакого нет. Но факт есть факт.

– И это ты называешь фактами?! – Роман, не удержавшись, рассмеялся. – Слушай, Гельцер, я тебя не понимаю. Ты, вроде, человек деловой, с мозгами, а тебе ткнул кто-то пальцем в мою сторону – гляди, вон, видишь, Роман Савицкий, так вот он тебя укокошит! И ты тут же проникаешься, начинаешь бегать кругами, подсылаешь веселых мальчиков с ножиками, причем в первый же день нашего знакомства!

– Это было просто… как это сказать, запугивание, – буркнул Дмитрий, и снова во всем его облике Роману почудилось странное смущение, хотя ему казалось, что он понимает причину этого смущения.

– Тыканье ножом в печень может отправить на тот свет достаточно быстро – и испугаться-то толком не успеешь, – заметил Роман и поморщился – кровь, стекавшая из уголка разбитого рта, уже ползла по шее, неприятно ее щекоча. – Ты хоть вообще понимаешь, что ты делаешь?

Гельцер чуть дернул рукой, уронив на пол длинный столбик пепла, задумчиво посмотрел на Романа и внезапно спокойно сказал:

– Нет.

В этот момент двери распахнулись, и в комнату ввалились двое мужчин в джинсах и ветровках, на которых темнели влажные пятна. Один из прибывших взмахнул в воздухе здоровенным, еще слабо трепыхающимся мокрым золотистым язем, которого он держал за жабры, и завопил:

– Степаныч, гляди, у старой плотины полтора десятка таких взяли!.. весь катер почти завалили!.. ты говорил – не ловится после грозы, не ловится!.. а я ж тебе утверждал, что после дождя они к самому…

– Вон отсюда! – страшным голосом заорал Гельцер, подскочив так, словно его подбросили. Охранники, правильно истолковав его поведение и вопль, ринулись на удивленных вошедших, и тех словно вынесло из комнаты. Вместо них в двери просунулась голова «ящерицы» и вопросительно повела очами в сторону Дмитрия.

– Игорь! – рявкнул тот, уже оседая обратно в кресло. – Ну какого хрена?!

Игорь оправдывающеся что-то бормотнул и исчез, старательно прикрыв двери. Гельцер повернулся в сторону Романа, наблюдавшего за происходящим с живым интересом. Почти сразу же Савицкий вновь стрельнул взглядом в окно. Трудно было сразу не понять, что они находятся отнюдь не в городе, но березы растут на многие километры вокруг Аркудинска. А за окном явственный плеск речной воды – причем это не Шая – та течет лениво и неслышно. Но речушка не мелкая – рыбаки подошли сюда на катере. Старая плотина есть на Шае, но это не Шая. Если б они шли оттуда… нет, вряд ли. Две разрушенных плотины есть и на Березянке… да, это ближе к истине.

– Загородный домик? – поинтересовался Роман. – Хорошее местечко выбрал.

– Пансионат будет, – Гельцер тоже глянул в окно. – Только достроили, пока еще открытие… ребята катера обкатывают, да и рыбалка здесь хорошая. В кои-то веки отдохнуть решил, а тут – здрассьте вам!

– Жаль – кровь с дерева плохо отмывается, – сказал Савицкий и сплюнул еще раз, отчего лицо Дмитрия чуть дрогнуло. – Что тебе надо, а? Ну с чего ты взял, что мы с Горчаковой задумали на тебя покушение?

– Во-первых, мне доподлинно известно, что ты с ней путаешься…

– Ну и что? Если б все рассуждали, как ты сейчас, на свете и никого живого бы не осталось.

– Я знаю, что в городе творится что-то очень странное, – Гельцер наклонился вперед так далеко, что чуть не соскользнул с кресла. – Я знаю, что ты в этом замешан… Знаешь, я не верю во всякие там фокусы, гипнотизерские шайки и тому прочее… но… Я уверен, что ты представляешь для меня опасность, я уверен, что Рита должна быть моей женой, я уверен, что должен тебя уничтожить – я понял это сразу же, как ты влез в наш разговор… Я послал людей тебя убить… я послал человека следить за тобой… и я хочу знать, на кой черт я все это делаю?!

Роман взглянул на его злое лицо, на холодно поблескивающие глаза, и впервые увидел за стеклами очков растерянность. Вероятно и сам Гельцер впервые в жизни чувствовал себя растерянным. Роман прекрасно знал ответ на его вопрос, но ответить-то как раз и не мог. Он взглянул на скучающих возле стены молодых людей, один из которых откровенно зевал, потом снова на Гельцера. Вся эта сцена до безобразия напоминала ему приевшиеся боевики – точно так же там привязывают к стульям, периодически болезненно портят внешность и много говорят не по делу. Ну конечно – банальность, так свойственная книгам Ивалди. А может и не книга тому виной, а Дмитрий, сам по себе бывший достаточно банальным.

Ох, Рита, Рита, играла б ты лучше на скрипке!

Гельцер аккуратно провел ладонью по волосам, посмотрел на часы и скривил губы, словно увидел там какую-то гадость.

– Почему-то мне кажется, что ты можешь прояснить этот вопрос. В своей жизни я никогда не опирался на «кажется» – я всегда действовал согласно расчетам и проверенным фактам, но сейчас у меня есть только список, дурацкое ощущение, что последние несколько дней я то и дело превращаюсь в марионетку, которую не только дергают за ниточки, но и вкладывают ей в голову чужие желания, а еще мне чертовски хочется проломить тебе башку, извини за прямоту. Разумеется, как только я разберусь, в чем дело. Рома, я тебе уже сказал, я человек деловой, к тому же, современный. В наших делах никогда не было грязи, я никогда никого не убивал и никогда не отдавал таких приказов. Кровь – это сейчас не модно, к тому же тщательно разработанными комбинациями можно добиться гораздо большего, нежели укладыванием конкурентов ровным штабелем согласно госту…

– Может, все-таки развяжешь – я хочу законспектировать.

– У меня совершенно нет времени, чтобы заниматься той ерундой, которой я сейчас занимаюсь! – зло процедил Гельцер. – И даже не столь важно, что ты, голубь, меня шлепнуть собирался, уж не знаю, как… У меня возникла беспредельная жизненная необходимость жениться на Горчаковой, хотя на самом деле мне это совершенно не нужно. Уж не говоря о таких банальных вещах, как любовь или богатое приданое. Доход ее состоит исключительно из ошметков Костиных денег да плюс то, что даю ей я! Да и сама Ритка меня мало привлекает – деваха, конечно, красивая, но когда человека постоянно избивают, с психикой у него черт знает что может случиться. Глядишь – вроде снаружи игрушка красивенькая, целехонькая, а внутри вместо механизма одни осколки да винтики…

– Замечательные же друзья были у господина Горчакова, – с холодной усмешкой произнес Роман, и Гельцер раздраженно отмахнулся.

– Речь сейчас не об этом!

– Если не об этом, чего ж ты ее сюда притащил?! Меня что ли недостаточно было?! Или ты думал, что Ритка тебе внушает, чтоб ты на ней женился?!

– А я не знаю, – ответствовал Гельцер. – Я не знаю, кто мне и чего внушает. Я послал за тобой кретинов, побоявшись обращаться к серьезным людям, потому что не мог понять, зачем вообще это делаю. Нельзя дико ревновать того, кого не считаешь своей собственностью. Нельзя хотеть уничтожить кого-то без всякой причины. Ты здесь не только потому, что мне сообщили о твоих нехороших намерениях и моем имени в списке. Ты здесь и потому, что я ощущаю себя оскорбленным ревнивцем из шекспировской трагедии, уверенным, что ему наставили развесистые рога! Ты прав, Савицкий, это бред! Может, я болен, может, у меня паранойя… Но люди, чьи фамилии рядом с моей, умерли не от паранойи. И совсем не зря ты и твой приятель мент завязаны во всем этом по уши.

«Вот как?» – мысленно сказал себе Роман, продолжая незаметно пробовать высвободить руки. С другой стороны, ну высвободит их он, а дальше что? Двое из стоящих у стены людей явно вооружены, да и в доме их еще неизвестно сколько. Гельцер сидит достаточно близко, в принципе, есть возможность использовать его в качестве живого щита, к тому же он обретет вполне весомый довод высказывать свои требования. Хорошо, если Рита здесь же в доме. А что, если она где-нибудь в другом месте? Что, если ее уже нет вообще?

В любом случае, от нытья и душевных терзаний ничего не изменится, не так ли? Гельцер сел близко, охрана, выказывающая безмолвное недовольство этим фактом, далеко – это большой плюс. Пытаться освободиться и высчитывать нужный момент. Плохо, что руки были не только связаны, но и привязаны к спинке стула – со стулом за спиной и полусогнутым много не навоюешь. Роман украдкой скосил глаза на столик, где поперек тарелки лежал, завлекательно поблескивая темным тонким лезвием, узбекский пичак, после чего устало обвис на стуле, все своим видом изображая сломленность и смирение с неизбежным.

– Не понимаю, чего ты от меня хочешь? – пробормотал он, не глядя на Гельцера. – Каких ответов ты ждешь? Что я гипнотизер? Что я устраиваю людям несчастные случаи?..

– Это не были несчастные случаи! – отрезал Дмитрий. – Тому, что это такое, я и определения подобрать не могу. И у меня нет никакого желания, чтобы со мной случилось то же самое.

– Ну, так я здесь, сделать ничего не смогу, чего ж тебе еще? Причину? Никто меня не нанимал, и мне совершенно наплевать – жив ты или нет.

– Насчет последнего, ты знаешь, верю, – Гельцер кивнул и встал, и Роман с трудом удержал на лице усталое смирение, не дав просочиться досаде. – Видать, сильно она тебе голову задурила… А ведь Рита – отнюдь не аленький цветочек, знаешь ли.

Роман, которому все эти бессмысленные и размытые разговоры уже до смерти надоели, хотел было ответить, что и сам Гельцер далеко не ромашка, но тут где-то в глубине дома что-то грохнуло, раздался визг, потом злой мужской окрик, дребезг, словно чем-то стеклянным от души запустили в стену, и где-то хлопнула дверь. Гельцер поднял указательный палец и улыбнулся.

– О! Похоже, наша Риточка очнулась. Три года ее знаю – не умеет дитя вести себя тихо, обязательно что-нибудь да разобьет, – он обернулся. – Витя, успокой девушку, только не сломай ей ничего… Да не дергайся ты, Рома, здесь все сплошные джентльмены и я в том числе – аж противно.

Его слова поддержал легкий металлический щелчок. Роман раздраженно взглянул в зрачок пистолетного дула, направленного ему в живот. Ботаник, усмехнувшись, вышел, бросив на ходу: