Текст книги "Последнее предложение (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

– Собственно и все, – устало сказал Роман, уводя проворный катерок за поворот реки. – На небольшой скорости эту бровку сразу видно, но если так нестись… Можешь вылезать. Или тебе понравилось сидеть вниз головой?

– А они за нами не погонятся?

– Вплавь, разве что.

Рита осторожно выпрямилась и оглянулась, по-прежнему держа себя за запястье, потом глубоко вздохнула и обмякла в кресле, мелко стуча зубами и безразлично глядя на летящий мимо нарядный утренний лес. Вяло дотронулась пальцами до разбитой губы и тут же охнула.

– Кажется, у меня запястье вывихнуто.

Роман, не глядя на нее, нашарил ее протянутую руку, осторожно ощупал запястье.

– Упрись ногами и схватись рукой за что-нибудь, – приказал он, мягко сжав ладонь, чуть повернул ее сначала в одну сторону, потом в другую, после чего, крепко схватив, дернул, и кость легко хрустнула, становясь на место. Рита вскрикнула и предприняла попытку залепить ему пощечину, но Савицкий увернулся и отпустил руку. Девушка, зашипев, потерла запястье и смахнула с глаз выступившие слезы.

– Сними эти лохмотья, – Роман кивнул на остатки ее кофточки, чуть сбрасывая скорость, – намочи в воде и завяжи запястье… Справишься?

– Да, – мрачно сказала Рита, стаскивая кофточку и оставаясь в одном лиловом кружевном лифчике. Пока она обматывала влажную тряпку вокруг руки, Роман, не сводя глаз с реки, стащил с себя мокрую, в кровавых разводах рубашку и бросил ей.

– Надень, другого, извини, нет. Только поосторожней с ней, – Савицкий хмыкнул, – она Валеркина.

– Куплю ему другую – эта уже никуда не годится, – заметила Рита, просовывая руки в рукава. Потом она подняла голову, взглянула на него и ахнула. – Господи, Ромка, ты же весь побитый!

– Не весь, а частично. Слушай, у тебя случайно в лифчике сигарет не завалялось? Курить хочу до черта!..

– У тебя кровь течет!

– Потечет и перестанет…

Рита подвинулась к нему, Роман ощутил прикосновение испуганной ладони и дернул плечом, сбрасывая ее руку. Рита вжалась в кресло, вцепившись побелевшими пальцами в полы незастегнутой рубашки и хрипло, безжизненно произнесла:

– Брезгуешь? После всего, что узнал?

– Рита, мне нужно следить за рекой, – устало отозвался Роман, откидываясь на спинку кресла. – Я не хочу напоследок во что-нибудь вмазаться и свести псу под хвост наши недавние героические действия. Выйдем в Березянку – там и обнимайся на здоровье, коли так охота… только бы топлива хватило…

Ее губы дернулись, и Рита, закрыв глаза, глубоко вздохнула, словно собиралась прыгнуть с большой высоты. Тонкие пальцы подрагивали, комкая бледно-зеленую материю.

– А Гельцер сказал тебе правду! Я его убила! – сообщила она с неким злым, полубезумным весельем. – И мне понравилось! Я бы убила его еще раз, если б была такая возможность! И я не несчастная жертва, превысившая предел самообороны! Это было продуманное убийство, понял?! Мы все продумали! Мы никого не нанимали! Я хотела убить его сама, и Денис сказал, что это правильно – он даже хотел, чтобы именно я… – голос Риты сорвался на взвизг. – Он заменил меня буквально минут за пятнадцать… а потом я… подождала… я позвала… и я всадила нож в затылок безоружному человеку, ясно?! А он понял… – ее ладони взлетели к губам, – понял, что я… Он даже сам повернулся ко мне спиной! Он смеялся! Он говорил, что я никогда не посмею… никто никогда не посмеет… Думаю, что он был очень удивлен, когда умирал! Думаю, он здорово разозлился! И я…

Роман быстро подвинулся на кресле и влепил ей пощечину – не очень сильную, но звонкую, и, ничего не говоря, вернулся к управлению. На щеке Риты расцвело алое пятно, и она машинально прижала к нему ладонь.

– Тебе надо было меня оставить, – едва слышно пробормотала она. – Зачем ты меня потащил после всего, что ты… Теперь, когда ты знаешь?..

– Черт, как же мне это надоело! – вскипел Роман. – С самого начала житья от тебя нет! С тех пор, как я с тобой познакомился, то почти каждые десять минут хочу оказаться, например, в Италии – и не потому, что мне Италия нравится, а потому, что там тебя не слышно! Мне совершенно неинтересно, что ты там сделала со своим мужем – воткнула в него ножик или прокрутила на мясорубке и нажарила котлет для городской знати – мне наплевать! По тому, что я узнал, странно, что ты не сделала этого раньше… но и не в этом дело! О другом сейчас надо думать! О живых, понятно! И о нас с тобой тоже – мне, например, помирать, все же, неохота! И тебе не позволю! Но еще одно слово на эту тему, и я тебя сам убью, ей богу, и Денис мне не помешает!

Несколько минут рядом с ним молчали, потом неуверенно произнесли:

– Ты действительно так думаешь?

– Вот черт! – буркнул Роман и почти злобно посмотрел на небо. Ему сейчас было совершенно не до всех этих откровений. Все его мысли занимало существо в облике Дениса. Почему в этот раз он ничего не сказал, и на его лице не было никаких эмоций? Пришел, сделал свое дело и ушел – и даже не взглянул на них. Это что-то значит или нет? – Разумеется, я так думаю, раз сказал. Мне только одно интересно… видишь ли, Майя показалась мне далеко не дурой. Не думаю, что она не заметила подмены. Она догадалась в процессе или знала обо всем заранее? – он покосился на застывшее лицо Риты, старательно разглядывавшей несущиеся мимо березы. – А-а, значит, заранее. Долго ты ее уламывала?

– Я ее не уламывала, – хрипло сказала Рита и устало посмотрела на него. – Она…

Девушка осеклась и прикусила губу, и Савицкий кивнул.

– Она была только за, не так ли? Ну, замечательно! Жена Нечаева – соучастница убийства. Надеюсь, Валерка-то хоть не в курсе?

– Нет, ты что?! – испуганно воскликнула Рита, вскакивая. – Ты же не…

– Разумеется, я не побегу к нему с подробным докладом. В данном случае это действительно не мое дело. Все, закрыли тему.

– Ты очень плохо выглядишь, – заметила Рита.

– Правда? Вот горе-то!

– Может, я поведу, а ты отдохнешь? Только скажи мне, что надо делать.

– Скажу – причем прямо сейчас. Сиди в своем кресле и, по мере возможности, не разговаривай. Этим ты мне здорово поможешь.

– Ладно, – тихонько сказала она и сжалась на сиденье, обхватив себя руками и тускло глядя перед собой. Роман отвернулся и несколько минут молча вел катерок, изредка поглядывая на часы и затылком чувствуя ее жалобный, несчастный взгляд – словно робкие пальчики, виновато скребущиеся в дверь в надежде, что впустят. В конце концов он не выдержал и протянул в ее сторону правую руку, чуть повернув голову, и левая ладонь Риты обрадовано скользнула в его пальцы. Савицкий сжал их и, размеренно встряхивая ее ладонь, четко произнес:

– Все будет хорошо! Что-нибудь придумаем! Всегда можно что-то придумать. Даже в подобной ситуации. Так что убери это выражение со своего лица. От тебя будет больше толку, если возьмешь себя в руки. Через часик приедем на твой остров…

– А если они…

– Приедем на твой остров, – с нажимом повторил Роман, снова встряхивая ее руку. – Не думаю, что они туда сунутся. А в том, что произошло с Гельцером, они нас никак обвинить не смогут… да и не станут. Кстати, что с ним произошло – по книге-то?

– Ты японским мечом отрубил ему голову… в смысле не ты, а…

– Понятно. А ты, судя по его высказываниям, себя в книге сделала его женой, правильно? Уж не спрашиваю, почему. Мне другое непонятно, – Роман отпустил ее руку. – Этот список – ты говорила о нем кому-нибудь?

Рита замотала головой.

– Странно, тогда откуда же Гельцер о нем узнал? Нечаев собирался сегодня идти с этим списком… нет, невозможно так быстро. Неужто он где-то прокололся? Хотя когда он искал людей из твоего списка и прибегал к чужой помощи, то давал каждому лишь по одной фамилии. Списка из этого не состряпаешь… разве что они все созвонились.

– Теперь-то какая разница? – Рита недоуменно пожала плечами. – Гельцер мертв, мы живы. Эта глава закончилась. Следующая – Шайдак, Ксения.

– Когда?

– Через несколько дней.

Роман внимательно взглянул на нее.

– А какой временной промежуток был в книге между смертью Крицкой и Гельцера?

– Твой персонаж убил Крицкую, – неохотно ответила Рита, отводя взгляд, – и пошел домой к… моему персонажу… вернее, в съемный частный домик, где она его ждала. А ранним утром в домик ворвался ее муж со своими людьми и пытался… Ну, тут ты… то есть он его и…

– А меч он откуда взял?

– В этом домике он спрятал кое-что из своего оружия… на всякий случай. В сущности, он был уверен, что Гельцер рано или поздно придет. Но в тот день уже собирался идти к нему сам. А Гельцер его опередил. Ну, я… – она прикусила губу, – вообще-то я не мастер рассказывать, на самом деле это…

– Я примерно представляю, что там на самом деле, – мрачно отозвался Савицкий. – Знаком с творчеством, как же! Зачем это тебе, Рита? – Роман окинул взглядом водное пространство перед катерком, потом взял ее за плечо и чуть подтянул к себе, заглядывая в потерянные, казалось бы, донельзя разнесчастные глаза – а вот, поди ж ты, в сине-зеленом все еще проглядывает вызов и что-то сродни уже остывающей ярости, вспыхнувшей еще в доме Гельцера. Не вздорная кошка сейчас, а злой, напуганный котенок, но и котенок может крепко оцарапать. Котенка можно, если что, за шкирку встряхнуть, а с этой что делать?! – Сколько лет ты была замужем?

– Три года, – угрюмо сказала Рита, подаваясь назад, но он не пустил.

– Я могу понять, почему во время… но вы писали и до твоего замужества, и после него ты… уж сама. Я не собираюсь толкать критическую речь, я просто хочу понять – зачем? У тебя хороший стиль, яркие диалоги, описания… Зачем тебе эта мерзость? Злости в тебе столько накопилось или что?

Рита помолчала, потом аккуратно высвободилась и начала сосредоточенно застегивать пуговицы рубашки.

– Мы любили пугаться, – тихо ответила она. – С самого детства любили пугаться и пугать тоже любили… Все любят пугаться. Почему, по-твоему, столько народу смотрит фильмы и читает книги, в которых сплошь насилие и кровь? Особенно фильмы… Сколько раз я слышала от кого-нибудь – мол, вышел новый мистический триллер, я его посмотрел – такая мерзость, или глупость, или еще что-то… Но он все равно смотрел. Он знал примерно что это и о чем, но все равно… Людям нравится смотреть, когда бьют морды, когда убивают, когда страшно, мерзко… Они это любят. Кто-то пугается, кто-то смеется, но и те, и другие получают удовольствие. А нам нравилось такое создавать. Это не просто книги, это – как болезнь, больше… Денис умер, и я попыталась написать что-то… другое, но все равно получилось то же самое. Может, и помягче, но все равно. Без этого нельзя. Ты говоришь людям гадости, я пишу кошмарные книги, но, возможно, только так мы чувствуем себя живыми.

– Ну, ты сравнила! – буркнул Роман и поежился – послегрозовое утречко выдалось прохладным, да и купание в холодной воде отнюдь не согревало. Он взглянул на густой березняк на левом берегу. Деревья стояли неподвижно, и листья лишь самую малость трепетали на легком ветерке. Пышная травяная зелень так и манила прилечь. Верно, сейчас и вправду было бы здорово лежать на траве, которую уже согревают солнечные лучи, – лежать среди покоя и птичьего щебета, смотреть на рассветное небо, перечеркнутое тонкими ветвями, и ни о чем не думать. Рита притихла, тоже глядя на берег, и ее пальцы проворно скользили между влажными прядями, заплетая их в косу.

– Тот человек на лестнице – кто он? – недоуменно спросила она. – Твой знакомый?

– А-а, это Шурка, – Роман усмехнулся. – Мы работали вместе лет десять назад в охране, по вечерам, когда я еще студентом был. Не забыл, надо же…

– В охране?! – в ее голосе появилась смешная укоризна. – А говорил, что архитектор…

– И архитектор.

– Так вы даже не друзья? Просто коллеги?

– Ну да. Гуляли иногда вместе – пиво там попить, девчонок подснять, – Роман покосился на нее, с усмешкой заметив, как в глазах Риты полыхнуло что-то сердитое.

– Тогда почему он нас отпустил? Даже помог… Если вы просто… почему?

Роман пожал плечами.

– Может, потому, что этот город не так уж равнодушен, как тебе кажется? Люди все разные, Рита. Нельзя всех под одну гребенку.

– Нет, большинство в этом городе совершенно одинаковы, – упрямо ответила она.

– Может, ты всю жизнь встречала не тех людей?

– Может, я вообще еще людей не встречала.

– Неужто сплошь чудовища? – Роман улыбнулся самому себе – довольно кисло. Рита тряхнула головой, и влажная коса перехлестнулась ей на плечо. Завозилась в кресле, устраиваясь поудобней, поджала под себя ноги и, баюкая ноющее запястье, задумчиво сказала.

– Может и так… И недавно я встретила на редкость кошмарное чудовище, а оно-то как раз вдруг взяло и оказалось человеком.

– Сядь нормально, – раздраженно ответствовал Савицкий. – Кувыркнешься на повороте, а мне тебя вылавливать совершенно неохота, да и надоело, если честно. Бэтман устал.

* * *

По-хорошему, катер следовало бросить еще за городом или хотя бы как можно дальше от острова и добираться своим ходом, но в таком виде они, едва-едва выбравшись из одной неприятности, тут же бы могли угодить в новую. Ни денег, ни телефона у них не было. К тому же под конец поездки Роман чувствовал себя совершенно разбитым и прекрасно осознавал, что в ближайшее время он, как защитник, никуда не годится – под силу будет разве что злобно плюнуть во врага, надеясь, что у него аллергия к чужой слюне. Боль прочно поселилась в затылке и время от времени напоминала о себе энергичным постукиванием, которое отдавалось в глазницах, кроме того его снова начало слегка мутить. Впрочем, Рита, сидевшая рядом, словно не замечала его состояния и смотрела восторженно, как на некоего легендарного рыцаря, которому все нипочем, который всех победил, небрежно вызволил принцессу и теперь направляется в родовой замок завтракать… нет, сначала в родовой ларек за сигаретами. Это льстило. Совсем немного, но все же льстило.

На острове их явно не ждали – едва катерок начал подруливать к причалу, как на нем беззвучно возник серьезный молодой человек и грозно сказал:

– Здесь частное владение. А ну разворачивайся!

Рита, которая с тех пор, как они вошли в оживленную Шаю, сидела съежившись возле креслица, не желая привлекать к себе лишнего внимания, тотчас же возмущенно вскочила, и охранник мгновенно утратил свою грозность.

– Маргарита Алексеевна! Что случилось?!

– Прими, – сказал Роман, заглушая двигатель и бросая охраннику конец. На причале появился еще один молодой человек – этот просто прибежал бегом, а следом за ним неожиданно притопал здоровенный американский бульдог, небрежно отпихнул в сторону пришедшего, чуть не столкнув его в воду, застыл на краю причала и жалобно-негодующе заскулил, глядя на Риту красноватыми старческими глазами – то ли радовался ее приезду, то ли изнывал от того, что хозяйка все еще слишком далеко и у него нет возможности кинуться к ней и устроить взбучку за столь долгое отсутствие. Его хвост бешено мотался из стороны в сторону. Как только канат был закреплен, и Рита, бережно подхваченная руками охранников, ступила на причал, пес восторженно запрыгал вокруг нее, извиваясь всем телом и издавая тонкие звуки, похожие на аханье. Она наклонилась, потрепала пса по голове, и по ее лицу немедленно заелозил мокрый язык. Рита что-то пробормотала бульдогу, и тот прекратил свои ужимки и сел, сразу же став очень серьезным.

– Помогите ему выйти, – Рита оглянулась на Романа, который стоял на палубе и с интересом наблюдал за этой сценой. – Только, ради бога осторожней!

– Ни к чему, я не инвалид и не старушка, – пробурчал Роман, перебираясь с катера на причал, но почти сразу же перед глазами у него все качнулось, и он чуть не упал. Крепкие руки надежно подхватили его с двух сторон, и он раздраженно дернулся, но его не отпустили. Бульдог вскочил и, глядя на него, угрожающе зарокотал.

– Гай, фу! – воскликнула Рита. – Свой! Это Гай, – пояснила она Савицкому – очевидно, на тот случай, если он еще этого не понял.

– Очень приятно, – Роман поднял голову и посмотрел на собачью морду, на которой явственно было написано, что пес от встречи с Романом никаких приятных чувств не испытывает. – Надеюсь, он не питается архитекторами?

– Нет, ну что ты, он очень добрый, – Рита солнечно улыбнулась. – Хотя не знаю, раньше ему их не предлагали… Гай, домой! Домой!

Бульдог мрачно взглянул на Романа, сделал какие-то выводы – явно не в его пользу, неторопливо развернулся и затрусил к особняку, всем своим видом давая понять, что возвращается в дом исключительно потому, что ему так захотелось, а уж никак не потому, что приказали. Роман усмехнулся, потом посерьезнел, глядя, как к причалу быстрой, уверенной походкой идет крепкий светловолосый мужчина средних лет в темных брюках и джинсовой рубашке. Он решительно высвободился из услужливо поддерживающих его рук и негромко спросил Риту:

– Начальник охраны?

Та кивнула.

– Таранов Сергей Васильевич. Можешь говорить с ним совершенно свободно.

Одновременно она сделала знак охранникам, и те отошли на несколько метров. Таранов остановился перед Ритой, окинул ее быстрым, цепким взглядом, без сомнения ухватив все детали общей растрепанности и выражения глаз, и спокойно произнес, не обращая внимания на Романа:

– В последнее время, Маргарита Алексеевна, я все чаще спрашиваю себя, почему до сих пор не подал в отставку?

– Бога ради, Сергей Васильевич, только не надо опять изображать воплощение укора совести! – чуть сварливо отозвалась Рита. – Пожалуйста, сделайте все, что вам скажет этот человек.

Таранов повернулся и посмотрел на Романа так, словно только что обнаружил его присутствие. Мгновенно оглядел его сверху донизу, вздернул одну бровь, и из изучающего его взгляд превратился в вопросительно-выжидающий.

– Излагайте.

– Этот катер, – Роман кивнул на покачивающееся у причала суденышко, – должен как можно быстрее оказаться как можно дальше отсюда и без малейших признаков того, что мы в нем были.

– Исправность и вообще сохранность обязательна? – поинтересовался Сергей Васильевич. Роман покачал головой.

– Вовсе нет, если, конечно, утрата исправности произойдет тихо и незаметно.

– Могли бы и не уточнять. Что-нибудь еще? – задал он вопрос Роману, глядя при этом на Риту.

– В начале Рядного спуска, у торца поликлиники стоит красная «восьмерка», – Савицкий продиктовал номер, и Таранов кивнул. – Ее нужно перегнать на автостоянку там же и сообщить о местонахождении Майе Нечаевой, – при упоминании имени Майи губы Сергея Васильевича едва заметно дернулись, и Роман только сейчас углядел на его правой скуле небольшой кровоподтек с царапинкой. – Сказать, что передал Савицкий. Но, к сожалению, ключей у меня нет.

– Машина была дана добровольно? – уточнил Таранов. – Хорошо, будет сделано. Все?

– И в ближайшие несколько часов меня ни для кого нет, – быстро сказала Рита и мотнула головой в сторону Савицкого. – А он здесь вообще никогда не появлялся.

– Разумеется, – Сергей Васильевич вытащил из кармана сотовый. – Маргарита Алексеевна, я могу спросить…

– Нет.

– Ладно. Я бы рекомендовал послать на берег за врачом для вашего гостя.

– Никаких врачей не надо, – буркнул Роман. – К тому же меня здесь нет. Все это пустяки, на самом деле.

Таранов вопросительно взглянул на Риту, и та неохотно кивнула.

– Да. Спасибо, Сергей Васильевич.

Она подхватила Романа под руку и, поддерживая его, повела его к особняку. Савицкий машинально прошел несколько метров, поглядывая на идущих по бокам охранников с совершенно непроницаемыми лицами, потом сердито высвободился

– Прекрати сейчас же! Я же сказал!..

– Или держись за меня, или я скажу ребятам, и они тебя понесут! – пригрозила Рита, и один из охранников усмехнулся.

– Да запросто, Маргарита Алексеевна!

– Что – привычные?! – огрызнулся Роман, но все же, хоть и неохотно, слегка оперся на ее руку, глядя на приближающийся особняк, обнесенный невысоким, но достаточно мощным забором. Перед воротами лежала ровная площадка, вымощенная узорчатыми красно-коричневыми плитами, окруженная ярко-зеленым постриженным газончиком. В центре площадки был воздвигнут небольшой, довольно аляповатый фонтан с непременными скульптурами – сплошь голые запылившиеся менады, увитые плющом и изгибающиеся по кругу в затейливом эротическом танце, выставляя налитые мраморные груди и глядя в никуда загадочными беззрачковыми глазами. Фонтан не работал, и проходя мимо Роман увидел, что в каменном ложе нет ничего кроме луж дождевой воды и мокрых палых ивовых листьев. Он подумал, что в теплую погоду во время горчаковских празднеств на площадку вокруг фонтана возможно выставляли столики для гостей, может быть, даже, сооружали нечто вроде маленькой сцены, но Рита вряд ли здесь играла на скрипке – если и присутствовала, то тихо, где-то в уголке… как и тогда. Несмотря на подстриженный газон, все здесь выглядело заброшенным, и молодой ивняк, подступавший к площадке, имел буйно-запущенный вид.

Они прошли через небольшие воротца, и Роман невольно остановился, насмешливо глядя на классический портик. Он впервые видел особняк не с берега, не издали, и сейчас он показался ему просто огромным – огромным и очень мрачным. Если раньше его башенки наводили на мысли о сказках братьев Гримм, то теперь эта ассоциация исчезла, и островерхие темно-коричневые крыши, бело-серые стены и высокие стрельчатые окна первого этажа если и вызывали некое ощущение сказочности, то сказка эта была злой и без всяких счастливых концов… как все истории Ивалди. Одно окно на третьем этаже было распахнуто, и в нем колыхалась темно-зеленая штора, словно приветливо машущая рука, приглашающая зайти, но принимать это приглашение почему-то не хотелось. Водосточные трубы и окна холодно сияли на солнце, тяжелая входная дверь красного дерева чуть покачивалась, словно в доме гуляли вечные сквозняки, и сам дом выглядел холодно и неприветливо. Зато вокруг него за забором оказалось спрятанным настоящее зеленое царство – сплошь пышные деревья разных пород, кустарники и цветы – все яркое, умытое дождем, свежее, усыпанное крохотными каплями воды. Отовсюду мягкими волнами накатывал цветочный аромат. Тихо журчал искусственный водопадик в маленьком водоеме, обложенном большими кусками туфа. На поверхности воды колыхались листья и раскрывающиеся цветы кувшинок, а вокруг прудика чуть покачивали ветвями пурпурные ивы. Над цветами деловито жужжали пчелы, порхали бабочки – здесь кипела жизнь, и замок с греческими колоннами выглядел среди этой жизни еще более нелепо, словно мрачный злой старик на развеселом молодежном карнавале.

– А айвы нет? – машинально спросил Роман, и Рита, улыбнувшись, покачала головой.

– Нет, не прижилась, к сожалению… Нравится? Этому садику всего год – в озеленительной фирме такие молодцы, сделали все, как я хотела. Раньше здесь… ну, не важно! Жаль, дом нельзя перестроить…

– Перестроить можно все, – Роман прищурился, и его взгляд стал оценивающе-задумчивым, – и я уже вполне представляю как. Место здесь, прямо скажем, неважное… но все равно, можно сделать так… – он склонил голову набок, потирая затылок, и Рита, не выдержав, засмеялась.

– Профессиональное, да? Я слегка забыла, что ты архитектор.

– Вы архитектор? – поинтересовался один из охранников с легкой ноткой уважения. Роман устало кивнул.

– Я архитектор. А скажи-ка, мил человек, нет ли у тебя сигарет?

Мил человек выудил из кармана пачку. Роман вытащил сигарету, щелкнул протянутой зажигалкой, глубоко затянулся, так что сигарета затрещала, и вместе с дымом облегченно выдохнул:

– Черт, хорошо!

Рита за его спиной что-то тихо сказала охранникам, потом осторожно потянула Романа к двери. Уже на пороге он обернулся и увидел, что охранники исчезли, словно по волшебству.

– А где у тебя охрана обитает? – поинтересовался он, и Рита махнула рукой в сторону.

– В левом крыле. Вместе с Тарановым их четверо, но один сейчас на берегу. Охрана, они же технический персонал.

– А в доме кто-нибудь есть кроме тебя?

– Нет. Майя раньше проводила здесь довольно много времени, но… вчера вечером я ее… попросила ее больше не приходить. После всего… я подумала, что это может быть для нее опасно. Наверное, мне нужно и охрану отослать, как ты считаешь?

– Позже. И не страшно тебе тут одной со своим гарнизоном? А вдруг он мятеж поднимет?

Рита в ответ только фыркнула, закрывая дверь.

В просторном пустом холле обнаружился Гай – бульдог величаво возлежал на единственном предмете обстановки – небольшом цветастом диванчике, свесив заднюю лапу. Увидев Романа, он снова зарокотал и начал было подниматься с недвусмысленным видом, но Рита сердито прикрикнула на него, и пес плюхнулся обратно и умостил голову на передних лапах, недобро следя за Романом, который в сопровождении хозяйки шел к лестнице. Когда Савицкий уже поднимался по ступенькам, Гай коротко гавкнул ему вслед – негромко, как бы предупреждая, что в случае чего незнакомцу крепко не поздоровится.

Изнутри особняк, как и площадка перед ним, выглядел запущенным, нежилым и нелепым. Помимо основной лестницы каждый этаж соединялся с другим несколькими узкими хрупкими винтовыми лесенками в самых неожиданных местах. Под узкими ступеньками была пустота, лесенки висели в пространстве «воздушной башни», словно корабельные ванты. Петляли широкие коридоры, и Роман вскользь подумал, что остававшимся на ночь подвыпившим горчаковским гостям, верно, было тяжело добираться до своих комнат. На лестничных перилах и немногочисленной мебели лежал толстый слой пыли, изредка попадавшиеся зеркала в тяжелых аляповатых рамах казались мутными, кое-где встречались и невесомые нити паутины. Рита, заметив его взгляд, пояснила:

– Уборщица обычно приходит дважды в неделю, но в последние две недели я ее не вызывала, сам понимаешь… А пыль здесь накапливается быстро. Сама-то я, в последнее время, редко бываю дома – не то, что раньше…

– Изнутри этот дом кажется еще более дурацким, чем снаружи, – заметил Роман. – Я думал, что Горчаков собирался устроить здесь пансионат, но для пансионата нужна четкая и простая планировка. Здесь очень легко заблудиться.

– Да, я до сих пор иногда как забреду куда-нибудь… – Рита покачала головой. – На самом деле, я не знаю, что конкретно он собирался здесь устроить. Но его всегда очень забавляло, когда гости из разных концов дома кричали «Ау!» или принимались суматошно звонить по сотовому и спрашивать, где они и как им выбраться. Настоящая находка для любителей играть в прятки.

– Я всегда больше любил играть в догонялки, – рассеянно пробормотал Роман, закидывая голову и глядя на квадратные встроенные светильники, расписанные диковинными птицами. – Где книга, Рита?

– Да какая тебе сейчас книга?! – отозвалась она чуть сварливо. – Ты посмотри на себя!

– Смотрел уже – очень даже ничего.

– Ты все равно сейчас не сможешь ничего прочитать. Я вчера разбила компьютер.

– Ты же говорила, что…

– Ну, системник-то целехонек, – Рита криво усмехнулась. – А вот монитор вдребезги. Нужно ждать, пока привезут новый, но еще слишком рано, магазины закрыты. Не ехать же нам в город с винтом?!

– Нет. Кстати, твой пистолет остался там, у Гельцера?

– Нет, – недовольно ответила она. – Понятия не имею, куда он подевался, вчера вечером весь дом перерыла. Наверное, завалился где-то…

– Этого еще не хватало! Поищи снова – это тебе не игрушки!.. – Роман остановился возле одной комнаты, дверь в которую была приоткрыта, и изумленно спросил: – А это что – тронный зал?

Она снова усмехнулась – на этот раз зло и ногой толкнула дверь, так что та, распахнувшись, ударилась о косяк. Роман шагнул вслед за ней в огромную пятиугольную комнату и остановился, глядя на огромное красное с позолотой кресло, стоявшее у стыка дальних стен. Золотистые ручки были выполнены в виде лежащих львов довольно упитанного вида, а на верху спинки примостился золотистый же, расправивший крылья двуглавый орел, обе головы которого смотрели в разные стороны с таким выражением, словно орел только что откусил от чего-то кислого. Перед креслом, и впрямь очень похожим на трон, стоял тяжелый дубовый овальный стол с резными ножками, к которому были придвинуты двенадцать массивных стульев. По обе стороны кресла возвышались бронзовые канделябры на длинных фигурных ножках, на потолке была позолоченная лепнина – сплошь оскаленные звериные морды над перекрещенными алебардами. В двух стенах, расходящихся от «трона» было множество ниш с темно-коричневыми колоннами по бокам, и в нишах этих расположились мраморные скульптуры. По одну сторону стояли классические скульптуры представителей древнегреческого пантеона, по другую – довольно неплохо выполненные статуи мифических существ различных религий. Кроме распространенных гарпий, грифонов, минотавра, гидры и прочих Роман с удивлением увидел вавилонского леогрифа, амамет – помесь крокодила, льва и бегемота из египетской мифологии, иудейскую мантикору и кошмарный гибрид льва и лягушки с огромной зубастой пастью – вполне возможно, ши-цза из китайских мифов. По обе стороны двери стояли рыцарские доспехи, а на стене над ними висела целая коллекция мечей – все клинками вниз – европейские, китайские, японские, русские, скандинавские. Был здесь и огромный двуручный фламберг с волнообразным лезвием, прозванный пламенеющим, и глядя на сверкающий клинок, Роман ощутил в затылке холодок некоей легкой неустроенности, смешанной с таким же легким восторгом. Оружие было настоящим – не те поделки, что продают в магазинчиках неприхотливым любителям увешивать свои стены всякой дребеденью – и казалось очень ухоженным. С одной стороны хищные сияющие формы радовали глаз своей безупречностью и так и тянуло подержать в руках хоть один, примерить черен к ладони, но, с другой, при данных обстоятельствах немного не по себе, когда рядом столько колюще-рубящих предметов. Возле одной из стен расположился массивный камин, и светлое пятно над каминной полкой наводило на мысль о том, что раньше там была картина – вполне возможно, портрет покойного Горчакова. Неподалеку от пятна висела секира, выглядящая как-то одиноко, несмотря на внушительные размеры.

– М-да, – протянул Роман, ошарашено оглядываясь. – А больному-то был нужен покой… Это для рыцарских собраний или для медитации?

– И для того, и для другого, – неохотно ответила Рита, шлепнув ладонью по темной столешнице. – На все это есть покупатель, часть статуй и доспехов я уже продала… а вот оружие… Никак не решусь. Иногда я вызываю специалиста, он приводит его в порядок. Оно замечательное, правда? То-то, ты смотришь на него, как малыш на сладости. Хочешь, подарю один?

– Ага, вон тот, двуручный, отвезу его домой в трамвайчике, пройдусь по двору с задумчивым видом, отрабатывая удары на окрестных березках и соседях, – Роман хмыкнул, гася окурок в пепельнице, кстати оказавшейся на каминной полке. – Подари мне лучше пачку сигарет, дитя, а без меча как-нибудь обойдусь – пока, во всяком случае.