Текст книги "Последнее предложение (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)

– Ладно, – неохотно пробормотал Савицкий, – давай, мы промоем тебе руку, замажем… но ты сразу же пойдешь домой, понял?

– Ага, – малыш шмыгнул носом и шагнул в открытую дверь так простецки, что Роман невольно изумленно застыл на пороге. В нынешние времена доверчивость не была присуща даже детям.

– Слушай, малый, а тебе мать не говорила, чтобы ты не подходил к незнакомым людям? И уж тем более, не заходил к ним домой?

Мальчишка обернулся. Казалось, он искренне удивлен.

– Но я же тебя знаю. Ты – Рома, так тебя называет дядя Миша, который часто спит за площадкой. А еще тебя называют Хамло. А еще называют Му…

– Ограничимся «Ромой», – поспешно сказал Савицкий, закрывая дверь. – Клади свою тетрадь здесь и пойдем в ванную. Тебя-то как зовут?

– Денис, – сообщил мальчишка и положил тетрадь на тумбочку, еле-еле дотянувшись до края. – Лозинский.

Роман пожал плечами – фамилия ничего не могла ему сказать, поскольку он не знал ни одной фамилии здешних обитателей, кроме Мишки Желудя, и понятия не имел, кто живет в соседнем доме, да еще и в четвертой квартире. Он отвел Дениса в ванную и промыл ему ссадину, после чего отыскал в аптечке заживляющий бальзам и сделал мальчишке повязку, израсходовав весь свой более чем скудный запас бинтов. Денис, устроившийся на бортике ванны, стоически перенес процедуру и даже не поморщился, лишь то и дело принимался грызть ногти.

– Ну, вот, – сказал Роман, – потом твоя мамаша сделает лучше. Господи, ну и воняет же от тебя… Ты хоть моешься?

Мальчишка не ответил, с интересом разглядывая свою руку и болтая ногами, потом ткнул указательным пальцем в направлении правой щеки Савицкого.

– Ты был на войне?

– Нет, – Роман ссадил его с бортика ванны и вывел в коридор. – Так когда вернется твоя мамаша? Или отец?

– Только мама, – Денис подтянул грязные джинсы. – Ее зовут Оля. Это очень важно.

– Мне это совершенно неважно, – Роман вытащил из пачки сигарету, недовольно посмотрел на нее и спрятал обратно. – Так когда она придет?

– А она и не уходила, – Денис прошмыгнул в кухню и уселся на стул задом наперед, жадно оглядываясь по сторонам.

– Как не уходила? – Роман остановился перед ним, сунув руки в карманы брюк. – Ты же сказал, что у тебя закрыто.

– Ну да, – Денис потянулся к маленькому музыкальному центру, стоявшему в нише шкафа. – Можно включить?

– Нет, нельзя! – Роман перехватил его руку за запястье и легко хлопнул грязную ладошку о столешницу. – Так значит, твоя мать дома? Так чего ж ты мне голову морочишь?! Иди домой!

– Там закрыто. Дома было скучно, я вышел, а дверь захлопнулась.

– Елки, так постучи в нее! – сказал Савицкий, раздраженный бестолковостью ребенка. – Раз твоя мать дома, то она тебе откроет! Она же тебя не выгнала?

Мальчишка покрутил головой.

– Ну, так в чем дело? Или я еще и должен тебя за ручку отвести?! – вскипел Роман и все-таки закурил.

– Она и тебе не откроет, – сообщил Денис, разглядывая прозрачные дверцы посудных шкафов. – Она занята.

– И чем же таким она занята, что дверь открыть не может? – уже почти зло спросил Роман, открывая кран и подставляя стакан под струю воды.

– Она висит.

Роман вздрогнул, стукнув стаканом о край раковины, и обернулся, недоуменно глядя на мальчишку. По затылку отчего-то пробежал неприятный щекочущий холодок, и Роман невольно провел там кончиками пальцев, будто на затылке примостилось назойливое насекомое. Денис смотрел на него с откровенным интересом, точно ожидал занимательной реакции, и Роману захотелось как следует его выпороть.

– В смысле? На телефоне, что ли? Или она у тебя спортсменка? – кто-то у него в голове облегченно вздохнул – конечно, спортсменка, вот тебе и разумное объяснение – подтягивается на турнике… а ты чего подумал, Савицкий? Вот чего ты подумал? – Висит на турнике, правильно?

Денис замотал головой, и в сине-зеленых глазах Роману почудилась хитринка.

– Нет. На люстре.

Савицкий с грохотом поставил стакан на стол, выплюнул сигарету в раковину, схватил мальчишку за плечи и встряхнул так, что тот лязгнул зубами.

– Малый, тебя кто надоумил меня разыгрывать?! – он встряхнул его еще раз. – Говори, или я тебя так выдеру – неделю сидеть не сможешь! Чьи это шуточки?!

Малыш вытаращился на него во все глаза, сморщился и его рот расползся во все стороны. Он вздохнул, набирая воздух для грандиозного рева, и Роман поспешно отпустил его. Ребенок – это уже было плохо, но плачущий ребенок – это во много раз хуже.

– Извини, ну, извини… – он неумело огладил плечи мальчишки, прижал пальцы к его мокрым губам и тут же убрал, машинально вытерев их о штанину. – Я больше не буду, но и ты не шути, понял? А теперь говори правду – где твоя мать?

– На лю…

– Мальчик, – Роман приложил кончик указательного пальца к его носу, – дядя Рома терпеливый до поры, до времени, но если ты будешь с дядей Ромой шутить, то дядя Рома сильно разозлится. Давай еще раз.

– Только теперь она на полу-у-у, – проныл Денис, скосив глаза на палец Савицкого.

– Кто на полу? Мать?

– Лю-у-устра! А в потолке крючок… и там провода… много проводов… и она висит… и на лице волосы… – мальчишка начал размеренно икать, и Роман опустил руку, ошеломленно глядя на него. – Я хотел на улицу… но она ничего не говорит… и я ушел. С ней скучно. Зачем она туда залезла, а?

Роман встал, схватил стакан со стола и протянул ему.

– На, выпей-ка, – он отвернулся, и его взгляд уткнулся в трубку радиотелефона, лежащую на столе.

Врет пацан, конечно же врет. Кто-то его подучил… сам бы вряд ли такое измыслил – слишком мал… Черт, ну и ситуация!

– Ей, наверное, там холодно, – сказал за его спиной детский голос, потом послышалось продолжительное бульканье. – Она совсем голая.

Роман протянул руку к телефону, выругался вполголоса и отдернул ее. Посмотрел в окно.

Даже, если это и правда, что ты сделаешь, что?

Я тут давно…

Савицкий, это не твое дело!

– Вот что… – неуверенно произнес он, – ты знаешь свой телефон?

Ответ мальчишки был именно таким, какого он и ожидал.

– Нет.

– Хре… ладно, сейчас, – Роман нервно провел ладонью по лицу, – сейчас я позво… нет, сейчас мы пойдем и проверим, и если ты мне наврал…

– Пойдем! – Денис поставил стакан и обрадовано спрыгнул со стула. – А ты мне потом почитаешь?

– Еще как, – хмуро ответил Савицкий, быстрыми шагами идя в прихожую. Пока он завязывал шнурки ботинок, мальчишка стянул с тумбочки свою тетрадь и теперь вовсю крутил ручку нижнего замка, то открывая его, то закрывая. Роман схватил ключи и, не надевая куртку, распахнул дверь и выскочил на площадку. Денис замешкался в прихожей, разглядывая календарь с мчащимся по пустынной трассе роскошным «феррари», и Роман выдернул его из квартиры за плечо. На почти неуловимое мгновение ему захотелось юркнуть обратно в квартиру, оставив пацана на площадке вместе с его проблемами, тетрадкой и придуманной голой мамашей, висящей на люстре, после чего он зло хлопнул дверью.

На улице Денис сразу же начал ныть:

– Дядя Рома, я не могу так быстро!..

Роман чертыхнулся, подхватил его и сунул под подмышку, после чего почти побежал через двор к соседнему дому, хотя не имел ни малейшего намерения не только бежать, а и вообще туда идти. Но что-то заставляло его, может, те холодные лапки, щекотнувшие недавно его затылок. Пацан, конечно же, все выдумал, но все равно Роману было сильно не по себе. Не каждый день к тебе приходят маленькие мальчики и сообщают, что их мама висит на люстре. Он перехватил Дениса чуть пониже, чтоб его свисающие ноги не колотили его по бедру, и спросил на ходу:

– Почему ты пришел именно к моей квартире?

– Не знаю, – почти весело ответил малыш, явно довольный тем, что его несут. – А ты можешь бегом?

«Ремнем! – с наслаждением подумал Роман, снова перехватывая сползающего мальчишку – тот оказался очень легким, но ноша была непривычной и неудобной. – Со всего размаха! Чушь это все, что детей нельзя пороть!»

– Туда, – сообщил Денис, вытягивая руку в направлении первого подъезда. – Только она тебе все равно не откроет.

Роман ничего не ответил и влетел в подъезд, чуть не столкнувшись с выходящей полной женщиной, которая испуганно ахнула и воскликнула:

– Да смотреть же!.. чуть не убил!.. господи!..

Роман, не слушая ее, взбежал по лестнице, поставил мальчишку перед красно-коричневой дверью с золотистой цифрой «4» и вонзил палец в пуговку звонка, огласив гулкий подъезд громким пронзительным дребезгом, напомнившем ему старый будильник школьных годов, который сметал с постели не хуже урагана. Он звонил почти десять секунд, потом опустил руку, слушая, как последняя трель звонка затихает где-то в недрах квартиры. Трель угасла – и все, тишина – ни звука, ни движения за дверью. Роман наклонился к двери, напряженно прислушиваясь, потом, прищурившись, посмотрел в дверной глазок, мутный, словно бельмо слепца. Мальчишка рядом с ним монотонно шмыгал носом.

– Ну, я же сказал! – победно заявил он, когда Роман отодвинулся и грохнул в дверь кулаком, а потом подергал ее туда-сюда. – Она не откроет.

– Просто никого нет дома, – раздраженно сказал Роман – не столько ему, сколько самому себе. – Вот и все.

Собственно, это действительно было все. Пусть изобретательный мальчишка сидит тут и ждет, а он, Роман, пойдет домой. Вообще не нужно было сюда приходить. Пацан бы и сам дошел спокойно – пройти от одного дома до другого – дело нехитрое и для четырехлетнего.

– Она дома, – Денис посмотрел на него каким-то удивительно взрослым взглядом, и по затылку Романа отчего-то вновь заелозили холодные щекочущие лапки. У четырехлетних мальчишек не бывает, не должно быть таких взглядов. Словно ребенок, выйдя из квартиры, что-то вынес из нее в своих глазах, и это что-то…

– Я тебе покажу, – Денис схватил его за рукав рубашки и потянул к выходу из подъезда. – Ты можешь залезть на окно. Я тебе покажу, какое. Скажешь ей, чтобы она спустилась и открыла дверь.

Роман, мысленно ругаясь на чем свет стоит, позволил маленькой руке вывести себя из подъезда. Денис остановился и показал на второе от подъездной двери окно, забранное узорчатой облезлой решеткой и почти полностью спрятавшееся за большим кустом шиповника. Роман неуверенно оглянулся на многолюдный двор и почесал затылок.

– Только этого не хватало!.. Ладно, подожди в подъезде.

– Я буду тут, – Денис плюхнулся на скамейку и тут же заболтал ногами. Савицкий огляделся еще раз и перебрался через низкий заборчик. Прошел между кустиками фиалок, вспугнул кошку, блаженствовавшую под кустом шиповника, ухватился за прут решетки и подтянулся, поставив ногу на выступ. Перехватил прут повыше и забрался на железный подоконник, который тут же предательски грохотнул под его тяжестью.

Бледно-синие шторы на окне были задернуты наполовину, оставляя для обзора пространство шириной чуть больше полуметра, и Роман, держась одной рукой за решетку, а ладонь другой ребром прижав к виску, наклонился, заглядывая в окно, для чего ему пришлось прижаться к решетке лицом. Та была очень холодной и шершавой.

Даже блеклого пасмурного света улицы хватило, чтобы контраст в сочетании с полузакрытыми шторами сделал комнату за стеклом довольно темной, но все же Роман разглядел достаточно.

Женщина, которую звали Оля, не была абсолютно голой. На ней были ярко-красные кружевные трусики, сползшие и лишь наполовину прикрывавшие бледные ягодицы, а на правой ноге – розовый тапочек с пушистым помпоном, который болтался, зацепившись за большой палец. Второй тапочек лежал на полу среди осколков разбитой люстры, место которой теперь занимало человеческое тело, неподвижно висевшее спиной к окну на фоне книжного шкафа. Голова женщины склонилась вперед и влево, и белый толстый провод выныривал из темно-рыжих прядей волос на затылке и тянулся к потолку, захлестнутый за удерживавший люстру крюк. Руки с полусогнутыми пальцами ровно и как-то удивительно безмятежно свисали вдоль бедер, и на правом запястье нарядно блестел золотистый браслет часов.

Он смотрел на нее почти две секунды, которые, казалось, растянулись на годы. Взгляд не охватывал всей открывшейся ему картины, выдергивая из нее отдельные рваные моменты, как дрожащие пальцы вырывают клочки со словами из скомканного газетного листа, и, как Роман ни был ошеломлен, он успел осознать две вещи, прежде чем спрыгнуть с подоконника. Во-первых, женщина под потолком была мертва, причем случилось это не пять и не десять минут назад, и даже не полчаса.

…Я тут давно…

Во-вторых, расстояние от пола до ног со скрюченными, сведенными судорогой пальцами было больше полуметра, и на этом полу не было ничего, похожего на отброшенный стул или еще что-то, с помощью чего женщина могла бы дотянуться до крюка, привязать петлю и надеть ее себе на шею. Вокруг было пустое пространство, и ближайшая мебель – пухлое пестрое кресло, стояла слишком далеко – не вскочила же она с него в петлю прицельным прыжком?!

Тело вдруг легко качнулось, словно кто-то невидимый подтолкнул его, и начало медленно поворачиваться, продолжая слабо раскачиваться из стороны в сторону, – жуткий маятник в виде человека. Нога женщины дернулась, тапочек свалился с нее и беззвучно шлепнулся на пол, и в тот же момент Роман развернулся и спрыгнул в палисадник, еще в полете услышав женский крик.

– Эй, ты что это там делаешь?! Ворюга! Сейчас милицию вызову!

– Вызывай! – заорал Роман, приземлившись чуть ли не в колючий шиповник и мгновенно вскакивая на ноги. Он вылетел из палисадника – туда, где возле двери в подъезд стояла та самая женщина, с которой он недавно столкнулся. – И «скорую»! Да живее, что ты стоишь, дура! – он зло впихнул ее в подъезд. Женщина хотела было снова закричать – на этот раз от испуга, но увидев выражение лица Савицкого, развернулась и проворно засеменила по лестнице. Роман хлопнул себя по бокам – ну, конечно, куртку он оставил дома, а вместе с ней и сотовый. Он глянул на скамейку, где оставался сидеть Денис. Скамейка была пуста. Роман суматошно огляделся – нет, нигде не видать мальчишки. Ну и черт с ним, потом найдет! Он с грохотом влетел в подъезд, в два прыжка взлетел по лестнице и на третьем прыжке въехал в дверь плечом. Дверь дрогнула, но выдержала. Роман ударил еще раз. Женщина позади него скрежетала ключом в замке и испуганно-жадно спрашивала:

– Что-то с Ольгой Матвеевной, да? Что-то с Ольгой Матвеевной?

В тот момент, когда Савицкий примеривался к третьему нападению на упрямую дверь, из соседней квартиры выглянул сонный мужичок в тренировочных штанах и раздраженно осведомился:

– Ты какого… здесь на… творишь?!

– Помоги с дверью… там баба в петле… вроде жива еще…

Мужичок изумленно вытаращил глаза, и из-за его плеча тотчас выглянуло худое женское лицо с прилипшим к нижней губе листиком петрушки и угрожающе сказало:

– Вася, не суйся не в свое дело! Потом не оберешься…

– Уйди! – рявкнул мужичок и подскочил к Роману. Женщина осталась стоять на пороге, глядя на них с настороженным любопытством и что-то жуя. – Давай… раз, два… три!

Они слаженно ударили в дверь, и на этот раз замок не выдержал. Что-то кракнуло, дверь просела, и Савицкий с мужичком по инерции влетели в квартиру, сметя по дороге тумбочку, с которой с дребезгом посыпалось какое-то барахло, и в воздухе тотчас разлился густой запах жасмина. Роман, не останавливаясь, перепрыгнул через упавшую тумбочку и бегом кинулся в комнату. Он слышал, как мужичок, ругаясь, топает следом. Кто-то взвизгнул за его спиной, да так громко, что у Романа зазвенело в ушах. Мотнув головой, он подскочил к висящему телу, которое все еще чуть покачивалось, обхватил за лодыжки, чтоб приподнять, но тотчас отдернул руки и отпрянул назад, и потревоженное тело медленно закружилось, отчего свисавшие рыжие волосы мотнулись туда-сюда, и тусклый сеявшийся из окна свет заиграл на часах и золотых кольцах. Мужичок рядом с Романом шумно вздохнул, потрогал женщину за щиколотку двумя пальцами и тотчас, скривившись, вытер руку о штаны.

– Да она уж остыла, бедная, – он перекрестился и снова вздохнул. – Жаль, хорошая была женщина… Что ж она… да еще в таком виде…

– Кошмар какой! – дрожащим голосом осуждающе сказала худая женщина, стоявшая позади него. Ее глаза бегали вверх-вниз, жадно впитывая все подробности. – Оделась бы хоть…

Савицкий, все еще стоявший с протянутыми руками и ошеломленно смотревший на голый живот повешенной, кожа на котором приобрела бледно-серый оттенок, краем сознания уловил в женском голосе странные нотки недоумения и вздрогнул, опуская руки, и в этот момент нежданный помощник зло, с нажимом сказал:

– Иди домой, Катька! Иди и Райку сюда не пускай – точно ведь сейчас прискачет поглазеть!..

Женщина что-то недовольно ответила, сзади послышалась возня, потом звук пощечины, но Роман не обернулся, сжимая и разжимая пальцы, которые все еще хранили неприятное ощущение от прикосновения к холодной, неживой плоти. Он думал о мальчишке, который сейчас возится где-то во дворе или пристает к кому-нибудь, чтоб ему почитали.

… ей, наверное, там холодно… зачем она туда залезла?..

Да только, похоже, залезла она туда не сама.

Безвольно свисающая рыжеволосая голова вдруг дернулась и начала медленно подниматься, тусклые пряди волос поползли вверх, открывая небольшую, чуть обвисшую грудь, казавшуюся очень холодной – словно кожу натянули на отполированные куски льда, – и шею, на которой был затянут провод. Белый штепсель, торчавший из узла, врезался в горло под подбородком, словно какой-то безумный шутник пытался включить его в женщину, словно в розетку.

Роман, не отрывая взгляда от поднимающейся головы, качнулся назад, не в силах поверить в то, что видит. Ведь он дотрагивался до нее, она была мертва – это совершенно точно, ошибиться было невозможно… ведь не держали же женщину в морозильнике, прежде чем подвесить к потолку?!..

Голова, поднимавшаяся медленно и плавно, вдруг снова дернулась, и Савицкий задохнулся, глядя на страшное, распухшее, синюшное лицо. вывалившийся язык казался почти черным, выпученные глаза, испещренные сеткой лопнувших сосудов, смотрели точно на Романа, и чей-то мерзкий голосишко в глубине его потрясенного сознания издевательски пропищал:

– А ведь она тебе видит, Ромка. Что ты на это скажешь? Ивалди бы это понравилось, а?

Язык женщины лениво, с сырым хлюпающим звуком втянулся в рот, оставив на подбородке розовую влажную полосу, она растянула губы и произнесла неожиданно нежным, почти волшебным голосом:

– И про тебя там тоже есть.

Не выдержав, Роман хрипло выдохнул, дернулся в сторону, налетел на Васю, и они вместе растянулись на паласе, неподалеку от кучки скомканной одежды. Савицкий тотчас вскочил, дикими глазами глядя на женщину, которая мирно висела в такой же позе, как они ее и нашли, опустив голову на грудь – и совершенно непохоже было, чтобы эта голова только что поднималась. Он моргнул, провел ладонью по лицу, с силой надавливая, точно пытался содрать с него кожу, и хрипло выругался. Тягучий назойливый запах жасмина полз из коридора, сплетаясь с запахом мочи, исходившем от темного пятна на паласе под мертвыми ногами, – тошнотворная смесь.

– Ты чего? – удивленно спросил мужичок, поднимаясь с паласа и глядя на Романа с опаской.

– Ты сейчас… да нет, ничего, нервы шалят, – Роман на всякий случай отступил на шаг назад. – Я не каждый день на висельников смотрю, понял?!

– Да чего уж там, – Вася покрутил головой и подошел ближе к трупу, внимательно приглядываясь и что-то недоуменно бормоча.

– Ты чего – решил в подробностях рассмотреть?

– Да просто… что-то… да Ольга ли это? – он наклонился, и Роману отчаянно захотелось оттащить его назад. Он почувствовал смятение – какого черта?! Ему просто привиделось, ему весь день что-то чудится. Мертвецы есть мертвецы – и нечего от них ждать каких-то фокусов! Повесили бедную женщину – да грустно, да неприятно, но бедная женщина уже ничего не может сделать, кроме как висеть и остывать, как полагается. Так что хватит дергаться, Савицкий, у тебя теперь и без того проблем хватает. Удрать уже не получится, тебя видели, о тебе расскажут – только хуже сделаешь. Как ни крути, а с органами общаться придется, хоть этого и хочется меньше всего. Ох, пацан, и чего ж ты не сел на чей-нибудь другой коврик?!

Да ты и сам хорош – какого черта ты его впустил?!

– Смотри, ничего нигде не трогай, – сказал он вместо этого, и Вася посмотрел на него озадаченно.

– Да я и не… а че такое?

– Стул видишь на полу?

– Нет.

– Вот то-то и оно. Думаешь, она туда взлетела?

– Е!.. – воскликнул мужичок и одним прыжком оказался возле Романа. – Так ее… уй, е!.. вот это я попал… – он замысловато выругался, яростно почесал голый живот и прищурился. – не, вроде Ольга… не, точно Ольга… видать, чего-то сделала с собой… Вот, что значит, внимания на людей не обращать – потом и не признаешь их.

– Давай-ка выйдем отсюда… – сказал Роман, почти пропустив его слова мимо ушей и разворачиваясь в сторону прихожей, но в самый последний момент ухватил смысл и осведомился: – Ты о чем?

– Ну так… Ольге-то уже за полтинник… Он хоть и молодилась, но все равно… годы-то берут свое, – Вася бросил на покойницу последний недоуменный взгляд. – И в теле была… а теперь – прямо тростиночка. Не старше тридцати выглядит.

Роман обернулся – не без опаски, но мертвая женщина по-прежнему вела себя именно так, как ведут себя все мертвые женщины. И если выбросить из памяти ту кошмарную распухшую маску, она действительно казалась не старше тридцати. Ну тридцать пять максимум.

– Так почем ты знаешь, что это она – ты же ей в лицо не смотрел?

– Да она, она, – Вася удрученно махнул рукой. – Я ж ее больше двадцати лет знаю, мне и в лицо смотреть не надо. Вон, у нее на правой руке ожог выше локтя – это, она говорила, с детства еще… можешь глянуть.

– Раз ты ее так хорошо знаешь, так может пацан ее у тебя посидит, пока тут не разберутся и не решат, чего дальше, родственникам позвонят, – предложил Роман. – Не на улице же ему торчать? Тем более…

Вася, обходивший опрокинутую тумбочку, обернулся.

– Какой пацан?

– Ну как какой – сын ее, – Роман снова начал раздражаться и, почувствовав это, мысленно облегченно вздохнул – раздражение смывало прочь неприятное и постыдное ощущение от того, что он только что в усмерть перепугался. – Денис. Это же он меня сюда и притащил – мол…

– Мужик, ты или путаешь чего, или тебя кто-то наколол, – озадаченно сказал Вася, в то же время глядя на Романа не без подозрения. – Ольга одна тут жила, и никаких детей у нее нет.

* * *

Кухня была аккуратной, нарядной, чисто прибранной, на окне – кружевные занавесочки, на стенах бесчисленные полочки со специями, крючочки, с которых свисали кухонные принадлежности и яркие полотенчики. На подоконнике, застеленном клеенкой, выстроились горшки с цветами, стояли они и на холодильнике. Над столом мерно тикали часы, расписанные резвящимися щенками, на самом же столе, покрытом ярко-желтой скатертью, стоял овальный поднос с чайником и сахарницей, и иногда поглядывая на него, Роман почему-то отчетливо представлял, как сидела за этим столом рыжеволосая женщина и пила чай – сидела в одиночестве в своем аккуратном кухонном царстве, глядя на часы и на глуповатые щенячьи морды. Ему подумалось, что женщине этой очень не понравилось бы, что сейчас ее желтая скатерть усыпана чешуйками пепла, а рядом с подносом пристроилась маленькая салатница, заполненная окурками. Присутствие же на кухне троих мужчин в верхней одежде и обуви, которые курили вовсю, ей не понравилось бы еще больше.

– Значит, вы утверждаете, что пришли сюда по просьбе мальчика, который представился сыном Ольги Аберман?

– Он сказал, что его фамилия Лозинский, – Роман потер ноющий висок и рассеянно посмотрел на сидящего перед ним человека с тонкими черными усами и острой бородкой, придававшими ему вид испанского корсара, для конспирации переодевшегося черную куртку и темные джинсы. Корсар, носивший фамилию Панов, казался беспредельно добродушным, и только цепкие взглядики внимательных глаз показывали, что это далеко не так. Примостившийся же возле подоконника молодой светловолосый крепыш, неохотно представившийся старшим лейтенантом Нечаевым, был небрит и недоволен, а его глаза смотрели с таким выражением, что Роману то и дело чудились пронизывающий ветер и холодная стена за спиной. Крепыш не скрывал, что Савицкому нисколько не верит, но ограничивался лишь короткими скептическими репликами и большую часть времени занимался тем, что смотрел в окно, да постукивал пальцем по округлому пестрому листу маранты, предоставив корсару все делать самому.

– После того, как Аберман не открыла, вы влезли на подоконник, правильно?

– Вы случайно не из тех, кто в детстве неоднократно смотрел «Чапаева», надеясь, что уж в этот-то раз он не утонет?! – Роман вкрутил окурок в белый фаянс салатницы, прислушиваясь к доносящимся из комнаты звукам. – Я рассказываю вам это уже в десятый раз и ничего нового я вам не скажу!

– Вы были знакомы с Аберман?

– Нет.

– А мальчика, которого, якобы, нашли перед своей дверью, видели раньше? – неожиданно злобно поинтересовался Нечаев, и Роман посмотрел на него холодно, потом ответил, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.

– Может и видел. Для меня все дети на одно лицо, я уже сказал.

– Значит, увидь вы его сейчас, то и не узнали бы?

– Теперь уж узнал бы – я этого паршивца на всю жизнь запомнил! – Роман откинулся на табуретке, прижавшись спиной к стене. – И давайте без «якобы»! я его не выдумывал. Уж если б я хотел обставиться, то, во-первых, придумал бы что-нибудь более правдоподобное, а, во-вторых, вовсе сюда бы не пошел.

– Погодите, никто же не утверждает, что вы лжете, – ласково сказал Панов и покосился на коллегу – почему-то насмешливо.

– Да? Ну, значит, мне мерещится, – буркнул Роман и принялся было разглядывать лампу под потолком, но его взгляд тут же скользнул на корсара. – У этой… действительно не было детей?

– Действительно. Одинокая женщина, вела бухгалтерию парфюмерно-косметического магазина, по отзывам соседей – хороший, безобидный человек, которого подвесили к потолку на шнуре питания от монитора собственного компьютера, – спокойным тоном произнес Нечаев, и его ярко-голубые глаза недобро блеснули. – Может, хочешь посмотреть еще раз?!

– Погодите, Валерий Петрович, – корсар сложил пальцы домиком. – Просто, вы понимаете, Роман Андреевич, что рассказали очень странную историю? Какой-то мифический мальчик, растворившийся в воздухе. Никто его не видел. Женщина, с которой вы столкнулись у подъезда, например, никакого мальчика с вами не видела.

– Не видела или не заметила? – Роман снова вернулся к созерцанию лампы. – Пацан был совсем мелким. Я его сам заметил не сразу, чуть не наступил на него.

– И почему же, вы думаете, он пришел именно к вам?

– Не знаю. Думать – это ваша забота, я рассказал все, что знаю.

– А может, не все? Может, Роман Андреевич, – снова встрял Нечаев, – вам стоит сказать то, что вы действительно знаете – что убили вы эту Аберман, а потом вернулись сюда, потому что что-то забыли. Ключа у вас не было, поэтому вы выломали дверь, а потом придумали всю эту сказку с мальчиком!

– Гениально! – буркнул Савицкий. – А перед этим залез на подоконник, чтобы все на меня полюбовались. Очевидно, у меня мания величия. Или может, я пытался просочиться сквозь решетку, да, елки, не вышло?! Поэтому да, придумал сказку про мальчика. И фамилия моя вовсе не Савицкий, а Оле-Лукойе!

– Успокойтесь, Роман Андреевич, – сказал Панов психиатрическим тоном. – Может, чего-нибудь хотите? Водички? Или сигарету?

– Я бы сейчас выкурил изысканную сигару, скрученную на голом бедре смуглой кубинки, только вряд ли у вас завалялась такая в кармане, – Роман снова потер висок, слушая приглушенные голоса за стеной, и Нечаев взглянул на него с интересом.

– А что – сигары так делают?

– Возможно. Хотя большинство утверждает, что это вранье.

Нечаев удивленно дернул головой, после чего на его лице появилась досада, и он отвернулся.

– Семченко, который помогал вам высадить дверь, сказал, что в комнате вы вели себя… странно.

– Там труп висел. Естественно я вел себя странно, – Роман чуть прищурился, изгоняя из памяти медленно поднимающееся распухшее мертвое лицо. – У меня слабые нервы… Кстати, мужик этот тоже вел себя… немного странно. Он сказал, что женщина… вроде как и не Ольга, а потом все-таки признал. Он утверждал, что она слишком молодо выглядит, хотя на деле ей было за пятьдесят. Мне показалось, он очень удивился.

Панов и Нечаев переглянулись, после чего корсар задумчиво постучал пальцами по столешнице.

– По словам соседей, вы – отнюдь не добродушный человек, Роман Андреевич. Они неоднократно отмечали вашу грубость и жестокость. Поэтому опять же странно, что вы, с вашим характером, вдруг проявляете такое участие.

– У меня было хорошее настроение, – Роман подтянул к себе пачку и вытащил сигарету. – Долго вы меня еще мариновать будете? Чтоб я еще когда-нибудь связался с чьими-то проблемами!.. елки, вот уж правду говорят о благих намерениях!.. Почему бы вам не поискать этого паршивца и не узнать, кто его ко мне послал?! Вы будете составлять какой-нибудь фоторобот?! Или мне вам изваять его из мрамора?!

Валерий оторвался от подоконника и открыл было рот, но тут в кухню заглянул плешивый толстячок в светлом плаще, который был ему явно мал, и поманил Панова согнутым указательным пальцем. Тот, в свою очередь, кивнул Нечаеву, Валерий бросил на Роман взгляд, похожий на шлепок грязи, и вышел, слыша, как позади Панов дружелюбно спрашивает, чем Роман занимался в течение дня. Он остановился на пороге комнаты и хмуро посмотрел на лежащее на полу тело.

– Надеюсь, Сергеич, ты позвал меня, чтобы сообщить радостную новость – это самоубийство.

– Ну, если предположить возможность того, что она завязала у себя на шее провод, а потом подпрыгнула и прицепила его к потолку, то да, – толстячок подмигнул ему. – Но вряд ли эта дама была настолько проворна, так что увы, Валера… Сначала в два оборота затянули на шее, потом подняли туда, – он кивнул на потолок. – Даже видимость самоубийства не пытались создать, а ведь шнур достаточно длинный, чтобы соорудить из него такую петлю, чтоб голова пролезла.

– Что еще приятного скажешь? Когда ее?…

– Ну, – Сергеич поерошил остатки волос на затылке и ухмыльнулся, – между десятью пятнадцатью и десять двадцатью.

– Смешно. А если серьезно?

– А если серьезно, то пока могу сказать, что часа три-семь назад, где-то так. Диагноз – механическая асфиксия, подробности потом.

– В общем, тетеньку удавили, – подытожил Валерий и поджал губы. – Во не повезло!

– Ей или тебе?

– Обоим, – Валерий оглянулся в сторону кухни, нахмурился и спросил: – Как думаешь, Сергеич, сколько ей лет?