Текст книги "Последнее предложение (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

– Живо! – страшным голосом заорал Нечаев, и Роман, не тратя времени на изумление, плюхнулся в машину и захлопнул дверцу. «Восьмерка», последовав примеру «фиата», произвела легкий переполох в стройном ряду автомобилей, обогнула клумбу и помчалась следом за юркой серебристой машинкой, которая продолжала нарушать все мыслимые и немыслимые правила.

– Козел! – бушевал Валерий, зло колотя ладонью по клаксону. – Что этот мудак творит – на тот свет захотел?! Да я его… блядь! – он крутанул руль, обходя вылетевший из поворота джип. Просигналив, тот дернулся в сторону, и сзади раздался целый всплеск негодующих гудков. Впереди «фиат» вылетел на встречную, потом дернулся обратно, на освободившееся в ряду место, а маршрутка на встречной, вильнувшая немного запоздало, отчаянно визжа тормозами, с громким лязгом впечаталась в крыло шедшему перед «восьмеркой» старенькому «рекорду», тот развернуло, но Валерий успел выкрутить руль, и машина выпорхнула на тротуар, разгоняя прохожих, в панике кинувшихся во все стороны. Пролетела несколько метров, потом проскочила между двумя стволами старых берез и снова оказалась на трассе.

– Вон он! – Савицкий ткнул пальцем в направлении мелькнувшего впереди «фиата». – На Павловский сворачивает!

– Вижу – не слепой! – рявкнул Нечаев в перерыве между страшнейшими богохульствами, совмещенными с яркими живописаниями сексуальных привычек водителя «фиата». – Пристегнись, а то ты мне, на хрен, стекло башкой высадишь! Это и есть твой пацан?! Какой же он, к… четырехлетний?! Ему ж не меньше десяти!

Роман ошарашенно посмотрел на него, не веря своим ушам.

– Ты его видел?!

– Ну да, – нетерпеливо ответил Нечаев, яростно крутя руль. – Цветной свитер, светлые волосы. Видел, как ты за ним по улице несся, как он Шмаева за руку схватил. Они, значит, знакомцы, иначе чего тот его в машину пустил?! Да еще теперь и… твою!.. куда ж тебя несет?!

Впереди снова раздался грохот, и «восьмерка» дернулась в сторону, огибая две столкнувшиеся иномарки. «Фиат» немного приблизился и теперь ехал относительно ровно, словно водитель, до этого момента пребывавший без сознания, неожиданно пришел в себя.

– Почему ж ты не видел его в трамвае?! – заорал Роман, и Валерий тоже заорал в ответ:

– Откуда я знаю?! Но я вижу его сейчас – этого довольно!

– Черт! – Роман глубоко вздохнул, следя взглядом за серебристой машиной. – Не хотелось бы пугать тебя, старлей, но, по-моему, это очень плохо.

– Хуже того, что я занимаюсь какой-то непонятной херней, быть не может! – рявкнул Нечаев, потом скосил глаза на Савицкого. – Слушай… я так понимаю, если мы Шмаева не догоним, ему хана?

– По-моему, ему уже хана, – негромко ответил Роман. – И это не зависит от того, догоним мы его или нет.

– Елки, знал бы – сразу взял бы его за шкирку и… – Валерий зло ударил ладонью по рулю. – Да, интересно, и куда бы я его «и…»?!

– А, начинаешь соображать?

– Да пошел ты!..

– Полчаса назад на Тарасовке мужик скончался очень странным образом. Куда ты, говоришь, мне идти?

– Не может быть!

– Кто он такой, этот Шмаев? Откуда ты его знаешь? Что ты вообще тут делал?!

– Судя по изумительно глупым вопросам, это не твои шуточки, – с мрачной досадой констатировал Валерий.

– Ты о чем?!

– Потом! – он нетерпеливо отмахнулся, беззастенчиво, вслед за «фиатом», проскакивая на запрещающий сигнал светофора. Серебристая машина пролетела еще несколько кварталов, перемахнула через протоку, то и дело выпрыгивая на тротуар и скрежеща боком по перилам моста, с которого Роман ночью смотрел на город, развернулась и понеслась в сторону, противоположную той, где на него напали. Свернула на узкую улочку и весело запрыгала по брусчатке.

– Не пойму – он едет куда-то или так – катается, – недоуменно пробормотал Нечаев. Словно услышав его вопрос, «фиат» свернул направо, вдруг прибавил скорости, снова свернул и как-то косо вылетел на большую площадку перед нарядным зданием музыкального училища. Развернулся и резко затормозил, вывернув колесами пучки травы, проросшей между плитами.

Из машины никто не вышел.

– Тормози! – крикнул Роман, Нечаев ударил ногой по педали, и «восьмерка» остановилась на противоположном краю площадки. Несколько секунд они сидели и молча смотрели на мерно мигающий правый габаритный огонь «фиата», потом Савицкий, отстегнув ремень безопасности, выскочил из машины, с другой стороны вылетел Валерий, и тотчас, словно дожидаясь их появления, дверца с водительской стороны «фиата», распахнулась, и из машины вылез Шмаев – бритоголовый мужчина лет тридцати пяти со ссадиной на лбу и перекошенным от ярости лицом.

– Я тебе, мудак, сейчас яйца оторву и в глотку затолкаю! – заорал он еще издалека, не делая, впрочем, попытки отойти от «фиата». – У меня ж ребенок в машине!.. Да я!.. – Шмаев вскинул руки, словно призывая на них обоих гнев господень, и на его правом запястье под подернувшимся рукавом пиджака блеснули золотистые часы, на которых тут же весело заиграли солнечные лучи. Валерий свирепо двинулся вперед, явно намереваясь высказать Шмаеву все, что думает о его навыках вождения. С лестницы училища на них с интересом глазела стайка подростков.

– Стой! – Роман, вдруг кинувшись следом, схватил его за плечо. Он не знал, зачем это сделал – то же звериное чувство, заставившее его ночью прянуть в сторону возле парапета. Валерий зло вырвался, и в тот же момент фигура стоявшего возле машины человека вдруг оделась огнем с ног до головы – мгновенно, словно Шмаев был сделан из соломы, пропитанной авиационным бензином. Долю секунды он продолжал стоять – пылающая фигура со вскинутыми руками – зрелище, несмотря на жуткость, удивительно красивое. С лестницы плеснулся всполошенный крик и смешался с другим криком, наполненным ужасом и болью. Живой пылающий факел заметался перед «фиатом», нелепо размахивая руками, похожими на огненные щупальца, и Валерий хрипло выдохнул, глядя на горящего человека широко раскрытыми глазами, потом снова дернулся вперед, но Роман резко вскинул руку поперек его груди, и Нечаев налетел на нее.

– Он мертв, не подходи, – хрипло и устало сказал Савицкий. Валерий яростно посмотрел на него, перехватил за руку, чтобы вывернуть из сустава и отбросить Романа прочь, перевел взгляд на огненную фигуру, уже молча валившуюся на асфальт, и отпустил руку. Огонь угасал так же стремительно, как и появился, оставляя после себя страшное черное обугленное нечто, скорчившееся на асфальте, прижав колени к груди. Зубы, лишившиеся прикрывавших их губ, тускло поблескивали в жутком оскале. Роман попятился, таща за собой Валерия и почему-то неотрывно глядя на закопченные часы, с нелепой нарядностью сияющие на обгорелом запястье мертвеца. Ему казалось, он слышит, как они тикают, отсчитывая время. Его время.

– Пацан… – прошелестел Нечаев, глядя на «фиат». Роман покачал головой.

– Нет его там уже, можешь не сомневаться.

– Уходи! – резко сказал Валерий, останавливаясь, и оттолкнул его назад. – Живо! Я тут сам разберусь… Иди домой и сиди там – понял?! Никуда не выходи! Я заеду – надеюсь, скоро… позвоню… Да иди же ты, не стой! Бегом, тачку поймай! Быстрей, народ тащится, сейчас половина города сбежится!

Задавать вопросы времени не было – по площадке действительно уже бежали люди, и Роман, развернувшись, сбежал по склону, все еще слыша за спиной нарастающее, как гул сходящей лавины, дробное тиканье часов. Мимо него, по дороге к трассе пронеслась машина, развернулась и юркнула в соседний «рукав» – стремительно, но все же он успел ее заметить и с усталым удивлением подумать о том, что в городе не так уж много темно-фиолетовых «мини куперов».

* * *

Валерий объявился только ранним вечером. До того момента, как раздался звонок в дверь, Роман успел сотни раз прокрутить в голове случившееся, обдумать каждое слово Дениса и прийти к выводу, что ровным счетом ничего не понимает. Ясно только одно – его, Романа, ждет та же участь, что и остальных. В один прекрасный день подойдет к нему светловолосый мальчишка, которому, возможно, будет уже лет пятнадцать, и он, Роман, вспыхнет синим пламенем, али растечется неприглядной лужицей по асфальту после воздействия неведомой кислоты, а то и попросту свалится в Аркудово с катера, и его обглодают неизвестно откуда взявшиеся пираньи. Денис высказался предельно ясно – у него осталось мало времени. Но почему у него вообще есть время? Почему он не умер три недели назад, когда четырехлетний малыш, встав с придверного коврика, ухватил его за руку? И при чем тут, черт ее дери, мадам Горчакова? Вздорной кошке вздумалось и сегодня его отслеживать? Других дел у нее нет, что ли?

И все же, где он мог слышать эти фразочки, которые произносил Денис? Определенно ведь слышал.

И все эти погибшие – как он их выбирает, по какому принципу? Хватает первого встречного? Нет, вряд ли. Должна существовать какая-то закономерность. Все, что происходит, имеет свою причину.

Интересно, какую?

И кто этот Денис?

Вернее, что он?

А может и призрак – черт его знает!

И все ж таки, как трудно отделаться от мысли, что перед тобой не обычный худенький мальчишка, а нечто… что, на самом деле, может быть чем угодно.

Из прихожей долетел дребезг дверного звонка, и Роман, бросив карандаш, встал с пола. Задумчиво посмотрел на рисунок – лицо беззаботного двенадцатилетнего мальчишки, в глазах которого едва-едва угадывается нечто затаенно-хищное, недоброе. Слишком взрослые глаза для такого лица. Теперь, когда Денис стал еще старше, в его лице чудилось нечто смутно знакомое, чего он не замечал прежде. Нос, линия подбородка, глаза… Нет, ничего.

В дверь снова зазвонили – длинно, требовательно, потом в нее бухнул чей-то тяжелый кулак.

– Иду-иду! – проскрипел Роман, выходя в прихожую. – И хто там?

– Откройте, люди добрые, – зло сказали из-за двери. – А то щас дверь вынесу!

– Какой сюрприз! – устало произнес Савицкий, отпирая дверь. – Вы еще кипятите? Тогда мы идем к вам… ах, незадача, это ж ты к нам пришел.

– Отложи свои шуточки – у меня был тяжелый день, – Нечаев мрачно ввалился в прихожую, и Роман хмыкнул, запирая за ним дверь.

– А у меня он был легкий – порхал, аки бабочка. Получаю большое эстетическое удовольствие, когда вокруг народ мрет, да еще таким затейливым образом.

Валерий что-то злобно пробурчал, сбрасывая ботинки, прошел в комнату и остановился, задумчиво оглядываясь и шевеля пальцами ног в носках.

– Выпить есть? – простецки осведомился он. Роман кивнул, отходя к бару.

– Да только выпить и есть. Ай-ай, Валерий Петрович, пить с подозреваемым…

– Подозреваемый… сказал бы я тебе, кто ты! – Валерий плюхнулся на диван, потом наклонился, подобрал с пола рисунок и хмуро обозрел его. Покачал головой и бросил рисунок на журнальный стол. Вернувшийся Роман поставил на столешницу бутылку с остатками коньяка и две рюмки. Налил. Валерий сразу же схватил свою, выплеснул в рот и, откинувшись на спинку дивана, с хриплой ошарашенностью спросил:

– Во что я влип, а?

– Понятия не имею, – Роман тоже опустился на диван и сунул в рот сигарету.

– А, по-моему, очень даже имеешь. Слышь, Савицкий, не виляй!

– Да мне и нечем – утратил хвост в процессе эволюции.

Валерий лаконично охарактеризовал его эволюцию распространенным непечатным словом и дернулся в сторону, явно намереваясь ухватить Романа за рубашку, но тот уклонился, и рука Нечаева лишь мазнула его по боку, на что вчерашний порез сразу отреагировал вспышкой боли. Роман ругнулся и отпихнул его.

– Старлей, я ж тебе не баба, чего ты меня на диван заваливаешь?!

– А чего у тебя там? – озадаченно спросил Нечаев.

– Отверстие, не предусмотренное природой, – сердито ответил Роман, нежно погладив бок.

– Откуда?

– Само образовалось. Прямо мистика – может, в институт какой позвонить?

– Мистика… – Валерий снова вклеил непечатное слово. – А серьезно?

– Ножом задели ночью. Ребята какие-то наехали – уж не знаю, чем я им не глянулся… А может, международный день киллера отмечали. Кстати, странно, что до сих пор не ввели такой праздник – тоже ведь, как бы, работники… Ладно, – Роман стряхнул пепел в хрустальные ладони, – я так понимаю, ты ведь не на мое прекрасное лицо поглядеть пришел?

– Удачно, что на тебя никто не обратил внимания, иначе мне пришлось бы объяснять, почему я гоняюсь за одним подозреваемым в обществе другого подозреваемого, – Валерий задумчиво посмотрел на потолок.

– А Шмаев был подозреваемым? – удивился Роман. Валерий неохотно кивнул.

– К счастью, иначе мне пришлось бы что-то выдумывать… По ограблению одного антикварного салона на прошлой неделе. Услышал – и забудь, потому что на самом деле я пас его не только по этой причине. Специально взялся подмогнуть одному из наших.

– По какой же?

Валерий вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и бросил его на колени Савицкому.

– Вот по этой. Какая-то бабулька занесла утром, дежурному отдала. Обычная бабулька – никто ее не запомнил, впрочем, и повода не было ее запоминать. Конверт был на мое имя, сказала, что это благодарственное письмо… – Нечаев нецензурно прошелся в адрес подательницы письма и самого письма.

– Я тебе его не посылал, если ты об этом.

– Это я уже понял. Гляди, не стесняйся.

Роман развернул лист и озадаченно уставился на него. Это был отпечатанный на компьютере список имен и фамилий, расположенных группками и поодиночке.

– Стелла Лячина.

– Андрей Лещук.

– Татьяна Дзевановская.

– Ольга Аберман Сергей Спирин.

– Татьяна Назаревская Борис Маринчак.

– Руслан Шмаев Павел Писменский?.

– Марина Крицкая.

– Дмитрий Гельцер Ксения Шайдак.

– Юрий Семыкин Илья Безяев Альбина Оганьян.

– Виктория Корнейчук.

– Владимир Зощук Елена Токман Роман Савицкий.

– Это еще что значит?! – его палец ткнулся в последнюю фамилию, потом медленно пополз вверх. – Аберман, Назаревская, Шмаев… Это ж покойники! Те…

– Сообразил? – Нечаев закурил, пристально глядя на него. – Еще наблюдаешь знакомые фамилии… кроме собственной, конечно?

– Дмитрия Гельцера одного знаю… Мэн бизнеса, но никаких гарантий, что это именно он. Остальные… – Роман покачал головой. – Нет, никого.

– Я когда этот список увидел, меня чуть удар не хватил, – Валерий наклонился и подобрал с пола карандаш. – Знаешь, почему?

– Представляешь, не знаю, – не без раздражения отозвался Савицкий. Валерий хмыкнул, взял у него лист и карандашом поставил галочки возле каждой фамилии вплоть до седьмого пункта, закончив Писменским, потом протянул список обратно Роману.

– Как думаешь, почему я это сделал?

Роман запустил пальцы в свои волосы, суженными глазами глядя на отмеченные фамилии, потом медленно перевел взгляд на Нечаева.

– Они…

– Да, – тот кивнул. – Они все погибли. Убиты или погибли – уж не знаю, как назвать. И, между прочим, некоторых ты знаешь – вернее, видел. Спирина сбила машина на твоих глазах. Маринчак – тип, которого бригада «скорой» обнаружила в совершенно мерзлом состоянии. Писменский – мужик, который умер сегодня утром на рынке… кстати, знаешь, от чего он умер? Рак пищевода, предел четвертой стадии… вернее… – Нечаев озадаченно моргнул, – у него налицо все признаки. Но неделю назад он проходил медосмотр, он был совершенно здоров. И, судя по всему, отлично себя чувствовал, когда пришел на рынок. И по словам жены, и по описаниям… – он покачал головой и посмотрел на свою ладонь, – он выглядел…

– Я понял, – перебил его Савицкий, – он выглядел обычным мужчиной, здоровым, в теле, который покупал в ларьке пиво, и вдруг за несколько минут превратился в мумию.

– Даже я, очень далеко не врач, знаю, что так не бывает. У него… сплошные метастазы, опухоль уже проросла в легкие, в аорту, в диафрагму… На то, чтобы рак развился до такой степени, нужно не менее нескольких месяцев… А если даже отбросить все показания, представить, что не было никакого медосмотра, или был, но с другими результатами, представить, что он именно… этот человек в таком состоянии не смог бы даже выйти из дома.

– Как и Назаревская, – медленно произнес Роман. – Есть версия?

– У меня пока нет, – на лице Валерия появилось недовольство, – у тех, кто им до сих пор занимается, версий целая куча, но все они состоят исключительно из длинных научных терминов. Насколько мне известно, они собираются связываться с московскими специалистами-онкологами. Допускают, что это некая новая разновидность.

– Сволочь! – Роман стукнул кулаком по столешнице, вскочил и тяжело заходил по комнате, потом остановился и с подозрением взглянул на Нечаева. – А ты-то как все это узнал?

– Если я что-то хочу узнать, я это узнаю, – спокойно и без всякой рисовки ответил тот. – Я также знаю, что квартиру Писменских сейчас осматривают на предмет радиоактивных материалов, даже стены ковыряют, но что-то кажется мне, ничего они не найдут. У Шмаева такой вид, будто его сунули в мусоросжигательную печь в самый разгар ее работы. Им займутся только завтра утром, будут изучать химический состав того, что осталось – ты ведь знаешь, существует немало способов заставить человека загореться вот так вот запросто – одежда, пропитанная какой-то дрянью, что-то в крови или на коже и крохотная химическая бомбочка с таймером – ну, скажем, в кармане. Только мне кажется, и тут они ничего не найдут.

– А часы? – вдруг спросил Роман. – Часы Шмаева? Они ведь целы?

– Даже не оплавились. Тикали, как новенькие, когда его увозили.

– Он надо мной издевается, – зло процедил Роман. – Эта маленькая тварь надо мной издевается! И говорящая покойница мне не померещилась – тоже его шуточки!

– А вот можно поподробней и не так сумбурно? – с неожиданной мягкостью попросил Нечаев. Роман сел на диван, закурил и остро глянул на него.

– А, мне опять начать пространное повествование? Сегодня и позавчера я тебе дал ориентир на двух покойников, о которых ты бы мог и понятия не иметь. Почему бы, для разнообразия, тебе не стать повествователем? Ты ведь неспроста ко мне прицепился, а, Нечаев? Что тебя зацепило?! – он схватил список и ткнул пальцем в первые три пункта. – До Аберман, судя по твоим словам, погибли еще трое. Ты знал об этом, а вот я о них понятия не имею. Для меня Аберман – первый мертвец. Что это значит?!

Нечаев осторожно потрогал свой слегка припухший нос и задумчиво посмотрел на книжные полки.

– Это значит, что ты – не первый.

– Не понимаю.

– А ты неплохо рисуешь, – Нечаев подтянул к себе рисунок и хмуро посмотрел на улыбающееся мальчишеское лицо. – Есть такой же, но возрастом помладше?

Роман развел руками, словно врач, констатирующий неизлечимую болезнь, встал, подошел к письменному столу и вернулся с рисунком, который вчера держала в руках Рита. Его мысли вновь вернулись к ее застывшему лицу, мелькнувшему в рыночной толпе, к проскочившему мимо «мини куперу». Случайность?

– Так-так, – пробормотал Валерий, принимая рисунок и кладя его слева от первого. – Определенно неплохо. А теперь вот так.

Он извлек из кармана куртки сложенный лист и аккуратно расправил его рядом со вторым.

– Ай-ай, как вам не стыдно, Валерий Петрович, подбирать чужие вещи?! – Роман криво усмехнулся, потом поднял указательный палец навстречу метнувшемуся недовольному взгляду Валерия. – Заметь, я не предполагаю, что ты свистнул его из моего кармана.

– Ладно, – Валерий пристроил рисунки поровнее, потом демонстрационно провел над ними раскрытой ладонью. – Прямо возрастная галерея. Но кое-чего не хватает.

Он вытащил из другого кармана еще три сложенных листа, разгладил их и один за другим выложил на столик, словно козырные карты. Роман прижал ладони к вискам и уткнулся согнутыми локтями в колени, потрясенно глядя на рисунки.

Они были сделаны неплохо. Рисовал, конечно, не мастер, но явно человек не без таланта.

Смеющийся малыш лет трех, может двух. Еще одна улыбающаяся детская мордашка – вряд ли старше лет полутора. И совсем кроха, вероятно еще даже не научившаяся ходить – черты мягкие, расплывчатые, в улыбающемся рте всего-навсего два зуба, и волосы, как пух. Но все рисунки напоминают один другой, как детские возрастные фотографии. Один и тот же ребенок.

Денис Лозинский.

– Что это такое? – прошептал Савицкий. – Что это значит?! Есть кто-то еще?!

– И он тоже неплохо рисовал, – Валерий откинулся на спинку дивана. – Полтора месяца назад я занимался несколько странным несчастным случаем… были основания предполагать, что это было убийство. Женщина упала с балкона шестого этажа. Дверь квартиры была заперта, но вполне возможно, что некто воспользовался своим ключом. Очевидцы не могли с точностью сказать, что никто из подъезда не выходил, так же, как не могли утверждать, что женщину выбросили с балкона – они ее узрели уже в полете, когда крик услышали. В общем, ни то, ни се. Ни в квартире, ни на балконе никаких следов борьбы, соседи ничего не слышали, и я бы с удовольствием, извини за рабочий цинизм, констатировал самоубийство, но были две странности. Во-первых, женщина не жила здесь раньше – она сняла эту квартиру в этот же день, и, по словам хозяйки, страшно спешила. Заплатила ей сверх требуемого – за скорость. Вела себя очень странно, но та не обратила на это внимания – квартира сдавалась посуточно, деньги она получила очень хорошие. Спустя десять минут после того, как хозяйка распрощалась с постоялицей, та упала с балкона.

– На фоне всего остального не очень-то странно, – заметил Роман, не отрывавший глаз от рисунков, – но для первого раза – да. Дороговатое самоубийство. В городе сколько хочешь мест, откуда можно качественно сигануть, коли приспичило. А вторая странность?

– Главный свидетель – мужчина, живший по соседству. Их балконы смежные, незастекленные, он вышел покурить, и в тот же момент на соседний балкон вышла женщина, – Валерий покосился на него и яростно потер небритый подбородок. – У нее на руках был маленький ребенок.

Роман постучал указательным пальцем по крайнему рисунку, потом недоверчиво хмыкнул.

– Я понял, к чему этот звук, – буркнул Нечаев. – Мужик хоть и видел их всего несколько секунд, очень хорошо рассмотрел и запомнил малыша… в отличие от женщины. Ребенок был крошечным – месяцев пять, может шесть… в общем, ни ходить, не говорить… – он смущенно пожал плечами, – впрочем, не разбираюсь я в детях – чего там и когда… В общем, мужик утверждал, что эта кроха вдруг посмотрела на него, помахала ему рукой, сказала «Привет!» и назвала по имени. А потом женщину просто выбросило за балкон. Будто кто-то схватил сзади и перекинул через перила, но мужик утверждал, что там никого не было.

– И ты, конечно же, решил, что у него поехала крыша, – мрачно констатировал Савицкий.

– А ты бы что решил на моем месте? – Нечаев сверкнул глазами. – Я еще могу поверить в не по годам развитых детей, но даже они не умеют растворяться в воздухе. Все очевидцы утверждали, что женщина падала одна. И когда все сбежались, в наличии был только один труп. Даже если допустить, что они просто не разглядели ребенка, нельзя допустить, чтобы практически грудной младенец, брякнувшись с такой высоты, встал и ушел, верно? Так же, как нельзя допустить, что бедную тетку выкинул с балкона человек-невидимка. В общем, подумал я, что у бедняги просто мозги не в порядке. В подозреваемые его было не записать – соседи видели его на собственном балконе, когда тетенька летела, и летела она именно с соседнего балкона. Данные осмотра это подтвердили – не стану утомлять тебя подробностями. Мужик, кстати, во дворе устроил форменную истерику – все бегал, ребенка искал.

– Дело закрыли?

– Да. Самоубийство. Дама оказалась некоей Стеллой Лячиной, тридцати семи лет. Гример в одном из местных театров. Особа нервная, неуравновешенная. Состояла на учете – в двадцать лет наглоталась снотворного по причине несчастной любви. Поэтому, вроде как, дело было ясное. Но этот мужик, – Валерий страдальчески прищурился. – Как он начал меня доставать! Три дня подряд в отделение таскался с раннего утра, все про ребенка этого – мол, был – и точка, разберитесь, куда пропал, и никакое это не самоубийство, а, натурально, происки темных сил. Рисуночек принес, вернее, кучу рисуночков. Потом вроде отстал.

– Можно вопрос?

– Изволь.

– Судя по интонации, кроме вышеперечисленного было еще что-то, что показалось тебе странным.

– Не странным, – Валерий закурил. – Просто показалось забавным совпадением – ну, на самом деле это не так уж все забавно, конечно. Я с участковым когда говорил, так он сказал, мол, несчастливая квартирка. Год назад точно так же выбросили с балкона женщину – тоже днем… но то точно было убийство – в квартире разгром, соседи слышали крики и звуки борьбы. Видели убегающего мужчину, как выглядел, не запомнили, только что невысокий, субтильного вида. Может, это даже и баба была. В любом случае, никого не нашли – так и зависло… Я, как вернулся, проверил – из любопытства. Все верно. Но совпадения сплошь и рядом бывают… бывали.

– Да уж… Андрей Лещук, – Роман ткнул указательным пальцем во второй пункт списка. Нечаев кивнул.

– На четвертый день после случившегося некий Лещук, сварщик по профессии, ранним вечером получил под лопатку чем-то вроде стилета во время дисциплинированного перехода улицы в одном из центральных районов. Убийцу никто не видел, но в этом нет ничего удивительного – вместе с Лещуком дорогу переходило довольно много людей, и в толпе несложно провернуть такой фокус и уйти незаметно. Лещук свалился, и никто вначале не понял, что к чему – решили, что человеку плохо… Но, как ты думаешь, кто был одним из тех, кто решил, что человеку плохо?

– М-да, – сказал Савицкий, взял бутылку с коньяком и посмотрел сквозь нее на свет. – И он, конечно же, прибежал к тебе.

– Позже, вначале со мной связались соседи, чья территория была, интересовались показаниями по недавнему самоубийству – он же им все вывалил. Потом уж сам явился и рассказал, что стоял возле ларька и видел, как мимо прошел мужчина с ребенком, и, мол, он узнал ребенка – тот же самый, что на балконе, только на год старше. И ребенок ему улыбнулся и подмигнул. Мужчина нес его на руках. Начал переходить улицу и вдруг упал, а ребенок испарился. Рисунок мне опять притащил, истерики закатывал. Надо мной к вечеру уже весь отдел потешался, – Нечаев зло воткнул сигарету в пепельницу. – В общем, я его кое-как выпроводил. Соседи его в подозреваемые не записывали – несколько людей подтвердило, что он стоял на тротуаре, когда упал Лещук, – но рекомендовали консультацию у психиатра. А потом вечером мы с нашими мужиками зашли пива выпить, и один, которого недавно к нам перевели, сказал, что год назад на том же самом переходе идентично мужика замочили – возможно, один и тот же тип работает. На этот раз мне это показалось немного странным, но если тут было железное реальное убийство, то с Лячиной-то были непонятки. Другое дело, что в обоих местах присутствовал мой рисующий знакомец. Разумеется, ни в каких мальчишек я не верил ни капли. Но… – Валерий развел руками, – мне в тот момент было не до этого. А пять дней спустя, – он кивнул на список, – Дзевановская. Студентка политеха, девятнадцать лет. Поздним вечером обнималась на скамейке во дворе со своим приятелем. Потом что-то произошло. Приятель так и не смог толком ничего объяснить. Говорит, ничего не видел, потому как его физиономия пребывала в области ее груди. Слышал только, как в какой-то момент Дзевановская начала нести всякую ерунду, что, мол, нельзя себя так вести при детях. Потом она вскрикнула, и ему в лицо чем-то плеснуло – как выяснилось позже – кровью. Пацан прянул назад, шлепнулся со скамейки в кусты и уже оттуда услышал странный звук – будто что-то хрустнуло. Когда он протер глаза и принял вертикальное положение, мертвая Дзевановская лежала возле скамейки, а от угла дома к ним бежал какой-то мужик, а с ним – две женщины. Пацан, кстати, и поныне пребывает в психушке – слаб нервами оказался. Прибывшая медицинская бригада, осмотрев студентку, констатировала смерть от перелома шейных позвонков. Также под левой грудью обнаружили косую рану, предположительно нанесенную острым режущим предметом. Трое людей, прибежавших на крик пацана, никого не видели и ничего не слышали…

– Прибежали на крик? Ну, а говорит, нет отзывчивых людей, – пробормотал Роман. Нечаев непонимающе вскинул брови.

– Что?

– Позже. Продолжай.

– Оружия при нем не было, в окрестностях тоже ничего не нашли.

– Но все равно все записали на этого парня?

– Следствие еще ведется, – обтекаемо ответил Валерий. – И не я им занимался. Это, как и в случае с Лещуком, была не моя территория. Я просто все узнал позже…

– …когда к тебе пришел один из прибежавших на крик, твой знакомец.

– Да, – на лице Валерия появилась недовольная гримаса. – У вас, Валерий Петрович, сказал, лицо располагающее, я чувствую, что только вы мне поверите.

– Честно говоря, твое лицо располагает к чему угодно, только не к…

Нечаев раздраженно отмахнулся.

– В этот-то раз он вел себя примерно, просто сказал, что проходил мимо и услышал крик. А уж мне сообщил, что на самом деле гнался за все тем же мальчишкой, которому уже почему-то было года три-четыре. Мальчишка подбежал к скамейке, схватил Дзевановскую за руку, и она сразу же дернулась и вскрикнула, а потом резко повернула голову – как-то странно – вбок и в то же время вверх – и сразу упала. А мальчишка исчез.

– Ты ему, разумеется, не поверил, – утвердительно произнес Роман.

– Нет. Но было странно, что этот красавец третий раз появляется там, где спустя минуту кто-то умирает.

– Как я, – негромко заметил Роман, глядя перед собой невидящими глазами. – А может, все-таки, он Дзевановскую…

– Нет. Он был далеко от нее. Женщины это подтвердили. Они псов своих выводили и… Я, конечно, могу допустить, что он мог нож метнуть, который потом куда-то делся, но свернуть шею на расстоянии?.. Врач сказал, что шейные позвонки именно сломали. Она не могла сломать их при падении со скамейки – картина бы тогда выглядела иначе.

– Кого-нибудь убивали там раньше? – Роман плеснул в рюмки коньяк, выпил свою, но Нечаев к коньяку не притронулся, только глянул коротко на рюмку и принялся изучать свои широкие ладони.

– Да. Год назад. Девчонку двадцати двух лет, продавщицу из ларька неподалеку. Резаная рана под левой грудью, сломанная шея. Сняли свитер и золото, но, возможно, это сделали местные нарики, когда она уже была мертва. Рядом с ней были обнаружены следы чужой крови. Это все. И, как ты понимаешь, уже чересчур для совпадения.

– И что вы сделали?

Нечаев пощелкал зажигалкой и спокойно ответил:

– Ничего. Когда я со всем этим сунулся, меня завернули. Ничего не связывает убитых, ничего не связывает убийства. Похожесть – совпадения. Приятеля Дзевановской в то время, год назад, не было в городе. Подружку свою, вероятней всего, убил он сам, никого там, кроме него не видели. Надеются найти орудие преступления и растрясти его, если он, все-таки, придет в себя. Лячина покончила с собой. Три свежих трупа объединяет только один свидетель, но человеку, мол, не возбраняется шататься, где ему вздумается. На сообщника тоже не тянет. Что же касается прошлых, то он в это время лежал в больнице – попал в аварию. Сейчас в группе прорабатывают только Лещука и того мужика, которого убили в том же месте тем же способом, хотя я решительно не представляю, кому могли помешать сварщик-алкаш и учитель физики. Сиди спокойно, Нечаев, сказали мне, и занимайся своими делами, у тебя их хватает. А то с твоими нелепыми беспочвенными измышлениями кто-то решит, что мы серию прохлопали.