Текст книги "Последнее предложение (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

За его спиной кто-то проследовал к стойке неверной походкой и что-то пробормотал – очевидно, заказ. Роман повернул голову в ту сторону, без особого интереса глядя на стоящего спиной человека, и в этот момент он повернулся и, уставившись на него, развел руками, чуть не уронив наполненный стакан. Покачнувшись, двинулся было в сторону, на свое место, потом описал полукруг и плюхнулся на стул напротив Романа, со стуком поставив стакан на столешницу и уткнувшись в нее локтями.

– Ба-а! – протянул Роман, сразу же на четверть протрезвев. – Какая неожиданная встреча под луной!

– Да уж, – зловеще ответил Нечаев, мотнул головой и подозрительно заглянул в свой стакан, словно ожидал обнаружить там вместо водки притаившегося злоумышленника. Краем сознания Роман удивился тому, что Валерий был пьян не меньше, чем он сам, а ведь Нечаев не выглядел человеком, который сию минуту что-то отмечал, как и не выглядел человеком, лихо напивающимся по любому поводу. Светлые волосы Нечаева были взъерошены, в подглазьях залегли синеватые тени, а на широком лице расползлась такая мрачная решимость, что Роман протрезвел еще на одну восьмую. Он подумал, что Нечаев вряд ли подсел к нему, чтобы расспросить о здоровье и потолковать о жизненных сложностях, поэтому налил себе еще коньяка и отпил половину под злым взглядом ярко-голубых глаз.

– Никак собираетесь меня допросить… Валерий Петрович? – поинтересовался он, сосредоточившись на том, чтобы выговаривать слова внятно. – Или вы тут в засаде? Ну… маскировка… у вас просто… – Роман уважительно кивнул и предался сложному процессу прикуривания сигареты. Нечаев тоже закурил, опять заглянул в стакан, после чего сообщил, так же тщательно выговаривая слова:

– Я собирался тебя завтра… сегодня вызвать… но раз ты тут… к тому же… вряд ли ты своими ногами… – он посмотрел на потолок, словно ища там окончание фразы. Роман тоже посмотрел туда, потом пробормотал:

– Не собираетесь же вы меня… прямо тут… допрашивать… да еще в таком собственном виде? Вас, господин детектив, за это и попереть могут!

Нечаев пригладил взъерошенные волосы и посмотрел на него с мучительной задумчивостью девушки, решающей, какое платье ей надеть, после чего спросил:

– А вы, собственно, по какому поводу… гражданин Савицкий, так красиво выглядите?

– Полное непонимание окружающей действительности, – Роман допил коньяк. – А вы, позвольте поинтересоваться?

– А вот это тебя не касается! – буркнул Валерий и потер небритый подбородок, после чего вдруг сообщил: – С женой поцапался. Бывает…

Роман вздернул бровь, тут же подумав, что если это и правда, вряд ли одни лишь семейные неурядицы довели старлея до того, что самая малость отделяет Нечаева от перспективы безмятежно уснуть прямо здесь, на столе. Он выглядел совершенно измотанным, кроме того, в его глазах сквозь злость проглядывала все та же беспредельная озадаченность, которую Роман увидел утром.

– Не, ты если чего спросить хочешь… спрашивай, – Савицкий мотнул головой в сторону занятых столиков. – Только тут люди кроме нас…

Нечаев выразил некультурное пожелание в адрес прочих посетителей бара, после чего, пригнувшись, вдруг спросил свистящим шепотом:

– Как давно ты был знаком с Назаревской?

– С кем? – переспросил Роман с искренним недоумением.

– Назаревская Инна Семеновна, семьдесят первого года рождения. Ну?

– Впервые слышу.

– Неужто?

– Да не знал я ее! Кто такая? – Роман подпер подбородок ладонью и уткнулся взглядом в лицо Нечаева, которое все время уплывало куда-то в сторону. – Судя по вашим… проницательным глазам я… рискну предположить, что это умершая в трамвае дама, верно? Так вот, я ее не знал!

– Да ну? – Нечаев ухмыльнулся, но выражение его глаз стало еще более озадаченным. – В трамвае умерла Татьяна Назаревская. Инна – ее сестра. Ты же мне говорил… помнишь?.. Инна набирает ванну… Я был у них дома, разговаривал с ней. Она действительно набирала ванну – по времени именно тогда, когда ее сестра умирала там, в твоем обществе – набирала чертову ванну с чертовой лавандовой пеной… я даже нюхал этот пузырек… чтоб его… запах один в один!.. и я хочу знать, откуда тебе было об этом известно?!

Роман, окаменев лицом, почти минуту сидел молча, потом глухо сказал:

– Я же тебе объяснял – пацан…

– Хватит мне про пацана! – рявкнул Нечаев, и к ним повернулись несколько заинтересованных пьяных лиц. – Мне нужны ответы от тебя, а не от твоих галлюцинаций!

– Так задавай нормальные вопросы! – взбеленился Савицкий. – Не понимаю… как в вашей конторе держат такую истеричку, как ты! Я тебе все сказал, что было! Все, что видел – про прочее не знаю! И вообще – желаете выспрашивать, так вызывайте официально, ясно?! Мальчишка…

– Еще слово скажешь мне про мальчишку, и я тебя удавлю прямо тут, – неожиданно спокойным, будничным голосом пообещал Валерий и заглотил водку. – Мне твоя рожа сразу не понравилась.

– И слава богу… а то б у меня возникли нехорошие подозрения.

Нечаев хмыкнул, и, глядя на его лицо прищуренными глазами, Роман внезапно подумал, что что-то тут очень не то – неспроста Нечаев к нему прицепился, неспроста у крепыша даже сквозь злость такое выражение на физиономии, будто он при свете дня и в полной трезвости налетел на фонарный столб. И возможно это выражение вызвано именно тем, что подвигло Валерия так качественно надраться в будний день.

– Знаешь, что я тебе скажу, Валерий Петрович? – произнес он очень тихо, стараясь не путаться в словах, и Валерий заинтересованно наклонил голову. – Несмотря на то, что ты ни разу не видел никакого пацана и, к тому же… настроен ко мне… до крайности негативно… ты мне веришь. Существуют какие-то обстоятельства… и ты мне веришь, хоть и не знаешь толком… ты мне веришь, вот ты и бесишься!

Лицо Валерия дернулось, и в пьяной голубой мути глаз полыхнуло что-то яростное и осознанно-трезвое, и Роман, уже соскальзывавший обратно в хмельные волны, успел осознать, что попал в точку. В следующую секунду руки Нечаева стремительно метнулись навстречу ему, словно кобры в броске, явно собираясь ухватить Савицкого за горло, стол покачнулся, посуда на нем задребезжала, и бутылка опрокинулась, с ненужной щедростью разливая остатки коньяка. Роман, среагировав в последний момент, увернулся и, вынырнув справа от рук, уже утягивавшихся назад, подхватил бутылку и водворил ее на место, спасая коньяк. Ладони Нечаева запоздало шлепнули чуть выше и тоже сжали бутылку. Кто-то из-за барной стойки тоскливо закричал женским голосом:

– Леха! Клиенты буйствуют!

Роман и Валерий, вцепившись в бутылку, словно в поручень, смотрели друг на друга злым замутненным прищуром, и на их скулах играли желваки. Валерий чуть наклонил голову, и Савицкий как-то отстраненно подумал, что Нечаев может быть и при оружии. Мысль эта отчего-то показалась ему ужасно смешной, и он не удержал улыбки, и Валерий тоже ухмыльнулся и убрал руки. Теперь его лицо было совершенно спокойным, и только в глазах поблескивали нехорошие огоньки. Какой-то парень, верно, призываемый Леха, возник рядом с его плечом, задумчиво оценил ситуацию, взглянул на Валерия, удивленно-раздраженно скривил губы и удалился.

– А ты можешь допить, – с недоброй ласковостью предложил Нечаев, откидываясь на спинку стула. – Чего добру-то пропадать?

– И в самом деле, – Роман плеснул себе в стакан, чуть покачнулся и легко махнул бутылкой в его сторону, спросив так же ласково: – Будешь?

– А давай, – отозвался Валерий, закуривая. Роман перевернул бутылку над его стаканом, поставил, пустую, на пол и тут же задел ее ногой, отчего бутылка укатилась куда-то в сторону. Они почти синхронно выпили коньяк, не сговариваясь встали и плечом к плечу вышли в теплую ночь. Пересекли небольшую площадку, тускло освещенную одиноким фонарем, прошли тротуар и завернули за рядок гаражей, пошатываясь и иногда цепляясь ботинками за камешки и выступы. Висевший среди легких облачков полумесяц проливал на них скудный свет, которого, впрочем, было достаточно, чтобы не врезаться в дерево и не идти на ощупь. По дороге Роман оглядывался с вялым любопытством, пытаясь понять, в какой части города находится, но так и не понял. Огонек сигареты, торчащей во рту Валерия, мерцал рядом, словно раздраженный глаз. Вскоре они остановились. Друг от друга их отделяло не больше полуметра.

– Значит, говоришь, верю я тебе? – зловеще и почти трезво произнес Валерий и выплюнул сигарету. – Верю, значит, паскуда, да?

Роман утвердительно тряхнул головой, после чего, пристально вглядываясь в темный силуэт Нечаева, сказал:

– Предлагаю свести наш диалог к заурядной драке.

– Я за! – выдохнул оппонент.

Савицкий не столько уловил, сколько почувствовал его движение и дернулся в сторону, уходя от увесистого кулака, летящего ему в челюсть, тут же пригнулся и, перехватив противника поперек груди, впечатал его спиной в стенку гаража, которая гулко охнула. Что-то прорычав, Валерий разорвал захват и одновременно двинул Романа коленом в пах, но попал в бедро. Тот отскочил, Нечаев метнулся следом, но Роман сунулся вниз и, вывернувшись сбоку, ухватил его за предплечье и продолжил нечаевский бросок вперед, одновременно сделав подсечку, и Валерий с приглушенным рычанием сунулся лицом во влажную землю, тотчас же перекатился влево, и нога Романа ударила в пустоту. В следующий момент он получил болезненный пинок в коленную чашечку, потерял равновесие и тоже упал, стукнувшись затылком. Валерий навалился сверху, прижав правую руку, и ударил-таки в челюсть, издав короткий удовлетворенный вздох, тут же сменившийся болезненным стоном, когда свободная рука Романа коротко ткнула его в правое подреберье. Роман тотчас же боднул его головой в лицо, и ему в глаза хлынула чужая кровь. Нечаев начал заваливаться набок, и Роман столкнул его с себя, одновременно вскакивая, но его сразу же ухватили за ногу и дернули обратно, и уже падая, он почему-то подумал, что разъяренный старлей сейчас вцепится в него зубами. Он шлепнулся на палые листья, тотчас же дернул головой, и сгустившийся в полумраке чужой кулак лишь скользнул по его скуле. Что-то слабо блеснуло, и Роман, сообразив, что это ни что иное, как оскаленные зубы Нечаева, направил кулак туда, но тут блеск исчез, а следом неожиданно исчез и сам Нечаев, с болезненным и удивленным воплем улетев куда-то в сторону, хотя Роман ничего не успел сделать, чтобы этому посодействовать. Голову даже после чувствительных ударов все еще застилал хмель, но не настолько, чтобы Савицкий не сообразил, что в их «диалог» неожиданно ввязался кто-то третий, и взметнулся с земли, почему-то сразу же подумав о Денисе, но тут кто-то сзади завернул ему руку за спину, потом развернул его, и в следующее мгновение Роман получил сокрушительный удар в грудь, отбросивший его назад. Он громко стукнулся о стенку гаража и боком повалился на землю, но тотчас же сел, мотая головой и отчаянно кашляя. Где-то совсем рядом послышалась возня и громкое сопение Нечаева. Роман услышал, как он сплюнул и болезненно выругался.

– Поговори у меня еще! – весело сказали в полумраке, после чего перед Романом возник изящный темный силуэт. Он ощутил легкое прикосновение к своей ноге, потом рядом с ним к гаражу шумно привалились и произнесли задыхающимся недовольным голосом Валерия:

– Ну вот оно тебе надо было, а?!

Темная фигура усмехнулась, потом присела на корточки, щелкнула зажигалкой, и при слабом свете огонька Роман увидел улыбающееся симпатичное девичье личико и обрамлявшие его короткие каштановые волосы. Личико показалось ему отчаянно знакомым, но прежде, чем он успел сообразить, откуда его знает, огонек погас, и лицо спряталось во мраке. Раздался негромкий мелодичный смех.

– Ну что, красавцы, угомонились? Очень любопытно было наблюдать, как вы тут сцепились, словно два шалых кота! Зре-е-елище, я вам скажу – жаль, камеру не прихватила!

Роман недоуменно посмотрел туда, где, по его расчетам, находилось лицо Нечаева, и тот, правильно истолковав его движение, вяло махнул рукой в направлении силуэта и сердито сказал:

– Познакомься – Майя, моя жена. Майя, это Роман.

– Здрассьте, – хрипло отреагировал Роман, слишком удивленный, чтобы негодовать по поводу такого неожиданного и болезненного завершения драки, после чего снова закашлялся и потер ушибленную грудь. – Да, дамочка, удар на совесть!

– Старалась, – усмехнулась невидимая Майя. – Да ты не переживай, все там у тебя цело. К утру пройдет, – зажигалка снова щелкнула, и в полумраке расцвел тлеющий огонек сигареты. – Так-так, и, конечно же, оба кривые в корягу. Валера, и как это понимать?! Ты на меня по телефону излил пропасть всяческих упреков, что меня почти не бывает дома, я получаю свободные сутки и лечу, как дура, к любимому, одинокому мужу, а он в это время шатается неизвестно где, надирается и устраивает детсадовские разборки! Уж слава богу Роман Андреевич к твоей конторе никаким боком, а то вылетел бы ты пулей!

– А мы знакомы? – осведомился Савицкий, кожей чувствуя, как сразу же напрягся Нечаев.

– А как же? У нас общий наниматель.

И тут Роман вспомнил ее – ну конечно, шатенка, приезжавшая встречать Риту и вставшая между ней и Гельцером вчерашним вечером. Он снова потер грудь и подумал, что мадам Горчакова под неплохой опекой.

– Ладно, орлы, – весело сказала Майя, – принимайте вертикальное положение, а я пока машину подгоню. Только не вздумайте снова сцепиться, ибо я сейчас – тетка крайне раздраженная, а у вас координация – не ахти. Усек, ненаглядный?!

Валерий что-то негодующе пробурчал в ответ, и темная фигурка исчезла. Роман, откашлявшись, сплюнул и начал подниматься, пытаясь сообразить, в какую сторону ему идти и думая о том, что на сегодня с него, пожалуй, хватит впечатлений. Рядом тяжело выпрямился Валерий, цепляясь за стенку гаража, зашуршал чем-то, потом задушенно сказал:

– Нос, слава богу, цел, а то завтра бы… Слушай, – он неожиданно пихнул Романа в плечо, – а неплохо ты!..

– Взаимно, – пробормотал Савицкий, осторожно ощупывая колено. Не распухает, значит, все в порядке. – Сигареты есть у тебя?

– До свалки были, – Валерий принялся охлопывать себя по карманам. – Эх, елки, вечно бабы все испортят! И как она меня вычислила?.. Ты как, архитектор?

– Не понял еще, – отозвался Роман, ощупывая ноющую челюсть. – Это, значит, твоя жена?

– Она, – Валерий с кряхтеньем отлепился от стенки гаража. – Замечательная моя Майя, хотя у меня то и дело такое ощущение, что я женился на Джеки Чане. Уй, е, моя печень!..

Рядом заурчал мотор, захрустели сухие ветки, и на обоих плеснулся яркий свет фар. Валерий, болезненно поморщившись, отвернулся, прикрывая глаза, и Роман, недовольно обследующий языком шатающийся зуб, увидел, что воротник рубашки и нижняя часть лица Нечаева обильно испачканы кровью, а нос уже прилично распух. Во взъерошенных волосах застряли прошлогодние листья, куртка измазана грязью, а прищуренные глаза смотрели озадаченно. Валерий походил на человека, который долго катился кувырком по крутому склону и теперь пытается сообразить, что же, собственно, произошло. Взглянув на Савицкого, он ухмыльнулся – не без удовольствия, и Роман понял, что выглядит не лучше. Дверца машины открылась, и к ним подошла Майя, чей облик был в идеальном порядке. Она казалась раздраженной и в то же время очень довольной собой.

– Физиономию-то вытрите, господин офицер, а то глядеть на вас жутко, – она протянула мужу носовой платок и бутылку минеральной воды, и Валерий, что-то грозно пробурчав, забрал у нее и то, и другое и шагнул в темноту. Роман, решив, что мизансцена больше не нуждается в его присутствии, собрался было ретироваться, но Майя разгадала его движение еще в зачатке и крепко ухватила за руку, прежде чем он успел занести ногу для первого шага.

– Куда это вы собрались? Извольте в машину. Рита мне спасибо не скажет, узнав, что я позволила вам бродить ночью в таком состоянии.

– Мне совершенно все равно, что и кому она скажет! – буркнул Роман, покосившись на ярко-красную «восьмерку». – С моим состоянием все в порядке. А коли не верите – кликните муженька, мы вам на бис исполним!

– Что такое? – пророкотал Валерий, появляясь из темноты в относительно отмытом виде. Обмахнул подозрительным взглядом Майю и Романа, потом глянул на открытую дверцу «восьмерки» и мрачно пробурчал:

– Ты взяла мою машину без разрешения.

– Во-первых, не твою, а твоего отца. А во-вторых, изображать грозного главу семьи будешь дома утром, после рассола, – отрезала Майя. – Полезай назад. А ты, Ромка, давай на переднее. И не спорь! – ее глаза нехорошо сверкнули, и симпатичное личико стало жестким, как-то резко утратив милую округлость черт. – Тебе Ритку везти через несколько часов, должен успеть выспаться, а то утром въедешь куда-нибудь не туда. Мне твоя персона глубоко индифферентна, а Риткина – нет, так что садись.

– Почему это я на заднее? – почти обиженно спросил Нечаев.

– Потому что я, ведя машину, могу случайно глянуть на тебя и напугаться. А обоих вас я назад не посажу – по глазам вижу, что вы обязательно снова сцепитесь, – Майя подтолкнула его к «восьмерке». – Я с тобой еще дома поговорю, одинокий рейнджер. Садись или поедешь домой в багажнике!

– Вот когда я прояснюсь!.. – зловеще пообещал Валерий и полез на заднее сиденье, напоследок бросив на Романа азартно-негодующий взгляд, словно малыш, которого силком вытаскивают из песочницы. Савицкий, глянув на часы, и удрученно вздохнув, плюхнулся в кресло рядом с водителем и ощутил желание немедленно заснуть. Машина тронулась с места, и он откинулся на спинку кресла, борясь с зевотой – в основном потому, что зевать, благодаря кулаку Валерия, теперь было больно. Майя, держа ладони на руле, скосила на него глаза и поинтересовалась:

– Как самочувствие?

– Архихреново, спасибо, – Роман пошарил по карманам, потом повернулся к Валерию, который уже курил, что-то раздраженно бормоча себе под нос заплетающимся языком. Заметив вопросительный взгляд, он вытащил из кармана измятую пачку и протянул недавнему противнику.

– Вижу, вы большие друзья, – насмешливо заметила Майя, но в этой насмешливости Роману послышалось беспокойство. – А, Валерик? Что – просто захотелось размяться или во взглядах не сошлись?

– Дома поговорим! – буркнул Нечаев. – Я не собираюсь ничего обсуждать при посторонних!

– Это я-то посторонняя?!

– Да я не о тебе, – поспешно сказал он. Роман украдкой глянул на Майю и успел уловить удивление на ее лице – похоже, она сама давно не видела мужа в таком состоянии.

– Где вы живете? – спросила Майя, выводя машину на трассу, и Роман неохотно сказал ей адрес, зевнув-таки, отчего тут же схватился за челюсть, сморщившись, после чего поинтересовался:

– Так вы у Горчаковой работаете? Я думал, вы подружки – уж больно свирепо вы на меня глянули, когда она вернулась с подпорченной внешностью.

– А это точно не ваша работа? – тут же подозрительно спросила она. Роман хмыкнул.

– Я работаю иначе – вон хохлома на заднем сиденье.

– На себя потом поглядишь, умник! – угрюмо пробурчал Валерий, но прежней злобы в его голосе уже не было. – Майка, как же наш взаимный пакт о ненападении?

– Сегодня он не действует. И перестань обзывать меня нижним бельем – знаешь же, что терпеть этого не могу! Да, я у нее работаю, но при этом у нас очень хорошие отношения. Ритка – девчонка неплохая, хоть и взбрыкивает иногда, но я ее хорошо знаю и отношусь к этому лояльно, – Майя чуть повернула голову, и Роман ощутил на себе ее твердый, недобрый взгляд. – Так что вы смотрите – будете себя с ней вести девиантно, я вас огорчу – верите?

– Вам не поверишь, – он потер грудь – болело уже меньше, но все равно ощутимо. – Только кто из нас ведет себя девиантно, это еще большой вопрос… Странно, мне казалось, что это среди мужиков модно нанимать себе телохранителей женского рода.

– Всякие бывают обстоятельства, – неопределенно ответила она и сосредоточила все свое внимание на дороге. Роман покосился на ее сосредоточенный профиль, потом поднял голову и встретился глазами с маячащим в зеркале обзора мрачным лицом Валерия. Та еще семейка! Странно, что Валерий, вроде бы считающий его повинным во всех смертных грехах, позволяет ему болтать со своей женой и не возражает против того, что Роман едет в его машине. Он подумал, что при всей занятности и выразительности недавней сцены, Валерий не очень-то похож на подкаблучника.

– А вы, раньше, случайно не в милиции работали? – рассеянно спросил Роман. Майя улыбнулась, и ее лицо снова стало мягким и очаровательным.

– Да. В отделе кадров. Потом ушла. А Валерка так и не развязывается – принципы у него, видишь ли, рыцарь правопорядка! – она хихикнула. – Если б твое рыцарство еще должным образом оплачивалось!

– Молчи, женщина! – с сонной усталостью сказал Нечаев. – Нечего рассуждать на темы, в которых ты ничего не смыслишь. Давайте уже приедем. Надоели вы мне оба – я спать хочу, у меня утром дел полно.

Майя усмехнулась, но ничего не ответила, и в машине воцарилась тишина – до тех пор, пока она не остановилась возле дома Савицкого.

– Ну, спасибо, что подбросили, – Роман открыл дверцу и оглянулся на Нечаева, который сердито курил. – Рад был пообщаться, Валерий Петрович, было очень познавательно.

Валерий мрачно что-то пробурчал, а Майя легко улыбнулась и отстраненно кивнула, не взглянув на него. Роман вылез, довольный, что все, наконец, закончилось, захлопнул дверцу и направился было к своему подъезду, но тут его сзади окликнул раздраженный голос:

– Погоди-ка!

– Ну что еще? – недовольно спросил Роман, оборачиваясь к подходящему Валерию. Тот остановился, и почти с минуту они тускло смотрели друг на друга, чуть пошатываясь.

– Ни хрена я тебе не верю, – сказал Валерий с какой-то усталой обреченностью.

– Да пошел ты!.. – отозвался Савицкий почти дружелюбно. – Я и сам себе иногда не верю, потому что того, что я видел, быть не может. Но я это видел, и мне от этого весьма хреново, можешь хоть этим утешиться. Потому что больше, собственно, нечем. Ты не можешь доказать, что я затейливый маньяк, а я ничего не могу доказать даже самому себе.

Валерий скривился, словно откусил добрый кусок лимона, качнулся в сторону и прислонился к стволу березы. Его лицо вдруг стало совершенно невыразительным, но в глазах что-то поблескивало – остро, внимательно, настороженно.

– А знаешь, от чего умерла Назаревская? – неожиданно спросил он. Роман криво усмехнулся.

– А как же! Это ведь я ее злостно умертвил, согласно твоей версии! Опять возвращаемся к нашим баранам? Слышь, старлей, я спать хочу, ты тоже, может закончим пока? Я тебе уже говорил – желаешь допрашивать – вызывай повесткой! А если…

– Она утонула.

Роман осекся, ошарашено глядя на него и сразу же протрезвев окончательно.

– Чего?! Погоди, ты хочешь сказать, она захлебнулась собственной…но я же ее…

– У нее было полно воды в легких. В легких и в желудке. Анатом сказал, что такое может получиться лишь, когда воду вдыхаешь. Во всех дыхательных путях – вода, вплоть до альвеол. Он сказал, что это типичное мокрое утопление, ни о каком захлебывании собственной блевотиной и речи быть не может. Мыльная вода… – Валерий потер висок. – Анатом думал, мы вытащили ее из ванны. Когда я сказал, откуда ее вытащили на самом деле, он решил, что я его разыгрываю… Пришлось поставить ему пузырь, чтобы он счел этот случай экстренным, – Нечаев сунул в рот сигарету и исподлобья глянул на Романа. – Я спросил, мог ли человек с таким количеством воды в легких добраться до трамвая, сесть в него и уж только там умереть. Он мне сказал, что человек в том состоянии, в каком он его узрел, обычно загибается от паралича дыхательного центра, а не разгуливает по улице, если только вода не появилась в дыхательных путях непосредственно в самом трамвае, чего, естественно, быть никак не может. Теперь мы оба не знаем, как отписываться. У меня полно свидетелей, а он думает, что у всех у нас либо заговор, либо белая горячка. Черт меня дернул сесть в этот трамвай и проявлять активность!

– Почему ты мне это сказал? – хрипло спросил Савицкий, пытаясь осознать услышанное. – Нет, да этого быть не может… да и… как в ней могло что-то остаться – она ж полтрамвая залила! Наверное, твой танатолог просто…

– Кабы б так, я б счастлив был! – буркнул Валерий, и Роман сразу же почувствовал, что тот многого не договаривает. Он потер затылок, в котором словно засела тупая ледяная игла, покосился на «восьмерку», из которой выглядывала Майя, подававшая мужу безмолвные мимические сигналы, и закурил, а перед глазами стояла сверкающая снежная маска, заиндевевшие шарики глаз и капля влаги, стекающая по щетинистому подбородку.

Не поверят вам – вы ж знаете.

– А хорошо ты это все придумал, – безжизненно сказал он. – Затейливо. Думал, поплыву я от таких неожиданно открывшихся обстоятельств, сяду тут с тобой под деревцем и начну проливать горючие слезы… а там – кто ведает, глядишь, и признаюсь в чем-нибудь. Только можно было попроще и не так надрывно.

– Сука ты, – устало сказал Нечаев. – Я думал…

– А ты не думай! Ты не веришь в то, что я говорю, и тут же рассказываешь мне еще большую дикость. Мне это все уже… – Савицкий чиркнул себя большим пальцем по горлу. – Несколько часов назад я видел, как умер человек – умер самым идиотским образом, и я понять не могу, как это возможно… и не хочу понимать.

– Опять?! – Валерий отскочил от березы, словно она его обожгла, и его глаза внезапно стали огромными. – Какого… ты мне сразу не сказал?!

– Ты сам понял, чего спросил?

– Как, где, кто?!

Роман молча смотрел на него. Валерий сделал такое движение, словно собирался схватить его за горло, но вместо этого сунул руки в карманы и сжал пальцы в кулаки.

– Судя по твоей физиономии, ты был там один, и никто ничего не может подтвердить?

– Глядите-ка, какие чудеса логики, – Роман швырнул сигарету на асфальт и наступил на нее. – Сам поищи, старлей. Я «скорую» вызывал. Мерзлые трупы в такую погоду – явление нечастое, так что найдешь быстро. Рядом со мной сидел человек и меньше, чем за минуту он замерз насмерть. Иди, доказывай, что и это я сделал. Ну – баш на баш – ты мне сказку рассказал, и я тебе тоже.

– Ну ты и урод! – вырвалось у Нечаева, и он, крутанувшись на одной ноге, кинулся к машине. Роман крикнул ему вслед:

– А набрала она ванну-то?

– Что? – Валерий, запнувшись, обернулся – на его лице было злое недоумение. – Нет, не набрала. Сказала, пришлось заново набирать, видно пробка неплотно встала – вытекло все… Почему спросил?

Не отвечая, Роман повернулся и, пошатываясь, побрел к своему подъезду.

Он лег не сразу – еще несколько часов лежал на полу, на животе, и карандаш в его пальцах бегал по листу, вырисовывая лицо, ставшее уже ненавистным, – лицо, которому теперь было семь лет.

* * *

Человек, выбравшийся из подкатившей к остановке под густыми липами маршрутки, был сосредоточен до крайности. Он шел очень прямо и очень аккуратно – так, как обычно ходят подвыпившие люди, стараясь казаться беспредельно трезвыми. Но человек с того самого момента, как открыл утром чуть опухшие глаза, не брал в рот ни капли ничего градусосодержащего, о чем очень сильно жалел. Он смотрел перед собой, не глядя по сторонам – не только не поворачивая высоко поднятую голову, но и не двигая глазами. Откровенно говоря, он предпочел бы оставить голову дома, но, увы, жизнедеятельностью организма это не было предусмотрено. Человек шел, щурясь от яркого солнца, а вокруг расправляло прозрачные радужные крылья теплое утро, и город, несмотря на будний час, казался нарядным, и многочисленные храмы, сияя куполами, грелись в солнечных лучах со снисходительно-добродушным видом, и небо, стряхнув с себя облачные гривы, было безмятежно-голубым, где-то спрятался ветер, и зелень листьев была неподвижна, в парке необычно рано оживала черемуха, дворняги вальяжно раскинулись на теплом асфальте, изредка моргая и зевая, в цветочных рядках появились ландыши, на березах пронзительно ругались скворцы, а аркудинцы, снующие по улицам, в верхней одежде нараспашку, а то и вовсе без нее, были необычайно улыбчивы и приветливы, и как-то враз до невозможности похорошели все девушки, и всюду было шумно и весело – словом, согласно лирике Фета, над душою каждого проносилась весна. Но идущий был словно окутан темным облаком болезненного недовольства. От гомона и тепла голова у него болела еще сильнее, сияние куполов и небесная голубизна резали глаза, он спотыкался об дремлющих дворняг и почти не смотрел на девушек, не замечал ландышей и предпочел бы тихой, разморяюще теплой погоде прохладу и дождь.

По дороге ему попался стенд с солнечными очками, и Роман подошел к нему, разглядывая ассортимент темных и цветных стекол. Рядом сразу же расцвела продавщица, защебетала что-то, но Роман прервал ее раздраженным жестом, снял со стенда очки со стеклами потемнее, надел их и, даже не сделав попытки посмотреться в зеркало, сунул удивленной девчонке несколько купюр и удалился, чувствуя себя немного получше. Челюсть с левой стороны все еще ныла, а под теменной костью будто выплясывали фламенко чьи-то острые каблучки. Он шел и по-прежнему не смотрел по сторонам. Возможно, где-то рядом или навстречу ему сейчас шагал повзрослевший светловолосый мальчишка, держа кого-нибудь за руку, и Савицкий не хотел его увидеть. Это было не его дело. Это с самого начала было не его дело.

На подходе к автостоянке дорогу преграждал здоровенный грузовик, и Роман, раздраженно покосившись на пустую кабину, свернул, собираясь обойти его, но, едва выйдя из-за края кузова, резко остановился и почти сразу же скользнул обратно.

Они стояли в нескольких шагах от него – Рита спиной, Гельцер – вполоборота, и взгляд Романа успел ухватить его лицо, недовольное, чуть насмешливое, с пересахаренной улыбкой. Лица Горчаковой он не мог видеть, но в ее расправленных плечах и идеально выпрямленной спине чувствовалось напряжение. Дым сигареты, которую она, впрочем, держала небрежно, чуть поигрывая ею, выматывался в неподвижный воздух дрожащей спиралью.

– Ты много куришь, Рита, – услышал Роман голос Гельцера. – Косте бы это не понравилось – ой, помню я, как ему что-то не нравилось, на всю жизнь запомнил. Что, котенок, долгожданная свобода кружит голову? Говорят, когда свобода дается вдруг и полностью, можно умом поехать. Ты как?

– Тебя беспокоит мое душевное благополучие? – спокойно спросила Рита. – Что тебе надо, Дима? Ты получил все, что хотел, чего ж ты снова так активно всходишь на горизонте? По-моему, наша последняя беседа была предельно ясной. Ты мне всегда казался человеком солидным и рациональным, и вдруг гоняешься за мной по городу, как пацан, названиваешь… Ну вот, ты меня нашел – говори. Ты хочешь дом?