Текст книги "Последнее предложение (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)

– Я слушал, что и как говорили эти люди, – спокойно сказал Таранов и двинулся к лестнице. – Я слушал, что говорила эта тварь и я видел, как они ей внимали. Ты представляешь, что они понапишут? Я не думаю, что это… ну, для удобства пусть будет Денис… не думаю, что он настолько уж силен, чтоб все в точности воплотить… но…

– Я знаю, о чем ты думаешь, – отозвался Роман, не глядя на него. – Перебить всех раньше, чем они что-то сделают.

– Не самый плохой вариант.

– Нет, плохой, – ровно сказал Савицкий. – Я не могу принимать такого решения.

– Ну, для того, чтобы его принимать, ты мне вовсе не обязателен, – заметил Сергей. – Я прекрасно могу принять его без тебя.

– Нет, – Роман повернул голову и столкнулся с холодным тарановским взглядом, – нельзя так. Мы можем предположить все, что угодно, но… нельзя просто взять и убить людей. Так как раз делает именно он.

– Это не люди, – Таранов окинул цепким взглядом площадку второго этажа, потом сделал знак в сторону ближайшей к лестнице закрытой двери, и Роман понял, что именно за ней пребывает Зощук. – Это психи. Белобрысая может еще и не совсем умом поехала – так, самую малость, но остальные… Ты сам их видел, ты сам только что одному из них дал по морде. Уж он наверняка захочет, чтобы в конце книги ты был в неживом состоянии. И ты ведь прекрасно понимаешь, что хоть один из них захочет поквитаться с тем человеком, который втянул его в эту историю.

Роман сжал зубы и отвернулся. Он понимал, что Сергей прав – и в то же время неправ совершенно. Убить их – несомненно проще всего. Но… нет. Сами превратятся в таких же, как Лозинский. А он – может он только этого и ждет. Может, это только даст ему больше сил.

– Нет, – решительно сказал он. – Ни ты, ни я ничего подобного делать не будем! Ублюдки, не ублюдки, но они здесь не по своей вине! И вполне возможно, что у них хватит ума понять, чем они рискуют, давая волю своему воображению. Не вздумай ничего такого делать, понял? – Роман замедлил шаг, глядя на спокойное лицо Таранова. – Я понимаю, что это чертовски хорошее стратегическое решение. Но оно хорошо при других обстоятельствах. Если понадобится – убью любого, кто сунется, без бравады, – он сунул руки в карманы и с нажимом повторил: – Любого. Но не так.

Сергей задумчиво посмотрел на него и вдруг ухмыльнулся и легко пихнул в плечо.

– Ну, значит придется отмахиваться, если что.

– Отмашемся, – буркнул Роман не без облегчения. – Лично я рассчитываю на долгую и счастливую жизнь и на другое не согласен.

– Да я как бы тоже. У меня в городе жена осталась… и еще всякие другие женщины… – Таранов вдруг резко остановился и оглянулся. Роман последовал его примеру и увидел, как к лестничной площадке неторопливо подошла Альбина и, не взглянув на них, исчезла – словно уплыла вниз, сама похожая на призрак – чертовски привлекательный призрак, надо сказать.

– Хороша, стерва, – задумчиво произнес Сергей, глядя на опустевшую площадку. – Денис болтал, что она пишет о стихийных демонах… Это что – огонь, вода?..

– Да, наверное. Я не читал – и, думаю, слава богу. Гай! Куда подевался этот пес? – Роман огляделся. Сергей махнул рукой.

– Найдется. Он только видом грозен, а так… Разберемся с оружием, и я его запру.

Дверь в «тронную залу» была чуть приотворена, и за дверью, к успокоению Романа, обнаружился Валерий – он стоял неподалеку от оскалившейся статуи ши-цза и задумчиво помахивал в воздухе полутороручным мечом, примеряя его к ладони. Его глаза увлеченно поблескивали, и Роман подумал, что Нечаев, уже бывший слегка пьяным, выглядел получше, хотя лицо его все еще казалось сильно осунувшимся. Размахивавший мечом и густо заросший светлой щетиной, крепыш Валерий смотрелся грозно и вместе с тем довольно занятно, и Савицкий, не выдержав, фыркнул.

– Хорошая вещь, – сообщил им Валерий и поднял меч, словно салютуя. – Чего смешного?

– Ничего, просто никогда мента с мечом прежде не видал.

– Да уж… – Нечаев тоже усмехнулся и взглянул на Таранова. – В любом случае, это намного лучше, чем то барахло, которое нам выдают. И которое, к тому же, постоянно на проверках. А это… нет, ты погляди, какая балансировка!

– Может, вас стоит перевооружить, – предложил Роман, деловито разглядывая оружие. – Представляю – приезжает на происшествие бобик с мигалками, а из него высыпаются опера с фламбергами наперевес. Просто шикарно!

– А я-то думал – и кто успел свистнуть одну бутылку? – насмешливо сказал Сергей, подходя к столу и снимая с него на треть пустую бутылку коньяка. Посмотрел на свет, потом открыл, глотнул из горлышка и облизнул губы. Валерий сразу насупился.

– Рита сказала, что…

– Я не об этом. Просто…

– Надираться я не собираюсь, если ты об этом, – с прохладцей ответил Валерий. – Прекрасно соображаю, что к чему, – он снова крутанул меч. – Нет, ну как будто для меня сделан. Если что, думаю, Рита не будет против, коли я его позаимствую.

– Да уж, вряд ли, – Роман принял протянутую Тарановым бутылку и отхлебнул, блаженно прищурившись – коньяк оказался отменным. Он вернул бутылку на стол, подошел к стене, присматриваясь к мечам, потом снял один, скандинавский с тяжелым навершием, провернул запястье, пробуя, сделал несколько шагов, покачивая рукой, осторожно прокрутил «мельницу», потом мягко скользнул в сторону, и меч грациозно затанцевал в воздухе, выписывая петли и восьмерки, ринулся вниз серебристой молнией, взлетел и остановился в сантиметре от мраморной головы Посейдона, опиравшегося на мраморный трезубец. Роман потер плечо, и, поддерживая клинок другой ладонью, выпрямил руки на уровне глаз, внимательно рассматривая лезвие.

– Ого! – уважительно отреагировал Валерий. – Ты что – занимался?

– Ой, чем я только в молодости не занимался, – Роман опустил меч, оперся на него и принял героическую позу, потом усмехнулся. – Жаль, недолго и почти ничего не помню. А это так – баловство, зрелищность – не больше.

– Все равно сойдет, – подытожил Таранов, оглядел мечи, покачал головой и решительно отошел к противоположной стене, на которой висела секира. – Да, конечно, ствол – это хорошо, но патроны имеют свойство заканчиваться. Мне вот, например, больше эта штучка нравится.

Он снял секиру, любовно похлопал ладонью по широкому лезвию, после чего размахнулся, и секира, повинуясь движению его рук, с хищным свистом тяжело рассекла воздух. Чуть оскалившись, Сергей размахнулся еще раз, и Роман невольно отступил назад, а Нечаев сказал:

– Эй, эй, ты потише! Разошелся! Упустишь еще! Я разрубленным быть не желаю! Я для этого слишком молод!

– Не упущу, – спокойно ответил Таранов, опуская руку с секирой. Его пальцы обхватывали рукоятку крепко и уверенно, и Роман подумал, что не верить Сергею нет никаких оснований. В сочетании с секирой тот выглядел более чем устрашающе, хотя Савицкий тут же подумал, что и не вооруженный тот весьма опасен, и мысленно удовлетворенно улыбнулся.

– Ну что, господа рыцари, займемся делом? Куда перетаскивать сии предметы?

– Да в соседнюю комнату, – сказал Сергей, пристраивая обух секиры на плечо. – А кому что подошло, можете забрать, только глаз с них не спускайте. Я не хочу, чтобы этим красавцам даже вилка в руки попала!

Роман с сожалением посмотрел на пламенеющий меч. Он бы предпочел его – меч был чудо как хорош, но слишком уж здоров. В комнате с ним еще можно было развернуться, но в коридоре сражающийся будет постоянно цепляться острием за стены… Савицкий вздрогнул и одернул себя – о каком еще сражении идет речь?! Все закончится тихо-мирно… Все должно так закончиться!

– Господи, ну и уроды! – сказал за его спиной Валерий, и Роман обернулся, решив, что Нечаев помянул разбредшихся по дому писателей. Но Валерий смотрел на статуи мифических чудовищ.

– Это персонажи древних мифов, – сказал он рассеянно, и Нечаев фыркнул.

– Знаю. Небось, эти мифы придумали такие же весельчаки, как и наши!.. Как бы не ждало нас чего похуже, чем эти жуткие рожи!

– Лучше помогай, а не занимайся прогнозами! – посоветовал Сергей, снимавший со стены кабаний меч, и Роман подошел к нему, таща за собой тяжеленный стул – прочее оружие висело слишком высоко. Нечаев положил облюбованный меч на столешницу, покосился на приготовившуюся к прыжку мантикору и вдруг спросил:

– Ромк, а помнишь, ты про сигары рассказывал?

– Какие еще сигары? – Роман удивленно обернулся. – А-а, которые кубинки сворачивают на своих смуглых бедрах?

– Ты говорил, считается, что это вранье… – Валерий принял протянутый ему Сергеем меч и уложил его на пол. – А может, не врут?

– Может и не врут, – весело ответил Савицкий. – Почему бы и нет? Большие сигарные фабрики, и в цехе полным-полно симпатичных кубинок. Там очень жарко, очень, и они работают совершенно голыми, абсолютно, и их пальчики скручивают одну сигару за другой на своих шоколадных прелестях – одну за другой.

Валерий глубоко вздохнул и, устремив взор к позолоченной потолочной лепнине, мечтательно произнес:

– Поглядеть бы.

* * *

Закончив с оружием, они перебрались на кухню и допили коньяк, закусывая извлеченными из холодильника разнообразными вкусностями. Перед этим, пока Таранов ходил на поиски Гая, Роман сбегал на третий этаж проверить, как там Рита, и ухитрился при этом практически не заблудиться. Никого из «гостей» он по дороге не встретил и так и не понял, порадовало его это или насторожило. В особняке по-прежнему стояло абсолютное безмолвие, и только за окнами шумели деревья. Заглянув в комнату, Роман убедился, что Рита, как и обещала, спит, вольготно разметавшись по разворошенной постели. Он сунул под кровать принесенный меч, взглянул на ее перебинтованную руку, удрученно покачал головой и некоторое время тихо стоял рядом, думая о словах Сергея.

…ты ведь прекрасно понимаешь, что хоть один из них захочет поквитаться с тем человеком, который втянул его в эту историю

И почти сразу же ему вспомнился жалобный голосок Ксении.

…моя бедная голова!.. если б ты знал!..

Ему нужно что-то написать… Но как и что? Роман все еще совершенно не представлял. Нет, он знал, что должен написать – конечно же, знал. Но понятия не имел, как это сделать.

Рита ворохнулась во сне, забросив руку за голову, и он чуть наклонился, вглядываясь в ее расслабленное лицо, в подрагивание ресниц на щеках, в чуть приоткрытые губы. Не та эта история, не так она написана – все должно быть совсем по-другому, и, может, и будет по-другому… да, будет другая история, в которой нет ни смертей, ни безумия, и вздорная кошка в ней не ведает ни боли, ни злости, ни чужой крови… просто есть там такая, с глазами полными моря, стоящая на одном из старых горбатых мостиков и смотрящая на город без всякой ненависти… и может к ней подойдет человек… он отнюдь не романтичен и совершенно не благороден, и у него скверный характер… но он подойдет к ней, точно подойдет и не скажет ничего плохого… а что он скажет, это пока тайна… и дальше все будет совершенно замечательно… Может, это и банальная история и нет в ней оригинальности и остроты… но иногда чертовски хочется банальностей. Иногда чертовски хочется, чтоб все было хорошо.

Роман повернулся и тихо вышел, снова заперев за собой дверь. В кухню он вернулся практически одновременно с Тарановым, который раздраженно сказал, опускаясь на стул рядом с Валерием:

– Проклятый пес куда-то подевался! Дрыхнет наверное где-нибудь… Потом еще поищу.

– И как ты тут ухитряешься ориентироваться? – жуя, поинтересовался Нечаев. – Кошмарное здание! Я по второму этажу полчаса бродил и каждый раз выходил в другом месте.

– Это, кстати, надо исправить, – заметил Сергей, извлек из кармана предусмотрительно прихваченные где-то листок бумаги и ручку и быстро набросал план особняка, сопровождая это действие лаконичными комментариями. Роман и Валерий уважительно закивали и некоторое время старательно изучали рисунок.

– Ну, все проще, чем ожидалось, – наконец заявил Нечаев, и тут из коридора долетело развеселое гавканье и почти одновременно с ним испуганный взвизг – судя по всему, «проклятый пес» нашелся и при этом нашел какую-то даму. Через несколько секунд в кухню влетела Виктория, громко шлепая туфлями на плоской подошве. Увидев сидящих за столом, она резко остановилась, потом негодующе ткнула рукой себе за спину:

– Там огромная собака!

– Да? – удивился Роман, созерцавший свою рюмку. – Не может быть!

– Очевидно, Лозинский перетек в иную форму, чтоб нам было страшнее, – пробормотал Валерий. Таранов вообще никак не отреагировал, глядя на Викторию спокойно и равнодушно. Тут в кухню ввалился Гай и описал возле Корнейчук широкий полукруг, чуть порыкивая, и Виктория мгновенно окаменела, прошелестев:

– Отзовите собаку!

– Гай, ко мне! – Сергей хлопнул себя по ноге, и бульдог, неохотно отвернувшись от женщины, подошел к нему и тяжело уселся на пол. – Вы что-то хотели?

– А я обязана отвечать?! – презрительно и чуть брезгливо отозвалась Корнейчук, подошла к холодильнику и извлекла из него добрую порцию копченого мяса. Подошла к столу, под аккомпанемент всеобщего равнодушного молчания сделала толстенный бутерброд, захлопала дверцами бесчисленных шкафчиков и на ее лице появилось разочарование. Она вытащила бутылку слабоалкоголки и взглянула на коньяк на столе, которого уже осталась самая малость.

– А покрепче ничего нет? – Виктория раздраженно махнула бутылкой. – Вы что же – сами все выпили? Есть еще коньяк?!

– Понятия не имею, – сказал Таранов. – Это не мой дом.

– Где Рита? Уж она должна знать…

– Рита спит, – резко ответил Савицкий, – а где, я не помню. Это и не мой дом.

– Почему вы так со мной разговариваете?! – возмутилась Виктория и поправила очки. – Я понимаю, что вам многое довелось пережить, но я тут совершенно не при чем! То, что я вам сказала… это случайно вырвалось.

– Ах, мадам, как бы я хотел вам верить! – задушевно сообщил Роман. – Если вы желаете допинг, так возьмите несколько бутылок. А мы тут заняты – обсуждаем ситуацию на Ближнем Востоке. Желаете присоединиться?

– Обойдусь, – Виктория вытащила из шкафчика еще две бутылки. – Вы бы лучше над книгой думали! Ерундой занимаетесь!

– Чего над ней думать – восходит солнце, панорама улыбающихся лиц, озерная гладь – конец фильма, – Нечаев протяжно зевнул. Виктория недобро прищурилась.

– Не понимаю, как вы можете так к этому относиться?! Вы не осознаете, насколько грандио…

– Уаргх! – сказал Гай, вздергивая верхнюю губу, и Корнейчук, прихватив бутылки и тарелку с бутербродом, мгновенно исчезла из кухни.

– Грандиозность! – зло произнес Роман, щелкая зажигалкой. – Нет, ну что за идиоты?! Может, эту все-таки есть смысл пристрелить?

– Обалдел?! – возмутился Валерий, правда, сделал это довольно вяло. Таранов задумчиво пробормотал:

– Мое предложение, если что, в силе.

– Какое предложение? – так же вяло поинтересовался Нечаев. Сергей отстучал пальцами на столешнице какой-то короткий мотивчик и ответил:

– Насчет ситуации на Ближнем Востоке.

– Хм, – Нечаев сердито заглянул в свою пустую рюмку, цапнул к себе бутылку и разлил остатки, потом сожалеюще взглянул на бутылку и переставил ее под стол.

– Не понимаю, почему мы так во все это верим? – он залпом выпил коньяк и с грохотом поставил рюмку на столешницу, чуть не разбив. – Вначале я не верил… долго не верил… а теперь готов поверить почти во все! Если оно вновь появится и скажет, что этот дом сию секунду обрастет перьями и крыльями и улетит к… – Валерий вклеил непечатное слово, – или в… – он опять вставил непечатное слово, – я поверю! У меня от этого скоро крыша поедет… если уже не поехала! Я привык к фактам… к обычным фактам! Кого-то ограбили, дали по голове, убили, в конце концов… но это обычно! Каких бы мерзостей я не насмотрелся, но они обычны. При всей их частой извращенности и зверстве обычны… для нашего времени. Даже то, что сегодня меня… А это…

– А я не верю, – Сергей отпил половину своей рюмки. – Все, что он болтал… да и вашему с Ритой рассказу я, извини, верю не особенно. Я этого не видел, а рассказать можно что угодно. Я верю в реальную опасность. Если она появится – я в нее поверю. Я верю только, что эти люди – сумасшедшие. Напишут они что-то или нет, воплотится это или нет – они опасны сами по себе, и без своих книг. Корнейчук – фанатичка, Зощук – из тех, кто запросто тебе нож в спину всадит, особенно если это ему выгодно, а Семыкин – озабоченный ублюдок.

– Расклассифицировал! – Валерий хмыкнул. – А в то, что Лозинский – призрак, веришь?

– Верю, но не так давно, – Сергей откинулся на спинку стула.

– С тех пор, как в голову ему пальнул?

– Не только. С тех пор еще, как проверил все и убедился, что он – не какая-то сверхчудоголограмма.

– Не понимаю, – Валерий покачал головой. – Есть у меня один знакомый – тоже писатель, фэнтезист, его издают даже… Нормальный мужик. А еще один – детективщик, знакомый знакомого, расспрашивал меня как-то о работе – так тот тоже ничего. Но эти…

– Всякие бывают люди, – Роман почесал затылок. – А эти… может, просто записались, ничего кроме своих книг и не знают. Живут где-то там, в своих мирах, любуются ими… а в нашем мире совершенно ничего из себя не представляют… внутренне, во всяком случае. Каждый из них, похоже, считает себя гением. И они вбили себе в голову, что сейчас им представилась возможность доказать, какие они великие.

Сергей вытащил сотовый, нажал на кнопку, послушал.

– Так и не берет, – он спрятал телефон. – Представляю, что сейчас в городе творится.

– Вряд ли там творится что-то особенное, – сказал Роман, постукивая сигаретной пачкой по столешнице. – И эти туманные нити, и тьма, и жуткие рожи, и буря – думаю, это видим только мы, как раньше только я видел Дениса. Даже Валерка его не видел. А все прочие видели лишь последствия его действий. Видели человека, который горел заживо. Видели человека, который за несколько минут превратился в мумию. Просто теперь мы все – часть книги под названием «Денис Лозинский».

Таранов вскинул на него глаза.

– Хочешь сказать, что все это иллюзия? Не настоящее?

– Для нас настоящее, и на данный момент этого довольно. Другое дело, что в любую секунду это может стать настоящим и для всех остальных. Для тех, кто остался в городе. Оно хочет Аркудинск. Не верю я, что все это так просто может закончиться.

– Зачем ему город? – Таранов взглянул на оконное стекло, к которому прильнула тьма, потом почесал за ухом чинно сидящего рядом Гая, который с вожделением смотрел на колбасу и ронял слюну на пол. – Он же сказал, что он часть этого города.

– Не знаю, не понимаю я его аллюзий. Может, он не хочет быть частью? Может, он хочет быть целым.

– Такое странное было ощущение, когда он держал меня за руку, – Валерий чуть прикрыл веки. – Только смотреть мог и слушать, а прочее… Будто оказался в каком-то взбесившемся скафандре. Делал то, что вовсе не собирался. Но даже не это плохо, а то, что… Я был счастлив. Непонятно это, дико… но я был счастлив. Все вдруг стало так ясно, так просто, так хорошо, все обрело смысл, все казалось таким… – он сглотнул. – Я не хотел, чтобы он меня отпускал – представляете?! Мне казалось, что я умру, если он меня отпустит. Он казался мне… не знаю… чуть ли не богом… бред какой-то! Теперь я понимаю, почему та женщина, Назаревская, называла его «мой родной».

Роман покосился на Сергея и успел заметить, как его губы чуть дернулись, а в глазах что-то полыхнуло – то, что рассказал Валерий, явно было очень знакомо Таранову. Хотя его Денис держал за руку меньше секунды – даже не держал, прикоснулся походя. Своих же ощущений Роман почти не помнил – это было давно и совершенно размылось временем и событиями.

– Пришел сюжет и схватил потерявшийся персонаж… – пробормотал он и криво усмехнулся. Таранов допил свой коньяк и резко встал.

– Ладно, будет на сегодня! – он коротко глянул на Романа. – Если что, я периодически буду на третьем этаже, в бывшей бильярдной… комната через одну от вашей. А если услышишь где-нибудь жуткий грохот, значит, я буду там, – Сергей сгреб со стола свои сигареты. – Попробую чего-нибудь написать – мол, мы всех победили и умотали к чертовой матери!

– Серега, – угрожающе произнес Савицкий. – Кого это еще мы победили? Ты смотри…

– Я фигурально выражаюсь, – Таранов усмехнулся. – Гай, ко мне!

Пес еще раз тоскливо взглянул на колбасу, на Романа, сморщился и затрусил следом за Сергеем к двери. В дверном проеме Таранов остановился, и Валерий встал, громко двинув стулом, и оперся ладонями на столешницу.

– А Майя?.. куда ты Майю?..

Таранов, обернувшись, пронзительно посмотрел на него, молча отвернулся и вышел из кухни. Нечаев покачнулся, потом плашмя ударил ладонью по столу, и Роман, глядя на его чуть побагровевшее лицо, подумал, что Валерий гораздо пьянее, чем казался поначалу.

– Валерка, ты…

– Отвали! – рявкнул Нечаев и шагнул в сторону, зацепив ногой бутылку, которая с веселым звоном покатилась к плите. Развернувшись, он подошел к шкафчику, распахнул его, обозрел пустую нижнюю полку и выругался.

– Вот гад, действительно все попрятал! Ну ладно же!..

– Тебе бы лучше выспаться, – осторожно сказал Роман, глядя на согнутую широкую спину Валерия под натянувшейся тканью рубашки. Нечаев усмехнулся – смешок был безжизненным, звенящим, словно кто-то стукнул палкой по железной ограде.

– Мне лучше выспаться… – он с грохотом захлопнул дверцу и обернулся, чуть пошатываясь. – Вот паскудство! Мало того, что я должен сидеть с этими козлами… так я даже не могу свою жену на берег отвезти… сделать все, как надо!.. Лежит где-то в этом чертовом доме, как мусор!.. а мне лучше выспаться!..

Валерий отошел к окну, прижался лбом к стеклу, его ладони прыгнули к вискам и поползли вниз, к подбородку, натягивая кожу.

– Я не хотел убивать… – шелестнул его голос. – Я… в плечо… в плечо… а это… Он это сделал, он… я знаю… Как же я устал…

– Валерк, я понимаю… – Роман встал, и Нечаев тотчас обернулся и яростно посмотрел на него.

– Да ни хрена ты не понимаешь! Как ты можешь понять?!.. Твоя женщина жива, а моей больше нет!..

Он шлепнул ладонью по подоконнику и стремительно вышел из кухни, по дороге зацепившись плечом за косяк. Роман, вздохнув, закурил очередную сигарету, хотя на сегодня их уже было выкурено столько, что начало першить в горле. Ни к чему сейчас приставать к Нечаеву с утешениями. Ничего, выправится. Хотя очень не понравился Роману этот шелестящий неживой голос, такой непохожий на нечаевский. Может, и стоит Таранову позволить Валерию надраться до такой степени, какой тому хочется? Проспится – отойдет. В конце концов, Денис сказал, что они все соавторы, а значит, что бы ни начало тут происходить – без участия Нечаева оно не произойдет. С другой стороны, неизвестно, сколько у них времени.

По дороге Роман заглянул в приоткрытую дверь гостиной. Опрокинутый стул так и валялся на полу, указывая ножками на диван, но вместо люстры теперь горел один из четырех изящных торшеров, расставленных по углам. В камине чуть потрескивали невысокие юркие язычки пламени, а на медвежьей шкуре перед порталом боком к дверному проему сидела Альбина, поджав под себя ноги и глядя на огонь. Роман приоткрыл дверь пошире, та чуть скрипнула, но если Оганьян и услышала, то ничем этого не показала. Ее красивое лицо было расслабленно-отрешенным, а в темных глазах плясали огненные отсветы. От царящего в гостиной полумрака эти отсветы казались особенно яркими, и чудилось, что глаза Альбины горят изнутри, словно из зрачков и почти сливавшейся с ней цветом радужки выглядывает существо жидкого пламени, заточенное в человеческое тело. Она сидела, не шелохнувшись, точно колыхающийся огонь сейчас был важнее целого мира, и от выражения ее лица Роману стало немного не по себе. Он бесшумно отступил назад и притворил дверь.

По лестнице Роман поднимался медленно – оглядывался, слушал дом. Где-то на первом этаже дважды сонно гавкнул Гай и затих. На втором этаже на далекой винтовой лесенке в полумраке мелькнула чья-то тень и исчезла, а когда он ступил на площадку третьего этажа, со второго долетел почти сразу же стихший перестук каблуков. Они бродили – бродили где-то по особняку, словно призраки – тихие задумчивые призраки, возможно, не менее опасные, чем сам Денис.

Оглядевшись еще раз, он отпер дверь, открыл ее и застыл на пороге. Потому что от окна к нему обернулось видение – волшебное видение, в чем-то длинном, темно-зеленом, струящемся мягкими складками, видение с высокой прической, из которой на правое ухо спускался золотистый локон, видение с плетеным золотом на тонкой шее, видение с южным летним морем в глазах и с притаившейся в изгибе губ тайной, предназначенной только для него одного… чарующее, незнакомое и в то же время такое близкое, и на него нельзя насмотреться – никак нельзя…

Все это пронеслось в его голове в одну секунду и все это он, слегка растерянный, вложил в одно-единственное слово:

– Ого!

– Ты красноречив, как всегда, – с теплой усмешкой заметила Рита и протянула к нему руки в медленном, удивительно плавном и красивом жесте. Савицкий нашарил за спиной дверной замок и запер его.

– Это все мне?

– Тебе, – его поманили – и руками, и глазами. – Я хочу, чтобы ты написал что-то волшебно хорошее.

– Я думаю, – очень серьезно ответил Роман, – что теперь в этом можно не сомневаться.

* * *

Когда он проснулся, Рита спала рядом, уткнувшись лицом ему в плечо и закинув руку на грудь. Несколько минут Роман рассеянно смотрел в потолок, водя взглядом от одного края до другого и силясь вспомнить, что же он такое должен сделать? Лежащая на груди рука мешала вспоминать, так же как мешало собственное неожиданно хорошее самочувствие и не менее хорошее настроение.

Ах, да, книга!

Роман покосился на прижатую к его плечу золотоволосую голову, снова перевел взгляд на потолок и попытался сосредоточить свои мысли на том, что ему следует написать и как это следует написать. Но тут же досадливо зажмурился. Как можно на таком сосредоточиться, если рядом лежит голая женщина? К тому же, если эта голая женщина впридачу еще и любимая женщина. Нет, совершенно невозможно!

Он чуть отодвинулся и осторожно переложил руку Риты на подушку. Девушка тотчас глубоко вздохнула и, перекатившись по кровати и сбросив простыню, повернулась к нему спиной, что-то пробормотав во сне. Его взгляд невольно устремился к обнажившимся прелестям, после чего Роман, сожалеюще вздохнув, протянул руку и простыню поправил. Рита сейчас была желательна исключительно в спящем виде. Встав, Савицкий чуть потянулся и поморщился – волшебство волшебством, а спину фея расцарапала на совесть. Собрал свою одежду, привольно разбросанную по всей комнате, он бесшумно оделся, посмотрел на пистолет на тумбочке, еще раз на Риту и вышел, заперев за собой дверь.

В доме ничего не изменилось – все та же глубокая тишина, та же тьма за окнами и тот же полумрак в коридоре. Вытащив прихваченные сигареты, Роман закурил и огляделся, вспоминая нарисованный Тарановым план дома, потом повернулся и пошел к кабинету. Но, не дойдя, остановился рядом с дверью «тронного зала». Когда они уходили, Сергей закрыл ее и выключил люстру. Но теперь дверь была приоткрыта на ладонь, и в щель выбивался яркий свет. Подойдя к двери, Роман заглянул в зал, потом осторожно потянул створку, и дверь беззвучно повернулась на петлях.

Стоявшая посередине зала, рядом со столом Виктория не шелохнулась, тем самым напомнив ему неподвижно сидящую перед камином Оганьян, сосредоточенную на танце пламени. Скрестив руки на плоской груди, Корнейчук пристально смотрела на мраморные статуи мифических чудовищ, и ее взгляд плавно скользил от одной оскаленной застывшей морды к другой. Видимое в профиль лицо было расслабленным, обычно резкие и жесткие черты смягчились, и сейчас в нем появилось даже что-то миловидное, но в то же время это лицо было странно безжизненным, и застывшая женщина сама казалась частью скульптурной экспозиции. Позади нее мраморный Гефест замахивался молотом, и на его бородатом лице чудилось негодование, оттого что Виктория стоит так далеко, и он никак не может до нее дотянуться.

– Что – шпионите? – вдруг негромко и насмешливо спросила Корнейчук, не оглянувшись. – Боитесь, как бы мы чего не стянули?

– Это самое меньшее, чего сейчас стоит опасаться, – отозвался Роман, встав на пороге. – Что вы делаете?

– Смотрю, – Виктория пожала плечами. – Просто смотрю… Надеюсь, это не запрещено?

Роман ничего не ответил, и Корнейчук, помолчав, добавила – уже другим, удивительно мягким голосом:

– Они такие красивые…

Она подошла к мантикоре, погладила ее по спине, потом ее ладонь скользнула на вздымающийся вверх скорпионий хвост – ласковый, восхищенный жест, но в этом восхищении не было ничего от любования произведением искусства. Роман повернулся и молча вышел, ругаясь про себя.

Кабинет, где он прихватил бумагу и ручку, был пуст, в бывшей бильярдной, где грозился находиться Таранов, тоже никого не было. Сложив листки, Роман сунул их в карман – как-то слишком поспешно, словно разгуливать по дому с листами принтерной бумаги было на редкость непристойным занятием. Он быстро прошел вдоль и поперек весь третий этаж и убедился, что кроме Корнейчук здесь больше никого нет. Дверь в комнату, где, по словам Сергея, заперся Зощук, была распахнута настежь, окно было тоже открыто, и черный туман перекатывался в проеме, но дальше подоконника не двигался – только время от времени из него выстреливали тонкие щупальца и осторожно просовывались в комнату, словно пробуя воздух в ней на вкус, но тотчас же втягивались обратно. Ветер перекатывал по полу скомканные исчерканные листки, а рядом с огромным креслом – единственной мебелью в комнате – стояли три пустых бутылки из-под слабоалкоголки. Роман хмыкнул и пошел назад.

Владимира он встретил на лестнице – Зощук поднимался неторопливым, размеренным шагом, держа в каждой руке еще по бутылке, в которых колыхалась бледно-оранжевая жидкость. Свитер он снял, оставшись в светлой рубашке, которая ему была явно мала. Зощук смотрел перед собой невидящими глазами, и его губы беззвучно шевелились, словно он разговаривал с кем-то невидимым, шедшим рядом с ним. Романа он, похоже, даже не заметил, хотя прошел совсем близко, едва не задев локтем, – безмолвный, сосредоточенный призрак, бредущий где-то в собственном мире. Верно, это был очень практичный мир, ибо сквозь отрешенность на лице Владимира проглядывала легкая озабоченность, словно он и сейчас краешком сознания прикидывал, сколько можно потребовать в качестве нанесенного морального ущерба и как это надежнее оформить. Роман досмотрел, как юрист-призрак завернул за угол, потом спустился на второй этаж. У него возникло неодолимое желание отыскать всех литераторов и узнать, кто чем занимается.