Текст книги "Последнее предложение (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

В третьей от лестничной площадки комнате с такой же скудной обстановкой, как и в комнате Зощука, оказался Семыкин. Юрий в одних брюках, скрестив босые ноги, сидел на полу. Перед ним стояла полная окурков пепельница, из которой выматывалась сизая струйка дыма, и валялись несколько коробков из-под каминных спичек. Прикусив губу, Юрий, не замечающий чужого присутствия, мастерил на полу из спичек некое подобие осадной башни и, казалось, с головой ушел в работу, то и дело что-то бормоча и потирая ладонью грудь, густо заросшую черными волосами. Рядом валялись листы бумаги – чистые все до единого. Пока Роман смотрел на него, Семыкин деловито выпотрошил еще один коробок, взял одну спичку и с хрустом сломал ее. Улыбнулся, уронил обломки на пол и взялся за следующую. Когда он дошел до четвертой, Роман смотреть перестал.

– Черт знает что! – еле слышно пробормотал он. – Теперь дом набит привидениями!

Безяев для личных раздумий облюбовал комнату покомфортней – с диваном, огромным плазменным телевизором и тремя шкафами, до отказа забитыми дисками. Илья, вальяжно развалившись на диване и придвинув к нему незатейливо сервированный столик, пил пиво, закусывая соленой рыбкой, покуривал и смотрел по телевизору «Волшебника Земноморья», то и дело издевательски хихикая. Вид он имел успокаивающе беззаботный и никак не походил на человека, отягощенного муками творчества. Романа Илья заметил сразу же, едва тот заглянул в комнату.

– А, грозный страж! – насмешливо сказал Безяев, протянул руку и снял одну из запотевших бутылок со столешницы. Приглашающе помахал ею в воздухе. – Пиво будешь?

– Не, спасибо, – Роман прислонился к косяку, внимательно оглядывая комнату. – А ты что ж – уже натворил?

– Да так… – неопределенно ответил Илья и сделал жест в сторону окна, потом добавил: – В принципе… А ты чего… Слушай, я тут… Ленка пристала с ножом к горлу – охота, видишь ли ей музыку послушать, только в той комнате, где она обосновалась… В общем, я ей туда часть музыкального центра оттащил – ничего? Потом на место поставлю.

– Да мне-то что? – Роман рассеянно взглянул на экран телевизора. Илья внезапно оживился и сел, разом утратив всю вальяжность.

– Слушай, а этот… он… оно… – некоторое время Безяев барахтался в личных местоимениях, после чего снова перешел на указательные, – это… что-нибудь говорило – как там?.. что там?..

– Нет, – коротко ответил Савицкий, сразу же потеряв интерес к разговору, и Илья чуть подался вперед, вдавив донышко бутылки в диван.

– И ты не спросил?!

От плохо скрываемого возмущения в его голосе Романа снова разобрала злость.

– Нет, не спросил! И не собираюсь! Мне на это наплевать! Для меня важно то, что сейчас! Можешь сам у него спросить, когда он вернется!

– Мне бы не хотелось, чтобы он возвращался, – сумеречно ответствовал Илья и глотнул из бутылки.

– Надеюсь, именно это ты и написал?

– Ну… – в пожатии плеч Безяева Роману почудилось смущение, – в общем…

– Надеюсь, без драконов и чародеев, колдующих напропалую с утра до вечера без перерыва на обед?

– Да как я тебе это втисну в несколько страниц?! – возмутился Безяев. – Да и зачем мне это?! Я просто… да и не об этом я пишу обычно! К тому же… – его рука сделала беззаботный жест, – ничего… я не думаю, что произойдет что-нибудь этакое. Да… оно может убивать… но не может же оно преобразить весь мир?!

– Ваши книги настолько масштабны?

– Слушай, – решительно сказал Илья, – масштабны или нет, но это наши книги, а здесь наших – всего несколько страниц! Я вообще не понимаю, какой в этом смысл. Каждый пишет что-то свое… Ладно, если мы напишем одинаково… но если нет? Не может же он сделать несколько вариантов того, как все это закончится? Запихнет каждого в его собственное окончание?

– В таком случае, тебе тем более желательно сделать это окончание блеклым, тихим и безмятежным. От тебя не требуют интересной книги – сейчас не требуют.

Безяев дернул желваками, и Роман понял, что его слова почему-то задели Илью за живое. Но в следующую секунду тот снова принял беззаботный вид, глотнул пива и повалился на диван.

– Ты серьезно относишься к своим книгам? – сам не зная, зачем спросил Савицкий, и Илья посмотрел на него, как благородная дама на кучера, сказанувшего ей на редкость пошлый комплимент.

– Мы все серьезно относимся к тому, что пишем, – размеренно ответил он. – Разве может быть иначе? Если тебе наплевать на то, что ты создаешь, зачем тогда вообще создавать?

«Плохо дело», – мысленно сказал Роман сам себе, оставляя Илью наедине с пивом и телевизором.

Последними обитателями второго этажа, которых ему удалось отыскать, были Валерий и Ксения, и Роман, проходя мимо распахнутой двери в комнату, лишь глянул в нее краем глаза, схватил всю картину и пошел дальше. Небольшая комнатка была спальней – отчего-то Роману подумалось, что это спальня Майи, хотя ничто не указывало на ее принадлежность – комната была хоть и милой, но совершенно безликой. Нечаев и Ксюша, презрев окружающую их мебель, расположились прямо на полу среди густых облаков сигаретного дыма, колыхавшихся между ними, и, сидя вполоборота друг к другу, о чем-то тихо разговаривали, по очереди попивая коньяк прямо из горлышка и тем самым оправдывая известное высказывание, гласящее, что если русский человек захочет напиться – он напьется. Таранов ли дал Валерию бутылку, или тот сам нашел схрон и изыскал способ к нему подобраться, Роман не знал – и не собирался выяснять. У Нечаева своя голова на плечах – пусть сам ею и думает. По крайней мере сейчас он казался спокойным и даже немного добродушным. Отвлекся – и то ладно, и останавливаться перед комнатой Савицкий не стал, так и не поняв – видели они его или нет.

Спустившись в холл, Роман повернул было направо, к гостиной – очень хотелось знать, там ли еще Альбина – сидит ли все так же, глядя на огонь? Но, сделав лишь шаг, остановился, глядя на колышущуюся взад и вперед тяжелую входную дверь. На мгновение у него мелькнула мысль, что Таранов снова вышел посмотреть – не началась ли, все же, долгожданная в своей реальности гроза, но в этот момент дверь колыхнулась сильнее, и в слабоосвещенном проеме прорисовалась фигура, на тарановскую непохожая совершенно. Роман быстро подошел к двери, поймал качнувшуюся было обратно створку и вышел на крыльцо. Стоявший спиной к нему человек не обернулся, но чуть вздрогнул, дав Савицкому понять, что он замечен. Во всяком случае, это было лучше безмолвно-сосредоточенных Зощука и Семыкина. Но хуже, чем если бы он обнаружил здесь именно Таранова.

– Что – вышла посмотреть погоду? – поинтересовался он. – Не страшно?

– Страшно, – просто и как-то безмятежно ответила Токман. – Но страх – это всего лишь состояние ума, как и боль. Этим можно управлять и обращать себе на пользу… Тебе ведь известна суть такой процедуры, как прививка? Тебя заражают искусственно, чтобы ты уже никогда не заразился по-настоящему… Организм вырабатывает антитела, привыкает… Ум тоже. Ты не знаешь – сейчас день или ночь? Так темно, что не понять…

Роман потер голое запястье и вспоминающее прищурился.

– Судя по часам, которые я недавно видел, ранний вечер.

– Забавно, – Елена усмехнулась в темноте. – Вот бы не подумала… А я не ношу часов. Они всегда напоминают мне о смерти.

– Господи, хоть один нормальный среди вас есть? – насмешливо произнес он. Елена пожала плечами и повернула голову, едва заметно блеснув глазами.

– Смотря, какой смысл вы вкладываете в это понятие. Нормальный… Нормальные – это обычные. Семья, дети, работа, дом, болтовня про политику, сериалы, последние сплетни, с кем нынче спит Наташка, а с кем Колька, какой курс доллара и на ком в следующий раз женится Пугачева… Рутина с утра до вечера, а перед сном какой-нибудь фильмец, реже – книга… Это скучно, Рома, скучно… Я всегда старалась жить ярко – и не только в своих книгах. И тогда – да, я ненормальная… все мы… Но ведь и она – такая же, как и мы. Почему же тогда ты с ней до сих пор? Все знаешь, а все равно с ней?

– Разве это нужно объяснять?

– Раз ты так говоришь, значит объяснений у тебя нет, – констатировала Токман и снова отвернулась. – Уйди, пожалуйста. Я вышла сюда не в поисках компании. Здесь красиво – столько ветра, и дивный сад, наполненный тьмой…

– Понял, удаляюсь на цыпочках, – сообщил Роман, шагнул назад и прикрыл дверь. Удрученно покачал головой и вновь направился к гостиной. Но, не дойдя пары метров, остановился, прислушиваясь к доносящимся из комнаты совершенно недвусмысленным звукам, сомневаться в происхождении которых не приходилось. Роман приподнял брови, потом осторожно сделал еще несколько шагов и глянул в щель между дверью и косяком – памятуя о недавней сцене с Семыкиным, следовало убедиться, что там все происходит по обоюдному согласию.

«Ну конечно, а что же еще?» – насмешливо сказал в голове знакомо гаденький голосок.

В гостиной все действительно происходило по обоюдному согласию, иначе Альбина не стонала бы так сладостно, и ее рука не была бы заброшена на шею мерно раскачивавшемуся позади нее Таранову, чьи широкие ладони накрывали ее груди. Глаза Оганьян, дергавшейся в такт толчкам, были закрыты, красивое лицо исказилось в страстно-хищной гримасе, лицо же Сергея казалось совершенно спокойным, а глаза – внимательными и сосредоточенными, и Роман скользнул в сторону прежде, чем тарановский взгляд уперся в то место, где он только что был.

«Во дает начальник отдела насекомых…» – мысленно пробормотал он, усмехнулся и направился к лестнице. Впрочем, ничего особенного в этом не было. Кто-то вдохновляется, а кто-то просто живет.

Вернувшись на третий этаж, Роман проверил спальню, убедился, что все в порядке, и, еще раз прогулявшись по этажу, облюбовал небольшую комнатку неподалеку от спальни. Мебели здесь не было вообще, а под потолком присутствовал непременный, как уже успел заметить Савицкий, атрибут каждой комнаты – огромная хрустальная люстра, от которой маленькое помещение казалось еще более маленьким. Верно, покойный хозяин дома был помешан на огромных хрустальных люстрах.

Устроившись на полу, Роман почти пятнадцать минут тупо смотрел на чистый лист бумаги, не зная, как начать. Вроде бы известно, что собираешься написать, вроде просто все – совершенно просто, а вот, поди ж ты, даже не знаешь, какое слово написать первым!

Да какая, собственно, разница?! Написать одну несчастную страничку – и все! Что в этом такого?! Не требуется никаких развернутых метафор, описаний, глубокой продуманности, аллегорий – ничего! Все просто закончилось.

Выкурив две сигареты подряд, Роман написал несколько слов, тут же зачеркнул их и написал другие, которые почти сразу же тоже зачеркнул. Он писал и черкал, писал и черкал, потом раздраженно смял исписанный лист и отшвырнул в сторону, растерянно глядя перед собой. Он и не знал, что это окажется так сложно.

Перекатившись на спину, Роман некоторое время смотрел на бледный потолок, на подвешенный к нему сияющий хрустальный дворец, потом закрыл глаза и с минуту лежал так, ровно дыша. А потом вдруг что-то произошло. Он так и не понял, что это было. Что-то загорелось в мозгу – словно яркий мощный луч, мгновенно высветивший дорогу в густой тьме, и Роман удивился тому, что не увидел этой дороги раньше, не понял, куда ему надо идти. Свет принес с собой нетерпение, принес с собой спешку и странный страх, что вот-вот погаснет этот луч, и он не успеет, не успеет…

Савицкий стремительно перевернулся на живот, и когда его взгляд коснулся бумаги, он не увидел прежней безмятежной белизны – он увидел все ту же дорогу, увидел людей и события, увидел тьму и место для нее, увидел себя самого, увидел пространство, увидел даже время. Странное чувство, чем-то пугающее и, в то же время, такое сладкое. Словно ты вдруг оказался на вершине горы, к которой добирался много лет, и теперь, стоя на ней, можешь охватить взглядом абсолютно все, на километры и часы…

Теперь он почти не черкал. Ручка бегала по бумаге быстро и уверенно, протягивая предложения, выписанные крупным, четким почерком. Вскоре Роман перевернул лист на другую сторону, и ручка затанцевала и по ней. Вначале он работал, сдвинув брови и прикусив нижнюю губу, но постепенно начал улыбаться – все шире и шире.

Денис оказался прав.

Это место сейчас и вправду было волшебным.

* * *

Никто не назначал гостиную местом общего сбора – все просто потянулись туда сами собой, и каждый знал, что ждать следует именно там, – то ли потому, что здесь они сидели накануне, то ли… но Роман сразу же отбросил это «то ли».

Он думал, что они с Ритой спустятся первыми, но в гостиной уже сидели Сергей, Валерий и Ксения. Таранов, развалившись в кресле, курил и на появление Романа и Риты отреагировал спокойным приветливым кивком. Ксюша, забравшаяся с ногами в другое кресло и поглощавшая фаршированные оливки, которые выуживала из банки прямо пальцами, отреагировала немного жалобным: «О, привет!» Валерий же, сидевший в обнимку с двухлитровой, уже наполовину пустой бутылью минеральной воды, вообще никак не отреагировал, глядя куда-то в угол и то и дело жадно припадая к горлышку. Таранов выглядел, как человек, отлично проведший день и так же отлично выспавшийся. Ксюша казалась немного потрепанной, глаза у нее чуть припухли, и она периодически, болезненно морщась, потирала висок. Внешность Нечаева была похмельной лишь самую малость, на лице застыло мрачное, даже злое выражение, и взгляд его порой выныривал из угла и начинал яростно метаться по лицам собравшихся, словно Валерию отчаянно хотелось набить кому-нибудь морду, но он не знает, с кого начать.

Когда Савицкий опустился на диван, Сергей, стряхнув пепел, внимательно взглянул на него, но усмешка в его голосе оказалась беззаботной:

– Вижу, ты так и хочешь спросить: «Ну что?»

– Ну как? – Роман вернул ему усмешку, потянулся и отнял у Валерия бутыль, которую тот выпустил из рук с крайней неохотой. Таранов, чуть подвинувшись, подхватил с сиденья измятую пачечку исписанных листов и продемонстрировал ему. Листов было явно больше одного. Их было и больше пяти.

– Одна страничка, Серега? – сказал Роман чуть укоризненно и потянулся за листами, но Таранов тотчас же опустил руку и принялся скатывать их трубочкой.

– Свои покажи.

Роман помялся, но все же вытащил собственное завершение книги из-за пазухи, и Валерий тотчас фыркнул.

– А у самого-то!

– У меня крупный почерк! – с вызовом отозвался Роман, помахивая листами. Нечаев скривил губы, после чего выудил откуда-то из-за спины собственное произведение, вызвав его видом новую порцию скептических улыбок. Шайдак почти сразу же глубоко вздохнула, и ее ладошка порхнула к губам. Рита, примостившаяся на подлокотнике дивана, не улыбалась, и на ее застывшем лице Роман отчетливо прочитал тревожное ожидание. Протянув руку, он успокаивающе погладил ее по боку и тотчас чуть вздернул брови, нащупав в боковом кармане джинсов нечто, подозрительно напоминающее ручку ножа. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, за поясом его собственных брюк вновь был пристроен «бантам»… да и коллекционный меч был совсем рядом… практически рядом. Роман убрал руку и хлебнул из бутылки. Вода оказалась приятно-ледяной.

– Ну, а что же дама? – Сергей вопросительно взглянул на Ксению, которая почему-то сразу же сжалась в своем кресле, точно Таранов наставил на нее пистолет. Потом вытащила из-под себя пачку мелко исписанных листов, с вызовом ткнула ими в сторону Романа и тотчас спрятала обратно. Савицкий присвистнул.

– Ничего себе! Когда ж ты успела?!.. – он осекся, вдруг поняв, что не знает, сколько на самом деле прошло времени с тех пор, как начал писать. На часы не смотрел давно, а за окном была все та же тьма, и кто его знает – день сейчас вокруг Аркудинска или ночь?.. кто его знает, есть ли еще Аркудинск вообще?.. – Ксюша, мы разве не договорились?! Разве я не…

– Я ничего плохого не писала! – проворно ответила Ксения и скрестила ноги, обтянутые зелеными брюками. – Вы сами-то… Я просто… Я не хочу, чтобы со мной что-то случилось!

– Покажи! – потребовал Роман, протягивая руку, но Шайдак отрицательно покачала головой.

– Нет уж! Оно говорило, что я должна закончить… но не говорило, что я обязана вам это показывать!

Нечаев зевнул и принялся томно обмахиваться своим произведением, точно веером. Роман взглянул на него, потом на Таранова, неожиданно принявшего предельно непонимающий вид, и осознал, что никто из них не хочет показывать другим, что написал. Он и сам этого не хотел, на самом деле. Даже Рите не показал, хотя она просила. Странное чувство, чем-то подозрительно похожее на страх перед ответственностью за возможную нехорошую ситуацию.

– А кто не хочет есть?! – вдруг с немного натянутой бодростью воскликнула Рита, соскакивая с подлокотника. Валерий, чуть позеленев лицом, поспешно замотал головой, остальные промолчали, и Рита, понимающе кивнув, направилась к двери, и уже, стоя на пороге, спросила:

– Сергей Васильевич, как вы думаете – Гая можно выпустить?

– Да выпускайте! – Таранов махнул рукой слегка удрученно. – Уж его-то сейчас меньше всего стоит опасаться.

Ксения оскорбленно поджала губы, потом протянула руку к Савицкому, и тот, правильно истолковав это движение, сунул ей бутыль с водой. Она отпила немного, потом наклонилась и, прижавшись к бутыли лбом, глубоко вздохнула.

– А ни у кого нет чего-нибудь от головы? Цитрамона или еще чего-то?

– В холодильнике пропасть пива, – заметил Таранов, и Шайдак сердито на него посмотрела.

– Это не от… Я кофе выпила слишком много.

В коридоре зазвучали чьи-то острожные шаги, и через несколько секунд в гостиную вошел Зощук – даже не вошел, впорхнул, как перышко, сразу же став таким же легким и беззвучным. Окинул всех немного испуганным и растерянным взглядом и осторожно присел на краешек дивана рядом с Романом, сжимая в руках пачку исписанных листов толщиной в мизинец. Его волосы были немного влажными, на лице блестели капли воды, а на правой скуле, ближе к уху, подсыхали несмытые мыльные хлопья.

– Ого! – Роман покосился на пачку листов. – Ну ты, Вова, я гляжу, от души расстарался!

– Избавьте меня от своих колкостей! – раздраженно отозвался Владимир и крепко сжал свое творение, а потом еще и прижал его к груди, словно опасался, что прочие всем скопом сейчас кинуться его отнимать. – Я лишь… я все сделал, как надо. Все закончилось хорошо… Я всего лишь… сделал все, чтобы себя обезопасить. По-моему, это естественно!

– Обезопасить от кого? – Валерий нехорошо прищурился. – От Дениса? Или от нас?

– Послушайте, Валерий Петрович, я не идиот! – быстро проговорил Владимир, прижимая листы к груди еще сильнее. – Я ценю то, что вы пытались… Я просто… На самом деле, это ведь ничего не значит! – он посмотрел на остальных как-то жалобно. – Это… все равно, что плата за проезд. Я просто хочу домой! – Зощук откинулся на спинку дивана и чуть прикрыл глаза, отчего неожиданно стал выглядеть очень жалко. – Это же всегда была просто выдумка, обычные истории… Я никогда… Таня, наверное, с ума сходит, думая, куда я подевался… а я даже не могу ей позвонить!.. Она такие вкусные гренки с яйцом делает, просто обалдеть!.. А борщ какой!.. Мы на Павловском живем… знаете, тот старый большой дом с арками… Там такие огромные потолки!.. Я на Тане как женился, так с тех пор ни на кого больше и не глядел!..

Роман осторожно и незаметно чуть отодвинулся в сторону и отвернулся. Ему не хотелось выслушивать эту сбивчивую историю жизни и не хотелось смотреть на Зощука. Тот рассыпался прямо на глазах, и зрелище это было очень неприятным, даже жутковатым. Что, если и он сам вскорости начнет так же бормотать, пряча глаза под веками и глядя в ту жизнь, которая осталась там, за бушующими водами Аркудово? Зощук еще ничего не видел, всего лишь провел сутки… или больше в незнакомом месте, а уже разваливается…

– Если все так хорошо, зачем же ты про мертвецов? – негромко осведомился Сергей.

Зощук ничего не ответил. В этот момент в комнату с громким лаем ввалился Гай и возмущенно запрыгал между сидящими, явно негодуя, что в его отсутствие в доме появилось столько незнакомого народу. Ксения испуганно поджала ноги, а Нечаев чуть подался назад вместе со стулом.

– Не цепеней, Ксюша, ты же любишь животных! – с усмешкой сказал Роман. Сергей подозвал Гая, и тот устроился на полу возле его ног, настороженно оглядываясь и вывалив язык.

– Какой огромный! – произнесла Ксения, отмирая. – Где ж вы его все время прятали? Как его зовут? – она осторожно поманила бульдога. – Иди сюда… Ничего себе пасть!.. Иди сюда.

Гай презрительно посмотрел на нее, умостил голову на лапах и широко, со вкусом зевнул, вызвав у Владимира нервные мимические подергивания. Но почти сразу же вздернул голову и вскочил, когда в гостиную вошла Рита, держа поднос, уставленный разнообразными вкусностями. Рядом с ней шла Елена, неся два пакета с соком и огромную тарелку, заваленную нарезанной колбасой, ветчиной и копченым мясом. Под мышкой у нее были зажаты сложенные листы. Девушки непринужденно разговаривали о каких-то пустяках, и когда они подошли к столику, пес загородил им дорогу, искательно помахивая хвостом. Рита поставила поднос, взяла с тарелки колбасный кружок и бросила Гаю, и кружок тотчас исчез в схлопнувшейся пасти. Гай шумно облизнулся и снова замахал хвостом, но Рита показала ему кулак, и бульдог, огорченно чихнув, подошел к Роману и повалился на пол, попутно придавив ему левую ногу. Савицкий ойкнул и ногу выдернул. Токман засмеялась – простой, хороший смех, немного его успокоивший. Сейчас, со стертым макияжем и в яркой, туго натянувшейся на груди кофточке, очевидно, выделенной Ритой, она казалась намного моложе и мало напоминала ту Елену, которая стоя на улице среди ветра и тьмы, рассуждала о страхе и нормальности. Листов она тоже исписала немало, но, дай бог, там нет ничего из этих рассуждений. Впрочем, Елена тоже никому не дала на них взглянуть.

Некоторое время в гостиной царило относительное спокойствие. Все, кроме Валерия, вновь обнявшего бутыль с водой, активно поглощали принесенную еду. Даже Владимир чуть оживился и старательно сооружал себе огромный бутерброд. Ксения завладела вазочкой, доверху наполненной пирожными, и поедала одно за другим, довольно блестя глазами. То и дело она пыталась подманить пирожным Гая, но бульдог, глядя жадно и сожалеюще, решительно оставался лежать, принимая подачки только от Риты и Сергея.

Вскоре к ним присоединилась Альбина – плавная, мягкая, задумчивая, довольная и сонная, заменившая приветствие легким кивком. Сев на стул, она зажала сложенную пачку листов между коленями – и этих листов тоже было достаточно. Она ела сыр и оливки и пила сок, то и дело как-то сожалеюще поглядывая на незажженный камин. Роман заметил, что ни она, ни Сергей не посылают друг другу никаких взглядов – вообще практически не смотрят друг на друга, а если и смотрят, то точно так же, как и на любого другого в комнате. Что бы там ни произошло между ними, сейчас они явно не представляли друг для друга никакого интереса, и Роман внезапно поймал себя на том, что думает об этом с сожалением. Сейчас лучше, чтоб хотя бы кого-то из них хоть что-то связывало с другим – хоть микроскопическая симпатия.

Спустя полчаса явился Безяев, выглядевший так, будто только что проснулся, и был встречен сонным лаем бульдога. Поздоровавшись, Илья не без опаски оглядел пса, оценивающе сказал: «Ого!» – и умостился на стуле, похлопывая пачкой листов по ладони и выжидающе поглядывая на остальных. Есть он не стал. Прочие тоже постепенно потеряли интерес к еде и поглядывали то друг на друга, то на пустой дверной проем. Пальцы Риты, сидевшей на подлокотнике дивана, крепко сжали запястье Савицкого, и он накрыл их ладонью, заглянув в ее бледное, испуганное лицо. Глаза Риты, впрочем, казались спокойными.

В коридоре вновь послышались шаги, и Роман обернулся, почему-то уверенный, что это идет Семыкин, но в гостиную вошла Виктория, выглядевшая еще более тускло, чем вчера. В ее приветствии была усмешка, и, сев на стул, она с раздраженной укоризной взглянула на Таранова, не сделавшего ни малейшей попытки уступить ей свое, более удобное место. Чуть приподнявшись, подложила под себя принесенную пачку листов, налила себе в стакан сока и насмешливо произнесла:

– Что, уже всеобщий сбор?

Гай, не открывая глаз, зарычал, и испуганный взгляд Виктории метнулся в его сторону. Она вздрогнула, чуть не уронив стакан.

– Господи, опять этот ужасный пес!

– Ничего он не ужасный – симпатичная собаченция! – обиженно вступилась за бульдога Шайдак. – У тебя вечно все ужасные и все плохо!..

– Может, вам что-нибудь серьезное приготовить? – поинтересовалась Рита. Шайдак замотала головой.

– Нет, зачем, и так достаточно, спасибо! Такие вкусные пирожные…

– Хватит! – с неожиданной резкостью сказала Альбина, вздернув голову, словно проснувшись. – Перестаньте играть в гостеприимство и вести себя так, будто мы ваши гости!

– А как мне себя вести? – голос Риты зазвучал вкрадчиво. – Запирать кухню на ключ, травить вас собакой и бросаться тяжелыми предметами? Какое обращение вы предпочитаете?

– Просто не надо вот этих представлений!

– Да хватит, Альбина, что за ерунда?! – возмутился Илья. – Чем плохо человеческое обращение?! У тебя уже паранойя, вот и все!

– Я просто…

– Ладно, хорош кудахтать! – буркнул Валерий, отставляя в сторону бутыль. – Дальше-то что? Ну написали все – и что?! Ждать теперь, пока эта тварь снизойдет?

– Погоди, еще не все пришли, – заметил Роман. – Семыкина не хватает.

Валерий обменялся с Тарановым таким стремительным взглядом, что Роман едва-едва успел его уловить, и в душе у него тотчас зашевелилось что-то тягостное и нехорошее. Что-то не то было в этом взгляде, что-то слишком знакомое. В ту же секунду Таранов, аккуратно загасив сигарету в пепельнице, спокойно произнес:

– Думаю, пришли все.

– Что ты сказал?! – резко спросил Роман, поднимаясь. Лицо Сергея стало совершенно непроницаемым, и он остался сидеть, спокойно глядя на Савицкого снизу вверх.

– Я сказал, что больше никто не придет.

– Что вы такое говорите?! – испуганно проговорила Виктория, подаваясь вперед, и ее костистое лицо стало казаться еще более костистым. – Где Юрка?!

– Сергей Васильевич, объяснитесь! – холодно потребовала Рита, тоже вставая. – Что вы имеете в виду.

Таранов медленно поднялся, и, взглянув ему в глаза, Роман внезапно потерял интерес к дальнейшим расспросам. Все уже и так было ясно, и он почувствовал в затылке легкий знакомый холодок. Денис знал о таком повороте событий – конечно же знал, и теперь, вероятно очень доволен. Но что бы ни толковал Сергей накануне, какие бы аргументы он ни приводил, не может быть, чтобы…

– Да что он имеет в виду – помер Семыкин! – сообщил Валерий неожиданно разбитым, дребезжащим голосом, и Таранов посмотрел на него с досадой. – Внезапный приступ лихорадки.

– Вы сдурели?! – возопил Илья, и в тот же момент Оганьян расхохоталась, откинувшись на спинку стула и вытянув длинные ноги, – громко, пронзительно и страшно, мотая головой, и черные волосы прыгали по ее лицу. Роман подскочил к ней и с размаху ударил ладонью по щеке – крепко и звонко, и смех Альбины оборвался всхлипывающим звуком. Она стукнулась головой о спинку стула и прижала ладонь к ударенному месту, злобно сверкая глазами из-под спутанных волос. Зощук опустил голову и как-то аккуратно сжал виски ладонями, а Елена, дергая губами, уткнулась взглядом в написанные собственной рукой строчки, и на ее лице сквозь легкий ужас неумолимо проступало некое мрачное удовлетворение.

– Вы шутите? – дрожащим голосом спросил Безяев, вставая и делая шаг вперед. – Мужики, вы ведь шутите?

– С тех пор, как вы в этом доме, я ни секунды не шутил, – Сергей сунул руки в карманы и взглянул на Риту. – Юрий свалился с лестницы и сломал себе шею. В комнате, где он расположился, полно пустых пивных бутылок – верно, выпил слишком много. Я сделал ошибку, оставив слишком много легкого алкоголя – думал, люди, все же, меру знают. Извините, Маргарита Алексеевна, мне следовало сразу вам сообщить…

– Вот именно, – холодно ответила Рита. – Вот именно.

– Вот черт… – прошептал Илья и схватился за голову. – Он, конечно, козел был, но… Вот черт!

– Илюша единственный сердобольный в нашей компании, – Альбина снова хихикнула, но тут же осеклась, когда Савицкий повернулся и взглянул на нее. – По любому сокрушаться будет, а, Илюш? Ну, что – все, как он и говорил. Один-единственный Юрка – это нам еще повезло! Я думаю, изначально вы ведь всех нас перебить хотели, а? – ее взгляд, в котором появилось что-то шаловливое, тронул переносицу Романа, потом перепрыгнул на лицо Сергея. – Ладно, сейчас главное, чтобы его смерть ничего не испортила.

– Ну ты и сука! – сказала Елена, пытаясь дрожащими пальцами выудить из пачки сигарету. Альбина презрительно фыркнула, и в тот же момент Виктория, до этого нервно протиравшая очки краем кофточки, вскочила со стула так порывисто, словно кто-то невидимый, подкравшись, воткнул снизу в сиденье острейшую вязальную спицу.

– Несчастный случай?! – бормашинка корнейчуковского голоса взвыла на предельных оборотах. – И вы думаете, мы в это поверим. Это ты его убил! – она обвиняющее ткнула торчащим указательным пальцем в направлении Сергея, смотревшего на нее спокойно, чуть склонив голову набок, потом как-то суетливо водрузила на нос очки. – Ты еще вчера… Я же помню, что ты вчера!.. – Виктория оглядела остальных. – Что вы молчите?! Альбина все правильно сказала! Они не хотели… Ты его убил, верно?! Ну, скажи! Я должна знать…

– Ну я убил, – вдруг спокойно произнес Валерий и встал, глядя на Викторию, но ошарашенному Роману показалось, что Нечаев ее не видит – вообще никого сейчас не видит в этой комнате. – Ну знаешь теперь – и чего? Легче тебе от этого?

Прежде, чем кто-то успел отреагировать на эти слова, Савицкий подскочил к Валерию, схватил и поволок прочь из гостиной. Тот не сопротивлялся, еле перебирая ногами, и Роману казалось, что он тащит огромную куклу, только от куклы почему-то пахнет табаком и перегаром. Рита, сорвавшись с места, легко опередила их и выскочила из гостиной первой, а следом за ними выбежал Таранов, выпихнул обоих в коридор, так что они чуть не упали, захлопнул дверь и запер ее на задвижку, и тотчас кто-то изнутри заколотил в нее и визгливо что-то закричал, в унисон ему взвился еще один вопль – бормашинка Виктории работала вовсю. Раздался громкий негодующий лай.

– Какого черта?! – Роман перехватил Нечаева за отвороты рубашки и стукнул спиной о стену, и в ярко-голубых глазах того наконец-то появилось что-то осмысленное. – Что ты натворил?! Зачем?!