Текст книги "Последнее предложение (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Роман отобрал у него телефон и сердито сказал в трубку:

– Нин хао! Нийю жен, цао шань хао! Уан ань ин цзюнз по хао! Во тчу цаи Шанхай!.. Хы!

Он сунул сотовый в руку Чернову и, ухмыляясь, откинулся на спинку стула. Анатолий ошеломленно посмотрел на него, потом произнес:

– Что? Да, злятся. Серьезные люди, во времени ограничены, а тут ты еще!.. Хорошо, пока.

Он спрятал телефон и настороженно спросил:

– А что ты ей сказал?

– Понятия не имею, – насмешливо отозвался Роман, дымя сигаретой. – Одна моя подружка в китайском ресторане администратором работала, нахватался у нее.

– А в каких еще ресторанах твои подружки работали?

– В древнеримском, – Роман выплеснул в рот остатки коньяка из рюмки. – Номина сунт одиоза.

– О господи! – сказал Чернов и поспешно налил себе добрую порцию коньяка. В этот момент танцоры исчезли со сцены, веселая музыка утихла, и зал вдруг медленно погрузился во мрак и густую тишину – только где-то под потолком тихо плескались волны. Невидимый Анатолий протянул, звякнув рюмкой.

– В темноте стра-ашно.

– Сейчас будет еще какая-нибудь девушка с рептилией, – предположил Роман, гася сигарету в пепельнице, которую их официантка, представившаяся Ларисой, меняла прежде, чем в ней успевало скопиться более двух окурков. – Или с дрессированными птицеядами.

С одного края сцены вдруг негромко зазвучала невидимая скрипка, вывела короткий тревожный напев и смолкла, и почти сразу же ей ответила другая скрипка, в точности повторив мелодию и пронизывающую ее тревогу. Наступила секундная пауза, а потом где-то позади сцены грохнули ударные, и откуда-то из-под потолка на прозрачный пол упали два мощных луча света – огненных, дрожащих, и казалось, что на сцене вспыхнули высокие столбы пламени, пленившие две стройные женские фигуры со скрипками в руках, и Роман невольно вздрогнул, вспомнив, как погиб Шмаев. Девушки были одеты, вернее, умело раздеты во что-то короткое черное и переливающееся, не скрывавшее форм, но и не выставлявшее их на всеобщее обозрение. Роман так и не успел осознать, что это была за одежда – он ухватил лишь только цвет, остальное было неважно, потому что одной из девушек оказалась Рита с гордо вздернутой головой и рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами, которые словно бы колыхал жар несуществующего пламени, в другой он с удивлением узнал Майю, напряженную, как струна, и глядящую в зал с неким озорным вызовом. Смычки танцевали в их руках, и тянулась, переливалась удивительно густая мелодия, нарастала в ней мощь, подхваченная ударными, и девушки раскачивались под протекающую сквозь них музыку, и их движения были то медленно-тягучими, плавными, задумчивыми, то резкими и чувственными, и задумчивость сгорала пеплом в страстном огне, и музыка полыхала вокруг них, сама становясь огнем, и погасли лучи окутывавшего их света, и огонь был под ними – подсветка под прозрачным полом была сделана так искусно, что создавала почти реальное ощущение настоящего пламени, среди которого метались в плену собственной музыки два гибких девичьих тела. Уплыла, растворилась где-то под потолком тревога, отступила, притаилась рядом жаркая страсть, мелодия стала быстрой, звонкой, задорной, и Рита с Майей, стоя на разных концах сцены, казалось, весело перебрасываются этой мелодией, и ударные ненавязчиво звучали в отдалении, поддерживая, – словно земля, поросшая упругой травой, по которой танцует кто-то невидимый и проворный. На их лицах были улыбки, немного отрешенные и обращенные лишь друг к другу – сейчас они не смотрели в зал.

Роман медленно поднялся, и Анатолий удивленно прошипел:

– Ты куда?!

Не отвечая и не сводя глаз со сцены, он пошел через зал, а фигурки раскачивались на огненном ковре, и раскачивалась вместе с ними музыка, и ничего больше не было вокруг. Савицкий остановился только в нескольких метрах от сцены, глядя на мечущиеся золотые пряди и как-то немного фальшиво улыбающиеся губы. Рита чуть развернулась, мазнув по залу невидящим взглядом, и он вдруг остановился, накрепко вцепившись в лицо Романа, и в ее собственном лице что-то вспыхнуло, и улыбка стала иной, исчезла отрешенность, и в глазах появились теплые огоньки… а может, то просто были отсветы от полыхающего пола. В сущности, сейчас это было совершенно не важно, довольно было и просто смотреть. Рядом с ним появился молодой человек в униформе и начал вежливо упрашивать отойти от сцены, но Роман, не взглянув на него, произвел руками серию загадочных жестов, смысл которых и самому ему был абсолютно непонятен, что-то задушенно промычал, сунул ему купюру и сразу же забыл про его существование. Молодой человек, уронив: «Ой, извините, ну ладно пока…» – отошел и виновато сказал негодующим обитателям одного из столиков, которым Роман заслонял обзор:

– Да ладно, чего вам, инвалид, пусть дослушает…

А музыка заполняла собой зал до самого потолка, вновь в ней протекла тревога, что-то надрывное, зовущее, потом она начала неуловимо затихать, и на сцене между двумя девушками вдруг появилась третья – маленькая, тонкая, с черными волосами, заплетенными в две длинных косы, и поднесла к губам флейту, и полились хрупкие, воздушные звуки, а скрипки в это время тихонько бродили где-то рядом, звуча лишь едва-едва, осторожно, стихли на мгновение, и какое-то время, измерить которое было невозможно, да и незачем, звучала лишь флейта – мягко, ласково, и было в этом что-то умилительно детское, но тут вступила Ритина скрипка, потом Майина, и вытекающие из-под смычков звуки осторожно обняли хрупкие трели, словно нежные руки, потом эти объятия стали увереннее, крепче, ударные всплеснулись волной, и скрипки словно подбросили флейту, и трели рассыпались под потолком, будто брызги взметнувшегося фонтана, и вот уже флейта звучит почти незаметно, и чернокосая девушка тихонько отошла в глубь сцены, и встала там, чуть покачиваясь под музыку, а здесь уже снова царили одни лишь скрипки, и снова задор, и что-то веселое, глубокое, манящее, страстное – мелодия набегала, как морские волны на скалистый берег, обрушивалась, рассыпалась. Девушки уже не стояли на месте, они танцевали, кружились по сцене, и под их ногами был уже не огненный ковер, а ярко-голубая водная гладь, чуть подернутая рябью, и они порхали по ней, словно нереиды, и, проворачиваясь совсем рядом, ухитрялись то и дело слаженно полоснуть смычками по струнам скрипок друг друга, иногда даже несколько раз подряд, и не было ни единого мига, чтобы мелодия споткнулась, прервалась. А он слушал и смотрел на это кружение, скрестив руки на груди, ловил взгляд сияющих сине-зеленых глаз, и ему казалось, что сейчас Рита играет только для него одного – конечно, это было не так, но отчего-то очень хотелось так думать, и она улыбалась, и мелодия, выплескиваясь из-под смычка, тянулась к нему, обнимала и звала куда-то…

Роман даже не понял, когда все кончилось – звуки скрипок вдруг снова зазвучали тревожно – все слилось – и скрипки, и флейта, и ударные, к ним присоединились невидимые духовые, и все это обрушилось на зал, расплескалось по нему, погасло море под сценой, девушки застыли на мгновение в столбах иллюзорного пламени, скрипки победно вскрикнули в последний раз, и там, где стояли Рита и Майя, в воздух откуда-то из-под пола взлетели два облачка сверкающих блесток, и одновременно потухли огненные столбы, оставив почти реальное ощущение, что исполнительницы только что рассыпались серебристой пылью, словно феи, исчезнувшие в никуда вместе со своей музыкой.

В темноте громко захлопали, кто-то выкрикнул что-то одобрительное, снова загорелся свет под полом и в колоннах, и Роман отвернулся от опустевшей сцены и медленно пошел к своему столику, ничего вокруг не видя и не слыша. Опустился на стул, налил себе коньяка и выпил, не почувствовав вкуса. У него в ушах все еще звучали скрипки, а перед глазами кружилось в танце полуобнаженное изгибающееся тело, пропускающее сквозь себя музыку, и чем-то это было сродни тем волнам наслаждения, которые сотрясали это тело в его руках, казалось, целую вечность назад.

– Рискну предположить, что тебе понравилось, – негромко констатировал Анатолий, опираясь локтями о стол и изучающе заглядывая ему в лицо. Роман пожал плечами.

– Неплохо, – отозвался он и сунул сигарету в рот не тем концом, но, вовремя заметив ошибку, исправился. Чернов усмехнулся.

– «Неплохо» сказал человек, который только что стоял столбом у сцены, разинув рот!

– Я стоял к тебе спиной. Почем тебе знать, в каком положении был мой рот?! – огрызнулся Роман и досадливо потер шрам на щеке. – Ладно, скажем так – меня впечатлило. А теперь ешь свою курицу и отстань от меня!

Анатолий добродушно усмехнулся, наполнил рюмки и поднял свою.

– Ладно, давай-ка выпьем за талантливых девочек! Никогда такого не видел, честно.

– Это можно.

Проглотив коньяк, Роман поставил рюмку и попытался сосредоточиться на беседе, но мысли путались, рассыпались, и в голове был, как выразился классик, салат оливье. Ему нужно было думать о Денисе, о воспылавшем к нему любопытством Гельцере, но о них не думалось – они стали далекими и незначительными, словно кадры позабытого фильма. Он курил сигарету за сигаретой и злился из-за того, что повел себя, как последний дурак. Горчакова, верно, порадовалась на славу – неплохая месть за все колкости в ее адрес. Роман вскользь посмотрел на сцену, где выступал местный шоу балет, чуть поморщился – после услышанного музыка казалась ему грубым аритмичным буханьем, отвернулся и принялся без всякого аппетита поглощать салат с непроизносимым названием. Слабо, едва-едва начал ныть заживающий порез.

– Вон она вышла, – вдруг сказал Чернов, который все это время внимательно за ним наблюдал, и Роман чуть повернул голову. У ближайшего к выходу столика стояли Рита, которая уже вновь была в своем жемчужном костюме, и Майя в компании троих холеных мужчин, внешностью чем-то неуловимо напоминавших Гельцера, и двух длинноногих девушек, одетых дорого и броско. Рита и Майя весело смеялись, а компания, судя по всему, выражала им свое восхищение. Все они явно были не первый день знакомы. Один из мужчин отодвинул стул, жестом приглашая Риту сесть, та усмехнулась, передала Майе свой скрипичный футляр и что-то сказала, и Нечаева, неодобрительно покачав головой, помахала остальным ладонью и удалилась, мягко и деликатно отодвинув со своей дороги пытавшегося удержать ее мужчину. Дальше Роман смотреть не стал – отвернулся со спокойным лицом. Собственно, так было и лучше. Рита в своей компании состоятельных друзей, там ей и самое место. А он останется на своем месте – в относительной тиши и спокойствии, с сохраненными нервами… пока Денис не заявится. Хорошо, когда все заканчивается, не успев даже толком начаться… особенно в этом случае. У него и без того забот хватает. И все бы хорошо, только где-то в груди словно засела тупая игла – то ли уязвленное самолюбие возмущалось, то ли что-то еще.

– Ромка, – мягко сказал Анатолий, – у тебя такой вид, будто ты сейчас кого-нибудь убьешь.

Он не ответил, разглядывая плавающую между столами стаю серебристых акар, похожую на компанию прогуливающихся замужних матрон, и рассеянно думая о том, что все рыбы, которых до сих пор попадались ему на глаза, исключительно пресноводные, их сородичи до сих пор обитают в бассейне Амазонки, и при чем тут определение «морской»? Роман хмуро посмотрел на часы, и в этот момент в зале негромко заиграла медленная музыка. Савицкий сжал губы, потом воткнул недокуренную сигарету в пепельницу и решительно встал из-за стола, переворачивая этой решительностью с ног на голову все свои недавние рассуждения.

Риты нигде не было – ни за столиком, куда она вроде как села, ни за другими. Он пошел через зал, оглядываясь по сторонам, ступил на площадку для танцев, где уже томно покачивались пары, огляделся снова и вдруг увидел ее за одной из колонн, где она стояла, прижавшись спиной к толстому стеклу, и над ее плечами сновали яркие рыбки. Одновременно с его взглядом Рита повернула голову, и ее лицо дрогнуло. На мгновение Роман был почти уверен, что сейчас она сорвется с места и убежит, но Рита, мотнув головой, быстро пересекла зал и скользнула в его руки. Ему показалось, что она дрожит.

– Я думала, ты никогда не придешь, – шепнула она, чуть приподнявшись. Усмехнувшись совершенно детскому тону, Роман обнял ее, и они начали двигаться в ритме незатейливого танца.

– А ты не думай. У тебя это все равно получается неважно.

– А вы все то же очаровательное хамло, Роман Андреич, – Рита улыбнулась. – Я-то возомнила, что ты будешь под впечатлением, в душевном трепете и все такое прочее… Когда я тебя увидела… знаешь, как ты там стоял и смотрел – это лучше всех аплодисментов и комплиментов, которые я когда-либо слышала.

– Рад, что тебя впечатлил мой идиотский вид, – ответил он с легкой досадой.

– Дурак ты! – возмутилась Рита. – Идиотский… У тебя был… очень одухотворенный вид.

– Хм, – сказал Савицкий, не припоминая, чтобы кому-нибудь когда-нибудь взбрело в голову применить к нему подобное определение. Впрочем, это было довольно приятно. – Ну, вам там со сцены виднее.

– Я так удивилась, увидев тебя здесь. На площади тебя не было, и я подумала…

– Я был там, просто ты меня не увидела. Я… ну, там было довольно много народу.

– Я не решилась позвать тебя сюда, – в ее голосе зазвучало смущение. – Здесь… дорого, а ты… мне кажется, ты бы не позволил…

– Правильно кажется, – он прижал ее к себе немного сильнее, чем позволяли приличия. Рита не возражала. – Ну, теперь это не важно.

– Давай отсюда уйдем, – решительно потребовала Рита. – Если б мы там не разминулись, я бы вообще сюда не поехала! Отменила бы все… Не хочу я сейчас ничего этого!

Роман подумал, что принял мудрое решение, слушая музыку за деревом.

– И куда же ты хочешь пойти? – спросил он, едва-едва сжимая ее обожженную ладонь. Должно быть, ей было больно играть, но тогда по ее виду сказать этого было невозможно.

– Я хочу к тебе, – просто сказала Рита. – Конечно, я бы могла пригласить тебя на остров… если хочешь, но у тебя лучше… у тебя почти как дома, а там… там, Ромка, совсем не дом. Так как? Поедем? Возьмем такси…

– Ну, не знаю, это так неожиданно, я должен подумать, посоветоваться с друзьями, с начальством, с наставниками…

– Прекрати! – ее рука, спорхнув с его плеча, шлепнула Романа по груди, он поймал ладонь прежде, чем она ускользнула, прижал своей ладонью и наклонился, и Рита тотчас же напряженно огляделась.

– Здесь нет Гельцера, – насмешливо и с легким холодком произнес Роман. – А если бы и был…

– Перестань.

– Правда, здесь есть твои друзья, которые сейчас вовсю таращатся на нас из-за своего столика, и если тебя беспокоит твоя репутация…

– Какие они к черту друзья! Какая репутация?! – зло прошипела Рита, чуть приподнялась и прижалась к его губам. Поцелуй был мягким, каким-то деликатным, но за этим чувствовался сдерживаемый жар, и Роману мгновенно тоже очень захотелось оказаться дома. Рита отодвинулась от него, вплела в его пальцы свои, тонкие и прохладные, и потянула с площадки.

– Давай чего-нибудь выпьем и уйдем. Я знаю, где твой столик – я вижу за ним некоего знакомого мне гражданина, который смотрит на нас с таким умилением, будто он твой папа.

– Сегодня мне и впрямь кажется, что он мой папа. Правда, физиологически это совершенно невозможно, потому как он младше меня на два месяца, – Роман усмехнулся, сжимая ее пальцы и мысленно с недоумением спрашивая себя, что он делает? Зачем ему это? Такое нельзя затягивать, он привык к простоте и ясности – к таким женщинам, которые приходят ненадолго, а потом их выпроваживаешь и ничего после них не остается, но эта… Такие не только оставляют после себя очень многое, но и могут, уходя, прихватить с собой что-нибудь твое.

Анатолий, вскочив, церемонно поклонился, выдвинул стул, отдал распоряжения официантке, поцеловал Рите руку, осыпал ее комплиментами – и все это практически одновременно, превратившись в некий добродушный фейерверк.

– Фантастическое выступление! – сказал он, опустившись наконец на стул. – Мой лексический запас слишком беден, чтобы я мог выразить свое восхищение!

– Тебе нужен апгрейд памяти, – заметил Роман, наливая Рите коньяк. Анатолий укоризненно покачал головой.

– Ты сам-то хоть что-нибудь сказал?

– О, ваш друг был очень красноречив! – весело отозвалась Рита, подхватывая свою рюмку. Они чокнулись, Рита сделала маленький деликатный глоток и полезла в сумочку за сигаретами, и весь тот короткий отрезок времени, пока ее голова была склонена, Чернов беспрерывно подмигивал Роману и производил всеми мимическими мышцами разнообразные гримасы, словно его одолел приступ пляски святого Витта, а Савицкий курил с нарочито суровым видом отшельника со стажем, силком извлеченного из своей обители, и только в глубине его темно-серых глаз поблескивали веселые огоньки. Подошедшая официантка, следуя его велению, принесла счет, и Роман расплатился, после чего под столом показал кулак Рите, которая все это время дергала его за рукав, пытаясь обратить внимание Романа на себя и свой кошелек.

– А как называется ваша группа? – поинтересовался Анатолий. Рита откинула с плеча золотистую прядь и тепло улыбнулась ему.

– «Мистера». По-итальянски – тайна. Но это не моя группа – я выступаю в ней очень редко, обычно вместо меня с Майей и Аней играет Лена Векшина.

– Не сомневаюсь, что без вашего участия это жалкое зрелище! – заявил Анатолий, и Рита весело-сердито сверкнула глазами.

– Советую вам никогда им этого не говорить. Особенно Майе.

– Послушайся совета, – Роман кивнул. – Майя, та шатенка с короткой стрижкой, скрипачка со спортивным уклоном и полемизировать с ней очень больно. Так вы, значит, давно знакомы?

– Да, мы же все вместе в консерватории учились, только мы с Майей и Леной по классу скрипки, а Аня – по классу флейты.

– А чья музыка? – спросил он.

– Мы ее вместе написали – эту и еще несколько… – Рита подмигнула ему – чуть издевательски и произнесла едва слышно: – А ты думал, я умею только говорить глупости и флиртовать?

– Ну, одно другому не мешает.

– Так вы и музыку сами пишете?! – восхитился Анатолий. – Ну, тогда это просто…

Заигравший сотовый прервал его слова, Чернов схватил его со стола и заговорил, чуть отвернувшись. Не прислушиваясь к разговору, Роман по выражению его лица и интонации все же понял, что звонит не Люда и не безвестная «зая», а некто мужского пола. Встав, он надел пиджак, потом снова опустился на стул, посмотрел на Риту, аккуратно тушившую в пепельнице недокуренную сигарету, и поймал ее оббегающий зал настороженный взгляд. Внезапно Роман подумал, что и сам то и дело так озирается – и уже не первый день подряд. Наклонившись к ее уху, он очень тихо сказал:

– Рита, если ты не скажешь мне, чего так боишься, я не смогу тебе помочь.

– Боюсь? – девушка чуть дернулась в сторону и на мгновение на ее лице появилась паника, но тут же исчезла. – Мне не надо ни в чем помогать, я ничего не боюсь… то есть, конечно… я же тебе говорила про…

– Почему-то мне кажется, что дело тут совсем не в Гельцере. Ладно, – Роман вздохнул и смел со стола сигареты, – пойдем отсюда.

– Уже? А как же десерт?

Задохнувшись, он резко развернулся, локтем сбив на пол рюмку, и она разлетелась вдребезги на прозрачном полу. У Риты вырвался тихий возглас – то ли ужаса, то ли боли, и она застыла, напряженно глядя туда же, куда смотрел Савицкий – поверх плеча все еще говорящего по телефону Чернова, за которым маячил светловолосый подросток лет четырнадцати-пятнадцати, издевательски улыбаясь и покачивая в воздухе поднятыми ладонями с растопыренными пальцами.

У Романа в голове мгновенно, натыкаясь друг на друга, мелькнуло несколько мыслей.

Одна из ладоней Дениса вот-вот опустится на руку Анатолия.

Рита тоже видит мальчишку.

Но третья была самой ошеломляющей. Он не мог понять, почему не сообразил этого сразу, неоднократно прорисовывая черты этого ненавистного лица… может, потому что раньше Денис был ребенком, а может потому, что подсознательно он совершенно не мог этого допустить… Но теперь он был подростком, его лицо уже приобрело некую взрослость, и если не считать разницы в возрасте и некоторой жесткости черт, почти незаметной, это лицо было точной копией лица девушки, которая сидела рядом. Осознание этого оглушило его совершенно, и несколько секунд он тупо переводил взгляд с одного лица на другое, не способный к каким-либо действиям. Что-то больно сжало горло, будто его душила чья-то костлявая рука.

– Нет, – прошептала Рита, и ее пальцы царапнули ногтями по столешнице – Роман услышал этот тихий звук, несмотря на грохот долетавшей со сцены музыки. – Пожалуйста, не надо… Его же там никогда не было!.. Никого из них там не было!..

– И ты еще смеешь говорить мне «пожалуйста»?! – с веселым возмущением сказал Денис. – Глупая, дешевая блядь! После всего, что ты устроила, ты говоришь мне «пожалуйста»? Нет, Ром, ну ты слыхал? – он подкивнул Роману, словно приглашая разделить его возмущение, но Савицкий, одним махом отсекший от себя все прочее, следил только за его руками. – Кстати, о тебе… Я же сказал тебе просто жить! Не лезть никуда! Я сказал тебе просто смотреть, а ты…

– Я ничего ему не говорила! – с безнадежным отчаяньем воскликнула Рита, и Анатолий удивленно взглянул на нее, потом снова вернулся к телефонному разговору. – Он ничего не знает!

Роман повернул голову и посмотрел на нее, крепко сжав зубы, и она съежилась под его взглядом. На ее лице был дикий ужас… на лице – на почти таком же лице, которое покачивалось над плечом Анатолия, только родимого пятнышка в уголке рта не хватало…

– Какой серьезный дядя, – произнес Денис и начал кружить возле Анатолия, заглядывая ему в лицо то с одной стороны, то с другой. – Бубнит себе чего-то… Твой друг, Рома? Часть твоей жизни… вы связаны со столькими людьми этими прочными невидимыми нитями дружбы, знакомства, разговоров, родства… Когда вы умираете, эти нити рвутся… но иногда они могут не порваться и утянуть всех следом за вами… друзей, случайных знакомых старлеев, которые суют нос не в свое дело…

– Чего вы на меня так смотрите, будто у меня змея за спиной? – осведомился Анатолий, положил телефон на столик и обернулся, потом вопросительно взглянул на Романа и Риту, застывших на стульях. – В чем дело? Рита, вам плохо?

– Не двигайся, – свистящим шепотом сказал Роман. – И ничего не говори.

– В чем дело? – удивился Чернов. – Да что с вами такое?

Денис гримасничал за его спиной, водя ладонями над его плечами, и с усмешкой смотрел на Савицкого, который чуть пригнулся, уже едва-едва касаясь стула, готовый сорваться и наброситься на него.

– Сиди смирно, – спокойно посоветовал он. – Или я очень сильно нарушу свою закономерность. Дядя меня не видит – забавно, правда? Может, сделать так, чтобы увидел? Чего ты, Ром, глазами сверкаешь? Что ты можешь сделать? За горло меня схватишь? Уй, как страшно!

– Если ты что-то сделаешь здесь и сейчас, это будет неправильно, – неожиданно ровно произнесла Рита, медленно поднимаясь. Денис ласково улыбнулся.

– А ты разве не заметила, что я уже давно не всегда соблюдаю правила? Я изменил одно – исключительно из чувства благодарности – у меня ведь тоже есть чувства – а ты изменила другое вместе с ним на пару, – он кивнул на Савицкого. – Ты дала им список и из-за этого все теперь будет сумбурно и алогично, понимаешь? Все будет выглядеть крайне глупо, как будто это создал совершенный бездарь, и это, – Денис вдруг выкрикнул окончание фразы, – это меня бесит! С самого начала это был бред, как только ты приложила свою руку, но теперь!.. Ром, а ты знаешь – это ведь она меня с тобой познакомила – с тобой и со всеми остальными. Между прочим, она хотела, чтобы ты был уже мертв – давно мертв.

– Это неправда! – выдохнула она и дернулась назад, опрокинув стул, и люди за столиками удивленно воззрились на нее. – Это были только имена!

– Но имена всегда кто-то носит, не так ли?

– Раньше это не имело значения!

– Раньше мы все делали вместе! – заорал Денис и начал медленно обходить столик. – Всегда все делали вместе! И раньше Я говорил тебе, что надо делать! Ты всегда была лишь подмастерьем! Кто позволил тебе испортить мою задумку, так ее изуродовать, кто?! Такую вещь!.. Что ты из нее сделала?! Вот и любуйся теперь на нее и не воображай, что тебе удастся кого-то спасти, сука!

В тот же момент в зале что-то грохнуло, и огромные панорамные окна разлетелись вдребезги, будто взорвавшись, и одновременно с ними под взметнувшийся многоголосый вопль ужаса раскололись прозрачные колонны, обрушившись вниз каскадом воды и стекла. Роман, слетев со стула, в прыжке смел на пол девушку, которая медленно и с каким-то облегчением на лице разворачивалась навстречу туче летящих стеклянных лезвий, и навалился сверху, закрывая и чувствуя, как по спине барабанят осколки. Больно кольнуло затылок, плечо, что-то обожгло щеку, но он не поднял головы, еще крепче прижав бьющуюся Риту к полу, ладонями закрывая ее голову. Из-под стеклянного пола на него удивленно смотрели круглые глаза цихлиды, нервно шевелящей плавниками. Загрохотали опрокидываемые столы и стулья, послышались громкие шлепки бегущих ног, звуки падающих тел, снова раздались крики. Роман чуть приподнял лицо – по полу к ним стремительно текла вода, неся обрывки водорослей и бьющиеся яркие тела рыбок. В дверях была давка, несколько людей, постанывая, слабо шевелились среди осколков, возле опрокинутого столика ничком лежал мужчина, неестественно вывернув правую руку, на стеклянном полу и тут, и там виднелись кровавые разводы, уже смываемые растекающейся водой. Из-за сцены доносились чьи-то вопли, а на стенах и потолке с бешеной скоростью мерцали цветные огоньки, придавая происходящему некий кошмарно сюрреалистический оттенок. Молодой человек в униформе несся через зал к дверям, что-то яростно крича в свой сотовый и скользя по мокрому полу.

Роман вскочил и вздернул Риту с пола, и она тотчас же вырвалась и отскочила, зло закричав ему в лицо:

– Зачем?! Зачем?!

Не слушая ее, Савицкий лишь окинул девушку взглядом, убедился, что она не ранена, и повернулся, ища Дениса. У него вырвался хриплый болезненный вздох. Очень медленно, едва осознавая свои движения, он подошел к столику, глядя на Чернова, который лежал на столешнице, прижавшись к ней щекой и вытянув руки, и из-под его подбородка по темно-синему стремительно расползалась страшная багровая лужа, в которой прыгали яркие отсветы огоньков. Из затылка Анатолия торчал большой треугольный осколок, насквозь пробивший горло, остановившиеся глаза тускло смотрели в сторону сцены, на лице застыло удивление, словно на сцене происходило видимое лишь только ему изумительное действо, а врывавшийся в разбитое окно ночной ветер ерошил его волосы. На улице перед «Морским дворцом» сгущалась гудящая толпа, и издалека летели зловещие завывания сирен.

Дениса не было.

Тяжело дыша, Роман осторожно тронул Анатолия за плечо, его пальцы дрогнули и сжались в кулак, который с силой ударил по столешнице, стоявшая на ней посуда подпрыгнула, с бряканьем покатилась к краю бутылка, и вздрогнули плечи и голова Чернова – как-то недовольно, словно Анатолий просил не мешать ему лежать и смотреть на сцену. Савицкий резко развернулся, продолжая сжимать пальцы в кулаки, и увидев его лицо и выражение глаз, Рита сделала шаг назад, потом взглянула на погибшего, и у нее задрожали губы. Ее собственные глаза были мертвыми, безжизненными, как обгорелые бревна сруба, стоявшего на полянке очень далеко отсюда, мокрые волосы прилипли к плечам, по лицу метались цветные вспышки, превращая его во что-то жуткое, потустороннее. Они стояли друг напротив друга в пустом зале, и вокруг них мягко шлепали хвостами по полу умирающие рыбки.

– О чем говорил этот ублюдок? – глухо и страшно произнес Роман, чувствуя, как в душе медленно расползается холодная пустота. – Что ты сделала, Рита?

С последним словом она дернула головой, словно собственное имя было пощечиной, нанесенной ненавидящей рукой, потом с какой-то удивительной грациозностью скользнула в сторону, наклонилась и подхватила длинный острый осколок, похожий на стеклянный кинжал, но Роман разгадал и движение, и замысел, и успел метнуться и перехватить ее руку прежде, чем стекло вонзилось в тонкую девичью шею. Дико закричав, она попыталась высвободить руку, осколок полоснул его по запястью, а в следующее мгновение вдруг рассеялся в воздухе невесомой сияющей пылью. Ахнув, Рита зажала порез ладонью, но Роман выдернул руку, глядя на ее окровавленные пустые пальцы.

– Думаешь, я дам тебе сбежать? – громко и весело спросил Денис, снова стоявший по другую сторону столика, и его рука чертила что-то на испачканной кровью столешнице. – Нет, дорогуша, и не пытайся больше! Ты досмотришь свое действо до конца, сука! Ты уйдешь, когда положено! А с тебя, – он ткнул рукой с торчащим окровавленным указательным пальцем в сторону Романа, – я снимаю свою защиту! Я вернул тебе долг, довольно! Сам не трону, но если кто-то попытается тебя убить – он тебя убьет. Пусть это и противоречит замыслу – ничего, я попробую найти кого-нибудь еще. А про нее забудь! Она моя!

Роман коротко глянул на стол, где кровью была криво выписана шатающаяся римская «VIII», потом на Риту, которая тускло глядя перед собой, медленно пятилась к дверям, и в этот момент Денис рявкнул:

– Ну?! Пошла вон!

Ее рот приоткрылся, она как-то нелепо взмахнула руками, крутанулась на одной ноге и ринулась прочь. Денис, ухмыляясь, повернул голову, глядя вслед тонкой, охваченной ужасом жемчужной фигурке, и в эту секунду Роман кинулся на него, одним прыжком покрыв разделявшее их расстояние, и повалил на пол, мертвой хваткой вцепившись в тонкое горло. Он чувствовал его – пальцами, кожей, всеми нервами чувствовал это горло, сминающийся под его нажатием кадык, выступы позвонков, и сжимал его все крепче и крепче, оскалив зубы и ощущая всесметающее звериное наслаждение от того, как Денис бьется, как закатываются его такие знакомые сине-зеленые глаза и вываливается язык из раскрытого рта с безупречными зубами, как стремительно утекает из него жизнь…

А в следующую секунду его руки опустели, и тотчас же где-то под потолком что-то заискрилось, раздался громкий хлопок и свет в зале погас. Не осталось ничего, только пустота, темнота, стекающая по затылку струйка крови, иллюзия издевательского мальчишеского смеха над ухом, да сложившийся четко и ясно вопрос, который он так и не задал тогда Нечаеву. А в зал уже вбегали люди – он слышал, как шлепают их ноги по залитому водой полу. Замелькали лучи фонариков, и Роман встал и, шатаясь, пошел им навстречу.