Текст книги "Нечто в лодке по ту сторону озера..."

Автор книги: Максим Перфильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

– Да есть у меня другие фотографии, есть, – ответил Колян, начав уже стирать подпись «Пушистик Пиндосский», и остановившись, поняв, что ему придется менять весь слайд.

– Ладно, ребята, я тогда побежал, – объявил я.

– Хорошо, Костян, я еще потом сделаю, что смогу в плане твоего трека, куда его еще пропихнуть. Заходи потом, затрем еще за эту тему, у меня одна идея есть, – отозвался Коля из своего компьютерного стола.

– Ну, давай, Костян…

– Давай, Костян, – попрощались так же Флоп и Майк.

Я пожал обоим руки и направился в коридор.

– Ну, дак проводите человека-то, – услышал я уже позади себя слегка раздраженный голос Милы.

– Ну, мы фильм смотрим, – хором ответили чуваки.

Мила недовольно цыкнула, покачав головой, и сама пошла в коридор закрывать за мной дверь.

– Задолбали они меня уже, – пожаловалась мне Мила, с недовольной улыбкой на лице.

– Да ладно, они в тебе нуждаются, – ответил я с некоторой долей иронии, надевая обувь.

– Вот так всю жизнь и придется, да – ходить за вами, мужчинами.

– В этом ваше великое вселенское предназначение, – заметил я с улыбкой.

– Да уж, конечно, – ответила Мила.

– Мы вам, безусловно, за это благодарны, – приглушенно произнес я, немного приблизившись.

– Хорошо, я это учту, – ухмыльнулась Мила, смотря на меня своими широко открытыми глазами.

И я вышел за порог квартиры.

– Ну ладно, давай, пока. Хороший трек, правда, – сказала Мила напоследок.

– Спасибо. И тебе удачи с докладом.

– Ага, спасибо.

Мы с Милой мило попрощались, и я направился к лифту.

Я не беспокоился за этих чуваков. Я знал, что с ними все будет в порядке. По моему мнению они не были конченными людьми и не находились на каком-то неправильном пути. Они не несли агрессии в своей жизни, не были наркоманами, не бухали по-черному, хотя и довольно много пили. Они не были злыми, не беспредельничали, хотя и откалывали иногда разные безбашенные штуки. Но у них были определенные границы и относительно правильные представления о морали и нравственности. Они не сидели в глубокой депрессии и у них не было психологических травм, хотя они и с пониманием относились к таким вещам, периодически рефлексировали и осознавали, что этот мир далеко не прекрасен. Они не зацикливались на деньгах и достижениях, или карьерном росте – соответственно у них было не так много шансов превратиться со временем в каких-нибудь самодовольных тщеславных ублюдков, получающих хорошую зарплату, и снимающих себе дорогих проституток при имеющейся беременной жене, сидящей дома с детьми. В то же время они не спивались и не погружались в наркотики и всякие там ночные развлечения с головой. У них были определенные рамки. Они не способны были на какие-то преступления, разве что кроме как спереть с улицы временный дорожный знак, отсутствие которого не вызвало бы серьезных проблем. В чем-то они были раздолбаи, но при этом они являлись в общем-то в определенном смысле интеллигенцией с недоконченным или у кого-то даже с почти уже полученным высшим образованием. У них было не плохое воспитание. Они были относительно образованы и эрудированны. Они не были сильно ущемлены в своих правах, поэтому у них не было каких-то серьезных комплексов и стремления что-то доказать этому миру и как-то возвысить себя за счет унижения других людей или ценой чужих жизней. В общем, скорее всего, они перебесятся и рано или поздно каждый из них заведет семью и устроится на более-менее приличную работу. Самое главное – они были нормальные, адекватные и, в общем-то, даже добрые люди. Мила была вегетарианкой и сильно любила животных. Она была хорошей девушкой. И она постоянно следила и за своим парнем и за тремя его корешами раздолбаями, чтобы они не учудили чего-нибудь и не влипли куда-нибудь по глупости, и постоянно тормозила все их безбашенные порывы, являясь, своего рода, такой как бы некой вечно-сияющей дубинкой здравомыслия, от которой на теле оставались следы озарения разума.

Короче, я не боялся за этих чуваков. Они не вызывали у меня большого повода для беспокойства.

Чего я, к сожалению, не мог сказать про того человека, к которому сейчас направлялся.

Света, которая позвонила мне – у нее был младший брат. То есть он сам как бы, в общем-то, был уже взрослый человек, но так получилось, что его старшая сестра продолжала ходить за ним, практически как за маленьким ребенком. Его звали Влад, и мы были знакомы с ним довольно давно. В свое время он поступил в институт, но там у него что-то не сраслось. В поисках смысла жизни и в попытках ответить на вопрос, что он делает в этом институте, Влад немного потерялся в реальности и забыл, что он вообще является студентом. Пробухав несколько сессий и так и не сумев самому себе ответить на вопрос, зачем ему становиться инженером и до конца своих дней дышать грифельной пылью – он очнулся уже в том состоянии, когда говорят «Не плач, сынок, солдаты не плачут». Не сумев закончить второй курс ненавистного ему университета, он с философским отношением к жизни пошел в армию. Вернувшись через два года, он впал в состояние последембельского расслабона и пофигизма. Обычно у пацанов, только-только вышедших на дембель и вернувшихся на гражданку к своей семье и старым друзьям, такое состояние длится от нескольких недель до полугода. Ну, это нормальный период такой, нужно отдохнуть, придти в себя, там, привыкнуть к гражданской жизни. Сразу начинаются мамины пироги, бухло с друзьями, тусняк, клубы, девочки, или одна девочка, если она все-таки по какой-то странной случайности дождалась, косарезиво по вечерам – «Слышь, а ты чо в армии не служил, ошпарок!?», и «Папа, принеси мне сигарету, подкуренную. Я телик смотрю.»

Хотя некоторые сразу же активно входят в гражданскую жизнь, устраиваются на работу, или начинают заниматься какими-то вещами, минуя этот этап.

У Влада же время последембельского расслабона сильно затянулось. Придя домой после увольнения, он начал много бухать со старыми друзьями, тусоваться по разным клубам, трахаться с кем попало и просто отрываться на полную катушку. Все бы было ничего, но в таком состоянии он провел полгода, потом еще полгода, и вот в результате уже больше полутора лет он тупо сидел дома, не работал, почти ничем не занимался, а только и делал, что бухал и бегал по проституткам, или по тем девушкам, которые давали без особой разборчивости.

Его старшая сестра Света не знала, что с ним делать, и, наверное, она бы уже давно возненавидела его, плюнула и отправила бы в какой-нибудь нарко-центр, если бы по вечерам он в пьяном состоянии не рыдал где-нибудь в углу рядом с батареей и не просыпался с криками по ночам. Ей было понятно – у ее брата серьезные проблемы. Проблемы вообще в жизни. Проблемы в душе. Проблемы в сердце. Проблемы в голове. Психологические проблемы. Проблемы в мировоззрении и в отношении ко всему этому миру.

Я прошел пару кварталов и довольно скоро оказался возле нужного мне дома. С легкостью миновав препятствие в виде домофона благодаря вышедшему из подъезда человеку, я поднялся на третий этаж. Уже когда я подходил к квартире, меня чуть было реально не зашибла железной дверью, резко и со злостью распахнув ее, вылетевшая из этой квартиры девушка. Вот бы нелепая смерть была бы, а. Из квартиры еще вырвались злобные крики и недовольные ругательства. А девушка, пробурчавшая что-то матерное себе под нос, гордой походкой направилась к лестнице. В сильно обтягивающих джинсах, подчеркивающих каждый изгиб и каждую линию на ногах и ягодицах, в короткой легкой кожаной куртке, с длинными волосами и сумочкой на плече со множеством звенящих цепочек, отстукивая каблуками по старой керамической плитке, девушка наверное бы так и не заметила меня, даже если бы я сейчас по ее вине валялся в луже крови с пробитым железной дверью черепом – ага, если бы из ее сумочки не выпала пачка сигарет, и я бы не сказал вслед этой удаляющейся, видимо, не дешевой проститутке, мнящей себя королевной:

– Девушка, у вас сигареты выпали.

Она остановилась, немного развернувшись, бросила на меня мимолетный взгляд, затем посмотрела на пачку сигарет, валяющуюся на полу, и нагнулась, чтобы ее поднять.

– У вас прекрасный повод бросить курить, – с улыбкой на лице проговорил я.

Она подняла голову, снова бросив на меня свой теперь уже немного смущенный, но гордый взгляд, выпрямилась с пачкой сигарет в руке, развернулась и ушла, цокая по лестнице каблуками.

Я открыл железную дверь (которую видимо так и не собирались закрывать) еще сильнее, чтобы войти в квартиру, и тут же с порога был встречен Светой.

Ее сильно не довольное и ужасно измученное лицо слегка переменилось и появилась слабая тень какой-то небольшой радости и облегчения, хотя улыбки так и не последовало.

– О, Костя, привет… – устало, но нежно произнесла она, – Как хорошо, что ты пришел.

Она подошла чуть ближе к двери и вместе с тем немного отошла в сторону, давая мне возможность зайти в квартиру, образовав зазор между ней и косяком.

– О, Костян, здорово! – поприветствовал меня поднятой вверх рукой небритый, толком еще не опохмелившийся, с помятым лицом и в такой же помятой бордовой футболке и джинсах, еле стоящий на ногах, Влад.

Света как-то грустно посмотрела на меня своими выразительными глазками и устало наклонила голову, даже не оборачиваясь на брата, но стараясь передать мне своим взглядом все свое недовольство им.

Я зашел в квартиру.

В этой квартире – еще больше чем в той, предыдущей, в которой я был до этого – стоял сильный запах перегара, а также в ней пахло сексом, что еще сильнее отличало ее от первой.

– Он меня достал, – грустно произнесла Света, глядя мне в глаза, – Они оба. Ну, эта шлюха – хрен с ней. Не знаю, где он ее подцепил, первый раз ее вижу. Но он меня уже заколебал.

– Ясно все, – понимающе ответил я, вздохнув.

Я не знал, что еще сказать, поэтому просто участливо и нежно подольше посмотрел на Свету и затем прошел на кухню.

– Заходи, Костян, пивка со мной выпьешь, – пригласил меня сидевший уже за столом Влад.

– Тупо сок, – ответил я, улыбнувшись.

– А, ну да, я же забыл, что ты у нас сок любишь. Светик, налей Костяну сока, – Влад знал, что я не пью, но не предложить в самом начале не мог.

– «Светик, налей сока», – недовольно передразнила его сестра, и полезла в шкаф.

Влад стукнул пальцами по пачке сигарет и, достав одну из нескольких высунувшихся из общей массы, закурил.

Его небритое, с острыми чертами и острым носом и маленькими губами, помятое грустное лицо, словно накидывало на себя некий платок не опохмелившегося самодовольного цинизма, закрываясь от окружающего мира вуалью жизнерадостной и бесшабашной крутизны.

Рядом со мной на стол была поставлена кружка апельсинового сока.

– Вот тебе сок, Костя, – нежно произнесла Света, – Я пошла делать уборку, – уже с некоторым недовольством добавила она и вышла из кухни.

Влад вытянул передо мной бутылку пива и, затянувшись сигаретой, с улыбкой на лице произнес:

– За терпение и многомилостивость.

– За терпение и многомилостивость, – ответил я, чокнувшись своей кружкой с соком – с бутылкой его пива.

Мы оба сделали по глотку.

– Ну, что, как житуха, Костян?

– Потихоньку, – улыбнувшись, ответил я, пожимая плечами, – У тебя как?

– Как видишь… – Влад сделал глоток и снова затянулся, – Бухаю, трахаюсь с кем ни попадя, не работаю – в общем, ничего полезного для общества не делаю, веду развратный образ жизни, – с улыбкой произнес он, – … Продолжаю огорчать свою сестру.

Наступила небольшая пауза.

– Сестра у тебя и вправду огорченная сильно, – наконец согласился я.

– Мне ее тоже жалко, – ответил Влад.

Наступила еще одна пауза.

– Нет желания немного сменить обстановку и разнообразить свое бренное существование трезвым состоянием мозга? – спросил я.

– Не вижу особого смысла в этой идее, – ответил мне Влад, отрицательно покачав головой, – Трезвое состояние обостряет эмоции – а это уже чревато для меня грустными сновидениями.

– По крайней мере, ты будешь способен отделят сновидения от реальности, – произнес я, – Сейчас вся твоя жизнь одно большое сновидение.

Влад медленно затянулся.

– Неоспорима истинность твоего замечания, – согласился он, – Но иногда все же сновидения лучше.

Я поставил локоть на стол и уперся передней частью щеки в кулак, смотря в глаза своему собеседнику.

– Продолжительность такого состояния – таит в себе непредсказуемые последствия.

– Может быть, – Влад снова затянулся, – Но я слишком слаб, чтобы предупредить это.

– Ты можешь сделать это. Потом будет поздно, – я продолжал смотреть Владу в глаза.

– Иногда лучше поздно, чем рано – ответил Влад, – Например: я потерял девственность в шестнадцать лет – лучше бы это случилось позже.

– И не поспоришь, – согласился я после некоторой паузы, – Но контекст здесь разный. Истина – это не девственность, ее можно потерять, а потом вновь обрести. А времени всегда мало, и никогда не узнаешь, когда оно остановится.

– Только – истина относительна, – произнес Влад.

– Истина всегда абсолютна. Она относительна только в нашем разуме в свете нашего восприятия.

Влад, немного задумавшись, слегка наклонил голову, как бы почти согласившись, и просто не зная, что на это ответить.

– За абсолютность истины, – протянул он ко мне свою бутылку после некоторых размышлений.

– За абсолютность истины, – ответил я, снова чокнувшись кружкой о его бутылку.

Меня забавляла такое наше единодушие в отношении к разным философским вещам

Влад сделал глоток и еще раз затянулся.

– Только я все же не хочу просыпаться, правда. Реальность меня мало чем привлекает.

– Твой сон когда-нибудь тебя поглотит, – заметил я.

– Реальность тоже в долгу не останется.

– С этим трудно не согласиться, – задумчиво покачал я головой утвердительно, – Только вот пока ты в реальности – у тебя есть шанс что-то сделать и все изменить. Когда ты спишь – все происходит независимо от тебя самого, и ты абсолютно беспомощен. Ты не можешь это контролировать.

Наступила пауза.

Влад продолжал курить и утвердительно покачивал головой, как бы в чем-то соглашаясь, но в то же время обдумывая эти слова и рассуждая над различными вариантами возражения.

– Мое восприятие реальности несколько изменилось, – наконец сказал он.

Я убрал локоть со стола, оголив образовавшийся на щеке след от собственного кулака, и откинулся на стуле.

– В этом мире постоянно что-то меняется, и наш разум не исключение.

– Меняется все, это правда, – ответил Влад, – Только вот как меняется? Становится чем-то совершенно другим и абсолютно новым или…

– Приобретает ранее существовавшие уже когда-то формы, – одновременно произнесли мы с ним.

Влад затянулся.

– Да, это загадка, – задумчиво добавил я в заключении, улыбнувшись.

– Это факт, – согласился Влад.

Наступила еще одна пауза.

Мы сидели тут на этой кухне и размышляли о смысле жизни, и казалось, что при нашем размышлении о ней уныние и грусть от осознания абсолютной ее бессмысленности и далеко не радужном нашем восприятии – немного растворялись в окружающем пространстве и как будто становилось легче. Иногда печаль нужно просто выговорить, чтобы не держать ее в себе, дожидаясь пока она тебя поглотит. Но это помогает не на долго. Это дает временное облегчение. Причина же остается не решенной, и продолжает рождать новые следствия.

– Ты-то чем занимаешься? – наконец спросил меня Влад, и, не дожидаясь ответа, добавил: – Все пытаешься спасти этот погибающий мир?

– Вроде того, – ответил я.

Влад снова вытянул ко мне руку с бутылкой, призывая легонько стукнуть о ее блестящее играющее бликами света стеклянное тело, и произнес:

– За мир во всем мире.

– За мир во всем мире, – ударил я своей кружкой по его бутылке.

– Я, правда, Костян, не вижу смысла в этой жизни, – сказал Влад после очередного глотка, – И я правда не вижу смысла просыпаться. Эта реальность, о которой ты говоришь – она меня пугает. Я не хочу жить в ней. Не хочу жить в этом мире, – он затянулся, – Мне страшно. Страшно заводить семью. Страшно заводить детей. Страшно идти и что-то делать, чем-то заниматься. Страшно ставить перед собой какие-то задачи и следовать каким-либо целям. Страшно доверять людям. Страшно просто жить, – он сделал небольшую паузу, – И я не хочу. Просто не хочу. Вот просто не хочу и все… Мне кажется, я уже достаточно повидал в этой жизни… Я не хочу напрягаться в ней и к чему-то стремиться. Меня от нее тошнит.

Влад посмотрел мне прямо в глаза. Не знаю, что он прочитал в отражении моих зрачков, но я в его глазах видел глубокую бездну печали и абсолютного непонимания, зачем ему действительно дана эта жизнь, и зачем вообще, собственно говоря, жить.

– Мне плевать ваще кто я в принципе. Кем я являюсь. И кем мог бы стать. Чем занимаюсь. Что делаю. Все это мне кажется совершенно бессмысленным. То есть, конечно, я понимаю, что у меня есть вполне естественные потребности – в том числе и социальные, и где-то глубоко внутри я все равно хочу, чтобы ко мне хорошо относились и хорошо обо мне думали. Но – у меня возникает один вопрос: «А зачем?». И этот вопрос у меня возникает на любую потребность и на любое желание, которое вдруг неожиданно просыпается у меня внутри.

Уголки тонких губ скривились в ухмылке на остром лице Влада, он затянулся и продолжил:

– Мне вот правда – вообще наплевать, что дальше будет с моей жизнью, и что будет со мной. Мне наплевать, что я сопьюсь, превращусь в алкоголика и сдохну где-нибудь под забором, замерзнув зимой в собственных обоссанных штанах. Или стану бомжем, нажрусь какой-нибудь хрени на помойке и скопытюсь от отравления. Да мне ваще насрать. Я не вижу смысла что-то делать и к чему-то стремиться.

Я продолжал смотреть прямо на Влада, а он продолжал говорить.

– Знаешь, есть такая приколка: опыт – это когда на все вопросы «Почему?», «Зачем?», «Для чего?», «Когда?», «Как?», приходит один – «На#&я?»

– Да тебе лет-то примерно столько же, сколько и мне. Ты еще молодой. Ты не всю жизнь еще видел. Так же как и я – не всю, – произнес я спокойно, без улыбки.

– Может быть, – ответил Влад, затушив сигарету в пепельнице, – Может быть. Но я и не хочу дальше смотреть на эту жизнь. И не хочу дальше знать, что там. Я видел уже достаточно. Все самые основные моменты мне уже известны… Да и к тому же: вот я видел до хрена стариков и людей в таком… зрелом возрасте – что-то не заметил я на их лицах улыбок счастья. Все злые, раздраженные, неудовлетворенные чем-то, постоянно вспоминают молодость и жалуются на то, что чего-то не доделали в жизни и чего-то не смогли. Я это уже видел все. Не думаю, что дальше есть еще что-то интересное.

Я задумчиво, приподняв одну бровь, посмотрел в сторону, и пожал плечами, ничего не ответив. Как-то сложно было тут спорить.

Наступила пауза.

Мы просто сидели молча и я своей безответностью соглашался в значительной степени со словами Влада, прекрасно понимая его состояние.

– Достало все…

Пауза продолжалась.

– Кхм… – наконец я попытался все-таки что-то сказать, – Я думаю, – начал я, – Зря ты так рассуждаешь. Тебя это разрушает. Ты просто сгниешь когда-нибудь в этих рассуждениях. Зачем это? Что в этом хорошего? Ничего. Только хуже будет… Тебе не стоит так глубоко уходить в эту депрессию… И так уж безнадежно смотреть на этот мир… Ты ведь действительно еще молод, так же как и я. Мы с тобой еще очень молоды. И в этой жизни – в ней есть и что-то хорошее. Разве нет? Да, дерьма много всякого. Но и что-то хорошее в ней тоже есть. Отношения между людьми. Друзья. Вспомни друзей. Вспомни, как хорошо было с друзьями. Общение. У тебя сестра есть – она любит тебя. Разве это не прекрасно? Любовь – сама по себе, ваще любая, отцовская, материнская, дружеская, романтическая. Когда-нибудь у тебя появится жена. Это тоже прекрасно. Дети будут. Будешь смотреть на них и радоваться. Будешь любить их, наблюдать за тем, как они растут… Неужели не хочешь этого?… Отношения между людьми… Любовь… Вот что важно… Ты ведь нужен тем людям, которые тебя любят… Своей сестре. Своим друзьям. Мне… Появится жена, дети – будешь нужен своей семье… Для этих людей ты… имеешь какое-то значение… Ты значим и будешь значим для них…

– Ну-ну… – перебил меня Влад, – Только вот появится жена – появится страх. Будет страшно за нее, страшно ее одну из дома отпускать. Появятся дети – будешь за них постоянно бояться, будет страшно отправлять их в школу. Да и столько геморроя с этой семьей. К тому же – люди, они всегда люди. Они всегда могут тебя предать. Твоя жена может тебя предать. Твои дети могут тебя предать. Я такое тоже уже видел. Сколько у нас в России таких случаев – дети квартиру получили, и тут же выгнали родителей на улицу, и все… – Влад сделал небольшую паузу, и как-то нелепо подняв руку в порыве возмущения, с отчаянием продолжил: – А начнешь заниматься каким-нибудь делом – начнутся головняки, всякие проблемы, нервы. А зачем, собственно говоря, все это? К чему все это? Для чего? Только что б собственную самооценку повысить? Ради самореализации? Бред какой-то. Я так не хочу. Я понимаю, если бы в этом действительно был какой-то смысл. Можно за что-то бороться, если для тебя это важно. Но я в этом смысла не вижу. Не хочу бороться за то, что мне не нужно. А просто работать всю жизнь, занимаясь какой-то фигней, не имея цели и не стремясь ни к чему – тоже… лажа какая-то… Как замкнутый круг какой-то. Чем больше значения что-то имеет для тебя и дает радости – тем больше боли и всякого геморра… Тогда к чему это все?… Зачем?… Какой смысл в этом?… Все так… относительно… Не вижу в этом смысла.

Я задумался. Конечно все эти мои рассуждения о том, сколько положительных моментов в нашей жизни – скорее просто способ утешить человека и поддержать, чтобы он совсем не расклеился и не упал духом – а то так и до суицида недалеко. А на самом деле я понимал – истины и смысла в этих словах – нуууу… хм… как бы… смотря как человек на жизнь смотрит… возможно не так уж и много… не то, чтобы совсем не было, но – все и вправду очень относительно. Потому что отрицательных моментов в жизни, наверное, нисколько не меньше. Это уже зависит от восприятия конкретного индивида. От отношения самого человека к жизни. И как же человеку, который не видит никакого смысла в этой жизни, и который действительно просто всего этого не хочет, и просто не хочет жить, доказать, что он – этот смысл – все-таки в жизни есть? А теперь усложним задачу – с учетом того, что ты сам в общем-то не видишь никакого особого смысла во всем этом…???… И в этой жизни…???… Ну и как?… Задачка не из легких… Забавно…

Надо было, чтобы у Влада появилась какая-то новая потребность, которую ему интересно было бы удовлетворять, которая снесла бы ему голову. Что-то, что заставило бы бежать за собой, стремиться достигать – потребность, удовлетворение которой стало бы для него новой целью.

По большому счету к такой игре и сводится вся человеческая жизнь. Просто на разных уровнях.

Только вот когда понимаешь это – начинает тошнить вообще от самого факта существования.

Эмоции… Эмоции… Эмоции еще были не правильные у Влада. Каждый человек находится в этой жизни в разном состоянии. Не в том состоянии Влад находился, в котором следовало бы. Эмоции определяли его восприятие, а восприятие – отношение к жизни.

Честно говоря, я не знал, что мне сделать, чтобы помочь Владу. Я не знал, как ему помочь. То есть я как бы пытался, но проблема заключалась в том, что ему самому на определенном этапе необходимо было проявить немного усилия воли и захотеть что-то сделать.

А он не хотел. Ничего не хотел. И не понимал – зачем ему вообще это нужно, и зачем это нужно в принципе.

И, кроме того: если человек не хочет жить – то заставить его жить практически невозможно.

– Знаешь, – произнес Влад, – В жизни человека все ведь только на желаниях держится… То есть, желание есть – пошел начал что-то делать. Желания, потребности заставляют человека куда-то бежать. А зачем? НА#&Я?! – громко произнес Влад, – Не вижу в этом смысла в конечном итоге…

Я сидел и отстраненно смотрел куда-то в угол, периодически пристально поглядывая на Влада, чтобы не создать у него впечатления, как будто мне совершенно безразлично, что он говорит и чувствует. Мне не было это безразлично, и я действительно переживал за него. Просто я думал. Думал. Думал и не знал, что еще ему ответить. Как еще заставить его изменить свое отношение к жизни. Где и в чем мне найти для него в этой жизни смысл?

– За смысл в жизни, – снова поднял передо мной бутылку пива Влад.

– За смысл в жизни, – ответил я, легонько ударив по бутылке своей кружкой с соком.

– …Или за его отсутствие… – грустно добавил Влад.

Я шел по улице, возвращаясь к себе домой, обдумывая положение и состояние, в котором находился Влад и размышляя над спецификой его образа мыслей. Самое забавное во всем этом было то, что я был с ним абсолютно согласен, может не во всем, но во многих вещах. Я сам когда-то находился в таком состоянии и не раз. Я сам думал точно так же. И я очень хорошо понимал, что он чувствует. Абсолютная бессмысленность жизни и неудовлетворенность от постоянного восполнения элементарных материальных потребностей. Другими словами, восполняя свои потребности и удовлетворяя свои основные желания, Влад приходил в результате к тому, что переставал видеть в этом какой-либо смысл.

А если нет смысла в жизни, то зачем жить?

В определенных обстоятельствах инстинкт самосохранения довольно просто обойти, прежде всего, в своем сознании – преодолеть этот элемент системы контроля. И Влад уже находился в таком состоянии, когда ему было не сложно это сделать. Как и когда он успел дойти до этого – я был без понятия. И что до сих пор держало Влада от свершения этого шага – может просто лень и нежелание лишний раз напрягаться?

Влад не видел смысла в этой жизни. И что же мне нужно было сделать, чтобы заставить его посмотреть на жизнь по-другому, и вернуть ему к жизни вкус?… Я не знал…

Может ему нужно было влюбиться в кого-нибудь?… Хм… Тогда возможно это как-то встряхнуло бы его и заставило что-то делать… Заставило бы к чему-то стремиться… Н-да… Я начинал приходить к выводу, что если бы у человека не было никаких раздражающих стимулов, стремлений и целей достижения – мир давным-давно бы уже перестал существовать, просто все бы повесились от скуки. Еще один элемент системы контроля. Ну ладно… Так… Хм… Любовь… Только вот любовь она все-таки наверно лежит за гранью человеческих усилий. По крайней мере, она лежала за гранью моих усилий. Влад трахался постоянно с кем ни попадя. Он воспринимал женщину просто как объект удовлетворения своих сексуальных потребностей. Нет, конечно, он понимал, что женщина это тоже человек и иногда она может быть личностью, тем более у него была сестра, и он правда любил свою сестру и никогда не позволил бы себе обидеть ее, и готов был ее всегда защищать. Но всех остальных женщин он воспринимал в основном исключительно как сексуальный объект. Он не обладал какими-то романтическими чертами характера. Не был склонен к излишней романтизации женского образа. Такого человека влюбить в кого-то было не просто. Придется изучать его вкус, его отношение к женщинам, какие ему нравятся, какие качества в них нравятся, что конкретно его больше всего привлекает, что ему нужно, в чем он сам нуждается… Ага… Это Ооооооочень кропотливая и сложная работа. Честно говоря, я не представлял, как ее провернуть. Может быть, я и был способен к этому… но… все-таки сейчас это лежало за гранью моих усилий… Да и любовь – все-таки мне кажется ее природа не так проста, как пытаются расписать различные научные теории.

Я видел только один способ. Придется переводить разговоры с ним о смысле жизни в другую плоскость. Но что самое неприятное – он не хотел всерьез воспринимать эту другую плоскость. Я это знал. И поэтому не хотел начинать с ним на эту тему разговоров. Хотя другого выхода я действительно не видел. Я мыслил так же, как он, и был полностью, ну или частично, с ним согласен, но для меня все же существовал другой фактор контроля, не позволяющий мне до сих пор пойти и в последний раз в жизни набухаться, обкуриться, трахнуться с проституткой, замочить какого-нибудь ублюдка скинхеда, а потом пойти и вскрыть себе вены. Нечто, что оказывало влияния на мой разум, держало меня. Очередной элемент системы – элемент внутреннего… или может быть все-таки внешнего… контроля.

8.

Мы сидели у меня на квартире в большой светлой комнате, называемой гостиной, я – вальяжно развалившись на диване, с гитарой в руках, лежащей у меня на коленях, лениво дергая медиатором струны, медленно скользя по грифу мокрыми от пота пальцами, и мой друг – Слава, так же откинув свое тело в безразличном положении и погрузив его в кресло, крутил в руке между пальцами одну барабанную палочку, а другой легонько долбился о мягкий подлокотник дивана, на котором я сидел, производя об его упругую материю не громкие, глухие удары.

Слава был барабанщик, наверное, пока еще начинающий, но на барабанах он умел играть лучше, чем на гитаре. После некоторых попыток выжать из себя аккомпанемент для моей импровизации, он отложил вторую гитару в сторону, и, достав барабанные палки, решил создать мне ритмическое сопровождение на подлокотнике дивана.

Теперь, расслабляясь после парочки сыгранных композиций, мы давали возможность рукам отдохнуть, и свободно развалившись на кресле и на диване, непринужденно вели разговор на достаточно забавную тему.

– …И как же они себя удовлетворяют?

– Пальцами, – ответил Слава, отложив в сторону палочку и немного подняв руку, он выставил «пистолетом» вместе указательный и средний палец, – Так вот этими пальцами и делают.

– Ну да, в общем-то, я так и думал… логично.

Слава снова взял в руки барабанную палку.

– А я короче кинчик смотрел один, – начал я, – Про шлюха – ну то есть про парня шлюха, мальчик по вызову – пришел к своей клиентке… там какая-то реально богатая тетка… причем симпатичная, по фильму, в особняке живет, все такое. Ну, он типа пришел такой в форме полицейского, типа игры такой ролевой – с дубинкой, с наручниками – и в постели уже она типа попросила его, чтоб он ее дубинкой этой трахнул… там такая дубинка реально короче здоровая, толстая такая… и длинная.

Слава улыбнулся.

– Как они там… это… ты ее не спрашивал – не используют подручные средства? – продолжал я немного стебаться.

– Даааай…, – Слава как-то небрежно махнул палкой в воздухе, – Они там чо только не используют…

– Да?…

– Они чо только не суют себе туда.

– Понятно.

– Ну, она типа говорит, у нее был секс короче с каким-то там васей – ей не понравилось, – произнес Слава, – А он тоже, видимо, просто поимел ее и все, и свалил.