Текст книги "Нечто в лодке по ту сторону озера..."

Автор книги: Максим Перфильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

Влад улыбнулся и, указав рукой с зажатыми в пальцах сигаретой, вслед ушедшей его сестры, приглушенно произнес:

– Она специально ушла, чтобы мы с тобой могли поговорить.

– Н-да? – ухмыльнулся я и утвердительно кивнул головой.

– Она обо мне заботится. Хочет, что бы я изменил свою жизнь и стал приличным человеком.

– Это естественно, – констатировал я.

Влад сделал последний глоток из своего стакана с водкой и, затянувшись, грустно произнес:

– Света на меня немного злится. Я чувствую, что она от меня устала.

– Она тебя любит. Ты же ее младший брат, – возразил я, покачав головой.

– Но я ее достал, – ответил Влад, – Ее достало то, что я постоянно бухаю и торчу дома целыми днями. А если не дома, то в каких-нибудь гадюшниках с корешами. Ее достали мои шлюхи и просто те давалки, которых я знаю, и которые спят со мной просто так.

– Здесь трудно спорить. Это вполне логично, – согласился я.

– Вот об этом я и говорю.

– Дак изменись.

Повисла пауза.

– Не могу, – ответил Влад, затянувшись, – Точнее… не хочу… Ну… даже не знаю как… Не вижу смысла.

– Не видишь смысла, чтобы измениться?

– Ну… да… Мы же с тобой уже говорили как-то об этом. Не понимаю зачем.

– Что в твоей жизни должно произойти, чтобы ты увидел в этом смысл и захотел измениться? – спросил я.

– Не знаю… – ответил Влад.

Я тупо поднял кружку с соком и сделал глоток. Затем поставил кружку обратно.

– Света будет рада за тебя.

Влад отрицательно покачал головой, затягиваясь сигаретой.

– Почему-то меня это… не особо стимулирует. Я люблю свою сестру, но жить только ради нее я не могу. Это глупо. Мне нужен какой-то стимул. А у меня его нет. А жизнь меня эта больше не возбуждает.

Я скривил губы, не зная, что ответить.

– Мне цель какая-то нужна в этой жизни, – произнес Влад, – ЦЕЛЬ… А я не хочу ничего. Не знаю… Как так?… Ничего не хочу… И жить не хочу… Меня… хм, не привлекает больше эта жизнь… Она бессмысленна.

– Хм… – я утвердительно покачал головой, – А ведь я тебя понимаю, – ответил я, – То, что ты чувствуешь. Твое состояние.

– У тебя хотя бы есть твоя вера, – сказал Влад.

«Чёёо?» – подумал я про себя.

– Ты что завидуешь моей вере? – спросил я, скривившись.

Влад пожал плечами.

Я посмотрел на него внимательно-внимательно.

– Что ты только что сказал? – удивился я, – Первый раз в жизни встречаю человека, который завидовал бы моей вере.

Я действительно совершенно не представлял себе, в чем не религиозный человек может завидовать религиозному.

– Не все так просто, поверь мне, – сказал я.

Влад затянулся.

– По крайней мере, у тебя есть цель в жизни, – произнес он, выпуская дым.

– Какая?

– Ну… ты же спасаешь мир…

Я продолжал тупо смотреть на Влада. Потом отвел взгляд в сторону.

– От этого быстро устаешь, – ответил я.

«Знал бы ты, что самым моим большим желанием является то, чтобы Бога никогда не было» – подумал я про себя.

– Религия не приносит радости человеку, – сказал я вслух, – Но ты прав – она стимулирует. Это факт.

– Вот об этом я и говорю, – ответил Влад, докуривая сигарету.

И мне самому с этим трудно было не согласится.

– Знаешь, ты наверно прав, – философски произнес Влад, немного задрав голову, всматриваясь в потолок, – Без веры и без Бога жизнь человека становится в значительной степени бессмысленной.

Я задумался.

– Я так никогда не говорил, – ответил я.

– Но всегда так думал, – ухмыльнулся Влад.

Наступила пауза.

Возможно, в этих словах и была доля истины.

– Но ты в Него не веришь.

– Не могу себя заставить, – сказал Влад и затушил в пепельнице докуренную сигарету.

Забавно… Возможно, что он был прав. Ведь в жизни человека все определяется только лишь его болью. Именно боль – единственный и изначальный первопричинный стимул, заставляющий человека что-то делать. Неудовлетворенное желание производит боль. Боль заставляет идти и искать пути, способы удовлетворения своего желания. И религия здесь не исключение – тоже все сводится в результате лишь к этому одному. Просто здесь наряду с понятием временной боли появляется другой более веский аргумент, и более сильный фактор – это совершенно другой уровень – боль вечная. Но это уже совсем другая тема.

Находясь в этой квартире, я продолжал общаться со Светой и Владом, то по очереди с каждым, то одновременно с обоими, обсуждая какую-нибудь очередную тему за столом на кухне, застланной табачным дымом. Мне нравилось находиться с ними втроем в такой маленькой компании, а Света радовалась, что хотя бы при мне в ее доме нет проституток и Влад не бухает водку литрами из горла бутылки, а медленно сосет ее из стаканов маленькими количествами.

В какой-то момент времени мы со Светой остались на кухне вдвоем. Сидя за столом, приставленным одним краем к стене, друг напротив друга, мы общались и находили наше общение довольно приятным.

Света рассказывала мне про свои впечатления, когда ее впервые остановил гаишник, когда она ехала на машине утром. Говорила, как волновалась при общении с ним, хотя вроде ничего не нарушила.

– …А потом просто отдал мне документы, пожелал хорошего пути и быть внимательной на дороге. Только и всего. А я там перетряслась уже вся. Думала про себя, что там не так сделала, что там нарушила. Даже взятку не попросил и не стал меня долго держать, документы отдал и все.

– Да, у них есть такая развлекаловка ночью и утром, чтобы не засыпать. От скуки помогает, – произнес я, утвердительно покачав головой.

– Да… ну может быть моя машина, там, под какие-нибудь описания подходила.

Я пожал плечами с улыбкой на лице.

– Может быть, – ответил я.

Наступила пауза.

Мы помолчали немного. Света положила ногу на ногу, одной рукой подперла шею, а другую свободно опустила на стол, и постучала немного по нему ногтями. Она буквально за несколько секунд как-то изменилась и стала грустной.

– Я устала от того образа жизни, который ведет Влад, – произнесла она, – С ним надо что-то делать. Ему пора уже выходить из этого. Так больше нельзя.

– Это факт, – согласился я.

– Что мне делать с ним?

Я покачал головой и тихо произнес:

– Я не знаю.

Потом я добавил:

– У него абсолютная апатия и безразличие к жизни, и он не хочет напрягаться. Ему просто на все наплевать. Он не хочет больше жить. Он предпочтет умереть где-нибудь на помойке, чем напрягаться ради чего-то. Трудно заставить человека жить, если он сам не хочет.

Света скрестила на груди руки и прислонилась плечом к стене, положив на нее голову.

– И что? Должен же быть какой-то выход. Должен же быть способ заставить его. Не может быть так, чтобы ничего нельзя было сделать. Он не может так просто умереть, – проговорила она.

– Нужно, чтобы у него появилась какая-то цель в жизни, – ответил я, – Может, чтобы он влюбился в кого-нибудь, я уже думал об этом. Или просто какое-нибудь дело, которому он мог бы себя посвятить.

– Да, это было бы хорошо, – не отрывая своей головы от стены, произнесла Света, – Как это осуществить?

Я улыбнулся, и мы оба рассмеялись.

Затем снова наступила пауза.

– Может, вера сможет его спасти?

– Он не верит в Бога, – произнес я.

– А твоя церковь? Может, его в церковь привести?

Я улыбнулся.

– Да, это было бы не плохо. Но он не пойдет. Я уже говорил с ним.

– Я его заставлю.

Я снова улыбнулся.

– Хорошо. Я дам адрес… или нет… я даже лучше познакомлю тебя с кем-нибудь, чтобы вы с ними поехали.

– А ты что? – покосилась на меня Света.

– А что я?

– А ты не поедешь? – недоуменно спросила она.

– Нет.

Света нахмурила брови в непонимании.

– Почему?

– Ну, потому что вот так вот, – ответил я.

Наступила пауза.

Света смотрела на меня непонимающим взглядом, хотя где-то глубоко внутри она примерно понимала, почему я отказывался ехать в свою церковь.

– Я не поеду туда, – добавил я, – Так что как-нибудь без меня. Но я найду людей, которые будут вас сопровождать.

Света глубоко и очень грустно вздохнула.

– Ладно, я понимаю, – произнесла она через некоторое время.

«Это вряд ли», – подумал я про себя.

– Сходите в православную церковь с ним, – не зная, на какой результат рассчитывая, сказал я.

– Он не пойдет, – ответила Света, спокойно покачав головой, – Туда точно не пойдет.

Да, логично было ожидать столь предсказуемого результата. Учитывая характер Влада, его цинизм и отношение к государственной политике.

Мы сидели молча несколько секунд, потом вдруг Света неожиданно произнесла:

– Может, сходим как-нибудь… куда-нибудь… в боулинг например поиграем… или в кино. Я давно уже никуда не ходила.

Я посмотрел на нее.

– Да, можно, – ответил я, улыбнувшись.

– Можно даже вдвоем. Не обязательно с Владом, – произнесла она.

– Да, конечно. Было бы замечательно…

– Пускай дома сидит…

– Угу, – утвердительно покачал я головой, – Хорошо.

– Ну, вот… прекрасно, – улыбнулась Света.

– Да, – ответил я.

Итак. Света пригласила меня куда-нибудь сходить… просто вдвоем… хм… Я понимал, что я ее не люблю, хотя как девушка она меня привлекала, мне нравилась ее фигура, меня возбуждало ее тело. Можно было бы с ней переспать – но это было бы крайне не правильно в данном контексте, и тем более в контексте моей религии… Эх… Иногда я жалел, что не умер маленьким… Хотя Света сама была та девушка, которая бы просто так не дала. У нее были… хм… принципы… Я не видел особого смысла развивать наши отношения в этом направлении… По разным причинам… А просто удовлетворить свое сексуальное желание – как я уже отметил, вряд ли это было правильно в данном контексте.

Но я подумал, что развивать этот контакт в любом случае будет для меня не лишним.

16.

Я стоял у себя в комнате перед телевизором и с… хм… с какими-то просто неописуемыми чувствами… пучил по федеральному новостному каналу интервью с одним психиатром. В средствах массовой информации продолжали освещать тему военных действий на Кавказе, прошедших совсем недавно. Та самая маленькая война, начавшаяся из-за того, что одна южная страна, власть в которой была установлена Соединенными Штатами Америки, решила вернуть себе территорию, которая отделилась от этой страны и решила объявить суверенитет. По крайней мере, так описывалась и преподносилась эта ситуация в СМИ. У России были свои интересы в этом регионе. Может, она просто хотела защитить свои границы, а может что-то еще. Я не брался судить о том, что там было на самом деле, так как не имел никакой информации. Но я не доверял никому. Тем более своему правительству и федеральному новостному каналу. Военные действия уже закончились. Но тема продолжала обсуждаться. И то, что я сейчас видел и слышал по телевизору, заставляло мои волосы под мышками тянуться к небу, и я уже чувствовал, как мои глаза лезут на затылок прямо через лоб. Журналисты, казалось бы взрослые умные люди, с серьезными лицами обмусоливали кадры, на которых президент той самой небольшой южной страны жует перед камерой галстук, якобы от паники. Еще в студию пригласили какого-то психиатра, и, показав ему фотографию этого самого президента то ли с бодуна то ли во время массажа простаты, всерьез спрашивали бедного психиатра: «Вот скажите – по фотографии ведь явно видно, что у человека есть некоторые проблемы со психикой? Какое у него нездоровое выражения лица. Блеск в глазах. Маниакальная улыбка».

«Ёжкин корень, – думал я про себя, – Чо за несусветная бредятина! Ни один психиатр, ни один специалист никогда не будет делать заключение о состоянии психического здоровья человека только на основе одной какой-то, еще, скорее всего, и неудачно сделанной, фотографии. Это бред. Это полный бред. Это настолько полный бред, что полней и бредятней просто некуда».

– Ну, вы знаете, – ответил врач, – вообще-то заключения о каких-либо психических патологиях делаются только после полного осмотра человека. По одной только лишь фотографии… Или даже по нескольким фотографиям, – аккуратненько предупредил психиатр журналистку, чья тоненькая беленькая ручка уже потянулась в папку за другим снимком, – Невозможно сделать заключение о состоянии пациента. Для этого врачу необходимо видеть пациента в живую и наблюдать его. Необходимо общение с ним. Так, просто по фотографиям диагноз не ставится."

– Аааааа. Ну, слава Богу, – выдохнув, произнес я с облегчением. У меня уж как от сердца отлегло. А то я уж было подумал, что в системе этой реальности произошел какой-то сбой, что-то переклинило, сейчас все свернется и начнется всемирная перезагрузка с форматированием жесткого диска. Не заплатили что ли врачу перед эфиром? Просчитались чо-то как-то неудачно.

– Но ведь согласитесь, что здесь имеет место быть явно несколько неадекватное поведение… вот, например, когда он галстук жует перед эфиром… – продолжала настаивать журналистка, – Это же…

– Ну… кхм… неадекватное поведение в принципе еще не говорит о какой-либо патологии. Любой человек… хм… в состоянии паники может вести себя неадекватно… И… кроме того, я не наблюдаю особой какой-то паники в данном… видеоматериале… Человек может просто немного нервничает… – отмазывался психиатр.

– Ну, то есть все-таки получается, что человек… все равно находится в состоянии сильного нервного перевозбуждения, – пыталась журналистка перевернуть смысл слов врача так, как ей было выгодно.

– Ну… не обязательно…

– Ну вы только что сами сказали…

– Ну… в какой-то степени… да…

Я осенил изображение в телевизоре бедного психиатра крестным знамением, и продолжил таращить свои удивленные глаза, нервно подергивая своими увядающими ушами.

Бедный чувак. Надеюсь, его не замочат ГБ-шники после эфира. Надо ж было федеральному каналу так лохануться.

Я был в шоке. Просто в полном. Увидеть такое по новостям. Нет, я конечно, все понимаю – информационная война, там, да, и все такое, но должны же быть какие-то границы. Это – глупо. На кого это рассчитано? Как это все можно смотреть? Как это все можно хавать? Кто вообще это все будет хавать? На кого это рассчитано? На быдло? Или на дегенератов? Неужели там наверху думают, что люди будут всерьез воспринимать это? Это… это что вообще? Это что? Это пропаганда такая? Или что это? Чо за бред? Конечно, правительству необходимо сейчас любыми способами дискредитировать этого президента этой южной страны – это понятно. И я не испытывал к нему симпатии. Я не сочувствовал ему. Я не был на его стороне. Судя по всему он действительно затеял эту войну. Но использовать такие методы. Пихать в прямой эфир такую лажу, да еще и с такими косяками… Как?… Нет, мир все же не перевернулся. Все в порядке. Реальность не глючит. Ущипнуть себя – блин!… а ведь и вправду больно. «Чувак – ты молодец», – обратился я к изображению врача психиатра в телевизоре. Это не подстава… Но у меня все же в голове не укладывалось то, что я сейчас видел и слышал по федеральному новостному каналу… Неужели на это можно повестись? Да и кто ваще может на это повестись? Кто ваще на это все поведется? Кто это хавать будет, блин?… Такое чувство, что я жил в какой-то своей ваще параллельной реальности и смотрел на этот мир от куда-то со стороны. Нееееет… у нас ведь не настолько тупой народ… Они что там, совсем что ли не уважают, нас баранов, с которых шерсть стригут? Опуститься до такого. Давайте мы будем сейчас всех так снимать на камеру в неприглядном свете в самый подходящий момент, кто в носу ковыряется, кто в попе чешет – а потом показывать по телевизору и говорить, что у него нервное расстройство и панический синдром. И всем по фотографиям будем ставить диагнозы с отклонениями в психике. Я поверить не мог в абсолютную тупость той хрени которая сейчас проникала в мой хрупкий девственный мозг через экраны телевизора.

Это был полный пипец. На кого интересно это было рассчитано? Кто на эту лажу поведется?

Я отошел от экрана телевизора и пошел одеваться. Вообще-то я собирался сейчас зайти к Коле и тем чувакам, которые у него постоянно тусовались. Навестить их. Посмотреть, не спалили ли они еще квартиру. Потрещать за всякую фигню. И попросить их, чтобы они придумали название для нашей группы, которую мы собирались организовывать со Славой и его девушкой Катей.

Я оделся и вышел из дома, направившись к этим укуркам, продолжая по дороге удивляться тому, насколько же грубо сработали средства массовой информации, решив провести компанию по дискредитации имиджа президента той самой маленькой южной страны, которая находилась под покровительством США. Или же действительно они рассчитывали на стадное сознание и формирование у людей чисто эмоционального негативного восприятия. Разве эта лажа может сработать?

Мне почему-то казалось, что вряд ли.

Мне в общем-то не долго было идти до моих укуренных приятелей. Мы жили в одном районе. Но на всякий случай по дороге я решил позвонить Коляну.

– Здорово, Костян, – отозвался он, ответив на звонок.

– Здорово. Я тут прохожу недалеко. Чо, я зайду?

– Да, конечно. Заходи. Какие проблемы.

– Ну, все, давай.

Отлично. Через двадцать минут и несколько кварталов я уже поднимался на лифте на восьмой этаж. Еще через пять минут я уже был в квартире, снимая с себя куртку в прихожей и вешая ее на полуобломившийся крючок.

– Знаешь, какая у меня идея возникла? – хитрой ухмылкой, оторвавшись от компьютера, повернувшись головой в мою сторону, встретил меня Колян, когда я зашел в комнату, в которой еще Майк и Укур сидели смотрели телевизор.

– Какая? – с недоверием поинтересовался я, слегка улыбнувшись и искоса посмотрев на Колю.

– Взломать короче какой-нибудь сайт неонацистский и зафигачить туда антифашистский плакат, и твой трек, чтобы проигрывался при загрузке сайта. Чисто накосячить там так, создать им антирекламу. Причем сделать все это в день рождения Гитлера.

Я склонил голову немного задумавшись. Потом представил себе как бы это могло выглядеть. И потом, уже медленно расплывшись в улыбке, произнес:

– А чо, кстати, тема.

– Дак я и говорю, – подхватил Колян, – Только надо будет сделать это по уму, чтобы это прикольно выглядело. Чтобы это так, по нормальному, было сделано.

– Угу, – утвердительно покачал я головой, продолжая улыбаться и смотреть куда-то в сторону, представляя себе как бы это на самом деле могло выглядеть.

– Да, ни чо так идея, – отозвался Укур.

– Чмырить фашистов мудаков, – согласился Майк.

– А ты реально готов на это пойти? – спросил я Колю.

– Готов, – ответил он, отвернувшись к монитору компьютера, и повернувшись снова ко мне, добавил, – Только это не сейчас. Это в следующем году уже только. В апреле у них короче этот праздник.

– Да?

– Угу. Надо было тогда делать, но тогда я чо-то не сообразил.

– Ну, ни чо, можно. Надо будет только не забыть. Не представляю от этого сильно большой практической ценности, но ради прикола можно. Вполне.

– Да чмырить, короче, надо этих фашистов. Гопота недоделанная, – снова произнес Майк.

– А, чо, кстати, вы сильно там с этими мудаками порамсили? Которые до вас со Славой докопались, – спросил Укур.

– Да не. Так, немного помахались, – скромно ответил я, – Потом мужики, короче, какие-то подошли, начали косяк разруливать. Говорят, типа у нас у друга – он якут – у него недавно убили сына, тоже какие-то националисты…

– Ну, Колян чо-то рассказывал.

– Ну вот. Они нам говорят – типа идите от сюда, парни – и там уже сами стали с ними разбираться.

– Ну-ну, вот Колян рассказывал.

– Ну, нам чисто повезло, – заметил я.

– Пруха, – произнес Коля, отвернувшись к монитору.

– Чо говоришь?

– Я говорю – пруха чисто, – повторил он.

– А, ну.

– Я говорю, чмырить их надо, этих уродов. Ходят только жизнь всем портят, – снова произнес Майк.

– Блин, я б реально на куски порезал, если бы у меня сына убили, еще и из-за какой-то сраной идеи. Это ж нелюди, бл$%ь, – добавил Укур.

– Да ваще, – согласился Майк, и после этого наступила небольшая пауза.

Каждый видимо думал о чем-то своем.

– А! Чо, короче, пацаны, хотел… – нарушил я установившуюся ненадолго тишину.

– Чо?

– Придумайте название для нашей группы, – предложил я.

– Название для группы?

– Да.

– Чо, кто у вас там – ты, Слава… – начал спрашивать Майк.

– Да, и девчонка эта Славина. Она еще учится только. Она офанатела короче музыкой, хочет научиться на гитаре шпилить, – ответил я.

– То есть вас трое пока.

– Да пока… Ну, музыку какую мы играем, вы знаете, слышали уже, да. Наши со Славой записи…

– Ну.

– Ну, вот… А то мы чо-то паримся. Никак не можем придумать название.

– Назовитесь, короче, «пьяные ушуисты», – предложил Укур.

– И чо? И в чем смысл? – спросил я.

– Ни в чем.

– «Качкообразные обезьяны», – предложил Майк.

– Мы что похожи на качкообразных обезьян?

– Не, это так просто.

– Назовитесь «Вова снова в теме», – отозвался Колян.

Гениально. Посыпались самые невероятные варианты самых нелепых названий.

– Блин, смысл-то какой в этом? – поинтересовался я.

– Никакого.

– В этом весь и прикол.

– С политическим оттенком смысл, с политическим.

– «Вова снова в теме», – медленно произнес я, – Не, пацаны, давайте чо-нибудь нормальное.

– Назовитесь «Гвозди», – снова предложил Майк.

Я задумался.

– Н-н-неееее… – помотал я головой, – Для панк-группы подошло бы. Мы же не панк играем.

– «Голова в тыкве», – предложил Колян.

– Группа изначально обречена на андерграунд. Для стиля грандж подошло бы.

– «Тыква в голове».

– У вас чай есть? – спросил я.

– Да, конечно.

– Я пойду, хряпну. Пока вы думаете.

– «Мясо с кровью».

– Не, они же не блэк-металл шпарят, – возразил уже Майк.

– «Шпарят» – точно, «шпарят». «Ошпаренные яйца».

– Продолжаем кулинарную тему.

Я удалялся на кухню под разные нелепые названия, то и дело звучащие у меня за спиной.

– Группа с таким названием изначально обречена на андерграунд, – устало произнес я.

Пососав на кухне чаю, и наслушавшись всяких идиотских и бредовых названий для рок-группы, долетающих через стенку до моих ушей и атакующих мой уже ничему не удивляющийся мозг, я вскоре вернулся в комнату.

– Мы остановились на варианте «герменевтика мочит экзегезу», – сказал Майк.

– Чуваки, даже я не помню, чо эти слова означают, – ответил я.

– Да по-фигу, главное, что со смыслом.

– Да, только не понятно, с каким.

– Предполагалось, что изначально это имена двух девушек.

– О, да, смысл очень глубок.

– А приколитесь, кто-нибудь действительно своих дочерей так назовет. Вот это жесть будет.

– Для этого нужно быть религиозным фанатиком.

– Для этого нужно быть дебилом, – ответил я.

– О, приколитесь, опять этого васька показывают, – вдруг произнес Укур, глядя в телевизор, – Приколитесь, как он галстук жует. Во мудила. Такой он дятел в натуре.

Ага. Все тот же федеральный канал. И даже та же журналистка, ведущая передачи новостей. Я сегодня все утро удивлялся тому, как же тупо эти СМИ пытаются дискредитировать президента враждебного нам государства, и все задавался вопросом «Кто же может повестись на этот нелепый развод?». И вот, блин, на тебе, пожалуйста – Укура это зацепило… Абзац… Ну как так-то?… А я еще думал, на кого это может быть рассчитано… На дебилов что ли каких-нибудь?

– Укурчик, родной мой, – с грустью произнес я, – Это же развод для идиотов. Это пропаганда. Они тебе любую фигню покажут, лишь бы ты только гнобил этого президента до конца жизни.

– Да я ему это говорил уже, – отозвался Майк.

– Ну и чо? – ответил Укур, – В каком плане пропаганда?

– В том плане, что им просто нужно сформировать у тебя негативное отношение – любыми способами, пускай даже самыми примитивными. Идет информационная война. И они будут поливать этого хмыря грязью из пожарного брандспойта. Они просто работают с массовым сознанием. Они берут вещи, не имеющие по сути к делу никакого отношения, и раздувают их до уровня… какой-то хрени. Это все ерунда на самом деле. Это не важно. Там все намного сложнее. Там политика, там замешаны огромные бабки, там интересы мировых держав. Ты даже не представляешь, что это за люди. А здесь они просто пытаются сформировать у общества негативное отношение на уровне чувств и эмоций. Выставить того президента идиотом. Чтобы наше общество ненавидело и презирало этого хмыря. Они впаривают тебе пустышку, отвлекая внимание от того, что по-настоящему важно. А ты это хаваешь. Не опускайся до этого уровня. Это просто пропаганда. Там все намного сложнее. А это – детский сад. Это рассчитано на лохов. Не ведись на этот развод.

– Да, Костян, я им все это объяснял уже, – добавил Майк, – Несут какую-то чушь, чисто чтобы людей собрать. Рассчитано на бухарей каких-нибудь.

– Вот я и говорю… Это не значит, кстати, что я за него впрягаюсь. Это не значит, что я его поддерживаю и что я против России. Но чо там на самом деле происходит, мы не знает. И опускаться до такого уровню – это глупо. Это не серьезно. Нужно сохранять ясность сознания, а не орать чо-то там голословно, как на митинге.

– Да понял я, понял, – ответил, наконец, Укур.

Уж не знаю, обидел я его или нет, полагаю все же, что он должен был отреагировать без особых эмоций, но промолчать здесь я просто не мог. Как можно вестись на эту лажу? Неужели правительство и средства массовой информации действительно относятся к народу как просто к стаду баранов?

– «Форматирование сознания» – группу свою назовите, – предложил Майк.

– «Форматирование сознания», – переспросил я.

– Да.

– Ты от куда ваще взял это?

– А чо? Как раз подходит. У вас же творчество такое серьезное, тексты со смыслом, философские.

Я задумался.

– Ну, в принципе…

– А, что не плохое, кстати, название, – подтвердил Укур.

– Ну… это вот, конечно, уже ближе к телу… – тихонько закивал я головой, тупо смотря куда-то в сторону, пытаясь быстренько проанализировать все возможные ассоциации, имеющие какую-либо вероятность возникнуть в соответствии с данным названием, – Хорошо, я подумаю над этим, – все же произнес я, – Вот что-нибудь в этом роде.

Все же название, как показалось мне, слишком пугающее и немного агрессивное.

– Парни, а никогда не думали заняться каким-нибудь бизнесом, связанным с музыкой? – вдруг спросил Коля.

– Бизнесом?

– Связанным с музыкой?

– Да. Например, создать в России компанию по производству качественных ударных установок – впервые в отечественном производстве.

– Ага, и назвать компанию «Ды-Дыщь».

– Нет – «Хыщь-Дыщь».

– «Хыщь-Дыщь»? Больше подходит для названия журнала про восточные единоборства.

– Знаешь, какое название подошло бы журналу про восточные единоборства? – ответил Коля, – «Каяк». Только не «Каяк», а «Кай-йяк». Щас я напишу правильно.

– Да ты чо, прикололся что ли? Вот если две первые буквы в названии поменять – вот тогда будет подходящее название.

– Да, и как раз про восточные единоборства, точно.

– Так, все, пацаны, давайте соберитесь, – отрезал я, пытаясь остановить их, пока они еще совсем не уехали там куда-нибудь не в ту тему, – Нужно придумать название. И я же просил без мата и без пошлостей.

– Понятие пошлости уже включает в себя мат.

– Не соглааааасен.

– Так, ты самый умный? Вот сиди и придумывай, если такой умный.

– Ладно, все короче, настроились, да. Сидим думаем, – поддержал Укур.

Наступила пауза, в течение которой в комнате была слышна только песенка из какой-то рекламы, транслировавшейся по телевизору.

– Парни, вы сидите дома целый день, телевизор смотрите. Чем-нибудь вообще занимаетесь? – наконец спросил я.

– Мы еще иногда в контру играем.

– Аааааа.

– Флоп работать пошел, – многозначительно заметил Майк.

– Ага, Флоп работать пошел… А Мила где?

– У нее дела какие-то, – ответил Коля.

– Понятно. Ну, логично.

– «Межгалактические бобры с высоким уровнем тестостерона» – вот так назовите группу, – предложил, наконец, Майк, указывая на меня пальцем.

Я глубоко вздохнул и покачал головой.

– Группа с таким названием изначально обречена на андерграунд, – устало повторил я.

17.

Я всегда знал, что государственная система это самая мощная и профессионально работающая машина пропаганды идей. Правительство всегда разводило свой народ как стадо баранов, и правители всегда управляли толпами людей, используя различные способы психологического воздействия. Они исследовали сложившуюся конъюнктуру актуальных для народа потребностей и умело играли на этих потребностях, детерминируя поведение людей в соответствии со своими задачами. Иногда некоторые потребности еще нужно было сформировать, создав у людей иллюзию того, что какие-то вещи им действительно необходимы, хотя на самом деле они могли обойтись и без них. Дай человеку то, что ему нужно – и он будет тебе рабом. Как бы хрен с ним с патриотизмом, я понимал, что государству нужно хоть как-то дисциплинировать и организовывать такие огромные массы народа, иначе начнется хаос. Хотя и здесь уже давно наблюдался сильный перегиб и под завесой пропаганды высоких патриотических чувств, формируемых у населения, скрывалось элементарное желание тех или иных сил, конкретных личностей, тупо набить себе карманы баблом.

Я видел, что президент, судя по всему, является не единственной силой в стране. Ему противостоят различные структуры. И это противостояние идет не на уровне политической борьбы и дебатов в парламенте, это намного глубже. Скорее похоже на разделение сфер влияния и конфликт интересов. С виду вроде казалось, что президент Дорожин устанавливал свою сильную власть, отбивая ее у других личностей или каких-то группировок. Было ли это показательное выступление, или же президент на самом деле кровью и потом пробивал свою вертикаль власти – мне до конца трудно было разобраться. Я наблюдал другой фарс – как президент допускал где-либо ситуацию полного и абсолютно безнадежного катастрофического коллапса, а потом приходил с таким грозным лицом разруливал косяк и становился всенародным героем, под шквал аплодисментов произнося какую-нибудь пафосную, но до слез цепляющую что-то такое в глубине души, речь. И фигня то, что на протяжении десяти лет эта проблема копилась и никак не разрешалась, усугубляясь только с каждым годом, пока не была доведена наконец до такого состояния, когда ее уже невозможно было игнорировать, когда вскрывались такие вещи, от которых даже у активистов движения «Наше» в голове возникал когнитивный диссонанс, грозящий полной и далеко не быстрой перезагрузкой всей системы сознания. Хотя в последнее время я действительно наблюдал некоторые улучшения в нашей стране в тех или иных сферах, и мне казалось, что здесь на самом деле что-то меняется в лучшую сторону. Возможно, наш президент и вправду пытался наладить жизнь в этом ужасном государстве и сделать ее для простых граждан более достойной. И возможно ему когда-нибудь справедливо будет памятник поставить. Но, тем не менее, я не доверял никому. Ни средствам массовой информации, ни политикам, ни тем более бизнесменам, ни даже президенту с его командой. Я видел как часто за туманом правильных и красивых речей, психологически грамотно построенных, так, чтобы оказывать на людей определенное влияние, скрывается собственный эгоизм и элементарная жажда наживы, а иногда и откровенное зло. Я видел это даже в церкви. И уж тем более у меня не было никакого доверия к государственной системе, совсем недавно еще пытавшей людей в тюрьмах за религиозные убеждения.