Текст книги "Нечто в лодке по ту сторону озера..."

Автор книги: Максим Перфильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

Я остановился и после небольшой паузы продолжил:

– Так вот, это для таких как ты, для которых его религия всего лишь продолжение государственной политики, а вера просто продолжение отечественных традиций и патриотизма – вот для таких как ты вера, да, может быть просто, как понты какие-то. А для меня – это моя жизнь.

Виталий усмехнулся.

– Ужас какой, – произнес кто-то – Гвоздями к забору прибить. Изверги.

– А я другую историю знаю, – отозвался Гоша из угла кухни, открывая холодильник.

– Ой, нет, не надо! – отрезала Марина, махнув рукой и поморщившись, – Щас начнется тут.

– Ладно, я тебе потом расскажу, – хихикнул Гоша.

– То есть ты не просто верующий. Ты религиозный фанатик, – с усмешкой как бы спросила Ольга.

Я цыкнул языком, улыбнулся и покачал головой.

– Религиозный фанатик, – с иронией произнес я, повторяя фразу.

– Да, ладно. Щас это модно. Щас все в Бога верят, – сказал Виталий, выпуская дым сложившимися трубочкой губами.

– Модно? – с легким наигранным удивлением переспросил я и пожал плечами, – А-а-а… я не знал. Видимо, я отстал от моды. Это по каналу MTV сказали, что это модно? А… Тимати, наверное, сказал, что это модно, да? Нет?

Главное – никакой агрессии. Побольше растерянности и спокойствия. Как будто бы ты слегка этим озадачен.

Виталий улыбнулся.

– Ну, это лучше, чем фанатизм. Самое главное, чтобы это никому не приносило зла.

– Абсолютно согласен – лучше. Но вера к этому и не призывает.

Виталий снова медленно выпустил губами дым.

– А как же крестовые походы? – произнес он.

Я устало вздохнул и произнес заученную годами фразу:

– Крестовые походы стали возможны только потому, что люди не знали своей религии, в которую они верили, и не хотели ничего понимать – не стремились к истине, а лишь действовали на основе своих желаний. Это было огромнейшей ошибкой – грубейшей. Крестовые походы полностью противоречат христианскому учению.

– Но люди всегда действуют лишь на основе своих желаний, – ответил Виталий как будто это была единственная фраза, которую он услышал.

– Почти так, но не совсем. Существует также расчет. Ты ведь не хочешь чистить зубы, когда встаешь утром. Но ты рассчитываешь ситуацию и в результате делаешь это.

Виталий затянулся и после небольшой паузы спросил:

– На основании какого расчета, интересно, люди верят в Бога?

Я усмехнулся. Это было настолько очевидно.

– Люди не хотят попасть в ад.

– Не-е-е, – покачал головой Виталий, – Не знаю.

– Люди верят на основании своих чувств, а не из расчета, – неожиданно сказал Гоша, вытаскивая из холодильника замороженную пиццу.

– А ада, вообще, никто еще не видел, – послышалась другая реплика.

– Люди верят, потому что у них есть в этом потребность, – вдруг кто-то произнес.

Я удивленно обернулся. Кто? Кто это был? Кто это сказал? Кто бы это не был, но, самое интересное, что он был прав.

– Люди верят, потому что им нужно во что-то верить, – снова отозвался Гоша из угла кухни, открывая микроволновку.

– А, может, они верят, потому что хотят найти истину? – сказала та самая девушка, имени которой я еще не знал. Она вышла от куда-то справа сзади.

– А что есть истина? – крикнул еще кто-то из другого угла кухни.

«Оооой, чо тут начинается!» – подумал я

– А мне не нужна истина, – произнес Виталий.

Я улыбнулся. Меня немного даже позабавила его реплика.

– Это ты сейчас так думаешь, – сказал я, – А когда ты будешь покупать йогурт в магазине – тебе не нужна будет истина – какой у него срок годности – да? А когда ты на работу устраиваешься – тебе не нужно знать, сколько тебе будут платить, да – тебе не нужна истина? И когда ты в незнакомом городе, тебе не нужно знать, какой автобус идет до запердяевского района, да? Тебе истина не нужна?

– А причем тут это?

– А при том, что человек всегда поступает, исходя из имеющейся у него информации. Истина – это всего лишь достоверная информация.

– Ну, так-то, да – произнес Гоша, усмехнувшись, подойдя поближе с разогретой пиццей.

– Чо «да»? Причем тут это, вообще, я не понял? – отозвался снова кто-то сзади меня.

– А вот скажите тогда мне – истина одна? – выкрикнул кто-то еще.

И вот тут началось то, что обычно начинается при обсуждении подобных тем.

– Истина абсолютна.

– Истина относительна, как и все в этом мире.

– Тебя этому Фрейд научил?

– Нет, Эйнштейн.

– Да причем тут, вообще, Эйнштейн? Теория относительности говорит о…

– Да причем тут, вообще, теория относительности?

– Да при чем тут, вообще, истина?

– Религия – это просто способ выживания.

– Базару ноль, – согласился кто-то.

– Да причем тут это! Человек верит потому, что у него есть потребность в Боге! – возразила та самая девушка, имени которой я еще не знал.

– Человек верит потому, что у него есть потребность в вере, – осадил кто-то.

– Ха-ха-ха…

– Дело не только в этом. Религия – это еще и часть системы контроля в обществе.

– Религия не проповедует контроль!

– А я верю, что красота спасет мир.

– Как это не проповедует!? Религия стремится к контролю за поведением человека.

– Ничего подобного!

– Все правильно – кто сильнее, тот и прав.

– Ты слишком узко понимаешь религию.

– А чо тут мудрить-то?

– Да, вот так люди все и упрощают.

– Да, все-таки, наверное, нет ничего страшнее религиозного фанатизма.

– А жизнь, вообще, очень простая штука.

– Да причем тут фанатизм-то!

– Ну, ты согрел пиццу?

– Все, что вы говорите – это очень поверхностно.

– Да, вон я ее уже вытащил.

– Даже Ницше говорил, что справедливо говорить о смысле жизни, только если допустить существование Бога, – заметил кто-то.

– Да ты почитай Ницше – он таким уродом был, фашист какой-то!

– Эй, чувак! Ницше великий философ. Не наезжай.

– Да козлина он, а не великий философ!

– Чо вы спорите – любая религия ведет к Богу и к истине.

– Не любая!

– Начинается, – протянула Ольга, снова доставая из своей сумочки сигареты, – Люди верят просто потому, что хотят верить. Они не знают истины.

– Они хотя бы стремятся ее найти.

– Ну и толку-то. Лучше бы деньги зарабатывали.

– Да причем тут, вообще, деньги!

– Деньги правят миром!

– Ты сам подумал, вообще, чо сморозил.

– Я-то подумал.

– Короче, я не знаю, чо там сказал этот Ницше, но я верю, что…

– П$!&ец, какая лажа, – спокойно произнес Виталий, кидая окурок в консервную банку.

Честно говоря, я был рад, что мне удалось загаситься и избежать этого спора. «Пускай они теперь сами спорят между собой, – подумал я, – А мне можно уйти, оставив их наедине со своими монологами».

Хнмм… м-мда… Зря я так подумал.

– Ну а ты-то что скажешь? – обратился ко мне Виталий.

– Я?… А что я? Что я должен сказать? – удивился я.

В этот самый момент у Ольги, которая только-только оторвалась от сигареты и попыталась обратиться в мою сторону, желая что-то сказать, уже даже открыла рот, из которого лениво выходили клубы табачного дыма, но – у нее зазвонил телефон. Она вытащила его из сумки и пошла разговаривать в комнату. Кроме того, еще двое ртов оказались заняты пережевыванием пиццы. Поэтому на кухне стало как-то так очень тихо.

Виталий достал зажигалку, вытащил из пачки, лежащей на столе, одну сигарету и снова закурил.

Виталий был типичный менеджер, который стремился к карьерному росту и хотел получить – старшего менеджера. То есть не все, конечно, люди одной и той же профессии на одно лицо, но есть определенные среднестатистические характеристики, которыми должен обладать человек, выбирающий для себя тот или иной вид деятельности, даже на время. Существуют среднестатистические инженеры, преподаватели, врачи, рабочие, ученые… менеджеры. Потому что обычно все-таки человек, занимающийся той или иной работой, обладает определенным типом мышления и набором качеств – необходимых для этой работы. А впоследствии еще и приобретает другие необходимые качества. Это из разряда «сознание-бытие формируют друг друга».

Виталий был типичным менеджером, который в своей работе больше всего был озабочен тем, как бы грамотнее впарить наиболее некачественный товар и срубить на этом как можно больше бабосов с наименьшими для себя и для компании последствиями. Это человек, с которым даже при желании очень сложно поругаться, если ты являешься его клиентом – который до последнего момента будет проявлять к тебе внешнее уважение и спокойно выслушивать все твои претензии, не обращая внимание на твой крик, представляя при этом где-то в глубинах своего сознания, как и с каким смаком он будет крошить тебе голову битой в последний день перед своим увольнением с работы. Он будет отстраненно и с абсолютно безэмоциональным выражением лица слушать, как ты объясняешь ему, что эта «долбанная сим-карта не вставляется в этот долбанный телефон» – и при этом будет рисовать у себя в мозгу картину, в которой он засовывает множество телефонов этой самой марки тебе в анальный проход, в ноздри, в уши, пихает в глотку, а сим-карту без анестезии вшивает тебе поглубже в левую ягодицу, предусмотрительно записывая все твои стоны и крики на микрофон, чтобы потом дома слушать это в качестве успокаивающей музыки. И при всем при этом, невероятными усилиями воли контролируя движение своих губ, он постоянно будет прокручивать в голове одну и ту же мысль: «Не улыбаться. Только не улыбаться. Ни в коем случае не улыбаться. – терпи».

Виталий обладал большинством необходимых качеств для этой работы. При всем этом, измеряя качество жизни исключительно количеством бабла и положением в обществе, он в общем-то не был злым человеком и вполне даже принимал какие-то идеи добра и зла, любви и справедливости, честности и предательства, понимая, что без них, ну уж, как-то вот, ну… ну совсем уж, ну вот, как-то уж… ну, нельзя… ну, как-то, вот ну… совсем вот… ну, нельзя, же… ну… нельзя же… так… как-то вот, ну, совсем уж… ведь.

– Я считаю, что в Бога верят только слабые люди – те, кто реально сами ничего не могут добиться в этой жизни. Вот они и придумывают для себя оправдание или надежду на светлое будущее. В Бога верят неудачники, не успешные, не далекие, – произнес Виталий.

Я поморщился.

– Н-да? – как будто бы удивился я и сам для себя неожиданно спросил: – Сколько ты зарабатываешь?

– Какая разница? – опешил Виталий.

– Ну, так просто. Знаешь, есть пастора церквей, которые ходят в пиджаках, вышитых золотыми нитками. У них огромные церкви – по несколько тысяч человек. И они управляют этими церквами. Огромными системами, в которых задействованы сотни работников и десятки различных отделов. Они влияют на сознание и поведение людей. Они имеют огромные деньги. За одно воскресное служение сбор пожертвований у них составляет больше, чем ты можешь заработать за свою жизнь. Они ездят на охренительных машинах. У тебя, вот например, какая машина?

– У меня нет машины, – спокойно, но с понтом ответил Виталий.

– Ааа. Бедняжка. А у них есть.

Виталий стряхнул пепел в консервную банку.

– Тогда почему они не помогают бедным, не раздают все свои деньги нуждающимся?

– Ага! А вот теперь нам уже что-то не нравится. – да? Как обычно, людям невозможно угодить. Ну, здесь как минимум два момента: во-первых, некоторые из них все же помогают нуждающимся, а во-вторых – даже хорошие люди часто могут поступать неправильно. Вот поэтому даже пастора церквей могут иметь огромные деньги.

Я посмотрел на Виталия, улыбнулся и добавил:

– И, кроме того, какими критериями ты меришь успех? Только лишь количеством денег? А взять, например, Иисуса Христа – мы не будем сейчас рассматривать, был Он Богом или нет, рассмотрим Его просто как историческую личность – так, в общем-то, судя по всему, Он не был особо богатым человеком, конечно, наверное, и абсолютно нищим тоже не был, но и богатым тоже – нет. Но спустя две тысячи лет люди до сих пор верят в Его учение и поклоняются Ему как Богу. Как думаешь, какого-нибудь там олигарха вспомнят хотя бы через тысячу лет? А-а-а! И тем не менее – быть известным спустя тысячу лет, по твоему является успехом или не является? Так какими критериями ты собираешься мерить успех? И все ли ты критерии учитываешь? Есть много других великих людей, умерших в нищете и одиночестве – композиторы и художники – Бетховен, Вивальди, Ван Гог, Рембрандт. Очевидно, что деньги не единственный критерий, наверно, да?

После невероятно короткой паузы я продолжил:

– Что еще скажешь, какие у нас еще люди в Бога не верят? Может умные, или красивые, или знаменитые, или талантливые? Назови любую категорию и Бог в качестве доказательства предоставит тебе таких людей – специально, чтобы они тебя раздражали и постоянно мозолили тебе глаза.

– Да ладно, – ответил Виталий, – Если уж говорить о пасторах церквей – то они просто заколачивают бабло. Это просто их работа, – у Виталия была удивительная черта: из всего разговора он цеплялся к одному какому-нибудь моменту и начинал выводить тему именно на него, даже если приходилось возвращаться далеко назад.

Я вздохнул.

– То есть ты хочешь сказать, что ни один успешный богатый пастор на самом деле в Бога по-настоящему не верит? – спросил я.

– Да конечно!

– Зря ты так. Докажи.

Виталий фыркнул.

– Я и не собираюсь ничего доказывать. Это так и есть.

– Да неужели?

– Да так и есть.

– А чем докажешь, что это так?

– А ты чем докажешь, что не так?

Я усмехнулся.

– Я тебе, конечно, щас нигде не надыбаю посреди ночи в незнакомом городе пастора церкви, да еще и богатого, да еще и в такой дыре… да еще и истинно верующего. Но я тебя за язык не тянул – встретишь в своей жизни доказательства. Вопрос только, если встретишь такого человека – поверишь в Бога? Только честно.

Наступила пауза.

Виталий молча затянулся с таким сильно понторылым видом и произнес:

– Я считаю, что на этом не стоит сильно зацикливаться. Мы сейчас с тобой в такие дебри начнем уходить. Это все философия. Я, например, просто живу – и получаю от жизни удовольствие. Мне до всего этого нет никакого дела.

Сколько раз я слышал в своей жизни что-то подобное. Стандартная модель. Эта идея была настолько банальной, но от этого не переставала быть популярной. Система.

– А я согласен, – ответил я, – Нужно жить, вообще, как можно проще. Пожрал, посрал, потрахался, поспал – все, больше ничего не надо.

В знак саркастического согласия со своим собеседником я вытянул руку для рукопожатия.

Виталий, конечно, ответил, но с явной какой-то неохотностью и настороженностью.

– Странно только, – произнес я, оглянувшись по сторонам, – От того, что мы с тобой согласились, в мире не изменилось ничего. И миллионы людей почему-то не перестали верить, от того, как ты считаешь. По каким-то причинам они продолжают верить. Здесь правильно кто-то заметил, на самом деле, хоть это и просто, но человек верит в Бога потому, что у него есть в этом потребность. Без потребности человек ничего не делает.

– Может, у него есть просто потребность в вере.

– Возможно и так. Да, допустим. От куда она у него взялась.

Пауза.

– Есть же теория эволюции, – произнес Виталий, – Есть наука, которая объясняет все эти вещи. Все инстинкты, которые есть у человека. От куда они взялись и для чего они нужны. Там все довольно просто. Вот тебе и объяснения.

– Теория эволюции? – поморщился я, – Теория эволюции? – я поморщился еще сильнее, – Теория эволюции? – переспросил я третий раз и с выпученными глазами и искривленным ртом тупо уставился в какую-то точку на полу, – Ты что всерьез веришь в теорию эволюции? Ну, Виталий, ну что ты, – начал я издеваться, – Ну как так? Ты же вроде не глупый человек… Как?… Ты что серьезно веришь в теорию эволюции и считаешь, что она объясняет эти вещи?… Я в шоке… Ты хоть помнишь вообще, что там в этой теории эволюции? Ты ее в школе-то хоть изучал? Ты действительно в нее веришь???

Кажется, Виталий не верил в теорию эволюции. Но сказать об этом он уже не мог.

– Хорошо, Виталий, – я вздохнул, – Если ты веришь в теорию эволюции, ответь мне все-таки на мой вопрос, с точки зрения теории эволюции объясни мне – от куда у человека взялась потребность в религии?

– Чтобы была какая-то уверенность… уверенность в завтрашнем дне, надежда. Это придает силы, – после некоторой паузы ответил Виталий.

– Ну, религия не придает силы человеку для земной жизни, – пожал я плечами, – Часто религия даже наоборот – делает жизнь человека более ущербной, более уязвимой. В некоторых религиях даже вообще приветствуется самоубийство. То есть индивид сознательно идет на самоуничтожение. А если ты рассматриваешь человека как некую систему жизни, то почему это, вдруг, система начинает работать против самой себя?

– Таким образом, природа избавляется от менее совершенных видов, – ответил Виталий, стряхнув пепел в консервную банку.

– Ты сам-то хоть подумал что сказал? – без тени улыбки серьезно спросил я, – Теперь ты уже природу рассматриваешь, как некую разумную систему, да? Ты не веришь в Бога, но веришь в природу, как в какую-то силу или даже личность, которая совершает акт разумной, аналитической систематизации и сортировки видов жизни с определенной целью. Это сильно отличается от Бога по своей сути? Если природа разумна – чем природа отличается от Бога?

Наступила еще одна пауза.

Я про себя постебался, и решил, что все же справедливо будет заметить одну интересную вещь:

– Знаешь что забавней всего здесь, – я заулыбался, – Я попросил тебя объяснить с точки зрения теории эволюции причины возникновения религии. Религии – а не веры, заметь. И ты задумался. Я упрощу задачу – объясни мне причины возникновения веры с точки зрения теории эволюции.

Виталий тупо молча курил.

– А ведь это уже совсем другое, – продолжил я, не дожидаясь ответа Виталия, – Вера – не религия. Вера – это действие или эмоция, или волевое решение. А религия – это система. Я сам для тебя упрощу задачу, и отвечу на этот вопрос за тебя – человек в принципе мог поверить в то, что существует нечто, что заботится о нем и помогает ему. Чтобы у человека действительно было больше уверенности в завтрашнем дне. Справедливости ради я замечу это. То есть можно предположить, что вера это инстинкт, который развился у человека в процессе эволюции. Ладно. Допустим. Правда остается еще вопрос об издержках – если организм и сознание человека стремится к оптимизации ресурсов, то насколько оправдана вера в сверхьестественное, это еще вопрос на самом деле. Издержки очень большие, поверь мне, как верующему человеку. Ну да ладно. Но у теории эволюции есть очень много проблем, которые подрывают ее основы еще в самом начале. Номер один – первопричина, от куда все началось, и от куда появилась материя, от куда появились самые элементарные частицы. Номер два – где грань между случайностью и закономерностью, и когда закономерность стала сама себя воспроизводить? Насколько это реально? Насколько реально вообще самообразование закономерности и ее постоянное поддержание? И, что самое интересное, в этом контексте – твоя жизнь, дорогой Виталий, является тогда тоже всего лишь случайностью. А теперь подумай – много ли в ней смысла ты видишь в таком случае? Думаешь, у тебя сейчас включается в сознании механизм, блокирующий эти размышления, как элемент системы самосохранения, чтобы тебе не дойти до осознания абсолютной бессмысленности своей жизни и до самоубийства? Потому что с осознанием теории эволюции – человеческая жизнь становится абсолютно бессмысленной. Это всего лишь случайность.

Я взял в руки красный стакан и презентовал его в своей ладони, обратив на него внимание.

– Ты всего лишь то же самое, – произнес я, – И с осознанием этого ты перестаешь видеть смысл во всей этой жизни и во всем этом мире. И вот следующее звено цепочки логических рассуждений: внимание – зачем человеку нужен смысл в жизни? Если это инстинкт – а это инстинкт – то зачем системе организма и сознания человека он нужен. Ведь как мы уже заметили – эта система стремится к оптимизации ресурсов и самосохранению. Больше ей ничего не надо. Ей нет смысла вылазить далеко за рамки своих элементарных потребностей и сильно за что-то париться. Дак зачем тогда этой системе нужен смысл жизни? Это нецелесообразно. Отсутствие смысла жизни приводит человека к самоубийству. Так для чего система допустила для себя эту деструктивную закономерность, зачем выработала? Если ты начнешь говорить о природе – то это уже разум, так что лучше даже не начинай. Бог начинается с разума. Так что получается – система, стремящаяся к самосохранению, выработала в себе саморазрушающий элемент, еще и стремление к тому, чтобы выходить за какие-то границы, что так же опасно и нецелесообразно… Парадокс… Известно – система, предоставленная сама себе, всегда стремится к упрощению и минимальным затратам энергии. Дак на кой хрен ей все это усложнять?…???… Грань – между случайностью и закономерностью. Думаешь, ее действительно не существует? Думаешь, это реально – самообразование стольких закономерностей, гармонии и баланса? Ученые создают искусственный интеллект и проводят опыты по созданию искусственной жизни, клеток – но ведь это не случайность, это чьи-то целенаправленные действия для получения конкретного результата. Разницы не чувствуешь?

Я покрутил указательными пальцами на руках друг напротив друга.

– Но, знаешь, какая самая большая проблема теории эволюции? – продолжил я, – Теория эволюции не является наукой в ее истинном значении. Теория эволюции это всего лишь теория. Это просто гипотеза и не больше. Нормальная наука всегда базируется на доказательствах и на опытах, исследованиях. Поэтому, кстати, в квантовой механике есть определенные проблемы. А ты никогда не сможешь предоставить исчерпывающих доказательств теории эволюции. Ты можешь только лишь каким-то невероятным образом – если жопу надорвешь – доказать что это было возможно. Доказать возможность развития таким путем. Что это могло быть так. Но ты никогда не сможешь доказать, что все было именно так, а никак иначе. Вот именно так вот, а не как-то по-другому. И ты не можешь наблюдать теорию эволюции сейчас и исследовать ее. Ты можешь наблюдать мутации, генетическую передачу информации из поколения в поколения, еще какие-то отдельные аспекты. Но ты не можешь наблюдать эволюцию в целом. А все эти аспекты не обязательно являются атрибутами только лишь эволюции.

Я остановился и выразительно посмотрел на Виталия.

Затем продолжил:

– У тебя нет исчерпывающих доказательств и систематически выстроенных экспериментальных данных теории эволюции, – покачал я головой, не отводя взгляда, – Тебе просто предположили это как гипотезу какую-то за неимением других объяснений. И большинство ученых сейчас уже либо смеются над этой теорией, либо просто относятся к ней скептически. Потому что это не наука, это религия. И в самой этой теории куча проблем и, так называемых, «белых пятен». Поэтому ее постоянно переписывают, что-то новое придумывают, теорию «нового синтеза» изобретают и так далее. Потому что стараются подогнать мир и науку под себя и свое мировоззрение. Сам Дарвин уже в гробу раз сто перевернулся.

Я подался вперед и с широко открытыми глазами слегка приглушенным голосом продолжил:

– Проблема эволюционистов в том, что они не просто видят какую-то закономерность и делают из этой закономерности выводы. Нет. Они постоянно ищут закономерности, которые доказывали бы их теорию, в которую они уже изначально верят. Они поменяли местами причину и следствие.

Я жестами показал, как можно поменять местами причину и следствие.

– Не «закономерность рождает теорию эволюции» – а «теория эволюции использует закономерность для своего оправдания». Закономерности для эволюционистов не являются причиной предположить свою теорию, закономерность для них – всего лишь повод доказать свою идеологию. Да, – я развел руками, – Многие научные положения вначале были представлены только в теории. Но они со временем все же были доказаны. А теория эволюции не доказана. Эволюционисты даже из закономерностей делают какие-то свои собственные выводы – те, которые им больше подходят. Так, например, наличие у животных инстинктивных моральных принципов – для христиан доказательство теории сотворения, а для эволюционистов почему-то доказательство теории эволюции. Наличие у животных инстинктивных моральных принципов – закономерность. Но одни видят в этом Творца, а другие – доказательство своей теории. То, что самцы, как и мужчины изначально менее разборчивы в своих половых связях, а самки, как и женщины, более разборчивы – закономерность. Но, по каким-то причинам, некоторые эволюционисты видят в этом доказательство своей теории. Хотя эта закономерность не доказывает по сути ничего. И верующие точно так же могут использовать эту закономерность, как аргумент для теории сотворения. Просто эволюционисты делают свои выводы из всего этого – те, которые им больше нравятся. А это уже не наука. Это религия. И попытка подогнать науку под свою религию.

Виталий затянулся и выпустил дым.

– А ты не тем же самым ли занимаешься? – спросил он меня, – Ты сам не пытаешься подогнать науку под свою религию?

– Нет, – ответил я, – Я сразу же сказал, что наука ничего общего с религией не имеет. И у меня нет исчерпывающих доказательств существования Бога. То есть у меня есть, конечно, какие-то доказательства. И довольно веские доказательства. Есть какие-то очень не хилые предпосылки. Но абсолютно исчерпывающих доказательств нет. И я сразу признаю, что, несмотря на серьезные основания, здесь зачастую все же приходится верить. А вот ты, – я ткнул пальцем в Виталия, – Признать, что твоя вера в теорию эволюции является точно такой же верой, и не имеет ничего общего с наукой – вот ты это признать боишься. И ты боишься сказать, что это просто твои убеждения и не больше.

Виталий снова затянулся, а я продолжил, пока он не успел что-то сказать:

– Теперь давай посмотрим вот на что: ты пропагандируешь теорию эволюции, а вместе с этим ты пропагандируешь идею естественного отбора. Что есть естественный отбор? – это такие положения как «выживает сильнейший», «кто сильнее тот и прав», «слабые виды должны быть уничтожены, а сильные воцариться на троне», «недостойные представители должны погибнуть». Естественный отбор приводит именно к таким идеям. Рано или поздно – но приводит именно к этому, – подчеркнул я, не позволив Виталию возразить, хотя он уже и пытался начать, – Это очень похоже на нацизм и третий рейх – есть сильная, красивая, с точки зрения эволюции более совершенная раса, и она должна жить и править миром, а остальные, недостойные расы, должны быть истреблены. Ты можешь сейчас сколько угодно отпираться, можешь говорить «Нет, нет. Я не это имел в виду», но рано или поздно осознание теории естественного отбора приводит именно к таким мыслям. Это как бы само собой напрашивается. Это как бы продолжение рассуждений. Это логическое заключение. И ты можешь сколько угодно потом говорить о морали и нравственных ценностях, но все это не имеет абсолютно никакого значения при естественном отборе. Естественный отбор, как теория порождает идеи превосходства одного над другим, порождает идеи конкуренции и оправдывает насилие. И нравственные ценности здесь не имеют никакого смысла. Когда общество начинает жить в соответствии с идеей естественного отбора, оно начинает мыслить именно такими критериями, оно начинает превозносить сильных и унижать и истреблять слабых, недостойных. И самое что интересное – именно в таком обществе, именно при идеях конкуренции в социуме появляются маньяки, преступники, психически нездоровые агрессивные личности, личности озлобленные и обиженные на весь мир, и – самые прекрасные их представители – злые гении, живущие мыслью о мировом господстве.

Я прищурился и тоненьким голоском спросил:

– Ведь, каким образом часто люди становятся агрессивными и начинают вести преступный образ жизни? Человек, в чем-то слабый, не могущий соответствовать какому-то определенному уровню требований – находит просто именно такой вот выход из ситуации. Что бы хоть как-то себя проявить, чтобы быть хоть кем-то, он начинает идти по головам и устранять конкурентов и все свои потребности удовлетворяет элементарным образом – просто тупо берет своё. Или человек отвергнутый и презираемый находит выход из ситуации – он ставит мир на колени и с помощью грубой силы заставляет других признать себя, опять же удовлетворяет свои потребности, и мстит.

Я на секунду сделал паузу и, чуть пригнув голову, тихо произнес:

– И что самое интересное – они правы. Боль и несправедливость рождают преступников. Глупо говорить о какой-либо морали в обществе, живущем по идее естественного отбора. Просто глупо. Ведь когда этих людей унижали и презирали и считали недостойными – несоответствующими каким-либо требованиям – никто не задумывался о морали. И они в результате отплатили миру тем же – когда нашли для этого ресурсы. Общество, живущее принципами конкуренции, само рождает себе антисоциальных элементов и преступников. Ты, очевидно, этого не понимаешь. Но запомни: ничто никогда не спасет этот мир, кроме любви и справедливости.

– Ой, вот только не надо мне про любовь говорить, – перебил меня Виталий.

– А что? – удивился я.

– Любви не существует. Это эфемерное понятие. Есть только желание и выгода. А еще инстинкт.

– Пусть так. Но в результате это ведет к самоотверженности. А чувство самоотверженности можно в себе развить.

Виталлий на меня странно так покосился, задумался, но потом ответил:

– Самоотверженность это бред. Человек всегда во всем ищет выгоду.

– Да. Но в случае любви человек учится думать и о других так же, – произнес я, – Он достигает собственной выгоды путем удовлетворения потребностей других. На пути к собственной выгоде он помогает другим. А это уже совсем другой уровень. Это взаимовыгода. Все остаются счастливы. И, кроме того, со временем этот навык перерастает в привычки и условный рефлекс. И в совокупности с высоким уровнем самоконтроля это ведет человека к созиданию, а не к разрушению мира.

– К созиданию, да, – усмехнулся Виталий.

Я под наклоном поднял указательный палец и еще раз подчеркнул:

– Любовь и справедливость. Если этих двух вещей не будет – люди сожрут друг друга. Они сами себя изничтожат. Общество само себя ликвидирует. Мир погрузится в хаос. И, что самое интересное, когда-нибудь этот хаос доберется и до тебя. Он тебя поглотит, так же как все вокруг. Ты сейчас говоришь о естественном отборе, о том, что нужно соответствовать каким-то требованиям, какому-то статусу, чтобы выжить. А что ты будешь делать, если сам не сможешь соответствовать этим требованиям? Что ты будешь делать, если завтра станешь, например, инвалидом, и окажешься на обочине жизни?

Виталий снова усмехнулся. А я продолжил: