Текст книги "Нечто в лодке по ту сторону озера..."

Автор книги: Максим Перфильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

…Кстати – грех не является тем самым, о чем ты подумал… Нет-нет… Я ведь уже сказал – грех тоже часть системы… Видимо, здесь все немного сложнее, чем представляется мне самому… Иногда человеку кажется, что нарушение им каких-то норм – является выходом из системы. А на самом деле это и есть система. И все поступки, кажущиеся подвигом – на самом деле часто всего лишь закономерность. И поведение, кажущееся нестандартным – на самом деле часто детерминировано… Здесь мысль глубже… Здесь все намного сложнее…

…Да, кстати, твоя гордость, через которую тебе нужно (или не нужно) переступить, тоже является всего лишь частью системы…

35.

Однажды где-то я слышал такую мысль: «Я никогда не видел разницы между наркоманом и простым любителем жизни». И я был абсолютно согласен с этим высказыванием. По большому счету этой разницы действительно нет. С этим можно соглашаться, а можно возражать, доказывая что-то с пеной у рта, но – все, что нужно для того, чтобы быть наркоманом, у человека уже есть внутри изначально. Абсолютно – АБСОЛЮТНО – любое удовольствие является наркотиком в той или иной степени. Еда, напитки, алкоголь, общение, отношения между людьми, сами люди, развлечения, любимое дело, телевизор, спорт, прыжки с парашютом, стремление к успеху и личные достижения, самореализация, музыка, скорость, игры, эмоции, инженерная графика, депрессия, стресс – все в той или иной степени может являться наркотиком, просто не всегда человек осознает свою зависимость. Секс и все, что с ним так или иначе связано, все его производные – неоспоримый и невероятно сильный наркотик, при отсутствии которого происходит жесточайшая ломка. Возможно, тебе не будет выворачивать руки, но депрессия абстинентного синдрома доведет тебя до самоубийства. Сексуальная зависимость, в той или иной ее форме – одна из самых сильных и жесточайших зависимостей. И это самая основная естественная потребность, инстинкт, базовая комплектация сознания. Любое удовольствие в той или иной степени может быть наркотиком – как и сама жизнь, тем более, если она беспечна. Так что разницы – никакой нет. Все в результате сводится к одному – наслаждению. И если себя в этом не контролировать – то последствия могут быть очень печальными. Я всегда это осознавал. Видимо, поэтому я понимал наркоманов, и не считал их слабыми ничтожными людьми. Я понимал, почему они так поступали, и не ставил их на ступеньку ниже по сравнению с каким-нибудь чмошным эгоистичным ублюдком, прущимся от собственного тщеславия, зарабатывающим деньги на рекламе водки, разъезжающем на дорогой машине и считающем свою жену личной бесправной собственностью. Я видел мужчин, которые с виду были настолько правильными, что даже не играли в компьютерные игры, но при этом у них были такие косяки в жизни, что, думаешь – чувак, уж лучше б ты в компьютерные игры шпилил, всем было бы легче. Как говорится, лучше бы пил и курил.

Любитель жизни – ты точно так же как и все превратишься в прах, однажды ты умрешь, и этому миру, поверь, не будет никакого дела до твоих личных достижений. А если Бог есть на свете… ха!… то, блин, у тебя очень, очень большие проблемы. Потому что эгоизм – есть основа и первопричина любого греха.

Я приехал в больницу навестить Валеру. Он уже начинал поправляться после так называемой операции, и даже обезболивающие со снотворным ему уже ставили только два раза в день. Вскоре ему должны были снимать швы.

– Это из-за меня? – спросил я его, сидя на стуле перед больничной койкой.

– Не-е-е-еее, – отрицательно покачал он головой, – Вряд ли. Ты ведь не единственный, кто ко мне обращается за помощью. У меня полно и других дел.

– Понятно, – утвердительно кивнул я.

– Как, кстати, там твоя эта лесбиянка? – спросил Валера.

Я улыбнулся.

– Мы поругались. Больше не общаемся.

Валера кивнул головой, приняв это к сведению.

– Сильно поругались? – спросил он.

– Хрень какая-то вышла непонятная, – ответил я, – Не из-за чего. Истерику какую-то мне устроила по «аське».

– Может влюбилась? Захотела более близких отношений, а когда поняла, что так не получится, стала злиться, – предположил Валера.

– Не исключено, – ответил я, – Тем более, что они со Славой как-то так… отношения испортились у них в последнее время… прохладно стали друг ко другу относиться.

– Она догадывается, что вы целенаправленно оказывали на нее какое-то влияние? – спросил Валера, улыбнувшись.

– Не знаю, – пожал я плечами, – Мне кажется – вряд ли. Нет, наверное.

Наступила пауза.

– Задолбался я от всего этого, – произнес я, – Устал.

– Ты выглядишь каким-то слишком спокойным для этого, – заметил Валера с улыбкой.

– Я немного разрядился. Снял напряжение. Расслабился, – ответил я, так же улыбаясь.

Валера понимающе кивнул головой.

А потом я уже без улыбки продолжил:

– Все это мне начинает казаться какой-то иллюзией. Хочу обычной жизни.

Валера посмотрел на меня.

– Все события происходящие вокруг тебя не убеждают тебя ни в чем? – произнес он.

Я скривил рожу.

– Мое восприятие реальности может быть искаженным. Я могу все воспринимать… через призму своих собственных желаний и установок.

– У-у, – кивнул головой Валера.

А я продолжил:

– Возможно… я просто сам создал себе иллюзию. Когда все только начиналось, мне казалось, что все именно так – я изменяю мир и совершаю что-то очень важное, мне казалось, что я делаю реально великие дела. Одновременно с этим я тратил на свое служение огромное количество сил, нервов и времени. И потом разум уже не мог так просто допустить, что все это не имеет какого-либо значения. Мой организм потратил слишком много сил на это дело, и сознание уже не могло с легкостью признать то, что все это зря, оно не могло так просто с этим смириться – потому что если бы разум действительно это осознал – произошел бы крах всех жизненный ценностей и наступило бы разочарование невероятной силы. Таким образом, сознание само внушило себе мысль, что все это важно только лишь для того, чтобы защитить себя от разочарования. Только лишь для того, чтобы защитить себя от депрессии и целой волны негативных эмоциональных переживаний, которая могла бы просто захлестнуть меня и поглотить – лишь для защиты от этого сознание само создало себе иллюзию и все это время поддерживало ее, чтобы не произошло краха всей системы. Сознание понимало, что это может убить меня… и защищалось… как могло.

– Ааааа… – еще больше утвердительно закивал Валера головой, – Как у тебя все складно получается. Ты, видать, хороший психолог, – произнес он, – Как все логично выстроено. Разложено по полочкам… Да… действительно… может быть это и так… Это вполне вероятный сценарий развития событий…

Наступила пауза.

– Только вот, – продолжил он, – Правда ли это на самом деле и единственный ли это сценарий? Ты сейчас все тут предельно понятно объяснил… но только вот – единственное ли это объяснение, или же есть еще какое-то… А может быть все на самом деле по-другому?

И снова наступила пауза.

– Твое восприятие может быть искажено и в другую сторону. Важно не поменять местами причину и следствие. И разобраться, что было изначально – причиной, – проговорил Валера.

– Может быть, – вздохнув, произнес я после некоторой паузы, – Только вот задолбался я уже от этой постоянной рефлексии и мониторинга окружающей реальности.

– Но это и делает нас теми, кто мы есть и отличает нас от животных, – заключил Валера.

«Ну-ну, – подумал я, – Да уж, блин… Господи, дай мне стать быдлом, чтобы радоваться солнце, бутылке пива и песням Серёги, орущим из приоткрытых окон затонированных „восьмерок“, случайно остановившихся на перекрестке».

Чтобы хоть как-то пролить свет на причины и природу своей болезни, я уже давно начал вести дневник своих приступов. Как раз настало время написать в нем что-то новое. После секса с проституткой я решил так же учитывать и различные эмоциональные факторы в окружающей обстановке, так или иначе повлиявших на мое состояние.

Я сидел за компьютером и печатал в документе «Word». Я не знал, к чему придет дальше моя вера, если я в ближайшее время не женюсь. В дневнике я отобразил эту мысль фразой:

«Видимо здесь и заканчивается мое психопатологическое религиозное стремление изменить этот гребанный мир».

В этот момент что-то произошло и документ завис. Случился какой-то глюк. Потом выплыло сообщение, смысл которого как всегда сводился к тому, что корпорация Microsoft опять где-то облажалась. Я начал нервно перезагружать вордовский документ и тогда компьютер завис окончательно.

Я спокойно сложил руки на колени и начал курить бамбук, понимая, что скорее всего придется перезагружать компьютер.

– Билл Гейтс, сука, чмо гонимое! Ты хоть что-нибудь хоть раз в жизни можешь не через жопу сделать? Козлина криворогая, у тебя руки из анала растут. Думаешь, подмял под себя рынок и все можно? Я специально для тебя приготовлю огромный с масляным кремом торт, и, поверь мне, чем дольше он будет стоять у меня в холодильнике, тем приятней мне будет зафигачить его по твоей тупой самовлюбленной беспечной роже. Я тебе, козлина, пытку Кандинским устрою, если встречу тебя когда-нибудь в этом мире без охраны, – ругался я в гневе.

Я снова включил компьютер и открыл вордовский документ. Текст большей частью сохранился, до фразы «Видимо здесь и заканчивается мое психопатологическое религиозное стремление изменить этот гребанный мир». Я принялся писать эту фразу заново и остановился. Пальцы в ожидании зависли над квадратными кнопками клавиатуры… Я подумал… И не стал писать это предложение.

– Хм… Ладно… Как скажете, – произнес я и закрыл документ, и перестал злиться на Билла Гейтса.

36.

В последние несколько лет мне все больше нравилось общаться с людьми, не имеющими к христианству никакого отношения, то есть, как это говорят в церкви – с мирскими людьми, либо – с мирянами. В общении с мирскими людьми были свои плюсы и свои минусы, но в последнее время у меня почему-то складывалось ощущение, что плюсов было больше. К примеру, среди обычных мирских людей меньше распространена привычка учить окружающих жизни. Кто-то скажет «Да ни фига!» – тогда я сформулирую по-другому: среди верующих людей больше распространена привычка учить окружающих жизни. Эта характерная особенность в разности между общении верующих и мирских людей существует по нескольким причинам: во-первых, мирской человек не учит жизни других, потому что знает, что может получить по морде. Правда если, мирской человек догадается, что общается с верующим, иногда он может расслабиться и начать делать то, чего никогда не стал бы делать при других обстоятельствах, и это будет со стороны мирского человека большой недальновидностью, не расчетливой ошибкой – тут же его может ожидать определенный сюрприз и, соответственно, некоторое удивление – потому что верующие люди тоже бывают разные и иногда они достаточно непредсказуемы. Вторая причина, по которой мирской человек реже учит других жизни: потому что часто понимает, что сам-то он далек от совершенства и его-то жизнь назвать правильной можно с большим трудом. Хотя тут это может сыграть и в обратную сторону – развившийся комплекс может заставить хоть как-то скомпенсировать свое несовершенство. Следующая причина, по которой мирские люди меньше учат жизни окружающих: они часто более широко мыслят и лучше понимают других, понимают, что все люди разные, а истина относительна. И вот этот момент мне нравился больше всего. Глубина и широта взглядов мирских людей всегда привлекала меня. К сожалению, найти это в церкви мне удавалось не часто. И тогда я начинал стремиться к общению с обычными, не верующими людьми. Меня это развивало и, в некоторых случаях, даже иногда отрезвляло. Но, к сожалению, часто у мирских людей, как, в общем, и у верующих, при разговоре на религиозные темы, в игру вступали чувства – и это сильно мешало мирским людям объективно воспринимать реальность, как, впрочем, и верующим. Но самым сложным и кошмарным случаем были другие люди – верующие, которые когда-то были таковыми, но отступили от своей веры и ушли из церкви.

Андрей – так звали одного моего очень хорошего знакомого. Он был незаурядный человек. Сколько я его помню он всегда любил тусовки и большие компании, очень много общался с людьми, часто работал на публику и много выделывался, но делал это несколько сдержанно и достаточно умно, так, что это не сильно раздражало окружающих. Он много шутил, обладал хорошим чувством юмора и всегда был в центре внимания. При всем при этом он был достаточно серьезен в своей жизни, хорошо учился, стремился к построению успешной карьеры на работе. Он был умен, много знал, как правило, добивался своей цели. Каких-то особых способностей, творческих или неординарных, не имел, но был очень предприимчивым, общительным и коммуникабельным. Легко устанавливал с людьми контакт. Так же любил женщин и всегда уделял им в своей жизни много внимания. В какой-то степени он был бабником. Когда еще ходил в церковь, он ограничивался постоянным флиртом и общением с ними. Встречался со всеми, с кем только мог. При этом хотел жениться. Действительно хотел. Видимо, осознавал невозможность совмещения своих чрезмерных потребностей в женщинах – с христианским образом жизни, и при этом оставаться холостяком. Это породило в его разуме сильнейший внутренний конфликт. В результате он ушел из церкви и перестал называть себя христианином, и решил этот конфликт именно таким образом. Дожив до тридцати лет, Андрей так и не женился до сих пор. Но, судя по всему, недостатка в женском внимании и женском обществе не испытывал. Он смог относительно неплохо устроиться в этой жизни и вклиниться в ее структуру, не смотря на то, что имел серьезные психологические проблемы со своей верой, которая осталась ли для него преданной – он сам так до сих пор и не смог понять. Он хорошо закончил университет, получив техническую специальность, потом закончил аспирантуру, не дописав кандидатскую по той причине, что она якобы ему никуда не упиралась. В результате занялся каким-то бизнесом. Он стремился к успеху. И представить его серьезным инженером, занимающимся кропотливым конструированием каких-то объектов, и всю жизнь дышащего грифельной пылью, и зарабатывающим себе профессиональный геморрой – было сложно. Для него это были слишком узкие рамки. Он был достаточно умен и знал о религии очень много. Он сам много изучал все ее аспекты. Когда-то мы строили с ним грандиозные планы, и он всерьез намеревался завоевать этот мир и перевернуть его вверх ногами. Реальность как всегда оказалась немного сложнее. В результате Андрей ограничился завоеванием женщин, и так же периодически переворачивал их вверх ногами.

Мы встретились с ним случайно где-то недалеко от центра города.

– Оооооо, чуваааак!

– Какие люди!

– Ну надо же!

– Так и знал, что седня тебя встречу.

Еще куча всяких эмоций и возгласов. Потом перебросившись парой стандартных фраз по случаю неожиданной встречи, и немного постебавшись друг над другом за то, как мы оба изменились, мы решили перейти к более конструктивному диалогу.

Андрей был старше меня на несколько лет, однако я не испытывал какого-то сильного давления на себя его возрастного преимущества. Тем не менее, он был достаточно умен и его неизменная особенность спорить заставляла меня сильно напрягаться мозгом и оттачивать свое мастерство в этом плане.

Наше забавное конструктивное общение началось с абсолютно нейтральной темы.

– Это знаешь как… группа такая есть «%$#&*@» – играют жесть ваще. Я поначалу послушал их на записи – думаю, фигня фигней. Вокалист чо-то орет там, слов практически не разобрать, долбятся, как панки. Думаю – набор звуков. А недавно побывал у них на концерте. И, знаешь, чо я понял? – говорил он мне.

– Чо ты понял? – поинтересовался я.

– Я был не прав. Я реально был не прав. Я поначалу такой стоял там, короче – смотри – просто офигевал первое время.

Он показал мне, как он стоял и офигевал первое время.

– Потом, когда я осознал чо тут происходит, я уже так немного вернулся обратно в какой-то адекват. А потом уже начал просто отрываться. Просто пошел в отрыв и все. Начался такой расколбас. Они на концертах вот совсем не так звучат как на записи.

– Нууу, – сомнительно потянул я, – Я тоже слышал их на записи, и слышал по телевизору их концертное выступление.

– Неее, Костян. По телевизору это не то, по телевизору это другое. Чтобы иметь полное представление о группе, надо побывать у них на концерте. Вот тогда можно о чем-то говорить. А по телевизору – это как бы так… – Андрей покачал ладонью, давая понять, что, по его мнению, по телевизору невозможно составить полное впечатление о группе.

– Чувак, – улыбнулся я, – Вот мне достаточно было услышать их на беспонтовой студийной записи, сделанной в каком-то там гараже, чтобы понять, что это крутая группа.

– Да ну…

– Я тебе говорю. Потому что определенные вещи, которые они играют – до этого еще нужно дорасти. Я как только их услышал на диске, я сразу понял, что парни делают качественную профессиональную музыку. И играют очень круто. Просто у них нет средств на нормальную за…

– Костяяян, вот нет такого понятия в музыке как качество, – неожиданно заявил Андрей.

Я засмеялся.

– Да ну что ты говоришь…

– Костян, блин…

– В смысле? Ты чо вообще имеешь в…

– Нет такого понятия как качество в музыке. И вообще в искусстве нет такого понятия…

– Чувак, ты сам вообще подумал, чо сказал? – в общем-то прифигел я немного.

– Костян, я тебе говорю – нельзя применять к искусству, в частности, к музыке понятие качество. Просто какая-то песня нравится и все. Там воо…

– Чувааак. Вот давай ты мне только не будешь это объяснять…

– Я тебе говорю… Послушай меня…

– Чо ты не…

– Послушай меня…

– Да каго…

– Костя, послушай меня… Нет в музыке понятия качества. Просто какая-то песня нравится и все. А какая-то не нравится. Это просто дело вкуса. О вкусах, как говорится, не спорят. Так что… давай не будем тут…

– Блииин, чувак, ты прикололся. Ты еще будешь со мной о музыке спорить. Вот с кем с кем, но со мной спорить о музыке…

– И чо? – с тобой спорить о музыке. Ты хочешь сказать что ли, что ты лучше меня в ней разбираешься? – еще больше удивил меня Андрей. Я, естественно, прифигел еще сильнее.

– Ну… как бы вообще-то… кхм… Вообще-то я музыкант, – скромно заметил я.

– И чо?

– Ну в смысле… Как бы ни чо, да, так-то?

– У тебя ведь нет музыкального образования, правильно?

– Ну нет, и что?…

– Сколько у тебя альбомов? – спросил Андрей.

– Я вообще-то…

– Сколько у тебя альбомов? – снова повторил Андрей. Он постоянно спорил с людьми. Еще он любил этим выводить из себя некоторых девчонок, прикалываясь над ними и понимая, что девчонки спорить терпеть не могут и чувствуют себя при этом, как правило, очень не комфортно, в отличие от парней. Еще Андрей любил психологически давить на своего оппонента, и заваливать его словами. Пока тот успевал провернуть в своей голове один вопрос – Андрей уже валил его вторым вопросом. Ну и другие разные психологические приемы так же применял, больше конечно, все же интуитивно.

– Два пока, – скромно ответил я.

– На каком лейбле?

– Ну… ни на каком…

– Ну вот видишь.

«Блин, – подумал я, – Ты меня уже начинаешь раздражать».

– Хорошо, – ответил я, – Давай так – если следовать твоей логике – то у тебя вообще ни одного альбома нет. То есть – если у меня хотя бы два и они пребывают в андерграунде, то у тебя вообще ни одного. Ты хотя бы до этой стадии для начала дойди. Опять же, если следовать твоей логике – я-то хотя бы занимаюсь этой музыкой, я играю с другими музыкантами, в каких-то группах. Я играл с людьми, у которых есть за плечами музыкальная школа, в которой они по шесть-восемь лет отучились – и у меня уровень выше, чем у них, это было очевидно, я играл с ними. У меня без всякого образования уровень выше, чем у людей, закончивших музыкальную школу – так возьмем для начала. Хотя музыкальная школа – это в принципе, конечно, не уровень еще… это еще не уровень на самом деле, это как бы… ну… – я покачал ладонью, – Как бы так… Но если уж на то пошло – у тебя нет даже школы. То есть человек, закончивший музыкальную школу все равно, наверное, разбирается в музыке лучше тебя. Правильно? Напрашивается очевидный вывод. Ты до этого уровня даже еще не дошел. У меня нет образования, да. И тем не менее, я играл на одной сцене с профессиональными музыкантами, которые закончили училища и консерватории. Ты хотя бы пару концертов где-нибудь отыграй для начала. Ты хотя бы дойти сначала до того, чтобы тебе было вообще с чем на сцену выйти, чтобы было что исполнить. А у меня за плечами сотни концертов, с залами в полторы тысячи человек. То есть – если опять же следовать твоей логике – то у тебя-то вообще нет никакого музыкального опыта…

– Причем тут я? – ответил, наконец, Андрей.

– Как это при чем тут ты? – улыбнулся я, – Я же с тобой сейчас спорю, правильно? Я понимаю, там, если бы передо мной сейчас был какой-нибудь там… Джо Сатриани, например. Или просто какой-нибудь крутой профессионал. И он бы мне втирал про то, что понятия качества в музыке не существует. Вот тогда еще ладно. Да и то я бы с ним все равно не согласился, потому что это бред. И может я не охренительный профессионал, и не самый крутой музыкант, грубо говоря, но в любом случае я разбираюсь в этом больше тебя. И, кстати, я знаю до хрена профессиональных музыкантов с образованием, у которых так же нет ни одного альбома, и они работают непонятно кем – кто строителем, кто водителем, кто кладовщиком. Я делаю музыку и получаю вполне конкретный результат – и я действительно получаю этот результат. Потому что я знаю, что я делаю. Может я для тебя не авторитет, но все, выше изложенное мной, дает мне право утверждать, что я разбираюсь в музыке, по крайней мере, как минимум, лучше тебя.

– Ладно, Костян. Все. Проехали, – махнул рукой Андрей.

«Фууух, – подумал я про себя, – Ну ладно, чувак. Только попробуй еще надавить на меня как-то, скотина, я тебе еще не такое устрою».

Мы начали отдаляться от центра города и забрели в сквер, находящийся недалеко от студенческого микрорайона. Там в очень маленьком и очень грязном водоеме плавали утки.

– И в музыке есть такое понятие как качество, – продолжал я, – Просто… ну как бы… ты не совсем то говоришь.

– Костян, нет понятия качества в музыке, – продолжал спорить Андрей, – Для этого должны быть критерии. Вот взять сварку, например, технологический процесс – там есть какие-то критерии, качественно сваренно или нет. А в искусстве такого нету. Вот есть песня и она нравится. А другая не нравится. И все тут.

– Ага… Конечно… Давай я тебе приведу критерии, если хочешь. Просто их несколько, и они разные, и их все нужно учитывать. А песня нравиться или не нравиться может вообще совершенно по разным причинам.

– Хорошо, Костян, давай – критерии качества в музыке. Давай, приведи мне несколько таких примеров, – потребовал Андрей.

– Давай, приведу.

– Давай.

– Ну, давай чо.

– Давай. Щас приведу… Песня может нравится по разным причинам…

– Костян, давай сначала критерии твои, – перебил меня Андрей.

– Ладно, давай. Щас.

Я глубоко вздохнул.

«Блин, – подумал я, – Щас придется мозги парить».

– Итак… Хорошо… – начал я, – Первый критерий – качество исполнения. То есть вот сидит, например, чувак – и он профессионал, у него есть определенная техника, у него есть определенный уровень мастерства. Он может сидеть играть – ты не понимаешь, чо он вообще играет. Ты не разбираешься. Ну… для более яркой иллюстрации – предположим, что это барабанщик – то есть он извлекает именно ритм. Ты не понимаешь, чо он играет. Но – тебе приятно это слушать. Тебе приятно слушать его игру, потому что она качественно исполненна. Потому что эта игра доставляет тебе удовольствие и воздействует определенным образом на твой мозг, и тебе становится прикольно. Тебе приятно. Может сесть чувак – попытаться сыграть то же самое, но с плохим исполнением – и у него не получится, он будет косячить, и это будет неприятно для восприятия. Так?

– Ладно, допустим, – на удивление быстро согласился Андрей, – Дальше.

– И качество исполнения…

– Ладно, Костян, все проехали. Давай дальше, – перебил меня Андрей.

– Хорошо, поехали дальше, – ответил я, собираясь с мыслями – … Ты, кстати, пальцы-то загибай.

– Я загибаю, загибаю. Итак, первое – качество исполнения. Дальше.

– Отлично. Дальше…

Мы подошли к пруду, в котором плавали утки, и начали смотреть на них.

– Смотри, какие ржачные.

– Ага.

– А вон кряква с мелкими плывет.

– А вон там смотри – они тупо за ветками прячутся.

– Да, вон, вижу.

– Итак, – продолжил я свою тему, – Значит, следующее: вот когда, например, придумывают новую какую-нибудь мелодию, или гармонический ход – как бы… есть такое как – красота… эстетическая красота… гениальность что ли…

– Костян, красота – понятие относительное… – сразу же возразил Андрей.

– Да погоди ты… – перебил я его.

– У всех свои понятия…

– Да подожди, щас я объясню. Смотри: вот когда придумывают что-то новое. Можно например играть соло и это будет просто соло, без… определеной темы что ли. Можно импровизировать в тональности – и тут как бы делать это без особой какой-то концепции. Просто импровизация. Как джаз, например, там часто даже мелодии никакой нету. А можно что-то придумать – и в этом будет какая-то определенная концепция и красота, мелодичность что ли какая-то. Красивая тема сама по себе.

Мы обошли деревья, неровно растущие на берегу пруда и переплетающиеся между собой, и пошли дальше по скверу.

– Блин, красота, это относительное понятие, – возразил Андрей.

– Да чо ты гонишь опять.

– Костян, блин… Красота относительна. Это как с девушками. Кому-то нравится, кому-то нет. Дело вкуса. Кому-то, например, нравятся худые, а кому-то толстые.

– Я согласен в определенной степени, – ответил я, – Но все же есть определенные законы в этом.

– Какие еще законы…

– Какие-то законы красоты.

– Да ты гонишь.

– Да ни фига.

– Да стопудово.

– Я тебе говорю… Вот взять даже если очень красивую девушку – и провести опрос. И допустим, семьдесят-восемьдесят процентов скажут, что она действительно красивая – это уже закономерность.

– Костян, блин…

– Чо те не нравится?… Так же и тут…

– Да это просто там… стереотипы какие-то… Там, сто лет назад одно считалось красивым, а сейчас другое.

– И все равно в этом есть определенные закономерности.

– Тут просто добавляется еще то, какое влияние культура оказывает, и все.

– И, тем не менее – все равно есть свои закономерности в этом. И в музыке тоже на восприятие оказывает влияние культура. У нас например, в европейской музыке 12 нот, а в индийской – 22… или 20, там. В арабской есть девятнадцатиступенчатый строй, девятнадцать нот. Тоже разница в восприятии. Но все равно есть какие-то свои законы красоты. Если накрасить девушку определенным образом, то она будет выглядеть красивее. И ты не забывай чувак, что при восприятии противоположного пола еще до хрена всяких инстинктов вступает в силу. Генная совместимость, и прочее. Тут другое немного. И есть такое объективное понятие как красота в искусстве… ну, относительно объективное, но все же. Даже если вот взять, например, аккорды в определенной ладо-тональности – хоть ты как их поставь между собой, в любой последовательности – они все равно будут звучать, потому что в одной тональности. Может, не шедевр, конечно, получится, но так, приемлемо как-то звучать будут. А если поднапрячь мозги и расставить их определенным образом – то может получиться что-то действительно охрененное, что-то гениальное. Будет красиво.

– Ну, – скривился Андрей, – Фиг знает.

– Чо фиг знает?

– Красота все равно относительное понятие.

– Загибай палец, короче. Я тебе уже два критерия назвал.

– Ну… не два, конечно. Полтора, будем считать, – с неохотой начал соглашаться Андрей.

– Какие полтора? Чо ты гонишь? – возмутился я, – Два уже.

– Полтора, Костян.

– Обломись!

Мы шли по дорожке между клумбами цветов и спорили по поводу того, сколько уже считать критериев понятия качества в музыке, которые я назвал.

– Ну… ладно, проехали… – наконец, сдался Андрей, – Дальше. Согласен, конечно, что у некоторых групп песни такие… более мелодичные.

– Вот, уже два критерия, – заметил я, – Причем это не тоже самое, что качество исполнения. Можно красивую мелодию так исполнить, что там… вообще непонятно что получится…

– Ну, ладно, допустим. Проехали, все. Давай дальше, – прервал меня Андрей.

– Следующее: психологическое воздействие, которое оказывает та или иная музыка, – продолжил я, – Какие эмоции она вызывает. В этом тоже есть определенный расчет. Можно взять такой аккорд – и вызвать одну эмоцию. Можно взять другой аккорд – и вызвать совсем другую эмоцию. Даже элементарный пример с мажором-минором. Если грамотно к этому подходить – можно заставить испытывать людей определенные, нужные тебе, эмоции. Как вон, например, все эти гимны делаются. Тот же гимн Советского Союза. По-любому его, наверное, делал профессионал. Он сделан так, чтобы специально вызывать у людей определенные эмоции, патриотические чувства. Это элементарные принципы управления человеком. Почему при тоталитарном режиме искусство всегда используется в качестве пропаганды и на него вводится цензура? Потому, что если грамотно просчитать этот момент, можно получить вполне конкретные результаты, заставить человека испытывать те или иные эмоции, и заставить поступать определенным образом, управляя его поведением. Большинство авторов песен не особо задумываются над психологическим воздействием своей песни, но есть те, кто продумывает этот момент. Например, правительство парится за такие вещи. И с помощью определенного психологического воздействия музыки на человека – можно заставлять его поступать определенным образом. В этом тоже есть мастерство, а соответственно и профессионализм.

Андрей состроил какую-то странную гримассу, видимо, впервые в жизни задумавшись над таким аспектом в вопросе музыки.

– Ну… Чо-то как-то… Ну допустим, – произнес он неуверенно.

– Вот, уже три критерия.

– Два с половиной.

– Да иди ты в жопу.

– Ладно, давай дальше.

– Тааак… – задумался я, судорожно ковыряясь в своем сознании, – Значит… Еще такая фигня есть – когда продюссер делает какой-то проект, он, как правило, расчитывает на какую-то определенную аудиторию. То есть если ему нужно, чтобы эту музыку слушало быдло – он делает ее, учитывая то, что нравится именно этой категории людей. Если ему нужно, чтобы музыку слушали взрослые люди с философским образом мыслей – он делает другую музыку. Если ему нужно, чтобы его проект слушали маленькие девочки подростки – он зовет Диму Иплана. А потом стригет с народа деньги. А когда ему не хватает на такую же яхту, как у Абрамовича – он кричит, что пираты козлы и не дают исполнителям честно зарабатывать деньги, и пытается подгрести под себя всю индустрию. В этом тоже есть расчет и, соответственно, тоже определенный профессионализм.